Если желания не сбудутся Полянская Алла

17

— Запах от тебя… Погоди, я застелю сиденье. — Реутов засмеялся, глядя на исхудавшего напарника. — Отощал ты, брат.

— Жрать ничего не мог, сослался на то, что живот болит. — Виктор схватил из рук Реутова бутылку пива и пакет из «Макдоналдса». — Думал, помру. Слушай, мне надо где-то помыться, Райка меня в таком виде домой не пустит.

— В отделе помоешься, вчера сделали горячую воду.

— Починили?

— Сам Бережной нагоняй давал ремонтникам, починили. — Реутов открыл в машине окна. — Извини, Витек, но воняешь ты как настоящий бомж.

Так, переругиваясь и поддевая друг друга, они заехали в служебные ворота на внутреннюю стоянку, и Виктор, утолив голод, ринулся к двери.

— Эй, а куда это ты собрался, ну-ка стоять! — Голос дежурного сержанта гулко взлетел под потолок. — Ты… ой, Виктор Николаевич, здравия желаю!

— Привет, — Виктор взглянул на входящего в дверь Реутова. — Вот, дожился, едва в обезьянник не угодил, видал бдительность?

— Так не признал, простите. — Дежурный засмеялся. — Зато нам вчера в душ горячую воду пустили, отмоетесь. Там у ребят мыло конфискованное лежит и разные одноразовые бритвы, я схожу принесу вам, целые ящики этого добра, пока не пересчитывали.

— Так принеси, Куликов, а не стой. — Реутов ухмыльнулся. — А одежда майора Васильева у меня в кабинете, зайдешь, заберешь и принесешь ему.

Молодой сержант кивнул второму дежурному — приглядывай, мол! — и исчез на лестнице, ведущей в подвал, где располагался склад вещдоков. Реутов и Виктор направились к лестнице, ведущей наверх. Там же были общие душевые, коих так жаждал Виктор. Щеки его, покрытые отросшей щетиной, безбожно чесались, а от запаха немытого тела и грязной одежды он ощущал тупое раздражение.

— Виктор Николаевич, вот, достал! — Сержант вручил Виктору мыло, мочалку, шампунь, одноразовый станок и рулон бумажных полотенец. — Крема для бритья там не было, но я еще взял… вот.

Он выудил из кармана флакончик с антиперспирантом.

— Сейчас одежду вашу заберу у майора Реутова и принесу вам.

— Спасибо, Леха, уважил. У тебя жвачка есть?

Дежурный достал из кармана початый пакетик:

— Берите всю, у меня еще есть.

— Спасибо, дружище, мне очень надо.

— Да что ж я, не понимаю, что ли…

Когда отмытый, чисто выбритый и облачившийся в свою одежду Виктор вошел в кабинет, Реутов что-то рассматривал в своем компьютере.

— Пиво в холодильнике.

— Я знал. — Виктор открыл холодильник и присвистнул. — Да, брат, это просто награда для героя. Что ты там рассматриваешь?

— Да тут вот Семенов прислал мне записи убитой старухи Смальковой. — Реутов качает головой. — Но сам отчего-то не перезвонил и сейчас не отвечает на звонки. Нет, я понимаю, что уже одиннадцать вечера, но позвонить-то мог!

— Так он в кабинете. — Виктор с недоумением смотрит на напарника. — Телефон, по крайней мере, голосит в кабинете, я сейчас шел мимо и слышал. Это ты ему наяривал?

— Ну да. — Реутов набрал номер дежурного. — Дежурный! Когда ушел капитан Семенов? Что? Как это — не уходил?! Ладно…

Реутов пожал плечами.

— Может, где-то здесь болтается? Дэн, ну раз телефон в кабинете, так он, может, на толчок отлучился, не идти же ему на толчок с телефоном.

— Он даже туда обычно берет сотовый… — Реутов поднялся. — Погоди, я зайду к нему.

Напарники подошли к кабинету Семенова и толкнули дверь, она оказалась заперта. За дверью надрывался голос Фредди Меркьюри — да, шоу продолжается, но пользы с него, если нет ничего на свете, чего бы не было ранее, и все суета…

— Может, он…

Реутов снова толкнул дверь, но она и правда оказалась запертой на замок. Это было не похоже на Семенова — он никогда не запирал свою дверь, когда был на работе, за что не раз получал нагоняй, но и телефон он тоже забыть не мог.

— Ломаем. Зови дежурного.

— Дэн, ты что?

— Ломаем!

Он изо всех сил ударил в дверь, и она подалась и со второго удара отлетела в сторону.

— Ох ты ж…

Это дежурный сержант выглянул из-за плеча Реутова.

Из-под стола капитана Семенова тянулась красная лужа уже потемневшей крови.

— Да перестань переживать, просто возьмешь мою машину. — Милош погладил Симу по голове. — А на неделе заедем в салон и купим новую. Отец даст денег, я добавлю, и купим, ну что ты, сестренка! Это же кусок железа, все поправимо.

Сима проводила глазами эвакуатор, увозящий ее разбитую машину в мастерскую Логушей. Ремонту машина уже не подлежит.

— Я не из-за машины. — Сима всхлипнула. — Хотя жаль, конечно…

— Из-за того, что не попросила оживить Сэмми?

— Нет. — Сима подняла на Милоша заплаканные глаза. — Просто очень страшно… Ну, все это. Я же не верила, до самого последнего момента не верила, что… что это сработает. Просто решила попробовать, раз уж есть такая книга, и ты рассказал о всех этих заклинаниях, но в глубине души я не верила.

— Дело в том, что это работает независимо от того, веришь ты или нет. Слишком древнее это знание и не вполне человеческое.

— Милош, я никакая не ведьма, у меня нет этого вашего дара, как же…

— Никто не знает до конца ни себя, ни своих возможностей. А сила твоего желания была велика, вот все и получилось.

— Да мы еще даже не знаем, получилось ли. — Сима прикидывает, что может выйти из того, что она произнесла по чистому наитию. — Может, ничего и не…

Милош остановил ее, просто закрыв ей рот ладонью.

— Никогда не сомневайся в силе принявших твою просьбу. — Он усадил Симу на стул. — Они косо на это смотрят. Ты попросила, ты дала свою кровь и заплатила цену, которую тебе назначили, — цену относительно невысокую, учитывая поспешность проведения ритуала и очевидные подтасовки. Но формально ты все соблюла — и они свою часть договора выполнят в точности. Ладно, Сима, давай перекусим, что там у нас осталось, и поедем к нам, нечего тут зря сидеть. Бабушка, конечно, отругает тебя, но и поделом, да только она же и посоветует. И девчонки тебя ждут, наверное, а мать беспокоилась, звонила дважды уже. Поедем и комп твой заберем, дома поработаешь.

Сима кивнула и ушла упаковывать ноутбук. Милош прав, лучше им быть там, где вся семья.

— Ты только не говори никому обо всем этом. — Сима складывает в чемоданчик ноутбук и шнур. — Как-то глупо все получилось, я планировала совершенно не так… Что? Чего ты так смотришь на меня?

— Я сейчас вот о чем подумал… — Милош забрал у Симы чемоданчик. — Списки… ну, то есть копии все книги были уничтожены тысячу лет назад. И что ж это получается, теперь ее можно при желании растиражировать как угодно? Ты понимаешь, чем это может закончиться? Все кому не лень примутся решать свои проблемы при помощи заклинаний, созданных для узкого круга посвященных. Сегодняшняя твоя выходка тому подтверждение.

— Ну и пусть решают, тебе жалко, что ли? — Сима роется в шкафу, собирая одежду. — Жизнь — такая мерзкая штука, никогда не получается то, что хочешь, и…

Милош раздраженно фыркнул:

— Сима, ты сама не понимаешь, что городишь! Не все такие одуванчики, как ты. И не все захотят оживить кота, а вместо этого пожелать счастья и безопасности сестре. Кто-то захочет избавиться от конкурента, кто-то — развязать войну или получить мировое господство. Каждый недоумок примется кроить полотно судеб на свой лад, и знаешь, чем это закончится? Те сущности, к которым будут взывать все эти люди, будут брать все более высокую плату за свои услуги, и те из них, кто является Темными, возьмут верх — потому что низменные желания будут преобладать, такова природа человека. Мир будет ввергнут в хаос, и это поняли когда-то отцы Инквизиции, потому так ревностно и так жестоко уничтожали любого, кто просто знал или даже мог знать о существовании Гримуара Наследников.

— Проще было взять этого Корнелиуса в оборот, отнять книгу и сжечь.

— Ты не понимаешь. — Милош покачал головой. — Они и себе не доверяли. Это невиданное могущество, невероятное! И если Корнелиус, получив его в руки, устоял — они оставили его сторожить книгу. То, что создано Темным Хозяином, не так просто уничтожить.

— Ты думаешь, тот тип в гробу и был сам Корнелиус?

— Вполне возможно, — кивнул Милош. — Он мог выторговать себе бессмертие на своих условиях, а когда устал, ушел, забрав с собой книгу и Ключ.

— Если останки сожгли, то Ключ тоже сожгли. — Сима впихнула одежду в сумку и закрыла ее. — В крематории сожгли, его больше нет.

— Сима, этот ключ был изготовлен из внеземного металла, уничтожить его невозможно, как и подделать.

— Тогда — невозможно, а сейчас вполне. Технологии не стоят на месте.

— Может, ты и права… — Милош взял сумку с вещами Симы и направился к двери. — Но распространение копий книги нужно остановить. Уничтожь ее у себя в компьютере, и надо сказать Реутову, чтобы сделал то же самое.

— Даже если мы это сделаем, останется копия у парня, который продал книгу, и сам оригинал.

— Все равно нужно уничтожить.

— Да как скажешь… — Сима обулась и взяла со столика ключи.

— Едем, что ли. Мне надо потолковать с Татьяной.

— Да ну ты что! — Сима удивленно посмотрела на парня. — Милош, она взрослая и может встречаться с кем захочет.

— Она знает правила! — Милош заметно сердится. — Девушкам нашей семьи не позволено вести себя подобным образом и приходить домой к мужчинам.

— Может, еще ничего и…

— Я знаю, что еще ничего. — Милош покосился на Симу. — Но то, что она была у него в доме, и не в первый раз, я думаю, это не дело. Либо всерьез, либо никак, моя сестра не шлюха, чтобы просто спать с ней, а потом бросить.

— Позволь Тане самостоятельно об этом судить!

Они вышли из квартиры, недовольные друг другом, и Сима закрыла дверь. По лестнице поднималась та самая соседка, которая озвучила смерть старухи под дверями Симы. Ее сумку с продуктами нес высокий худой подросток, поднимающийся вслед и явно желающий скорее обогнать мать. Он поздоровался с Симой и прошел мимо нее наверх, а женщина остановилась передохнуть.

— Добрый день. — Она явно собиралась общаться, и Симу это озадачило. — Что там слышно с расследованием убийства? Я видела, к вам следователь приезжал.

— Пока ничего нового, просто позадавал еще вопросы. — Сима решила, что такая ложь лучше, чем правда. — Они там уже что-то раскопали, я думаю.

Женщина озадаченно подняла брови:

— Это он так сказал? Ну, отлично, уж очень страшно думать, что рядом ходит убийца. Живет здесь, например.

— Тут я ничем не помогу, следователь просто еще раз все уточнил. Простите, мне пора.

— Это на вашу машину дерево упало?

Сима кивнула, горестно вздохнув. Машину свою она любила, и Сэмми тоже любил там ездить. Новая машина не будет помнить Сэмми, а если он превратился в призрака, захочет ли он сесть в новую машину — кто их знает, этих призраков…

— Могло и на человека упасть. — Сима спускается по ступенькам вслед за Милошем. — Ствол прогнил, там просто вопрос времени был, и могло убить кого-то, не дай бог.

— Ну, если так рассуждать…

Симе отчего-то неприятен и этот разговор, и неожиданное любопытство соседки. Она и раньше встречала эту женщину и подростка на лестнице. И, похоже, высокий коренастый мальчишка лет двенадцати — ее сын, но за все время, что Сима тут живет, никто из них слова ей не сказал, а тут вдруг… Правда, и убийств раньше не случалось.

— Может, ты и права, но если отец узнает о Татьяниных проделках, не сносить ей головы, и она это знает. Выше нос, сестренка, все будет отлично! — Милош погрузил ее пожитки в багажник своей машины. — С завтрашнего дня колесница в твоем распоряжении, а потом я вернусь, и купим тебе новую.

— Ты уезжаешь?

— Да, в институте сессия начинается.

Сима все время забывает, что Милош учится. И снова понимает, что забывает именно потому, что Милош — цыган.

— Я все хотела спросить… — Симе неловко, но этот вопрос она может задать только Милошу. — Почему ваши… ну, цыгане, в массе не учатся и даже не работают? И обычно ведут себя, извини, просто ужасно? Мошенничают и прочее? Ты только не обижайся, я ничего такого не имела в виду…

Милош нахмурился, и Сима понимает, что задела его.

— Нет, я не обиделся, потому что нельзя обижаться на правду. — Руки парня сильно сжали руль. — Ты не поверишь, но я и сам много над этим размышлял. Да, таких семей, как наша, единицы, основная масса моих одноплеменников не получает образования, не ассимилируется в социум и не желает ничего менять. Это прежде всего от закрытости цыганской общины. Понимаешь, наши же еще пятьдесят лет назад кочевали, бабушка Тули кочевала, пока ее не выдали замуж.

— Выдали?

— Да, ее похитил мой дед, цыган из другого табора, она была дочерью баро, и похитители просто заперли ее на всю ночь и сторожили, а утром она вырвалась и убежала назад, но отец не принял ее обратно, пришли родственники деда и договорились о свадьбе, и ее отец не защитил собственную дочь — наоборот, заставил выйти замуж за деда, и она осталась жить с человеком, который фактически сломал ей жизнь… — Милош вздохнул. — Я помню деда, он был очень добрый человек, он был нам самым лучшим другом и самым любимым в мире дедушкой, но за всю жизнь бабушка так и не простила ему того, что он сделал. Она жила с ним, родила моего отца — и ненавидела и своего мужа, и всю его родню, и дед это знал. Он много раз говорил моему отцу: никогда не совершай насилия над женщиной, она никогда тебе этого не простит, даже если скажет, что простила, будет помнить, и никогда не принуждай своих детей к нежелательному для них браку — они будут ненавидеть тебя. Он очень любил бабушку и знал, что ее отец, баро, не отдаст ее ему в жены, и решился на похищение от отчаяния, но она такой человек… Она не смогла простить ни его, ни своего отца, который отказался от нее. Мы до сих пор не общаемся с двоюродными дядями и их детьми, и на похороны дедушкиных братьев и бабушкиной сестры мы не ездили, дед ездил один. Бабушка не ездила даже на похороны своих родителей, только сказала: они отказались от меня, значит, и мне они чужие люди. Несмотря на то что новая семья, как могла, старалась заслужить ее любовь, она не простила. Именно насилия не простила, как-то сказала деду: если бы ты пришел по-хорошему, попросил меня стать твоей женой, то я бы, может, и сама пошла за тебя, пусть бы отец хоть что сказал потом, а ты не спросил меня, схватил, как животное, и поступил так, словно я животное и спрашивать меня ни о чем не надо. Ты не дал мне выбора, не позволил мне сделать свой выбор и самой построить свою жизнь — и у тебя его теперь тоже нет. И это они тогда уже сорок лет прожили, а она так и не смогла ему простить. Бабушка — сложный человек, и если ее напрасно обидеть, она никогда этого не простит, хоть извиняйся, хоть нет — не умеет. Отец говорил, что в семье бабушка разговаривала только с ним и с посетителями, которых принимала как шувани. И что когда родился мой отец и ее отец приехал увидеть внука, она в его сторону даже головы не повернула, и за всю жизнь ни ему, ни своей матери, ни своей сестре и двум братьям ни слова больше не сказала, как и родственникам своего мужа. Она не могла проклясть их, это была своя кровь, но она сумела наказать всех за то, что сделали мой дед и его братья. Дед так и умер, она к нему не подошла даже перед смертью проститься.

— О господи, я не знала! — Сима сжала кулаки. — Как можно было так с ней поступить!

— Обычаи… — Милош пожал плечами. — Цыгане никогда не имели своего государства, никогда не имели своей религии — и не являются религиозными в массе своей. Но у цыган очень сильны обычаи. И вот это нежелание меняться вместе со временем поставило мой народ в стороне от социальных связей, и большинство из них это устраивает. Но нельзя жить так, как жили предки тысячу лет назад, и прогресс, конечно, меняет нас, но не в основе. Мы пользуемся плодами того, что создали другие люди, а сами не желаем и не умеем ни создавать, ни уважать тех, кто создает. А потому до сих пор случается то, что ты видела: воруют девушек, принуждают к браку, детям не дают образования, живут как попало, а люди вокруг боятся и ненавидят нас. Боятся, потому что в головах дикие суеверия перемешаны с ксенофобией, а ненавидят именно что за это вот отношение к социальным установкам и пренебрежение к законам. Кто торгует наркотиками? А, цыгане, что с них взять! Кто мошенничеством выманивает у теток золото и деньги? Цыганки, гипнозом владеют и прочее. И я это, конечно, понимаю. У нас воровство считается и не постыдным вовсе, есть даже легенда, согласно которой воровать цыганам разрешил Христос, потому что, когда его распинали, цыган украл один гвоздь и ноги Христа пробили всего одним гвоздем. Как по мне, так без разницы, одним или двумя, учитывая конечный результат, но сказка эта ходит упорно, и люди считают, что все прекрасно. А теперь моя сестра страдает из-за того, что не хочет подчиниться совершенно диким обычаям. Мы, собственно, изгои в цыганской среде, и если бы не бабушка, то нас бы просто отторгли, но не получается. А как по мне, то лучше бы мне всего этого не видеть, потому что и злюсь, глядя на эту темную массу, и душа болит. Так что дед воспитал отца совершенно по-другому, сам будучи почти неграмотным, дал ему образование. Он очень горевал, что у него только один сын, но бабушка сказала: долг жены я выполнила, чего же тебе еще? Ну, а отец, конечно, все это видел и очень сочувствовал и матери, и отцу, всю жизнь разрываясь между ними и чувствуя отторжение от других цыган — образованный, видите ли, это не в почете! Мама говорила, что, когда отец начал за ней ухаживать, она очень удивилась — ее семья жила в нищете, у ее родителей было двенадцать детей. А когда маме исполнилось шестнадцать лет, ее отец согласился выдать ее замуж за одного очень богатого человека, вдовца, старше намного. И в ту же ночь мама ушла в наш дом — в чем была. Ее заперли, чтоб она не сбежала, из одежды на ней была только рубашка, и вот в этой рубашке она пришла к нам в дом. И говорит, что никогда не знала бы счастья, если бы не приняла решение пойти ему навстречу.

— И что сказали ее родители?

— Конечно, были очень недовольны, но промолчали и смирились. Бабушка у нас, сама понимаешь… В общем, так и живем. Мои братья женились на девушках, которых выбрали сами — и знали, что девушки тоже согласны. А Злата вообще замужем не за цыганом, просто вот полюбила парня, и хороший парень оказался, и она за него вышла. И я тоже не собираюсь жениться просто потому, что девушка — цыганка, я женюсь лишь на той, кого полюблю, цыганка она или нет, меня это волновать не будет вообще.

— Я не знала, что у вас так можно.

— Нельзя. — Милош улыбнулся. — Но я тебе уже говорил: наша семья — не такая, как остальные. По сути, в любом народе есть хорошие и плохие люди, это мало зависит от национальности, но вот от особенностей культуры — зависит. Есть культуры, которые поощряют то, что неприемлемо для современного человека. К сожалению, в нашей среде все это будет продолжаться еще очень долго. Но это не значит, что все должны подчиниться, глупости какие! Все, Сима, приехали.

Ворота и правда уже были открыты, возле них стояла Сакинда.

— Не знаю, дети, что вы натворили, но бабушка очень сердита. — Сакинда поправила Симе волосы. — Идите к ней сейчас же.

Сима посмотрела на Милоша, и он взял ее за руку.

18

Бережной был в ярости.

Средь бела дня кто-то вошел в здание полиции и ранил сотрудника, похитив с его стола вещественные доказательства, и никто ничего не видел!

— Как это могло случиться?! Вы там что, совершенно расслабились?

— Эксперты говорят, что рана нанесена около девяти часов вечера. Проломлен череп, теменная часть, — значит, во время нападения преступник стоял над Семеновым, и, судя по положению тела, Семенов при этом не сидел, а вроде как стоял на коленях… Не могу понять, как это могло быть! — Реутов предпочел бы сейчас искать преступника, но понимает, что, пока не готовы экспертизы, сделать он ничего не может. — Дежурных я опросил. В это время один из них отлучился в обезьянник, сопровождая наряд с задержанным, а второй, видимо, отвечал по телефону, кто-то позвонил и сообщил о драке с поножовщиной, и дежурный принял звонок, хотя на такие звонки отвечать должны по экстренному телефону. Но граждане, случается, звонят прямо к нам, это бывает и законом не запрещено.

— Драка на самом деле была?

— Нет. Наряд, приехавший на вызов по указанному адресу, ничего не обнаружил.

— Значит, преступник действовал не один.

— Либо так совпало, Андрей Михайлович, и пока наряд приехал, дерущиеся разбежались. — Реутов сжал кулаки. — Я другого понять не могу: ну, пусть не видели, как он входит. Но не видеть, как он выходит, нагруженный папками, — это как? Теряюсь в догадках. Откуда он знал, что Семенов разбирает записи убитой? Откуда он знал, что Семенов в тот момент находится в кабинете один?

— Думаешь, кто-то свой?

— Не знаю, что и думать, Андрей Михайлович. — Реутов поднялся и прошелся по кабинету Бережного, забыв о субординации. — Он входит — возможно, вслед за нарядом, доставившим задержанного. Ну ладно, проскользнул мимо сержанта, который в это время говорит по телефону. Но обратно-то он должен был снова идти мимо сержантов, а они клянутся, что не отлучались и никого не видели.

— Это значит, что он вошел в здание и вышел из него каким-то другим путем. Пусть принесут план здания. — Бережной вздохнул. — Я звонил в больницу, Виталия прооперировал сам Круглов, но он потерял много крови, и с момента нападения до обнаружения и оказания помощи прошло слишком много времени, так что прогнозы весьма печальные. А у него жена молодая, мать… Жена, не дай бог худшее, погорюет и другого найдет, а матери другого сына уже не найти, и не нужен ей другой, да. Надо найти этого урода, обязательно, Денис Петрович. Ты выяснил, где находились фигуранты дела во время нападения?

— Да, выяснил. — Реутов открыл папку. — Серафима Масловская и ее сводный брат Милош Логуш в пять часов дня находились в квартире Масловской вместе со мной. Я показал ей копию книги, изъятой у подельника Романа Процковского, и попросил помочь с идентификацией.

— Помогла она?

— Да, и она, и Логуш оказали мне всестороннее содействие. — Реутов не знает, как он расскажет генералу о результатах этого содействия. — Потом на машину Масловской упало дерево, стоявшее во дворе, и она была с сотрудниками дорожной полиции и работниками эвакуатора, после чего они вдвоем с Логушем поехали в дом Логушей, где она и оставалась все время, наши электронщики проверили ее компьютер — она работала над документом, это можно отследить, и отлучалась от рабочего стола максимум на пять-шесть минут, не более. Татьяна Логуш находилась на дежурстве, ее напарник это подтверждает. Никуда не отлучалась и ни с кем по телефону не говорила. Соседи Масловской тоже непричастны, местонахождение каждого установлено и подтверждено, звонки проверены.

— То есть никто из свидетелей по делу не мог совершить преступление.

— Так и есть, Андрей Михайлович, никто. После посещения Масловской я заехал в библиотеку и какое-то время провел там, пытаясь найти подтверждение одной своей версии, потом работал в кабинете, а потом позвонил майор Васильев, и я поехал забрать его. Все, что мог, он на кладбище выяснил, и оставаться там дальше было неразумно и опасно… — Реутов зол, как все черти ада. — Мы бы Виталия раньше завтрашнего дня и не обнаружили, и он бы умер. Но, видимо, совсем незадолго до нападения Семенов прислал мне на почту отчет по расшифрованным записям старухи, и я удивился, что он не перезвонил мне. И я позвонил, и… Ну, я рассказывал уже.

— Понятно. — Бережной поднялся и тяжело оперся о стол. — Денис Петрович, на Семенова напали из-за этих папок — значит, что-то там было. И в живых он остался по чистой случайности, и убийцу он видел и может опознать. Нужно выставить охрану у его палаты, круглосуточную. И пусть Васильев изучит отчет Семенова, ты тоже подключись и мне перешли, я сам почитаю, свежим глазом, так сказать. Ответ там, в этих записях. Может статься, что преступление было спонтанным, совершенным под влияниям минуты, но тем тяжелее найти того, у кого был мотив, ведь причиной покушения были эти записи, а вовсе не личная неприязнь к капитану Семенову. Черт, как жаль, он отличный парень, надежный друг и хороший сыщик, а теперь… Кто знает, выкарабкается ли?

— Будем надеяться, Андрей Михайлович.

— Ладно. — Бережной вздохнул. — Что по кладбищу?

— Майор Васильев внедрился в группу бездомных и выяснил, что директор кладбища Клоков подрядил Романа Процковского и его приятеля Дмитрия Василишина освобождать от останков могилы в старой части кладбища. Поскольку земля на кладбище дорогая, Клоков решил использовать ту его часть, которая много лет заброшена. И ничего бы в этом не было незаконного, если бы останки переносились и утилизировались как положено, но Клоков не хотел официально проводить это мероприятие, он хотел торговать местами для захоронения. То есть похороны оформлялись бы так, словно подхоронили к родственнику, и согласно прейскуранту кладбища размер оплаты за такую услугу незначительный, в то время как за «новую» могилу без соседа, так сказать, родственники покойного платят от двух до пяти тысяч долларов, которые Клоков, естественно, прикарманивал. И это было бы все ничего, если бы несколько дней назад на кладбище не погиб некто Буца — один из бездомных, которые живут в старой сторожке и выполняют работы по заданию дирекции: убирают ветки, метут дорожки, собирают мусор и рвут сорняки. За это им позволено жить в старой сторожке, использовать ветки и прочий сухостой для отопления и собирать с могил то, что посетители оставляют там для поминовения. И это тоже было бы вполне безобидно, только эти работы Клоков проводит как заказные через фирму-прокладку, принадлежащую его тестю, и списывает деньги, якобы уплаченные за выполнение работ. Но и это еще не все. Мы обнаружили в одном из моргов тело этого погибшего бездомного, по отпечаткам в нашей базе он опознан как ранее судимый за мелкие кражи гражданин Данович Иван Валентинович, сорока двух лет, уроженец Александровска. Эксперт сказал, что смерть наступила от удара по голове тупым тяжелым предметом, а не как изначально предполагали — в результате падения и удара о каменное надгробие, на котором найдены следы крови. Майор Васильев видел, что по ночам на кладбище приезжают машины, но что делают люди, прибывшие в такое место ночью, он рассмотреть не смог, однако предполагает, что погибший Данович, он же Буца, мог что-то видеть, за что и был убит.

— Нелогично. — Бережной покачал головой. — Если его хотели убить, то там есть где спрятать труп, бомжа искать никто не стал бы, инсценировать несчастный случай незачем. Кровь на надгробии принадлежит убитому?

— Да.

— Его могли ранить, и он, убегая, измазал кровью надгробие, а в темноте искать не стали, предположив, что и так сойдет, никто в его смерти разбираться не будет! — Бережной сердито нахмурился. — Что еще?

— Один из бездомных видел убийство Процковского. — Реутов развел руками. — Ну, вот такой свидетель, другого нет. Он может опознать убийцу, потому что неоднократно видел, как тот посещает директора кладбища Клокова. А уж Клоков скажет нам, кто этот гражданин, иначе сам надолго сядет. А так можно договориться с ним, что мы не будем выдвигать обвинений за его махинации, нам сейчас важнее найти убийцу и выяснить, что за движ происходит на кладбище по ночам.

— Вряд ли Процковского убили из-за того, что он что-то видел… — Бережной задумался. — Парень фактически жил на кладбище и, безусловно, был в курсе всего, что там происходит. Нет, убили его за что-то другое.

Реутов понимает, что сейчас ступает на очень зыбкую почву, но иной версии, кроме проклятого Гримуара, у него нет.

— Что, Денис? Ты все время ерзаешь, как будто хочешь что-то сказать, но не знаешь как. — Бережной устало прикрыл глаза и откинулся в кресле. — Ты говори как есть, не ерзай. Иногда самая невероятная версия может оказаться правдой — особенно если других уже нет.

Реутов вздохнул и достал флешку с копией Гримуара.

Бережной не скрывал своего скептицизма, и Реутов его понимал. Когда ты живешь нормальной жизнью — ловишь преступников, допрашиваешь свидетелей, находишь неучтенные трупы, — тебе сложно поверить в существование чего-то за пределами этой Матрицы. А потом какое-то знание вдруг выскакивает и кусает тебя за задницу, и ты понимаешь, что весь этот трэш тебе не снится.

— А в библиотеку чего ходил?

— Там архивы, Андрей Михайлович. — Реутов с отвращением вспоминает пыльные ящики. — Я решил посмотреть, кто таков Корнелий Качинский.

— Ну, и нашел?

— Нашел. — Реутов вздохнул. — Нет сведений о месте его рождения, и дата тоже ничего не значит, как я понял, — ни дня не записано, ни месяца. Он был клириком в костеле Святого Яна, но костел закрыли, и Качинский остался не у дел. Больше ничего о нем неизвестно. Отмечается только его необычайная образованность, и из статей отчего-то чувствуется, что автор боится разгневать этого Качинского. Кто знает, кем он был на самом деле? Это трудно сказать, но то, что его похоронили живым, в неосвященной земле, с проклятой книгой под подушкой, говорит о том, что он сам так хотел.

— Все, я не буду больше этого слушать, я сыщик, а не глупая домохозяйка! — Бережной сердится. — Если артефакт есть, его нужно найти и спрятать, а то и уничтожить, но сейчас меня интересуют убийцы. Найди мне их.

— Это единственное заклинание, которое ты прочитала? — Тули сердито смотрит на Симу. — Или было что-то еще?

— На что-то еще у меня не оставалось времени.

— Ну да… — Тули вздохнула. — Но и тем временем, что у тебя было, ты распорядилась. Ай, молодец, внучка, справилась вместо бабушки, чтобы бабушка старые кости не трудила и дряхлое сердце не рвала!