Братство Рудаков Алексей

— Не знаю, но, видимо, пацан реальный, раз уж сама Смерть за его поимку награду назначила. Типа гран-при кубка армагеддона и диплом мастера геноцида. Однако он, видать, козырно заныкался: ведь до сих пор ни одна опергруппа его не обнаружила. Ушлый парень!

— Да дурак он, — не выдержал Куклюмбер.

— Пей, — сердито одернул его Степан.

— Ага! — возбужденно воскликнул Генагог. — Пей, животное!

— Пекельний чортяко! — взвился бобер. — Вбий себе з розбiгу! Пий отруту!

Генагог озадаченно похлопал опаленными ресницами. А Степан достал из кармана жилетки засаленный платок и, делая вид, что хочет утереть Куклюмберу губы, ловко затолкал ему ткань в зубастую пасть на манер кляпа.

— Помнишь, что я тебе обещал после инцидента с гранатой у тети Эммы? — зловеще прошептал Степан, наклоняясь к бобру.

Тот вытащил лапами платок из пасти и уточнил:

— Насчет выдергивания волосков?

— Именно.

— Помню. Можешь не повторять, Макаренко недобитый.

Генагог тем временем замахнул еще кружку и шумно занюхал луковицей.

— Ты еще многого не знаешь, — бес дружески положил руку на плечо Степану. — Оказывается, этот самый Кулинах… Игласик, что ли… В общем, именно он освободил Смерть из-под печатей… Он и его дружбаны… Тоже не помню, как их там звали…

— Братство? — Степан понял, что облажался, лишь когда слово уже сорвалось с губ. Но поддатый бес не заметил даже такой оплошности.

— Братство, — согласился он. — Десяток лоботрясов, которым позарез нужно было спасти мир.

— Очень смешно, — тихонько проворчал Куклюмбер.

— Идиоты! — гаркнул Генагог через секунду на всю таверну. — Да если бы не эти тупоголовые идиоты, на Земле и поныне была бы тишь да гладь! Не считая, конечно, легких религиозных междусобойчиков… Нет, надо было этому Кулиногу хренову лезть на рожон! Сам — заметьте, добровольно! — заявился в офис Смерти и хотел заключить с ней контракт. Можно подумать, не знал, что она всех кидает по бумагам.

— И что, Смерть теперь нельзя загнать под печати? — сдерживая волнение, спросил Степан.

Бес нахмурился, потрогал кончик рога, проверяя остроту.

— Хочешь, чтобы я тебе военную тайну разболтал, что ли?

Лоб Степана покрылся потом. Куклюмбер одарил журналиста испепеляющим взглядом и демонстративно отвернулся.

Но Генагог понизил голос и сказал:

— Можно под печати загнать. Сложно, но можно. Как именно, понятия не имею… Да оно мне и не очень-то нужно — меньше знаю, дольше дохлый. Там семь темных магов каких-то, и только они в состоянии… Но их разве заставишь? Они ж бессмертные и богатые.

— А если на Моха надавить? — Куклюмбер повернулся обратно и все-таки вмешался в разговор. — Прийти и сказать, мол, не уговоришь магов, шею свернем и будем долго над трупом глумиться? Типа, знай силу народного класса!

Бес посмотрел на бобра и противно ухмыльнулся.

— Умник такой нашелся смекалистый, да? Давай, давай, иди, конечно. Если б ты знал, как Мох охраняется! Правда… — здесь Генагог запнулся.

Степан с Куклюмбером замерли в ожидании откровения.

— А чего это я вам все военные тайны выдаю? — скорее сам у себя, чем у них, спросил бес. — А может, вас патрулю сдать? А что? Мне ж только хрюкнуть, и мигом повяжут.

Степан не нашелся, что на это ответить.

Положение спас Куклюмбер. Он сплюнул сквозь зубы на пол, стукнул хвостом по лавке и… взобрался на плечо Генагогу. Вкрадчиво спросил:

— Ты меня уважаешь?

По рылу Генагога пробежал целый веер эмоций. От страха до смирения. Он потупился, пробормотал что-то про геенну огненную и жестом заказал еще три кружки «Урсуса»…

Через полчаса Степан, Генагог и Куклюмбер оттеснили местных музыкантов с трактирной сцены. Бобер неуклюже обхватил лапами трубу, бес сел за ударную установку и побумкал педалью «бочки», а журналист объявил:

— Перед вами выступит лучшая в мире рок-группа «Конец света».

— Я бы предпочел назвать команду «Бобровая хатка», — пробубнил Куклюмбер, — но кому какое дело…

Степан вывел на гитаре си мажор септаккорд. Публика притихла.

— Я еще и петь буду, — пообещал Степан, стукнув пальцем по микрофону.

— Жарь уже! — подбодрили из зала.

Генагог бодро застучал по хэту, Куклюмбер выдул в трубу пару нот и стал их повторять, удерживая ритм, а Степан вновь долбанул по струнам, приблизился к микрофону и запел первое, что пришло на ум:

— Можно, я здесь соло залабаю? — засуетился Генагог и, не дожидаясь согласия Степана, так шарахнул по рабочему барабану, что мембрана лопнула.

Куклюмбер выдул третью ноту, выбился из гармонии и, чтобы не сломать песню, вернулся к повторению двух предыдущих.

Степан продолжил хрипеть в микрофон, сочиняя на ходу:

Толпа стала подпевать, хотя в такт попадали немногие. Куклюмбер старательно дул в трубу, Генагог, окрыленный всеобщим вниманием, так двинул по педали, что тертая басовая «бочка» тоже порвалась.

А Степан уже рожал припев:

После этих хитовых строчек они забацали убойный проигрыш…

Степан продолжал упорно рубить мажорный си септ. Куклюмбер с разбегу свалил одну из колонок и, споткнувшись о шнур, улетел в кухню, не прекращая при этом ни на миг выдувать свою пару нот в трубу. Генагог насадил хэты себе на рога и самозабвенно лупил по ним, не обращая решительно никакого внимания на подступающую глухоту.

В таверне началась массовая истерия.

Бесы и люди в обнимку танцевали на столах. Куклюмбер, вернувшись с кухни, носился с трубой за барменом, не теряя зажигательного ритма. Генагог, вне себя от счастья, раздолбал уже всю барабанную установку и теперь выпендривался перед собственным отрядом, выдавая на прикрепленных к рогам тарелках соляки…

Степан махом осушил поданный ему кубок со сливовой наливкой, поиграл несколько минут на гитаре за головой, после чего расколотил несчастный инструмент о бочку с пивом и начал кататься в обнимку с микрофонной стойкой по полу.

— Во дает! — воскликнул Генагог. — Пацаны, слышите, а это мой корефан! Кто тронет, едрен-котел, со мной дело иметь будет! Клык даю!

Степану внезапно пришло в голову, что он не может так обманывать добрых в сущности, хвостатых ребят, обыкновенных вояк, которым уже реально осточертела эта война.

Он, пошатываясь, поднялся на ноги, одернул пыльную жилетку и, стараясь переорать общий гул, выкрикнул в микрофон:

— Друзья, я буду с вами откровенен!

Зал одобрительно загудел.

— Давай уже! Рассказывай! — раздался возбужденный выкрик из толпы. — И уберите куда-нибудь бобра с дудкой!

— Друзья, — искренне улыбнулся Степан, чувствуя, как на душе становится всё теплее, — а я ведь из того самого Братства!

Таверна замерла.

В тишине еще долго висела последняя нота куклюмберовской трубы.

Бобер, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, срулил за колонку. И покрутил у виска лапой.

А Степан, чтобы окончательно рассеять сомнения, расстегнул жилетку и яростно распахнул на себе рубаху.

Все присутствующие, затаив дыхание, воззрились на его грудь. На ней красовалась переводная татушка с изображением всех братьев. Эту милую безделушку журналисту подарил Эльф.

Тишина провисела еще несколько секунд. Ее разбил чей-то вопль:

— Измена!

Таверна мгновенно превратилась в разворошенный муравейник.

До Степана стало доходить, что сеанс откровения прошел не очень удачно, когда обиженный в лучших чувствах Генагог снял с рога уцелевший хэт и попытался им вскрыть себе вены.

— Не могу, — бормотал бес, с остервенением пиля конечность тупой железякой. — После такого выступления он ведь мне, как… брат.

Правда, другие бесы родственных чувств Генагога не разделяли. Оскалившись и расшвыривая в разные стороны людей, они двинулись к сцене.

— Мох останется доволен! — хрюкнул кто-то из толпы. — Берем живым, ну или хотя бы полумертвым. Награда больше будет!

Степан, сообразив, что его сейчас будут бить, схватил остатки гитары и начал за басовые струны раскручивать их вокруг себя наподобие вентилятора. Первые бесы не успели среагировать и оказались на полу с обломанными рогами. Вторая волна отступила. Краснорожие достали винтовки, стреляющие мини-трезубцами и дружно щелкнули затворами.

Первые снаряды просвистели над головой журналиста, и он машинально присел. Швырнул в толпу микрофонную стойку, отступил в глубь сцены.

— Умирать, так с музыкой! — крикнул бобер и покатился между наступающими бесами, кусая и сбивая их с ног. — Стёпка, сигай в окно, прикрою! Я там щеколду подгрыз!

Воодушевленные смелым поступком бобра, люди вооружились досками, кружками, недоломанными табуретками и двинулись в атаку на нечисть.

Поднявшийся от выстрелов дым и сыпанувшая с потолка штукатурка за полминуты превратили кабацкую драку в жмурки. Отовсюду слышались визги, крики, разноязычная брань и звон стекла. На расстоянии вытянутой руки уже ничего не было видно.

Размахивающего мухобойкой Степана кто-то внезапно взял за шкирку и поволок в сторону. Спотыкаясь, журналист попробовал вырваться, но хватка была крепкая. Тогда он изловчился и кусанул противника за палец.

— Едрена кочерга! — взревел Генагог над ухом. — Совсем осатанел? Не рыпайся, сейчас я тебя в укромное место спрячу. Аранжировщик хренов.

Степан сбивчиво извинился. Генагог бросил его в дальний угол таверны и забаррикадировал столами.

— Вроде заныкан, — удовлетворенно кивнул бес. — Жди здесь, бобра пойду притащу.

Он растворился в дыму.

Не успел Степан прийти в себя, как дверь в таверну с треском отворилась. Сразу стало светлее. Часть дыма улетучилась, пыль стало постепенно выдувать сквозняком. Бесы и люди отпустили друг друга, удивленно обернулись, разглядывая вошедшего.

На пороге стояла тетя Эмма.

Горгулья осмотрела таверну, оглушительно чихнула и достала початую бутылку «Джонни Уокера».

— Напылили, — проворчала она, отхлебнув виски. Взгляд горгульи остановился на притаившемся за грудой столов Степане. — Так, начнем с тя. Кхе-кхе… Вижу, в армии ты не служил и приказы исполняешь плохо.

— Почему? — не понял журналист.

— Он еще Спрашивает! — тетя Эмма хлопнула крыльями. — По-твоему, в данный момент ты замаскирован, как стелс-невидимка и находишься под охре… кхе-кхе… хренов ларингит! Думаешь, ты сейчас находишься под охренительным прикрытием, да?

Степан смутился.

Тетя Эмма снова чихнула и перевела взгляд на бобра.

— Просила же оружие вычистить и вернуть. Ох, не говори мне, что вы весь арсенал растеряли!

— Хорошо, я промолчу, — пожал плечами Куклюмбер.

Горгулья сердито посопела.

— Где же, япона сковородка, ваши друзья? А? Может, их уже понасаживали на вилы?

— Их тут нет, — покачал головой журналист. — Они не захотели вернуться в строй.

— Хм, — тетя Эмма задумчиво повертела бутылку с виски в когтях, — я была лучшего мнения о вашей шараге… Ну да ладно. А ну-ка, личный состав, па-а-адъем!

— А чего это ты тут развыступалась? — запоздало возмутился кто-то из бесов. — Ты чего вообще тут себе позволяешь, крылатая? Арестуем и в кутузку посадим! Или съедим.

Горгулья выискала глазами смельчака.

— Понимаешь, касатик, — объяснила она, — восемь тысяч моих родственников, которые только что заняли деревню, сказали мне, что я вправе наплевать на ваши макушки с высокой колокольни. И мне за это ничего не будет.

После этого заявления бесы попытались улизнуть через черный ход, но тут же получили по рогам от штурмового отряда горгулий. Чертыхаясь, откатились назад.

Из толпы выбежал Куклюмбер и храбро крикнул:

— Ну что, рогоносцы, взяли? Ха! Я еще и за пиво не стану платить и…

— Так, — прервала его тетя Эмма. — Всем слушать сюда. Кхе-кхе… Поступим следующим образом. Бесы, независимо от звания, марш в подвал! Если не хотите осложнений, конечно. Люди — на выход. Вы двое, — обратилась она к журналисту с бобром, — идемте-ка со мной. Моха будем брать. Только предупреждаю: абсолютная тишина и конспирация. Ясно?

Степан понимающе кивнул и внезапно почувствовал во рту привкус горечи. Тот самый — лживый и предательский.

— Тетя Эмма, — робко сказал он, собравшись с духом, — мы облажались и вообще вели себя не как настоящие разведчики. Но можно одну просьбу? Разрешите взять вон того беса с тарелкой на роге? Он из всей своры — самый человечный.

Генагог смутился и покраснел настолько, насколько это возможно для существа с красным оттенком кожи.

Тетя Эмма уставилась на Степана:

— Сдурел?

— Нет. Он меня в бою спас. А до этого напоил немного.

Горгулья зловеще встопорщила крылья, осушила бутылку и тихонько заворчала себе под нос. Затем сипло вздохнула и повернулась к Генагогу.

— Шустрый ты, бесяка, я погляжу… Уже и протеже себе состряпал! Давай уж, отделяйся от красной массы. С нами пойдешь. Но если хоть косо глянешь… кхе-кхе… я те лично клизму со святой водой в одно место вдолблю.

Тетя Эмма в последний раз оглядела таверну.

— Так, здесь вроде разобрались. Те, которые за нас, пожелайте нам удачи, что ли… Те, которые против, трепещите и умоляйте о пощаде. Вроде бы ничего не перепутала.

— Простить, что перебивать, — на ломаном русском обратился к горгулье жилистый крестьянин. — Мы очень буйно извиняться, но просто хотеть знать… Вы за кого вообще?

Тетя Эмма резко развернулась на пороге.

— Те что, туземец, подарить коробку шоколадных конфет и мягкую игрушку, чтоб ты понял, что мы за добро? — Горгулья всплеснула крыльями. — Обалдеть! За кого я? Надо же…

Военный совет устроили на свежем воздухе. Тетя Эмма взяла на себя роль командующего операцией. Она велела Степану и Куклюмберу:

— Держаться рядом со мной, ни на шаг не отходить. Самовольные игры в разведчиков отныне под запретом. Что нас там… кхе-кхе… ждет — одному Моху известно. Поэтому осторожность и бдительность прежде всего.

— А вампиры, вампиры будут? — взволнованно спросил бобер, тщательно натирая хвост чесноком.

Горгулья пожала крыльями.

— А кладбище домашних животных там есть? — не унимался он. — А склеп индейцев?

— Отстань ты, понятия не имею. Дружок ваш краснорылый вон говорит, что знает тайный ход, ведущий прямиком в подземелье замка, — сказала тетя Эмма. — Так что… кхе-кхе… зайдем снизу и постараемся избежать ненужной крови.

Генагог молча приосанился. Он уже не корчил из себя забияку и рубаху-парня.

— Так, пятиминутная готовность! — распорядилась горгулья. — Если кто хотел помолиться или черкануть завещание — самое время. Общий сбор во дворе.

Она обернулась к бобру, скрупулезно намазывающему очередным зубчиком чеснока лапу, и ехидно поинтересовалась:

— Может, спинку потереть?

Глава 22

Штурм

Отряд тети Эммы петлял по сырому подземному лабиринту уже час. Ведомые Генагогом горгульи ворчали, нервно косились на рогатого проводника, выцарапывали на развилках метки, чтобы окончательно не заблудиться. Они некомфортно чувствовали себя в тесных туннелях: приходилось сжимать крылья, чтобы не покалечить их о выступающие из стен камни, корни и арматуру.

Когда беса-Сусанина уже собирались пустить на корм, он, наконец, вывел колонну в подвал моховского бастиона. Катакомбы здесь были чуть цивилизованней: гранитная отделка, приличная вентиляция, полдюжины сороковаттных факелов.

Но дальше нужно было пройти по совсем узкому ходу.

— Тесновато, — прикинула тетя Эмма, глядя на заколоченную деревянную дверь, перегораживающую ход. Распорядилась: — Отряд, слушай мою команду! Со мной идет небольшая штурмовая группа, остальным — вернуться на поверхность и передать сотникам, чтобы вели к стенам замка основные силы. Если мы не откроем ворота через час, начинайте штурм. Кхе-кхе… Все ясно? Передайте дальше по цепочке.

Горгульи зашуршали крыльями, загомонили. Перегруппировавшись, часть серокрылых полезла обратно в катакомбы, а штурмовики стали разминаться перед боем.

— Так, с войском разобрались, — хрипло сказала тетя Эмма. Повернулась к Степану и Куклюмберу: — Вы — со мной. Возьмите в арсенальной тележке какое-нибудь оружие… Нет, Степан, мухобойка на этот раз не поможет, прихвати что-нибудь посерьезней. О, япона сковородка, глянь-ка на животное — суетится. Бери пример!

Куклюмбер уже пререкался с горгульями. Они топорщили крылья, но бобер был напорист. Он уперся хвостом в железный бортик повозки и стал таскать из-под брезента оружие.

На полу быстро росла куча железок. Два шестиствольных пулемета, десяток динамитных шашек, снайперская винтовка, цинковый ящик с патронами, ружье для подводной охоты, манок для уток и двустволка…

— Перед употреблением встряхнуть? — поинтересовался бобер, вытаскивая литровую бутыль с нитроглицерином.

Горгульи замерли.

— Да шучу я, боже ж ты мой, — вздохнул Куклюмбер. — Складывается такое впечатление, что в этом унылом мире я один чувством юмора обладаю.

После этого он попросил у фуражиров еще несколько мелочей: пару ПЗРК, десантный катер «Лебедь», две реактивные системы залпового огня «Град», боевую разведывательную машину «Рысь», штурмовой «Тиф» и набор фирменных авторучек с логотипом флага их дивизии.

Выслушав заказ, завскладом проклекотала что-то и расправила крылья. Несколько горгулий отделились от штурмовой группы и подскочили к бобру.

Тот вопросительно посмотрел на них и ехидно уточнил:

— Что, неужели авторучек совсем не осталось?

Горгульи взяли Куклюмбера в кольцо и приготовились к проведению короткой воспитательной операции в полевых условиях, но ловкое животное проскользнуло между лапами у одной из них и спряталось за журналистом.

Степан вздохнул, глядя на него, и взял автомат Калашникова. Повертел оружие в руках, попробовал ход предохранителя и опустил опасную штуковину дулом вниз.

— Коммандос, блин, — прокомментировал бобер, лихо закладывая двустволку на плечо. — Бросил бы хоть свою шлепалку.

С любимой мухобойкой Степан расставаться не собирался. Он демонстративно заткнул ее за пояс и обернулся в ожидании приказов.

Тетя Эмма кивнула журналисту и посмотрела на Генагога, который явно чувствовал себя не в своей тарелке. Поманила беса пальцем.

— Как зовут?

— Генагог, а что, собственно…

— Звание! Должность!

— Сержант! Командир третьего патрульного отряда белорусской дивизии!

— Отныне — рядовой. Советник по ориентированию на местности. Вопросы?

— Не, я все понимаю, но с какого перепугу я понижен?

— Здесь другой род войск.

— А как же…

— Разговорчики, боец. С нами пойдешь. Покажешь, где у Моха спальня.

— Чего? — недоуменно пробормотал бес. — Да не знаю я, где у него будуар! Что я — был там, что ли? Жив буду, я честный натурал в третьем поколении!

Генагог произвел мужественный тычок рогами в воздух и напряг бицепсы.

— Ладно, верю. Ну что, жиголо краснорожий, — главком недобро нахмурилась, — будешь помогать партии или вернешься в стан врага народа, поджав хвост?

— А протестовать против гнета тоталитаризма мне по должности, случайно, не положено? — с надеждой вскинул голову Генагог. — Демонстрацию устроить или митинг на худой конец?

Тетя Эмма задумалась. Почесала когтем в затылке и решила:

— Нет, кхе-кхе… Никак нельзя. Сейчас военное положение, поэтому всякого рода выступления временно отменяются. Ну, так что, будем способствовать воцарению мира во всем мире?

— Будем, — пробурчал Генагог. — К своим мне все равно теперь дорога заказана.

Тетя Эмма отобрала двух матерых вояк из штурм-группы и немедленно присвоила им офицерские звания. Звездочки тут же обмыли «Джонни Уокером». Разжалованный бес, глядя на ритуал, совсем поник.

— Э! Я тоже хочу погоны! — вскинулся было Куклюмбер, но Степан легонько ткнул его прикладом, и бобер заткнулся.

Тетя Эмма резким ударом крыла выбила заколоченную дверь вместе с удерживающим ее с противоположной стороны стулом. Доски с треском полетели в глубь коридора.

— За мной, — сурово приказала горгулья и двинулась в воняющий затхлостью проход. — Эх, япона сковородка! Разнесем эту дыру к бесам собачьим. Извини, Генагог… Разворошим гнездовище разврата на хре… кхе… Хренов ларингит!

Степан осторожно пошел за предводительницей. За ним поспешили бобер, с натугой волокущий тачку с оружием, горгульи и рядовой Генагог.

«Кому рассказать… — подумал Степан, сжимая рукоять автомата. — Вламываюсь в румынский замок через подземелье в окружении бобра, беса и горгульи. Генрих Карлович от зависти лопнул бы… Интересно, жив ли он?»

Первая серьезная заварушка случилась на нижнем этаже замка. Куклюмбер, завидев патрульный отряд бесов между колоннами, воинственно брякнулся на пол и подтянул к себе тележку с оружием. Один пулемет у него сразу же отобрала тетя Эмма. Она сосчитала противников и пошла молотить длинными очередями.

От оглушительного грохота Степан аж присел. Гильзы полетели в сторону струей, пороховая гарь ударила в нос, а бесы тут же нырнули за колонны. Пули превратили облицовочный камень в крошево.

— Кто ж так из тяжелого оружия лупит… Нежнее надо, ласковее, — проворчал Куклюмбер и начал поливать неприятеля из второго шестиствольника, уперевшись в паркет хвостом, чтобы мощная отдача не впечатала его в противоположную стену.

Степан покрутил в руках автомат, с криком высадил длинную предупредительную очередь в воздух. Пули срикошетили от потолка и чуть было не положили штурм-группу. Обойма опустела. Но журналиста уже охватил азарт, и недовольный клекот горгулий его не волновал. Это редкое чувство вседозволенности посещало его нечасто, но уж если случалось попасть во власть горячих эмоций, то море становилось ему по колено.

Степан отбросил автомат в сторону, выхватил из чехла закаленную в боях мухобойку и ринулся в атаку, перебегая от колонны к колонне.

Сзади раздался вопль тети Эммы:

— Прекратить огонь! Идиот на стрельбище!

Генагог выставил перед собой трезубец и бросился на помощь Степану. Но, добежав до первой колонны, он зажмурился и помотал рогатой башкой:

— Не могу! Сородичей моих ведь крошите! Приглянулся ты мне, Степан! И за жизнь поболтать с тобой забавно, и рок-н-ролл взлабнуть, но не могу я бесов бить…

— Жди тут! — успокоил его Степан.

Выскочил из-за колонны и с размаху впаял мухобойкой по лбу первому попавшемуся под руку краснорожему. Тот отшатнулся и моментально оказался в цепких когтях горгулий.

Снова захлопали выстрелы, коротко громыхнул шестиствольник, и очередь вспорола плиты рядом со Степаном. Несколько бесов пустились наутек, остальные задрали руки и сдались.

Куклюмбер плеснул нитроглицерина в чудом уцелевший средневековый кувшин и с воплем «Контрольная!» швырнул сосуд вдогонку улепетывающим бесам. За колонной шарахнуло так, что мебель в следующей комнате превратилась в щепу, а гигантская люстра грохнулась на пол.

Цоканье копыт отступающих рогатиков стихло. Генагог обреченно вздохнул. Степану были понятны его душевные терзания: режим режимом, а против родичей выступать — всегда противно.

Первый бой остался за отрядом тети Эммы. Главком распорядилась насчет пленных и подошла к журналисту. Строго зыркнула на него сверху вниз:

— И часто ты так в лобовую атаку ходишь?

— Как? — насупился Степан, потирая ушибленный локоть.

— Самоубийственно, — сказала горгулья.

— Если честно, редко, — признался он. — Вообще-то я уравновешенный.

— Угу, я видела, — нахмурилась тетя Эмма. — Еще раз увижу — сама пришибу. Так, кхе-кхе… Первый бой без потерь.

Штурмовые горгульи в предвкушении дальнейших схваток потягивали из фляжек виски и топорщили крылья.

— Как вы думаете, а Мох уже знает, что мы здесь? — виновато подал голос Степан.

— Не, он ничего не слышал. Мы ж почти не шумели, — саркастически заметил бобер, стряхивая с шерсти пыль. От животного несло дикой смесью чеснока и порохового дыма. — Где же вампиры? Я что, зря натёрся?

Тетя Эмма перезарядила в пулемете ленту и хмыкнула:

— Терпение, мой четвероногий. Замок окружен, и Мох наверняка понял, что слинять по-тихому хрен… кхе-пчхи! По-тихому у Моха свинтить теперь хрен получится. Сейчас он вампиров и пустит в ход, чтоб прорвать кольцо. Вот с ними, Степан, твоя мухобойка уж точно не поможет. Там близкий контакт чреват… кхе-кхе… заражением. Ясно?

— Ага, — послушно сказал Степан и поднял с пола автомат. Кое-как перезарядил магазин. — Ну что, когда выступаем?

— Покурим и сразу выступим… — сказала тетя Эмма и меланхолично глянула в узкую прорезь готического окна.

— Вы курите? — удивился журналист.

Горгулья глотнула «Джонни Уокера» и посмотрела на него. В ее старческом взоре была странная смесь упрека и сочувствия.

— С тех пор, как меня стал мучать этот х… хренов ларингит, — тетя Эмма с досадой сплюнула на пол, — я не сделала ни единой затяжки.

— Зачем же тогда сейчас опять начинать? — непонимающе спросил журналист.

— Ты толстокожий болван! — грубо вмешался в разговор Куклюмбер. — Неужели непонятно, что фраза про перекур была сказана для романтики! Война и пушки, гром и море и что-то там… бла-бла-бла-блум… на просторе… Тоньше должна быть душевная организация, тоньше. — Он сокрушенно покачал головой и добавил: — А ведь совсем недавно так классно лабал на гитаре…

Тетя Эмма впервые за все время с момента знакомства с бобром посмотрела на него с благодарностью.

А Степан, как ни старался, так и не сумел понять, какая романтика может быть в страшных, кровавых сражениях и при чем здесь перекур. Он решил пока не забивать этим голову. Одернул жилетку, вытер платком лоб и приготовился идти дальше.

Страницы: «« « ... 1516171819202122 » »»