От НТВ до НТВ. Тайные смыслы телевидения. Моя информационная война Норкин Андрей
Очевидно, для тебя это непереносимо. Но ведь подпись под документом – не автограф, она и должна затеряться среди других. Ведь телевидение – коллективное дело, и неудачный монтаж, операторский брак или ошибка звукорежиссера за несколько минут до начала эфира могут свести на нет все усилия. Вот почему я лично дорожу мнением и солидарностью не только звезд, ведущих, корреспондентов, но и операторов, режиссеров, редакторов, осветителей – всех нас.
И – самое главное. Я не понимаю, кого ты называешь «пацанами»? Полковника в отставке Евгения Кириченко? А может, Ашота Насибова? Или Александра Хабарова? Как ты можешь оскорблять их, по возрасту, уму и популярности тебе не уступающих, обвинением в неспособности мыслить самостоятельно? Ведь эти журналисты научились вести прямые репортажи из самого пекла войны и говорить при этом взвешенно и достойно даже под пулями.
А это, извини за резкость, совершенно другой уровень профессионализма, чем записанный с тридцать восьмого дубля стендап в дворцовом интерьере.
А что касается твоего упрека, что в «Итоги» собираются самые интересные репортажи, самые лучшие кадры, что на эту программу работают самые лучшие журналисты, – согласись, странно было бы, если иначе. И ты сам, между прочим, не раз выступал в «Итогах». Более того, совсем недавно принял мое предложение вести постоянно рубрику «Особый взгляд».
Почему же ты не отказался?
В общем, жалко, что столько лет работы на одном канале, годы если не душевной дружбы, то человеческой приязни, закончились так – позерством и трусостью – два в одном. Прости за прямоту, но не могу иначе оценить это открытое письмо, сопровожденное эффектной фотографией на фоне Останкинской башни. Ты всегда боролся за стиль. Но то, что ты сделал – банальное предательство в трудную минуту, – это и есть преступление перед стилем.
Евгений Киселев».
Это письмо – один из самых сильных киселевских текстов, которые я знаю. Да, в нем явно прослеживается личностная составляющая, автор глубоко обижен на адресата. Да, периодически письмо Киселева начинает опасно приближаться к черте, за которой это открытое обращение могло бы превратиться в банальный донос. Не без этого… Но по сути все сказано верно, хотя и обидно для Парфенова – например, про стендап с тридцать восьмого дубля. И это, конечно, упрек не только Леониду Геннадьевичу. Недопустимость забивания гвоздей микроскопом – чрезвычайно распространенный принцип распределения должностных обязанностей на телевидении, особенно среди корреспондентов-информационщиков. Причем в «микроскопы» многие назначают себя сами, стоит только пару раз засветиться в главных – итоговых – информационно-аналитических программах.
В письме Евгения Киселева нет никаких общих моментов, никакого анализа сложившейся ситуации. Его письмо – личный ответ Парфенову. Если Кох и Шендерович направили движение потока «открытых писем» в сторону глобального противостояния НТВ и власти, то письмо Киселева вернулось к истокам, к выяснению взаимоотношений между двумя конкретными людьми… И тут произошло совершенно неожиданное событие! К числу авторов «открытых писем» присоединился председатель ВГТРК Олег Добродеев, публичные выступления которого можно пересчитать по пальцам! Добродеев обращался к Киселеву, но в его письме как раз и произошло то объединение личного, межчеловеческого, и общего, политического содержания, которого были лишены все предыдущие послания. Получилось так, что по своему смыслу письмо Добродеева подводило затянувшуюся дискуссию к финалу.
«Открытое письмо Олега Добродеева
Евгению Киселеву.
Женя! Жанр открытых писем тебе становится избитым приемом. Но что поделаешь, если ты избегаешь прямых контактов, публичной дискуссии о той катастрофе, на грани которой стоит созданная нами с тобой компания. Подчиненным ты и твой истеричный круг затыкают рот, а на встречу в программу Владимира Познера ты прийти не захотел, хотя ведущий был согласен сделать все, чтобы участие в программе не помешало работе «Итогов».
Между тем объяснение мое с тобой давно назрело, может быть, даже запоздало. Его ждали от меня еще два года назад, когда Гусинский, Малашенко и ты начали выдавливать меня из компании. Ребята, которых НТВ привело в большую журналистику, просто требовали объяснения от меня, когда в январе прошлого года я уходил. Ты прекрасно помнишь тот вечер в Останкине, переполненную корреспондентскую и мое неискреннее заявление, которым я хотел успокоить людей, – ведь Лиза Листова, Женя Ревенко, другие молодые и горячие ребята уже бегали по коридорам, говорили об акции протеста. Протеста против моего ухода и твоего назначения.
Я просто ушел, так как думал о репутации компании, о дальнейшей судьбе людей. Поэтому обратиться к тебе я решил только тогда, когда на карту ты поставил то, что принадлежит уже не только тебе и Гусинскому – судьбы людей, которых ты превратил в пламенных революционеров, на глазах теряющих профессию.
Главной линией защиты ты избрал «независимость» НТВ. Уж мы-то с тобой знаем, что с самого начала компания была не только «гусинской», но и кремлевской. Лицензию на вещание нам пробивали Бородин и Тарпищев. Я представлял компанию на всех узких посиделках в администрации, многие пиаровские ходы ельцинской команды во время и после выборов 1996 года рождались в Останкине. Да что ходы – многие достопамятные радиообращения Бориса Ельцина летом 1997 года сочинялись журналистами НТВ. Хорошо помню изумление Володи Кулистикова, которого мы осенью 1996 года взяли с тобой с Радио «Свобода»: «Ну вы даете, ребята, Спасские ворота ногой открываете». Моральный капитал канала, нажитый Леной Масюк, Володей Лускановым (их портреты, я слышал, после их перехода на РТР ты приказал убрать), Ильей Канавиным, Сашей Хабаровым и другими во время первой чеченской кампании, через участие в кремлевских акциях активно преобразовывался в капитал реальный, те же бесконечные кредиты государственного «Газпрома». Смотря «Итоги», провинциальные начальники безошибочно улавливали линию Кремля. Мы были при власти, но Гусинскому в какой-то момент показалось, что он – сама власть, и тут-то начались проблемы, которые всегда решались одним и тем же способом – при помощи информационной заточки. «Первая кровь» брызнула в августе 1997 года, когда Гусинский потребовал от нас информационно разобраться с теми, кто не дал ему вкусить казавшегося безумно сладким пирога «Связьинвеста». Тогда я впервые задумался, как же все-таки сохранить лицо компании в условиях нарастающей заинтересованности главного акционера в информационном оружии. Ты, похоже, задумался над другим – как использовать этот интерес в личных целях. Но самое тяжелое – и ты, и Гусинский часто говорили об этом как-то вскользь – это вторая чеченская война. А было так: сначала требование акционеров – резко ужесточить нейтральную, объективистскую позицию, а потом, как обычно, договориться с властью. Разменять эту позицию на пролонгацию кредитов. Это случалось. Но теперь за этим стояли не интересы олигархов, а жизни людей. Каждый из нас сделал свой выбор, в результате которого я ушел, а ты остался.
Пишу письмо под влиянием двух последних ночных эфиров. Они – похороны информационной тележурналистики – и есть самая реальная угроза НТВ. Обращаюсь к тебе как человек, который никогда уже на НТВ не вернется. Подумай о людях. Митинговые крики о команде и единении имели бы смысл, если бы действительно у всех участников сегодняшних событий были общие судьба и будущее. Но будущее – не только временная, это еще и пространственная категория. Одного человека хозяйский самолет, хозяйская яхта унесут в ласковые дали, другие останутся на месте пожарища, раздутого ради этой перспективы. Где чей вариант, мы с тобой прекрасно знаем.
Олег».
Этот небольшой текст – краткое содержание рассказа, который я веду, его тезисы и выводы. И еще этот текст – очень точный прогноз. В отличие от предыдущих ораторов, Олег Добродеев сумел предсказать реальное развитие событий – и митинговое единение, и ласковые дали, и раздутый пожар…
Ну а окончательно похоронил жанр «открытых писем», полностью его дискредитировав, Борис Абрамович Березовский. Он уже несколько месяцев как жил вне России, поэтому опаздывал с реакцией на происходившие события. Оказавшись в эмиграции, Березовский вообще очень быстро стал терять свое место. И в политике, и в бизнесе. В отличие от того же Гусинского, о чем мы еще успеем поговорить. А пока приведу его письмо «российской общественности»! На меньшую аудиторию Березовский и не рассчитывал. Орфография и пунктуация автора в очередной раз сохранены.
«Открытое письмо Бориса Березовского
общественности.
Человек с внешностью Пьера Безухова, по фамилии Добродеев, пишет донос; главный реформатор Чубайс поддерживает войну в Чечне и с сотоварищем Кохом пытается национализировать частную компанию НТВ, которая никогда не была государственной; на общенациональном канале НТВ с целью повышения духа патриотизма генерального директора российского гражданина Киселева предлагают заменить на американского подданного Йордана; олигархи из Российского союза промышленников и предпринимателей публично упрекают другого олигарха в том, что он богатый; Гусинский – под арестом в Испании; секретарь Союза – в швейцарской тюрьме[14]. Умные воюют против умных. Они вместе против всего того, что сами, рискуя жизнью, огромным трудом строили последние десять лет. Фантасмагория? Нет – гэбуха. На их гэбэшном языке – разводка. Вас, нас, лохов (опять же их терминология) разводят, надо отметить, тупо, но эффективно. Опомнитесь! Каюсь. Тоже виноват. Меня развели самого первого. Не учел его, Путина, чекистскую заточку. Исправлюсь. Следующего президента будете выбирать сами. Не ошибитесь.
Борис Березовский».
Почему я говорю о дискредитации жанра? Потому что Березовский в данном случае явно торопился успеть на уходящий поезд. Он увидел, каким популярным способом донесения собственных мыслей вдруг стали «открытые письма», и бросился нагонять упущенное. История вокруг НТВ его не интересовала, своим письмом Березовский предупреждал нас, сирых и убогих, лишенных разума: берегитесь, без меня вы все пропадете… Но сам язык письма Березовского и его тональность никак не соответствовали пусть наспех, но сформировавшемуся стандарту открытой переписки участников конфликта вокруг НТВ, поэтому после только что процитированной публикации феномен «открытых писем» постепенно сошел на нет.
Глава 16
«Если вам нравится наше телевидение и если оно вам не нравится; если вы «за» и если вы «против»; если вы хотите и дальше жить в России, значит – НТВ на вашей стороне! НТВ – это ваше право на правду! Приходите в субботу в 12:00 к телецентру в Останкино!» На словах про «право на правду» появлявшийся на телеэкране Евгений Киселев обращал указующий перст прямо в глаза телезрителю. Агитационный ролик митинга 7 апреля был настолько пафосным, что становилось смешно даже самим организаторам мероприятия. Впрочем, до подобных тонкостей обсуждение наших тактики и стратегии почти не снисходило.
Я не знаю, сколько людей пришло тогда к телецентру, да и не хочу сейчас выяснять – больше их было, чем на Пушкинской, или меньше. Теперь это уже абсолютно не важно. Тысяч десять, наверное… А вот драматургия митинга радикальным образом изменилась. Никаких концертных номеров, только выступления со сцены, упор – на журналистов самой телекомпании и самых близких к нам политиков. В этом был заложен глубокий смысл.
Обращаясь к собравшимся, Евгений Киселев обратил внимание, что погода сегодня, 7 апреля, совсем не такая, как неделю назад. И солнышко не светит, и музыканты на сцене не играют. И это – хорошо, говорил Киселев. Потому что «ни одна сволочь не скажет, что люди пришли к телецентру, чтобы просто погулять и послушать музыку. Люди пришли, чтобы поддержать НТВ!» Погода действительно выдалась препаршивая, постоянно моросил противный холодный дождь, под которым мокли все. И зрители, хотя у некоторых были с собой зонтики, и выступавшие, потому что крыша над сценой, собранной у забора напротив семнадцатого подъезда, никак не защищала от лившейся с неба воды. Если акция на Пушкинской, организованная «Яблоком», была требованием оставить НТВ в покое, то митинг в Останкине подавался уже как выражение благодарности со стороны НТВ своим сторонникам. Поэтому и выступали в основном мои коллеги по телекомпании плюс представители организатора – Союза журналистов, ну и, конечно, традиционный Явлинский.
Я не выступал, хотя и находился тут же, на площади, а не в студии. Митинг показывали в прямом эфире, но трансляция началась задолго до его открытия и не прекратилась после завершения. На другой стороне улицы Академика Королева у здания АСК-3 развернули нашу тарелку, и я общался с ведущими программы «Сегодня», которыми в тот день были Петр Марченко и Кирилл Поздняков. Но главное – я общался с москвичами, которые пришли на митинг, задавая этими беседами необходимую эмоциональную атмосферу. Должен сказать спасибо моим собеседникам, потому что они активно в этом процессе участвовали, буквально подпитывая меня положительными эмоциями! Довольно скоро стало понятно, что я, несмотря на зонтик, насквозь промок. Кто-то из зрителей под громкие одобрительные аплодисменты предложил мне стакан водки, который я незамедлительно выпил. Правда, это было вне прямого эфира! Если бы не этот допинг, скорее всего, я бы в тот же вечер свалился с простудой.
Завершалась наша демонстрация трогательным номером всеобщего единения. Над площадью зазвучали слова из песни группы «Чайф»: «Не спеши ты нас хоронить, а у нас еще есть дела. У нас дома – детей мал-мала, да и просто хотелось пожить…» Люди перед сценой подпевали, а на сцене, подняв вверх руки и раскачиваясь в такт песне, стояли Эрнест Мацкявичюс, Вадим Такменев, Евгений Киселев, Марианна Максимовская, Алексей Поборцев, Евгений Кириченко. За первым рядом шел второй, за вторым – третий. И все держались за руки, и все качались влево и вправо, посылая аудитории чувства благодарности и симпатии… А над левым плечом Евгения Киселева возвышался один из его телохранителей. Он не поднимал руки вверх, не раскачивался и не улыбался. Он просто стоял, и это заметно снижало пафос происходящего. Хотя, возможно, с площади перед телецентром его было не видно. Зато было видно в телеэфире, который, по словам Киселева, шел «на весь мир». И «весь мир» «понимал, что нельзя верить Коху, Йордану, Лесину!»… Верить можно было только нам, верить всему, что мы говорили.
В вечерних новостях Михаилу Осокину, пожалуй, все-таки изменило чувство стиля. С почти неуловимой иронией он произнес: «Неделя конфликтов вокруг НТВ принесла потери. Накануне сегодняшнего митинга ушли два человека… С нами больше нет Леонида Парфенова и Татьяны Митковой». Весь дальнейший текст был выстроен по стандартам некролога: «был» – «была», «вел» – «вела», «золотой фонд НТВ»… Не хватало разве что слов «остались в нашей памяти».
Это была неудачная шутка. Всего за несколько лет из жизни – по-настоящему – ушли многие из тех, кто был связан с телекомпанией НТВ. Они находились по разные стороны баррикад, но в итоге собрались все вместе: финансист «Моста» Андрей Цимайло, сценарист «Кукол» Иван Киасашвили, корреспонденты Виталий Трубецкой, Илья Зимин, Елена Курляндцева, продюсеры Алексей Бурков и Владимир Золотницкий, режиссер Андрей Карницкий, комментатор Владимир Маслаченко, ведущий Андрей Черкизов, великий дизайнер НТВ Семен Левин. Уже нет Березовского, Патаркацишвили, Лесина… Каждый из них внес свой вклад в нашу общую историю, но это не тема для обсуждения в стилистике митинга. Мне так кажется…
Ну а митинги – продолжились! В понедельник, 9 апреля, десант НТВ отправился в аэропорт Внуково, чтобы на маленьком самолетике вылететь в Питер. Вообще, авиаперелеты из Москвы в Петербург – это какое-то извращение! Но тогда «Сапсаны» еще не ходили, а нам необходимо было вернуться в Москву тем же вечером. Перед самым взлетом выяснилось, что Владимир Кара-Мурза панически боится летать. Моя Юлька тоже очень долго привыкала к самолетам, но по сравнению с Володей она была просто «отважным воробьем»! Возглавлявший делегацию НТВ Александр Герасимов, руководитель Дирекции регионального развития телекомпании, обратился к экипажу с просьбой оказать ведущему программы «Сегодня в полночь» посильную помощь. Лишь выпив целый бокал коньяка, Володя дал команду на взлет!
В Питере мы выступили по уже устоявшейся программе. Поругали власти, отсутствие справедливых судов, навязанных нам новых начальников, предателей-коллаборационистов и поблагодарили всех питерцев, пришедших на митинг, за поддержку. Особенно тепло местная публика, конечно же, принимала земляков – Светлану Сорокину и Игоря Артемьева, который на том митинге представлял партию «Яблоко»[15]. Но своя доля аплодисментов досталась и Венедиктову, и Кара-Мурзе, и мне, и Косте Точилину. После митинга Герасимов подбил всех ехать в пивной ресторан «Тинькофф», что мы и сделали. За исключением Сорокиной, которая решила использовать кратковременный визит в родные края в личных целях.
Пока мы митинговали в Питере, в Москве стало известно о новых кадровых потерях «команды Киселева». НТВ почти в полном составе покинула бригада «криминальщиков». «Почти в полном» – потому что формальный руководитель криминальной редакции, Николай Николаев, оказался не в курсе настроений своих коллег. Свой уход «криминальщики» обставили эффектно, просто сообщив в прямом эфире, что больше их передачи на НТВ выходить не будут. Это было последнее потрясение, предшествовавшее заключительным аккордам этой истории. Как и все, я эти аккорды услышал в ночь с 13 на 14 апреля.
«У меня зазвонил телефон. Кто говорит?» – «Джил Догерти»! За эти апрельские дни я раздал десятки интервью иностранным СМИ, объясняя им позицию УЖК. Друзья уже дразнили меня, постоянно задавая вопрос: где сейчас Евгений Киселев? На что я, принимая правила игры, всегда отвечал одно и то же: «Генеральный директор НТВ Евгений Алексеевич Киселев в настоящее время находится на переговорах». Стопка визитных карточек зарубежных журналистов росла с каждым часом, но мало кто из них обращался ко мне повторно. Как правило, газетчики отправляли в номер очередной материал про НТВ, но эта тема вовсе не была для них главной, как бы нам в Москве этого ни хотелось.
Джил Догерти являлась исключением из этого правила. Во-первых, она была телевизионщицей. Во-вторых, возглавляла российское бюро CNN, телекомпании, владелец которой, Тед Тернер, опосредованно, но принимал участие в конфликте, обдумывая возможность покупки НТВ. В-третьих, Джил прекрасно говорила по-русски, что было удобно уже для меня – с моим-то английским, годящимся разве что для общения в гостинице или ресторане. Ну и, в-четвертых, все вышеперечисленные факторы повлияли на то, что с Джил Догерти мы общались постоянно. Поэтому нет ничего удивительного в том, что именно шеф бюро CNN и разбудила нас с женой сообщением о том, что на восьмом этаже телецентра меняют охрану и на НТВ с минуты на минуту прибудут новые начальники. Надо отдать должное осведомленности коллег с CNN того времени – сейчас, увы, телекомпания отличается по большей степени разнообразными эфирными конфузами и накладками. Правда, и Джил Догерти, насколько я знаю, в CNN уже давно не работает…
Когда мы с Юлей приехали в Останкино, все, в общем-то, уже произошло. На восьмой этаж меня не пустили, но Юльке удалось проскочить внутрь, где она сразу же наткнулась на Добродеева, тоже приехавшего на НТВ. «Олег Борисович! Это же Норкин, почему его не пускают?» – закричала она. Через несколько секунд дверь на лестницу, на площадке которой я находился, открылась, и я смог попасть в редакционный коридор. Там было полным-полно народу. В основном люди блуждали из комнаты в комнату без видимой цели. Причем невозможно было понять – кто за кого? Вдруг откуда-то стало известно, что Добродеев подал в отставку с поста председателя ВГТРК. Потом мы узнали, что смена охраны происходила одновременно или почти сразу с появлением в телецентре Кулистикова, Митковой, Парфенова и сотрудников программы «Криминал». Савик Шустер пробрался в комнату, где готовилась к эфиру бригада «Сегодня утром» Ольги Беловой, и начал «читать мораль» Елене Черненко, шеф-редактору этой бригады, которая явно была не расположена к общению. В корреспондентской составляли списки на увольнение. Увольнение добровольное, потому что никто никого в коридорах не отлавливал и не заставлял подписывать бумагу о расторжении контракта.
Для членов «команды Киселева» наступил момент выбора. Те, кто (вроде меня или, например, Шендеровича) многократно и многокрасочно заявлял о своей позиции, долго не раздумывали – просто писали заявления «по собственному», и все. Но были и другие – те, кто все еще надеялся на благополучный исход, на разрешение сложной ситуации «малой кровью». Им было тяжело сделать этот выбор: уходить или остаться? Ко всему прочему, совершенно не было понимания – а куда уходить? Под утро стал прорисовываться следующий вариант: выйти в эфир «дружественного» канала ТНТ. Напомню, сеть ТНТ, как и НТВ, входила в состав «Медиа-Моста» и пока что не управлялась в полном объеме новым руководством холдинга. Помещения ТНТ, в том числе несколько крошечных студийных павильонов, располагались в здании АСК-3 на противоположной стороне улицы Академика Королева. Как только это предложение обрело форму решения, мы с Юлькой ушли. Просто оставаться дольше на восьмом этаже было незачем.
Что еще можно было сделать? Перекинуться парой слов с кем-то из единомышленников? Бросить убийственный взгляд в сторону коллеги, не поддержавшего нашу «команду»? Выкурить еще половину пачки сигарет? Дать еще три-четыре интервью иностранной прессе? Честно говоря, все это вдруг перестало быть интересным. Тем более что для нас все уже было ясно: требовалось быстро подготовить выпуск новостей, чтобы рассказать всей стране о том, что у нас тут произошло. Что мы и начали делать.
Тексты писали просто на бумаге, что-то даже не распечатывали. О суфлере и речи идти не могло. Начал выпуск Виталий Бузуев, потом его сменил я, снова в одной рубашке с закатанными рукавами. Мы показывали кадры, сделанные нашими операторами в ночных коридорах НТВ, давали так называемые «синхроны» и комментировали, комментировали… Вот разговор Кара-Мурзы с Добродеевым, вот разговор Кулистикова с Кара-Мурзой, вот заявление Явлинского (он, конечно же, тоже приехал), вот слова Алексея Митрофанова и т. д. «Новостного мяса» добавляли сообщения с лент информационных агентств: заявление Общественного совета НТВ, заявление Союза журналистов, заявление того, заявление другого…
Киселева в эту пасхальную ночь с нами не было. Он еще не вернулся от Гусинского, из Испании, где наш еще совсем недавно главный акционер продолжал пребывать под домашним арестом. Но надо сказать, той весной мы без Евгения Алексеевича, постоянно «пребывавшего на переговорах», прекрасно справлялись. Оперативное руководство осуществлял Кричевский, но к этому мы все привыкли – Гриша давным-давно вырос из ведущего дневных новостей и одного из редакторов «Итогов» в полноценного телевизионного менеджера. Вопросы, касавшиеся содержательной части новостных выпусков, вообще обсуждались только ведущими и шефами бригад. Задания корреспондентам уходили ровно в то время, когда это было необходимо, а корреспонденты выполняли эти задания точно к тому времени, когда требовалось. Операторы снимали, монтажеры собирали картинку, звуковики обеспечивали озвучку, гримеры пытались спешно ликвидировать на лицах ведущих следы очередной проведенной без сна ночи. И даже компьютерная графика каким-то необъяснимым образом тоже появлялась в эфире – в виде заставки «Сегодня» на ТНТ».
И еще один важный момент. В шесть часов утра наше «Сегодня» вышло не только на ТНТ, но и в эфире НТВ. Всего на несколько секунд! Вряд ли это длилось дольше минуты. Но мы успели сказать свое последнее слово. Я не хвастаюсь сейчас примером самоотверженности технических работников телекомпании, хотя так оно и было. Просто хочу сказать, что при всей моей сегодняшней критической направленности, при всем понимании огромного количества ужасающих ошибок, которые мы все тогда делали, при всей моей осознанной политической позиции, заключающейся в категорическом неприятии пресловутых «либеральных ценностей», которые мы тогда столь активно защищали с подачи наших хитроумных начальников, – при всем при этом главный вывод состоит в следующем. В телекомпании НТВ работали профессионалы высочайшего класса! Они были разными людьми, со своими политическими взглядами, со своими особенностями, пристрастиями, но все они были суперпрофессиональны. Ну, хотя бы за это стоит сказать спасибо Гусинскому, правда? После чего упрекнуть его в том, что – сейчас я говорю без какой бы то ни было иронии! – такая прекрасная команда развалилась, по большому счету, по его же – Гусинского – вине.
Я еще напишу, что я думаю о Гусинском как о человеке. Как и о Киселеве, Березовском, Венедиктове… Эти люди находились рядом со мной последующие несколько лет. Переход через улицу Академика Королева стал для меня началом нового жизненного этапа – этапа, к которому я не готовился. Я не стал тогда снимать свой портрет со стены на восьмом этаже. Когда Кричевский, Сорокина, Шендерович, Лобков, Осокин, Кара-Мурза и другие (многие – с этими самыми портретами в руках) переходили через улицу, раздавая интервью, я уже готовил выпуск новостей. Это хорошо, что они раздавали интервью! Должен же был кто-то выражать нашу точку зрения. Но в тот момент это не казалось мне важным и не было для меня главным. Так же как и судьба моего портрета на стене восьмого этажа… Права была Оксана Пушкина, сказавшая в «Антропологии» про «тяжелый развод». Было в этом «портретном» переходе что-то искусственное. Тем более что совсем скоро после начала работы на канале ТНТ члены УЖК снова пересекли улицу Академика Королева в обратном направлении! Правда, уже без портретов. А еще правда – то, что желанными гостями мы так и не стали…
Часть 3. Незваный гость хуже татарина
Глава 17
Несколько недель мы провели на ТНТ. Павел Петрович Корчагин, генеральный директор этого телеканала, сделал практически невероятное. Он обеспечил для нас физическую возможность размещения и работы в редакции ТНТ, совершенно неприспособленной для выпуска такого объема информационных программ. В утреннем эфире ТНТ существовали информационно-развлекательные шоу, но ни ежедневных новостей, ни тем более еженедельных итоговых программ в сетке не было. Кроме программы «Сегодня в столице», являвшейся скорее муниципальными, но никак не федеральными новостями. Для нас пришлось расчищать эфирное время. И это стало вторым подвигом Корчагина, которому пришлось резать сетку ТНТ по живому, выбрасывая все, что могло бы помешать выходу в эфир наших программ.
Конечно, работать приходилось по принципу «в тесноте, да не в обиде». Наш (теперь уже бывший) восьмой этаж АСК-1 тоже не мог похвастаться большим количеством свободных площадей. Телецентр «Останкино» в начале 2000-х вообще уже катастрофически отставал от технологических требований телекомпаний. Но все же мы как-то размещались по отдельным «квартирам». На ТНТ царила атмосфера квартиры коммунальной: «Сегодня» сидели вместе с «Итогами», корреспонденты делили помещение с операторами, а службы координации теснились рядом с продюсерами. Некоторые не выдерживали таких условий.
На новом месте. Рядом со мной – Дмитрий Штоколов и Владимир Чернышев
Лев Новоженов, 14 апреля несколько часов просидевший на столе в одном из таких временных приютов, грустно сказал: «Ребята, я, пожалуй, не смогу так. Я уже не в том возрасте, чтобы сидеть друг у друга на голове!» И ушел обратно. Осенью Лев Юрьевич начал работу в утреннем эфирном блоке НТВ, сначала в программе «Пять минут с Новоженовым», а потом – в «Утре на НТВ». Мы – несгибаемые киселевцы – не обиделись. Все-таки понимание того, что каждый вправе делать свой собственный выбор, которое появилось у многих из нас в начале этого тяжелого месяца, никуда не ушло.
Аналогичная история произошла и с Павлом Лобковым. Во время «портретного» перехода через улицу Королева Паша метал громы и молнии в адрес коллег, появившихся в коридорах НТВ в ночь на 14 апреля. «Теперь стало понятно, что значит – «уходить в никуда», – бушевал он, намекая на Леонида Парфенова. Но спустя некоторое время Лобков вернулся на НТВ. Может быть, не захотел работать у Березовского. Я ведь спустя год тоже ушел из «команды Киселева», отказавшись вставать под знамена «олигархического колхоза» под названием «Медиа-Социум». А может быть, Лобков просто был устроен гораздо тоньше, чем большинство членов УЖК, решающих вопросы любой сложности быстро и без раздумий.
Павел Альбертович, напротив, – человек перманентной рефлексии, постоянно сомневающийся и очень любящий жаловаться на все подряд. Проработав на НТВ еще пять лет, Лобков ушел – на питерский «Пятый канал». Недолгое время мы с ним трудились там вместе. После двух лет на «Пятерке» он вернулся на НТВ, задержался еще на четыре года и… снова ушел! На этот раз уже на канал «Дождь», который, на мой взгляд, совершенно не соответствует его профессиональным возможностям. Лобков – один из немногих репортеров, сумевших добиться успеха и в других областях журналистики. И в жанре интервью, и в документалистике, и в образовательных программах. Из всего цикла «Новейшая история», выходившего на НТВ многие годы, лично мне больше других всегда нравился фильм Лобкова «Мавзолей». Автору удалось создать по-настоящему увлекательный научно-популярный фильм, а не просто рассказать очередную документальную историю, проиллюстрированную кадрами из хроники. И, конечно, программа «Растительная жизнь» могла бы украсить сетку любого телеканала – потому что так увлеченно рассказывать о растениях мог только человек, безумно влюбленный в эту тему.
Мы, естественно, за глаза называли его передачу «Лобковой растительностью», но это не означало какого-то личного неприятия. Мол, вот подлец какой, не поддержал нас в трудный момент, предпочел свои «цветочки-лютики да грибочки-ягодки»! Нет, такого не было. У меня, по крайней мере. Наоборот, я считал и считаю профессиональной удачей то, что мне довелось работать вместе с репортером Павлом Лобковым в службе информации НТВ. Например, во время президентских выборов в США, когда он должен был выйти в прямой эфир моего выпуска с рассказом о съезде Демократической партии. Как только мы начали наш разговор, на сцену поднялся кандидат в президенты Альберт Гор и объявил, что не признает своего поражения и требует пересчета голосов! Это была настоящая сенсация! Или взять наш чудесный диалог с Лобковым во время солнечного затмения 11 августа 1999 года. Тогда все телекомпании мира прислали свои группы в Румынию, страну, в которой стопроцентное затемнение солнца можно было наблюдать в течение почти двух минут. Арендованные у турок тарелки стояли в какой-то степи, и журналисты из разных стран по очереди выходили в эфир своих телекомпаний. Все это сопровождалось огромным количеством технических накладок, поэтому наше общение выглядело так: «Андрей, вы меня сейчас видите?» – «Нет, Павел, я вижу какого-то мужика, скачущего на коне… Но, очевидно, это – не вы!»
Когда умер Ельцин, Лобков – совершенно неожиданно – позвонил мне. «У тебя есть водка?» – спросил он. Водка, и не только, наличествовала. Паша приехал ко мне, на канал RTVi, и мы с ним выпили у меня в кабинете. Потом он уехал. А ведь это был уже 2007 год, то есть с той исторической ночи прошло шесть лет! Какие уж тут личные обиды друг на друга…
Но вернемся в апрель 2001 года. Несколько дней мы провели в «условиях, приближенных к боевым», работая на ТНТ и постепенно уточняя кадровый состав коллектива, которому и дальше предстояло трудиться под руководством Евгения Киселева – уже на ТВ-6. Из заметных эфирных персонажей, бегавших из АСК-1 в АСК-3 и обратно, можно еще назвать разве что Савика Шустера, который, как я уже говорил, 14 апреля накинулся с гневными обличениями на бригаду Ольги Беловой, ответственную за подготовку утренних новостей НТВ. Шустер, будучи сотрудником «Радио «Свобода», вел на НТВ телепрограмму «Третий тайм», посвященную футболу, и враждовал на этой почве с Василием Уткиным, называвшим Шустера интриганом и обвинявшим его в провокациях, приведших к временному закрытию передачи самого Уткина «Футбольный клуб».
Во время одной из ночных посиделок в клубе-ресторане «Петрович», принадлежащем художнику Андрею Бильжо, исполнителю роли Мозговеда в программе Шендеровича «Итого», Шустер подошел ко мне со словами: «Андрей, вы блестяще проявили себя во всех этих событиях! Мы это оценили!» Просто Маргарита Павловна какая-то… «Хоботов, я все оценила!» Кто были эти загадочные «мы» и что именно в моем поведении «они оценили», так и осталось для меня загадкой. Совсем скоро Савик Шустер снова вел на НТВ свой «Третий тайм», а с сентября 2001 года закрепился там с программой «Свобода слова», заменившей «Глас народа» Киселева – Сорокиной. Кстати, руководство «Радио «Свобода» как раз «не оценило» поступок Шустера, и его уволили – так сказать, «за аморалку».
Вопросы морали, этики журналистской и этики общечеловеческой, конечно, играют очень важную роль во всей этой истории. Не истории Шустера, а нашей общей истории. Журналистская этика – это такая «бедная родственница» в современной «семье» моральных принципов. О ее существовании вспоминают лишь тогда, когда нужно привлечь всеобщее внимание к собственным проблемам. Вот тут и начинается крик про нарушение журналистской этики. Если же проблем нет и все в порядке, то и игнорирование этих писаных и неписаных правил становится само собой разумеющимся.
Пребывание «команды Киселева» на ТНТ представляло собой фактическую сторону дела. Однако существовала и еще более интересная – юридическая сторона. Более интересная, потому что оставалась кулуарной. Уже 14 апреля, то есть ровно в тот самый день, когда на НТВ сменилась власть, Евгений Киселев был назначен исполняющим обязанности генерального директора ЗАО МНВК, которое владело каналом ТВ-6. Евгений Алексеевич прилетел в Москву в субботу вечером и сообщил нам благую весть о грядущем переходе на «шестерку».
Гусинский и Березовский вступили в период самого плотного взаимодействия в истории своих отношений. Оба находились в вынужденной эмиграции. Гусинский, отсидевший в испанской тюрьме около месяца, до середины апреля оставался под домашним арестом. Его условия были довольно щадящими, ибо нашего акционера никто особенно не ограничивал в общении, поэтому постоянные разнообразные консультации шли полным ходом. 18 апреля суд Мадрида отказал России в ее запросе на экстрадицию Гусинского. Владимир Александрович, наученный горьким опытом, быстро смотал удочки и покинул территорию Испании. К тому моменту, когда местная полиция снова пришла арестовывать его, уже по новому обвинению российской Генпрокуратуры[16], Гусинский оказался вне пределов досягаемости испанского правосудия.
Березовскому в каком-то смысле было сложнее. Он занимался в Лондоне выбиванием для себя статуса политического беженца, из-за чего не мог покидать пределов Великобритании. В какой-то момент горячее желание хоть в чем-то досадить Путину привело двух олигархов к единому мнению: нужно пристроить Киселева и всех его журналистов на ТВ-6, благо владельцем этого ресурса являлся Березовский и необходимости согласовывать решение с кем-либо не возникало. Очевидно, что идея «запасного аэродрома» родилась у них не в пасхальную ночь, а раньше. Просто информация о договоренности, достигнутой на случай чрезвычайных обстоятельств, держалась в тайне. Формально все было обставлено вполне законно. Березовский, который уже около двух лет обладал контрольным пакетом телеканала в семьдесят пять процентов акций, выкупленных у сооснователя МНВК Эдуарда Сагалаева, провел рокировку в руководстве ТВ-6. Его многолетний деловой партнер Бадри Патаркацишвили, занимавший пост гендиректора ТВ-6, освободил кабинет для Евгения Киселева, а сам был избран председателем Совета директоров телекомпании вместо Игоря Шабдурасулова, еще одного близкого к Березовскому человека. Считается, что именно тогда Шабдурасулов предсказал крах всей этой затеи и предпочел оставить руководящую работу в СМИ. В дальнейшем он многие годы возглавлял Фонд «Триумф», вручавший первую в России негосударственную премию в области высших достижений литературы и искусства.
Но если с самыми главными руководителями «шестерки» никаких трений не возникло, потому что и не могло возникнуть из-за их близости к Березовскому, то с остальными менеджерами и сотрудниками ТВ-6 проблемы, мягко говоря, были. Уникальный журналистский коллектив, осиянный собственным звездным блеском, начал устраиваться на новом месте обитания, не считаясь с правами аборигенов. Для нас – членов суперпрофессиональной команды НТВ, героев борьбы за свободу слова – журналисты ТВ-6 казались чем-то вроде бессмысленных насекомых. Само их существование вызывало удивление: «Это что такое?»
ТВ-6 был крепким середнячком телеэфира, никогда не поднимавшимся на вершину Олимпа, прочно занятую «большой тройкой» – ОРТ, РТР и НТВ. Он находился во втором эшелоне, но в силу своей многолетней истории – а вещание «шестерки» началось даже раньше, чем у НТВ, – возглавлял список догоняющих: ТНТ, СТС и РЕН ТВ[17]. Основной аудиторией ТВ-6 была молодежь, которая смотрела программы, посвященные музыке, кино и развлечениям. В фаворитах зрительских симпатий числились ток-шоу «Акулы пера» и «Я сама», видеодайджесты «Дорожный патруль» и «Вы – очевидец», а также целая россыпь развлекательных передач, выросших из шоу «Раз в неделю», сценаристами которого являлись будущие авторы «Тушите свет!», а исполнителями – звезды КВН: Лазарева, Шац, Белоголовцев, Сивохо, Бочаров, Кабанов и другие, ковавшие свою популярность в «О.С.П. студии», «Назло рекордам!» и «33-х квадратных метрах». Они и оказались первыми кандидатами на вылет, поскольку объектом своих пародий очень часто выбирали программы НТВ и их ведущих. Сергей Сивохо потом жестоко отомстил Евгению Киселеву – перебравшись на «вторую кнопку», он предстал в образе автора программы «Потуги» Жоры Компотова. Показывали по ТВ-6 и сериалы, в том числе ставший в нашей стране культовым «Вавилон 5».
Были на ТВ-6 и свои новости. Кстати, весьма неплохие. Редакция Михаила Пономарева разве что технически уступала мощным конкурентам, но во всем остальном демонстрировала вполне профессиональный уровень. Злоключения УЖК новости ТВ-6 освещали активно, и не могу сказать, что в негативном для нас ключе. Хотя еще осенью 2000 года Михаил Пономарев в эфире «Эха Москвы» признавался, что в конфликте вокруг НТВ правда для него – ровно посередине. «Не было бы никакого Гусинского, никакого Березовского и никого бы не было, если бы им все это не помог получить Кремль. Не было бы никакого НТВ, если бы ему не помог создаться Кремль. И понятно, что сейчас новая власть хочет получить по долгам старой. Но, пользуясь тем, что у всех [рыльце] в пуху, возникает ситуация, что всех этих людей, участников конфликта, я, что бы они ни сказали, не буду воспринимать как правду. Тем более что журналисты действительно люди совершенно особые. Мы имеем возможность использовать служебное положение в личных целях. И в данном случае вольно или невольно СМИ холдинга «Медиа-Мост» вынуждены мощно и профессионально обороняться, уходя таким образом от СМИ в высоком понимании этого слова и превращаясь просто в игрока».
На ТВ-6 была даже собственная информационно-аналитическая программа «Обозреватель», которую вел Станислав Кучер. Но информационщики «шестерки» все же не дотягивали до своих коллег-юмористов по уровню популярности, а значит, с нашей точки зрения, ТВ-6 оставалось «недотелевидением». Получив карт-бланш от акционера, мы принялись наводить на «Шестом канале» свои порядки.
Очень долгое время участники этих событий – я имею в виду «пришельцев» с НТВ – категорически отрицали факт захвата и разгона ТВ-6 силами Уникального журналистского коллектива. Позволю себе еще раз напомнить о мнении Виктора Шендеровича – как наиболее ярко выраженном. Точка зрения сотрудников ТВ-6, разумеется, отличалась от приведенной ранее в этой книге футбольной аналогии автора программы «Итого». Но журналисты «шестерки» оказались застигнуты врасплох. Никто не ожидал столь стремительного развития событий и никто, конечно, и представить не мог, что их собственный работодатель – Борис Березовский – по сути просто предаст их, заменив в целях политической целесообразности другими людьми.
Конечно, мы обсуждали линию своего поведения на новом месте работы. Подробности заседания, состоявшегося в узком составе в офисе «Медиа-Моста», сообщил прессе Ашот Насибов: «В принципе все согласились работать на ТВ-6, но весь вопрос в юридической проработке дела. (…) Акционеры ТВ-6 должны дать гарантии, что журналисты смогут работать свободно, сами управлять каналом. (…) Другой важный вопрос – реакция сотрудников ТВ-6 на новую команду, потому что никто не хочет, чтобы все выглядело так, будто этот телеканал захватили бывшие сотрудники НТВ».
То же самое, только в обратном порядке, заявил и Евгений Киселев в эфире «Итогов», которые вышли на ТНТ воскресным вечером 15 апреля. Он назвал два принципиальных условия, при соблюдении которых должен был состояться переход нашей команды на ТВ-6: «Первое условие (об этом я хочу сказать особо) для меня из… в том числе элементарных соображений нравственных… Чрезвычайно важно, чтобы и та команда, которая делала все эти годы канал ТВ-6, – сохранилась! Я думаю, что есть возможность из двух отличных команд на обновленном ТВ-6 сделать одну большую суперкоманду. И второе. Я принял это предложение, я об этом сказал всем и повторю сейчас, при том условии, что будет выработан абсолютно четкий прозрачный механизм юридической защиты журналистов, работающих на телеканале, от собственника. И механизм гарантий для руководства компании, который действительно сделает меня и моих коллег, которые возьмут на себя это руководство, реальными управляющими этого телеканала, также защищенными от собственника. Это может быть многолетний контракт, в котором будет предусмотрено множество юридических барьеров, гарантий, санкций, которые защитят нас со всех сторон. Если этого не произойдет, ну, тогда, видимо, не получится ничего вообще. Посмотрим. Поживем, как говорится, увидим!»
Светлана Сорокина обычно в таких случаях продолжала: «Увидим, если поживем…» Ну, что тут можно сказать? Эдуард Сагалаев (напомню – сооснователь ТВ-6) выразился так: «Информация о назначении Евгения Киселева исполняющим обязанности гендиректора ТВ-6 вызвала в коллективе сложные чувства». Главный редактор службы информации ТВ-6 Михаил Пономарев написал заявление об уходе, пояснив, что оно автоматически вступит в силу в случае, если его подпишет новый гендиректор. То есть Евгений Киселев. Вечером в понедельник, 16 апреля, новостники «шестерки» провели собственное собрание, а уже утром 17 апреля газета «Известия» напечатала список «Риторических вопросов Евгению Киселеву». Вопросы задавал Михаил Пономарев, и спрашивал он следующее:
«1. Вы и некоторые Ваши товарищи десятки раз повторили в разных СМИ и на митингах в поддержку НТВ, что кризис вокруг Вашей телекомпании вызван тем, что НТВ – Единственный Частный Независимый Метровый телеканал в России. И вдруг Вы и некоторые Ваши товарищи сообщаете о согласии начать работу на телеканале ТВ-6. Означает ли это, что Вы и некоторые Ваши товарищи осознанно лгали тысячам людей, пришедших Вас поддержать? Или Вы смирились с поражением и теперь готовы работать даже на НЕединственном, НЕчастном, НЕнезависимом и НЕметровом канале?
2. Вы и некоторые Ваши товарищи утверждаете, что у Вас есть силы, деньги и решимость построить новый телевизионный дом «с нуля». Почему же, в таком случае, Вы не желаете это сделать на телеканале ТНТ, который де-факто принадлежит «Медиа-Мосту»?
3. Вы и некоторые Ваши товарищи неоднократно заявляли, что в борьбе за НТВ готовы дойти до высших международных судебных инстанций. Намерены ли Вы и считаете ли Вы себя вправе продолжать судебные тяжбы с «Газпромом» за телеканал, который Вы покинули по собственному желанию и, возможно, в ранге руководителя уже другого канала?
4. Говорили ли Вы либо господин Гусинский сотрудникам НТВ о том, что у Вас в любом случае есть «запасная площадка» на телеканале ТВ-6?
5. Вы утверждаете, что у Вас есть деньги для развития телекомпании ТВ-6. Означает ли это, что Вы нашли инвесторов, готовых вкладывать деньги в телеканал, и согласен ли нынешний хозяин ТВ-6, Березовский, принять эти деньги? Или инвестором выступает сам Борис Березовский? В таком случае, как с этим увяжутся Ваши многочисленные комментарии в программе «Итоги» о том огромном вреде, который принес России Березовский? Вы пересмотрели свою точку зрения на персону Б. Березовского?
6. Альфред Кох публично трижды назвал Вас трусом. Почему же Вы до сих пор не прислали к господину Коху своих секундантов? Вы что, правда трус?»
С точки зрения «высокого стиля» НТВ заметка Пономарева, наверное, содержала немало изъянов. Но главная ее ошибка заключалась в том, что сам автор обозначил свои вопросы как риторические. Естественно, ответов на них не последовало. А как утверждения они были недостаточно убедительны для нашего лидера, только что выставившего владельцу канала – самому Березовскому! – принципиальное условие создания «абсолютно четкого прозрачного механизма юридической защиты журналистов от собственника!» Я просто слышу сейчас, как Борис Абрамович торопился ответить Киселеву на это требование: «Женя, конечно! Конечно! Конечно, Женя! Конечно!»
Что из всей этой принципиальности получилось в итоге? Механизм нашей защиты от собственника, замышлявшийся как некая гарантия от вмешательства еще недавно враждебного нам олигарха Березовского в нашу работу, этот «многолетний контракт», скоро заклинило – мы просто перестали получать зарплату. Правда, у Березовского была собственная версия случившегося, согласно которой мы сами и были, пусть отчасти, виновны в лишении финансирования с его стороны. Из команды, которая, по словам Евгения Киселева, «делала все эти годы канал ТВ-6», помимо сотрудников технических служб, сохранились Иван Усачев с программой «Вы – очевидец» и ведущие новостей Алексей Воробьев и Андрей Белькевич. Телекомпанию покинул ряд менеджеров, в том числе замгендиректора Александр Пономарев, заместитель гендиректора МНВК Александр Олейников, вице-президент МНВК Иван Демидов, генеральный продюсер утреннего вещания Игорь Шестаков и глава службы информации Михаил Пономарев. Уволились ведущие информационных программ Станислав Кучер и Анна Павлова, были закрыты передачи Юлии Меньшовой и Петра Шепотинника, закрылась также вся линейка развлекательных программ «ОСПшников», был прекращен показ юмористических и фантастических зарубежных сериалов, на смену которым пришли «Улицы разбитых фонарей», «Агент национальной безопасности» и «Бандитский Петербург». Ну и, конечно, знакомые по НТВ и абсолютно новые программы «команды Киселева». Концепция ТВ-6 поменялась…
Глава 18
Из «молодежно-развлекательного» канал превратился в «общественно-политический». Главные бренды УЖК просто переехали на новое место: «Итоги» и «Итого», «Глас народа» и «Тушите свет!». Информационная программа «Сегодня» получила новое название – «Сейчас», а выпуск новостей в полночь, который вел Владимир Кара-Мурза, стал называться «Грани». Сменила имя и «пятиминутка ненависти» Андрея Черкизова, из «Часа Быка» она превратилась в более соответствующее хронометражу «Назло». Но простым дублированием старых передач дело, конечно, не ограничилось. В эфире появились и новые лица, и новые названия.
Ведущими новостей стали Елизавета Листова, Ксения Туркова и Вячеслав Крискевич, сразу в двух ипостасях засветился на ТВ-6 Владимир Соловьев. После ухода с ОРТ он некоторое время вел передачу «Страсти по Соловьеву» в эфире ТНТ, так что его появление на «шестерке» выглядело вполне логичным. На ТВ-6 Соловьев снова взял на себя формат интервью, получивший логотип «Завтрак с Владимиром Соловьевым». Так же как и в «Страстях», его собеседниками становились самые разные люди, от политиков до деятелей культуры, но эти беседы не имели жесткой привязки к информационной повестке, как, например, в «Герое дня». Вторая его программа, «Соловьиная ночь», была посвящена авторской песне. Причем в зависимости от того, нравилась эта передача кому-либо или нет, критерии «авторской песни» менялись. Поклонники называли «Соловьиную ночь» программой «бардовской песни», а критики – программой «блатной песни». Общее примирение произошло в момент отключения ТВ-6 от эфира, ибо именно «Соловьиную ночь» показывали по телевизору, когда наш рубильник выключили.
Интересно, что некоторые лица «гусинского НТВ», покинув канал, потерялись в процессе поиска нового места «прописки». Николай Николаев и Дмитрий Дибров всплыли на «Первом канале» с чуть видоизмененными версиями своих прежних программ. «Независимое расследование» стало «Новым расследованием», а «Антропология» – «Апологией».
Изменения сетки коснулись и меня. Оставшись в новостях, я распрощался с интервью и попробовал себя в жанре телевизионной документалистики. Идея принадлежала Александру Левину, генеральному продюсеру НТВ, а теперь и ТВ-6. Саша решил делать со мной цикл фильмов, посвященных экологии. Причем как экологическим проблемам в привычном смысле, так и вопросам экологии человеческой, морально-нравственной. Эта линейка – а программа была еженедельной – получила название «Опасный мир». У Левина, видимо, какое-то особенное отношение к слову «мир», потому что спустя несколько лет, когда мы вместе работали на «Пятом канале», он продюсировал другую передачу со мной в качестве ведущего – «Реальный мир»!
Александр Левин
Мне мое новое амплуа очень нравилось. Впервые за пять лет работы на телевидении я вдруг смог лично попробовать еще что-то, кроме сидения в кадре информационной студии. Нет, «Герой дня», конечно, подразумевал определенное количество выездов, но все равно это были интервью – разговоры за столом один на один, пусть и не в студии «Останкино». В «Опасном мире» поле деятельности расширилось до масштабов всей страны. Я летал над Москвой на вертолете и выходил под парусом в Балтийское море, искал захоронения химического оружия и посещал подпольные кабинеты колдунов и магов, ползал с дозиметром по зонам радиоактивного заражения и собирал обломки в местах падения ступеней космических ракет, общался с жертвами тоталитарных сект и кормил с рук экзотических животных. Причем Левин устроил все таким образом, что работа в «Опасном мире» совершенно не мешала работе в новостях. Шаг оставался прежним, еще со времен НТВ – неделя через неделю. Но в «Опасном мире» существовали несколько групп сценаристов, которые работали, так сказать, на опережение, и я подключался к ним только на стадии съемок и озвучивания. То есть неделю я сидел в «Останкино», неделю мотался по командировкам.
К сожалению, зимой Кричевский зарубил всю нашу малину. Он вызвал к себе Левина и, как глава информационной службы, предъявил генеральному продюсеру претензии. Это называлось «конфликтом интересов». С точки зрения Григория Александровича, моя работа на Александра Викторовича негативно сказывалась на рейтингах новостей. Левин активно возражал против такой оценки. Я знаю это точно, потому что подслушивал за дверью кабинета Кричевского. Крик был громкий! Впрочем, теперь я не взялся бы утверждать, что все это не было постановкой, потому что, выйдя наконец из кабинета, Левин лишь коротко сообщил, что «Опасный мир» закрывается.
Положа руку на сердце, признаюсь, что результаты программы уступали показателям новостей, пусть общественный резонанс иногда был и не меньшим. В этом смысле особенно выделялись два наших выпуска. Первый мы снимали в Усть-Канском районе Республики Алтай, жители которого уже более полувека вынуждены мириться с постоянными бомбардировками. Именно в этот район падают отработавшие свое ступени ракетоносителей, запускаемых с космодрома Байконур. К сожалению, в реальной зоне поражения оказываются гораздо большие площади, чем утверждают в Роскосмосе. Так же считали и в его предшественнике, потому что за годы космической эры на Алтае скопились горы космических обломков. Они бывают разными. Я, например, демонстрировал в кадре куски ракетной обшивки, которые местные жители приспосабливают для решения бытовых проблем: кусочек поменьше идет на лопату, кусок побольше – на сани, а самый большой – на крышу для сарая. Самые крупные «останки» – огромные фрагменты ракетных ступеней, сравнимые разве что с железнодорожными цистернами – так и валяются в полях, постепенно зарастая травой и кустарником. В некоторых из них я, при моих ста восьмидесяти двух сантиметрах, мог стоять в полный рост!
Но главную опасность для местных жителей представляют даже не эти огромные железяки, а остатки ракетного топлива, которое не до конца сгорает в атмосфере. Мы сняли несколько «чудесных» по своей цветовой гамме водоемов – от кроваво-алых до лимонно-желтых, в зависимости от того, какая именно гадость и в какой концентрации пролилась на это конкретное место в виде дождя. Жители пострадавших от таких осадков деревень пытаются доказать, что размер компенсации, положенной за это, в общем-то, навязанное им освоение космоса, неприлично мал. Но все дела вязнут в судебных инстанциях, и людям остается как-то приспосабливаться. Возможно, поэтому главным типом темперамента в этих краях является тип флегматика. Причем это относится как к людям, так и к животным. Несколько дней нашу съемочную группу возил на подводе мужичок, имени которого я уже не помню. А вот кличку его коня я не забуду никогда. Коня звали Гондон! И оба – и конь, и его хозяин – были абсолютно невозмутимы.
Поездка же в Челябинскую область едва не обернулась судебным иском уже для нас самих. В суд намеревалось подать знаменитое ПО «Маяк», ведущее предприятие по производству компонентов ядерного оружия и переработке ядерного топлива. Тема ОЯТ – отработавшего ядерного топлива – тогда была крайне актуальной. Помните, я упоминал экологическую активность партии «Яблоко»? Комбинат «Маяк», при всей своей жизненной необходимости – это почти каламбур! – известен был прежде всего смертельной опасностью, которую он представлял для местных жителей. В 1957 году на предприятии произошла катастрофа, именуемая в энциклопедиях «Кыштымской аварией». Здесь необходимо пояснить, что сам «Маяк» находится на территории закрытого города Озерск, но в советское время все данные о его существовании были полностью засекречены, поэтому даже географическая привязка этого ЧП осуществлялась по другому населенному пункту – Кыштыму, ближайшему к Озерску городу, который значился на тогдашних картах.
29 сентября 1957 года произошла авария в системе охлаждения, которая спровоцировала взрыв емкости для хранения высокорадиоактивных ядерных отходов. Некоторые эксперты называют «Кыштымскую аварию» третьим по серьезности последствий радиационным ЧП в мировой истории после Чернобыля и Фукусимы. За десять дней после выброса в атмосферу десятков кубометров радиоактивных отходов погибли порядка двухсот человек, а общее число пострадавших, по некоторым оценкам, достигло двухсот пятидесяти тысяч. После катастрофы 1957 года на «Маяке» неоднократно происходили ЧП различной степени серьезности. Но дело в том, что еще до главной аварии на комбинате он просто сливал отходы производства в реку Теча, на берегах которой располагалось множество деревень и поселков. Экологи, с которыми мы общались во время съемок, утверждали, что за десять лет – с 1946 по 1956 год – в реку Теча было слито семьдесят шесть миллионов (!) кубометров радиоактивной воды! Потом эта практика прекратилась, были созданы специальные накопительные водоемы, но уровень радиации в деревнях по берегам Течи до сих пор превышает все мыслимые пределы.
Вот в этих деревнях мы и снимали тот выпуск «Опасного мира», за который ПО «Маяк» собиралось подавать на ТВ-6 в суд. Появились даже соответствующие критические газетные публикации. Вот, например, что писали «Известия» 18 ноября 2001 года: «Вездесущие камеры ТВ-6 пригласили доверчивых телезрителей в «Опасный мир». На сей раз это оказались задворки полусекретного по нынешним временам атомного производства «Маяк» в Челябинской области. Бьющие по эмоциям кадры с больным мальчиком, малопонятные показания дозиметра, с которым отважный журналист торил свой путь по берегам отравленной реки Теча, атомный спецпоезд из Болгарии… В общем, традиционная экологическая «страшилка», только с «ядерным» прицелом. В нашем расхристанном государстве таких можно снять никак не меньше, чем наличествует всяких производств. Всюду – от химии до рыбоводства – проблемы, проблемы, проблемы… Наверное, фильм многих заставил подумать – а что же дальше? А дальше – молчок. Только титры телесоздателей сюжета».
И в конце следовал вывод, что программа переработки ОЯТ, предложенная Минатомом, – единственный способ решения проблемы, а все остальное – «молчание и пустота, на которых и остановился телевизионный ролик с цветными картинками». Не знаю, что уж такого «малопонятного» было в показаниях дозиметра, но за «отважного журналиста», конечно, спасибо! Что же касается «бьющих по эмоциям кадров с больным мальчиком», так мальчик этот был не единственным, там такие мальчики через дом встречались! Вообще, я, находясь в тех местах, постоянно думал, что там можно было снимать «Сталкера» или «Через тернии к звездам»: не понадобились бы ни декорации, ни грим для массовки! На сам комбинат «Маяк» нас, разумеется, не пустили, его мы снимали из окошка автомобиля. Но и суда никакого тоже не случилось. Возможно, просто потому, что программу закрыли.
Я, конечно, расстроился из-за этого. Настолько сильно, что оказался в больнице. Это был мой первый профессиональный срыв! Причем, что стало его причиной – выяснить сразу не удалось. Повод был ясен, а вот причина? Естественно, сначала подумали про сердце. Юлька побежала к Киселеву, тот позвонил Гусинскому, после чего Владимир Александрович занялся любимым делом – организацией всего процесса. Результат оказался традиционным. Когда мы с Юлькой приехали в ЦКБ, куда меня должны были положить, в приемном покое очень удивились. «А почему вы сами приехали? Для вас уже операционная готова, вас должны были на «Скорой» доставить!» Тут уже настал наш черед удивляться и пугаться, потому что, каким бы неважным ни было тогда мое самочувствие, но операция мне явно не грозила. Тем более операция по шунтированию, которая и ждала меня в ЦКБ. Оказалось, что напор Гусинского на его знакомых и знакомых знакомых в столичных медицинских кругах был настолько мощным, что люди не успевали переваривать информацию: Центральная клиническая больница ждала не Андрея Норкина, а Бориса Ноткина, одного из самых известных и популярных ведущих канала ТВЦ!.. Позднее я в красках поведал Борису Исаевичу о том, насколько его любит коллектив ЦКБ. На это он ответил, что вынужден постоянно огорчать граждан, поздравляющих его с таким талантливым сыном, как я!
Так и хочется сказать: «Вот она – волшебная сила искусства!» Но это было бы слишком сильным обобщением. К сожалению, телевидение – далеко не самая подходящая для рождения настоящих произведений искусства площадка. История телеканала ТВ-6 второй половины 2001 года – наглядный тому пример. Самой популярной программой нашего ТВ-6 стало реалити-шоу «За стеклом!», первое реалити-шоу на отечественном телевидении. Думаю, не нужно объяснять, почему я утверждаю, что эта программа не имела к искусству никакого отношения? Честно говоря, лично я никогда не любил и не смотрел подобную телепродукцию. Мне кажется, реалити – самое скучное, что можно увидеть по телевизору, особенно если имеется в виду классический формат «Большого брата». Ну что там может быть интересного? Несколько половозрелых оболтусов неделями, иногда – месяцами сидят в четырех стенах под объективами телекамер и в лучшем случае ковыряют в носу. Но, видимо, я плохой психолог и социолог. Первый сезон «За стеклом!» просто порвал всех конкурентов ТВ-6. Доля зрительской аудитории по стране порой превышала сорок процентов! Это – невозможные, необъяснимые цифры!
Чтобы было понятно: возьмем обычный уик-энд конца ноября 2015 года. Это как раз соответствует графику завершения реалити-шоу «За стеклом!». Смотрим на долю, продемонстрированную программами-лидерами трех ведущих каналов в каждый из дней уик-энда. Пятница, 27 ноября. Шоу «Голос», Первый канал – 21,4 процента. Суббота, 28 ноября. «Центральное телевидение», НТВ – 15,8 процента. Воскресенье, 29 ноября. «Вести недели», «Россия-1» – 20,7 процента. А тут было – сорок процентов! Бред, сумасшествие, зомби-апокалипсис! Причем толпы зевак собирались у самого места съемок: стеклянного павильона, возведенного рядом с гостиницей «Россия» прямо напротив Кремля. Все разговоры, касающиеся телевидения, шли только о шоу «За стеклом!». Вот яркий пример. Ведущий «Эха Москвы», главный редактор радиостанции и детский писатель обсуждают, что сказал о событиях, разворачивающихся в «Застеколье», популярнейший телеведущий:
«М. Ганапольский:И Дэн сказал фразу, которая многое ставила на свои места. Он сказал, когда там кто-то, по-моему, Жанна, не помню: «Боже мой, это увидят, я вся краснею!»… Он сказал: «Мы собрались здесь не для того, чтобы краснеть!» Но у меня создалось впечатление, что организаторы передачи были не совсем объективными и кого-то они все-таки… Они люди, у них свои пристрастия. Мне кажется, что…
Г. Остер:Не знаю, чем тебе нравится эта фраза. По-моему, она ужасна!
М. Ганапольский:Какая?
Г. Остер:Ну, «мы собрались здесь не для того, чтобы краснеть».
М. Ганапольский:Это цинично, но так оно и есть! Не надо разыгрывать перед экраном, что, боже мой, тебя опозорили. После того как ты не выходишь из комнаты – это в отношении Жанны – где Марго… Как это слово, которое сказал Познер?
А. Венедиктов:«Уестествила».
М. Ганапольский: Уестествила Макса, а ты продолжаешь лежать!
А. Венедиктов:Запомнить можно? Такое красивое слово! Ты же мастер слова!
М. Ганапольский:Ты так кайфово его произносишь!
А. Венедиктов:А, извини…
М. Ганапольский:Не надо целку из себя делать! Это значит – хочешь послушать!
А. Венедиктов:У меня интеллигентное радио с интеллигентными ведущими!»
Это уж точно! И вот об этом они говорили 2 декабря 2001 года ЦЕЛУЮ передачу, потому что к ним потом приехали еще и авторы, и герои. После чего разговор обрел некий этический смысл: зачем? Для чего это все придумано? Ну, с точки зрения канала – понятно. ТВ-6 необходимо было доказать креативную мощь новой «суперкоманды», продемонстрировать всем, что и на новом месте УЖК, с влившимися в его ряды коллегами, способен всем надрать задницу. Уестествить… И, надо сказать, этот замысел сработал на сто процентов. Ранее я шутил, что, мол, идея «За стеклом!» пришла к нашим продюсерам во времена акции протеста НТВ с показом пустых редакционных коридоров. На самом деле программу придумал Иван Усачев. Другой вопрос – когда? Сам он в интервью утверждал, что его осенило уже после прихода на ТВ-6 «команды Киселева»: «Тогда большая часть сотрудников ушла на НТВ, а я остался[18]. Для того чтобы доказать, что способен на что-то, решил предложить новый проект. Изначально идея заключалась в том, чтобы поместить молодых людей за витрину магазина и снимать их жизнь. То есть чтобы эта жизнь проходила и на экране, и на глазах прохожих. В итоге продюсеру Александру Левину идея понравилась, но он дополнил ее своим видением».
«Видение» Александра Левина – это талант все превращать в деньги. Наверное, настоящий профессиональный продюсер и должен обладать этим качеством. В шоу «За стеклом!» монетизированным оказался каждый атом. Пока в упомянутой выше передаче «Эха Москвы» жарко обсуждался эпизод полового акта, якобы осуществленного участниками шоу, в магазинах уже начали продавать выпущенную компанией «Союз» видеокассету «Самые откровенные сцены, не показанные в телеэфире «За стеклом!». Цитирую по газете «Комсомольская правда»: «Точно известно, что в «Самых откровенных сценах» присутствуют момент совокупления Марго и Макса, неизвестные широкой публике кадры из туалета, сладкий сон застекольщиков и их ежедневное мытье в душе. Всего на кассете уместилось 75 откровенных сцен».
Я не ханжа, просто меня смешат фразы типа «неизвестные широкой публике кадры из туалета»! Конечно, к созданию шоу были привлечены мощные силы. Режиссером программы стал Григорий Любомиров, делавший на НТВ «Кукол», а ведущими в «Застеколье» отрядили Кирилла Набутова и Эрнеста Мацкявичюса. Набутов выступал в роли комментатора, а Мацкявичюс – фактически в прежнем амплуа корреспондента. Самым запоминающимся моментом их совместной работы стало внезапно вырвавшееся у Набутова обращение «Эрни, малыш!», которое потом еще долго преследовало Эрнеста, несмотря на многочисленные извинения Набутова.
Программа «За стеклом!» была чистейшей воды провокацией, очень правильно рассчитанным и подготовленным скандалом. Например, активно распространялась версия, что одна из участниц – дочь Бориса Немцова. Причем никто этого не опровергал, никто не говорил, что это не так. Наоборот, главной задачей было создавать как можно больше шума вокруг проекта. Засветился в этой PR-кампании и один из известных в будущем отечественных медиаменеджеров. Я говорю о Демьяне Кудрявцеве, как писали тогда – «консультанте Бориса Березовского по СМИ». С той поры Демьян Борисович проделал большой путь, на котором я с ним периодически сталкивался[19]. Но во времена «Застеколья» он еще не был широко известен, и многие журналисты даже путались в анкетных данных, периодически именуя его Дамианом Кудрястьевым, каковым он значился в своем израильском паспорте.
Участники шоу «За стеклом!», якобы боровшиеся за главный приз в виде квартиры в Москве, имели возможность влиять на свой рейтинг с помощью аукционов. На них покупались и продавались голоса «за» и «против» того или иного «застекольщика». В какой-то особенно драматический момент Кудрявцев совершил такую сделку, вызвав большой шум в прессе. Во-первых, впечатляла сумма – почти шесть тысяч долларов. Во-вторых, настораживала его близость к Березовскому. В некоторых газетах всерьез писали о том, что участие Кудрявцева в аукционе программы – не что иное, как личное вмешательство олигарха в судьбу своего хитового телепроекта. Я в это не верю. Березовский, как мне кажется, особенно никогда и не следил за эфиром ТВ-6. У нас не было ничего, сравнимого с «Авторской программой Сергея Доренко», а все остальное Бориса Абрамовича не интересовало.
Массовый психоз, вызванный шоу «За стеклом!», оказался единственным рейтинговым успехом обновленного ТВ-6. Ни развить этот успех, ни даже повторить его не удалось. Вторая часть, «Последний бифштекс», которая вышла почти сразу же вслед за первой, оказалась гораздо менее интересной, если критерий «интерес» вообще применим к этой программе. А третья серия – «Ты теперь в армии», – которую остатки «команды Киселева» протащили уже на канал ТВС, вышла настолько провальной, что проект пришлось прекратить досрочно. Возможно, скоропостижная смерть «За стеклом!» объясняется и действиями конкурентов, потому что «Первый канал», очень быстро уловивший, куда дует ветер зрительских симпатий, выстрелил в конце ноября своим вариантом реалити. После первого же выпуска шоу «Последний герой» все сомнения, какую программу будут смотреть дальше, отпали сами собой.
Именно с началом декабря 2001 года популярность ТВ-6 стала последовательно снижаться. «Гвоздей», таких как «За стеклом!» или хотя бы прямая трансляция рок-фестиваля «Нашествие», в нашей программе не осталось, поэтому приходилось выезжать лишь за счет поклонников информационных программ старого УЖК. Новостники – редакторы, корреспонденты, режиссеры – составляли большую часть в той группе журналистов НТВ, которые перешли на «Шестой канал». А как я уже говорил, это были работники высокого профессионального уровня. Что весьма наглядно проявилось 11 сентября 2001 года – тогда, на мой взгляд, освещение трагических событий в США на нашем канале оказалось на порядок лучше, чем у конкурентов.
Судить об этом я могу лишь сейчас, вспоминая нашу работу и пересматривая старые записи. Непосредственно 11 сентября я, конечно, заниматься сравнениями не мог, так как почти безвылазно просидел в прямом эфире около семи часов. Первое сообщение о самолете, врезавшемся в одну из башен Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, пришло прямо во время нашего выпуска. Честно говоря, сразу мы в это не поверили. Никто из сотрудников бригады! Думали об ошибке информагентства, о преувеличении масштабов случившегося, о чем угодно – только не о том, что произошло на самом деле. Поступившее спустя несколько минут сообщение о втором самолете не оставило уже никаких сомнений.
Я вернулся в студию и дальше уже практически не покидал ее, общаясь с корреспондентами, политиками, экспертами, которые выходили в прямой эфир с мест или прямо из нашей студии. Новостной павильон у «шестерки» был не очень большой, но даже его пришлось разделить на две выгородки – для «Сейчас» и для «Итогов». Часа через три в этой части декорации уже появился Евгений Киселев, первым гостем которого стал Владимир Познер. Это, кстати, одно из доказательств качества нашей работы в тот день: коллеги с других каналов, в том числе с «Первого», гораздо позже отреагировали на случившееся, а мы ушли в режим спецвыпуска практически сразу же. Так что неудивительно, что сотрудничавший с «Первым каналом» Владимир Познер сначала оказался в кадре именно у нас.
Компьютера в студии у меня не было, и информацию я получал прямо с просмотрового монитора, на который мне завели трансляцию CNN – мы дублировали эту картинку в своем эфире. Что-то мне ребята диктовали прямо в «ухо», более подробные сообщения подносила Юлька. Она «сидела на агентствах», поэтому сразу распечатывала новости и доставляла их мне, проползая под телекамерами, чтобы не попасть в кадр. Потом на помощь подоспела Света Сорокина, которая провела свой – «по расписанию» – выпуск, после чего я снова уселся комментировать картинку из Америки. Так мы и трудились до поздней ночи, чтобы на следующий день продолжить выпуски новостей все той же темой. Этот эфир 11 сентября 2001 года стал, пожалуй, наиболее яркой демонстрацией командной работы нашей информационной службы. Конечно, особенная заслуга в этом принадлежала ее руководителю – Григорию Кричевскому, сумевшему в очень сжатые сроки и в не самых комфортных условиях ТВ-6 организовать такую деятельность почти безупречно. Вторая серия информационного марафона случилась 7 октября в момент начала американцами военной операции «Несокрушимая свобода» в Афганистане. В принципе, мы к этому готовились, но администрация Джорджа Буша-младшего преподнесла нам сюрприз: старт бомбардировок совпал с началом очередного выпуска программы «Итоги». Мне позвонил Кричевский: «Срочно приезжай! Он долго не выдержит!»
Лирическое отступление: Евгений Алексеевич Киселев
Под местоимением «он» подразумевался «ЕАК», «Барин», «Усы», «Женя», «Кисель», «Компот» и т. д. – Евгений Алексеевич Киселев. Человек непростой судьбы, говорю это без всякой иронии. В тот вечер, 7 октября 2001 года, я приехал в Останкино, сменил Киселева в кадре, и «Итоги» перешли в столь привычный нам формат бесконечного информационного вещания, комментирования скудных видеокадров, которые опять транслировала CNN. Картинка была почему-то зеленого цвета – я запомнил это очень хорошо. Киселев периодически появлялся в студии, чтобы задать несколько вопросов своим гостям…
Период моей с ним совместной работы продлился еще около четырех месяцев. В конце января, после отключения ТВ-6, наши пути разошлись на несколько лет, чтобы потом снова ненадолго пересечься. После 2007 года я разговаривал с Киселевым всего один раз. По телефону.
Его звонок застал меня в гостинице в парижском Диснейленде, куда я приехал со средним сыном. Мы тогда из финансовых соображений устроили сыновьям раздельные весенние каникулы, и Юлька увезла младшего, Лешку, в Эйлат, на Красное море, а я с Темкой на пять дней улетел во Францию. Это была весна 2013 года, то есть с момента нашей последней встречи прошло без малого пять с половиной лет. Сказать, что я удивился звонку, – не сказать ничего. Правда, с Евгением Алексеевичем мы расстались хотя и при весьма драматических обстоятельствах, но уж никак не врагами. Тем не менее поводов для общения у нас не было, да к тому же Киселев уже несколько лет как работал на Украине. Куда, как выяснилось, он и собирался меня пригласить.
Он сообщил мне, что стал одним из руководителей телеканала «Интер» и сейчас намерен подготовить и осуществить глобальную реформу информационной службы. В связи с этим он хотел бы предложить мне вести вечерние новости. Ответить отказом сразу я, честно говоря, постеснялся. Взял для видимости паузу на размышление. Свои резоны я не озвучивал, кроме одного: мне не хочется жить переездами, я этого счастья наелся еще на «Пятом канале», неделю работая в Питере и лишь на выходные возвращаясь в Москву, к семье. Другой причиной было мое нежелание работать ни в какой другой стране, кроме России, а уж тем более на Украине. И кроме того, меня совершенно не привлекала перспектива снова оказаться под началом у Евгения Алексеевича.
Дело в том, что Евгений Киселев – очень плохой руководитель. «Плохой» – значит «слабый». Он много лет прекрасно работал в кадре разнообразных телепрограмм и много лет возглавлял различные средства массовой информации. В некоторых из них, в числе прочих журналистов, работал и я, поэтому могу дать свою оценку: Киселев – «ведущий» в телевизионном смысле, а в жизни он всегда оставался «ведомым». Его называли «вождем УЖК», «лидером единой команды», но Евгений Алексеевич не был ни лидером, ни тем более вождем. Когда Парфенов и фрагментарно соглашавшийся с ним Шендерович в апреле 2001 года обвиняли Киселева в авторитарности и даже тоталитаризме, они били мимо цели. Они предъявляли претензии ширме, за которой и находились персонажи (простите за каламбур), руководившие нашим руководителем, вкладывавшие в его уста свои речи и, черт его знает, кажется, даже заставлявшие его думать их собственными мыслями!
Я не хочу сказать, что все дело в исключительной слабохарактерности господина Киселева. Но отчасти так оно и было. Евгений Алексеевич начисто лишен такой черты, как «вождизм». Оно, может, и хорошо – в обычной жизни. Но для руководителя, тем более руководителя СМИ, организации, изначально нуждающейся в диктатуре – тут меня никто не сможет переубедить! – необходимы хотя бы зачаточные способности общественного лидера. Евгений Киселев оказался лидером поневоле, причем эта атмосфера формировалась вокруг него именно в его программах, вокруг его амплуа телеведущего. На НТВ был создан институт «звезд», на которых работали все остальные сотрудники. Киселев был «звездой среди звезд», с его статусом не мог сравниться никто. Такая окружающая среда оказалась очень питательной, зерна упали на хорошо подготовленную почву, и Евгений Алексеевич забронзовел быстро и капитально. В коридорах НТВ посмеивались, глядя на то, как ЕАК летит в свой кабинет в сопровождении группы телохранителей. Зачем он с ними ходил? Наверное, повод для опасения за свою жизнь он имел, не мне решать. Но одно дело приехать ко мне в гости, в подмосковную Ивантеевку, где неизвестно кого можно встретить в подъезде, и совсем другое – ходить по помещениям собственной телекомпании, в которых на тебя разве что не молятся!
Был, кстати, очень смешной эпизод. Радиостанция «Эхо Москвы» отмечала то ли очередной день рождения, то ли Новый год. Праздник был организован для сотрудников, такой чистой воды «корпоратив». Проходило торжество на втором этаже одного из мясных ресторанов столицы. Евгений Алексеевич к началу праздника сильно опоздал, поэтому, когда он поднялся по лесенке на второй этаж и вошел в наполненный людьми, музыкой и цветными бликами зал, дело уже приближалось к кульминации. Как только Киселев появился перед всеми, раздался просто гром аплодисментов! Публика уже была хорошо подогрета, и на эмоции никто не скупился. Евгений Алексеевич шел, радостно улыбаясь, кивая головой направо и налево, приветствуя коллег, устроивших ему настоящую овацию. В какой-то момент он обернулся и понял, что все эти проявления самой искренней радости адресованы вовсе не ему, а официантам, которые шли прямо вслед за ним и несли на плечах огромное блюдо с пылающими шашлыками. Мне тогда стало его немного жалко – я увидел, как он расстроился. Он обманулся в своих ожиданиях. Ошибся в оценках, которые сам себе выставил.
В работе над «Итогами», как я уже неоднократно отмечал, огромную роль играла редакторская группа. Сплоченный женский коллектив, не только помогавший Киселеву профессионально, но и пестовавший его, заботившийся о нем, придававший ему уверенности, создававший миф о самом талантливом телеведущем, самом продуктивном руководителе, самом эффектном мужчине и вообще – самом выдающемся человеке. И это тоже хорошо! Но недаром говорят, что «хорошего понемножку»! Произошел перебор, количество хвалебных эпитетов не преобразовалось в качество, а именно переросло его, перевалило за допустимую грань. А Киселев во все это верил и не замечал или не хотел замечать собственных ошибок.
Вполне возможно, что он просто боялся обращать на них внимание. Жизнь Евгения Алексеевича в какой-то момент, фигурально выражаясь, превратилась в пребывание в комнате, стены которой оклеены метровым слоем ваты, чтобы он – не дай бог! – не ушибся об острый угол. Это касалось и работы в кадре в том числе. Конечно, Киселев сам писал свои тексты: у него прекрасный литературный язык, он пишет гораздо лучше, чем говорит. Впрочем, это довольно часто встречающийся в журналистской среде феномен. Однако главные тезисы его выступлений в тех же «Итогах» всегда рождались в голове Малашенко. Даже на RTVi технология оставалась прежней. Когда в эфир выходила программа «Власть», Малашенко звонил мне, я конспектировал его размышления и передавал потом Киселеву. Или, если это было физически возможно, Киселев сам записывал за Малашенко, сидя в моем кабинете на Палашевке. Кстати, раньше этот кабинет сам Малашенко и занимал!
В быту все проблемы Евгения Алексеевича решал «персональный менеджер». Буквально все. От поиска пропавшего в аэропорту багажа до доставки продуктов на дом. Я много раз бывал в доме Киселева. И в московской квартире, и на даче в «мостовском» корпоративном поселке в Чигасово. Мы с Юлькой пару раз даже оставались у Жени и Маши ночевать, и вовсе не потому, что я тогда был сильно выпивши. А потому, что сильно выпить можно только в том доме и в той компании, где это приятно делать. Как говорил Винни-Пух: «Кролик – это подходящая компания!» И дело вовсе не в том, что там могли «чем-нибудь угостить». В обычной жизни, без работы на камеру, вне рассуждений о политическом моменте Киселев всегда представал очень приятным, обаятельным, мягким человеком. Возможно, просто потому, что дома он расслаблялся, чувствуя себя под надежной защитой Маши. Она же, в свою очередь, полностью растворялась в Жене всегда и везде, хотя делать это на работе было гораздо труднее.
На даче у Евгения Киселева. Справа от Эрнеста Мацкявичюса – Татьяна Голова, Светлана Сорокина и Сергей Скворцов
Наша «верховная ставка» крайне отрицательно относилась к совместной деятельности мужей и жен. Мне, например, Венедиктов так и говорил: «Вас разведут!» Нас с Юлькой не развели, но мы в конце концов ушли с этой работы, и слава богу! У Киселевых была такая же история. Над Женей начальники посмеивались, а про Машу предпочитали рассказывать гадости… Я так понимаю, дело в скрытых комплексах моих бывших работодателей: всем им всегда хотелось казаться мужчинами в большей степени, чем это было на самом деле. Так что Маша Шахова, как могла, оберегала Евгения Алексеевича, отодвинув на неопределенное время реализацию собственных творческих замыслов, и Киселев, таким образом, мог почти постоянно пребывать в комфортной для себя эмоциональной атмосфере.
Но то, что хорошо в быту, – не всегда хорошо для работы. А эта сознательно загоняемая внутрь мягкотелость Евгения Алексеевича как раз его и подводила. Если как ведущий телепрограммы, лишившись постоянного внимания и опеки сверху, он еще как-то проскакивал на собственном журналистском профессионализме, то с менеджерской деятельностью все получалось гораздо хуже. Отсутствовал фундамент, без которого самый распрекрасный замок на песке разрушается во время прилива в течение нескольких секунд.
Киселев просто не умел руководить. Он не мог быть главным редактором и тем более генеральным директором, как бы ему самому ни льстили громкие названия этих должностей. Друзья рассказывали, как сразу после изгнания Григория Кричевского с ТВС Киселев, снова занимавший пост главного редактора этого СМИ – ЗАО «Шестой канал», – растерянно шел по останкинскому коридору и, увидев группу подчиненных, стоявших в курилке, обратился к ним с неожиданным вопросом: «А где у вас эта… эта комната? Где все происходит?» Решив не задерживать руководителя, только что со скандалом лишившегося своего многолетнего зама, коллеги направили Евгения Алексеевича в техническую координацию, здраво рассудив, что если там ему не помогут, то хотя бы точно объяснят, куда следует обращаться…
Киселеву-менеджеру всегда была необходима жесткая рука, которая бы поворачивала его в нужном направлении, подталкивала при преодолении препятствий и останавливала в случае, если риск сорваться оказывался слишком велик. Но если на НТВ таких рук было даже больше двух, то на ТВ-6 их не осталось ни одной: ни Гусинского, ни Малашенко, ни Добродеева. После ТВ-6 у Киселева, образно говоря, отказали еще и ноги, он вообще лишился возможности двигаться самостоятельно. Этот брак, то ли по любви, то ли по расчету, который УЖК заключил с Некоммерческим партнерством «Медиа-Социум» перед конкурсом на возобновление вещания на «шестой кнопке», когда Киселев сначала говорил одно, потом – другое, после – третье, стал последней ступенькой, на которой он еще как-то ухитрялся балансировать. Когда эта ступенька исчезла, началось безостановочное скольжение вниз.
Именно тогда, в непродолжительные времена ТВС, появилась грустная шутка: «Ликвидация компаний. Быстро и дорого. Евгений Киселев». После развала ТВС, за которым я наблюдал уже со стороны, распрощавшись к тому времени с «командой Киселева», сообщение о новом кадровом назначении Евгения Алексеевича повергло меня в шок: главный редактор газеты «Московские новости», а чуть позже – генеральный директор издательского дома! Столкнувшись в редакции «Эха Москвы» с Ириной Ясиной, которая тогда была одним из руководителей фонда Ходорковского «Открытая Россия», я спросил ее: «Ира, скажи мне, вы там все с ума сошли?» Она пожала плечами и ответила: «Это решение Михаила Борисовича!»[20] На самом деле это был исчерпывающий ответ. Не важно, кто конкретно – Михаил Борисович или Леонид Борисович – предложил утопающему Киселеву «Московские новости» в качестве спасительной соломинки. Евгений Алексеевич уже готов был ухватиться за что угодно, поскольку за многие годы отвык от необходимости предпринимать что-либо самостоятельно! Дальше произошло всё то же, что происходило ранее. Сначала была мутная история с увольнением Лошака[21], с которым, как рассказывали, Киселев даже не удосужился встретиться, чтобы принять дела. А потом – грандиозный скандал с увольнением ведущих сотрудников издания, традиционный переход на личности, публичные обвинения и оскорбления. Все как мы любим!
«Вы фактически не занимались производством газеты – ни в идеологическом, ни в профессиональном, ни в финансовом плане. Вы отказались от распространения «МН» за пределами Москвы и Санкт-Петербурга. Это – сознательное ослабление влияния газеты. Вы закрыли журнал «Родительское собрание», признанный Союзом журналистов России лучшим проектом 2002 года, лишив издательский дом возможности развития. И сделали это без объяснения причин. После событий в Беслане вы выступили против того, чтобы «МН» вышли с экстренным выпуском. Когда решение о таком выпуске вопреки вашей позиции было принято, вы демонстративно не стали участвовать в его подготовке, мотивировав это соображениями собственной безопасности. Вы отказывались и отказываетесь от коллегиального обсуждения политической линии газеты». Это – цитата из письма журналистов «Московских новостей» своему главному редактору Евгению Киселеву, которое они написали еще в октябре 2004 года, до его назначения генеральным директором. Став таковым, господин Киселев приступил к оптимизации производственного процесса. Были уволены в том числе и авторы процитированного письма.
В уже устоявшихся традициях жанра Евгений Киселев ответил (снова цитирую): «Я хочу, чтобы было понятно одно – в моем решении нет никакой политики. Газета как была, так и останется либерально-демократического направления. Так получилось, что я был назначен гендиректором издательского дома за неделю до того, как у всех сотрудников редакции истекали сроки действующих контрактов. Я долго думал и в итоге принял очень больное для меня решение – расстаться с некоторыми сотрудниками, которые действительно очень многое сделали для газеты. Передо мной стоял вопрос, оставить все без изменений или омолодить команду, не с точки зрения возраста, а с точки зрения вливания в редакцию свежей крови. Я выбрал второе решение. Убежден, что газете нужна свежая кровь».
Многие тогда довольно зло спрашивали Киселева, чем же он в таком случае отличается от Коха и Йордана, которые в 2001 году убеждали всех в том же самом – в отсутствии в конфликте вокруг НТВ политической подоплеки и обусловленности подобных кадровых решений исключительно требованиями «эффективного менеджмента»? Да что говорить, если даже сам Шендерович написал Киселеву письмо – разумеется, открытое! – а потом заявлял на акции в защиту «Московских новостей» следующее: «Чем скорее демократическое движение очистится, тем оно будет сильнее. Я не хочу, чтобы слово «демократ» ассоциировалось с именами Киселева или Березовского, а не Ковалева и Сахарова!»
Думаю, что сам Киселев был искренним в своих словах. Он действительно считал, что поступает правильно. Вернее, правильно трактует указания начальства. Другое дело, что это начальство в том же году избавилось от самого Евгения Алексеевича, но тут уже совсем другая история. История личной драмы человека, которого я и называю «человеком непростой судьбы». Впрочем, есть и более подходящая формулировка, немного жесткая, но очень правильная. Ее я приведу в финале моего лирического отступления, посвященного Евгению Киселеву. В чем же драма? А в том, что в обстоятельствах, сопровождавших развал «Московских новостей», Киселев, как всегда, был уверен, что все делает правильно. И в то же время понимал, что опять допускает ошибку!
Это кажется парадоксом только на первый взгляд. Когда я уходил от Киселева к Гусинскому (довольно абсурдная фраза, не правда ли?), то есть отказывался лететь вместе с УЖК все дальше по его светлому пути к черной дыре ТВС, Евгений Алексеевич просил меня этого не делать. «Гусинский тебя кинет! – говорил он. – Так всегда поступают с теми людьми, услуги которых становятся ненужными». То есть он все знал. Или чувствовал. Или ожидал – не суть важно. Ну не дурак же он, в конце концов, верно? У него уже имелся тот опыт работы с олигархами, который мне только еще предстояло получить. Киселев оказался прав. Когда я перестал соответствовать жизненным, политическим и деловым принципам моих работодателей, меня выкинули на улицу. Заменив – на кого? Правильно! На Евгения Алексеевича Киселева, которого я и предложил взять на работу! Эта фантасмагория еще дождется своего часа в моем рассказе.
Я не обижаюсь ни на кого из участников той истории. В конце концов, я и так стоял уже на грани ухода из RTVi. Я говорю сейчас не об этом. Я говорю о том ужасном положении, в котором живет уже столько лет замечательный в прошлом журналист Евгений Киселев. Он – заложник! Заложник системы, рабом которой он сам с таким удовольствием стал в звездные годы НТВ. Этой сладкой липкой паутины, опутавшей его по рукам и ногам. Когда скандал с «Московскими новостями» достиг апогея, коллектив издания выпустил специальный номер – «Московские новости без Киселева». В нем была карикатура «Нужна свежая кровь»: жутковатого вида Евгений Алексеевич в фартуке мясника только что разрубил топором пачку газетных номеров. Из карманов фартука выглядывают бутылки дорогого вина – не водки же, всем известно, что Киселев коллекционирует вина. Ботинки от Hugo Boss: видимо, намек на нацистское прошлое дизайнера и фашистское настоящее главреда. И знак «V»: любимый жест Киселева времен митингов в защиту НТВ. Эта карикатура своими корнями уходит в коховские слова про «лоснящиеся от фуа гра губы». Знал Альфред Рейнгольдович, куда бить! Как вы там вашего главреда за глаза зовете? Барин? Ну так вот мы по его «барству» и вдарим, чтобы неповадно было, чтобы не отрывался от земли-матушки, чтобы знал, как больно падать придется!
А падать пришлось больно. Очень больно. Я это по себе знаю, потому что, порвав с уважаемыми либеральными политиками и журналистами, оказался в финансовой яме, глубину которой даже представить не мог. Что же тогда говорить о журналисте и медиаменеджере уровня Евгения Киселева, с его-то зарплатами и масштабами трат?..
Финал нашего киевско-парижского телефонного разговора в 2013 году был таким. Я отказался от приглашения переехать на Украину. Киселев спросил: «Тебя что, даже не интересует финансовая составляющая?» Я сказал: «Нет». Он хмыкнул и, пробормотав: «Ну, что ж… странно, конечно…» – повесил трубку. С того момента я стал невольным свидетелем стремительной профессиональной деградации знаменитого ведущего аналитической программы НТВ «Итоги с Евгением Киселевым». Я не смотрю, естественно, все выпуски передачи, которую он ведет сейчас на украинском телевидении. Но кое-что попадается на глаза в Интернете. И… обсуждать на полном серьезе: «Куда же пропал Путин? Не прячут ли его? «Говорят, царь – не настоящий!» – это, знаете ли… Мягко говоря, не тот уровень, который я привык видеть в аналитике Евгения Киселева. А как относиться к заявлению, что ответственность за жизни детей, подключенных к медицинским аппаратам в обесточенных больницах Крыма, должен нести Путин, а не украинские организаторы энергетической блокады полуострова в конце 2015 года? «Именно Путин обязан дать деньжат на срочную покупку генераторов, которые бы обеспечили больных детей, которым нужно постоянно быть подключенными к каким-то медицинским аппаратам. Послушайте, господа хорошие, давайте не будем забывать, что тот самый народ, о котором мы сейчас печемся, дружно голосовал на этих так называемых референдумах. Пусть они отвечают за свои поступки!» Вы ли это, Евгений Алексеевич? Неужели финансовая составляющая настолько «интересна», что дает право на такие слова?
Когда в Москве был убит Борис Немцов, Евгений Киселев в интервью радиостанции «Коммерсантъ FM» заявил, что знает, кто убийца. «Вы можете назвать фамилию?» – спросили его. «Могу! Это… неуважаемый мною господин Норкин! Который, между прочим, у вас работал!» – закричал Евгений Алексеевич… Знакомые юристы советовали мне обратиться в суд. Я послушал запись этого разговора и понял, что не буду так поступать. Потому что, хотя заявление и являлось оскорбительным и клеветническим, оно оставалось эмоцией. Потому что, как это ни печально, господин Киселев, очевидно теряющий на своей нынешней площадке то профессиональное мастерство, которым он блистал в свое время на Родине, утратил и ощущение соразмерности сказанного слова, и той ответственности, которая за этим сказанным словом наступает. Уехав из России, он так и не нашел новую родину на Украине, не получил до сих пор украинского гражданства, так и не научился говорить в телеэфире на украинском языке… Поэтому, конечно, судиться с ним было бы ударом ниже пояса.
Я помню, как Гусинский и Малашенко отзывались о Киселеве периода 2002–2005 годов! Иногда возникали сомнения – а работали ли они вообще вместе? Откуда столько ненависти и презрения к своему бывшему товарищу? И был ли Киселев виноват во всех тех грехах, в которых они его обвиняли? Ответов на эти вопросы нет и, скорее всего, не будет. А секрет «непростой судьбы» самого Евгения Алексеевича заключен в следующем: с одной стороны, он прекрасно осознавал, что и как делают наши любимые и столь щедрые олигархи, даже предупреждал менее опытных коллег: «Будьте осторожны, не верьте их обещаниям! Бойтесь данайцев, дары приносящих!» А с другой – сам же первым и следовал за указанными обещаниями и дарами. Все понимал, а разорвать эту веревку самому – сил не хватило… Один мой хороший друг как-то родил такой афоризм: «Каждый человек – пи…дец своего счастья!» Это – как раз про Евгения Киселева.
Глава 19
Агония Уникального журналистского коллектива в формате ТВ-6 была представлена в телеэфире несколько иначе, чем в последние дни НТВ. Во-первых, не было никаких кампаний протеста с показом пустых редакционных коридоров или митингов с флагами и песнями «Не спеши ты нас хоронить!». Во-вторых, основная публичная нагрузка легла на «Глас народа» Сорокиной, а не на киселевские «Итоги». В-третьих, уже в процессе агонизирования произошли настолько важные изменения в диспозиции, что, простите за вульгаризм, «заколбасило» не только нас и наших противников, но даже нашего на тот момент главного акционера – Березовского. Поэтому для пущей ясности необходимо еще раз обозначить распределение сил, предшествовавшее началу решающей информационной схватки.
Все наши владельцы-руководители к этому времени прочно осели за границей. Гусинский, наконец-то вырвавшийся из-под испанского домашнего ареста, и Малашенко, на всякий случай покинувший Россию, – в Америке, Березовский – в Англии, куда он перебрался, не доверяя малопредсказуемым французам, со своей виллы на мысе Антиб. Отношения между ними были странными. Контакты, безусловно, участились, договоренности стали заключаться по самым разным поводам, но настоящего доверия – и человеческого, и делового – по-видимому, все же не существовало. Иначе никак нельзя объяснить, почему «команда Киселева», хоть и с оговорками, но все же принявшая в апреле 2001 года предложение Березовского перейти на ТВ-6, уже в январе 2002-го решила сказать ему: «Спасибо, до свидания!» Как это могло случиться? А вот как.
До сих пор я указывал, что владельцем ТВ-6 являлся Березовский. Так оно и было – Борису Абрамовичу и аффилированным с ним компаниям принадлежали семьдесят пять процентов акций телеканала. О чем, еще раз напомню, до 2001 года никто и не знал, потому что ни сам Борис Березовский, ни уступивший ему свой пакет Эдуард Сагалаев о сделке не распространялись. Но оставались еще двадцать пять процентов. Десятью из них владело правительство Москвы, а точнее – его Комитет по науке и технологиям. Владело еще с начала 1990-х, когда вместе с Сагалаевым и Тедом Тернером создавало МНВК. Наконец, оставшиеся пятнадцать процентов принадлежали НПФ «Лукойл-Гарант», негосударственному пенсионному фонду, являвшемуся «дочкой» нефтяной компании «Лукойл». Вот эти-то пятнадцать процентов и стали тем троянским конем, который разрушил некогда придуманный Гусинским и Березовским план по пересадке «команды Киселева» с четвертой телекнопки на шестую. Наши акционеры, как всегда, переоценили собственные возможности в сфере влияния. А присутствие в этой истории «Лукойла» просто необходимо было учитывать, поскольку личные отношения Березовского с главой нефтяной компании Вагитом Алекперовым всегда выглядели несколько натянутыми.
Практически сразу же после нашего коллективного появления на ТВ-6 миноритарный акционер «шестерки» НПФ «Лукойл-Гарант» подал иск в столичный арбитраж. Требованием этого иска значилась ликвидация телекомпании ТВ-6, а поводом – нарушение прав акционера-миноритария. Цитирую по исковому заявлению: «Мы не преследуем никаких политических целей, а просто отстаиваем свои права как акционера… Владельцы контрольного пакета акций не давали нам возможности принимать участие в управлении, и даже предпринимались попытки исключить нас из числа акционеров путем незаконных эмиссий». Проблема, с точки зрения НПФ, заключалась в том, что чистые активы ТВ-6 за последние два года оставались отрицательными, что нарушало требования законодательства, согласно которым они должны были превышать размер уставного капитала. Обращу внимание на то, что речь шла именно об отрезке в последние два года, то есть о том периоде, когда ТВ-6 перешла в собственность Березовского.
Пока мы – журналисты – информировали зрителей о террористической атаке на Америку и последовавшей затем войне против международного терроризма, а также шокировали публику подробностями посещения туалета участниками шоу «За стеклом!», суд вершил свое неспешное дело. Его результатом стало решение о ликвидации телекомпании ТВ-6. Точка в судебном рассмотрении вопроса должна была быть поставлена в январе 2002 года. Березовский, который все еще считал себя способным не просто активно нападать на своих противников, но и побеждать их в результате этих атак, сделал выпад в направлении Алекперова. Он написал открытое письмо (!) на имя главы нефтяной компании «Лукойл» с предложением выкупить те пятнадцать процентов ТВ-6, что числились за нефтяным Пенсионным фондом. Впрочем, в стиле Березовского предложение выкупить больше походило на ультиматум. Борис Абрамович дал Вагиту Юсуфовичу десять дней на размышление, причем подчеркивал, что решение «Лукойла», то или иное, наглядно продемонстрирует, какими именно причинами руководствуется НПФ «Лукойл-Гарант» на самом деле: чисто экономическими или же грязно политическими?
Однако коса нашла на камень. Как я уже говорил, с момента отъезда из России Березовский стал катастрофически быстро терять связь с реальностью. Вагит Алекперов, не моргнув глазом, ответил на ультиматум, причем ему не потребовалось тех десяти дней, которые Березовский благодушно выделил ему на раздумье. Алекперов выдвинул встречное предложение: «Лукойл» сам выкупит принадлежащие Березовскому акции ТВ-6, но лишь после того, как суд решит «все дела по этой телекомпании». То есть – даже в случае судебного решения о ликвидации. В ответ из Лондона последовала истерика, мол, предложение «Лукойла» есть неприкрытый рэкет и Березовский якобы поставлен перед выбором: либо продажа акций, либо ликвидация компании. Мне кажется, что предложение Алекперова означало совсем другое, но Борису Абрамовичу, как говорится, было виднее… Так выглядела расстановка сил на поле боя, с какой мы подошли к утру 28 декабря 2001 года. Днем стало известно, что Федеральный арбитражный суд Московского округа вынесет свой вердикт не в январе, как предполагалось, а уже завтра, 29 декабря 2001 года!
Вечером начался «Глас народа», но, вопреки нашим ожиданиям, программа оказалась ужасно скучной и малоинформативной. Опять подвела драматургия! Главной темой было заявлено подведение итогов уходящего года, но гости подобрались слишком разные. Каждый из них пел свою песню, и в результате мощного хора в защиту ТВ-6 не получилось. Хотя – вот парадокс! – из двух «Гласов народа», посвященных, по большому счету, теме закрытия ТВ-6, более эмоциональную реакцию вызвала и вызывает до сих пор именно эта передача, от 28 декабря.
Главными гостями были заявлены Немцов, Кох, Шабдурасулов и Сатаров. Появление Немцова Сорокина сопроводила ремаркой «политик, чья роль в этих событиях мне еще не ясна». Что она имела в виду, осталось за кадром. Понятно, что это был намек на близость Бориса Ефимовича к Чубайсу и его «приближенному» – Коху, мягко говоря, поспособствовавшим «разгрому старого НТВ», но в разговоре эта тема не поднималась. Также недораскрытой осталась и фигура самого Коха – он еще в октябре 2001 года уволился из «Газпром-Медиа», и, как мне казалось, на этой истории можно было бы «оттоптаться». Шабдурасулов и Сатаров вообще предстали какими-то неопытными статистами. Все остальные гости подбирались по принципу «с мира по нитке», журналистов ТВ-6 в студии почти не было, так что рассчитывать «на шоу» в этой программе не приходилось. Тем не менее она действительно важна для моего рассказа, тем более что мое личное участие именно в этой передаче Сорокиной до сих пор припоминают мне со всех сторон.
Почти половина дискуссии прошла в атмосфере тягучей тягомотины, если так можно выразиться. Первым начал Георгий Сатаров, глава Фонда ИНДЕМ, который произнес речь о социологических странностях: жить стало хуже, но рейтинг власти растет. Продолжил Борис Немцов, сообщивший, что в регионах никто телевизор не смотрит, программа «Время» на «Первом канале» – это хроника XXV съезда КПСС, а ТВ-6 со своим «Застекольем» – желтое телевидение! Сорокина уже выглядела растерянной и передала слово Коху с явной надеждой на оживление дискуссии. Но Альфред Рейнгольдович, как обычно, включил «режим тролля» и сообщил, что главные итоги уходящего года для него – это кадровые изменения, пояснив, что, если кому-то еще неизвестно, сменились контролирующие акционеры не только на НТВ, но, как выясняется теперь, и на ТВ-6. Ну а Игорь Шабдурасулов вообще заявил, что жизнь продолжается, и, хотя новости на всех телеканалах стали одинаковыми, ему очень нравится смотреть шоу «За стеклом!». В принципе, дискуссию можно было сворачивать. Сорокина выкатила «рояль в кустах»: прямое включение Березовского из Лондона. Борис Абрамович заявил буквально следующее: он теперь живет в Великобритании и главное для него в уходящем году – осознание, цитирую, «отличия шотландцев от англичан, англичан от ирландцев, это все очень интересно, но на самом деле я потерял с вами связь…».
Сорокина плохо вела ту программу. Она была подавлена, растеряна, упускала сюжетные повороты, пусть их и было совсем немного. Стоит ли ее в этом упрекать? Нет, конечно! Мне кажется, она уже тогда прекрасно понимала всю постановочность, всю никчемность этих словопрений. «Вы хочите песен? – Их есть у меня!»… Атмосфера в студии скатилась в мрачную безысходность. Березовский начал было ругаться на «ползучую контрреволюцию» и остановку реформ, но Отто Лацис из «Новых «Известий» сменил тему, отметив как главный итог года прекращение работы президентской комиссии по помилованию, Александр Ткаченко из Русского ПЕН-Центра заявил, что «в людях поселился страх», а Юрий Щекочихин из «Новой газеты» сказал, что «нас больше не будет»… Сейчас уже и правда нет никого из этих упомянутых мною четверых участников программы. Ни Березовского, ни Лациса, ни Щекочихина, ни Ткаченко. Всех их я знал лично. О Березовском – отдельно, а об остальных скажу следующее: они были правы. Потому что были искренни в своих заблуждениях!
На двадцать пятой минуте ток-шоу зрители оживились. Александр Ткаченко напрямую обратился к Коху: «Альфред, как спасти канал?» Тот опешил – мол, меня тут представляли как главного специалиста по разрушениям, а вы спрашиваете, как спасти… «А вы развалите это дело!» – подсказала Коху Сорокина. «А-а-а-а, – хитро затянул тот. – Пусть Борис Абрамович наймет меня на работу, я ему канал обратно верну». Ведущая обратилась к нашему лондонскому гостю: «Борис Абрамович, возьмите Альфреда Рейнгольдовича на работу, он обещал спасти канал!» «Альфред… Альфред… Альфред… Альфред… Альфред Рейнгольдович очень дорого берет за работу!» – выпалил Березовский. Именно выпалил своей неповторимой скороговоркой, четыре раза назвав Коха по имени и один раз по имени-отчеству. По прошествии почти получаса дискуссия наконец обрела какое-то содержание.
Кох выдал небольшую речь о том, что в ситуации с ТВ-6 имеет место борьба за лицензию, политика же присутствует дозированно, потому что в истории с НТВ все было чисто из-за наличия долгов, существование которых не отрицала ни одна из сторон, а сейчас с финансами все не так плохо. Еще раз напомню, что Кох тогда пребывал уже в качестве вольного художника – его работа на НТВ и в «Газпром-Медиа» закончилась, и он снова представлялся лишь председателем Совета директоров управляющей компании Montes Auri. С этими «Золотыми горами» Альфред Рейнгольдович не расставался еще с прошлого века, в том числе и во времена собственной госслужбы, это была его родная гавань! То есть Кох был в тот день даже не бывшим чиновником, а действующим бизнесменом, поэтому мог позволить себе некоторые оппозиционные нотки. Развивая свою мысль, он подчеркнул, что, если «Лукойл» продолжит открыто бороться за лицензию, единственно верный ответный ход акционера Березовского – вести переговоры. «Вы их уже ведете, и это – гораздо лучше, чем то, что было с НТВ», – произнес он. Березовский возразил. «Я категорически не согласен! Я с TPG вел переговоры вынужденно, это – диктат в чистом виде!»
Тут возникла какая-то невразумительная пауза – большинство находившихся в студии явно не понимали, о чем говорят наши гости. Даже Сорокина вдруг спросила, мол, а TPG – это что такое? Кох и Березовский почему-то сбавили темп и, как будто извиняясь, пояснили, что это такой инвестиционный фонд, который работает везде, но сейчас речь идет о той его части, которая занимается Россией.
Эта заминка – довольно интересный момент. Между прочим, всего двумя неделями ранее, 16 декабря, глава той части фонда TPG, «которая занимается Россией», участвовал в программе «Итоги». Другое дело, что тогда о нем действительно никто ничего не знал. У «Итогов» даже не было подходящей фотографии, поэтому вместе с Киселевым в кадре присутствовала телефонная трубка, под которой было написано: «Борис Карлов, управляющий директор фонда TPG Aurora (из Лондона по телефону)». А появился он в «Итогах», потому что объявил о намерении выкупить телекомпанию у акционеров. Выглядевший немного растерянным Киселев подвешивал вопросы в воздухе: «Вы действительно хотите купить акции? У всех акционеров, не только у Березовского? А вас не смущает, что компания в процессе ликвидации?» «Да, – отвечала телефонная трубка. – Хотим купить. У всех. Не смущает».
Почему в период с 16 по 28 декабря тема предложения фонда TPG Aurora получила столь слабое развитие в нашем эфире, что даже Сорокина не знала, как реагировать на это название, когда оно вдруг всплыло в ее передаче? Почему так занервничал Березовский после упоминания Кохом этой компании в связи с переговорами о судьбе ТВ-6? На эти вопросы мы ответим «через полтора месяца», когда, уже после отключения ТВ-6 от эфира, будет объявлено о проведении конкурса на ставшую вакантной частоту, а одним из его участников выступит «Телекомпания «Канал 6», представленная Павлом Корчагиным, Андреем Норкиным и… инвестиционным фондом TPG Aurora! Пока же не станем забегать вперед.
Оставив в покое не слишком понятную тему переговоров о продаже акций, Сорокина попыталась узнать у Березовского, не связаны ли проблемы телекомпании с его личными отношениями с Алекперовым. Но Борис Абрамович, видимо, посчитав, что разговор выходит на зыбкую почву, предпочел сам перейти в атаку. «О чем вы говорите? – начал он. – Я прекрасно понимал, какие последствия будут после моего приглашения вашей команды на ТВ-6. И вам это говорил, и Евгению Алексеевичу это говорил! И спрашивал, готовы ли вы к новым баталиям? Цитирую вас, Светлана… Вы говорили: «Журналистам угрожают!» Физической расправой! Когда вы переходили на ТВ-6, вас шантажировали, вам звонили, вам угрожали! Это ваши слова, Светлана! О каком же споре хозяйствующих субъектов идет речь? Все, что я делаю, – это попытка спасти единственный в России независимый телеканал!»
На протяжении всего этого страстного монолога Сорокина, казалось, пыталась спрятаться за микрофоном. Потом, ничего не ответив Березовскому, представила нового гостя программы, «политолога в изгнании» Игоря Малашенко. Тот шутку не принял, пояснив, что он находится в Нью-Йорке не в изгнании, а на работе, потому как является главой компании Overseas Media, занимающейся производством телевизионной продукции. «У нас сегодня, можно сказать, праздник. Мы запустили программу с Юрием Ростовым, вы, Светлана, должны его хорошо помнить!»
Юрия Ростова хорошо помнила не только Сорокина. Тогда его еще помнили многие. Как ведущего программы «Вести», а позднее – специального корреспондента в Америке. Широко известна черно-белая фотография «вестевских» времен: сидящий Евгений Киселев, за спиной которого стоят Юрий Ростов, Светлана Сорокина и Владислав Флярковский. Ростов уже давно уволился с российского телевидения, решив остаться в Штатах. Какое-то время он пытался зарабатывать в качестве биржевого брокера, но потом, по его собственным словам, «его позвали заниматься новостями», и он оставил финансовый бизнес, хотя его «все в нем устраивало». Так все было или нет, я не знаю. Но хорошо помню, что, когда впервые увидел Юрия Ростова в эфире нового канала Гусинского – Малашенко, я испытал ужас! Это были не новости, не аналитика, не журналистика вообще. Ведущий кривлялся, паясничал и нес такую околесицу, что возникали опасения за его душевное здоровье. Удивительно, но Гусинский был в полном восторге! «Ты не понимаешь, это – fun!» – подпрыгивал он на диване, куда усадил меня для того, чтобы познакомить с первой продукцией молодого RTVi.
Позднее я понял, что фраза «ты не понимаешь!» – любимое выражение Гусинского. Хотя, если в таком «непонимании» уличали его самого, он довольно быстро соглашался со своей неправотой. Поэтому совершенно естественно, что к моменту начала моей работы на RTVi Юрия Ростова на этом канале уже не было. Малашенко не мог выносить подобный «fun» чисто физически, что и сумел быстро и доходчиво разъяснить Гусинскому. Ростов перешел на канал RTN – мы еще поговорим о нем в ходе рассуждений о судьбе русскоговорящих журналистов за рубежом, куда их забрасывает судьба. Однако я снова тороплю события…
К сожалению, появление в числе участников «Гласа народа» Игоря Евгеньевича резко снизило темп программы, и на экране снова воцарилась скукотища. Малашенко говорил взвешенно, гладко, ставя вопросы и сам же отвечая на них. «Почему нет реакции на Западе? Ну, во-первых, она – есть, не далее как сегодня посол США в России Александр Вершбоу выражал в эфире «Эха Москвы» обеспокоенность судьбой ТВ-6. Во-вторых, это дело – все-таки больше внутренний российский скандал. Ломается привычная система сдержек и противовесов, и в конце концов итоговое решение останется за элитами и избирателем. Но, если закроют ТВ-6, Россия пройдет развилку по своей дороге в тупик. Хотя, конечно, впереди ее будут поджидать и другие развилки…» Все это было очень правильно, очень содержательно, но безумно скучно. Сорокина пару раз пыталась подстегивать Малашенко, но тот реагировал крайне раздраженно – сразу становилось видно, что он думает о госпоже ведущей, которую некогда так не хотел брать на работу.
Я не случайно больше не вспоминаю о «главных» гостях программы: Немцове, Кохе, Шабдурасулове и Сатарове. Просто они не сказали ничего, что заслуживало бы хоть малейшего внимания. Самую же интересную реплику произнес некий «молодежный журналист», как он сам представился: молодой человек неказистого внешнего вида, с рыжими волосами и жиденькой бородкой. Такой классический разночинец. Он и выступил соответствующим образом: «Нынешняя молодежь потеряла веру в демократию и ищет новые пути. Может быть, даже социалистические. У СПС среди молодежи нет будущего, а Борис Абрамович уже сейчас – просто политический труп!» Все, конечно, стали смеяться, мол, дурачок какой! Березовский фыркнул, что его «не в первый раз хоронят». А мальчишка-то оказался прав, согласитесь? Просто чуть опередил время.
В самом конце передачи Сорокина попросила выступить кого-нибудь из коллег. Нас было всего четверо: я, Лена Курляндцева, Юлька и Ашот Насибов. Мы так рядышком и сидели. Отвечать вызвался я и, как обычно для того времени, выдал тщательно подготовленный экспромт. Все свои публичные выступления я неоднократно проговаривал заранее. И потому, что пишу лучше, чем говорю, и потому, что мне хотелось добиваться наибольшего эффекта. В той передаче я, видимо, произнес свой лучший спич, потому что сейчас каждый раз, когда коллеги-либералы хотят меня уличить в очередном грехопадении, они тычут меня мордочкой в «речь про очередь». В Интернете ее до сих пор можно найти под названием «Прощание Андрея Норкина». Смысл моих слов заключался в следующем. Главный итог уходящего года – появление очереди, в которой стоят политики, бизнесмены, деятели культуры и т. д. Девиз же у стоящих в очереди такой: «Господин президент, пожалуйста, отымейте меня раньше моего соседа, я буду счастлив!» Далее я говорил, что не стою в этой очереди, поэтому лично для себя в смысле профессии ничего хорошего от наступающего года не жду, а всем остальным желаю, чтобы он сложился удачнее. На этом «Глас народа» закончился.
Сегодня, когда меня спрашивают, что это было и как это соответствует моим нынешним, не менее ярким публичным выступлениям, например, по поводу телеканала «Дождь», – я, как настоящий еврей, отвечаю вопросом на вопрос. «Сказал бы сегодняшний я то же самое? Конечно, нет!» И не потому, что мне стыдно за сказанное. И не потому, что я «встал в очередь», как пишут мои глубокоуважаемые критики. Мне не стыдно за сказанное, потому что нельзя стыдиться искренних поступков, нельзя стыдиться собственных убеждений. А я безусловно был убежден в том, что говорил! Просто мой сегодняшний багаж знаний, мой опыт общения и работы с либералами, от олигархов до политиков, мое выкристаллизовавшееся за годы решение не иметь с ними ничего общего дают мне право утверждать, что сегодняшний я просто не участвовал бы в той передаче. И вообще не принимал бы участия в защите бизнес-интересов господина Гусинского. Другое дело, что сейчас немножко обидно чувствовать себя дурачком, которого так откровенно использовали. Ну, тут уж ничего не исправишь.
Глава 20
29 декабря Федеральный арбитражный суд Московского округа неожиданно отменил решение о ликвидации МНВК! Дело было направлено на новое разбирательство. Радость и недоумение, охватившие нас по случаю этого решения суда, длились недолго. Хватило их только на корпоративное празднование Нового года, когда я пытался выведать у представителей нашей юридической службы, что они такого сделали с судьями? Видимо, я был здорово пьян, раз приставал к людям с подобными вопросами! Все встало на свои места уже 4 января: зампред Высшего арбитражного суда Эдуард Ренов в порядке надзора вынес протест на решение от 29 декабря 2001 года. МНВК должна была быть ликвидирована в конце месяца. То есть наш традиционный трюк а-ля «блуждающие адвокаты» опять не сработал, хотя судье Ренову досталось по первое число! Я помню, как Киселев лично распорядился подготовить материал, рассказывающий о сомнительной фигуре этого представителя Фемиды. Помню и то, как Ашот Насибов отказался делать такой репортаж, сославшись на то, что подобные задания не соответствуют его представлениям о журналистике. Киселев был удивлен, но предпочел не наказывать бунтаря, а найти другого исполнителя. Почему – ответить не могу. Возможно, в сознании моих коллег что-то начало меняться.
В те дни заработали какие-то скрытые от широкой публики механизмы. В железнолобые головы руководителей и общественных лидеров УЖК все-таки удалось вдолбить допущение, что «кровавый режим» не воюет с журналистами. Хотите вы работать? Работайте! Никто вас не увольняет, не закрывает. Просто не надо под словом «работа» понимать «обслуживание интересов» конкретных олигархов – Гусинского и Березовского. Потому что эти двое ведут себя отвратительно по отношению к собственной стране, которая, между прочим, предоставила им огромное количество возможностей. А деньги для вашей работы найдутся, инвесторов гораздо больше, чем двое.
Я, конечно, фантазирую, потому что лично при этих разговорах не присутствовал. Но их смысл и примерное содержание представить нетрудно. Кто был инициатором? Существуют две версии. Публичное объяснение «команды Киселева»: предложение сделал министр печати Лесин. В трактовке Гусинского и Березовского: имел факт предательства со стороны журналистов, внутренний сговор, о котором сообщил наверх Павел Корчагин. Поднялась новая волна взаимных оскорблений и обвинений. Киселев, вернувшийся с очередной встречи с акционерами, собрал наш «партактив», будучи в крайне подавленном состоянии. Он сообщил, что, если мы примем решение попытаться работать самостоятельно, наши многолетние работодатели лишат нас финансирования. Угроза была устрашающая – все мы привыкли к хорошо обеспеченной жизни и не очень-то представляли, как обойдемся без ежемесячных зарплатных поступлений. Тем не менее решено было рискнуть: Уникальный журналистский коллектив отказывался от продолжения работы с олигархами.
Многие приветствовали это решение. Например, Ясен Николаевич Засурский[22] тогда сказал мне, что возникла беспримерная ситуация: редакция, творческая группа журналистов получает возможность попробовать самостоятельно делать крупное электронное СМИ. Это вдохновляло. Поэтому даже вопрос с финансированием, вопрос принципиальнейший, был отложен до лучших времен. Сначала нужно было размежеваться. Публичные объяснения по этому поводу происходили в «Гласе народа» 18 января 2002 года. Вот поэтому я и считаю январский «Глас» более важным, чем декабрьский. Тогда вышло сплошное нытье, чуть оживленное моей «очередью», а теперь ожидался откровенный разговор на конкретную тему. В пользу этого предчувствия говорил и состав участников программы: Лесин, Березовский и журналисты ТВ-6.
Сорокина начала передачу с краткого изложения расстановки сил: «Дело в том, что наша компания приговорена окончательно к ликвидации, и вот здесь произошел… произошло очень важное событие. Уже журналистский коллектив… вернее, так… Трудовой коллектив ТВ-6 решил создать новое акционерное общество, и решение это принято по предложению министра печати Лесина, именно он выдвинул такое предложение! Мы его, мучительно обдумав, приняли, и вот теперь пытаемся организовать новую компанию, без так называемых «олигархов».
Затем ведущая обратилась к телезрителям с просьбой принять участие в голосовании и выразить свое мнение: правильно или неправильно поступают журналисты ТВ-6, соглашаясь на это предложение? Результаты голосования должны были стать известны в конце передачи, а пока все началось с разговора о морали. Сорокина представила Михаила Лесина, который находился в собственном рабочем кабинете, они пококетничали на тему ее дня рождения и уместности поздравлений, после чего коллеги стали задавать министру вопросы. Первой микрофон взяла Лена Курляндцева, обратившаяся к Лесину: «Михаил Юрьевич, голубчик, начальник, скажите…»
В этом «голубчике» – вся Курля, не прибавить, не отнять! О некоторых людях говорят: «не от мира сего». К Лене Курляндцевой это выражение относилось ровно наполовину, потому что во всем, что касалось работы, наш прославленный культурный обозреватель представала просто железной женщиной. Ее панически боялись операторы и видеоинженеры, которых она на съемках гоняла так, что дым стоял столбом. Она никогда не опаздывала к эфиру, она знала все свои сюжеты и всех своих героев. 16 марта 2003 года «Итоги» с Евгением Киселевым», выходившие на ТВС, показывали ее репортаж, посвященный девяностолетию Сергея Михалкова, когда в аппаратную ворвалась взбешенная Курляндцева. Оказалось, что редакторы допустили непростительную оплошность: вместо подготовленного к показу материала они взяли в видеотеке репортаж той же Курляндцевой, но приуроченный к восьмидесятипятилетнему юбилею писателя! Ошибку исправили уже в выпуске, вышедшем на европейскую часть страны, а Дальний Восток довольствовался Михалковым пятилетней давности. Яркий пример того, что к своей работе Курляндцева относилась очень серьезно и ответственно.
Как правило, «культурка» всегда остается на задворках информационных выпусков, первым кандидатом на вылет из монтажного листа в случае перебора времени. Репортажи Курляндцевой выбрасывать из эфира не поднималась рука. Хотя, возможно, это лишь наше семейное к ней отношение. И она знала, что мы с женой так к ней относимся. Возможно, поэтому была одним из двух корреспондентов «команды Киселева» (второй – Насибов), которые по собственной инициативе помогали нашему RTVi вставать на ноги и делали для нас репортажи. Возможно, поэтому она позже звонила моей Юльке: «Привет! А я вообще-то звоню попрощаться! Я умираю!» И эти ужасные слова звучали в ее устах так же естественно, как обращение к министру – голубчик!.. А в остальном «наша Курля», конечно, оставалась человеком не от мира сего. Помню ее неподдельный ужас, когда после нашего коллективного ухода с НТВ она вдруг увидела в программе «Сегодня» Петю Марченко. Выяснилось, что Курляндцева, которая с Марченко никогда по работе не пересекалась, но иногда сталкивалась с ним в коридоре, всегда считала, что он – начальник «энтэвэшной» охраны!
От «голубчика Михаила Юрьевича» Лена хотела услышать разъяснение, как можно «росчерком пера» отправлять в безработицу полторы тысячи человек, профессионалов, кормильцев для своих семей? Не могу исключать, что этот вопрос был согласован заранее. Я, например, знал, что должен буду вступить в дискуссию в жестко определенный момент, который мы оговорили с Киселевым. Но моя тема более соответствовала финалу программы. А подобное «морально-этическое» начало разговора, которое задала Елена Курляндцева, для министра печати стало неожиданным. Он был явно к этому не готов: «Ну, во-первых, э-э-э… я не согласен с тем, что… у трудового коллектива или у отдельных журналистов, у любых специалистов есть какие-то определенные ограничения на работу, запрет на работу, и… В общем-то, в эту… в эту плоскость я совсем не хотел уходить…
С. Сорокина:Почему? Это многих волнует на самом деле!
М. Лесин:На сегодняшний день рынок средств массовой информации испытывает очень сильный голод профессиональных кадров, и…
С. Сорокина:Михаил Юрьевич, а можно я встряну? Можно я встряну? Вот, не называя привычную аббревиатуру… Вот, когда многие из нас увольнялись с прошлого места работы, нам впрямую говорили, что штамп ТВ-6 будет означать запрет на профессию в ближайшем будущем!
М. Лесин:Ну… я не знаю, кто вам это говорил… Мы с вами общались, Света, и мы обсуждали разные варианты, как вы помните, и у вас были разные предложения от других каналов. Вы сделали свой выбор и, так сказать, пошли на ТВ-6, и я абсолютно не согласен с этим тезисом… Может быть… Может быть, кто-то хочет таким образом думать? Кто-то хочет таким образом трактовать? Но на сегодняшний день потребность рынка в специалистах высокого профессионального уровня огромна, и я еще раз повторю, что не хотел бы рассматривать такой негативный результат».
Размявшись на общей теме, коллеги перешли к конкретике. Слово взял Андрей Черкизов: «Было сказано – МНВК, телеканалу ТВ-6, – что давайте-ка, ребята, преобразовывайтесь таким образом, чтобы вот среди акционеров не было Березовского и Гусинского и у Евгения Киселева не было бы контрольного пакета акций. Мой вопрос: «Это правда? Или это неправда?»
М. Лесин:Спасибо. Я отвечу на этот вопрос. Во-первых, был только один источник именно в той интерпретации, как вы сказали. Я еще раз повторяю: никаких условий коллективу телекомпании не выставлялось! Никаких условий по поводу контрольного пакета Киселева. Да, действительно, Павел Корчагин задавал вопрос: «Является ли участие Киселева в акционерном капитале каким-то моментом, тормозящим процесс?» «Нет, не является!» Я ему это отвечал, и никаких условий, еще раз повторяю, никто друг другу не выставлял».
Лесина явно начали раздражать продолжавшиеся со стороны журналистов наскоки, и поэтому скоро он перешел в наступление, воспользовавшись прозвучавшим от Юлии Латыниной тезисом о том, что телевидение занимается промыванием мозгов. Ведущая «Эха Москвы» говорила, естественно, о государственном телевидении.
«М. Лесин:Давайте вспомним 1997 год! «Связьинвест», «Чубайс должен сидеть в тюрьме»… Давайте вспомним 1999 год, лето… Давайте вспомним еще массу моментов, когда независимые СМИ, и НТВ, и ОРТ, в принципе, по указке своих собственных акционеров – промывали мозги власти! Давайте вспомним, каким образом формировалось Общественное российское телевидение. (…) В итоге что из этого Общественного российского телевидения стало? Мы все эти моменты очень хорошо помним. К сожалению, обсуждать историю развития средств массовой информации без, вот, понимания всех сторон – абсолютно, категорически неправильно! Да, пять лет назад, шесть лет назад, даже четыре или три года назад создать независимую телерадиокомпанию на рынке было чрезвычайно сложно, практически невозможно. Сейчас… сейчас эти условия созданы. И у всех… у всех средств массовой информации уже есть четкое понимание, каким образом позиционироваться на рынке, как считать свой собственный бюджет, стоит брать политические деньги или не стоит политические деньги брать, каким образом выстраивать отношения свои с акционерами, кто такой главный редактор, кто такой вещатель, и т. д., и т. д., и т. д. Но для этого необходимо было, чтобы прошло какое-то время, чтобы люди научились в том числе работать в новых условиях…
С. Сорокина:Михаил Юрьевич, можно я вас прерву…
М. Лесин:Давайте не забывать 1998 год, когда рынок сократился в десять раз и средства массовой информации вынуждены были с протянутой рукой идти кто куда. Кто к власти, кто к финансово-промышленным группам, а потом эти деньги отрабатывать… Почему мы опять подходим непрофессионально к тем проблемам, которые мы обсуждаем? С одной стороны, мы говорим, что в стране должна существовать демократия и разделение властей и государство не имеет права вмешиваться в судебную власть; с другой стороны, мы говорим: «Ну почему же государство не вмешалось в судебную власть и не прекратило этот конфликт между акционерами, таким образом поставив кого-то в неравные условия?» Но если мы, журналисты, если мы сами в средствах массовой информации не можем законно трактовать те или иные действия – мы потом и нарываемся на то, что про нас говорят. Что телевидение – это фабрика по промывке мозгов!»
Не давая никому опомниться и что-либо возразить, министр внезапно вернулся к самой первой теме дискуссии. У него явно сформировалась своя позиция: «У меня вопрос к Елене, которая задавала мне самый первый вопрос. А коллектив, который пришел на ТВ-6, он думал о семьях тех людей, которые раньше работали на ТВ-6? Или нет?» Это была первая реплика Лесина, встреченная аплодисментами. Как обычно в подобных случаях, в качестве доказательства нашей невиновности публике был предъявлен Иван Усачев.
«С. Сорокина:Никого не увольняли вообще-то… Вообще-то никого не увольняли! Так! Здесь есть, кстати, наши ребята, которые работают с нами, в том числе и из старого коллектива. Пожалуйста, свое отношение: как мы поступили с коллективом? Очень надоело слушать, честно говоря, эти упреки.
И. Усачев:Ну, смотря с кем. Со мной поступили хорошо. Меня оставили, да. И я говорил раньше и говорю сейчас – я прошел хорошую профессиональную школу и… рад тому, что остался!
Е. Курляндцева:Я помню, как я сама ходила и звонила человеку, который работал на моем месте, и очень просила его остаться… Мы все ходили, и просили, и говорили: «Ребята, оставайтесь, мы все как бы подвинемся…» Вот, вы понимаете, это действительно было так. Это правда! Первое, что мы обсудили, когда мы решили, идти нам или не идти нам на ТВ-6, мы обсуждали, что делать с теми людьми, которые там работают, и не будем ли мы в свинском положении! И мы сказали: «Нет, никого не уволим!» Мы это обсуждали первым вопросом, уверяю вас.
С. Сорокина:Михаил Юрьевич, все-таки некорректно. Компанию никто не ликвидировал, как сейчас, когда остаются без работы буквально все, согласитесь!»
Под вновь раздавшиеся аплодисменты Лесин предложил в таком случае просто не обсуждать больше эту тему. Кто вышел победителем в споре? Не знаю, но не могу сказать, что наша позиция выглядела безупречно. Тем более что сменивший Лесина на большом экране студии Березовский тут же начал нападать на нас.
«Б. Березовский:Значит, у меня вопрос к вам, постольку, поскольку… Сегодня тема – возможны ли независимые средства массовой информации? У меня к вам прямой вопрос: вот за то время, пока вы работали на ТВ-6, был ли хоть один случай вмешательства акционеров в вашу профессиональную деятельность?
С. Сорокина:Так, кто-то говорит, что был… Лично я говорю, что нет, в мою деятельность не вмешивались. Пожалуйста, что хочешь сказать, Ваня?
И. Усачев:Да, был один случай… Это, наверное, был 1996 год, когда скандал…
Б. Березовский:Нет-нет. Одну секунду, одну секунду, одну секунду! Вопрос был задан вполне корректно. В 1996 году никакого отношения, кроме как формального, вот как «Лукойл», акционер не имел к ТВ-6… Вы это знаете прекрасно, не нужно передергивать карты. Задал конкретный вопрос, прошу ответить.
С. Сорокина:За те полгода, да?
Б. Березовский:Светлана, вы ответили, да. Было ли хоть один раз вмешательство акционеров в вашу профессиональную деятельность?
С. Сорокина:Нет, вы у меня и в эфире-то второй раз, и то по моей просьбе…»
Одержав эту небольшую тактическую победу, Березовский начал цитировать собственное «Открытое письмо общественности» еще времен раскола НТВ. Как я понимаю, это было ему необходимо, чтобы продемонстрировать ущербность поведения журналистов ТВ-6, перекинувшихся на сторону власти. «Любарская – это авторитет для тех людей, которые работают в ТВ-6? Как адвокат?» – спросил он Сорокину[23]. Сорокина ответила утвердительно: «Да!»