Против Виктора Суворова (сборник) Исаев Алексей

Глава 9

Техника на грани фантастики

Значительную часть книг В. Суворова составляют пространные рассказы о весе танков, длине их пушек и особенностях классификации танков и самолетов. Как правило, напрямую они на «главную мысль» не завязаны и скорее решают задачу демонстрации читателям эрудиции автора и мягко подталкивают к нужным автору выводам. Одновременно В. Суворов старается расположить к себе читателя положительной оценкой отечественной военной техники. Дискутирующие с идеями Владимира Богдановича сразу ставятся в невыгодное положение, они изначально вынуждены парировать обвинения в непатриотичности, говоря горькие, но порой необходимые слова. Я не ставлю себе задачу на нескольких страницах рассказать историю боевой техники времен войны. Для этого не хватит и нескольких толстых книг. Я лишь постараюсь развеять миф о всезнающем эрудите В. Суворове, который и в рассказах о технике предпочитает подтасовку фактов описанию действительного положения дел.

Начнем плясать от той же печки, что и Суворов. То есть от тяжелых танков. На потенциального сторонника его теории В. Суворов обрушивает массу грубой лести отечественному танкостроению: «Во ВСЕМ ОСТАЛЬНОМ МИРЕ НИЧЕГО РАВНОГО ТАНКУ Т-35 В ТОТ МОМЕНТ НЕ БЫЛО». Большие буковки не мои, а Владимира Богдановича. Было. Это 65-тонный французский танк 2С, модификация 2С bis которого достигла веса 74 тонны. Построено их было 10 штук. Танк был вооружен 75-мм длинноствольной пушкой и четырьмя 8-мм пулеметами. Один из экземпляров этого монстра вооружался 155-мм гаубицей. Бронирование было для тех лет достаточно внушительным: 55-мм лоб корпуса и башня, 44-мм борта и корма, 23-мм крыша. Силовая установка состояла из двух 250-сильных двигателей «Майбах», взятых Францией у Германии по репарации. 2С были первыми в мире танками с электромеханической трансмиссией, двигатели вращали генераторы электрического тока, питавшие электродвигатели. В конце 1939 г. — начале 1940 г. часть танков 2С получила дополнительную броневую защиту. Например, на танке 2С № 97 «Нормандия» толщина лобовой брони достигла 90 мм, бортов 50–65 мм. Масса машины при этом составила 75 тонн. Однако судьба французских монстров оказалась печальной, большинство из них было уничтожено собственными экипажами, так как их просто не смогли выгрузить с железнодорожных платформ около деревеньки Мез 16 июня 1940 года. Станционное оборудование не было предназначено для погрузки и выгрузки таких больших грузов. Не знаю у кого как, но меня при чтении написанного Суворовым про Т-35 не оставляло чувство дежавю. Он пишет не про Т-35, а про 2С. На Т-35 никогда не было брони 80 мм. Максимальная толщина брони, примененная на Т-35, была 70-мм, и такую броню имели только лобовые листы корпуса, остальная броня не превышала 25 мм. Изготовлено таких танков было 6 штук в 1939 году. 6 штук из общего числа 61 машин, произведенных в 1932–1939 гг. Остальные 55 имели броню не более 30 мм. Рассказы Владимира Богдановича про модернизацию 1938 года с увеличением толщины брони до 50 мм в 1938 году — это досужие вымыслы. Судьба шести Т-35 с 70-мм броней в 1941-м в чем-то схожа с судьбой французских 2С. Один из Т-35 с коническими башнями находился в ремонте на ст. Судова Вишня и остался немцам. Пять других в ходе маршей 8-го механизированного корпуса 22–25 июня 1941 г. были брошены и уничтожены экипажами из-за технических поломок. Проблема в том, что войны не выигрываются миллиметрами брони и калибра. Не выигрываются они и поединками толп танков в чистом поле. В войне сражаются организационные структуры. Именно этот момент обычно упускают при сравнении танковых сил Германии и СССР в 1941-м. А монстры сравнивать бесполезно. Основную нагрузку боев выносят рабочие лошадки войны, наиболее массовые танки. Судьба гигантов и диковинных зверей обычно не соответствует их технической уникальности. Наличие одной, двух, десяти, пятидесяти экзотических машин не определяет возможности армии, воюющей на фронте в сотни километров.

Рассказ о реальной ситуации с боевой техникой и вооружением РККА Владимир Богданович пытается отбросить элегантным движением ручки: «Так ведет себя преступник на суде, он рассказывает о том, что у него, во-первых, топора вовсе не было, во-вторых, топор был совершенно тупым, пистолет был ржавым и без патронов, а сам он пользоваться автоматом не научен, злого умысла иметь не мог по причине слабоумия». Если в качестве преступления предполагается планирование нехороших действий, то наличие или отсутствие ржавого пистолета не является доказательством подобного плана. Грабить можно и с помощью деревянного макета пистолета. Тем более это не могло мешать строить планы разбойных нападений. Владимир Богданович отрицает, судя по всему сознательно, одну из причин неуспехов советских войск летом 1941 г. Пусть не самую главную, но вполне имеющую право на существование. Если постулировать тезис о непобедимой и легендарной РККА, вооруженной чудо-оружием, то объяснение поражений «поворотом избушки к лесу передом», то есть «освободительными» планами, неполной разборкой танков вполне может сойти за правду. Если же обратиться к суровой реальности, то проблемы с техникой и тактикой вполне уверенно ложатся в картину гибели дивизий и корпусов под ударами немцев. Например, от проблемы недостаточного количества моточасов танков приграничных мехкорпусов отмахиваться просто нелепо. Владимир Богданович пробует поставить под сомнение этот аспект начального периода войны, но делает это весьма своеобразно. Вместо того чтобы узнать, что такое моточасы, В. Суворов пускается в рассуждения с изысками в области арифметики. Цитирую («Последняя республика»): «А теперь мили (или, если угодно, километры) переведем в часы. Средняя скорость „Чифтена“ — 25 миль/час (максимальная — 30). Разделим ресурс 3000 миль на среднюю скорость и получим ресурс в часах — 120 часов. Именно столько имел каждый новенький „Чифтен“, вышедший с завода, — 120 часов активной жизни. Если танк гонять с максимальной скоростью, то его ресурс сократится до ста часов». Моточасами считается все время работы двигателя, даже когда танк стоит на месте, а его двигатель работает. Они расходовались даже когда советские танки ехали на ж.-д. платформах к Карельскому перешейку зимой 1940 г. с работающими двигателями. Моточасы не зависят от скорости движения, только от времени работы двигателя. Уже в 40-х ресурс двигателей танков превысил 120 часов, например, у танка Шерман моторесурс дизельных двигателей составлял 280–320 моточасов. Если говорить о современных танках, то дизельный двигатель В-46 имеет моторесурс 500 моточасов, В-55–300 моточасов. И если цифры по советским танкам до недавнего времени не были доступны широкой публике, то в «открытом источнике» в лице «Зарубежного военного обозрения» можно было узнать, что «ресурс работы AGT-1500 до капитального ремонта составляет примерно 1800 ч. (пробег танка около 19 тыс. км), что в 2–3 раза больше соответствующего показателя дизеля» (ЗВО. 1984. № 8. С. 40). Тема моторесурса активно дискутировалась в конце 70 — начале 80-х в связи с принятием на вооружение танков с газотурбинными двигателями. За счет меньшего количества трущихся деталей они имели больший ресурс, чем дизели, несмотря на сравнительно высокую стоимость (газотурбинный двигатель танка Т-80 стоил в 10 раз больше, чем дизельный двигатель танка Т-72). Но речь шла о сотнях моточасов, а не о десятках, как это утверждает Владимир Богданович. И не знать о порядке цифр ресурса двигателей современных танков В. Суворову просто стыдно. Что же было в 1941 г.? Многие из мехкорпусов были сформированы из танковых бригад, которые в 1939 г. отмотали сотни километров по дорогам Польши. Соответственно, «танки Т-28 имели запас хода в среднем до 75 моточасов. Танки БТ-7 имели запас хода от 40 до 100 моточасов, и лишь только на 30 машинах были поставлены новые двигатели». (Цитата из доклада командира 10-й танковой дивизии 15-го механизированного корпуса. ЦАМО РФ. Ф. 229. Оп. 3780сс. Д. 6. Л. 196–218.) Никто не собирается объявлять недостаточное количество моточасов главной причиной поражения мехкорпусов, например, Т-26 10-й танковой дивизии были в хорошем техническом состоянии, но проблема была. И столбец «отработали моточасы» в списке выбывших из строя танков дивизий советских механизированных корпусов присутствует. Расходование моторесурса в Польше и Финляндии — это факторы субъективные, для полноты картины необходимо рассказать и о штатных значениях моторесурса советских танков. Моторесурс Т-26 для танков выпуска до 1936 года составлял 180 моточасов, для танков более позднего выпуска — 250 моточасов. Фактически танки выпуска 1938 года и позднее имели не увеличенный, а значительно сниженный моторесурс по двигателю из-за перегруза машины. Двигатель М-17 танка БТ в 1936 году достиг 250 часов ресурса. Новые же машины, Т-34 и КВ, были далеки от идеала. Проблема в том, что в 1941 г. дизельный В-2 новых танков был еще несовершенен. В 1941 году паспортный ресурс всех В-2 не превышал 100 моточасов на стенде и в среднем 45–70 часов в танке. Все это вполне однозначно объясняет плохие маршевые возможности механизированных частей и соединений в 1941 году.

И совсем не любит Владимир Богданович смотреть по сторонам, сравнивая свои тезисы с реальностью. Хотя казалось бы, чего проще: сравнить танковые, самолетные парки разных стран и указать пальчиком — вот этот набор конструкций явно агрессивного толка, а вот эта страна вооружена техникой, которая предполагает белого и пушистого владельца, не помышляющего о покушении на чужую территорию. Наиболее показательна в этом плане теория «самолета-шакала». Цитирую «День М»: «Итак, каким же рисовался Сталину идеальный боевой самолет, на разработку которого он отвлекает своих лучших конструкторов, как создателей бомбардировщиков, так и создателей истребителей? Сам Сталин объяснил свое требование в трех словах — самолет чистого неба. Если это не до конца ясно, я объясню в двух словах — крылатый шакал». Далее приводится пример образцово-показательного самолета чистого неба: «По виду, размерам, летным характеристикам „Никадзима“ Б-5Н больше похож на истребитель, чем на бомбардировщик. Это даст ему возможность проноситься над целью так низко, что с кораблей и с земли видны лица пилотов, так низко, что промах при сбросе смертоносного груза практически исключен. „Никадзима“ Б-5Н — низконесущий моноплан, двигатель один — радиальный, двухрядный, с воздушным охлаждением. […] Бомбовая нагрузка самолета — меньше тонны, но каждый удар — в упор. Оборонительное вооружение самолета Б-5Н относительно слабое — один-два пулемета для защиты задней полусферы. Оборонительного вооружения на ударных самолетах много не надо по той же причине, по которой не требуется сильного истребительного прикрытия: американские самолеты не имеют времени и возможности подняться в небо и отразить японское нападение. Б-5Н — самолет чистого неба, в котором самолетов противника или очень мало, или совсем нет».

Найти подходящий под такое определение самолет в других странах, причем в странах, которые язык не повернется назвать агрессорами, можно легко и непринужденно. Например, Польша, имевшая на вооружении легкий бомбардировщик «Карась», подходивший под все предложенные параметры.

Не менее легко и непринужденно найдется подходящий под определение «самолета-шакала» самолет и в ВВС Великобритании. Это легкий бомбардировщик «Фейри Бэттл», прототип которого впервые поднялся в воздух в 1936 году. Экипаж «Бэттла» состоял как раз из трех человек: летчика, бомбардира и стрелка. Двигатель, правда, был не радиальный, а рядный, знаменитый Мерлин. Но этот факт ни о чем не говорит, конкурс «Иванов» предусматривал создание самолета под V-образный двигатель М-34ФРН, в силу наличия в СССР больших мощностей по производству этого двигателя. Звездообразный двигатель был инициативой П. О. Сухого. Да и вариант Су-2 с рядным мотором в природе существовал — ББ-3.Под остальные тезисы «Бэттл» вполне подходит: экипаж из трех человек, тысяча фунтов бомб (454 кг), у Су-2–400–500 кг в зависимости от серии выпуска. Замечательно подходящий под определение «самолет-шакал» самолет обнаруживается в ВВС США, это Нортроп А-17, составлявший в конце 30-х ядро ударной авиации USAAF. А-17 с позиций Владимира Богдановича идеологически правильный, если не сказать образцовый, «самолет чистого неба»: звездообразный двигатель воздушного охлаждения, экипаж из двух человек, четыре пулемета винтовочного калибра в крыле и один на турели, 600 кг бомб. Причем американским «шакалом» заинтересовались такие исконно агрессивные государства, как Аргентина и Перу.

Ларчик открывается просто. Наличие самолета, подходящего под суворовское определение «шакала», ровным счетом ничего не означает. Даже если отвлечься от факта, что любое оружие может быть и оборонительным, и наступательным. В 30-е годы все увлекались легкими одномоторными бомбардировщиками. У нас за образец при проектировании «Иванова» приняли американский Валти V-11 и оглядывались на немецкий «Хейнкель-70». При сопоставлении теории В. Суворова с реальностью складывается несколько забавная ситуация — в качестве прототипа советского «шакала» выступал американский многоцелевой самолет, хотя США в агрессивных планах на тот момент было заподозрить сложно. Однако дела обстояли именно так. А. Н. Туполев съездил в США в составе делегации ГУАП НКТП, и впечатление от увиденного в Америке оказалось настолько велико, что было принято решение о закупке лицензии на производство Vultee V-11GB c звездообразным мотором Wright GR-1820G2 Cyclone. Практической реализацией проекта занимался Н. М. Харламов, контракт был подписан 7 сентября 1936 года. Предполагалось запустить американский многоцелевой самолет в большую серию на московском авиазаводе № 1, одном из лучших авиазаводов СССР. Не правда ли, БШ-1, он же Vultee V-11GB, вполне укладывается в определение «шакала»? Таких «шакалов» только в США было спроектировано несколько штук, помимо Валти V-11 были еще Нортроп А-17, Кертисс А-18.

Обо всех этих самолетах и общих для всех стран проблемах с ними Владимир Богданович сообщить доверчивому читателю не потрудился. Он предпочел использовать двусмысленную фразу из справочника В. Б. Шаврова, аккуратно выдрав ее из контекста: «Авиаконструктор В. Б. Шавров написал самую полную и, на мой взгляд, объективную историю развития советской авиации. Все остальные авиаконструкторы — его соперники, и потому Шавров не скупился на критику. Но создателей Су-2 он не ругает: „Хотя от Су-2 было взято все возможное и его авторов не в чем было упрекнуть, самолет соответствовал реально возникшим требованиям лишь до войны“ (История конструкций самолетов в СССР. 1938–1950. С. 50). Другими словами, все было хорошо, к создателям самолета невозможно придраться, до 21 июня 1941 года Су-2 соответствовал требованиям, а на рассвете 22 июня соответствовать требованиям перестал». Я бы не сказал, что книга Шаврова дышит злобой к другим конструкторам. Обычный справочник со всеми советскими фобиями и предрассудками. Но дело не в этом. Текст В. Б. Шаврова оборван на полдороге. Полностью тезис о соответствии звучит так: «Однако, хотя от Су-2 было взято все возможное и его авторов не в чем было упрекнуть, самолет соответствовал реально возникавшим требованиям лишь до войны. Во время войн быстро выяснилось, что такой тип разведчика и ближнего бомбардировщика уже изжил себя, принципиально устарел и стал не нужен. Его функции повсеместно и прочно перешли к двухмоторным скоростным самолетам типа Пе-2 и Ту-2, имевшим скорость около 550 км/ч». Шавров все прекрасно объяснил. Дело было не в каких-то особых агрессивных качествах Су-2, а в том, что «Иванов» был одномоторным.

Практика показала, что в рамках одномоторной машины было затруднительно сочетать скорость, бомбовую нагрузку и приличные оборонительные возможности. Даже такой замечательный двигатель, как Рольс-Ройс Мерлин, прославивший истребитель «Спитфайр», а позднее устанавливавшийся на американских истребителях Р-51 «Мустанг», не поднял ТТХ одномоторного бомбардировщика «Фейри Бэттл» до приемлемых по меркам Второй мировой значений. «Фейри Бэттл» тоже «соответствовал требованиям» только до войны. При этом и к конструкторам английского легкого бомбардировщика нельзя придраться. Несмотря на все усилия конструкторов «Фейри» по облегчению планера и улучшению аэродинамики, боевое применение их детища ждал провал. Решение лежало в совершенно другой плоскости — в увеличении числа моторов. В СССР изначально был двухмоторный СБ, позднее смененный Пе-2. Остальные страны, увлекшись на короткое время «шакалами», стали переходить на двухмоторные машины. В марте 1938 года Воздушный корпус США выпустил циркуляр номер 38–385 на проектирование двухмоторного ударного самолета, способного нести 600 кг бомб с максимальной скоростью свыше 320 км/ч. В соревновании участвовали проекты фирм «Дуглас», «Мартин», «Белл», «Норт Амэрикен» и «Боинг-Стирмен». Победителем стал самолет BD-7 фирмы «Дуглас». Так американский «шакал» А-17 был заменен двухмоторным легким бомбардировщиком «Дуглас А-20 Бостон», значительная часть выпуска которого поступила в СССР. Соперники машины Дугласа по конкурсу на замену «шакала» также не канули в небытие. «Мартин 167» стал основой для самолета «Мартин Мериленд», использовавшегося англичанами. Ему на смену пришел «Мартина Балтимор». NA-40 фирмы «Норт Америкен» стал прототипом для Б-25. В Англии «Бэттлы» сменили на двухмоторные «Бленхеймы». В. Суворов почему-то игнорирует тот факт, что в СССР нишу легкого бомбардировщика помимо Су-2 занимали СБ и Пе-2. Причем выпускались они параллельно, и СБ занимал мощности завода № 22, одного из лучших в СССР. Одномоторный бомбардировщик был данью видовому разнообразию, не будем забывать, что предполагалось использовать его в качестве разведчика. Практика войны показала, что одномоторным самолетам не выжить в небе, насыщенном скоростными истребителями. Только палубы авианосцев стали последним прибежищем одномоторных «самолетов-шакалов», все палубные ударные самолеты Японии и США выполнялись в одномоторном варианте.

Создание легкого одномоторного бомбардировщика было общей тенденцией середины 30-х годов. Наличие или, напротив, отсутствие такой машины в ВВС данной конкретной страны говорит только о следовании мировой моде на самолеты этого типа. Ничего больше. Неуспех советских самолетов этого класса полностью повторяет неуспех «Бэттлов» и «Карасей» и не имеет никакого отношения к агрессивности или миролюбию.

Читатель спросит: «А почему именно такой самолет получил имя „Иванов“?» Во-первых, можно сразу отбросить историю с телеграфным псевдонимом Сталина. Псевдонимом «Иванов» Сталин пользовался наряду с другими. Согласно документам Ставки ВГК, условной фамилией «Иванов» он подписывал документы примерно год: с мая 1943-го по май 1944 гг. Более убедительной выглядит версия о том, что собирались построить этих самолетов столько же, сколько в нашей стране людей с фамилией Иванов. Почему именно такой самолет планировался для масштабной серии? Ответ можно найти, например, в полевом уставе. Цитирую: «Главнейшая задача авиации заключается в содействии успеху наземных войск в бою и операции. Содействуя войскам и обеспечивая их от нападений воздушного противника, авиация поражает и уничтожает боевые порядки и огневые средства противника — на поле боя; резервы, штабы, транспорт и склады — в тылу; авиацию противника — в воздушном бою и на аэродромах» (Полевой устав РККА (ПУ-39). М.: Воениздат, 1939. С. 23). Достаточно приглядеться к реальной ситуации, чтобы понять, что постройка в СССР типичного легкого одномоторного бомбардировщика 30-х никак не свидетельствует в пользу теории об агрессивных планах СССР. Такие машины строились серийно во многих странах. И во всех странах они после горьких уроков войны сошли на нет. Могу сказать больше. Владимир Богданович усматривает в создании Су-2 злой умысел, предполагает знание нашими авиаконструкторами и руководителями ВВС слабых сторон «Иванова» и сознательное игнорирование этих недостатков в расчете на «чистое небо». На какое небо рассчитывали создатели «Фейри Бэттла», Нортроп А-17 или польского «Карася», остается загадкой.

Глава 10

По Королевскому каналу к мировой революции

«6-я армия очень медленно продвигается к Киеву.[…]

Оказывают противодействие и мониторы противника».

Ф. Гальдер. Военный дневник. Запись от 8 августа 1941 г.

Владимир Богданович слабо знает историю любого события, и Днепровско-Бугский канал лишний тому пример. Цитирую: «Немедленно после „освобождения“ Западной Белоруссии, от города Пинска к Кобрину Красная Армия принялась рыть канал длиной в 127 км. […] Канал соединил бассейн реки Днепр с бассейном реки Буг. Зачем? Торговать с Германией? Но торговля шла Балтийским морем и железными дорогами. Торговые корабли большой грузоподъемности разойтись в канале не могли». На самом деле история канала восходит к XVIII веку. В 1775 году по указанию короля Речи Посполитой Станислава Августа Понятовского на Пинщине был прорыт Королевский (в польской транскрипции Крулевский) канал, соединивший Пину с Муховцем и связавший Пинск (реками Буг и Висла) с Балтикой. Поскольку использована была каторжная работа крепостных крестьян, все земляные работы проводились вручную, канал имел незначительную ширину и примитивность сооружений, а поэтому была возможность продвижения малых судов, и только в половодье. В летнее время суда приходилось тащить волоком. Так что с погубленными при строительстве канала жизнями Владимир Богданович промахнулся лет на 150.

Строительство канала заняло 10 лет. В 1784 году по Августовскому водному пути в Варшаву добрался караван из Пинска, в количестве 10 судов с медом, воском, грибами, копченой рыбой. По этому поводу была даже выпущена памятная медаль. Но последующие войны и разделы Польши буквально похоронили канал. Почти через 100 лет его вернули к жизни, и по своим техническим характеристикам он был одним из самых совершенных в Европе. Экономическое значение канала на самом деле вполне очевидно. Через Буг (Брест) эта артерия «выводит» восточноевропейские грузы, причем по кратчайшему направлению, на польскую водно-транзитную систему и в Балтику (Буг — Висла; Висла — Нотец — Одер) и далее — по системе среднегерманских каналов Одер — Шпрее — Эльба — Везер — Рейн в северо-западную Атлантику.

В советское время история Крулевского канала продолжилась. Этот маршрут стал одним из основных торговых путей между Польшей и СССР. Уже в 1940 году канал реконструировали, доведя его габариты до уровня, приемлемого для судов смешанного плавания («река — море»). В годы Великой Отечественной канал был разрушен до основания, но уже через неделю после освобождения прилегающего района был восстановлен «Днепробугстроем», который через два года фактически заново отстроил Днепровско-Бугский канал. Иными словами, этот путь был всегда нужен любым политическим режимам и государственным новообразованиям в регионе. В советские годы грузооборот по этой артерии достигал 1,8 миллиона тонн, в том числе экспортно-импортный — до 900 тысяч тонн. В наши дни, согласно недавно принятой белорусским правительством Программе развития речных и морских перевозок до 2010 года, Днепровско-Бугский канал объявлен составной частью трансевропейского водного пути Днепр — Висла — Одер, создание которого поддерживают Евросоюз. См.: «Экономика и время» № 27 (364). Это к вопросу об экономическом значении канала.

Традиционно рассказ об агрессивных планах начинается с «идеологически правильной» оборонительной стратегии первой половины 30-х годов: «Среди многих оборонительных систем Советского Союза была Днепровская военная флотилия. Великая река Днепр закрывает путь агрессорам с запада в глубь советской территории». […] «Для того чтобы не допустить форсирования и наведения временных переправ, на Днепре в начале 30-х годов была создана Днепровская военная флотилия, которая к началу Второй мировой войны насчитывала 120 боевых кораблей и катеров, включая восемь мощных мониторов, каждый водоизмещением до двух тысяч тонн, с броней более 100 мм и пушками калибра 152 мм. Кроме того, Днепровская флотилия имела свою собственную авиацию, береговые и зенитные батареи».

Стоп! Какие две тысячи тонн? Какие 152-мм орудия? Какая броня 100 мм? Это Владимир Богданович перенес в Днепровскую флотилию амурские мониторы типа «Шторм» с Дальнего Востока, причем дореволюционной постройки. Да еще и увеличив им водоизмещение вдвое.

Для Днепровской флотилии строились совсем другие корабли, без 152-мм орудий и намного меньшим водоизмещением. Первым был речной монитор «Ударный». Спущен на воду в 1931 году, вступил в строй флота в 1934 году. Водоизмещение 385 т, раз в пять меньше заявленной В. Суворовым цифры в 2000 т. Мощность дизелей 1600 л. с., скорость хода 11,6 узла. Длина наибольшая 53,6, ширина 11,1, осадка 0,82 м. Бронирование: рубка и орудийные щиты 8 мм. Проще говоря, противопульное. Вооружение: два 130-мм орудия, четыре 45-мм пушки, четыре зенитных счетверенных пулемета «максим».

Более массовой серией были построены речные мониторы типа «Железняков» с уменьшенным по сравнению с «Ударным» водоизмещением, орудиями меньшего калибра, но с усиленным бронированием. Вооружение составляли два 102-мм орудия в башне-рубке, четыре 45-мм пушки и четыре пулемета. Впоследствии вооружение было изменено: пулеметы сняты, количество 45-мм пушек уменьшено до трех, дополнительно установлено два 37-мм зенитных автомата. Всего построено шесть единиц: «Железняков», «Жемчужин», «Левачев», «Мартынов», «Флягин» и «Ростовцев».

Принципиального влияние на выводы разведчика-аналитика водоизмещение мониторов не оказывало: «Днепровская флотилия могла использоваться только на территории Советского Союза и только в оборонительной войне. Понятно, что Сталину такая флотилия не нужна. Вместо одной оборонительной флотилии Сталин создает две новые флотилии: Дунайскую и Пинскую. Были ли они оборонительные?»

Казалось бы, все кристально ясно, собрались завоевывать Европу, оборонительную флотилию ликвидировали (хорошо еще не взорвали) и создали две наступательные.

Первой по списку идет Дунайская флотилия, с нее и начнем. Владимир Богданович пишет: «Дунайская военная флотилия включала в свой состав около семидесяти боевых речных кораблей и катеров, подразделения истребительной авиации, зенитной и береговой артиллерии. […]. В случае оборонительной войны вся Дунайская флотилия с первого момента войны попадала в ловушку: отходить из дельты Дуная некуда — позади Черное море. Маневрировать флотилии негде. В случае нападения противник мог просто из пулеметов обстреливать советские корабли, не давая им возможности поднять якоря и отдать швартовы». Если мы откроем «Военно-морской словарь» (Москва: Военное издательство, 1990 г.), то можно прочитать следующее: «Дунайская флотилия: сформирована в июне 1940 года в составе: дивизиона мониторов — 5 ед., дивизиона бронекатеров — 22 ед., отряда катеров-тральщиков — 7 ед., дивизиона сторожевых катеров — до 30 ед., отряда полуглиссеров — 6 ед., авиаэскадрильи, отдельного зенитного артиллерийского дивизиона, 6 батарей береговой артиллерии, стрелковой и пулеметной рот. Входила в состав ЧФ, главная база — Измаил. С началом ВОВ вела боевые действия на реках Дунай, Южный Буг, Днепр, у берегов Керченского пролива во взаимодействии с войсками Южного фронта. В ноябре ДФ расформирована, а ее корабли вошли в состав Азовской флотилии и Керченской ВМБ. Вновь сформирована в апреле 1944-го. Взаимодействуя с войсками 2-го и 3-го Украинских фронтов, участвовала в Ясско-Кишиневской, Белградской, Будапештской и Венской операциях». То есть проблем с отходом из дельты Дуная у флотилии не возникло. Корабли благополучно перешли морем для действий на Днепре. В сентябре, когда пал Киев и советские войска были отброшены за Днепр, флотилия прорвалась в Севастополь, а в октябре перебазировалась в Керчь. Не по воздуху, а естественным путем, по морю. Показателен в этом плане боевой путь монитора «Железняков». В 1941 г. — оборона устья Дуная, Николаева, Очакова, Керчи, Ростова-на-Дону, Азова, устья Кубани, Ахтанизовского лимана и Темрюка. Осенью 1941 г. переведен в состав Азовской военной флотилии, в 1942 г. — Черноморского флота, в 1943 г. снова в Азовской флотилии, а с 1944 г. снова в Дунайской флотилии.

И далее о задачах флотилии: «В оборонительной войне Дунайская военная флотилия не только не могла по характеру своего базирования решать оборонительные задачи, но оборонительных задач и не могло тут возникнуть! Дельта Дуная — это сотни озер, это непроходимые болота и камыши на сотни квадратных километров. Не будет же противник нападать на Советский Союз через дельту Дуная!» В реальности Дунайская флотилия должна была противодействовать действиям одноименной румынской Дунайской флотилии, базировавшейся на Галаци, Браилов. В составе румынской Дунайской флотилии было 7 мониторов (23 120-мм орудия), 13 вооруженных катеров (пулеметы), 6 плавбатарей, 3 тральщика, 4 минных заградителя. Советская ДВФ имела 5 мониторов: «Ударный» (флагман, 2 130-мм орудия), «Железняков», «Мартынов», «Ростовцев», «Жемчужин» (8 102-мм орудий), 22 бронекатера, 5 тральщиков и 1 минзаг. По оценке начштаба ОдВО Захарова, румыны имеют преимущество как в количественном, так и в качественном (орудия, броня) отношениях. Обратите внимание на количество бронекатеров в Дунайской флотилии, это были корабли, на которые устанавливались башни от танка Т-28. Они могли эффективно бороться с любыми бронецелями на воде, в том числе мониторами противника. Чтобы не быть голословными, обратимся к документам. «Задачи Дунайской военной флотилии:

1) во взаимодействии с сухопутными войсками Р[айона] П[рикрытия] № 6 воспретить свободное плавание каких-либо судов противника по реке Дунай; 2) не допустить форсирования пр[отивни]ком р. Дунай на участке устье р. Прут, устья Килийского рукава; 3) при проникновении пр[отивни]ка на сев[ерный] берег р. Дунай оказать содействие сухопутным войскам в уничтожении прорвавшегося пр[отивни]ка».

Так записано в плане прикрытия госграницы Одесского военного округа от 6 мая 1941 года. (ВИЖ. 1996. № 4. С. 10.) Как видим, ничего невозможного в участии флотилии в оборонительных действиях командующий Одесским военным округом генерал-полковник Черевиченко не усматривает и оборонительные задачи ей ставит. Да и по «Соображениям…» никаких других сверхзадач на второстепенном для советских войск румынском направлении не наблюдается.

Что касается Пинской флотилии, В. Суворов опять рассказывает мифы о речных монстрах: «Пинская военная флотилия по своей мощи почти не уступала Дунайской, — в ее составе было не менее четырех огромных мониторов и два десятка других кораблей, авиационная эскадрилья, рота морской пехоты и другие подразделения. Использовать Пинскую военную флотилию в обороне нельзя: мониторы, которые пришли сюда, были повернуты носами на запад, а развернуть каждый — целая операция».

Во-первых, польские мониторы, которые достались Красной Армии в 1939 году, пришли в Пинск по Днепровско-Бугскому каналу в 1926 году и носами повернуты были на восток. Во-вторых, никаких огромных мониторов в составе Пинской флотилии не наблюдается. Чтобы разобраться с составом и ролью Пинской флотилии, придется углубиться в ее историю. Первоначально речная флотилия в этом районе была в составе польской армии.

Сначала построенные в Польше мониторы образовали 1-й дивизион Вислянской флотилии, но так как по итогам советско-польской войны 1919–1920 гг. Польша захватила Западную Украину и Белоруссию, «Варшава» и «Мозырь» дошли до Пинска и были включены в состав польской Пинской флотилии. В 1926 году в нее же перевели из расформированной Вислянской остальные мониторы — «Пинск» и «Городище». Действия, как мы видим, абсолютно симметричные советским мероприятиям 1940 года. Советская Днепровская флотилия была выдвинута ближе к границе, стала Пинской. То же самое сделали поляки после выдвижения границы на восток. Мониторы Вислянской флотилии, то есть базировавшиеся на Висле, были перемещены ближе к границе, образовав польскую Пинскую флотилию. И создание польской Пинской флотилии, и создание советской Пинской флотилии объяснялось одними и теми же общими соображениями. В труднодоступной местности такая транспортная артерия, как судоходный канал, нуждается в контроле и дает возможность осуществлять обход противника по реке. Как это происходило в реальности в 1944-м, когда семь бронекатеров и пять катеров ПВО 12 июля 1944 г. высадили десант численностью до стрелкового полка в Пинске. Речные мониторы могли быть использованы как в оборонительных, так и в наступательных операциях. Фактически они представляли собой подвижные артиллерийские платформы.

Такими же «огромными», как и их гданьские собратья, были легкие мониторы, которые разрабатывались с 1919 г. Первый в этой серии монитор «Краков» вступил в строй в 1925 году; он был вооружен одной 105-мм гаубицей, двумя 76-мм зенитками и тремя пулеметами. Три монитора типа «Краков» — «Пинск», «Краков» и «Городище» — впоследствии входили в состав советской Пинской флотилии под названиями «Винница», «Житомир» и «Бобруйск». Как нетрудно догадаться, польские мониторы стали советскими в 1939 году. Когда 17 сентября 1939 г. Красная Армия вступила в Польшу, мониторы начали отходить на запад. Например, «Краков» начал отход к Пинску, куда прибыл 19.09.39 г. Днем позже отплыл вместе с группой других кораблей в направлении Днепровско-Бугского (Крулевского) канала с целью прийти в Брест. По причине завала фарватера обрушившимся мостом «Краков» был потоплен 21.09.1939 г. около Кузличина на Пине. Примерно такая же судьба постигла и другие польские мониторы. «Городище» затоплен собственным экипажем 18.09.1939 г. к востоку от Волянских мостов (73-й км Припяти). «Торунь» затоплен собственным экипажем на восток от перевоза Лачевского (тот же самый 73-й км Припяти). Из-за завала фарватера польские корабли оказались в ловушке и не смогли воспользоваться пресловутым Днепровско-Бугским каналом. Затопленные корабли были вскоре подняты ЭПРОНом. После подъема трофеи советского флота были модернизированы. В частности, «Пинск» и «Торунь» получили новое вооружение: две 122-мм гаубицы и два 45-мм орудия — и стали называться «Витебском» и «Смоленском». В июне 1940 года на базе Днепровской флотилии была сформирована советская Пинская военная флотилия. К началу войны в составе этой флотилии насчитывалось 8 канонерских лодок, 9 сторожевых кораблей, 1 минный заградитель, 16 бронекатеров, 10 сторожевых катеров, 14 катеров-тральщиков, 20 глиссеров и полуглиссеров и сухопутные части. Боевую устойчивость этим легким силам придали 9 мониторов — 4 советской постройки («Левачев», «Флягин», «Жемчужин» и «Ростовцев», это их Владимир Богданович назвал огромными) и 5 — польской («Винница», «Витебск», «Житомир», «Смоленск» и «Бобруйск»).

Оборонительное использование речных мониторов видится Владимиру Богдановичу, прямо скажем, в фантастическом свете: «Если корабли нужны для обороны, то их следует просто вернуть в Днепр, а на тихой лесной реке Припяти им нечего делать, и противник вряд ли полезет в эти непроходимые леса и топкие болота». Во-первых, такой же вопрос: что мониторы забыли на Пине? — можно адресовать создавшим Пинскую флотилию полякам. Во-вторых, в случае необходимости не было непреодолимых препятствий для возврата кораблей на Днепр. Что и произошло в реальности.

11 июля 1941 г. по приказу Жукова и Кузнецова флотилия была разделена на три отряда — Березинский (в его состав наряду с легкими силами вошли мониторы «Винница», «Витебск», «Житомир» и «Смоленск»), Припятский (монитор «Бобруйск») и Днепровский (мониторы «Левачев», «Флягин», «Жемчужин» и «Ростовцев»). Первые два отряда взаимодействовали с войсками Западного, а третий — Юго-Западного фронтов. То есть никаких проблем с превращением Пинской флотилиии обратно в Днепровскую не возникло. На Березине и Припяти остались только мониторы польской постройки. Фактически это означало восстановление статус-кво, мониторы экс-Днепровской флотилии заняли положенные им «чисто оборонительные» позиции на Днепре, экс-польские мониторы действовали на Березине и Припяти.

Маленькие, неказистые кораблики сыграли весомую роль в боевых действиях на рубежах Березины и Днепра. Как использовались мониторы против наступающих немцев, рисуют следующие примеры. 15 июля 1941 г. мониторы Березинского отряда «Винница», «Витебск» и «Житомир», двигаясь по реке, а также бронекатера своим мощным артиллерийским огнем поддерживали сухопутные части 2-й А, наступавшие вдоль правого берега Березины на Бобруйск. Контрудар приостановил наступление немцев, но 23 июля, подтянув подкрепления и наведя у села Паричи переправу, немецкие войска начали сосредоточивать силы для последующего наступления. Эту переправу необходимо было уничтожить, но огонь сухопутной артиллерии не достигал района переправы, а днем с воздуха ее надежно прикрывали зенитная артиллерия и авиация противника. И тогда выполнение задачи поручили морякам Березинского отряда. Операция началась вечером 26 июля. К 22 часам корабли заняли назначенную огневую позицию, а группы сопровождения — оборону на берегах. В 22.05 две 122-мм гаубицы монитора дали по мосту первый пристрелочный залп и тут же, получив поправки от корректировщиков, перешли к стрельбе на поражение. В течение нескольких минут обрушилось несколько пролетов моста, и движение по нему прекратилось. Спустя месяц «Смоленск» получил аналогичное задание: уничтожить шоссейный мост через Днепр у Окунинова, который не успели взорвать отступавшие сухопутные части. По этому мосту уже начали двигаться немецкие танки 11-й танковой дивизии, накапливаясь в междуречье Днепра и Десны для дальнейшего наступления на восток. Авиация не смогла уничтожить переправу, и командование Юго-Западного фронта возложило эту задачу на Пинскую флотилию. «Хотя бы ценой всей флотилии уничтожить Окуниновскую переправу», — говорилось в приказе. И моряки выполнили его. «Смоленск» с тремя канонерскими лодками вышел к мосту и интенсивным артиллерийским огнем повредил его.

Через два дня после этой операции, 25 августа, монитор «Смоленск» и канонерка «Верный» сорвали попытку немцев организовать переправу в Сухолучье, в 10–12 км ниже Окунинова: прежде чем подоспела вражеская авиация, советские корабли уничтожили артиллерийским огнем значительную часть переправочного парка. И хотя самолетам Люфтваффе удалось потопить канонерку «Верный», задача была выполнена. К 30 августа немцы заняли оба берега Днепра южнее устья Припяти на протяжении 60 км. Семь кораблей Березинского и Припятского отрядов решили с боем прорываться вниз по течению. Три корабля в ходе прорыва погибли, а четыре — мониторы «Левачев» и «Флягин», канонерка «Кремль» и госпитальное судно «Каманин» — прибыли в Киев. Остальные остались в зоне переправ и до конца поддерживали отход арьергардных частей. В числе этих кораблей был и самый деятельный из бывших польских мониторов, «Смоленск». Но днепровский рубеж пришлось оставить 11 сентября 1941 года, переправив на левый берег Десны последние части Красной Армии, экипаж «Смоленска» взорвал свой корабль и отошел на восток вместе с сухопутными войсками. Возможности «чисто оборонительной» Днепровской флотилии были не бесконечны.

История с двумя флотилиями высосана Владимиром Богдановичем из пальца от начала и до конца. Флотилия речных боевых кораблей была вполне универсальным средством ведения войны. У Дунайской флотилии изначально были оборонительные задачи. В наступательной операции Пинская флотилия могла двигатся по рекам Польши и Германии. В реальных оборонительных операциях Пинская флотилия в течение двух месяцев принимала активное и на общем фоне сравнительно эффективное участие в боевых действиях. Не всякий механизированный корпус удостоился упоминания в дневнике Гальдера, хотя большинство мехкорпусов по своей огневой мощи превосходили речную флотилию. Наконец, никаких специальных каналов для агрессивных действий речных мониторов не строили, Днепровско-Бугский канал ведет свою историю от XVIII столетия. Стыдно смотреть, на каком пустом месте Владимир Богданович построил теорию с далеко идущими выводами.

Глава 11

Сколько «ныряющих» танков было у Сталина?

Историю техники у нас обычно пишут те, кто эту технику делал или был близок к ВПК. Они вполне логично объясняют наши технические решения, пути развития отечественной техники. Хотя помимо нашего национального пути могли быть и другие решения тех же задач, решения ничем не хуже, а порой и лучше и лежащие совершенно в другой плоскости. Недостатки этого подхода, поверхностное освещение иностранного опыта эксплуатирует Владимир Богданович. Как признак силы РККА и слабости вермахта выставляется и наличие в СССР большого количества легких плавающих танков и отсутствие таких танков в других странах. Вот что написано об этом в «Последней республике»: «И 4000 плавающих советских танков вычеркнули как старенькие. Во всем остальном мире ни одного плавающего танка нет, вот их-то наше Министерство обороны, видимо, и считает новенькими». В «Самоубийстве» плавающим танкам посвящено очень много места, видимо, за отсутствием у Владимира Богдановича других смелых теорий в области техники. Цитирую: «Высмеивать наш Т-37А — это примерно то же самое, что называть первый в мире советский искусственный спутник Земли легким и несовершенным… в ситуации, когда ни у кого в мире не было вообще никаких спутников». Над Т-37А нужно не смеяться, над ним нужно плакать. Возьмем конкретные примеры применения этих танков в финской войне. 142-я стрелковая дивизия, начало декабря 1939 года. Неподавленные огневые точки финнов не дали возможности навести понтонный мост, поэтому переправившиеся подразделения оказались без снабжения. Было решено отправить на плацдарм танки Т-37, но часть из них, ввиду сильного течения в протоке озера Суванто-ярви, вынуждены были вернуться обратно, а те, что добрались до противоположного берега, не смогли взобраться на ледяную кромку у берега из-за слабого мотора. Это неудивительно, мощность мотора была 42 л.с. Для сравнения: современный автомобиль «Фиат Уно» имеет двигатель мощностью 45 л.с. Вооружение танка, один пулемет 7,62-мм калибра, было слабым. Броневая защита не позволяла долго находиться под огнем стрелкового оружия противника. В ходе переправы три боевые машины затонули, похоронив в ледяной воде свои экипажи. То же самое произошло, когда в 90-й стрелковой дивизии попробовали применить плавающие танки при форсировании реки Вуоксен-Вирта в начале декабря 1939 г. Для поддержки плацдарма направили роту Т-37 339-го танкового батальона, но успеха они не имели: 5 танков застряли на подводных камнях и препятствиях у самого берега, один перевернулся, а два оставшихся не смогли выбраться на противоположный берег. В результате в дальнейшем от активного использования Т-37 в бою отказались, их использовали как пулемет на гусеницах для обороны штабов, иногда для связи. Д. Г. Павлов на совещании при ЦК ВКП(б) 14–17 апреля 1940 г., посвященном разбору Финской кампании, говорил: «…маломощные танки Т-37 не способны ходить по мало-мальской грязи». Комбриг Пшенников, командир 142-й сд, на том же совещании также был не в восторге от плавающих танков: «…танки Т-38 и Т-37 себя не оправдали». Речь шла о применении плавающих танков собственно в стрелковой дивизии. Читатель скажет: «Так это же зимой, в Финляндии!» В теплое время года были другие проблемы. Рассмотрим мнение танковых командиров о Т-37 и Т-38 по итогам боевых действий в Польше в сентябре 1939 г. В отчете о боевых действиях танковых войск Украинского фронта, подписанном комбригом Ю. Н. Федоренко, написано: «Танки Т-37 — во время передвижения по пересеченной местности, особенно после дождя, танки Т-37 не поспевали даже за пехотой». Боевые качества плавающих танков как средства разведки командир 22-й танковой бригады Белорусского фронта И. В. Лазарев охарактеризовал так: «Танки Т-38 совершенно не отвечали возложенной на них задаче проведения разведки. На протяжении всей операции эти машины оказывались позади Т-26. На разведку приходилось отправлять исключительно Т-26, что приводило к распылению сил и снижению боеспособности бригады».

Владимир Богданович совершенно напрасно оценивает Т-37 и Т-38 по аналогии с увиденным в 60-х ПТ-76. «Поплавок» ПТ-76 был сделан на другом уровне технологии и в другую эпоху, эпоху поголовной моторизации соединений. Сегодня плавают и БМП, и БТР, и даже некоторые зенитные комплексы. В войну БТР плавали как топоры, а мотопехота часто ездила на грузовиках вместо БТРов. А основная масса пехоты передвигалась пешком и на лошадях. Плавающие танки конца 1930-х были еще «сырыми», конструкция их не была отработана. Как показывают примеры из опыта финской войны, факт наличия или отсутствия Т-37 или Т-38 в войсках не означал принципиального изменениях их возможностей по преодолению водных преград. Перевозить десант Т-38 не мог: «Малое водоизмещение не позволяло перевозить на его (Т-38. — А. И.) броне через водные препятствия даже двоих пехотинцев. Перегрузка в 120–150 кг приводила к захлестыванию набегающей волны в люки танка при выполнении каких угодно маневров на воде. Итог всегда был неизменным. Танк тонул». (М-Хобби. 1997. № 9. С. 34.) В результате реку Тайпален-Йоки и озеро Суванто-ярви в декабре 1939 г. форсировали на резиновых лодках или наводя под огнем финских пулеметов и пушек понтоны.

Дело было не в легкости или времени выпуска советских плавающих танков. Проблема была в их конструкции и реальных технических характеристиках. Боевая ценность танков Т-37 и Т-38 представляется весьма сомнительной именно из-за вышеизложенных недостатков. А Владимир Богданович традиционно ошарашивает нас сногсшибательной версией потери множества советских легких танков: «Потому командиры легко с ними расставались: приказывали слить остатки топлива и передать его тяжелым и средним танкам. А легкие — взрывать, жечь, ломать, топить или просто бросать». Во-первых, непонятно, каким топливом могли поделиться с тяжелыми и средними танками оснащенные автомобильными двигателями Т-37А и Т-38. Средний Т-34 и тяжелый КВ вообще были дизельными. Слить бензин в средние Т-28 и тяжелые Т-35 была возможность только у командиров трех-четырех мехкорпусов РККА. Во-вторых, остается неясным, куда должны были сливать топливо из Т-38 перед их «сепуккой», ввиду их непригодности к оборонительным боям, командиры стрелковых дивизий, в состав которых штатно входили плавающие танки. Судьба Т-38 подобна судьбе других советских танков летом 1941 г. Они погибали под огнем противотанковой обороны немцев, ломались на маршах, бросались из-за недостатка топлива.

Другие страны выставляются В. Суворовым, согласно требованиям патриотической аудитории, сирыми и убогими: «Выясняется, что в Германии плавающих танков нет и никогда не было. […] А у нас плавающие танки были еще в начале 30-х годов XX века. Мы Германию в этом вопросе почти на столетие обошли. И во Франции плавающих танков не было. И в Британии (прости, Британия, не гневайся на правду) плавающих танков ни перед войной, ни в ходе не создали».

Никогда не нужно считать других идиотами. В других странах тоже размышляли над проблемой форсирования рек. И если в результате этих размышлений принимались отличные от нас решения, на это были веские причины. Плавающие танки немцам были совершенно не нужны, так как у них было перпендикулярное решение проблемы, к которому они пришли после длительных опытов и экспериментов. Проблемой форсирования водных преград танками немцы занимались еще до сброса версальских ограничений. В 20-е годы «Гросстрактор» учили плавать. Но начиная с 1936 г. немецкие конструкторы сочли, что строительство специальных дорогих плавающих танков, имеющих ограниченные боевые возможности, нецелесообразно. Была принята другая концепция преодоления водных рубежей танковыми подразделениями. Легкие танки Pz I и Pz II имели быстросъемные мореходные понтоны. В приложении к Pz II понтон выглядел как лодка с вырезом для корпуса танка. Понтон надевался на танк, и гребной винт подключался к ходовой части «двойки». Средние танки Pz III, про которые Владимир Богданович написал «обыкновенные T-III, и плавали они не лучше паровоза», и штурмовые орудия Stug III оборудовались аппаратурой подводного вождения Z-w, позволяющей преодолевать водные преграды глубиной до 5 м с жесткой трубой-шнорхелем или 15 м с гибкой трубой-шлангом и дополнительным насосом (в 1941 г. имелось оборудованных таким образом 120 танков Pz III, 40 танков Pz IV и 40 Stug III), или быстросъемными комплектами wU-le, позволяющими при установке форсировать водные преграды глубиной до 2,5 м (до уровня открытого люка башни, через который производились забор воздуха и эвакуация экипажа в случае появления течи). Комплекты wwU позволяли буксировать танк Pz III по дну реки без наличия в нем экипажа. Комплектами wU-le, wwU были оборудованы в 1941 г. до трети всех Pz III Ausf Н и Ausf J. Это если потратить деньги на серьезные книги по немецкой технике таких авторов, как Томас Йенц и Вальтер Шпильбергер, и ознакомиться с действительным состоянием вопроса наличия средств для преодоления водных преград. Чтобы не нести чепухи, как это с упоением делает Владимир Богданович на страницах «Самоубийства»: «Но фокус в том, что Гальдер ничего не писал про немецкие плавающие танки. […] Из диссертации в диссертацию наши академики пишут о немецких плавающих танках, ссылаясь на Гальдера. И уже в правительственной газете доказывают, что у Гитлера их было значительно больше, чем у Сталина. А между тем это были обыкновенные T-III, и плавали они не лучше паровоза». Плавать «тройки», конечно, не могли, но по дну их «ныряющие» (Tauchpanzer) модификации ходили уверенно. Про «ныряющие» танки и писал Гальдер в своем дневнике. Откроем второй том и читаем. Страница 26, запись от 1 июля, цитирую: «1. Может быть подготовлено танков-амфибий: около 100 танков T-III и 20 танков T-IV». На стр. 35: «д. Тaнки-амфибии на 1.8.40: 90 танков T-III с 37-мм пушкой, 10 танков T-III с 50-мм пушкой, 28 танков T-IV. Главнокомандующий требует 180 танков-амфибий. Максимальная глубина воды, допустимая для амфибий, до сих пор 7 м (необходимо 15 м)». Насчет отсутствия упоминания плавающих танков Владимир Богданович просто солгал, написал про них Ф. Гальдер на с. 104: «52 (плавающих) танка-амфибии». Плавающие — это Schwimm Panzer II, «двойка» с возможностью установки понтона с винтами. Мало знает В. Суворов, и от этого все беды. «22 июня 1941 года у немцев было четыре типа танков. Запомнить легко: Pz-I, Pz-II, Pz-III, Pz-IV. Оттого, что в наших пишущих машинках не было вражеских букв, мы были вынуждены называть эти танки по-нашему: T-I, T-II, T-III, T-IV. Так проще. Так прижилось. Характеристики этих танков — в любом учебнике, в любом справочнике, в любом музее. […] Какой из этих четырех плавающий?» Из этих четырех — никакой. Поскольку типов танков было не четыре, а гораздо больше, были еще модификации базовых образцов. «Ныряющие» модификации Pz.Kpfw.III/IV назывались U-Panzers или Tauchpanzers, например Tauchpanzer III. Плавающие «двойки» — Schwimm Panzer II. Огнеметные «двойки» назывались Flammpanzer II Flamingo/ PzKpfw II(F) (Sd. Kfz. 122).

Впервые в войне с СССР «ныряющие» танки были применены при форсировании Буга в первый день войны. Об этом написал Гудериан: «В 4 часа 15 мин. началась переправа через Буг передовых частей 17-й и 18-й танковых дивизий. В 4 часа 45 мин. первые танки 18-й танковой дивизии форсировали реку. Во время форсирования были использованы машины, уже испытанные при подготовке плана „Морской лев“. Тактико-технические данные этих машин позволяли им преодолевать водные рубежи глубиной до 4 м». (Гудериан Г. Воспоминания солдата. Смоленск: Русич, 1999. С. 210.) Переход рек по дну практиковался и далее, например, при форсировании нижнего течения Днепра. Применены немецкие танки с устройствами подводного хождения в реальном июле 1941 г. были именно так, как описывает Владимир Богданович применение плавающих танков: «Лучше не с нашей стороны, а со стороны противника, — откуда меньше ждут. И в этой ситуации цена легким плавающим танкам круто взвинчивается. Если два, три, пять, десять таких танков ночью переплыли реку в стороне от моста и внезапным рывком с тыла захватили его, то это может решить судьбу целой операции, а то и всей войны». 3–10 июля 1941 года взвод «ныряющих» танков 3 Pz.Kpfw. III с 37-мм пушками под командованием лейтенанта Энгельгардта из 3-й танковой дивизии был применен в районе Сборово. Для удержания плацдарма взвод Энгельгардта переправился через Днепр в районе Озерище, глубина реки составляла в этом месте 3,5 м. Ситуация усугублялась болотистым берегом реки. В ходе боев за плацдарм один из танков был поврежден, и при оставлении плацдарма его пришлось взорвать. Как мы видим, даже поддержка плацдарма полновесным средним танком с противоснарядным бронированием не помогла. Но этот пример показывает, что танки с оборудованием подводного хождения могли применяться в боевых условиях по той же модели, которую В. Суворов предлагает для плавающих танков. Немцы предпочитали не делать плавающие танки с заметно просевшими относительно обычных характеристиками, а давать обычным танкам возможность преодолевать реки, сохраняя при этом боевые характеристики линейных танков на суше. И это было осмысленной позицией, а не следствием промахов инженеров или тактиков. Не разрабатывая с середины 30-х годов своих плавающих танков, немцы получили в свое распоряжение опытные образцы чехословацкого плавающего танка F-IV-H. Чехи разрабатывали этот танк с 1937 года, но испытывали его уже немцы в 1939 г. F-IV-H имел массу 6,5 тонны, экипаж три человека, вооружение из одного пулемета. Двигатель мощностью 120 л.с. (в скобках заметим: втрое более мощный, чем на Т-38) сообщал танку скорость 45 км/ч на суше и 9 км/ч на воде. Танк, несмотря на то что его улучшенный образец F-IV-M развил на воде скорость 11,5 км/ч, немцам не понравился, и оба опытных образца были разобраны. Не вызвали у немцев энтузиазма и доставшиеся им летом 1941 г. трофеи — советские плавающие танки Т-37А, Т-38 и Т-40. Они были испытаны в Куммерсдорфе, в том числе на воде. Но приказа о массовом использовании захваченных плавающих танков советского производства не последовало. Сумрачный немецкий гений шел своим путем, в конструкцию новых танков, серийных «Тигров» и «Пантер», изначально закладывалась возможность преодоления водных преград по дну. Нет также и данных о стихийном использовании Т-37А и Т-38 немецкими частями на фронте. Есть множество снимков Т-26, БТ, Т-34, КВ, КВ-2 с немецкими опознавательными знаками, есть один снимок Т-28 с аляповатым крестом на башне. Даже Т-60, используемый немцами в качестве тягача для 7,5 cm leIG-18 или PAK-40. Если предположить, что руководители Третьего рейха умственно отсталые, то что мешало использовать танки рядовым солдатам вермахта? Это никак не запрещалось. Пехотные дивизии вермахта часто самостоятельно использовали трофейные машины. Захватывали, использовали, пока танк был исправен и хватало горючего, потом бросали. Но ни одного снимка плавающего чудо-оружия, используемого в немецких пехотных или танковых частях.

Если в отношении Германии В. Суворовым было продемонстрировано простое незнание предмета, то Британии, родине танков, следует гневаться на неправду. Во-первых, Англия — это еще и родина плавающих танков. В самом конце Первой мировой войны был создан плавающий танк Mk.IX, представлявший собой «ромб» с укрепленными на бортах и лобовой части цистернами, служившими поплавками. Над рубкой Mk.IX закрепили короб с воздуховодными трубами, бортовые двери были герметизированы, движение на воде осуществлялось с помощью перематывания гусениц. Однако испытания танка были проведены в день перемирия, и дальнейшие работы были прекращены. Во-вторых, англичане пробовали повышать плавучесть обычных танков с помощью съемных понтонов. Такие понтоны существовали, например, для «Крусейдера». В-третьих, в Англии был созданы и специализированные плавающие танки. Танкетка Vickers Carden Loyd A4 выпускалась в плавающем варианте для разведки. Машина с корытообразным корпусом, поплавками из бальзы приводилась в движение на воде винтом и вооружалась одним пулеметом Виккерс. Эту амфибию образца 1931 г. можно увидеть в музее в Кубинке. Танкетка была закуплена в Англии вместе с другими образцами военной техники, в частности, обычной, неплавающей танкеткой Carden Loyd Mk.VI. Так что Владимиру Богдановичу можно вернуть совет, который он дал Анфилову с Гареевым, — посетить музей и посмотреть, какая страна была родиной слонов. История советских плавающих танков началась с закупки в 1931 году английских плавающих танкеток. Сначала по мотивам английской машины был создан плавающий танк Т-33. После изменения подвески с системы Карден-Ллойда на пружины Хорсманна и усиления бронирования в 1933 году появился Т-37. Форма корпуса осталась практически идентичной плавающему Карден-Ллойду. Любой посетитель музея в Кубинке может увидеть похожесть экспонирующегося там Т-37А и амфибийной английской танкетки. Так что «первый советский спутник» Т-37 имел незаслуженно забытого В. Суворовым английского прародителя. Амфибийные Карден-Ллойды получили отклик и в других странах. Например, в Польше был создан плавающий танк PZInz.130, испытанный в 1936 году. Танк весом 3,92 т приводился в движение 95-сильным двигателем и вооружался одним пулеметом, который предполагалось заменить на 20-мм пушку. Вход в воду и выход из нее облегчался на польской амфибии тем, что передача вращающего момента на гусеницы не отключалась при отборе мощности на винт. От серийного производства многообещающей машины поляки отказались по финансовым соображениям. Оба опытных образца попали в 1939 г. в СССР и получили высокую оценку наших специалистов.

Тем более легкомысленным было бы считать, что США, страна, армия которой проводила масштабные десантные операции, обошлась без плавающих бронированных машин. Началась их история с публикации в журнале «Лайф» в 1937 г. Статья описывала амфибию «Аллигатор», построенную на собственные деньги сыном и внуком полковника Роблинга, автора проекта Бруклинского моста. Публикация заинтересовала руководство корпуса морской пехоты, но первоначально ВМС отнеслись к «Аллигатору» без энтузиазма, и только в октябре 1939 г. Роблингам был заказан военный вариант их амфибии. В начале 1941 г. военный вариант амфибии Роблингов прошел испытания, и в мае 1941 г. было сформировано первое амфибийное подразделение. Машины Роблингов получили официальное наименование LVT (Landing Vehicle Tracked). Впервые «Аллигаторы» были применены в бою в августе 1942 г. на Гуадалканале. Хотелось бы подчеркнуть тот факт, что амфибии Роблингов в отличие от Т-37 и Т-38 изначально предназначались для доставки десанта. Отсюда их весьма внушительные размеры. Позднее амфибии разделились на два типа, на амтраки (в буквальном переводе амфибийные грузовики) и амтанки (амфибийные танки). Последние не несли десант, а получили вооружение в виде башни от легкого танка М3 «Стюарт» с 37-мм пушкой.

Впервые амтанки были применены в феврале 1944 г. на атолле Кваджелейн. Эту историю Владимир Богданович описал так: «Под закат войны, в 1944 году, в США появились огромного размера плавающие бронетранспортеры, некоторые из них имели башни легких танков. Это были надежные машины, они имели отменную плавучесть. Но все же это не танки, и танками их никто не называл». Как мы видим, не под занавес войны на Тихом океане, а в ее разгаре, и танками их называли, амтанками, амфибийными танками.

Чисто американской разработкой было устройство T6, представлявшее собой съемные понтоны для М4 Шерман. Фактически американцы шли по немецкому пути, такая идея ранее была использована в Германии для танков Pz.II. Было изготовлено около 500 комплектов Т6, впервые примененных на Окинаве в апреле 1945 г. Еще одна конструкция, устройство Т12, представляла собой два стандартных 15-тонных инженерных понтона, прикрепленных по бортам к Шерману. Это устройство было принято как вариант переделки, осуществимой в полевых условиях.

Не прошли американцы и мимо изготовления комплектов, позволяющих танкам форсировать не очень глубокие водные преграды вброд. Для этого на танке устанавливались короба, обеспечивающие забор воздуха для двигателя и выхлоп отработанных газов выше башни. С таким устройством Шерман мог форсировать реки глубиной до 2 метров, когда вода доходила танку до основания башни.

Таким образом, можно сделать вывод, что господствующим направлением работ по обеспечению форсирования водных преград танками было создание тех или иных устройств для стандартных танков. Либо это были съемные понтоны, либо это были устройства для преодоления глубоких бродов на пределе высоты корпуса танка, либо устройства подводного хождения. Последние стали общепринятым средством в наши дни. Стремление идти путем доработки серийных танков было легко объяснимо. Когда река оставалась позади, пехоте нужна была боевая единица, не уступающая линейным танкам. Специализированные амфибии США не были легкими разведывательными машинами, подобными Т-38. Это были крупные гусеничные машины для перевозки десанта или огневой поддержки высаживающихся войск. Так или иначе, никакого презрения к форсированию рек танками в других странах не наблюдается. Велась интенсивная работа, но в отличном от советского танкостроения направлении. И считать инженеров других стран дураками не следует, у них были веские основания идти именно этим путем, и они добились на этом поприще впечатляющих результатов.

Были и другие альтернативные легкому плавающему танку решения. Точно так же, как форсировали реки на резиновых лодках и понтонах или вели разведку с помощью мотоциклов и джипов, задачи поддержки войск на плацдармах решали небронированными автомобилями-амфибиями. Разведывательной или транспортной машине совсем необязательно иметь лобовую броню «Тигра». Можно из набора качеств амфибии пожертвовать не подвижностью, не плавучестью, а защищенностью. С 1936 г. фирмой Rheinmetall Borsig AG разрабатывалась небронированная плавающая машина на гусеничном шасси, получившая название LWS (Landwasserschlepper, буквально: наземно-водный трактор). Водоизмещающий корпус был разработан фирмой Sachsenberg. Машина получилась весом 18 тонн, оснащалась 300-сильным танковым двигателем Maybach SHL 120TR. Экипаж составлял 3–5 человек, машина могла брать на борт до 20 пассажиров.

В 1940–1941 гг. была построена 21 амфибия LWS. Летом 1941 г. эти машины использовались на Восточном фронте. Принцип применения соответствовал названию, машина перетаскивала на специальном трейлере грузы через реку. Штатно LWS мог перемещать через реки такое внушительное сооружение, как 18-тонный полугусеничный тягач SdKfz 9. Экипаж SdKfz 9 во время путешествия через реку мог найти себе пристанище в кабине «шлеппера». В 1942 году немцы попробовали развить идею LWS в создании машины под названием PzF с использованием ходовой части танка PzKpfwIV. PzF должен был перевозить на себе танк через реки. Но было построено всего два прототипа.

Дальнейшее развитие амфибий пошло по пути дальнейшего упрощения конструкции. Вместо гусеничного предпочли автомобильное шасси. К тому же плавающий автомобиль получался дешевле танка-амфибии и благодаря этому мог выпускаться большими сериями, чем 4000 экземпляров Т-37 и Т-38. Как реализация идеи армейского автомобиля-амфибии, в Германии было выпущено 14 276 Schwimmwagen с использованием агрегатов «Фольксваген Жук». Автомашине была придана форма лодки, для движения по воде использовался опускающийся винт.

Привод на все четыре колеса и широкие шины обеспечили швиммвагену хорошую проходимость. Машине массой 1362 кг хватало двигателя мощностью 25 л.с. В войска машина начала поступать в 1942 году, Schwimmwagen оснащались разведывательные подразделения дивизий вермахта, саперные части.

В США была реализована та же идея, было выпущено 12 785 автомобилей-амфибий Ford GPA. Эти американские «водоплавающие» были построены на базе армейского джипа, силовая установка была идентичной использованной на знаменитом «Виллисе». Кузов машины выглядел как лодка-плоскодонка с нишами для колес. Ford GPA, полученные по ленд-лизу, использовались Красной Армией при форсировании Днепра, Одера, озер в Прибалтике. Форсировались с помощью небронированных американских плавающих автомобилей и более серьезные преграды. 22 августа 1944 г. в полосе наступления 3-го Украинского фронта был форсирован Днестровский лиман с использованием батальона колесных амфибий. Это был 252-й батальон амфибий. Основная часть десанта была высажена ночью, а утром, когда начались контратаки против плацдарма, было сделано следующее: «Для оказания поддержки десанту начал переправляться через лиман своим ходом 252-й батальон амфибий, а на паромах, шедших на буксире у катеров, были переброшены две роты 3-го гвардейского мотоциклетного полка и три танка Т-34». (Сборник материалов по изучению опыта войны. Вып. 16. М.: Воениздат, 1945. С. 156.)

Помимо автомобилей-амфибий на базе джипа в США были сконструированы и более вместительные машины на шасси стандартного армейского полноприводного грузовика. Это GMC-353, более известный как DUKW. Масса машины с колесной формулой 6X6 составляла 9105 кг, она вмещала 25 человек или 2350 кг груза. На воде в движение DUKW приводил гребной винт в тоннеле на корме. Машина могла действовать в зоне прибоя при высоте волн до 3 м. Дебютом новых амфибий стали операции в Новой Гвинее и Бугенвиле, когда 451-я амфибийная транспортная рота доставила 2500 тонн боеприпасов и продовольствия в Бугенвиль за один день (!!!). Впервые в Европе DUKW были использованы в ходе высадки на Сицилии в 1943 г. Активно участвовали эти транспортные машины и в ходе высадки в Нормандии. Они выполняли исключительно важную роль. Слабобронированная машина с пулеметом, по большому счету, недорого стоит. А вот более двух тонн боеприпасов, продовольствия, топлива или почти что взвод солдат для сражающихся на плацдарме войск — это ощутимая поддержка.

А Владимир Богданович, как обычно, продемонстрировал свой узкий кругозор и слабое знание матчасти. Причем его, как всегда, еще и понесло (Суворов В. Самоубийство: Зачем Гитлер напал на Советский Союз. М.: АСТ, 2000. Далее по тексту «Самоубийство».): «Тогда перед ними 41 000 рек. По 227 рек на каждый танк, который плавать не умеет. И еще озера. Густота речной сети в европейской части СССР — 0,25–0,35 км на квадратный километр, т. е. 250–350 тысяч километров рек на каждом миллионе квадратных километров территории. Вот бы стратегам прикинуть, сколько миллионов квадратных километров они намерены оттяпать и сколько рек на этих миллионах. И как их форсировать, не имея НИ ОДНОГО ПЛАВАЮЩЕГО ТАНКА? Безумству храбрых поем мы песню. Германская армия была отсталой, к войне катастрофически не готовой. Решение Гитлера напасть на Советский Союз без подготовки выдает храбрость профана. Решение форсировать десятки тысяч рек без плавающих танков — это не смелость, а самоубийственное безумие». Не знаю, как у других, но у меня сразу возник встречный вопрос: а как форсировала эти любовно подсчитанные реки и озера Красная Армия в 1943–1944 г., также не имея плавающих танков? Мне-то ответ известен: использовались традиционные лодки, понтоны, ленд-лизовские Ford-GPA и GMC-353 DUКW, герметизация линейных «тридцатьчетверок». Единственный прецедент использования плавающих танков — это форсирование Свири в 1944 году. Все остальные реки форсировали без помощи плавающих бронированных машин. Но что думает Владимир Богданович? По его логике, к наступлениям 1943–1944 гг. Красная Армия также катастрофически не готова, как и вермахт в 1941 г. И все операции Советской Армии 1943–1945 гг. — это самоубийственное безумие. Не на плавающих танках свет клином сошелся. Важнее после форсирования реки переправить тяжелую технику, танки и артиллерийские орудия для развития наступления. Водные преграды преодолевались вермахтом в 1941–1942 гг. и Красной Армией в 1944–1945 гг. инженерными средствами, понтонами и сборными мостами. У немцев в 1941 г. не было 4000 плавающих танкеток, но были понтонные парки, сборные металлические мосты. И на фотографиях лета 1941 г. можно увидеть взорванный мост у Кременчуга и рядок лодок с настилом у основания опор. Немецкий понтонный парк «Б» в действии. Или взорванный пролет моста у Кривого Рога, который перекрыт ажурной металлической конструкцией с неудобоваримым названием K-Gerat. Или сооруженный 49-м саперным батальоном металлический мост через Березину, по которому едет танк T-III. Инженерные средства не пользуются популярностью в музеях. Гораздо большее внимание привлекают пушки, танки. Но именно угловатые алюминиевые лодки, причудливые фермы с растяжками были теми средствами, которыми вермахт преодолевал многочисленные реки по дороге к Москве, Ленинграду и Киеву. Точно такие же средства прокладывали Красной Армии путь к Берлину. В вышеупомянутой операции по форсированию Днестровского лимана основную часть людей и техники перебросили инженерными средствами: «К 23 ч. 15 м. 21 августа на плавучие средства первой группы в Калаглее было погружено: 2318 человек, 29 минометов 82-мм и 120-мм, 18 орудий 45-мм и 76-мм, 3 танка Т-34, 12 автомашин, 18 мотоциклов. На вторую группу высадочных средств в Роксолянах погрузка техники и посадка войск были закончены к 1 ч. 10 м. 22 августа. На борт было принято: 1216 человек, 12 минометов 82-мм, 20 орудий 45-мм и 76-мм, 64 лошади». (Сборник материалов по изучению опыта войны. Вып. № 16. М.: Воениздат, 1945. С. 152.) Плавучими средствами были лодки, понтоны на буксире у катеров.

Я написал эту главу не для того, чтобы выставить инженеров и конструкторов СССР глупцами, а РККА — армией, вооруженной барахлом. Я лишь категорически против того, чтобы выставлять идиотами армию, с которой мы воевали долгих 1418 дней большой войны. В 1941 г. у немцев были серьезные наработки в области форсирования танками водных преград. Поэтому изображать их беспомощными, ввиду отсутствия легких плавающих танков, совершенно бессмысленно. Они форсировали множество рек на пути к Москве и Ленинграду. Напротив, Т-37, Т-38 представляли на 22 июня 1941 г. весьма сомнительную ценность как в наступательных, так и в оборонительных операциях. Фактически машины Астрова стали лишь полигоном, на котором была отработана конструкция легких танков на базе автомобильных агрегатов, наследники которых защищали осенью — зимой 1941 г. подступы к столице, а затем воевали на разных фронтах долгие четыре года войны.

Глава 12

Гаубицы агрессии и разбоя

В своих первых книгах Владимир Богданович обогатил военную науку теорией «оборонительного» и «наступательного» вооружения. Простой пример. Процитирую «Ледокол»: «Пушки малого и среднего калибра стреляют настильно и потому хороши в обороне: настильным огнем мы заставляем наступающего противника остановиться, лечь, врыться в землю. А вот когда мы поменяемся ролями — мы наступаем, а противник в траншеях обороняется, — пушки нам мало помогут: траектории настильные, снаряды летят над траншеями противника, вреда ему не причиняя, и тогда наступающему нужны гаубицы. Гаубица отличается от пушки крутой навесной траекторией. Гаубица хороша для выкуривания из окопов и траншей обороняющихся войск противника. Если готовимся к наступательной войне, производим гаубицы, к оборонительной — пушки». В реальности гаубица в оборонительной войне не менее эффективное оружие, чем пушка. Не будем теоретизировать, а приведем реальный пример из книги «Артиллерийская разведка советской армии в ВОВ». 10 февраля 1945 г. в районе 6 км к западу от Кюстрин на р. Одер нашей батарее звуковой разведки удалось засечь двухорудийную 105-мм батарею. По координатам батарея оказалась расположенной непосредственно у самого берега р. Штром. Ввиду того что при последующих засечках огневая позиция этой батареи получалась среди реки, а другими средствами цель не была подтверждена, штаб артиллерийской бригады, не доверяя данным звуковой разведки, не включил эту цель в план для подавления. В первых числах марта 1945 г. во время наступления нашей пехоты эта батарея противника встретила нашу пехоту сильным огнем и нанесла ей значительные потери. Обходом с тыла нашей пехоте, однако, удалось захватить огневую позицию этой батареи, частично уничтожить и частично взять в плен ее орудийный расчет. При обследовании огневой позиции оказалось, что батарея была расположена вплотную к берегу, у самого уреза воды р. Штром, и искусно замаскирована в прибрежных кустах и зарослях. В районе огневой позиции не было ни одной воронки от разрыва нашего снаряда.

Гаубичный снаряд, выпущенный с закрытой, невидимой для противника позиции и с взрывателем, установленным на осколочное действие, представляет собой страшную разрушительную силу. Взрыватель срабатывает сразу после удара о землю, и снаряд весом в 15–20 килограммов разрывается, засыпая все вокруг осколками, которые косят наступающую пехоту. Гаубица благодаря навесной траектории также может поражать скапливающихся в процессе наступления в складках местности пехотинцев противника. Гаубица, кроме того, позволяет бороться с артиллерией наступающего. Артиллерия наступающего своим огнем разрушает пулеметные гнезда, проволочные заграждения, окопы обороняющегося. Если это делают гаубицы, то дуэль с ними может выиграть только гаубица. Только гаубица может достать батарею противника в лощине, на обратном склоне высоты, выловив ее по звуку выстрела и обрушив на нее шквал своих снарядов. Поэтому все армии использовали гаубицы в обороне. Гаубицы были на вооружении таких «образцово-показательных» оборонительных армий, как финская. Например, в составе KTR 6 (Kentte Tykiste Rykmentti — 6-й полк полевой артиллерии) финской армии имелись на 30 ноября 1939 г. 24 76,2-мм пушки K02, русские «трехдюймовки», и 12 122-мм гаубиц H/09, бывшие русские гаубицы образца 1909 г. Всего русских гаубиц 1909 и 1910 гг. было в финской армии 70 штук. Были и более серьезные артиллерийские гаубичные формирования, например, Rask. Psto. 2 (Raskas Patteristo 2, тяжелый батальон) в составе 10 150-мм гаубиц H/14, гаубицы японского (!!!) производства, сделанные по лицензии Круппа, попавшие к финнам из России в ходе событий 1918–1920 гг. Состояли на вооружении финской армии и обычные 152-мм гаубицы Шнейдера производства Путиловского завода образца 1910 г. Cкажу больше, состав вооружения армий стран — участниц Второй мировой войны был более-менее одинаковым. Гаубицы различного калибра составляли костяк артиллерийского вооружения большинства стран мира. Более того, по суворовской логике, армия СССР была в этом плане даже более «оборонительной», поскольку вместо традиционных для немцев и англичан с американцами легких гаубиц советские стрелковые дивизии вооружались 76,2-мм пушками. Скажем, по штату № 04/100 от 10.06.1940 г. в советской стрелковой дивизии должно было быть 34 76,2-мм пушки, 32 122-мм гаубицы, 12 152-мм гаубиц. В немецкой пехотной дивизии по штату было 36 105-мм гаубиц, 12 150-мм гаубиц и 6 150-мм пехотных орудий (стрелявших в основном навесным огнем). 76,2-мм дивизионные пушки Ф-22, УСВ, «трехдюймовки» сослужили, кстати, хорошую службу в борьбе c немецкими танками в 1941-м. В отличие от японцев, вооруживших свою пехоту 70-мм батальонными гаубицами Тип 92, советская батальонная артиллерия состояла из 45-мм пушек. Финская пехотная дивизия имела на вооружении 18 37-мм противотанковых пушек Бофорса, к началу «зимней войны» существовавших во многих частях только на бумаге, советская стрелковая дивизия вооружалась 48 45-мм противотанковыми пушками. Эти факты сами по себе не являются доказательствами агрессивности или миролюбия. Стрелковая (пехотная) дивизия и ее вооружение являются универсальным средством, которое может быть использовано как в наступательной, так и в оборонительной операциях.

Но дивизионную артиллерию Владимир Богданович тоже попробовал использовать в качестве признака будущей агрессии. Цитирую: «Так, например, было полностью прекращено производство противотанковых пушек и 76-мм полковых и дивизионных пушек, которые можно было использовать в качестве противотанковых». Что же, прекращение производства 76-мм пушек действительно имело место быть. Но объяснялось оно вполне заурядными причинами. Одни модели снимались с производства, вместо них ставились другие. В фундаментальном труде одного из ведущих специалистов по отечественной артиллерии Александра Борисовича Широкорада «Энциклопедия отечественной артиллерии» приводятся следующие данные. В 1936 году было изготовлено 10 пушек Ф-22, в 1937 году. — 417, в 1938 году — 1002, в 1939 году — 1503. Далее производство пушек прекращается. В производство запускается другое 76-мм орудие, Ф-22УСВ. Причем выпуск УСВ начинается уже в 1939 году, было выпущено 140 орудий. В 1940 году промышленностью было сдано 1010 пушек, в 1941 году до начала боевых действий выпустили 1066 орудий. К началу войны производство 76-мм дивизионных орудий было прекращено, так как ожидался переход на дивизионные пушки большего калибра. Разработка новой артсистемы началась в 1938 году. Калибр нового орудия был выбран просто грандиозным — 107 мм, и объяснялось это не в последнюю очередь возможностями борьбы с перспективными тяжелыми танками. И расчет был оправдан: бронебойный снаряд М-60 уверенно пробивал броню «Тигра» с километра. В 1940 году пушка, получившая название М-60, прошла испытания и была запущена в серию на заводе № 352 в Новочеркасске. В 1940 году была выпущена пробная партия из 24 пушек, в 1941-м еще 103 пушки. На этом история М-60 закончилась, в 1941–1942 гг. потребности дивизионной артиллерии в таком массивном орудии (вес 4 тонны) не было, а Новочеркасск был занят немцами. Был и еще один фактор. По мобилизационному плану 1941 года (так называемому МП-41) для дивизионной артиллерии требовалось 4282 76-мм дивизионных пушки, а имелось на 1 января 1941-го вместе с 76,2-мм орудиями образца 1902, 1902/30 г. аж 8311 штук. Такой внушительный запас открывал обширное поле для экспериментов с новыми дивизионными орудиями. Такая же ситуация была с 45-мм противотанковыми пушками.

Была и еще одна причина свертывания производства «сорокапятки»: по МП-41 армии в случае войны требовалось 14 736 45-мм противотанковых пушек, а имелось на 1 января 1941 года 14 148 37-мм и 45-мм противотанковых орудий. Ради 4 % нехватки продолжать производство не удовлетворяющей военных пушки не стали, заложив в планы только производство для восполнения потерь с началом войны. Но отказа от производства противотанковых и дивизионных пушек, о котором говорит В. Суворов, не наблюдается. Наблюдается смена поколений данного типа орудий. То же самое и с другими типами орудий. Владимир Богданович, как обычно, попадает пальцем в небо: «Но в этот момент Советский Союз прекратил производство противотанковых и зенитных пушек». Речь наш маститый публицист ведет о 1939 годе. Хотя именно в 1939 году на вооружение принимается 85-мм зенитная пушка 52-К. Сменила эта зенитка 76-мм зенитную пушку образца 1938 года, ведущую свою генеалогию от 76,2-мм пушки 3-К немецкой разработки, плода военно-технического сотрудничества Веймарской республики и СССР. Это я к вопросу о том, кто чей меч ковал. К началу войны в РККА было 2630 85-мм зенитных пушек 52-К при плановом числе по МП-41 2286 штук. Более того, в 1939 году произошла настоящая революция в оснащении РККА зенитными пушками. На вооружение были приняты зенитные автоматы, 25-мм 72-К образца 1940 г. и 37-мм 61-К образца 1939 г., с которыми возились с начала 30-х, когда закупили у немцев 20-мм и 37-мм зенитки. Косвенным образом это повлияло и на Ф-22, которая первоначально была создана как орудие с тройной универсальностью, способное стрелять по пехоте, танкам и самолетам. Зенитка из дивизионной пушки была плохая, и основным зенитным средством пехоты были так называемые «комплексные» пулеметы, проще говоря, счетверенные 7,62-мм «максимы» на грузовиках «ГАЗ-АА». Принятие на вооружение зенитных автоматических пушек было настоящей революцией, существенно повысившей возможности войск в борьбе с самолетами противника. Так что никакого замирания производства «оборонительных» зенитных, противотанковых и дивизионных пушек не наблюдается. В области зенитных орудий наблюдается даже не смена поколений образцов, а качественно новый виток развития. Я совершенно не понимаю логику В. Суворова в вопросе о зенитках. Общепризнанный агрессор, немецкая армия с начала 30-х имела на вооружении 20-мм и 37-мм зенитные автоматы. Вермахт был одной из самых насыщенных зенитными средствами армий. Но дело даже не в этом. Порочна сама суворовская концепция наступательного и оборонительного вооружения. Само по себе артиллерийское орудие, как и нож, пистолет, винтовка, может быть использовано как в нападении, так и в обороне. Например, противотанковая пушка. Казалось бы, 100-процентное оборонительное оружие. Однако немцы летом 1941-го применяли тактический прием «еж», когда к танку прицеплялось противотанковое орудие и сопровождала танк с орудием группа пехотинцев. В боевой обстановке противотанковое орудие становилось средством поддержки танковой атаки и отбития контратак противника. 88-мм зенитное орудие Флак 36 в германской армии с успехом использовалось в захватнических войнах как средство защиты от контратак танков. Оружия, которое может быть однозначно названо наступательным или оборонительным, не существует. С пушками и гаубицами разобрались выше. Приведу еще один пример — огнемет. Казалось бы, 100-процентное наступательное оружие для выжигания ДЗОТов и ДОТов противника, широко использовалось в этом качестве Красной Армией в финскую войну. Но огнемет может быть и эффективным противотанковым средством, неоднократно применявшимся в этой роли как нашими, так и немцами, поджигая танки аналогично бутылкам с зажигательной смесью. Читатели наверняка скажут: «А мины?!» Мины тоже могут быть эффективно использованы в наступлении. Например, в советских танковых армиях, бронированном кулаке, перемоловшем военную машину вермахта, были специальные отряды на грузовиках, осуществлявшие минирование на флангах наступления для защиты от контрударов во фланг. Например, в ходе наступления 3-й танковой армии летом 1944 года инженерные части армии «установили 21 минное поле с 475 минами, заминировали 64 моста и 10 бродов, взорвали 42 моста (из них 11 в тылу противника)». (Сборник материалов по изучению опыта войны. Вып. № 16. М.: Воениздат, 1945. С. 101.) В процессе подготовки армии к операции был определен следующий состав «наступательно-оборонительных» отрядов минирования: «бригадный отряд заграждения (ПОЗ) должен состоять из взвода саперов с оснащением из 50 противотанковых мин и 300 кг взрывчатых веществ; в корпyce подвижный отряд заграждения в составе роты саперов с оснащением из 700 противотанковых мин и 500 кг взрывчатых веществ». (Там же. С. 97.)

Что характерно, в 1944–1945 гг., когда Красная Армия вела масштабные наступательные операции, производство противотанковых мин уменьшилось незначительно, а противопехотных даже выросло. (Таблица 5.)

То же самое можно сказать о фортификационных сооружениях. Они могут быть как средством защиты, так и средством обеспечения наступления. Например, перед Первой мировой войной в Восточной Пруссии немцы создали оборонительные сооружения. Сооружения эти были частью наступательного плана Шлиффена. Укрепления должны были высвободить силы для удара во Франции, уменьшить количество войск, предназначенных для сдерживания русского наступления в Восточной Пруссии. Если мы хотим наступать, то на вспомогательных направлениях сооружаются укрепления, войск в них можно посадить меньше, чем в укрепления полевого типа. Соответственно, больше сил можно бросить на направление главного удара. Бывали и более показательные случаи. Немцы использовали готовые стальные колпаки-ДЗОТы, которые перевозились на автомобилях и ставились в нужном месте на свежезахваченной территории.

Разумеется, это относится и к танкам. Танки и танковые соединения могут быть применены как в обороне, так и в наступлении. Если мы откроем учебник «Тактика танковых войск» (Воениздат, 1940 год), то увидим, что с 76-й страницы по 131-ю идет глава «Наступательный бой», а со 132-й до 174-й — глава «Оборона». В обороне танки должны были уничтожать прорвавшиеся группы противника, контрударами восстанавливать систему обороны. На оперативном уровне танковые соединения должны были бить во фланг вражеского танкового клина, подрезая его под основание. Именно в таком ключе пытались действовать механизированные корпуса летом 1941-го. Контрудары для восстановления системы обороны под Курском в июле 1943-го наносили 1-я и 5-я гв. ТА. По итогам Курской битвы советские военные аналитики написали: «Использование крупных танковых соединений для обороны в значительной степени повышает устойчивость оборонительных рубежей полевых армий и резко увеличивает количество артиллерийских стволов и противотанковых средств. Достаточно указать, что выход 2-й танковой армии на оборонительный рубеж 13-й армии увеличил ее артиллерийские и противотанковые средства на 16 %, а в 6-й гвардейской армии с выходом на ее рубеж 1-й танковой армии это увеличение достигло 83,5 %». (Сборник материалов по изучению опыта войны № 11. М.: Воениздат НКО, 1944. С. 154.)

В дополнение к вышеприведенным фактам привлеку на свою сторону нейтральное и вполне авторитетное мнение польского генерала Сикорского: «Организация современной армии зависит также в значительной степени от факторов политического порядка. Их внешним выражением являются попытки подразделить оружие на оружие специально оборонительного характера и так называемое наступательное оружие. Эта дифференциация в гораздо большей степени отвечает ничем не обоснованной и являющейся чистой теорией идеологии, чем действительному положению вещей. Армия является в одинаковой степени как орудием обороны, так и орудием наступления. Если даже цели военных действий могут быть различными, орудие, которым армия пользуется, остается неизменным… Хотя между наступательной и оборонительной войнами существует большая моральная разница, но с технологической точки зрения не должно быть никакой дифференциации между противостоящими друг другу армиями». (Сикорский В. Будущая война. М.: Воениздат, 1936. С. 77.) Cолидарен с Сикорским и Черчилль. Он пишет в своих воспоминаниях: «Когда в мае 1932 года все партии превозносили в палате общин достоинства разоружения, министр иностранных дел предложил новый принцип классификации видов оружия, употребление которых должно быть разрешено или осуждено. Он назвал это качественным разоружением. Разоблачить ошибку было легче, чем убедить депутатов. В своем выступлении я заявил: „Министр иностранных дел сказал нам, что трудно подразделить оружие на категории наступательного и оборонительного оружия. Это действительно так, ибо почти любое оружие может быть использовано как для обороны, так и для наступления, как агрессором, так и его невинной жертвой. Чтобы затруднить действия захватчика, тяжелые орудия, танки и отравляющие вещества предполагается отнести к зловредной категории наступательного оружия. Но германское вторжение во Францию в 1914 году достигло своего наивысшего размаха без применения какого-либо из указанных видов оружия. Тяжелое орудие предлагается считать наступательным оружием. Оно допустимо в крепости: там оно добродетельно и миролюбиво по своему характеру. Но выдвиньте его в поле — а в случае необходимости это, конечно, будет делаться, — и оно тотчас же становится гадким, преступным, милитаристским и подлежит запрету в цивилизованном обществе. Возьмем теперь танк. Немцы, вторгшись во Францию, закрепились там и за каких-нибудь пару лет уничтожили 1 миллион 500 тысяч французских и английских солдат, пытавшихся освободить французскую землю. Танк был изобретен для того, чтобы подавить огонь пулеметов, благодаря которым немцы держались во Франции, и он спас огромное множество жизней при очищении французской территории от захватчиков. Теперь, по-видимому, пулемет, являвшийся тем оружием, с помощью которого немцы удерживали 13 французских провинций, будет считаться добродетельным и оборонительным оружием, а танк, послуживший средством спасения жизни союзных солдат, должен всеми справедливыми и праведными людьми быть предан позору и поношению… Более правильной классификацией явилось бы запрещение оружия массового уничтожения, применение которого несет смерть и ранения не только солдатам на фронте, но и гражданскому населению — мужчинам, женщинам и детям, находящимся далеко от этих районов. Вот в каком направлении объединенные нации, собравшиеся в Женеве, могли бы, мне кажется, действительно надеяться продвинуться вперед…“» (Черчилль У. С. Вторая мировая война. М., 1991. Т. 1. С. 49.)

Выслушав мнение авторитетов, попробуем построить «оборонительную» армию из «наступательного» (по В. Суворову) вооружения и, наоборот, «наступательную» из «оборонительного». Представим, что по Карельскому перешейку проходит граница между Финляндией и Польшей. Польша имеет территориальные претензии к Финляндии. Как должны строить свои вооруженные силы означенные страны (с учетом имеющихся возможностей и конкретных задач)?

Соберем «польскую» армию из «оборонительного» вооружения. Расстояния на Карельском перешейке небольшие, крупные подвижные соединения не нужны. Танковые войска достаточно держать в виде батальонов непосредственной поддержки пехоты из закупленных во Франции танков Рено-35. Вдоль границы строятся укрепления высокого качества. Пехотные дивизии насыщаются противотанковыми пушками и укороченными пушками-«трехдюймовками» в полках. План войны: сбор в определенной точке границы штурмового кулака пехоты и прикрытие остальной границы пехотой в долговременных укреплениях. Оборона взламывается на узком фронте, укрепления захватываются по технологии немцев Первой мировой — штурмовыми группами стрелков, саперов, огнеметчиков при поддержке полковой артиллерии. Далее пехота не спеша двигается на своих двоих к Хельсинки. Контрудары мехчастей противника отбиваются противотанковой артиллерией. Теперь соберем «финскую» армию из «наступательного» вооружения. Вдоль границы — укрепления средней паршивости, бетонные коробки, слегка заглубленные в землю. Но такие укрепления создаются в несколько эшелонов. Поскольку нельзя предсказать место удара, создается механизированный корпус из двух танковых и одной мотострелковой бригад. Танки заказываем в Швеции, колесно-гусеничные Ландсверк-30. Пехота мотострелковой бригады передвигается вместе с танками на грузовиках. Дополняется это одной-двумя моторизованными дивизиями, пехота на грузовиках. Можно заменить автомобильными батальонами для перемещения обычных дивизий. Помимо этого, готовятся парашютисты для диверсий в тылу противника (коммуникации на Карперешейке слабые, взрыв железнодорожного моста приведет к большим проблемам). В случае прорыва навстречу ударному кулаку противника бросается механизированный корпус и моторизованные дивизии. Десантники высаживаются в тылу наступающих и ведут диверсионную борьбу на коммуникациях. Колесно-гусеничные танки смогут быстро двигаться к месту прорыва на колесах и вступить в бой на гусеницах. План войны состоит в том, чтобы остановить наступление контрударом во фланг танковым корпусом, а пока противник будет сражаться с ним, подвезти мотопехотные дивизии на грузовиках для построения обороны, закрытия прорыва. В идеальном случае — срезать прорвавшиеся через укрепрайон части танковым клином, окружить и уничтожить. В худшем случае — отойти на следующую линию обороны, отвести танки и продолжить борьбу. Танки в плане выживаемости при отходе предпочтительнее ДОТов. Если мы отходим, то ДОТы, даже не занятые противником на момент начала отступления, теряются. Танки можно отвести, даже неисправные машины можно вытащить тракторами. А бетонную коробку ДОТа с собой при отступлении не унесешь. Несмотря на свою высокую стоимость, укрепления, по большому счету, вещь «одноразовая», чувствительная к изменению линии фронта как в ту, так и в другую сторону.

Одним словом, по характеру производимого вооружения и наполнению им организационной структуры войск нельзя установить, готовится данная конкретная страна к агрессии или к защите от агрессии. Любое оружие может быть применено как в наступлении, так и в обороне. Речь, разумеется, идет о стратегическом и оперативном уровнях. На тактическом уровне, на уровне взвода и роты, то или иное оружие применяется в наступательном или оборонительном бою. Но для вооруженных сил государства в целом и даже для армии или корпуса жестко разделить оборонительные и наступательные средства нельзя.

В более поздних произведениях, например «Самоубийстве», Владимир Богданович вернулся к наезженной колее советской историографии — восхвалению всего отечественного вооружения. Это подход объяснимый, если смотреть на историю с точки зрения патриотического воспитания. Но неконструктивный с точки зрения военного дела. Собственно, артиллерийские орудия разных армий были более-менее равноценны. Орудия создавались под сходные задачи, и разница в конструкции была лишь отражением особенностей национальной промышленности. Поднимать кого-либо до небес или, напротив, опускать вниз — никакого смысла нет. Если, конечно, не ставить себе задачу объяснить неудачи Красной Армии в 1941 г. желанием «освобождения» Европы. Если бы не «Гроза», то супер-пупер артиллерия РККА разнесла бы слабенький вермахт в пыль. Но проблема в том, что уровень познаний В. Суворова в технике противников Красной Армии — это уровень популярного советского журнала времен застоя. Даже ниже. Он пишет: «А у Гитлера таких идиотов не нашлось. Там — одни гении. Потому в области полевой артиллерии не было сделано ничего. А как оборону без гаубиц проламывать? Ответ стандартный: авось сама как-нибудь проломается». Предъявлять к немцам претензии в отсутствии гаубиц просто глупо. Ядро артиллерии немецкой пехотной дивизии как раз составляли гаубицы. Пушек, аналогичных советским ЗИС-3, в немецких танковых и пехотных дивизиях не было вовсе. «Не было сделано ничего» — это сильное и абсолютно необоснованное заявление. Как раз в области артиллерии в межвоенный период немцы сделали очень много. И совершенно нет необходимости пересказывать глупости, как это делает Владимир Богданович в «Самоубийстве»: «А Германия вступила на территорию Советского Союза со 105-мм и 155-мм гаубицами, созданными во время Первой мировой войны, и с трофейной артиллерией, собранной со всей Европы. Это тоже были орудия Первой мировой войны и более раннего периода». Уровень «маститого историка» лезет из всех щелей. 155 мм — это не немецкий калибр, немецкие орудия имели калибр 15 см официально, реальный калибр ствола 149,1 мм. 155 мм — это французский, чешский и американский калибры. Не первой свежести мысль про устаревшую немецкую артиллерию перепевается на разные лады: «В области артиллерии, которая решает основные огневые задачи на поле боя, начиная с 1918 года не было создано НИ ОДНОЙ новой пушки, ни одной новой гаубицы». Обозначения «18», которые В. Суворов принимает за свидетельство того, что орудие создано до 1918 г., были для отвода глаз. Основа дивизионной артиллерии немцев, 10,5-см легкая полевая гаубица 18, была разработана на Рейнметалле в 1929–1930 гг. и начала службу в 1935 году. Заменила она 10,5-cm leFH 16, которая была действительно разработана во время Первой мировой войны. Но обратите внимание на цифру в названии: 16. Прописью: шестнадцать, а не восемнадцать. Выпуск 21-cm Morser 18, 210-мм мортиры, начался в 1939 году. Знаменитая зенитка «ахт-комма-ахт Флак», официально называвшаяся 8,8-см Флак 18, тоже ведет свою историю с 20-х годов. Разработка зенитной пушки началась в 1925 году, прототипы нового орудия были испытаны в 1929–1930 гг. Испытания прошли неудачно, и инженеры Круппа отправились на фабрику Бофорса в Швеции, где и занялись разработкой зенитки. Да, шведы тоже принимали участие в ковании фашистского меча. Разработанные под крылышком Бофорса чертежи прибыли в Германию в 1931 году, и уже в 1933 г. зенитка начала поступать в войска. Полковое орудие 7,5-cm leichtes Infanteriegaschutz 18, 7,5 cm leIG 18 было разработано сразу после войны и пошло в серию в 1927 году, синхронно с отечественной 76,2-мм полковой пушкой образца 1927 г.

Когда автор смелых теорий мелет чепуху почти на каждой странице, это забавляет. Но когда он это делает на протяжении нескольких томов, это начинает утомлять. В «Самоубийстве» читаем: «Немцы были способны творить чудеса. В Первой мировой войне не было зенитной артиллерии, ее приходилось создавать заново. И они создали великолепные образцы. А гаубичная артиллерия была в Первой мировой войне. Поэтому можно было обойтись поверхностной модернизацией. И они решили: авось сойдет». В Первую мировую войну зенитная артиллерия как раз и появилась как класс артиллерийских орудий. И в 1914 г. на вооружении германской армии состояла 7,7-cm Ballonkanone, первые образцы которой аж в 1909 г. были продемонстрированы широкой публике на воздухоплавательной выставке. Внешне 77-мм зенитное орудие образца 1914 г. представляло собой четырехколесное шасси с орудием на тумбе. За немцами потянулись англичане, поставившие на шасси грузовика 13-фунтовую (76,2 мм) пушку конной артиллерии. То же самое у нас в стране. 76,2-мм зенитная пушка Лендера монтировалась на грузовике. По логике Владимира Богдановича, немцы могли тоже сказать «авось сойдет» и оставить в войсках зенитку Первой мировой. Однако весь артиллерийский парк Германии был модернизирован. И гаубицы, и зенитки.

Развитие советской артиллерии в межвоенный период было не безоблачным. Во-первых, на вооружении РККА были орудия, в обозначении которых присутствует даже не 1913 или 1918 год, а 1909 и 1910 года. Это гаубицы и пушки, разработанные перед Первой мировой войной и модернизированные в 1930-х. Примерами таких артсистем служат 122-мм гаубицы обр. 1909/30 г. (бывшая Круппа с клиновым затвором), 1910/30 г. (бывшая Шнейдера с поршневым затвором), 152-мм гаубицы 1909/30 г. (опять же Круппа) и 1910/30 г. (Шнейдера), 107-мм пушка обр. 1910/30 г., 152-мм пушка обр. 1910/34 г., 76,2-мм пушка обр. 1902/30 г. Во-вторых, это поколение орудий разработки рубежа 20–30-х годов. К ним относятся 122-мм корпусная пушка А-19 обр. 1931 г., 203-мм гаубица Б-4 обр. 1931 г. завода «Баррикады», 76,2-мм зенитка 3-К обр. 1931 г., разработанная для РККА фирмой «Рейнметалл». Последнее орудие — это пример кования немцами советского меча. 76,2-мм зенитки 3-К встречали немецкие танки и самолеты в 1941 г. И, наконец, в-третьих, было поколение артиллерийских орудий, принятых на вооружение во второй половине 30-х. Это, например, 152-мм пушка-гаубица МЛ-20 обр. 1937 г. Но это только формально образца 1937 года. Гаубица-пушка МЛ-20 на самом деле являлась глубокой модернизацией 152-мм пушки обр. 1910/34 г. Так что к каким орудиям ее относить, старой разработки или новой, вопрос сложный. Кроме того, во второй половине 30-х в СССР продолжалась модернизация систем обр. 1909/30 г. и 1910/30 г., были введены колеса с пневматиками. Орудиями новой разработки были: 76-мм дивизионная пушка обр. 1936 г. Ф-22, 152-мм дивизионная гаубица М-10, 122-мм гаубица М-30, 280-мм мортира обр.1939 г. и 85-мм зенитка обр. 1939 г. 52-К. Реальное соотношение между артсистемами старого и нового образца в РККА рисуют следующие цифры. 122-мм гаубица М-30 обр. 1938 г. начала производиться в 1940 году, за весь год было выпущено 639 гаубиц, за 1941 год произвели 2762 гаубицы. А 122-мм гаубиц обр. 1910/30 г. на 1937 год было 2439 штук, и производство продолжалось до 1941 г., всего с 1937 по 1941 г. выпустили 3395 гаубиц обр. 1910/30 г. 152-мм гаубиц М-10 обр. 1938 г. на 22 июня 1941 г. было в войсках 1058 штук, а гаубиц 1909/30 г. с 1931 по 1941 г. было выпущено 2188 штук. К созданию артиллерийских систем с нуля, отбросив базу времен Первой мировой войны, в СССР приступили только в конце 30-х годов. И поэтому значительную часть артиллерийского парка РККА на момент начала войны составляли орудия старых типов. Утверждение Владимира Богдановича «Формирование советских артиллерийских полков шло на базе новых образцов, созданных в 1938 году, принятых на вооружение в 1939 году, выпущенных промышленностью в 1940–1941 годах» не соответствует действительности. На самом деле артиллерийские полки РККА вооружались орудиями нескольких поколений. Если взять конкретный округ, Киевский особый, то увидим все то же самое. Согласно докладу начальника артиллериии Юго-Западного фронта генерал-лейтенанта артиллерии Парсегова (ЦАМО. Ф. 81. Оп. 103 989сс. Д. 17. Л. 59–69), на момент начала боевых действий в округе состояло:

152-мм гаубиц обр. 1909/30 г. 310 штук;

152-мм гаубиц обр. 1909/30 г. 28 штук;

152-мм гаубиц обр. 1938 г. 236 штук;

122-мм гаубиц обр. 1910/30 г. и 1909/37 г. 999 штук;

122-мм гаубиц обр. 1938 г. 278 штук.

Причем из указанного количества орудий 122-мм гаубиц обр. 1938 г. нуждались в ремонте 102 штуки, 122-мм гаубиц обр. 1910/30 г. и 1909/37 г. — 46 штук.

Если брать не округа в целом, а конкретные дивизии, то открываем справку начальника артиллерии 100-й стрелковой дивизии о состоянии артиллерии дивизии на 28 июля 1941 г. (ЦАМО. Ф. 758. Оп. 4580сс. Д. 18. Л. 89; документ опубликован в Сборнике боевых документов ВОВ. Вып. 31.) В наличии было 13 122-мм гаубиц обр.1910/30 г., 10 152-мм гаубиц обр. 1909/30 г., 18 76,2-мм пушек обр. 1902/30 г., 6 76,2-мм полковых пушек обр. 1927 г. и 6 76,2-мм зениток обр. 1938 г. Последние — это модернизация ренметалловской 3-К с установкой ее на четырехколесный лафет вместо двухколесного.

Брутто-цифры показывают ту же картину. Всего в Красной Армии к началу войны было 1667 гаубиц обр. 1938 г., 5578 122-мм гаубиц обр. 1910/30 г. и 778 122-мм гаубиц — 1909/37 г. Со 152-мм гаубицами картина менее удручающая, но все равно основную массу составляют орудия старых типов. 152-мм гаубиц обр. 1909/30 г. — 2432 штуки, 152-мм гаубиц обр. 1938 г. — 1128 штук. (Боевой и численный состав ВС СССР в период Великой Отечественной войны: Статистический сборник № 1.)

Так что оба утверждения Владимира Богдановича, как декларация поголовной устарелости артиллерийского вооружения Германии, так и тезис о вооружении артполков, формировавшихся в 1939–1940 гг. в СССР исключительно системами разработки конца 30-х годов, не имеют ничего общего с действительностью.

Еще один сладкий миф, озвученный В. Суворовым, это: «Советская 76-мм пушка была оценена немцами как шедевр конструкторской мысли, и все трофейные 76-мм пушки немедленно принимались на вооружение германской армии». Надо сказать, что на вооружение германской армии принималось немало металлолома завоеванных стран (вроде 100-мм австрийской легкой полевой гаубицы обр.1914 г.), и сам факт принятия на вооружение ни о чем не говорит. Официально на вооружении вермахта состояли 216 типов артиллерийских орудий и 18 минометов. Понятно, что большая часть этого вооружения использовалась на десятых ролях и практического интереса не представляет. Более занимательна статистика производства орудий Pak-36(r), 76,2-мм Ф-22 в качестве противотанковой пушки. В 1942 г. — 358 орудий, в 1943 г. — 169, в 1944 г. — 33. А теперь поинтересуемся статистикой производства пушек PAK-97/38, представлявших собой тело французской 75-мм пушки обр. 1897 г. на лафете противотанковой ПАК-38. Этих артсистем было выпущено в несколько раз больше, аж 2854 штуки в 1942 г. и 858 штук в 1943 г. По объемам производства французско-германский гибрид даже обгонял немецкую 75-мм ПАК-40, выпущенную в 1942 г. в количестве 2114 штук.

То же и с тяжелыми орудиями. В. Суворов пишет: «Ничего равного советской 152-мм пушке-гаубице МЛ-20 и 203-мм гаубице Б-4 в Германии и в мире не было». В армиях всех стран мира были примерно сходные по задачам и техническим характеристикам орудия. В немецкой армии МЛ-20 соответствовала тяжелая полевая гаубица sFH-18, sFH-36. 203-мм Б-4 соответствовала 210-миллиметровая Morser 18. Последняя даже превосходила Б-4 в подвижности. Дело в том, что Б-4 была создана в начале 30-х и поставлена на гусеничный ход. Тогда считалось, что это позволит легко менять позиции на изрытой воронками передовой, но в реальности сдерживало маневр тяжелой артиллерии, ее маршевые возможности. Напротив, Moеrser 18 была на колесном лафете с пневматиками, что позволяло тяжелому орудию сопровождать танковые дивизии вермахта. Б-4 получила колеса с пневматиками вместо гусеничной тележки только после войны, на модификации Б-4М. Но все это детали. Во всех странах были примерно одинаковые орудия для решения сходных задач. В Англии были 5,5-дюймовые (139,7-мм) гаубицы Mk.2, 7,2-дюймовые тяжелые гаубицы, в США — 155-мм гаубицы М2 и 203-мм гаубицы М1.

Говоря о советской системе артиллерийского вооружения, нельзя утверждать, что она носила какой-то особо выдающийся агрессивный характер или на голову превосходила своих противников по техническим характеристикам. Она была вполне обычной, войну мы встретили с «зоопарком» орудий разных систем и годов выпуска и разработки, не имея принципиальных преимуществ перед немцами.

Глава 13

Почему ГРУ разрушило «Линию Суворова»?

Располагаясь за сильными укреплениями, мы заставляем противника искать решение в другом месте.

Клаузевиц

«Какая линия Суворова? Какое ГРУ ее разрушало?» — спросит читатель. На самом деле такая реакция должна быть на название 10-й главы «Ледокола».

Владимир Богданович утверждает на страницах «Ледокола»: «Между советской „Линией Сталина“ и французской „Линией Мажино“ было много различий. „Линию Сталина“ было невозможно обойти стороной: ее фланги упирались в Балтийское и Черное моря». Этот тезис не соответствует действительности. В линии укреплений вдоль советско-польской границы были широкие «просветы». Например, на северном участке границы было шесть УР: Минский, Полоцкий, Островский, Псковский, Кингиссепский и Карельский, — прикрывавших несколько более 300 км из общей протяженности сухопутной границы на этом направлении 1000 км. То есть укрепления закрывали всего около 30 % длины границы. Были обширные «окна» между Полоцким и Минским УРами, между Минским и Мозырским УРами в районе Слуцка. Естественно, линия развивалась, росла, как живой организм. Для прикрытия пустоты был начат в 1938 г. Слуцкий УР, в стадии строительства было 129 сооружений. В связи со смещением границы на запад строительство УРа было приостановлено. Такая же ситуация была и между Островским и Полоцким УРами. В этом районе был УР полевого типа, Себежский, без долговременных сооружений. Незадолго до пакта Молотова — Риббентропа его начали оборудовать долговременными сооружениями, на момент приказа о консервации в стадии строительства находилось 65 сооружений. То же самое с Шепетовским и Остропольским УРами КОВО, прикрывавшими пустоты в линии укреплений на южном участке границы. Оба укрепрайона в 1939-м находились в процессе постройки, законсервированы в связи с переносом границы пустые недостроенные коробки. (Инженерное обеспечение оборонительных операций Советской Армии в ВОВ 1941–1945 гг. М.: Воениздат, 1970.) «Главная мысль» Владимира Богдановича в данном случае звучит так: у СССР была неубиваемая линия укреплений, она не остановила немцев в 1941 г. только потому, что «избушка повернулась к лесу передом» и разрушила «Линию Сталина». Тезис о неприступности в связи с наличием обширных просветов в линии укреплений на старой границе вызывает большие сомнения.

Рассказав про невозможность обойти «Линию Сталина», В. Суворов вдруг вспоминает про промежутки между УРами. Владимир Богданович дает следующую интерпретацию пустотам между УРами на старой границе: «„Линия Сталина“ была универсальной: она могла быть использована для обороны государства или служить плацдармом для наступления, именно для этого были оставлены широкие проходы между УРами: пропустить массу наступающих войск на запад». Причина разрушения, предложенная В. Суворовым, формулируется так: «Вот почему линию разоружили, а потом и сломали: она мешала массам советских войск тайно сосредоточиться у германских границ, она мешала бы снабжать Красную Армию в ходе победоносного освободительного похода миллионами тонн боеприпасов, продовольствия и топлива. В мирное время проходов между УРами было вполне достаточно и для военных, и для экономических нужд, но в ходе войны потоки грузов должны быть рассредоточены на тысячи ручейков, чтобы быть неуязвимыми для противодействия противника. Укрепрайоны как бы сжимали потоки транспорта в относительно узких коридорах. Это и решило судьбу уже ненужной „Линии Сталина“». «Узкие ручейки» — это, наверное, пустоты между УРами общей шириной 700 км из 1000 км протяженности границы на северном участке или более чем 100-км «окно», которое должен был бы прикрыть строящийся Шепетовский УР на Украине. «Потоки транспорта» до сих пор двигаются по «узким коридорам», в просторечии именуемым дорогами. На самом деле причина подобных фантазий в том, что у Владимира Богдановича каша в голове вместо цельной системы знаний. Он путает идеи фортификации разных эпох. Во второй половине XIX века крепости стали сооружать в виде центральной цитадели, окруженной поясом фортов на расстоянии 1–5 км от крепости. Между фортами оставались промежутки, через которые планировалось производить контратаки. Тогда это имело смысл, в случае создания непрерывного ряда укреплений контратакующим стрелкам пришлось бы перебираться через валы, рвы, гласисы фортов. А так защитники крепости могли, не нарушая боевых порядков, атаковать в промежутках между фортами. Ряд бетонных коробок XX столетия никак не мог помешать перемещениям своих войск. Дороги совершенно свободно пересекали линию УРов. В ходе боевых действий ДОТы воспрещали движение по дороге огнем. К оборонительности и наступательности просветы в линии УРов никакого отношения не имеют, они определялись порядком постройки, приоритетностью прикрываемых укреплениями направлений.

Пытаясь убедить читателя в несокрушимости советских укреплений, Владимир Богданович продолжает повествование: «„Линия Сталина“ возводилась не только против пехоты, но прежде всего против танков противника и имела мощное зенитное прикрытие». Прежде всего против танков — это, наверное, 10 % артиллерийских сооружений в УРах на старой границе. В Киевском УРе было всего три 76,2-мм пушки. КиУР также не имел никаких противотанковых препятствий. 30 км противотанковых рвов и 15 км эскарпов были отрыты после начала войны. И далее: «„Линия Сталина“ имела гораздо большую глубину». Гораздо большую в сравнении с чем? Глубина обороны не превышала 2–5 км, а в некоторых случаях 1–2 км. Глубину 1–2 км имели Минский, Новоград-Волынский, Мозырский УРы. Далее идет совершенно убойный пассаж: «В отличие от „Линии Мажино“ „Линия Сталина“ строилась не у самых границ, но в глубине советской территории». Если В. Суворов не в курсе, то «в глубине советской территории» располагался Киевский УР, прикрывавший город Киев. УРы Тираспольский, Рыбницкий, Могилев-Подольский, Старо-Константиновский, строящийся Шепетовский, Островский, Псковский и Карельский располагались непосредственно на границе, и условия для организации предполья отсутствовали полностью.

Обрисовав неприступность «Линии Сталина» Владимир Богданович выдвигает наконец «главную мысль»: укрепления разрушили, готовясь к освободительному походу. Поэтому Вермахт не разбился вдребезги о бетонные коробки, посыпанные гранитом. Только тезис этот не имеет под собой фактической основы. «Линию Сталина» никто не уничтожал. Давайте посмотрим, кто утверждает обратное? Цитирую «Ледокол»: «И накануне самой войны — весной 1941 года — загремели мощные взрывы по всей 1200-километровой линии укреплений. Могучие железобетонные капониры и полукапониры, трех-, двух- и одноамбразурные огневые точки, командные и наблюдательные пункты — десятки тысяч долговременных оборонительных сооружений были подняты в воздух по личному приказу Сталина». (Генерал-майор П. Г. Григоренко. В подполье можно встретить только крыс. С. 141.). (Нью-Йорк: Детинец, 1981). К тому моменту П. Г. Григоренко уже давно не был генерал-майором. Он был в 1964 г. исключен из рядов Советской Армии за так называемую правозащитную деятельность — Григоренко был борцом за права крымско-татарского народа. Для Петра Григорьевича Григоренко рассказ о взрыве укреплений был лишним аргументом против «сталинизма». Григоренко называет мифический взрыв укреплений «злодеянием против нашего народа», а в деле политической пропаганды все средства были хороши. Широко известно высказывание Геббельса о том, что чем больше ложь, тем скорее ей поверят. П. Г. Григоренко, не долго думая, пошел по стопам крикливого министра пропаганды Третьего рейха. С точки зрения достоверности рассказы Григоренко о судьбе «Линии Сталина» имеют тот же вес, что и рассказы самого В. Суворова. Как свидетель, способный достоверно осветить историю советских укреплений на западной границе, П. Г. Григоренко откровенно слаб. Что связало Петра Григорьевича и советские УРы? Летом 1932 года, будучи слушателем ВИА, он руководил строительством одного из узлов Могилев-Подольского УРа. Летом 1934 года по окончании академии получил назначение начальником штаба отдельного саперного батальона 4-го стрелкового корпуса Белорусского военного округа. В марте 1936 года назначен командиром 52-го отдельного инженерного батальона Минского УРа. Батальон тогда переформировали из имевшейся ранее отдельной саперной роты укрепрайона. Вскоре в БВО прибыла из Северо-Кавказского военного округа 13-я стрелковая дивизия, поглотившая УРовские части. Весной 1937 года Григоренко назначили начальником инженеров дивизии. А осенью 1937 года Григоренко убыл в Академию ГШ. В 1937–1939 гг. он обучался в Академии Генерального штаба, в 1939 г. принимал участие в боевых действиях на реке Халхин-Гол. Далее в течение всей войны проходил службу в штабе Дальневосточного фронта. В боях с немцами участвовал 10.01–28.02.1944 г. и с 23.08.1944 г. по конец войны. Войну закончил полковником, начальником штаба 8-й стрелковой дивизии 4-го Украинского фронта. После войны был преподавателем Военной академии им. М. В. Фрунзе. Как мы видим, пути «Линии Сталина» и П. Г. Григоренко разошлись в самый интересный момент, красочные рассказы Петра Григорьевича о взрыве укреплений повествуют о событиях, происходивших за тысячи километров от мест его службы в 1939–1941 гг. Так что живописная картина взрывающихся укреплений не более чем плод бурной фантазии известного диссидента. П. Г. Григоренко сам пишет, что покинул ансамбль до того, как его взорвали: «Уезжая из Могилев-Подольского, я не мог даже предположить, какая судьба ждет мой ансамбль. После Могилев-Подольского я впервые в своей жизни встретился с Дальним Востоком, куда приехал на войсковую стажировку». К действительно ценным свидетельствам П. Г. Григоренко как строителя «ансамбля УРа» мы еще обратимся ниже, а пока давайте обсуждать вкус лобстеров с теми, кто их ел. Байка про взорванную «Линию Сталина» была пущена в оборот Н. С. Хрущевым, а потом лишь повторена П. Г. Григоренко. Н. С. Хрущев отвечал в 1938–1940 гг. за обороноспособность УР КОВО и ОдВО. И был вынужден придумать какое-то вразумительное объяснение тому факту, что немецкие войска преодолели возведенную под его чутким руководством «Линию Сталина» без особых затруднений. Ему ничего больше не оставалось, как выдумать историю про взрыв укреплений.

Взрыв сооружений построенной линии — это совершенно абсурдная, а главное — бесполезная затея. Тратить на подобное мероприятие взрывчатку, силы инженерных войск явно нецелесообразно. Ничего подобно не делали. Немцы захватили ровно те сооружения, которые были построены. Описание всех захваченных киевских укреплений имеется в донесении Рейхенау (6-я немецкая армия) для Гальдера. Количество захваченных почти полностью совпадает с числом построенных (впрочем, захвачено даже на три больше). Так что никакие укрепления Киевского УРа перед войной зарыты и взорваны не были. Вот оборудование ДОТ, по мнению немцев, действительно не соответствовало их назначению. И выводы в целом о возможностях Киевского УРа во многом совпадали с вышеприведенным донесением Кобулова о состоянии КиУРа от 11 января 1939 г.

Не устраивает в качестве независимого свидетеля герр Рейхенау? Тогда давайте поверим товарищу Понеделину, командующему 12-й армией, которая занимала Летичевский УР на старой границе со 2 июля по 17 июля 1941 г. силами 13-го стрелкового корпуса, 24-го механизированного корпуса и 96-й стрелковой дивизии. В своем письме командующему Южным фронтом 16 июля 1941 г. с просьбой выделить одну стрелковую и одну танковую дивизию он написал: «Ознакомился с Летичевским УРом, потеря которого ставит под прямую угрозу весь ваш фронт. УР невероятно слаб. Из 354 боевых сооружений артиллерийских имеет только 11, на общее протяжение фронта 122 км. Остальные — пулеметные ДОТы. Для вооружения пулеметных ДОТов не хватает 162 станковых пулемета. УР рассчитан на 8 пульбатов, имеется 4 только что сформированных и необученных. Предполья нет. […] Между соседним правым УРом имеется неподготовленный участок протяжением 12 км». (ЦАМО. Ф. 229. Оп. 161. Д. 131. Л. 78.) Построено в Летичевском УРе было 363 сооружения. Разница вполне может быть ошибкой статистики или классификации. Недостроенные УРы тоже никто не взрывал. Командующий 26-й армией Ф. Я. Костенко, занимавшей в начале июля 1941 г. Остропольский УР, жаловался на отсутствие дверей и бронировки амбразур. Ни о каких взорванных сооружениях он не сообщает.

И о каком взрыве или засыпании землей может идти речь, если в 13 УРах на старой границе на 1 июня 1941 г. располагалось 25 пулеметных батальонов общей численностью 17 080 человек. Например, в Летичевском УРе был один пульбат, в Каменец-Подольском — три. Без пульбатов остались только недостроенные УРы, такие, как Староконстантиновский или Новоград-Волынский. Необходимо заметить, что легенда о засыпанных и взорванных укреплениях на «Линии Сталина» имела хождение только во времена Н. С. Хрущева. Рассказывая про засыпание ДОТов, Владимир Богданович цитирует статью в ВИЖе за 1961 год, в которой некий полковник К. Черемухин разоблачает немецких генералов, рассказывающих про взлом вермахтом «Линии Сталина». Что меня всегда поражало в подобных статьях, так это полнейшая чушь, которую несут авторы во имя «спасения лица армии». Ну не хочется признавать тов. Черемухину, что проиграли в Новоград-Волынском УРе, прорванном немцами 7–9 июля 1941 г., именно войска, его занимавшие. Поэтому появляются мифические дяди, засыпавшие ДОТы землей.

Обросла легендами и догадками и вполне заурядная история со сдачей на склад для последующего использования на новой границе вооружения УРов «Линии Сталина». Владимир Богданович, по своему обыкновению, использовал взятые с потолка данные: «Объяснение о переброске оружия с „Линии Сталина“ на „Линию Молотова“ мы не можем принять и потому, что „Линия Молотова“ в сравнении с „Линией Сталина“ была жидкой цепочкой относительно легких укреплений, которым не требовалось много вооружения. Пример: в Западном особом военном округе, т. е. в Белоруссии, было построено на новой границе 193 боевых сооружения, а до этого на старых границах было разоружено 876 более мощных боевых сооружений». Откуда взялись цифры 193 и 876 — неизвестно. 876 для всей «Линии Сталина» мало, для одного округа мало. Построено в Западном военном округе на «Линии Сталина» было 563 ДОС. В полосе ЗапОВО сравнение старой и новой линий укреплений показывает превосходство последней, только в Замбровском УРе «Линии Молотова» находились в постройке 550 ДОС, построено в полосе ЗОВО было 380 ДОС. Более-менее понятно только происхождение цифры 193. У Анфилова эта цифра фигурирует как количество бронированных огневых точек, попросту говоря, закопанных танков МС-1, перевооруженных 45-мм пушками. Вооружение со старой границы для таких огневых точек не требовалось по определению. Требовалось оно для вооружения бетонных ДОТов. Подобная экономия была вполне объяснимой. Если на «Линии Сталина» было построено и находилось на момент консервации в стадии строительства 3817 ДОС, то на «Линии Молотова» строилось 5807 сооружений, в полтора раза больше. Производить с нуля все вооружение новой линии обороны было непозволительной роскошью.

После рассказа о «Линии Сталина», представляющего собой набор баек, легенд и заблуждений, Владимир Богданович рассказывает нам об укреплениях на новой границе: «„Линия Молотова“ резко отличалась от „Линии Сталина“ и по замыслу, и в деталях. Есть минимум четыре главных различия между теми укреплениями, которые ломали на старых границах, и теми, которые создавали на новых:

„Линию Молотова“ строили так, чтобы ПРОТИВНИК ЕЕ ВИДЕЛ»;

Если такая задача ставилась, то она выполнена не была. Немецкие разведывательные сводки свидетельствуют: «От Владимира до Ярослава укрепления проходят по сухопутной границе: от Ярослава до венгерской границы — по восточному берегу реки Сан на расстоянии приблизительно 1000–3000 метров от русла реки.

Этот участок, являющийся левым флангом общей линии русских укреплений, также сильно укреплен.

Приблизительно в 15–20 км от линии пограничных укреплений проходит вторая оборонительная полоса, которая в настоящий момент находится в стадии строительства». (Приложение № 3б к документу командования № 050/41, сам документ № 050/41 озаглавлен «Данные о Красной Армии на 15.01.1941 г.».) Достаточно расплывчатые сведения, не правда ли? К июню ситуация принципиально не изменилась. Полковник Дюрвангер, командовавший ротой в 28-й пехотной дивизии, свидетельствует, что в первый же день войны его дивизия встретила сильное сопротивление советских войск, опиравшееся на ДОТы, отсутствовавшие на немецких картах, составленных по данным разведки. (The initial period of war on Eastern front, p. 234).

«„Линия Молотова“ создавалась на ВТОРОСТЕПЕННЫХ НАПРАВЛЕНИЯХ».

Не соответствует действительности. Удары немецких 1-й и 2-й танковых групп пришлись по районам с наиболее боеготовыми УРами. 1-я танковая группа наносила удар через Струмиловский УР, 2-я танковая группа — через Брестский УР. И тот и другой находились в высокой степени готовности.

«„Линия Молотова“ не прикрывалась полосой обеспечения, минными полями и другими инженерными заграждениями».

Не соответствует действительности. Ширина полосы обеспечения на «Линии Молотова» в общем случае составляла 10–15 км. Столько же, сколько на перечисленных выше УРах старой границы. Про приближение к границе некоторых укреплений наиболее четко написал Л. М. Сандалов: «Полоса предполья , вследствие того что сооружения строились по берегу реки, не создавалась, за исключением участка в районе Дрохичин, где по условиям местности долговременные огневые точки строились на некотором удалении от берега». (Выделено мной. — А. И.) Причем «по берегу реки» не стоит воспринимать буквально. ДОТы 2-й роты 18 опаб 62-го УР южнее Бреста располагались в 3 км от Буга, в районе станции Бернады. Точно так же Тираспольский УР ОдВО располагался вдоль берега Днестра, опираясь на болотистую долину реки. Докладная записка Кобулова, аналогичная вышеприведенному донесению по КиУР и опубликованная в том же источнике, начинается словами: «Тираспольский укрепленный район располагается на левом берегу реки Днестр и занимает фронт в 300 км». На берегу Днестра находились и передовые сооружения Могилев-Ямпольского УРа. В таком же ДСПшном исследовании, как и работа Л. М. Сандалова, бывший начальник штаба 5-й армии А. В. Владимирский написал об укреплениях армии: «Во Владимир-Волынском УРе также была оборудована полоса обеспечения глубиной от 1 до 4 км, включавшая в себя десять батальонных районов полевого типа, построенных вдоль правого берега Буга. Готовность — 80–90 процентов». В сноске Владимирский разъясняет, что такое батальонный район: «В каждом батальонном районе в полосах обеспечения укрепленных районов было построено по 130–135 оборонительных сооружений полевого типа, преимущественно дзотов и траншей, и по нескольку ДОТов. В числе сооружений каждого района имелось: 3–4 железобетонных каземата для 45-мм пушек и станковых пулеметов; 6–9 дзотов — полукапониров для станковых пулеметов; 6 противоосколочных пулеметных гнезд; 12–15 скрывающихся огневых точек (СОТ); противоосколочных окопов для 45-мм и 76-мм пушек; 3 НП для комбатов; 24 КПН для командиров рот, батарей и взводов; 36 стрелковых окопов на отделение с одеждой крутостей; 9 гранатометных и 15 минометных окопов; 9–10 легких и 3 тяжелых убежища. (ЦАМО. Ф. 131. Оп. 210 370 с. Д.61. Л. 65.)». (Владимирский А. В. «На киевском направлении. По опыту ведения боевых действий войсками 5-й армии Юго-Западного фронта в июне — сентябре 1941 г.» М.: Воениздат, 1989. С. 39.) Если не устраивает цитирование закрытых источников, то можно обратиться к источнику, который неоднократно цитировал Владимир Богданович: «Кроме долговременного рубежа, строительство которого возлагалось непосредственно на инженерное управление округа, велись работы по укреплению предполья, глубина которого в зависимости от местности колебалась от двух до четырех километров. Основой оборонительной полосы, строящейся в предполье, были батальонные районы, оборудованные средствами полевой фортификации. На всю глубину предполья предусматривалось создание противотанковых и противопехотных заграждений». (На Северо-Западном фронте. М.: Наука, 1969. С. 171.) Ширина полосы предполья зависела от местности, там, где граница проходила по водным рубежам, предполье было уже. В районе Рава-Русской, где водной преграды не было, организовывалось предполье шириной 10–15 км. В 3-й армии Западного особого военного округа сооружения укрепрайонов располагались за Августовским каналом, который находился в 10–15 км от границы. Такая же ширина полосы обеспечения была на «Линии Мажино». Достаточно открыть Большую Советскую энциклопедию и прочитать: «Мажино линия, система французских укреплений на границе с Германией от Бельфора до Лонгюйона протяженностью около 380 км. Построена по предложению военного министра А. Мажино (A. Maginot) в 1929–1934 гг., совершенствовалась до 1940 г. Предназначалась для защиты Северо-Восточной Франции от германского вторжения. Включала 3 укрепленных района (Мецкий, Лаутерский, Бельфорский), Рейнский укрепленный фронт, Саарский участок заграждений и состояла из полосы обеспечения (глубина 4–14 км) и главной полосы (глубина 6–8 км)». Предполье «Линии Маннергейма» было ненамного шире, до 30 км.

«Строители не использовали многих возможностей усиления „Линии Молотова“ и не торопились ее строить».

Не соответствует действительности. Всего на «Линии Сталина», которую строили 11 лет (1928–1939) имелось 3279 сооружений на 2067 км границы. Еще 538 сооружений находились в стадии строительства (строились Себежский, Слуцкий, Шепетовский, Остропольский, Изяславльский и Староконстантиновский УРы). На «Линии Молотова» за год (1940–1941) было завершено строительство 880 сооружений, а строилось еще 4927. Темпы строительства превосходили средние темпы строительства «Линии Сталина» втрое, если брать последний период строительства линии на старой границе — вдвое. Что касается недовыполнения плана, то в 1938 г. план строительства УРов на старой границе был выполнен на 45,5 %, а в 1939 г. — на 59,2 %. Причины были вполне прозаическими: промышленностью недопоставлялись материалы. В 1938 г. цемента было поставлено 28 % от плана, в 1939 г. — 53 %. (Хорьков А. Г. Указ. соч. С. 100.)

Далее Владимир Богданович пытается создать у читателя иллюзию прикосновения к тайному знанию: «Строительство „Линии Молотова“ — такая же загадка советской истории, как и разрушение „Линии Сталина“. Странные вещи творились на строительстве новых укрепрайонов… В 1941 году титанические массы советских войск были сосредоточены во Львовском выступе на Украине. Вторая по мощи группировка советских войск была сосредоточена в Белостокском выступе в Белоруссии. Советские маршалы объясняют: главного удара мы ждали на Украине, а вспомогательного — в Белоруссии. Коль так, то главные усилия при строительстве „Линии Молотова“ должны быть прежде всего сосредоточены на Украине, а во вторую очередь — в Белоруссии. Но! Половину всех средств, выделяемых на строительство „Линии Молотова“, планировалось использовать… в Прибалтике! Это же второстепенное направление! Почему в Прибалтике?! Четверть средств планировалась для Белоруссии и только 9 % для Украины, где, по утверждениям советских маршалов, „ожидался главный удар“ (Анфилов, там же, с. 164). Не только в стратегическом плане, но и в плане тактическом укрепления „Линии Молотова“ строились на второстепенных направлениях».

Владимир Богданович лучше бы посмотрел не на перспективные планы строительства, в которых большое внимание уделялось ранее неприкрытым участкам, а на реальные результаты работ на «Линии Молотова». Лучше всего ситуацию иллюстрирует следующая таблица:

Невооруженным глазом видно, что наиболее боеготовые УРы, как по количеству построенных сооружений, так и по проценту готовности, располагаются в полосе Киевского особого военного округа. Естественно, что в такой ситуации перспективное строительство нацеливалось на те районы, где УРы еще вообще не строились. В частности, в Прибалтике. Если пролистать от указанной Владимиром Богдановичем 164-й страницы два листа назад, то на 162-й странице «Бессмертного подвига» В. А. Анфилова можно обнаружить сокровенное знание. Выясняется, что директивы на строительство укреплений в Белорусском и Киевском особом округах были отданы еще 26 июня 1940 года. Поэтому многие сооружения в этих округах были построены в 1940 г. Например, из 183 ДОСов 68-го Гродненского УРа, имевшихся к началу войны, в 1940 г. было построено 98 сооружений, в 1941 г. — 85. (См.: Галицкий К. Н. Годы суровых испытаний. М.: Наука, 1973. С. 23.) Нет ничего удивительного в том, что в такой обстановке были выделены значительные суммы на строительство укреплений на участке границы, где в июне 1941 г. наступала 4-я танковая группа Гепнера. И, заметим, указанные средства выделены на весь год. Если взять состояние работ на строительстве укреплений весной 1941 г., то резкого дисбаланса усилий не наблюдается. Тот же Анфилов пишет: «Чтобы представить объем работ весной 1941 г., достаточно указать, что на строительстве оборонительных сооружений в укрепленных районах Прибалтийского округа ежедневно работали 57 778 человек, Западного округа — 34 930 человек и Киевского — 43 006 человек». Очевидно, что на строительстве УРов на Украине работает не 9 % от общего числа работников. Нет целенаправленного строительства на второстепенном направлении. Есть постепенный перенос усилий на новое направление по мере постройки УРов первой очереди. Тем более в Прибалтике начали строить ДОТы только с апреля 1941 г., до этого «прикрывать второстепенное направление» не могли просто физически, строили УРы в КОВО и ЗапОВО.

Да и с «второстепенностью» ПрибОВО можно поспорить. Ленинград — это крупный промышленный центр, 30–35 % оборонной промышленности, и оставлять его без бетонного щита было бы нелогично. Но, по понятным причинам, проводить рекогносцировку УРов в Прибалтике до лета 1940 г. было невозможно. Рекогносцировку завершили только в марте 1941 г. Поэтому нет ничего удивительного в выделении крупных сумм на ударное строительство в Прибалтике четырех УРов в 1941 г. Это были Тельшяйский, Шауляйский, Каунасский и Алитусский укрепрайоны.

Процесс добывания фактов путем втирания информации в ладонь с последующим высасыванием из пальца на этом не заканчивается. «Не заметив» слов В. А. Анфилова о качестве укреплений на «Линии Сталина», Владимир Богданович извлекает из пальца претензии к исполнению новых сооружений. Он пишет: «Точно так же делалось и на советской стороне. На „Линии Сталина“ были мощные бронеколпаки и очень тяжелые броневые детали, а вот на строительстве „Линии Молотова“ на берегах той же реки Сан советские инженеры использовали относительно тонкие броневые детали по 200 мм». Хотелось бы напомнить, что ДОТ — это не танк, и основу его конструкции составляет бетон. Толщиной бетонных перекрытий и определяется стойкость сооружения. Броневая сталь используется в наблюдательных колпаках, своего рода боевых рубках командиров ДОТов и артиллерийских наблюдателей. На «Линии Молотова» колпаков попросту не было, и сравнивать толщину брони попросту не с чем. Вместо массивных колпаков из броневой стали использовались перископы, как на подводной лодке. Отсутствие бронированных колпаков осложнило жизнь немецким саперам в борьбе с новыми ДОТами. Анализ захваченных немецких документов в ГРУ ГШ РККА показывал: «Опыт борьбы с нашими долговременными огневыми точками вынудил самих немцев признать, что, ввиду особой конструкции советских долговременных огневых точек, не представляется возможным использовать наружные заряды, которые эффективны только в применении против броневых куполов». (Германская тактика (по опыту войны СССР с Германией). Воениздат НКО СССР, 1942. С. 71.) Аналогично с шаровыми установками орудий. Установку 76,2-мм пушки Л-17 с 80-мм броней попросту не с чем сравнивать. Пушка обр. 1902 г. на капонирном лафете обр. 1932 г. старых УРов подобного бронирования не имела в принципе. Был лишь шаровый обтюратор из неброневой стали для герметизации ДОТа, обеспечения защиты от отравляющих веществ. И противопульная створка, открывавшаяся при стрельбе. Так что претензия В. Суворова к отсутствию броневых деталей лишена оснований. Отсутствовали бронированные колпаки, замененные перископами. Если же сравнить толщину основного материала сооружений, бетона, то сравнение «Линии Сталина» и «Линии Молотова» будет в пользу последней. Это как сравнение финской «Линии Энкеля» 20-х годов и сооружений, построенных на Карельском перешейке при К. Г. Э. Маннергейме. Для начала слово В. А. Анфилову, книгу которого «Бессмертный подвиг» Владимир Богданович цитирует и не может отрицать, что в ней есть такие слова: «Основным типом боевого сооружения являлась огневая пулеметная точка. Долговременных сооружений, обеспечивающих неуязвимость гарнизона при попадании 155-мм и 210-мм снарядов, насчитывались единицы». Речь идет об укреплениях «Линии Сталина». Если обратиться к сухим цифрам, то типовой пулеметный ДОТ КиУР на «Линии Сталина» имел толщину стен 1,2 м, перекрытий — 86–102 см, двухэтажные пулеметные ДОТы имели толщину стен до 1,5 м, а перекрытий — до 1,4 м. Считалось, что такой ДОТ способен противостоять только снарядам калибра 105–122 мм. В докладной записке Кобулова от 11 января 1939 г. о Тираспольском УРе об устойчивости сооружений сказано следующее: «Достаточно 203-мм снарядов или двух-трех попаданий в напольную стену 47-мм или 75-мм снарядов бризантного действия, как сооружение будет выведено из строя». ДОТы на «Линии Молотова» были защищены стенами толщиной 1,5–1,8 м, а толщина перекрытий — до 2,5 м (!!!). Толщину желающие могут и сегодня измерить рулеткой на сохранившихся сооружениях на границе.

Далее Владимир Богданович факт незавершенного строительства выдает за злой умысел: «„Например, во Владимир-Волынском УРе из 97 боевых сооружений было обсыпано землей 5–7, остальные были фактически демаскированы“. (ВИЖ. 1976. № 5. С. 91.) Если мой читатель будет пересекать советскую границу в районе Бреста, то пусть обратит внимание на серые бетонные коробки почти на самом берегу — это доты южной оконечности Брестского УРа. Они не были обсыпаны землей тогда, так голыми стоят и по сей день». Причина этого вполне заурядная: строительство сооружений не было завершено, поэтому те ДОТы, к которым уже были подведены коммуникации, были обсыпаны землей (таковых в Новоград-Волынске, как видно из ВИЖевской цитаты, было 5–7 единиц). Согласитесь, что если постройка была демонстративной, то обсыпать 5 или 7 сооружений, оставив остальные неприкрытыми, просто нелогично. Если уж оставлять ДОТы напоказ, голыми бетонными коробками, то все построенные сооружения. В реальности никто не намеревался оставлять ДОТы без обсыпки после завершения их строительства, подвода коммуникаций. Слово командующему 62-м Брест-Литовским укрепрайоном: «И потом надо иметь в виду, — добавил от себя Пузырев, — что после окончания строительства все ДОТы будут тщательно замаскированы. Попробуй отличи их тогда от окружающей местности». (Сандалов Л. М. Пережитое. М.: Воениздат, 1961. С. 64.) Помимо документов и свидетельств участников событий есть еще один элемент, который говорит о намерении замаскировать ДОТы. На сохранившихся до наших дней сооружениях по периметру крыши идет ряд металлических штырей. Это кронштейны для крепления маскировочной сети.

В большинстве случаев отсутствие обсыпки и маскировки — это следствие незавершенности строительства. Например, голыми бетонными коробками были недостроенные к 1940 г. ДОТы второй линии укреплений во Франции. Необсыпанный французский ДОТ типа STG с казематами фланкирующего огня есть в районе Мобежа, у шоссе D102, каждый желающий может увидеть это мрачное темно-серое сооружение и сегодня. Есть такие памятники эпохи и в других местах. Четырехамбразурный фланкирующий ДОТ стоит в районе Седана, в десятке метров от шоссе, повернувшись к нему глухой стеной, которая по завершении строительства должна была быть обсыпана землей и камнями. Аналогично с польской недостроенной линией укреплений у Млавы, где 1 сентября 1939 г. было построено около 50 % от запланированного числа ДОТов. И только 15 % долговременных сооружений Млавы были замаскированы деревьями и обсыпкой землей. Давайте разовьем на этой почве смелую теорию про агрессивную Польшу с демонстративными ДОТами рядом с границей (Млава была в нескольких километрах от границы). ДОТами, заметим, на «второстепенном направлении», на южном фасе Восточной Пруссии. Тем более планы у Польши были наступательные, см. главу про военное планирование. И вывод сделаем: «Превентивно Адольф Алоизоич по Польше ударил, иначе не мог!» С «прогрессивными методами» Владимира Богдановича можно до чего угодно договориться. Хотя в реальности всему есть вполне разумные и простые объяснения. Необсыпанными остаются ДОТы из-за того, что не успели достроить, замаскировать грунтом и растительностью.

Диптих, противопоставляющий мрачный замок коммунистической России и показушную линию «наступательных ДОТов», Владимир Богданович рисует яркими, крупными мазками: «Раньше доты на „Линии Сталина“ строились тайно вдали от границ, и противник не мог знать, где находятся укрепления, где проходы между ними, да и есть ли вообще такие проходы. Теперь противник мог со своего берега не только видеть все строительство и точно знать, где находятся укрепления, но мог с точностью выявить каждое отдельное сооружение и даже установить направление стрельбы для каждой амбразуры. На основе этого он мог определить всю систему огня. Зная направление секторов обстрела, противник мог выбрать непростреливаемые участки, пробраться к демаскированным дотам и заткнуть амбразуры мешками с песком, что, кстати, противник и сделал 22 июня 1941 года». Про воспетые Владимиром Богдановичем мешки с песком, которыми якобы затыкали амбразуры ДОТов, ни наши, ни немецкие источники не пишут. Позволю себе предположить, что мешки — это плод бурной фантазии писателя-публициста. Но дело не в мешках. Откроем 64-ю страницу книги Л. М. Сандалова «Пережитое» и читаем: «К сожалению, — вздохнул Чуйков, — немецкая разведка знает об укрепрайоне в целом и расположении отдельных его ДОТов не только путем наблюдения, но и через свою агентуру. Выселить подозрительных лиц из пограничной зоны пока не удалось. Впрочем, разрушить дот, даже если известно, где он находится, не так-то просто». Так что агентурная разведка позволяла немцам с определенной точностью вычислять и ДОТы, расположенные в глубине советской территории. То же самое было и на «Линии Сталина». Доклады НКВД, подобные выше процитированным, говорили о том, что мимо ДОТов свободно ходят местные жители, среди которых могут быть и шпионы.

Военная наука, в том числе фортификация, шагала в XX веке семимильными шагами. Это, например, казематы Ле Бурже, о которых я рассказывал в главе о финской. Введенные в начале века на французских фортах казематы Ле Бурже стали весьма популярны в 30-е годы, когда артиллерия заставила прятать от противника амбразуры укреплений. Старые крепости были от всего этого безнадежно далеки. Кроме того, время малочисленных по меркам XX века армий, наступавших вдоль дорог, прошло. Для армий наполеоновской эпохи крепости были препятствием. В 1941 г. 17-я, 18-я танковые дивизии Гудериана форсировали Буг севернее Бреста, 3-я и 4-я танковые дивизии — южнее Бреста. Немецкие танкисты Бреста в глаза не видели, пока крепость еще сражалась, они уже наматывали на гусеницы дорогу на Минск. Брестскую крепость осаждали пехотные дивизии немцев. Во времена сплошного фронта многомиллионных армий отдельные крепости роли не играли. Гораздо сильнее Брестской крепости были, например, ДОТы 3-й роты 17-го опаб 62-го Брестского УР в районе д. Слохи-Аннопольское. Там было 9 ДОТов, в том числе три артиллерийских: один с двумя 76-мм пушками, два с 45-мм пушками. Боевая ценность этой группы ДОТов намного выше, чем Брестской крепости. И держались ДОТы, гарнизон которых составлял несколько десятков человек, сравнимое с Брестской крепостью время. Последний ДОТ 2-й роты 17-го опаб был подорван немцами 30 июня 1941 г. Первая рота 17 опаб, у пресловутого моста через Буг у Семятичей, сражалась до 3 июля 1941 года. Только на 12-й день войны замолчали орудия и пулеметы штабного ДОТа «Орел», который в отличие от своего тезки, броненосца отряда Небогатова, предпочел смерть позорному плену. Защищала ДОТ «Орел» почти две недели войны горстка бойцов, всего 25–27 человек под командованием лейтенанта с простым русским именем Иван Иванович Федоров. Про Брестскую крепость узнали во многом благодаря исследованиям С. С. Смирнова. Но в крепости оборонялись остатки двух дивизий, а ДОТы УРов на новой границе защищали немногочисленные гарнизоны. Поэтому свидетелей осталось мало, и широкой известности подвиг бойцов пулеметно-артиллерийских батальонов не получил.

Зададимся вопросом: «А является ли вообще строительство укреплений или их полное забвение свидетельством агрессивности?» Одним из лидеров в области строительства крепостей перед Первой мировой была Германия. Именно в Германии была построена самая совершенная на 1914 г. крепость Мец. В. В. Яковлев в своем труде 1931 г. «История крепостей» написал о Меце следующее: «В описанном виде бывшая германская крепость Мец воплощала собой высшую степень развития крепостей XX века: ни в одном другом государстве такой крепости не было». Но интенсивное строительство укреплений не означало позиции овечки. Германский план войны, широко известный как план Шлиффена, предусматривал наступление через Бельгию с охватом французских войск. Крепости на левом фланге должны были при этом сдерживать наступление французского правого крыла. Развитые фортификационные сооружения на восточных границах Германии, крепости Торн, Кенигсберг, Познань и Грауденц предназначались для сдерживания русской армии, которая своими действиями могла помешать наступательной операции на Западе. Анализируя только строительство укреплений, нельзя делать однозначных выводов о планах государства. Если военное руководство той или иной страны вынашивает наступательный план, то никаких цирковых номеров с постройкой липовых укреплений не будет. Фортификационные сооружения — это удовольствие дорогое. Поэтому в интересах наступательного плана будут строиться полноценные укрепления, предназначенные для высвобождения сил на главном направлении. Усиленная фортификационными сооружениями местность требует меньшего количества войск для эффективной обороны. Следовательно, высвободившиеся в результате постройки укреплений войска можно использовать на том направлении, где мы наступаем. Есть и еще один вариант использования оборонительных линий. Согласно словам Клаузевица, вынесенным в эпиграф, усилия противника будут направляться в нужное русло. По такому пути шли французы, сооружая «Линию Мажино». Германской армии тем самым указывался путь через Бельгию, где и можно было разгромить ее в маневренном сражении.

Одним словом, бурная деятельность на ниве постройки укреплений никак не свидетельствует о миролюбии строителя. Точно так же возведение ДОТов не свидетельствует об агрессивности. Фортификация, как и всякий другой инструмент, может использоваться двояко, как для реализации наступательных, так и оборонительных планов. Попытки Владимира Богдановича вывести из истории «Линии Сталина» и «Линии Молотова» агрессивные планы СССР выглядят совершенно беспомощными при ближайшем рассмотрении. С 20-х годов до 1941 г. в СССР создавались укрепленные районы общего назначения для защиты жизненно важных направлений. Сдвиг границы на запад не вызвал смены идеологии строительства. Напротив, развитая промышленность СССР конца 30-х благоприятствовала созданию мощной линии обороны на новых границах. Летом 1940 г. была заложена система УРов, по количеству сооружений не уступающая «Линии Мажино». Цифры говорят сами за себя: по плану «Линия Молотова» состояла из 5807 сооружений, «Линия Мажино» — это около 5600 сооружений. «Линия Сталина» — это 3817 сооружений, из которых было построено 3279. Причем на новой границе строились более совершенные укрепления, почти половина из которых должны были стать артиллерийскими. Нет спада в развитии укрепленных районов, напротив, идет постоянное совершенствоание структуры обороны. Если УРы постройки 1928–1939 г. имеют глубину 1–5 км, то УРы «Линии Молотова» строятся с глубиной обороны 5–6 км. УРы последнего поколения, в Прибалтике, уже закладываются на глубину 5–16 км. На строительство УРов выделялись весьма внушительные суммы, исчислявшиеся сотнями миллионов рублей. В свете этой статистики тезисы Владимира Богдановича о забвении оборонительного строительства выглядят просто нелепо. Проблема была только в том, что за год линию на новой границе построить не успели, завершили всего около 880 ДОС.

Кроме того, немцы были сильным противником. Это бедные артиллерией финны уперлись в Карельский УР и скисли. У немцев и с артиллерией все было в порядке, и был опыт преодоления укреплений, отработанная тактика действий саперов. Владимир Богданович просто не в курсе и поэтому пишет: «Немецкий блицкриг — это действия в глубине. Теория прорыва в Германии не разрабатывалась, и проблема прорыва не ставилась». («Самоубийство».) Немцы имели опыт взлома обороны в Первую мировую войну. В 1914 г. они разбили крепости Льеж и Намюр тяжелой артиллерией, в 1915 г. взяли форты Во и Дуомон под Верденом, в 1918 г. прорвали фронт на Марне массированным артиллерийским ударом и тактикой просачивания. Поэтому, если возникала необходимость прорыва долговременной обороны, они эту задачу решали. Например, Рава-Русский УР, в хорошей степени готовности, с полевым заполнением 41-й стрелковой дивизии все же был преодолен пехотными дивизиями немцев. Основной технологией штурма ДОТов немецкими войсками были специальные блокировочные группы. ДОТы ни 30-х, ни 40-х годов не имели кругового обстрела, и это позволяло подбираться к ним вплотную. Далее саперы залезали на ДОТ, и ахиллесова пята всегда находилась. Так действовали наши саперы на финских ДОТах в феврале 1940-го, немецкие штурмовые группы — на ДОТах «Линии Мажино» в июне 1940 г. Вот как наши специалисты описывали немецкую технологию борьбы с ДОТами: «Для действия против долговременных огневых точек немцы создают из саперов специальные блокировочные отряды. Такой блокировочный отряд составляется из 30–40 человек, которые разбиваются на две группы: штурмовую (20–25 человек) и резерв (10–15 человек).

Штурмовая группа, в свою очередь, делится на четыре подгруппы.

Первая подгруппа — ударная (4–5 человек), вооружена винтовками, ручными гранатами и ножницами для резки проволоки.

Вторая подгруппа — дымовая (3–4 человека), выделяется в случаях действительной надобности; ее задачи — постановка дымовой завесы при подходе к долговременной огневой точке подрывной и огнеметной подгрупп. Вооружена эта подгруппа винтовками, ручными гранатами и дымовыми шашками.

Третья подгруппа — подрывная (5–6 человек), вооружена винтовками, ручными гранатами и 3-килограммовыми саперными зарядами.

Четвертая подгруппа — огнеметная (7–8 человек), вооружена винтовками и огнеметами.

Резерв блокировочного отряда подразделяется на такие же подгруппы, кроме огнеметной (последняя в состав резерва не входит).

Наступление блокировочного отряда проводится следующим образом.

Под прикрытием артиллерийского, минометного и пулеметного огня блокировочный отряд небольшими перебежками пытается достигнуть проволочного заграждения перед долговременной огневой точкой.

Если нужно, дымовая подгруппа ставит непосредственно перед долговременной огневой точкой дымовую завесу. Ударная подгруппа проделывает проходы в проволочных заграждениях и пропускает подрывную подгруппу, которая подползает к долговременной огневой точке для разрушения выходящих на поверхность частей сооружения (броня, стволы орудий, пулеметы, вентиляционные отверстия). Через образовавшиеся после взрывов разрушения в амбразурах подрывники забрасывают защитников долговременной огневой точки ручными гранатами. С тыла под прикрытием дымовой завесы подбирается огнеметная подгруппа, которая выжигает входные двери казематов». (Разведывательный бюллетень № 25// Германская тактика (по опыту войны СССР с Германией). М.: Воениздат НКО СССР, 1942. С. 70–71.)

ДОТы, как и танки, несмотря на свой грозный вид, беспомощны без пехотинцев с винтовками и пулеметами вокруг них. Это называется «пехотное заполнение» укрепрайона. Форты Во и Дуомон крепости Верден удержались только потому, что у их стен сражались пехотинцы. Когда французские войска отступали к Вердену, солдаты обходили форты, считая их мишенью для артиллерии. Взятие бельгийских крепостей Льеж и Намюр подорвало веру в укрепления. Верден был даже разоружен. Но бои зимой 1915 г. показали, что форты неплохо держатся во взаимодействии с пехотой. Укрепления XX столетия не выживали, если их не прикрывали дивизии массовой армии. Пехотинцы в окопах вокруг мешали подобраться к ДОТам командам с канистрами, подрывными зарядами и огнеметами. Артиллерия пехотных соединений мешала выкатить на прямую наводку орудия для стрельбы по амбразурам и осложняла жизнь осадной артиллерии в целом. В свою очередь, бетонные коробки прикрывали пехотинцев огнем своих пулеметов и пушек. Проблема «Линии Молотова» была в отсутствии пехотного заполнения. Точно так же, как КВ и Т-34 механизированных корпусов страдали без мотострелков, ДОТы на новой и старой границе были обречены на гибель без стрелковых дивизий. А стрелковые дивизии не успели дойти и доехать к границе. Были только войска прикрытия, как 41-я сд Микушева у Рава-Русской. Если войск для пехотного заполнения было мало, то вермахт разгрызал любые крепкие орешки. Например, «Линию Мажино». На фронте в 400 км французы оставили 12–13 июня 1940 г. всего 10–15 дивизий. То есть плотность войск была такой же, как войск прикрытия у советской границы — 25–40 км на дивизию. Это позволило немцам успешно атаковать укрепления и уничтожать их штурмовыми группами. Артиллерия, минометы, пехота выбивали пехотные части вокруг ДОТов, а дальше шел процесс подрыва бронеколпаков, труб вентиляции, и ДОТы уничтожались один за другим. По той же схеме немцы уничтожили в первые две недели войны УРы «Линии Молотова».

Что же было дальше? По большому счету, судьба «Линии Сталина» подобна судьбе «Линии Мажино». Где-то ее обошли, где-то прорвали. Например, на Юго-Западном фронте «Линия Сталина» была прорвана 5–9 июля 1941 г. на стыке 5-й и 6-й армий. Все выходившие к «Линии Сталина» моторизованные корпуса немцев довольно быстро взламывали укрепления. Первой это сделала 11-я танковая дивизия под Новым Мироплем, затем 13-я и 14-я танковые дивизии III моторизованного корпуса у Новоград-Волынского и Гульска, после них 16-я танковая дивизия в районе Любара. После прорыва танковыми соединениями последовали прорывы пехотой. Летичевский УР, о котором я писал выше, был прорван XXXXIX горным корпусом 17-й армии Штюльпнагеля, укрепления в районе Днестра — XXX армейским корпусом 11-я армии Шоберта. До этого немецкие войска без усилий преодолели недостроенный Шепетовский УР.

Прорыв или обход через неизбежные «просветы» оборонительной линии на одном узком участке сразу снижал ее боевую ценность до нуля. Вбитый в оборону клин заставлял войска отходить, но в отличие от винтовок и пулеметов ДОТы с собой отвести на новую линию обороны невозможно. Поэтому дорогостоящие и сложные сооружения попросту бросали. Это было везде и всегда. Финны после прорыва у Суммы были вынуждены, бросив все, отходить на Выборг. Свежепостроенные ДОТы узла «Суурниеми» были даже взорваны при отходе. Финнам просто повезло, что СССР не применил немецкую стратегию 1941 г., молчаливое сосредоточение войск, никаких требований по дипломатическим каналам и внезапное нападение. В этом случае «Линия Маннергейма» без пехотного наполнения была бы взломана за несколько дней, подобно укреплениям у Рава-Русской в июне 1941 г. При недоразвернутой армии ДОТы будут захвачены штурмовыми группами или разбиты артиллерией с прямой наводки. Нельзя строить систему обороны страны только на долговременных укреплениях. УРы должны быть поддержаны сильными стрелковыми частями, контрударами танковых соединений, иначе они погибнут. Вооруженные силы страны не имеют права быть флюсом, развитым только с одной стороны. Поэтому в СССР перед войной развивали Вооруженные силы по возможности гармонично, уделяя внимание и укрепленным районам, и танковым частям, и воздушно-десантным войскам. И нельзя сказать, что укрепленным районам уделяли мало внимания. Судьба ДОТов и их гарнизонов сложилась трагически на фоне общего неблагоприятного развития событий летом 1941 г. Одно звено цепи тянуло за собой другое. Бетонные ДОТы, как и любой другой вид вооружений, не являются изначально чудо-оружием. У армии середины XX столетия было достаточно средств для уничтожения долговременных укреплений. Они могли сыграть весомую роль только во взаимодействии с другими родами войск. Недоразвернутость армии лишала УРы пехотного заполнения, недостроенность линии укреплений облегчала прорыв на направлениях главных ударов. Декларированный В. Суворовым «поворот к лесу передом» как главная причина неудач 1941 г. не более весом, чем объяснение молнии передвижением по небу Ильи-пророка.

Глава 14

Надувная дубинка Джулио Дуэ

Идея машины заключалась в том, чтобы она имела дальность 4000 км. Зачем нужна такая дальность? А для того, чтобы можно было от нашей западной границы долететь, скажем, до Кельна. Это примерно 1600 км.

С. В. Ильюшин

История ТБ-7, как и «автострадные» танки БТ, — своего рода визитные карточки теории В. Суворова. Критики Владимира Богдановича обычно спорят с частностями, указывая на очевидные и неизбежные при технике работы английского публициста с источниками ляпы и неточности. Но почему-то не оспаривается тезис, вынесенный в название второй главы «Дня М»: «Зачем Сталин уничтожил стратегическую авиацию?» Тезис об уничтожении стратегической авиации принимается в качестве отправной точки, и фактически В. Суворов заставляет своих оппонентов играть на его поле. Опровержения возможностей стратегической авиации звучат неубедительно в глазах массового читателя. Между тем не соответствует действительности «главная мысль» Владимира Богдановича: никто советскую стратегическую авиацию не уничтожал и даже не пытался это сделать. Тезисы же В. Суворова — это, во-первых, непонимание разницы между внешним обликом и назначением самолета, а во-вторых, вульгарное понимание теории Джулио Дуэ без попытки понять границы применения положений итальянского военного теоретика.

Но не будем торопить события и выведем на сцену основных участников драмы о стратегической авиации. Как у Великого Инквизитора, теория о 1000 ТБ-7 держится на трех китах — чуде, тайне и авторитете. Авторитет — это куча цитат, которые вываливаются на голову читателя в начале главы, например: «Авиаконструктор В. Шавров: „Выдающийся самолет“. На ТБ-7 впервые, раньше, чем в США и Англии, были подняты пятитонные бомбы». (История конструкций самолетов в СССР. 1938–1950. С. 162.). Цитатами из авторитетных источников крупными, яркими мазками строится образ чудо-оружия. Набросав цитат, Владимир Богданович берется за перо сам: «Но Молотов на ТБ-7 полетел из Москвы в Британию прямо над оккупированной Европой. Нужно вспомнить, кто господствовал в небе Европы осенью сорок первого, чтобы оценить степень доверия советского руководства этому самолету». Здесь имеет место игра на неинформированности читателя. Само по себе использование бомбардировщика для перелетов высоких персон не является чем-то экстраординарным. Два Б-24А (серийные номера 40–2373 и 40–2374) использовались для доставки в сентябре 1941 г. миссии Гарримана в Москву через Великобританию, то есть по тому же маршруту, по которому летал В. М. Молотов на ТБ-7. Написано об этом, например, в B-24 Liberator Squadron/signal publication, Aircraft number 80, page 11. При этом модификация Б-24А не устраивала американских военных, они требовали повысить скорость самолета, а фирма «Консолидейтед» построила в 1941 г. XB-24B, оснащенный двигателями с турбокомпрессорами, чтобы вытянуть скорость до приемлемого предела. Тем не менее Б-24 доверили везти высокого сановника в Москву. По той простой причине, что сплошной ПВО над Европой, а тем более Скандинавией, не было и вероятность встретить на высоте в несколько километров шальной немецкий истребитель была исчезающе мала. Точно так же для немецкой ПВО поиск одиночного самолета на огромном пространстве был подобен поиску иголки в стоге сена. Так что чудом подобные перелеты никак назвать нельзя, и сам факт полета на ТБ-7 не является свидетельством исключительных ТТХ машины.

После давления на читателей авторитетом Шаврова и Молотова на сцене появляется ТАЙНА: «Когда первые ТБ-7 летали на недосягаемых высотах, конструкторы других авиационных держав мира уперлись в невидимый барьер высоты: в разреженном воздухе от нехватки кислорода двигатели теряли мощность. Они буквально задыхались — как альпинисты на вершине Эвереста. Существовал вполне перспективный путь повышения мощности двигателей: использовать выхлопные газы для вращения турбокомпрессора, который подает в двигатель дополнительный воздух. Просто в теории — сложно на практике. На экспериментальных, на рекордных самолетах получалось. На серийных — нет. […] Искали все, а нашел Владимир Петляков — создатель ТБ-7. Секрет Петлякова хранился как чрезвычайная государственная тайна. А решение было гениально простым. ТБ-7 имел четыре винта и внешне казался четырехмоторным самолетом. Но внутри корпуса, позади кабины экипажа, Петляков установил дополнительный пятый двигатель, который винтов не вращал. На малых и средних высотах работают четыре основных двигателя, на больших — включается пятый, он приводит в действие систему централизованной подачи дополнительного воздуха. Этим воздухом пятый двигатель питал себя самого и четыре основных двигателя. Вот почему ТБ-7 мог забираться туда, где никто его не мог достать: летай над Европой, бомби, кого хочешь, и за свою безопасность не беспокойся». Почему-то забывается еще одно решение по повышению давления наддува двигателя. Это принцип Мюнхгаузена, вытаскивавшего себя самого из болота за косицу. Двигатель может накачивать воздух себе самостоятельно. «АЦН», официальное название пятого двигателя ТБ-7, расшифровывается как «агрегат центрального наддува». Куда более распространенным был наддув нецентральный, свой у каждого двигателя. С коленчатого вала снималась мощность, передаваемая с помощью шестерен на компрессор, накачивавший воздух в двигатель, повышая давление наддува. Подобная конструкция, одно-, а позднее двухскоростной нагнетатель, позволяла успешно действовать на больших высотах самолетам, не оснащенным турбокомпрессорами. Это «Спитфайры», «Р-51D Мустанг» с лицензионным двигателем Мерлин, оснащавшимся с XII модели двухскоростным нагнетателем. Так что рассказы про упирание в «невидимый барьер высоты» несколько преувеличены. Драматизирует Владимир Богданович и проблемы с турбокомпрессорами. Их недостатки представляются с тонким психологическим расчетом: «Детали турбокомпрессора работают в раскаленной струе ядовитого газа при температуре свыше 1000 градусов, окружающий воздух — это минус 60, а потом — возвращение на теплую землю. Неравномерный нагрев, резкий перепад давления и температуры корежили детали, и скрежет турбокомпрессора заглушал рев двигателя». Читатель сразу представляет себе противный скрежет вышедшего из строя механизма. Недостатки схемы с пятым двигателем В. Суворовым скромно умалчиваются. А они вполне очевидны: пятый двигатель — это вес, много больший, чем вес четырех турбокомпрессоров. Турбокомпрессор фирмы Дженерал Электрик весил 17 килограммов, четыре компрессора для четырех двигателей, как нетрудно догадаться, 68 килограммов, что существенно меньше сухой массы М-100, сердца АЦН-2, в 480 кг. Кроме веса, это топливо, которое пятый двигатель кушал в полете наравне с четырьмя остальными, в то время как турбокомпрессоры вращались отходами, отработанными газами основных двигателей. В статье В. Раткина в журнале «Мир авиации» мы находим более развернутую и жесткую оценку идеи с пятым мотором: «Выгоды моторы-нагнетатели давали мнимые, зато создавали проблемы, в боевых условиях неприемлемые. Монтировались М-100 в фюзеляже таким образом, что для выполнения их ремонта приходилось выводить из боевого состава сам бомбардировщик. Работающий нагнетатель „пожирал“ остро необходимое в дальнем полете горючее; его масса была „отнята“ у бомбовой нагрузки». (Мир авиации, 1997. № 1. С. 7.) «Особый путь» АЦН вел в тупик. Общепринятым и эффективным решением были двухступенчатые нагнетатели в двух вариантах. В одном случае обе ступени вращались самим двигателем (поздние Мерлины на «Спитфайрах»), в другом одна ступень вращалась самим двигателем, а роль второй выполнял турбокомпрессор, приводимый в движение отходами работы двигателя, выхлопными газами. По этой схеме работали силовые установки истребителя Р-38 Лайтнинг и бомбардировщика Б-17 «летающая крепость».

Не все было гладко и с бомбометанием с заоблачных высот: «…бомбометания с высот, больших, чем 8000 м, были малоэффективны; это показали предвоенные опыты — разнос бомб достигал 1,5 км. Перед бомбометанием ТБ-7 все равно пришлось бы идти на меньших высотах (порядка 3500–7000 м), на которых ценность нагнетателей становилась равной нулю». (Мир авиации. 1997. № 1. С. 7.) Эти данные подтверждаются опытом применения бомбардировщиков Б-17 англичанами с высот около 10 тыс. метров в 1941 г. Первый же налет «крепостей» на Вильгельмсхафен показал полную невозможность куда-либо попасть с такой высоты. В СССР и Англии не было прицела, сравнимого с американским гироскопическим «Норденом». Английские «летающие крепости» летали на Германию с прицелом «Сперри», сверхсекретный «Норден» американцы берегли как зеницу ока. Но даже «Норден», стоивший $6000 и фактически бравший управление самолетом на себя перед сбросом бомб, не мог гарантировать попадание неуправляемой чушкой с 7–10 километров.

Да и защитой «звенящие высоты» оказались сомнительной. Практический потолок ТБ-7 с двигателями М-34ФРН и АЦН-2 составлял 10 800 м, с двигателями АМ-35А — 9300 м. Для сравнения: рабочий потолок немецкого истребителя Ме-109Е-3 составлял 10 500 м, потолок Ме-110 C — 10 000 м. Практический потолок эти истребители набирали примерно за полчаса. Двигатели истребителей Мессершмитта были «нецентрального наддува», и ЮМО и Даймлер-Бенц оснащались односкоростными нагнетателями. Это позволяло им доставать и реально высотные бомбардировщики. Американский бомбардировщик Б-17С «летающая крепость» образца 1940 г. имел рабочий потолок 11 000 м. Но, как показала практика применения Fortress I, поставленных в Англию B-17C, такая высотность не являлась надежной защитой. Несмотря на то что полеты «крепостей» совершались на высоте 30 тысяч футов (около 9 тыс. метров), бомбардировщики несли ощутимые потери. В рейде на Брест 24 июля 1941 г. один из самолетов был так тяжело поврежден, что развалился при посадке. Из рейда на Осло из трех «крепостей» не вернулась ни одна. Одним словом, после 22 атак на цели в Европе, такие, как Бремен, Брест, Эмден, Киль, Осло и Роттердам, 8 самолетов из 39 участвовавших в налетах было потеряно в боях с истребителями и катастрофах. Такой разочаровывающий результат заставил англичан отказаться от дневных налетов даже силами высотных бомбардировщиков. Если от истребителей 1938 г. на высотах 8–10 тыс. метров можно было спастись, то от истребителей 1940 г. это было уже проблематично.

Но, так или иначе, дело было сделано, в воображении читателя появился светлый имидж советского вундерваффе, и можно было выводить на сцену ЧУДО: «Имея тысячу неуязвимых ТБ-7, любое вторжение можно предотвратить. Для этого надо просто пригласить военные делегации определенных государств и в их присутствии где-то в заволжской степи высыпать со звенящих высот ПЯТЬ ТЫСЯЧ ТОНН БОМБ. И объяснить: к вам это отношения не имеет, это мы готовим сюрприз для столицы того государства, которое решится на нас напасть». Большие буковки в данном случае скрывают два простых факта: ТБ-7 образца 1940 г. 5-тонных бомб не носил и сбрасывал их отнюдь не со звенящих высот. Действительно, заказчик в лице Управления ВВС требовал в 1934 г. потолка в 15 000 м, бомбовой нагрузки в 5 тонн, радиуса 2000 км. Расчеты ЦАГИ гарантировали для ТБ-7 куда более скромные характеристики: бомбовую нагрузку 4 тонны, рабочую высоту 4000 м без специальных средств, повышающих высотность двигателей, и предельную дальность 4600 км. В справочнике Шаврова про нагрузку серийных машин все написано: «Серийный самолет выпуска 1941 г. с двигателями АМ-35А имел массу пустого самолета 19 986 кг, полетную — 27 000 кг в нормальном варианте и 35 000 кг в перегрузочном; […] бомбовая нагрузка нормальная — 2000 кг, с перегрузкой — 4000 кг». Про «звенящие высоты», с которых ТБ-7 мог сбрасывать 5-тонные бомбы, также все написано в «открытых источниках». В журнале «Техника молодежи» 1975 г. № 2 в статье, посвященной созданию пятитонной ФАБ-5000HГ, прямо указано, что ТБ-7 рассчитывался на нагрузку 4 тонны, а с этой бомбой y него не закрывался бомболюк, и на испытаниях выше 2500 метров он с нагрузкой 5 тонн забраться не смог. То есть заявленные В. Суворовым 5 тысяч тонн проседают до двух тысяч.

Рассказывая о судьбе ТБ-7, В. Суворов применяет традиционный для себя прием, утверждая резкие изменения в выпуске того или иного оружия после начала войны: «На 22 июня 1941 года ТБ-7 серийно не выпускаются. […] После нападения Гитлера ТБ-7 пустили в серию. Но было поздно…» Неверно. На момент начала войны ТБ-7 находился в серийном производстве на казанском заводе № 124: «Сразу после майских праздников (1940 года. — А. И.) вышло правительственное постановление о возобновлении постройки самолетов ТБ-7 на авиазаводе № 124 — теперь с дизелями М-30 и М-40. Одновременно с этим заводское ОКБ освобождалось от задания на пикировщик. Заводу предписывалось срочно восстановить стапели и другую сборочную оснастку для производства ТБ-7. Директором завода назначался бывший нарком авиапромышленности Михаил Каганович. Таким образом, можно было сказать, что тучи рассеялись, впереди маячили новые горизонты, и можно было двигаться дальше». (М-Хобби, 1997. № 5/6.) И далее: «Первый серийный ТБ-7 с дизелями М-40 был готов в начале 1941 года». (Там же.) На 22 июня в 14 ТБАП было 27 ТБ-7, еще две машины были в НИИ ВВС и некоторое количество в процессе постройки на заводе в Казани. Далее В. Суворов пишет: «За четыре попытки авиапромышленность успела выпустить и передать стратегической авиации не тысячу ТБ-7, а только одиннадцать. Более того, почти все из этих одиннадцати не имели самого главного — дополнительного пятого двигателя. Без него лучший стратегический бомбардировщик мира превратился в обыкновенную посредственность». Насчет 11 машин см. выше, а вот с пятым двигателем — более интересная история. Реально АЦН получили только четыре первые машины с моторам АМ-34ФРНТ. На две опытные и четыре серийные машины АЦН сделал ЦИАМ, снабжать же серийный выпуск агрегатами институт просто не мог, ввиду слабости производственной базы. Завода для производства АЦН наркоматом выделено не было. Почему так произошло? Как я уже говорил выше, решение с пятым двигателем было временной мерой, и от него вскоре попытались отказаться. В письме П. М. Стефановского наркому обороны, написанном в 1940 г., можно прочесть такие слова: «В настоящее время на заводе заканчивается установка на моторы ТК-1 (турбокомпрессоры. — А. И.) взамен АЦН-2. Этот модернизированный самолет будет иметь скорость 410 км/ч на высоте 8000 м. При замене ТК-1 на ТК-2 или ТК-ЗБ самолет будет иметь скорость с моторами АМ-35 на высоте 9000 м 500 км/ч. На основании вышеизложенного считаем, что самолет ТБ-7 с мотором АМ-35 и ТК-2 необходимо строить в 1940 году на заводе № 124, потребовав выпуска не менее 100 самолетов в год». (М-Хобби, 1997. № 5/6. С. 12.) Как мы видим, вместо «гениального» решения с пятым двигателем у нас пытались вернуться к магистральному пути развития с установкой на двигатели турбокомпрессоров. Успеха на этом поприще не достигли, а к АЦН как к паллиативу возвращаться не стали. В итоге практически все серийные ТБ-7 были и без АЦН, и без турбокомпрессоров. Более того, уже установленные АЦН с началом войны… сняли: «„пятимоторные“ ТБ-7 не нашли применения в боевых операциях. Летом 1941 года все они были отправлены в Казань, где двигатели АМ-34ФРНВ и нагнетатели М-100 снимались и заменялись моторами АМ-35А. Высотность последних уже обеспечивала бомбардировщику приемлемые характеристики на высотах до 8 км». (Мир авиации, 1997. № 1. С. 7.) Никаким чудо-оружием ТБ-7 не стал. Развитие самолета пошло по пути «нецентрального наддува», установки на него двигателей АМ-35А с нагнетателями с весьма высоким наддувом (1040 мм рт. ст.) дизелей.

Теперь мы плавно подходим к «главной мысли» разведчика-аналитика: «И не в том вопрос: успели бы построить тысячу ТБ-7 к началу войны или нет. Вопрос в другом: почему не пытались?» А кто сказал, что не пытались? И почему именно ТБ-7? Зачем привязываться к конкретной модели, давайте переформулируем утверждение в общем виде: «Пытались ли перед войной создать флот стратегических бомбардировщиков?» Ответ будет положительный. Возможности конкретной модели бомбардировщика как инструмента стратегической авиации определяются не количеством моторов, а его техническими возможностями по доставке бомб и его стоимостью, а следовательно, возможными объемами производства. Более того, когда речь идет о флоте воздушных кораблей, то задача ставится в еще более обтекаемой форме: нужно N самолетов, способных доставить к цели заданное количество бомб в тоннах. Учитывается не количество моторов самолета, а дальность полета, стоимость флота бомбардировщиков, возможности его базирования и обслуживания.

Ошибка у Владимира Богдановича возникла, когда он попробовал проследить, кто же стал наследником ТБ-3. Наследником не по количеству моторов в штуках, а в роли стратегического бомбардировщика. В. Суворов рассказывает историю поиска преемника ТБ-3, но пропускает одну весьма существенную деталь: «Пока ТБ-З учился летать, пока его только „ставили на крыло“, около десятка конструкторских бюро уже включились в жестокую схватку за новейший стратегический бомбардировщик, который потом должен заменить тысячу туполевских ТБ-1 и ТБ-З». Далее идет перечисление нескольких самолетов, которые остались лишь опытными или мелкосерийными образцами. А теперь послушаем описание конкурса на создание замены ТБ-3 из уст профессионального историка авиации. Процитирую статью С. Мороза «Крылатый крейсер империи»: «Тяжелые бомбардировщики были олицетворением мощи Страны Советов, но уже в начале 30-х стало ясно, что ни новейшие ТБ-3, ни только проектируемые гиганты типа АНТ-20 или К-7 не способны пройти даже очаговую, состоящую из разрозненных аэродромов и зенитных батарей, систему ПВО противника, а главное — их дальность недостаточна для поражения целей на территории основных империалистических государств. ВВС РККА нуждались в самолете другого класса — дальнем, скоростном, высотном и при этом приспособленном для массового выпуска. На смену „линкорам авиации“ должны были прийти „крейсера“. Были сформулированы требования к такой машине, и в 1931 году Туполев приступил к проектированию рекордного АНТ-25 и бомбардировщика на его основе. Работу по последнему бригада Сухого начала в 1932 году. Но боевой ДБ-1 (АНТ-36) не удался, и осенью 1936 года фирма получила новый заказ. Двухдвигательный АНТ-37 должен был иметь меньшую дальность, но усиленное вооружение. […] Между тем первый опытный „тридцать седьмой“ разбился через месяц после начала испытаний. Проблема бафтинга, ставшая причиной его гибели, не была окончательно решена и на дублере, но военные именно его видели в качестве основного кандидата в серию. Тем временем на старт вышел третий участник конкурса — ЦКБ-26».

Вот и появилось на сцене название самолета, от судьбы которого легкомысленно отмахнулся Владимир Богданович. ЦКБ-26 — это прототип широко известного бомбардировщика ДБ-3. В. Суворов посвящает целые страницы самолету, выпускавшемуся в единичных экземплярах, и «забывает» о машине, строившейся тысячными сериями. Точнее, он о ней «помнит», но придумывает на ходу торопливое объяснение: «На 22 июня 1941 года советская стратегическая авиация в своем составе больше армий не имела. Остались только пять корпусов и три отдельные дивизии. Основное их вооружение — ДБ-3Ф. Это великолепный бомбардировщик, но это не стратегический бомбардировщик». Позволю себе спросить: а какой это бомбардировщик? Это не ближний бомбардировщик, эту роль на себя взял СБ, а позднее Пе-2 и Су-2. Основной задачей ДБ-3 были удары по стратегическим объектам. Авиаполки, оснащавшиеся ТБ-3, перевооружались на ДБ-3. Автор собственными глазами видел в РГВА директивы ГШ РККА 1939 г. по перевооружению 11-го и 4-го ТБАП с ТБ-3 на ДБ-3. Именно перевооружению, а не переформированию. В финскую войну ДБ-3 наносили удары по городам и портам Суоми. В 1941 г. ДБ-3 бомбили Плоешти и Берлин. Как стратегические свои бомбардировщики позиционирует и сам С. В. Ильюшин, см. эпиграф этой главы. И ДБ-3 с моторами М-85 определению Ильюшина соответствовал, с 1000 кг бомб самолет имел дальность аккурат 4000 км. Данные приведены по все той же статье С. Мороза в «АвиО». На вооружение ДБ-3 2 М-85 был принят 5 августа 1936 года, а эксплуатационные испытания машины завершились в мае 1937 г., когда московский завод № 39 сдал военной приемке первую партию новых бомбардировщиков. На этом фоне начавшиеся 11 августа и закончившиеся 18 октября 1937 года испытания ТБ-7 4М-34ФРН+М-100 особого энтузиазма не вызвали. Даже без работающего и пожирающего топливо АЦН самолет показал дальность 3000 км с 2000 кг бомб. Военные настойчиво требовали установку на ТБ-7 турбокомпрессоров, и для производства самолетов был выделен свежепостроенный завод № 124 в Казани. Именно ДБ-3 стал явным лидером, именно он «перешел дорогу» ТБ-7. С самого начала карьеры ДБ-3 нацеливали на стратегические задачи. «Действительно, очень заманчиво было получить скоростной бомбардировщик с большой дальностью полета. В штабах уже чертили схемы возможного боевого использования машины. Дальность в 4000 км при бомбовой нагрузке 1000 кг от рубежа Киева позволяла накрыть всю территорию Германии и Италии, не говоря о более близких соседях. Из Благовещенска были доступны все цели на территории Кореи, из Хабаровска — почти вся Япония». (История авиации, 2000. № 6. Котельникова В. «Незаконнорожденный» бомбардировщик.) В этом смысле ДБ-3 был даже более «стратегическим», чем ТБ-3 с дальностью 2000 км.

Более-менее реальный шанс опередить бомбардировщик Ильюшина у ТБ-7 появился в 1939 г., когда ДБ-3 решили вывести на качественно новый уровень. Такая же цифра 4000 км была заложена в Постановление правительства, давшего путевку в жизнь плазово-шаблонному ДБ-3Ф с двигателями М-88, от самолета требовали дальности 4000 км с 1000 кг бомб и макс. скорости 450–470 км/ч на высоте 6000 м. (История авиации. 2001. № 3. С. 16.) Высотность ДБ-3Ф предполагалось достичь вышеописанным принципом «нецентрального наддува» — моторы М-88 оснащались двухскоростными нагнетателями и являлись, пожалуй, самыми высотными отечественными моторами на тот момент. Но с ними у ильюшинской машины не заладилось, более мощные двигатели оказались более прожорливыми, и дальность просела с 4000 до 3300 км, образ «крылатого крейсера империи» несколько потускнел. Но и здесь у ТБ-7 был сильный двухмоторный конкурент, ДБ-240 с дальностью 5000 км. У всех трех машин, ДБ-3Ф, ДБ-240, ТБ-7, были свои проблемы, поэтому руководство страны сделало осторожные ставки на каждый из бомбардировщиков. В мае 1940 г. был дан заказ на ТБ-7 казанскому заводу № 124. Именно вследствие этого ТБ-7 оказался в серийном производстве на момент начала войны.

Термин «стратегическая авиация» пришел к нам из словаря союзников. В действовавшем на 1941 г. ПУ-39 есть понятие «дальняя бомбардировочная авиация», а задачи ее определены так: «Дальняя бомбардировочная авиация имеет основным назначением: уничтожение авиации противника на ее аэродромах, разрушение крупных целей военно-промышленного значения, морских и авиационных баз и других важных объектов в глубоком тылу противника; уничтожение линейных сил флота в открытом море и на базах; прекращение и нарушение железнодорожных, морских и автомобильных перевозок». (ПУ-39. Глава 2. Раздел 30.) Задачи, как мы видим, вполне соответствуют тому, что принято называть стратегическими бомбардировками. В «ТТТ к бомбардировочному самолету дальнего действия ТБ-7 4 М-34ФРН», которые получил ЦАГИ из НИИ ВВС 20 января 1935 г., заданы те же самые задачи, которые формулирует Устав:

«1. Назначение самолета:

бомбардировщик дальнего действия.

2. Объекты действия.

а) Объекты административного и политического значения, расположенные в глубоком тылу противника.

б) Промышленные предприятия военного назначения.

в) Узловые и крупные железнодорожные станции и мостовые сооружения наиболее жизненных магистралей.

г) Государственные и центральные склады, аэродромы и авиабазы, расположенные в глубоком тылу противника.

д) Морские базы, боевые и транспортные корабли в портах и открытом море на пределах радиуса действия бомбардировщика».

ТТТ к ТБ-7 были утверждены начальником управления Воздушных сил РККА Я. И. Алкснисом 31 января 1935 г.

Использование ДБ-3 против немецких танковых колонн в 1941 г. носило вынужденный характер. Исключительность этой меры записана в ПУ-39 в явном виде: «В особых случаях дальняя бомбардировочная авиация может быть привлечена для поражения войск противника в районе поля сражения и на поле боя». Поэтому, когда говорят, что у СССР не было стратегической авиации, это не соответствует действительности. У советской авиации не было массового четырехмоторного бомбардировщика, но роль «стратегов» успешно выполняли двухмоторные бомбардировщики ДБ-3 и ДБ-3Ф. По своим техническим характеристикам ДБ-3 и ДБ-3Ф превосходили ТБ-3 по радиусу действия, а меньшую бомбовую нагрузку можно было компенсировать, посылая на цель два ДБ вместо одного четырехмоторного тяжелого бомбардировщика. То же самое было в других странах. Для воздействия на стратегические объекты противника в конце 30-х предпочитали использовать двухмоторные машины. Это английские «Веллингтоны», «Уитли», немецкие «Не-111». Предок знаменитого четырехмоторного «Ланкастера», «Авро Манчестер», тоже был двухмоторным самолетом. Время скоростного, высотного четырехмоторного самолета, подобного американским «крепостям» и «Либерейторам», пришло позднее. Как и всякая техническая новинка, такой самолет должен был вызреть. Причем ТБ-7, скорее всего, постигла бы судьба «пробного камня». Слишком много в его конструкции было устаревших решений, как в технологическом, так и в аэродинамическом плане. Это прежде всего чрезмерно толстое крыло, из-за которого ранние Б-17С давали в серии 520 км/ч на 7600 м при двигателях в 1100 л.с., а максимальная скорость ТБ-7 с 4 1350 л.с. АМ-35А составляла 443 км/ч на 6366 м. Самолеты с пятым двигателем летали еще хуже, ТБ-7 с 4 1050-сильными М-34ФРН и 850 л.с. М-100 в АЦН достигал всего лишь 403 км/ч на 7900–8000 м. Требовалось создавать новый самолет, который мог бы сравниться с Б-17 или хотя бы Б-24. Когда пишут о прекращении производства ТБ-7, то почему-то умалчивают о формулировке, с которой это делали. Например: «ж) снять с производства МТБ-2, МБР-2 и ТБ-7 с 1 января как устаревшие по ЛТД». (постановление СНК N23сс от 11 января 1940). ЛТД — это «летно-техническим данным». МБР-2 — это самолет, который ласково называли «амбарчиком», архаично выглядевшая летающая лодка.

Выпуск 1000 экземпляров советского «вундерваффе» к 1941 г. попросту был лишен смысла. Турбокомпрессоры не были доведены до ума, пятый двигатель был плохим решением, а без средства подачи воздуха моторам на высоте ТБ-7 был более чем заурядным самолетом, не имевшим преимуществ перед флотом двухмоторых ДБ-3 и ДБ-3Ф. Выпускать ТБ-7 в количестве 1000 штук просто не имело смысла. Причины этого прежде всего экономические. Стоимость одного ТБ-7 завода № 124 в Казани составляла 4 миллиона рублей. В то время как стоимость серийного ДБ-3 завода № 18 была 430 тыс. рублей, а завода № 39 565 тыс. рублей. В некоторых источниках (Медведь А., Хазанов Д. Дальний бомбардировщик Ер-2//Авиамастер. Спецвыпуск. № 2. 1999) называется стоимость плазово-шаблонного ДБ-3Ф завода № 18 в 163 тыс. рублей без двигателей. Помимо этого, в СССР был создан и конкурент ДБ-3, самолет ОКБ Ермолаева ДБ-240, более известный как Ер-2. При стоимости 600 тыс. рублей без моторов (каждый мотор М-105 добавлял 60–100 тыс. рублей в зависимости от завода-изготовителя) он мог доставить тонну бомб на расстояние 4000 км. Сами подумайте, что лучше — один самолет стоимостью 4 млн рублей с бомбовой нагрузкой 2 тонны или четыре самолета стоимостью 400–800 тыс. рублей и бомбовой нагрузкой по тонне каждый? Я называю цифры нормальной бомбовой нагрузки и стоимость первой партии обоих бомбардировщиков. В первом случае к цели доставляется две тонны бомб, а во втором — четыре тонны при меньших финансовых затратах на самолетный парк. Преимуществом четырехмоторного самолета был только больший калибр бомб, что и поставил первым пунктом летчик-испытатель Стефановский в своем письме, обосновывающем необходимость производства ТБ-7:

«1. Самолет ТБ-7 берет вовнутрь фюзеляжа 2000 кг бомб калибра 250, 500, 1000 и 2000 кг или 24 бомбы по 50–100 кг и может эти бомбы везти на высоте 8000–10 000 м на расстояние до цели 2000 км. Общая емкость бомбового отсека 4000 кг. В то время как самолет ДБ-3 может на это расстояние везти только 10 х 100 кг бомб, остальные, более крупные, калибры подвешиваются снаружи, что снижает скорость и дальность на 10–15 %». Но 100-кг бомба была одним из самых популярных калибров в советской авиации и считалась достаточной для выполнения большинства задач. В войну 100-кг бомбы составляли 50–70 % всех произведенных и сброшенных бомб. Кроме того, на подходе был Ер-2, способный при двух моторах поднимать большие калибры бомб, до четырех 500-кг бомб на внутренней подвеске. Остальные аргументы Стефановского еще менее убедительны. Следующим пунктом идет:

«2. Самолет ТБ-7 имеет мощное пулеметно-пушечное вооружение с круговым перекрестным обстрелом, он особенно защищен от атак сзади и по праву может называться „летающей крепостью“. Имеющиеся 2-моторные бомбардировщики имеют слабое пулеметное вооружение, не дающее достаточную защиту даже в строю». Это в какой-то мере оправдано в отношении ДБ-3, но в то время создавался Ер-2 с турелью под 12,7-мм пулемет.

Следующий аргумент — выполнение вспомогательных транспортных задач:

«3. На самолет ТБ-7 может быть возложено выполнение вспомогательных задач, как-то:

— для переброски десанта;

— транспортирование и перевозка тяжелых и громоздких грузов;

— перевозка раненых или специалистов;

— как заправщик бензином и маслом для быстро перебазирующихся групп потребителей самолет может отдать до 9000 л без дополнительного оборудования», тем более неубедительны как обоснование массового производства ТБ-7. Например, начальник ГУ АС КА комдив Алексеев 23 мая 1940 г. докладывал наркому обороны СССР маршалу Тимошенко следующее:

«…Самолет ТБ-7 осваивается заводом № 124 в течение 4 лет, и за все это время сдано 5 самолетов, что говорит о большой сложности производства этого самолета. Максимальная скорость самолета 410 км/ч и большая площадь (около 190 кв. м) делают его чрезвычайно уязвимым как для истребителей, так и для зенитной артиллерии. Большая сложность производства ограничивает и количество выпуска этих машин.

Транспортные самолеты армии нужны в больших количествах.

Но по заявлению зам. наркома Воронина завод № 124 может дать ДС-3 в текущем году — 75 штук и в 1941 году — 500 штук. За это время завод № 124 может дать ТБ-7 всего 63 самолета.

При десантных операциях 63 самолета ТБ-7 могут взять всего 3150 человек, 575 ДС-3 возьмут 13 800 человек. Таким образом, с переходом на ТБ-7 вопрос обеспечения транспортным самолетом не решается.

Считаю целесообразным на заводе № 124 продолжить постройку ДС-3 в военно-транспортном варианте, с оборудованием наружной подвески бомб для ночного бомбометания. Одновременно необходимо форсировать окончание испытаний и внедрение в серию самолетов конструкции Ермолаева ДБ-240, которые могут быть использованы в транспортном варианте…» Как мы видим, на любом поприще у ТБ-7 находились более дешевые и эффективные конкуренты. И это вполне просто и убедительно объясняет вялотекущее производство сложного и дорогого самолета. По принципу, который Стефановский поставил в конце своего письма: «5. Все главные капиталистические страны в последние 2–3 года успешно строят 4-моторные транспортные и бомбардировочные самолеты». Именно желанием поддержать четырехмоторный самолет, который может стать перспективным, продиктовано серийное производство ТБ-7 в 1940 году. В объяснительной записке к годовому отчету 11 ГУ НКАП (начало 1940-го) прозвучали такие аргументы:

«в) За границей 4-моторный бомбардировщик всячески культивируется.

г) Сняв с производства самолет ТБ-7, тем самым будет сорвано строительство тяжелых самолетов (так как другого тяжелого бомбардировщика с лучшими данными у нас нет)». Так стремительно устаревающий ТБ-7 остался в производстве.

Даже если предположить, что в массовой серии ТБ-7 стоил бы 2 млн рублей, флот двухмоторных ДБ-3Ф и ДБ-240 дешевле при тех же возможностях по доставке бомбового груза. Разница в цене между двухмоторным и четырехмоторным самолетом в массовой серии не опускалась ниже 1:2,5. Лучше всего это иллюстрирует пример цен на американские самолеты. B-25B стоил $96 000, B-24 — $304 391, B-17G — $ 258 949 и B-29 — $893 730. В-29 массовой серии стоил чуть меньше, $639 000. Поэтому «сверхкрепость» предпочитали не применять в Европе, самолет стоил астрономические суммы в звонкой монете, а в небе над Германией летали реактивные истребители Мессершмитта. Наиболее известный американский стратегический бомбардировщик, Б-17, в зависимости от модификации стоил от 207 до 273 тыс. долларов, в любой модификации оставаясь более чем вдвое дороже двухмоторного Б-25. С экономической точки зрения двухмоторные самолеты были более выгодным вариантом вложения средств в стратегическую авиацию. И если соотношение цены 1:2,5 Б-17 и Б-25 еще могло заставить выбрать достоинства 4-моторной машины: экономию в количестве пилотов (два на одном Б-17 против четырех на двух Б-25), экономию на прицелах (один $6000-й «Норден» на Б-17 вместо двух на двух Б-25), то соотношение цены и качества в парах ДБ-3/ДБ-3Ф и ТБ-7 или ДБ-240 и ТБ-7 было разгромным для 4-моторного самолета.

Дальность полета двухмоторных самолетов в 3300–4000 км была вполне достаточной для достижения важных стратегических объектов на территории сопредельных государств. С точки зрения возможности поражения промышленных центров, городов, нефтепромыслов и других важных объектов на территории противника ДБ-3, ДБ-3Ф и ДБ-240 были даже в большей степени «стратегическими», чем ТБ-3 с его мизерным для стратегической машины радиусом. Повторюсь еще раз: не количество моторов определяет, стратегический перед нами бомбардировщик или тактический. Число моторов у «Хемпдена» и «Уитли», СБ и ДБ-3 одинаковое, но в этих парах первая машина — это ближний бомбардировщик, а вторая — стратегический. Если посмотреть на историю советской стратегической авиации с точки зрения двухмоторных самолетов как ее основы, то картины забвения стратегических бомбардировщиков не просматривается.

К началу войны в западных округах в составе дальнебомбардировочной авиации было 1332 самолета, из которых 1122 ДБ-3 и ДБ-3Ф (Авиация и время. 1998. № 1. С. 16.) Например, 3-й бомбардировочный авиакорпус под командованием полковника Скрипко состоял из 52-й и 42-й авиадивизий. В 52-й ад, в 3-м тяжелобомбардировочном полку имелось в наличии 52 ТБ-3, 98-м дальнебомбардировочном авиаполку — 70 ДБ-3Ф, 212-м дальнебомбардировочном авиаполку — 61 ДБ-3Ф. Совершенно очевидно просматривается постановка на одну ступень ТБ-3 и ДБ-3Ф, они включаются в состав одной авиадивизии. Другая авиадивизия корпуса Скрипко, 42-й ад, имела ТБ-3 на вооружении 1-го ТБАП. Остальные два полка дивизии вооружались ДБ-3Ф. И 3-й бак был скорее исключением, чем правилом: 1, 2 и 4-й бомбардировочные авиакорпуса вооружались только ДБ-3Ф. ТБ-7 были в составе 18-й отдельной авиадивиии. 14-й ТБАП этой дивизии оснащался ТБ-3 и ТБ-7, а 90-й и 93-й ДБАП — ДБ-3Ф. Согласно воспетому Владимиром Богдановичем «Статистическому сборнику № 1» всего ДБ-3 разных модификаций в ВВС КА было 1956 машин. Плюс 339 ТБ-3. А ближних СБ было 3376, Пе-2 — 285 штук. Резкого перекоса в сторону тактической авиации не наблюдается, тактических бомбардировщиков всего в полтора раза больше. Большее количество СБ объясняется, во-первых, тем, что парк стратегической авиации — это хай-тек того времени, требующий более квалифицированных кадров, а во-вторых, меньшей стоимостью СБ. СБ выпуска завода № 22 стоил 265 тыс. руб., завода № 125–365 тыс. руб., на флот стратегических и на флот тактических бомбардировщиков было потрачено несколько больше миллиарда рублей. То есть бюджет военного ведомства был равномерно распределен между стратегической и тактической авиацией, что называется, всем сестрам по серьгам.

Путь к скоростному высотному стратегическому бомбардировщику был долгим и тернистым. Магистральным путем развития стратегической авиации в конце 30-х и начале 40-х были не высотные, скоростные самолеты для дневных налетов. В конце 30-х еще надеялись на оборонительное вооружение бомбардировщиков, которое позволит им выжить под атакой истребителей. Вера в эффективность турелей была столь велика, что англичане, лидировавшие в области разработки турелей с механическим приводом, создали двухместные истребители «Харт Демон», «Боултон Пол Дефаэнт» и морской «Блэкбурн Рок» с башенками «Фрезер-Нэш» с пулеметами винтовочного калибра. Такие же башенки получили «Веллингтоны» Mk.IA, начавшие выпускаться за несколько часов до начала Второй мировой войны. Основным направлением подготовки экипажей «Веллингтонов» перед войной был полет в плотном строю с взаимным прикрытием пулеметным огнем. Но уже первые воздушные сражения показали сомнительную эффективность оборонительного вооружения бомбардировщиков. Жирный крест на карьере дневных бомбардировщиков поставило избиение английских бомбардировщиков «Веллингтон» у Гельголанда в декабре 1939 г., когда было сбито за раз 15 машин ценой потери от огня стрелков всего двух Ме-109. Турели с пулеметами винтовочного калибра оказались слабой защитой.

У читателя может возникнуть законный вопрос: «А почему строили четырехмоторные самолеты американцы, если было проще использовать двухмоторные машины, тот же Б-25?» В мае 1934 года Армейский воздушный корпус США выпустил циркуляр 35–26 на разработку бомбардировщика для армии. Количество двигателей не было оговорено, указывалось лишь, что их должно быть несколько (multiple). Естественно, фирмы представили на рассмотрение проекты двухмоторных машин. Разработка фирмы «Дуглас» была переделкой в бомбардировщик коммерческого самолета Дуглас DC-2. Самолет, получивший фирменное обозначение DB-1, мог нести до 2 тонн бомб, с 900 кг бомб дальность составляла 3700 км. Вторым участником соревнований была модификация бомбардировщика Мартин Б-10, разрабатывавшегося и производившегося с начала 30-х годов.

Только фирма «Боинг» спроектировала в рамках циркуляра 35–26 четырехмоторный бомбардировщик. 20 августа 1935 года состоялось соревнование представленных армии бомбардировщиков. Это были «Мартин Б-10Б», модификация Б-10, «Дуглас Б-18» и «Боинг Модель 299», будущий Б-17. «Боинг Модель 299» пролетел дистанцию в 2100 миль из Сиэтла в Огайо за 9 часов. Тем самым соревнование с конкурентами, казалось бы, было выиграно, не начавшись, требования военных были удовлетворены.

Но, несмотря на то что на конкурсе на средний, именно СРЕДНИЙ бомбардировщик Б-17 победил, выпускать его решили малым тиражом, а в массовую серию пошел двухмоторный Б-18. Причина была в том, что «Дуглас Б-18» был существенно дешевле, серийный Б-18 стоил всего $64 000, В-18А — $80 000. Это было на уровне цены истребителя Второй мировой и незначительно больше состоявшего на вооружении бомбардировщика Мартин Б-10 ($55 тыс.). В итоге в январе 1936 года был выдан заказ на 82 Б-18, позднее заказ дополнили еще 132 машинами. А Б-17 заказали в количестве всего 13 штук. Благодаря своей дешевизне Б-18А в 1938 г. выиграл и у двухмоторного «Норт Америкэн XB-21» с двигателями Пратт-Уитни R-2180–1 с турбонагнетателями, стоившего $122 тыс. B-17D выпустили всего 42 штуки против 218 B-18A. B-17C сделали 38 штук, B-17B — 39, Б-18 без буковки — 134 штуки. Почувствуйте разницу. ВВС США, как и ВВС других стран, вполне устраивали двухмоторные стратегические бомбардировщики. Они обладали удовлетворительной дальностью и умеренной ценой. Интерес к более тяжелым и мощным машинам был вялый. То есть опытные образцы строились, но запускать их в массовое производство не спешили. Во всех странах, если пользоваться терминологией В. Суворова, дружно «уничтожали стратегическую авиацию».

Рассмотрим демонстрацию, которую предлагает В. Суворов: «Имея тысячу неуязвимых ТБ-7, любое вторжение можно предотвратить. Для этого надо просто пригласить военные делегации определенных государств и в их присутствии где-то в заволжской степи высыпать со звенящих высот ПЯТЬ ТЫСЯЧ ТОНН БОМБ. В воздухе ТБ-7 почти неуязвимы, на земле противник их не достанет: наши базы далеко от границ и прикрыты, а стратегической авиации у наших вероятных противников нет… А теперь, господа, выпьем за вечный мир…» У заволжской степи есть один существенный изъян. Подходы к ней не прикрываются зенитками и истребителями, дневными и ночными. Подобные «демонстрации» всегда имели низкую эффективность. Два примера — поляки в начале 1939-го продемонстрировали Чиано большую группу бомбардировщиков «Лось», намекая на крупносерийное производство этого самолета. Чиано сообщил об этом немцам. Немцев это не остановило. Весной 1941 г. немцам показали линейку МиГ-3 на заводе, Микоян произнес перед ними пафосную речь. Реакция Гитлера — нужно нападать как можно скорее. То же будет и в случае шоу с ТБ-7. Нужно показать немцам нечто, что может оказать воздействие на их армию. Показ оружия террора против населения вызовет желание подавить противника, который может угрожать таким оружием, отодвинуть аэродромы с ТБ-7 подальше, желательно вывести территорию рейха из этого радиуса. Идея угрожать противнику воздушным террором не нова, мысли об этом витали в межвоенный период. Французский писатель Пьер Фор в своей книге «К новому Шарлеруа» эту доктрину формулирует в следующих выражениях: «Чтобы нас уважали, мы должны быть сильны, а чтобы быть сильными, необходимо иметь очень мощную авиацию. 400 самолетов по 100 т весом каждый, готовые по первому приказу к вылету, способные к уничтожению 20 германских городов, мостов через Рейн, узловых жел. — дор. станций и крупнейших промышленных центров, являются наилучшей гарантией мира, какой только мы вообще можем располагать». Но во Франции четыре сотни 100-тонных «гарантов» не построили. Можно написать «День П» про французов, способных «одним росчерком пера» остановить Вторую мировую войну. В главной роли — французский стратегический бомбардировщик «Фарман 222». Хотя причины отказа от подобной доктрины лежат на поверхности. Воздушный флот — штука дорогостоящая, а военный бюджет не резиновый. Поэтому встает вопрос о целесообразности расхода крупных денежных средств на инструмент воздушного террора. Практика показала, что оценки Пьера Фора оказались заниженными. Масштабные бомбардировки Германии союзнической авиацией не заставили Германию сдаться. Хотя было использовано колоссальное количество бомб. Только американские самолеты Б-17 сбросили на Европу 640 036 тонн бомб, «Б-24 Либерейтор» еще 452 508 тонн, остальные типы американских бомбардировщиков — 463 544 тонны. Каждая из этих цифр — это 20 или 30 Хиросим. Еще в 1943 году был превращен в руины Гамбург, английские «дамб-бастеры» устроили катастрофу ударами по плотинам в Руре. Выпуск воздушных гигантов для сброса этих бомб тоже впечатляет. Только «летающие крепости» были растиражированы в количестве 12 677 штук. Общее же количество американских стратегических бомбардировщиков превысило 30 тыс. экземпляров, почти столько же, сколько у нас выпустили Ил-2. При этом капитуляция последовала только после того, как с востока к Берлину подошли танковые армии СССР, а на западе высадились в Нормандии и дошли до Рейна и Эльбы американские и английские солдаты. Воздушные удары, конечно, нанесли ущерб немецкой экономике и подорвали косвенным путем (поединками с истребителями сопровождения) мощь Люфтваффе, но надежды на моральное воздействие бомбардировок не оправдались. Напротив, воздушный террор вызвал только ненависть к союзникам. Но в 30-е годы всего этого, разумеется, еще не знали. Можно было бы предполагать сохранить мир угрозой воздушных ударов. Почему это не было сделано ни у нас, ни в той же Франции? Не будем следовать бытовой логике и знаниям сегодняшнего дня, такие методы исследования оставим Владимиру Богдановичу. Выслушаем тех, кто жил и работал в то время, когда еще не поднимались над немецкими городами зарева пожаров и вой двигателей тысяч бомбардировщиков и истребителей. Признанным основоположником теории воздушной войны стратегическими бомбардировщиками является итальянский генерал Джулио Дуэ. Давайте послушаем, что он сам и его основоположники говорят о слабых и сильных сторонах теории выигрыша войны воздушными силами.

На страницах «Дня М» В. Суворов предстает перед нами как завзятый «дуэтист», ярый поклонник Джулио Дуэ. Однако если он читал Дуэ, то делал это невнимательно. Сам итальянец и его последователи указывали границы применимости своей теории: «Доктрина Дуэ была создана только для Италии. Дуэ не переставал указывать на это. Даже говоря о войне вообще, он всегда имел в виду особые условия своей родины. „Я желал бы, чтобы меня в конце концов захотели понять! Я учитываю в основном наши особые условия. Когда я утверждаю, что воздушная сфера будет решающей, я говорю преимущественно об Италии. И я говорю, что она будет решающей, потому что, если в этой сфере мы будем разбиты… мы рискуем быть окончательно разбитыми, каково бы ни было положение на земной поверхности“ (ноябрь 1929 г.)». (Вотье П. Военная доктрина генерала Дуэ. М.: Воениздат, 1937. С. 206.) Об этом же пишет в предисловии к книге Вотье А. Н. Лапчинский: «Дуэ неоднократно писал, что он имеет в виду условия Италии, что он пишет для Италии». В чем специфичность условий Италии, вполне очевидно: «Сухопутные границы, представленные Альпами, образуют очень трудно проходимую горную преграду, непосредственно прикрывающую промышленную равнину р. По — экономический центр всей Италии. Вообще говоря, оборону горной границы легко организовать и подготовить: зимой горы образуют белую преграду, безусловно непроходимую для значительных сил». (Там же. С. 207.) Но до каких же пределов можно распространить теорию Джулио Дуэ на другие страны? Общее условие реализации идей Дуэ — это наличие статического фронта, возможно, опирающегося на естественные преграды. На Дуэ произвели сильное впечатление события Первой мировой войны, резко возросшие возможности обороны: «Это привело к мысли, будто бы возросшая мощь огнестрельного оружия содействует наступлению. И это положение провозглашалось во всеуслышание, но было заблуждением, истиной являлось противоположное; простое размышление могло помочь предвидеть это, и опыт войны наглядно это показал. Истина такова: всякое усовершенствование огнестрельного оружия дает преимущество оборонительному образу действий». (Дуэ Д. Господство в воздухе. Сборник трудов по вопросам воздушной войны. М.: Государственное военное издательство Наркомата обороны Союза ССР, 1936. С. 49.) Примерно такие же слова можно встретить у В. Суворова, который считает, что позиционная оборона непробиваема и непрогрызаема. Тем самым он оказывается еще более ярым дуэтистом, чем сам Дуэ. В реальности все трудности взлома позиционной обороны были преодолены, я писал об этом в главе о наступлении и обороне. Была продумана схема короткой, но мощной артподготовки, отработана тактика штурмовых групп, просачивающихся сквозь систему обороны и уничтожающих огневые точки. Но дело даже не в этом. В. Суворов исходит из ложного посыла о возможности создания непробиваемой обороны вдоль границы протяженностью около 2000 км: «Надо было загородиться непроходимыми минными полями от моря до моря, и, пока противник прогрызает нашу оборону, пусть ТБ-7 летают на недосягаемых высотах, пусть подрывают германскую экономическую мощь». Советская военная наука расставила все точки над «i» в предисловии к русскому изданию «Господства в воздухе». Комкор Хрипин совершенно недвусмысленно указал на слабые места теории воздушной войны: «Исключительные преимущества воздушного флота Дуэ доказывает тем, что опыт мировой войны 1914–1918 гг. показал невозможность реализации широких наступательных планов из-за выявившихся преимуществ оборонительных средств над наступательными, что позиционный тупик повторится и в будущем, если не будет проведена революция в вооруженных силах в пользу воздушного флота. Но Дуэ забывает о появлении новых боевых средств, в 1918 г. начавших менять позиционный характер борьбы. Он обходит молчанием мощные средства мотомеханизированных соединений и целых танковых армий. Он проходит мимо развития современных средств подавления и возможного образования внутренних очагов борьбы. Он совершенно не рассматривает и значения самой авиации в действиях сухопутной армии и флота, произвольно лишает их наступательных способностей, а следовательно, и боевой ценности». (Дуэ Д. Господство в воздухе: Сборник трудов по вопросам воздушной войны. М.: Государственное военное издательство Наркомата обороны Союза ССР, 1936. С. 14.) Оценка вполне убедительная и исчерпывающая.

История «загубленного» ТБ-7 — это очередная история о вундерваффе, о чудо-оружии. Чудо-оружия на самом деле не существует. Усиливаются средства нападения, но параллельно с ними прогрессируют средства защиты. То, что кажется неуязвимым, пока самолет существует только на ватмане в конструкторском бюро, на момент серийного производства оказывается вполне по зубам средствам ПВО, которые тоже несколько лет назад существовали только в воображении инженеров и ученых. Даже если бы ТБ-7 получил всемерную поддержку, выпуск тысячи этих самолетов не давал в руки Сталина несокрушимый меч-кладенец. В битве щита и меча всегда есть шаткое равновесие, иногда незначительно смещающееся в сторону средств защиты или средств нападения. Попытки получить чудо-оружие подобны поискам философского камня. Пытаться найти философский камень можно, но вряд ли получится. Вместо ТБ-7 советская стратегическая авиация оснащалась ДБ-3, а затем ДБ-3Ф. Для поражения целей в Германии при конфигурации границы 1939 или 1941 года вполне хватало.

Другой аспект истории ТБ-7 — это вопрос применимости доктрины Дуэ для нашей страны. При протяженной сухопутной границе обеспечить непробиваемый сухопутный фронт — условие номер один для реализации теории Джулио Дуэ на русский манер — невозможно. Проэтому сосредотачивать все усилия на построении флота «стратегов» нецелесообразно, намного большего внимания требует вопрос оснащения сухопутной армии и авиации, непосредственно с ней взаимодействующей. С этой точки зрения советские вооруженные силы были вполне сбалансированной структурой, в которой не было перекоса в какую-то определенную сторону. Свое место нашлось и самолетам поля боя, и стратегической авиации, и танкам, и укрепленным районам.

С точки зрения литературной теория 1000 ТБ-7 с АЦН — это простая и понятная теория «кольца всевластия». Построил 1000 бомбардировщиков и стал хозяином положения. Никаких скучных бухгалтерских расчетов стоимости самолетов или достижимости стабильного фронта. На читателей действует безотказно, но к истории никакого отношения не имеет. Популярность В. Суворова — это популярность «Я-я-яблоки на снегу…», потакание низменным вкусам публики вместо выполнения сложной задачи интересного и достоверного описания действительности.

Глава 15

Интервенция или революция?

— Нет, это ты не понимаешь, — сказал Глеб уверенно. — Наказания без вины не бывает. Надо было ему думать, с кем дело имеет. И с бабами своими поосмотрительнее разворачиваться. И пистолет не разбрасывать где попало…

Братья Вайнеры. «Эра милосердия»

Владимир Богданович пишет: «Наращивание советской военной мощи никак не диктовалось внешней угрозой, ибо началось ДО прихода Гитлера к власти». Это крайне поверхностный взгляд на проблему. Вот как виделся сценарий возможной войны в 1928 г.: «Политическая цель будущих интервентов в СССР (стремление к ликвидации советского строя на территории бывшей России и подчинение ее своему влиянию с целью использования русского рынка и превращение России в колонию) будет достигаться, очевидно, тремя путями: 1) непосредственным нападением на СССР, 2) организацией экономической блокады и 3) развернутой в международном масштабе антисоветской пропагандой с целью осуществить политическую изоляцию СССР и предотвратить революционные вспышки в лагере империализма». (Тухачевский М. Н., Берзин Я. К., Жигур Я. М., Никонов А. Н. Будущая война. М.: ВАГШ ВС РФ, 1996. С. 55.) Книга «Будущая война» 1996 г. представляет собой переиздание книги 1928 г. силами ВАГШ ВС РФ. Тираж — 200 экземпляров.

Соответственно этим тезисам формулировались и варианты войны. Первый вариант — это: «Нападение на наши западные границы вооруженных сил наших западных соседей, при поддержке материально-техническими средствами со стороны Англии и Франции (и их союзников) и при обеспеченном нейтралитете Германии». (Там же. С. 56.)