Изюм из булки. Том 2 Шендерович Виктор

В Сан-Франциско

…в лавке китайской одежды обитала хозяйка, маленькая старушка. Былая красота просвечивала сквозь возраст…

Узнав, что я из России, она просветлела и сказала, что знает по-русски одну фразу. Какую — я мог бы, конечно, догадаться сам…

— Йа тэбья лублу!

Какой-то русский моряк обучил ее полвека назад главным словам…

Гийом Проценко

Гийомом он стал в Париже.

До того, под природным именем Григорий, Проценко был генералом у Колчака. Ушел через Шанхай. Потом был Бейрут, потом Франция…

В сорок третьем году, уже Гийомом, он оказался в Сопротивлении. Снова воевал и был представлен к награде — о чем, собственно, и история…

Де Голль, обходя строй отличившихся, спрашивал у каждого:

— Кем вы были до того, как стать солдатом?

И боец французского Сопротивления Гийом Проценко ответил ему:

— Генералом, мой генерал!

Воронка

Год на дворе стоял 1997-й, стадион назывался «Камп ноу», матч — «Барселона — Эспаньол».

Сбагрить десятилетнюю дочку было некому, и наш несчастный ребенок был привезен через пробки на край спятившего города — и вместе с сумасшедшим папой посажен в самую гущу «сине-гранатовых».

Мы немного опоздали, матч уже начался, вокруг стоял вой и свист.

Дочь Валентина, сидя на верхотуре, пыталась понять, куда она попала: ей было неуютно и неуместно… Когда, больше для куража, я вместе со всеми стал кричать «Барса, Барса!», — дочь зашептала со страданием в голосе:

— Папа, веди себя прилично! Мне неловко…

Она была хорошей воспитанной девочкой.

На поле разгоралось дерби, — кастрюля стадиона помаленьку закипала и к шестидесятой минуте бурлила уже крупными пузырями. «Барса» забила, пропустила, осталась вдесятером и продолжала переть вперед. И забила снова под самый свисток! Это было что-то с чем-то… Иван де ля Пенья был гениален в тот вечер.

Но рассказ не про де ля Пенью, а про мою десятилетнюю дочь.

Приличная девочка, только что шипевшая на родного невоспитанного отца, к середине второго тайма истошно кричала «Барса, Барса!», она визжала и прыгала вместе со всей трибуной, — молекула в кипящем бульоне «Камп ноу».

А рядом прыгал и орал дурным голосом я, взрослый дядька, никакого отношения к «Барселоне» не имеющий, но впервые ощутивший кишками, какой это неумолимый водоворот — многотысячная толпа.

Слава богу, они кричали всего лишь «Барса!» — могли кричать «хайль» или «распни»…

И попробуй удержи себя на краю воронки.

Англичанин Стивен

— Онанисты из Тоттенхема пришли к Папе Римскому. Папа сказал им: идите на хуй. Но прежде скажите мне: что это за расчудесная команда, которая зовется «Арсенал»?..

Содержание этой речевки мне перевел мой друг Стивен — в лондонском пабе неподалеку от стадиона «Хайбери».

Почти полвека назад, маленьким мальчиком, отец впервые привел его на «Хайбери», и жизнь Стивена обрела смысл и перспективу.

В свободное от футбола время Стивен занимается Россией — он работает в русском отделе Би-би-си и женат на русской женщине, так что деваться ему от нас некуда. Знаток российской истории, ценитель Чехова и Достоевского, Стивен — тонкий интеллигентный человек…

Но только не на «Хайбери».

– Come on, «Аrsenal»! — кричит он, и судорога искажает его тонкое лицо. Хором с фанатами Стивен поет непристойные речевки; весь сжимается, когда воротам «Арсенала» угрожает опасность, и, расплескивая пиво, вскакивает с первобытным охотничьим криком, когда набирает скорость Тьери Анри…

Когда матч закончился (слава богу, красно-белые выиграли), Стивен перевел дыхание, допил пиво, пришел в себя и смущенно сказал:

— Ты видел меня голым.

Его сыну в ту пору было пятнадцать месяцев.

— Он тоже болельщик «Арсенала»? — спросил я.

— Да, — ответил Стивен, — просто он еще об этом не знает.

Почувствуйте разницу

После возвращения из мест не столь отдаленных великий Эдуард Стрельцов в мужской компании делился впечатлениями, накопленными вдали от «Уэмбли».

Некоторые подробности с непривычки изумляли слушателей.

— Эдик, — спросил наконец один из них, — но это — быль?

Стрельцов возмутился:

— Какая на хуй «быль»? Чистая правда!

С обратной стороны

…к вопросу подошел тренер Анатолий Бышовец, сказавший однажды: «Нужно быть полным идиотом, чтобы верить всему тому, что происходит».

Вот она, высшая форма агностицизма!

Он же как-то сообщил прессе: «Кризиса в команде нет, но ситуация близка к катастрофической».

Размер имеет значение

Эдуард Стрельцов пошел на выходные в Сандуны — и встретил там «хоккейщиков» во главе с Виктором Коноваленко. Был шокирован. По его собственному выражению, хоккейщики «пили из шаек»…

Что характерно

Виктор Коноваленко — вратарь горьковского в ту пору «Торпедо» и сборной СССР — не был чересчур большим интеллектуалом. На пресс-конференции на вопрос: «Что сегодня было характерно для игры нашей сборной?» — он ответил с некоторой тревогой:

— Что характерно-то? Вроде все нормально было…

Другая жизнь и берег дальний

Рассказывают, что великий Харламов, узнав о предложении «Монреаль Канадиенс» (миллион долларов за сезон), только пожал плечами:

— Зачем мне миллион долларов? У меня есть «Волга» и дача в Сосновом бору…

Шотландский синдром

Был в семидесятые годы в футбольном ЦСКА такой вратарь — Леонид Шмуц…

Но сначала — анекдот.

Старый шотландец напивается в пабе и разговаривает сам собой.

— Я своими руками построил свой дом. Но разве кто-нибудь называет меня Джонни-Строитель? Я посадил и вырастил чудесный сад, — но разве кто-нибудь называет меня Джонни-Садовод? Я воспитал двоих сыновей — никто ни разу не назвал меня Джонни-Воспитатель! Но стоило мне один раз трахнуть овцу…

Так вот, был в ЦСКА такой вратарь — Леонид Шмуц.

Однажды (в матче с ереванским «Араратом») он поймал мяч, размахнулся — и мяч, выскользув из руки, ускакал в ворота. И судья показал на центр поля.

Я это видел своими глазами, — увы, не я один.

И вот — прошло сорок лет, но при слове «Шмуц» все знатоки футбола разом вспоминают одно и то же:

— А-а, это тот, который забросил мяч в свои ворота!

Леонид Шмуц был очень хорошим вратарем. Даже, можно сказать, отличным. Был чемпионом СССР. Пару раз играл за сборную. Спасал ворота в потрясающих прыжках.

Но стоило один раз…

Легенда

Шел прощальный матч Михаила Месхи.

Тбилисское «Динамо» играло с какой-то уругвайской командой, но тренер уругвайцев не знал, что это прощальный матч Месхи — думал, просто товарищеский. (Я тоже сомневаюсь, что такое возможно, но так мне рассказывали в Тбилиси, а мы же с вами договаривались, что мы не в суде.)

Так вот (рассказывают в Тбилиси), этот уругвайский тренер после матча и говорит:

— У нас, — говорит, — в Уругвае тоже темпераментные болельщики, но я впервые вижу, чтобы после первого тайма игрока уносили с поля на плечах…

Ему на это:

— Вы не поняли. Он уходит из футбола!

Тогда уругвайский тренер и сказал фразу, ради которой в Тбилиси рассказывают эту историю:

— Он — уходит, а эти остаются?

О спорт!.

Великие комментаторы иной раз договаривались до великих перлов. Котэ Махарадзе с мягким обаятельным акцентом так описал происходящее на поле:

— Гаврилов перекинул мяч через шотландского защитника и овладел им…

Джек-пот

Финал чемпионата мира по футболу 1998 года мы смотрели всей редакцией «Московских новостей», в сильно расширенном составе. Как говорится, пришли все: от Жванецкого до послов Франции и Бразилии…

Сняли на Ордынке клуб с большим телевизором, накрыли «поляну» и устроили, для пущего веселья, тотализатор. Касса собралась основательная, — что, конечно, придавало грядущему финалу дополнительное напряжение.

«Линия» на этом тотализаторе была только одна — счет матча.

А играли знатоки со стажем! Я краешком памяти помню матч СССР — Чили 1962 года и могу «близко к тексту» назвать состав сборной Голландии времен Круифа, — что ж говорить о тех, кто помнил состав «Динамо» против «Челси» в сорок шестом! А были в тот день на Ордынке и такие…

Кто-то из знатоков и должен был взять кассу, наполнявшуюся на глазах.

За компанию решила поучаствовать в тотализаторе и Елена Веселая из отдела культуры. Про футбол Лена знала, что это такая игра ногами, а про Пеле думала, что это марка плохого кофе. Ну отдел культуры, что взять?

Вокруг Лены образовалась толпа доброжелателей. Пиши «два один», советовал один умный; пиши «один ноль», советовал другой…

— А кто играет? — спросила Лена.

— Как кто? Бразилия — Франция!

— Ой, Франция! Я Францию люблю! — обрадовалась Лена и написала на бумажке: «Франция. 3–0».

Ну, ее, конечно, начали отговаривать от такой глупости, но Лена не сдавалась: люблю, говорит, Францию, и все тут! Ну хорошо, люби, но не три же ноль — против Бразилии! Это же деньги на ветер!

Вы когда-нибудь пытались отговорить женщину от заведомо идиотского поступка? То-то и оно. Так и оставила Лена свои «три — ноль» в пользу Франции…

И взяла кассу.

Ветераны

Саша Володарский, вместе со всем человечеством, десятые сутки напролет сидел у телевизора.

— У Батистуты это третий чемпионат мира, — сказал комментатор.

— А у меня — четвертый, — вздохнула жена Володарского…

Ребрендинг

Уезжая, эмигранты прихватывали с Родины самое ценное и легкое, чтобы довезти до Рима и толкнуть на пересадке.

Знающие люди утверждали, что кроме икры, водки и оптики на Западе хорошо идет советская атрибутика — армейские шапки, вымпелы и прочая краснознаменная ерунда…

N. подошел к вопросу кардинально и вывез из своего Житомира пару килограммов октябрятских значков. Но — не попал в спрос: мода на социализм в Италии прошла; Ленин, даже маленький с кудрявой головой, всех достал и гроша ломаного не стоил.

По всему выходило, что значки ждет помойка в Римини, — но нет таких крепостей, которые бы не брали большевики!

N. пошел навстречу спросу и совершил фантастический ребрендинг: он выдал юного Ильича за футболиста Заварова, который только что приехал играть за «Ювентус».

И итальянцы расхватали октябрятские значки как миленькие!

Сублимация

Матч Англия — Эквадор я смотрел в кафе, в компании группы московских армян. Все они страстно болели за Эквадор!

Это была моя первая встреча с людьми, питающими пристрастие к эквадорскому футболу, и я осторожно поинтересовался причиной этого странного недуга.

И услышал поразительное признание:

— У них флаг на наш похож…

Премия Дарвина

Эта премия — плод черного юмора — предусмотрена за самую идиотскую смерть. Пьяный поляк на спор отпилил себе башку автопилой… ветеринар в зоопарке поставил слону клизму и остался посмотреть на результат… какого-то японца подбросили и не поймали на корпоративной вечеринке…

Я мог стать лауреатом этой премии в номинации «геополитика».

Дело было так.

В Хорватии, летом, я зашел в спорт-бар — занять столик на вечерний матч английской премьер-лиги. Увы, ответили мне, здесь будут показывать не Англию, а главное хорватское дерби.

Тут-то я и проявил осведомленность:

— «Партизан» играет?

Настала тишина.

«Партизан» — сербская команда.

Что во мне замкнуло, до сих пор понять не могу. Переотдыхался, видать.

С перепуга я немедленно вспомнил и озвучил имена Шукера и Просинечки, вспомнил славный хорватский «бронзовый» 1998 год…

Только это и спасло меня от линчевания.

Двойной стандарт

Комментатор футбольного матча Германия — Украина сообщил россиянам об антиукраинской кампании в немецких СМИ:

— Немцы возмущены отношением на Украине к собакам…

И подумав секунду, закончил с некоторым недоумением:

— Почему-то именно к собакам…

Тревожный сигнал

Во время матча итальянской футбольной лиги комментатор заметил:

— Генуэзцы ни в чем не уступают миланцам…

Моя жена, услышав это, удивилась:

— Откуда он знает?

Действительно, откуда?

И главное: откуда сведения по этому вопросу у моей жены?

С чего бы вдруг?

Шел матч «Фейенорд» — «Бавария». Играли в Роттердаме.

Чуткий российский комментатор, понаблюдав за реакцией трибун, сообщил телезрителям: «Почему-то в этом городе не любят немцев…».

Роттердам был стерт с лица земли авиацией Геринга 14 мая 1940 года, но знание об этом выходило за пределы специализации…

Соавторы

Фашисты были не вовсе чужды культуре.

Один любитель живописи из числа офицеров вермахта посетил (в заблаговременно оккупированном в Париже) мастерскую Пикассо.

Ходил, разглядывал холсты. Остановился у «Герники».

Поинтересовался:

— Это ваша работа?

— Нет, — ответил Пикассо. — Это — ваша работа.

Страшная месть

Замечательного фантаста Михаила Успенского пригласили на семинар в Польше. Сделав ваучер в какой-то турфирме, Миша рванул из своего Красноярска в неблизкий путь.

Белорусских пограничников Успенский прошел без помех, но их польские коллеги проявили похвальную бдительность, обнаружив, что какая-то строчка в ваучере не заполнена на компьютере, а вписана от руки.

Сутки Успенский просидел в приграничном «обезьяннике» с группой задержанных цыган-контрабандистов. Цыгане оказались милейшими людьми — и помогли русскому фантасту снять сердечный приступ от польской бдительности легкой дозой кокаина…

На родину Мицкевича Успенского так и не пустили — и отправился он поперек всех меридиан обратно через всю Евразию…

— И что же, ты все это так и оставил? — вскричал я, выслушав этот рассказ.

Успенский улыбнулся широкой доброй улыбкой:

— Ну уж нет! Я же пишу новый роман. Теперь там появился новый персонаж — польский нунций, педераст и страшный мерзавец…

Страшная месть-2

Фотографа Валерия Плотникова тоже лучше не огорчать без надобности…

Когда-то, давным-давно, он сделал замечательный портрет нашего общего друга, театрального режиссера. Режиссер стоял, ироничный и немного печальный, чуть облокотившись на спинку кресла.

В кресле сидела его жена.

Потом он умер.

А жена повела себя не лучшим образом…

Спустя несколько лет Валерий Федорович показывал мне свои новые работы. Потом в его голосе прозвучала какая-то новая нотка.

— Смотри!

Это был хорошо знакомый мне портрет нашего покойного друга. Тот стоял, ироничный и немного печальный, чуть облокотившись на кресло…

А в кресле никого не было!

Подлокотники, высокая резная спинка, обивка в цветочек… И все. Так булгаковский Коровьев дунул в домовую книгу, и из книги исчез Алоизий Могарыч.

Страшная месть-3

Рассказ Александра Николаевича Яковлева о временах его партийного руководства:

— Разные люди приходили… Один, помню, пришел и начал рассказывать про космос. Вообще-то он пожарный, но пожаров-то нет, вот он и начитался. Сидит, рассказывает… Слушаю его, слушаю — и вспоминаю: у нас в Архангельском обкоме сидит один тип — антисемит и вообще страшная сволочь. Погодите, говорю пожарному этому, который про космос. И звоню в Архангельск. Скажите, спрашиваю, у вас там не намечается семинара по астрономии? (А звоню-то я из ЦК.) Намечается, отвечают! Отлично, говорю, я вам докладчика пришлю…

Академик широко улыбнулся и торжественно закончил:

— Четыре с половиной часа, бляди, слушали его!

Страшная месть-4

В юных годах N. была любовницей большой советской «шишки», редактора популярной газеты. В числе главных характеристик «шишки» значился типовой партийный антисемитизм.

Ухнули в небытие восьмидесятые, пролетели девяностые, проползли нулевые… Партийная «шишка», приватизировав газету, стал миллионером, но стать миллионершей у N. не получилось: промурыжив до бальзаковского возраста, босс-антисемит отправил ее в отставку и перешел на подросших лолит…

Мы встретились с ней случайно на какой-то тусовке.

— Вышла замуж, — рассказала о себе N.

— И кто твой муж? — спросил я.

N. помолчала и ответила с плохо скрываемым торжеством:

— Еврей!

Страшная месть-5

Дело было в Париже, на фабрике по производству резиновых женщин.

Журналист желтой российской газеты поинтересовался у хозяина фабрики подробностями кастинга: как определяется рост этих безотказных франсуаз? объем груди и талии? черты лица, наконец… Анонимные опросы? Квоты на худеньких и полненьких?

Хозяин заведения усмехнулся: какие, говорит, квоты? Я, говорит, в юности ухаживал за одной женщиной… Долго ухаживал… А она мне так и не дала. Теперь — вот!

И указал на ряд голых резиновых женщин с одинаковым, очень интересным лицом.

Эксклюзив

Сотрудник глянцевого журнала задумал слетать на халяву в Лондон, на Уимблдон.

Газетное начальство дало отмашку на эти немаленькие расходы, но с одним условием: журналист привезет эксклюзивное интервью с Андре Агасси! (Личная жизнь Агасси в то время жутко интересовала планету.)

Журналист прилетел в Лондон и сразу прилип к теннисисту, как банный лист — собственно, требовалась ему самая малость, буквально пара слов в диктофон, для оправдания слова «эксклюзив», а про личную жизнь Агасси он давно все мог рассказать сам.

Но чемпион раз за разом проходил мимо молча.

Турнир близился к концу; Агасси, круша соперников, летел к финалу. Российский журналист не сдавался, выныривая с диктофоном наперевес из-за каждого угла, и уже перед самым финалом подстерег теннисиста чуть ли не у дверей номера.

Тут чемпионские нервы наконец сдали, и количество стремительно перешло в качество.

— Пошел на хуй! — на хорошем английском закричал Агасси. — Ты меня заебал!

Подоспела охрана — и пинками погнала российскую журналистику прочь от теннисной элиты.

Через пару недель глянцевое издание вышло с фотографией великого теннисиста на обложке и анонсом: «Я смертельно устал, — заявил в эксклюзивном интервью нашему корреспонденту Андре Агасси…»

И попробуйте сказать, что перевод неточен!

Руководитель клуба самоубийц

…позвонил в желтую газету с предложением об интервью.

«Клуб самоубийц»! — это было круто даже по меркам сумасшедших 90-х. Пока этого перца не перехватили конкуренты, к идеологу суицида была отправлена журналистка.

Ожидался гвоздь номера, и ожидался не зря.

— Жизнь не имеет смысла! — витийствовал герой номера. — Надо уходить из бытия самим, смерть — это избавление…

Журналистка радостно кивала, и вдохновенный чувак навалил этой уцененной брюсовщины на печатную полосу.

…Он позвонил в ту же газету через восемь лет — и предложил сделать новое интервью.