Изюм из булки. Том 2 Шендерович Виктор
Концептуальненькое
Вадим Семенович Жук вошел в зал концептуального искусства лондонской Tate Modern, осмотрелся и спросил:
— У вас тут — ремонт?
Визитка впрок
На его визитке в давние советские годы значилось: «Вадим Жук, отец Ивана».
Ване в ту пору было совсем немного лет, и такая самоидентификация выглядела милой шуткой.
Как писалось в старых романах: прошли годы…
У меня брала интервью молодая журналистка. Среди прочего, поинтересовалась, кто пишет куплеты для программы «Плавленый сырок». Я назвал Вадима Жука, предупредив: вы вряд ли знаете это имя…
— Не знаю, — призналась она. — Я знаю — Ивана Жука!
— А кто это? — поинтересовался я.
— Ну как же! Известный рок-музыкант.
Правильно было написано на той визитке!
В шляпе
И привез я из Австралии шляпу из шкуры кенгуру — и в день рожденья Вадима Жука, посреди застолья, водрузил на ее новое законное место. Раздался хор одобрения — Вадим Семенович в кенгуриной шляпе был неотразим!
Когда восторги стихли, за столом раздался скептический голос Аллы Боссарт:
— Недорогая, наверное…
Уважительная причина
Убегаю на прямой эфир, засидевшись за копьютером, — дикий цейтнот, суета… Где ключи, где кошелек?
Зашедшая в гости взрослая дочь меланхолически наблюдает за моим броуновским метанием по квартире. Ключи найдены, но собака унесла ботинок! Ботинок отобран, но где мобильный телефон?
Наконец, уже в дверях, крик отчаяния:
— Рыб не покормил, еб твою мать!
Дочь, с неподдельным интересом:
— Поэтому и не покормил?
Где сядешь…
Поинтресовался у N. деловыми характеристиками общего знакомого и получил ответ:
— Попросишь его об эвтаназии — будешь жить вечно!
Метафоры
Про пассию своего племянника N. выразилась так:
— Она длинная и скучная, как Профсоюзная улица!
А художник Жутовский заметил по адресу одного господина:
— Холодный, как батарея летом.
Какая ужасно-прекрасная точность! Не как айсберг (это было бы феноменом природы), а именно — «батарея летом».
Не хочет включаться.
Взятка в рабочее время
Дело было в «Литгазете», в редакции «Клуба 12 стульев», в лучшие его годы. Появиться на шестнадцатой полосе было большой честью, и некий автор, получив гонорар, нашел ему наилучшее применение: купил бутылку хорошего армянского коньяка и пришел в редакцию — крепить контакты…
А коллектив редакции был, мягко говоря, пьющий. Оттопыренную полу пиджака, разумеется, заметили сразу — и с нарастающим нетерпением ждали, когда автор вынет и поставит. А тот все мялся, мучаясь порочностью своего замысла. Наконец, решился и водрузил свой коньяк на стол, за которым сидел редактор Виталий Резников.
Резников поднял голову и увидел бутылку. Перевел глаза на автора. Снова посмотрел на бутылку. И строго спросил:
— Что это?
Автор похолодел и забормотал что-то невнятное про свою благодарность…
— Вы хотели предложить мне взятку? — холодно уточнил Резников.
Автор подавился благодарностью и понял, что это конец. На дворе стояли строгие семидесятые годы.
— Взятку. Мне. В рабочее время… — вслух осознавал Резников размеры человеческого цинизма.
Автор воровато схватил бутылку и попятился к дверям.
По мнению Владимира Владина, рассказывавшего мне эту историю, в двух шагах от смерти в это время находились уже двое. Гость был на грани инфаркта, а редактора (если бы из редакции ушла бутылка армянского коньяка) убил бы коллектив.
Несчастный уже исчезал с поклонами в дверном проеме, когда Резников сказал:
— Стойте!
И царственно объявил:
— Ваше счастье, что я беру взятки!
Позади прогресса
В середине девяностых я увидел ужаснувшую меня картину. По аэропорту шел хорошо одетый господин и громко говорил, обращаясь в пространство:
— Я в «Шереметьево». Через час лечу во Франкфурт, оттуда в Оттаву…
Никакого собеседника вблизи господина не наблюдалось, и я понял, что это сумасшедший. Всяко же бывает… Вот, думаю, тронулся человек от счастья, что скоро увидит Оттаву!
Бедолага продолжал громко оповещать пространство о своих планах на будущее, и прошло еще полминуты, прежде чем я увидел, что от уха говорящего под пальто тянется проводок.
Человек разговаривал по телефону — только и всего. А я, не подозревающий о существовании гарнитуры, крался за ним с выпученными глазами, готовый звать санитаров.
И кто, спрашивается, сумасшедший?
Язычник
Вот еще похожий случай — и тоже через восприятие собственными глазами.
На тротуаре у Олимпийского проспекта пылилась техника, вещественное доказательство ремонтных работ. Мимо шел человек. Вдруг он остановился, повернулся — и низко поклонился асфальтоукладчику.
И пошел дальше.
Церковь — вдалеке, на взгорке — я увидел только спустя несколько секунд…
Тридцать лет спустя
Вениамин Смехов ждал такси, чтобы ехать на радио «Свобода» — на эфир моей программы «Все свободны». Ну и дождался.
Женский голос в трубке сказал:
— Миледи у подъеда. Можете выходить.
Бывший Атос похолодел.
— Кто?
— Миледи!
— Что?
— Такси приехало! — уже раздраженно пояснила девушка.
«Миледи» — было название фирмы, из которой референтки радио вызывали такси гостям.
Смехов до сих пор уверен, что это я подстроил.
Авторитетное мнение
А с раввином Шаевичем мы разговаривали не в прямом эфире, а под запись, — и, расслабившись, я не уследил за хронометражом.
— Лишнее получилось… — говорю.
— Лишнее можно отрезать, — со знанием дела заметил Шаевич.
Загадка
В коридорах «Свободы» висят рядками фотографии гостей. Компания, разумеется, самая разношерстная, гении вперемешку с подлецами… И на каждом портрете автограф, где поизящнее, где побанальнее.
На фотографии бывшего спикера Ивана Рыбкина его рукой крупно и красиво начертано: «Бороться и искать, найти и не сдаваться…».
…Посреди президентской кампании 2004 года Ивана Петровича нашли в малоадекватном состоянии в Киеве, у какой-то девки, — и еще несколько дней потом он нес многозначительную пургу, пытаясь изображать из себя жертву путинского режима.
И после всего этого — «Бороться и искать, найти и не сдаваться»!
Полярник…
И вот я думаю: это он так тонко пошутил — или просто дурак?
Антитеррор
В дни «Норд-Оста» в прямой эфир «Эха Москвы» позвонил бывший спикер Государственной Думы Хасбулатов. Попросил дать ему возможность обратиться к террористам. Сказал, что попробует их убедить…
Попытка не пытка; Руслана Имрановича вывели по телефону в прямой эфир.
И Руслан Имранович сказал:
— Я как ректор социального университета требую отпустить наших студентов!
На этом антитеррористическая агитация закончилась.
Озадаченная ведущая спросила:
— Погодите! А женщин? А детей?
— Ну и детей, — согласился Хасбулатов.
Хороший вкус
Летом 1997-го глава радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов сумел залучить в прямой эфир Гейдара Алиева.
Разумеется, в комнатке для приема гостей все было заранее накрыто по высшему разряду, чтобы после эфира угостить президента Азербайджана — «согласно законов гостеприимства»…
За несколько минут до приезда высокого гостя Леша поинтересовался у девушек-референтов, все ли готово. Все было готово. И спиртное? Разумеется, ответили девушки. Армянский коньяк, пять звездочек…
— Как армянский?!
Все, кто когда-либо видели Венедиктова в гневе, подтвердят, что это вообще очень страшно. Но в ту секунду Алексей Алексеевич превзошел себя. Сейсмостойкие референтки выдержали удар стихии; уцелевшие еще в процессе крика начали сметать со стола пузатенькие бутылки «Арарата» и ховать их с глаз долой в самые дальние ящики.
Успели в последний момент: на радиостанцию уже входил президент Азербайджана.
Пока Алиев с Венедиктовым в прямом эфире обсуждали вопросы мировой геополитики, референты волками рыскали по Новому Арбату в поисках азербайджанского коньяка. Они нашли его в каком-то сомнительном ларьке, но было уже не до стандартов качества…
Политкорректные бутылки успели встать на место за несколько минут до конца эфира.
Президент Азербайджана вышел из студии и вместе со свитой прошел за стол. Сел, осмотрел пейзаж, благожелательно улыбнулся. Потом взял бутылку азербайджанского коньяка и осмотрел ее еще благожелательнее. Потом посмотрел на своих и коротко скомандовал:
— Уйдите все.
И когда все ушли, с обаятельной улыбкой спросил Венедиктова:
— А армянского нет?
«Минуй нас пуще всех печалей…»
Рассказ артиста Мамуки Кикалейшвили о его встрече с Шеварднадзе:
— Когда он сказал мне: «Ты не представляешь, как я тебя люблю», у меня внутри все похолодело. А когда он сказал: «Мамука, ты мне дороже родного сына», я понял, что надо уносить ноги.
Противоядие
Профессор Ленинградской консерватории Натан Перельман на десятом десятке жизни в разговоре с любимым учеником раскрыл секрет своего долголетия:
— Потому что я каждый день своей жизни начинал с Моцарта! Когда каждый день своей жизни вы начинаете с Моцарта, вам уже ничего не страшно…
И, помолчав, профессор уточнил размеры бесстрашия.
— Вы даже можете смотреть новости!
Анекдот
Ко времени встречи с Никулиным я уже догадывался о главном проклятье его жизни: разумеется, каждый второй из числа узнававших (а узнавали все) норовил схватить классика за локоть и рассказать ему анекдот.
И ведь главное, я это знал — и все равно не удержался: Юрий Владимирович, говорю, а вы слышали такой-то анекдот?
— От вас — еще нет, — смиренно ответил Никулин.
Встреча с классиком
Дело было в Сургуте. Я ужинал после концерта, когда из аэропорта в отель привезли — Евгения Евтушенко! Он выступал на следующий день…
Вскоре мы сидели за одним столом.
Классик был ко мне расположен и решил по-отечески похвалить за «Куклы».
— Знаете, Виктор, — сказал он, — про вашу программу мне рассказал мой старый друг, капитан дальнего плавания. Мы познакомились с ним в Монтевидео, когда в шестьдесят втором году я…
И Евгений Александрович рассказал увлекательнейшую историю из своей жизни. Год я могу путать, но за Монтевидео ручаюсь. От Монтевидео покатилось дальше, замелькали имена — Хемингуэй, Неруда… Мы еще выпили, и классик вспомнил, что хотел меня похвалить.
— Да! — сказал он. — Про вашу программу! Я увидел ее недавно, но похожую видал еще в Америке, в шестьдесят пятом году, когда мы с Робертом Кеннеди…
И Евтушенко рассказал еще одну потрясающую историю — про себя и Роберта Кеннеди. Мы снова выпили. Потом классик увидел перед собой меня и сказал:
— Виктор! Так вот, насчет ваших «Кукол»!..
В этот вечер он еще несколько раз пытался меня похвалить. Он поднимал в воздух тяжелый бомбардировщик своего комплимента, но по дороге отвлекался, ложился на крыло и улетал в сторону автобиографии. Там и бомбил.
И все это было намного интереснее, чем комплимент, который он хотел мне сказать.
Если только это был комплимент.
Надежный метод
Молодой Андрей Вознесенский поил в цэдээловском буфете «молодогвардейского» критика Елкина, подсовывал ему стишки и провоцировал на рецензию.
А критик Елкин певца «треугольных груш» не переносил и в трезвом состоянии.
Короче, счастье привалило: Елкин взял у Вознесенского стихи — и через пару недель с разбегу обрушился на него погромной статьей в газете «Правда»!
И Вознесенский проснулся знаменитым.
Встреча в лифте
Фазиль Искандер любил и умел описывать громких дураков. Он даже посвятил этой разновидности стихотворение…
Одну встречу Искандера с дураком я видел своими глазами.
Дело было в конце семидесятых, в старом Дома Актера на Тверской (в ту пору — улице Горького). В лифт, где уже стоял я, вошел Искандер, а следом — громкий дурак с женой.
То, что этот дурак — громкий, выяснилось через несколько секунд, вот каким образом.
Искандер нажал на кнопку с цифрой, но лифт никуда не поехал: нужно было еще нажать кнопку «ход». И дурак, указав пальцем на Фазиля Искандера, громко сказал жене:
— Не знает, как пользоваться!
И радостно рассмеялся.
Фазиль Абдулович посмотрел на него посветлевшим благодарным взглядом. Это была долгожданная встреча писателя со своим персонажем…
Сложности выдвижения
Сама героиня этого сюжета на прямой вопрос: было или нет? — отвечала прекрасно-уклончивым образом… Имеет право: она — поэт, и не просто поэт, а Белла Ахмадулина!
Так вот: рассказывают, что осенью 1999-го в доме Ахмадулиной и Мессерера раздался телефонный звонок, и некто учтивый предложил Белле Ахатовне «войти в комиссию по выдвижению Владимира Владимировича».
— Не знаю, право, — принялась рассуждать Ахмадулина, — стоит ли выдвигать Владимира Владимировича… Мы так привыкли к нему, он так хорошо там стоит, на Триумфальной площади… зачем же его выдвигать?
— Дурочка, — зашептал любящий Мессерер, — это они про Путина!
— Я полагаю, — рассеянно маша на мужа рукой и кося своими прекрасными глазами куда-то вдаль, в эмпиреи, продолжала петь в трубку Ахмадулина, — что нам нет особенной необходимости выдвигать куда бы то ни было Владимира Владимировича… Он уже полвека стоит на своем месте, и, право, я не вижу достаточных оснований…
Наконец от нее отстали (что взять с небожительницы) и попросили передать трубку мужу — и довольно быстро подписали здравого Мессерера войти в «комиссию по выдвижению».
Но когда через некоторое время друзья начали недоуменно пожимать плечами по поводу его подписи и сам Мессерер начал чесать в голове: мол, как-то само собой получилось — Белла Ахатовна невинно, но вполне отчетливо спросила его:
— Ну, Боря? И кто же из нас дурак?
Диагноз
Главный редактор милостью божией, Егор Яковлев сообщил как-то одному журналисту: «Ты пишешь, как корова ссыт: много, муторно и в разные стороны».
Егор Владимирович вообще умел ободрять пишущих. Классический образец яковлевской рецензии на летучке: «Материал — говно, но лучший в номере»…
Совет аксакала
По окончании семинара молодые литераторы, уже в неофициальной обстановке, начали выпытывать у Леонида Лиходеева главную тайну писательского ремесла: где взять денег?
— Ребята, — ответил Лиходеев, — запомните слова старика…
И, значительно подняв палец, произнес:
— Деньги дают кассиры!
В писательском доме
…в Безбожном переулке жили и Давид Самойлов, и Окуджава, и Левитанский… Жил там же и поэт-песенник Андрей Дементьев.
Как-то, во время совместной поездки в лифте с Окуджавой, Дементьев пожаловался ему на трудности жизни. Трудности эти состояли в организационных проблемах при постройке трехэтажной дачи…
Окуджава смиренно поинтересовался финансовым фундаментом такого строительного размаха, и Дементьев по-дружески посоветовал:
— Песенки надо писать, Булат…
Ошибочка вышла
Окуджаве предложили написать песню для фильма про гражданскую войну. Окуджава мягко, но категорически отказался. Режиссер решил уточнить причины отказа.
— Так ведь вы, наверное, за красных? — предположил Окуджава.
— Конечно!
— Вот видите. А я — за белых, — извинился Булат Шалвович.
Как только — так сразу
Не открывая глаз, я нашарил трубку:
— Алло!
— Доброе утро, Виктор, — сказала трубка. — Это Эльдар Рязанов.
Вам утром звонил Эльдар Рязанов? И мне раньше не звонил. Поэтому я, разумеется, сразу проснулся.
— Виктор, — сказал из трубки приятный голос Эльдара Александровича, — я прочел вашу пьесу. Хорошая пьеса. Как вы смотрите на то, чтобы я снял по ней кино?
О, какое начало дня!
Я смотрел на это положительно.
— Замечательно, — сказал Эльдар Александрович, другого ответа и не ожидавший. — У меня сейчас как раз перерыв между большими картинами, а у вас небольшая пьеса, я посчитал — мы уложимся за двенадцать съемочных дней… Группа у меня прекрасная…
Через минуту мы обсуждали распределение ролей.
— Там у вас пара антагонистов, — говорил Рязанов, — я предлагаю: Янковский и Стеклов. Вы как относитесь к Янковскому?
Как я отношусь к Янковскому? О-о-о…
— А к Стеклову?
…В постели, не открывая глаз, с трубкой у уха лежал человек. Он лежал, постепенно увеличиваясь в размерах. Это был не хрен с горы, как еще недавно, а — автор сценария к новому фильму Эльдара Рязанова! Из трубки в ухо лежащему медленно тек мед…
— Супружеская пара, — говорил трубка голосом всенародно любимого режиссера, — я думаю: Гундарева — Калягин. По-моему, это будет хорошо… Как вы считаете?
Я не заставил себя уговаривать. Я согласился на то, чтобы роли в моей пьесе играли Гундарева и Калягин… Я был удивительно покладистым в то утро.
— А старушку сыграет Ахеджакова, — продолжал Рязанов. — Вы ничего не имеете против Ахеджаковой?
Я не был против и Ахеджаковой! Моя толерантность вообще не знала пределов.
Рязанов продолжал фантазировать еще минут десять. К концу разговора фильм, в сущности, был уже готов, оставалось его снять за двенадцать съемочных дней с гениальными актерами…
— Да, — сказал классик уже на выходе из разговора, — и последнее: у вас есть пятьсот тысяч долларов?
— Что? — не понял я.
— Пятьсот тысяч долларов, — просто повторил Рязанов. — Это смета.
Пятисот тысяч долларов у меня не было.
— Странно, — удивился Рязанов. — Вы же на телевидении работаете…
— Да.
— И у вас нету полмиллиона долларов?
Мне стало стыдно.
— Ну хорошо… — смилостивился классик. — Виктор, давайте договоримся так: как только у вас будет полмиллиона — дайте мне знать. Мы снимем замечательное кино!
Этот утренний разговор случился почти двадцать лет назад.
Эльдар Александрович! Я коплю помаленьку.
Краткая автобиография
Читать бесплатно другие книги:
