Иной 1941. От границы до Ленинграда Исаев Алексей
Скорее всего, именно недооценкой Красногвардейского направления можно объяснить тот факт, что именно с него было рокировано на Карельский перешеек против финнов полноценное и хорошо укомплектованное соединение — 291-я стрелковая дивизия. По состоянию на 9 сентября 1941 г. она насчитывала 10 388 человек, а приданный ей 3-й полк 1-й ДНО — 1451 человек[405]. В свое время, в 20-х числах августа, именно она была выдвинута в Красногвардейский УР при приближении к нему немецких танков. Также красногвардейское направление было фактически лишено танков. В 42-й армии не было ни одной танковой части. Напротив, в 55-й армии было сразу два танковых батальона — 84-й и 86-й. В первом было 13 КВ, во втором — 19 КВ. На северном берегу Невы в полосе 115-й стрелковой дивизии с 6 сентября наступления немцев ждал 107-й танковый батальон (7 КВ). Таким образом, 40 % танков КВ Ленинградского фронта к югу от города было собрано против «группы Шмидта» в районе Тосно, Мги и Шлиссельбурга.
Перед началом нового немецкого наступления на Ленинград обрушился массированный налет авиации. Во второй половине дня на высоте 4000 м две группы «Юнкерсов» общим числом 23 машины под прикрытием «Мессершмиттов» прошли над Пулковскими высотами на север. Истребители ПВО Ленинграда опоздали с вылетом и вступили в бой уже над пригородами Ленинграда. Из бомбоотсеков «Юнкерсов» посыпались преимущественно зажигательные бомбы. Всего было зафиксировано падение на город 6327 «зажигалок», которые вызвали 178 пожаров. Однако они были только началом. Уже в сумерках к городу стали подходить одиночные бомбардировщики, для которых пожары были прекрасным ориентиром. На город ими было сброшено 48 авиабомб, преимущественно калибром 250 кг. В результате бомбардировки 24 человека погибли и 122 получили ранения. Самым известным последствием этого налета было уничтожение так называемых Бадаевских складов — комплекса старых деревянных построек. Для ленинградцев сгоревшие склады стали символом последовавшего вскоре голода. Однако на самом деле на складах было муки в лучшем случае на несколько дней. Уничтожение Бадаевских складов не повлияло существенно на ситуацию в городе. Ленинград требовал более тысячи тонн муки в день, а на Бадаевских складах ее было всего около 3 тыс. тонн.
Наступление сухопутных сил группы армий «Север» началось в 9.30 9 сентября. Воздушная поддержка из-за тумана в первые два часа отсутствовала. Лишь около 110 бомбардировщики первый раз за день сбросили свой смертоносный груз. XXXXI моторизованный корпус главный удар наносил в полосе 36-й моторизованной дивизии. Здесь сосредотачивались основные усилия авиации 1-го воздушного флота. 36-я моторизованная дивизия успешно продвигалась вперед и полностью выполнила задачу дня. Наступление соседних дивизий корпуса Рейнгардта было куда менее успешным. В ЖБД XXXXI корпуса отмечалось: «Наступление 6-й тд развивается медленно, поскольку в ходе атаки она наткнулась на не обнаруженную ранее и не замеченную на снимках с воздуха укрепленную линию. Ликвидация двух бронированных сооружений представляет особенные сложности»[406]. Артиллерия дивизии СС «Полицай» 9 сентября большей частью еще была на марше и не успела к началу наступления. Поэтому, когда эсэсовцы столкнулись с не выявленной разведкой системой укреплений под Красногвардейском, они не смогли ее преодолеть. Тем не менее итог дня для командования группы армий «Север» был удовлетворительным. Наиболее перспективными были результаты, достигнутые 1-й пехотной и 36-й моторизованной дивизиями. В одной из советских оперсводок констатировался прорыв основной полосы обороны УРа. Из Ленинграда для восстановления положения перебрасывалась автотранспортом морская бригада (3 тыс. человек), сосредотачивался 500-й стрелковый полк.
Развитие ситуации на фронте под Ленинградом вызывало беспокойство в Москве. 9 сентября И. В. Сталин раздраженно спрашивал К. Е. Ворошилова и А. А. Жданова: «Куда девались танки КВ, где вы их расставили и почему нет никакого улучшения на фронте, несмотря на такое обилие танков КВ у вас? Ведь ни один фронт не имеет и половинной доли того количества КВ, какое имеется у вас на фронте. Чем занята ваша авиация, почему она не поддерживает наши войска на поле?»
Читатель, наверное, может уже с ходу дать Иосифу Виссарионовичу правильный ответ — КВ ждали наступления немцев через Неву и вдоль Московского шоссе от Тосно. С началом немецкого наступления они даже не сдвинулись с места. Однако с возникновением кризиса под Красногвардейском в 42-ю армию выдвигалась 1-я танковая дивизия, 51-й танковый батальон и танковый батальон П. С. Житнева (23 танка КВ). Вскоре они себя показали. Однако за 9 сентября в немецких оперативных документах действительно нет упоминания об использовании обороняющимися советскими войсками «сверхтяжелых танков».
Жалобы на активность советских ВВС также отсутствуют. ВВС Ленфронта и ВВС КБФ 9 сентября действительно не нацеливались на наступающего противника. Они атаковали аэродром Сиверская и работали по немецким войскам в районе Шлиссельбурга. Скорее всего, ориентация на удары по аэродромам была следствием массированного налета 8 сентября. Было заявлено об уничтожении на земле 7 самолетов противника, но немецкие данные эту заявку не подтверждают. Артиллерийский огонь обороны также не впечатлил наступающих. В ЖБД XXXXI корпуса отмечается: «Вражеская артиллерия, против которой действует Люфтваффе, не слишком активна».
Бомбардировщик Ю-88 эскадры KG76
На второй день наступления немецкие танковые соединения продолжали эксплуатировать эффект удара в той точке, где их ждали в последнюю очередь. В ЖБД XXXXI корпуса отмечается: «Передовые части 36-й пд продвинулись, не встретив сопротивления противника, и обстреляли отступающие по дороге Кавелахта — Красное Село колонны противника. Создается впечатление, что противник там, где укрепленная линия прорвана, отходит ко второму рубежу» и «1-я тд атакует оборонительные сооружения южнее Большой Истинки и Тихвинки. Сопротивление пехоты и артиллерии противника в промежуточном пространстве слабое». После мощного авиаудара пикировщиков VIII авиакорпуса во второй половине дня 10 сентября немецкие подвижные соединения пробиваются к высотам у Дудергофа и захватывают казармы в Дудергофе. При этом нельзя сказать, что инженерное оборудование обороны на этом направлении было слабым или даже вовсе отсутствовало. Немцы отмечают ее оборудование «полностью стальными ДОТами со стенками толщиной 10–15 см».
Однако тактические успехи 4-й танковой группы если и воодушевили командование группы армий, то ненадолго. Вообще 10 сентября стало для фон Лееба днем плохих новостей. Из ОКХ прибыло предписание передать XXXXI моторизованный корпус Рейнгардта группе армий «Центр» «в хорошем состоянии». В свою очередь, командир XXXIX моторизованного корпуса Шмидт доложил, что «русская 54-я армия и кавалерийская дивизия» угрожают правому флангу группы армий «Север». Для парирования кризиса на этом направлении было решено задействовать 8-ю танковую дивизию. Когда танковая дивизия прибыла три дня спустя, надобность в ее использовании миновала. Однако в итоге в наступлении на Ленинград она не участвовала.
К 12 сентября 1941 г. до города стали дотягиваться не только крупповские чудо-пушки, но и обычные корпусные орудия германской армии. Произошло это с прорывом немецких войск в обход Красногвардейска. В ЖБД XXXXI корпуса по этому поводу есть достаточно циничная запись: «Корпусная артиллерия впервые обстреливает военные объекты Ленинграда. Решение о том, следует ли рассматривать Ленинград в качестве открытого города, принято автоматически после появления вражеской артиллерии в черте города и многократных воззваний к населению касательно обороны города»[407]. Видимо, в штабе корпуса Рейнгардта не знали, что планомерный обстрел города идет уже с 4 сентября.
К вечеру 12 сентября на правом фланге 2-й гв. ДНО части 6-й танковой дивизии вышли на дорогу Красногвардейск — Пушкин, а на левом фланге пехота 269-й пехотной дивизии продвинулась до Бол. Руслово, вплотную приблизившись к этому же шоссе с востока. Ополченцы оказались полуокружены. Однако для прорыва из потенциального «котла» еще оставался узкий коридор вдоль шоссе.
В ЖБД XXXXI корпуса вечером 12 сентября отмечалось: «Похоже, в оборонительном фронте противника образовался разрыв, который он не в состоянии закрыть. Несмотря на упорное сопротивление противника в отдельных местах, начинают появляться в возрастающем количестве признаки разложения. Они показывают, что хребет вражеской обороны сломлен, действия противника позволяют сделать вывод об отсутствии организованного руководства. Создается ощущение, что воля противника к планомерному сопротивлению сломлена. Весьма возможно, что быстрым ударом, наступая танками по как можно большему числу дорог, удастся с ходу взять Ленинград. Тем самым удастся не допустить планомерного уничтожения промышленности и самого города, а также лишить противника возможности организовать сопротивление, пусть даже безнадежное»[408].
Однако если оборона пехоты дрогнула, то танковые части Ленинградского фронта сказали свое веское слово. Утром 13 сентября в ЖБД XXXXI корпуса отмечается: «В полосе 1-й тд небольшим группам сверхтяжелых танков противника удалось прорваться и нарушить наши коммуникации в тылу». Тем не менее отдельные результативные атаки танков изменить общую обстановку уже не могли.
Так или иначе, наступление группы армий «Север» с первоначально ограниченными целями сокращения фронта неожиданно обрело перспективу стремительного захвата города на Неве. Разумеется, германское командование не стало бы упускать такой благоприятной возможности для достижения успеха стратегического значения. Однако препятствием на пути к этому была необходимость передать XXXXI корпус в группу армий «Центр». Кроме того, резервов для ввода в прорыв у командования группы армий «Север» попросту не оставалось. В качестве ложки дегтя в бочку меда успешного наступления корпуса Рейнгардта последовало сообщение из штаба танковой группы: «На силы 8-й тд корпус может не рассчитывать, поскольку внезапный удар противника в южном направлении сковал силы дивизии в ее нынешнем районе».
Начинало казаться, что долгожданный, но все равно неожиданный успех будет безвозвратно упущен. Фон Лееб 12 сентября записал в дневнике: «Нет согласия на то, что дивизии, входящие в состав корпуса, могут оставаться здесь и в дальнейшем»[409]. Согласие в итоге было получено. На следующий день, 13 сентября, фон Лееб с удовлетворением записал в своем дневнике: «Генерал-фельдмаршал Кейтель в середине дня передал по телефону начальнику штаба группы армий „Север“, что группа армий, если ей это необходимо, может рассчитывать на отсрочку в 48 часов, касающуюся вывода из ее состава мобильных соединений»[410].
Тем временем по приказу командующего 42-й армией 2-я гвардейская ДНО 13 сентября оставила г. Красногвардейск и отошла к северу, чтобы избежать окружения и разгрома. Оборона на подступах к городу постепенно теряла устойчивость. Также 13 сентября стало тем днем, когда подготовка уничтожения корабельного состава флота перестала быть тайной для большей части командного состава. В середине сентября весь Ленинград готовился превратиться в руины. Одновременно минировались судостроительные заводы, недостроенные и ремонтирующиеся корабли. Все это, естественно, не лучшим образом сказалось на моральном состоянии моряков. По воспоминаниям очевидцев, на причалах Ленинградского порта и в районах стоянок судов складировались глубинные бомбы. Всем было понятно, с какой целью это делается. Казалось, что вот-вот прозвучит страшный сигнал «Хризантема».
В этой критической ситуации в командование Ленинградским фронтом 13 сентября 1941 г. вступил генерал армии Г. К. Жуков. Сталин еще 1 сентября через Поскребышева вызвал Жукова с Резервного фронта в Москву. Тогда это еще не выглядело как вызов пожарной команды на тушение пожара. Однако это явно было прямым следствием размышлений Сталина о том, «что за человек Попов?». Наконец, 11 сентября в 19.10 последовала директива Ставки ВГК о смене командования Ленинградского фронта.
В «Воспоминаниях и размышлениях» Г. К. Жуков писал: «К исходу 10 сентября, руководствуясь личной запиской Верховного и без объявления официального приказа, я вступил в командование Ленинградским фронтом»[411]. Причем это не разовое упоминание даты, которое можно принять за описку. Сдвиг хронологии событий сохраняется на протяжении всего описания первых дней пребывания в Ленинграде. Здесь Георгий Константинович допустил неточность, хотя обычно он уверенно оперирует реальными датами. Это тем более странно, что Жуков был один из немногих, кто работал с документами при написании мемуаров. Однако документы штаба фронта свидетельствуют, что Г. К. Жуков вступил в командование им только 13 сентября. Так, в ЖБД Ленинградского фронта имеется запись за 13 сентября следующего содержания: «Директивой Ставки ВГК от 11.9.41 в командование Л[енинградским].Ф[ронтом]. вступил генерал армии Жуков. В 17.20 подписан первый приказ по фронту»[412]. При этом приказ Военного совета фронта № 038 от 5.50 13 сентября был еще подписан К. Е. Ворошиловым. Дополнительным подтверждением датировки смены командования Ленфронта служат воспоминания генерал-майора И. И. Федюнинского. Он писал: «Утром 13 сентября самолет Ли-2 поднялся с Внуковского аэродрома и под охраной звена истребителей взял курс на Ленинград. В самолете находились генерал армии Г. К. Жуков, назначенный командующим Ленинградским фронтом, генералы М. С. Хозин, П. И. Кокорев и я»[413].
Серьезную опасность на тот момент представлял оголившийся в результате отхода 42-й армии левый фланг соседней 55-й армии. Немецкие танки вполне могли ударить ей в тыл, и оборона на подступах к Ленинграду бы просто рухнула. Чтобы это предотвратить, из 55-й армии был переброшен полк 70-й стрелковой дивизии, а также так называемый отряд майора Петровского. Последний был собран из остатков 1-й ДНО и 237-й стрелковой дивизии. Скорее всего эти меры были приняты еще до прибытия Жукова. Полк 70-й дивизии занял оборону к 15.00 13 сентября, отряд Петровского — к 20.00 того же дня. Однако это все были полумеры. Фактически эти два отряда выстраивались на фланге XXXXI корпуса. Ни один из них даже не седлал шоссе Красногвардейск — Пулково. Немецкие же танки к тому моменту вышли на шоссе Пушкин — Володарский.
Как уже было сказано выше, первый приказ Жукова на посту командующего Ленинградским фронтом был подписан в 17.20 13 сентября 1941 г. Что это был за приказ? Он предусматривал передачу 10-й стрелковой дивизии в 42-ю армию и использование ее в контрударе — «Об уничтожении противника, прорвавшегося в район пос. Володарского».
Этот выпад сразу же ощутили наступающие немецкие части, в ЖБД XXXXI корпуса в 20.00 13 сентября появляется запись: «Операция ударных групп 36-й пд отражена мощным контрударом противника, поддержанным сверхтяжелыми танками, которые нанесли нашим частям потери и отбросили их на исходные позиции. Возникший из-за этого кризис на фронте дивизии преодолен к 22.00, когда вражеская атака отражена»[414]. Далее в ЖБД появляется многозначительная фраза: «Следует считаться с возможностью повторения вражеских контратак с северного направления». Контрудары вынуждали немцев осторожнее продвигаться вперед, постоянно заботясь о флангах. Поддержку 10-й стрелковой дивизии «сверхтяжелыми танками» осуществлял 51-й танковый батальон[415].
Также новый командующий и его штаб сразу же озаботились наведением порядка в войсках на передовой. В утреннем боевом донесении за 14 сентября указывалось: «Для остановки и приведения в порядок 3 гв. сд и бригады морской пехоты высланы командиры штаба фронта с вооруженным отрядом»[416]. В донесении, датированном 16.00 14 сентября, мы можем видеть выстраивание целой системы контроля исполнения отданных распоряжений: «Для руководства боем и наблюдения за точным выполнением приказа Главкома о ликвидации прорвавшейся к Пулковским высотам группировки противника и восстановления положения на фронт выехали представители штаба фронта с офицерами связи»[417].
Однако представители в войсках были лишь инструментом контроля за исполнением приказов. Помимо них, нужно было иметь сами приказы, способные переломить ситуацию в пользу защитников Ленинграда. Жуков читал те же самые разведсводки ГРУ ГШ КА, которые были приведены выше. Поэтому он не стал с ходу метать под паровой каток 4-й танковой группы 84, 86 и 107-й танковые батальоны с левого фланга фронта. Риск оголить направление, где находился XXXIX корпус, мог обойтись слишком дорого.
В своих воспоминаниях Жуков приводит разговор с Б. М. Шапошниковым 14 сентября 1941 г., в ходе которого он сообщает о принятых мерах: «К исходу сегодняшнего дня на путях движения противника нами организована система артиллерийского огня, включая морскую, зенитную и прочую артиллерию. Собираем минометы, и думаю, что к утру мы сможем на основных направлениях подготовить плотный заградительный огонь для взаимодействия с пехотой, которую к исходу дня расположили на вышеуказанном рубеже»[418]. Также был подготовлен контрудар 8-й армии, чтобы ударом во фланг и тыл противника оттянуть часть его группировки из-под Ленинграда.
После короткой вспышки энтузиазма 12–13 сентября в штабе группы армий «Север» наступило разочарование. Уже 14 сентября фон Лееб описывал в своем дневнике неутешительные результаты визита в 4-ю танковую группу:
«Сегодня я побывал в расположении 4-й танковой группы. Там узнал от начальника штаба, что в отличие от предыдущих оценок о том, что между XXXXI корпусом и Ленинградом противника почти нет, на самом деле Пулковские высоты представляют собой укрепленный район обороны, плотно занятый войсками противника. Дальнейшее наступление XXXXI корпуса через Пулково до ближнего рубежа окружения, как было приказано вчера, должно было бы привести к сильным потерям. Чтобы избежать этого и оставить XXXXI корпус по возможности боеспособным, каким он сейчас и является, ему приказано пока оставаться у дальнего рубежа окружения, исключая Пулково»[419].
Вскоре по прибытии Жуков сформулировал задачи фронта следующим образом:
«1. Перемолоть противника артиллерийским, минометным огнем и авиацией, не допустив прорыва нашей обороны.
2. Сформировать к 18.9 пять стрелковых бригад, две стрелковые дивизии и сосредоточить их для непосредственной обороны Ленинграда, создав четыре линии обороны.
3. 8-й армией наносить противнику удары во фланг и тыл.
4. Свои действия увязывать с действиями 54-й армии, добиваясь освобождения от противника территории Мга, Шлиссельбург».
Еще 22 августа в ходе переговоров по прямому проводу с Ворошиловым Сталин говорил: «Мы думаем, что оборона Ленинграда должна быть прежде всего артиллерийской обороной. Надо занять все возвышенности в районе Пулково и других районах, выставить там серьезную артиллерийскую оборону, имея в виду морские пушки… Без такой базы рабочие батальоны будут перебиты».
Позднее Б. М. Шапошников в разговоре с Г. К. Жуковым 14 сентября высказался в том же духе: «Считаю, что принятое вами решение прежде всего организовать артиллерийскую завесу является единственно правильным. Ленинградский фронт имеет столько артиллерии, что создать такую завесу вполне возможно».
Предложенная Жуковым стратегия действовала. В ЖБД XXXXI корпуса в 17.00 15 сентября были довольно четко расставлены точки над «i» относительно основных препятствий на пути продвижения в Ленинград: «Пехота противника обороняется не слишком серьезно, но передовая линия корпуса находится под обстрелом тяжелой и сверхтяжелой артиллерии с кораблей в гавани Ленинграда и с береговых батарей. Для борьбы с этой артиллерией у корпуса нет никаких средств, поскольку силы Люфтваффе скованы в другом районе. Для удержания достигнутых в настоящий момент рубежей и возможного продолжения наступления настоятельно необходимо подавить эту артиллерию противника»[420].
Также серьезным препятствием для немецких войск стали многочисленные танки КВ Ленинградского фронта. В ЖБД XXXXI корпуса вечером 15 сентября с нескрываемой досадой отмечалось: «Можно предположить, что противник попытается последними силами удержать Пушкин и Пулковские высоты. Представляется, что у него уже нет достаточного количества пехоты, однако тяжелые танки представляют собой препятствие, борьба с которым отнимает много времени»[421]. Следует отметить, что «сверхтяжелые танки» упоминаются немцами преимущественно в контексте контратак, а не в качестве неподвижных огневых точек.
Тем временем вечером 15 сентября приходит приказ танковой группы № 30 с указанием вывести корпус из состава ГА «Север» и передать его ГА «Центр». Время на быстрый прорыв было упущено. 17 сентября наступающие захватили Пушкин, и солдаты 1-й танковой дивизии вышли к конечной остановке ленинградского трамвая — немецкие танки стояли всего в 12 км от центра города. Однако времени на продвижение к городу и разгром 42-й армии уже не оставалось: соединения 4-й танковой группы снимались с фронта и отправлялись в тыл для погрузки в эшелоны или формирования маршевых колонн. XXXXI моторизованный корпус вместе со штабом 4-й танковой группы рокировался на московское направление.
Оборона Ленинграда действительно опиралась в значительной степени на артиллерию. Это прямо признается в документах штурмовавших город немецких войск, процитированных выше. Причем речь идет не только о корабельной и береговой артиллерии, сыгравшей огромную роль в боях за город. Как показывают данные ГАУ (Главного артиллерийского управления), Ленинградский фронт заметно выделяется из общего ряда даже по расходу выстрелов зенитной и полевой артиллерии. За второе полугодие 1941 г. (помесячные данные, к сожалению, отсутствуют) с Ленфронтом сравним по расходу боеприпасов только оборонявший Москву Западный фронт. По расходу же снарядов зенитной артиллерии Ленфронт кроет даже его. На долю Ленфронта во втором полугодии 1941 г. приходится 29 % расхода зенитных снарядов всех действующих фронтов. Данные рассчитывались по десяти фронтам. Доля 50-мм минометных выстрелов еще больше — 35 %. С ними сравнима доля израсходованных Ленфронтом 76-мм выстрелов для полковых пушек — 30 %. Минометы-«полтинники» и 76-мм полковушки-«бобики» производили в Ленинграде, и защищавшие город войска их, разумеется, интенсивно использовали. Так, 1-я гвардейская ДНО отправилась на фронт, укомплектованная 50-мм минометами на 255 %. Доля израсходованных 76-мм выстрелов для дивизионных пушек и 122-мм гаубичных выстрелов на Ленфронте составляет 20 % от расхода всех фронтов.
Стабилизация фронта под Ленинградом не сулила ни той, ни другой стороне ничего хорошего. В крайне неблагоприятной для активных боевых действий местности были задействованы сильные и хорошо подготовленные соединения. Помимо высвобождения сил, захват Ленинграда отдал бы в руки немецкого командования крупный порт, позволивший существенно облегчить снабжение немецких войск в северном и центральном секторах советско-германского фронта. В свою очередь, оказавшийся в кольце блокады 2,5-миллионный город вынуждал советское командование проводить деблокирующие наступательные операции, несмотря на труднодоступную местность и сложности снабжения.
Крейсер «Киров»
Потери войск Северного (с 23 августа 1941 г. — Ленинградского) и Северо-Западного фронтов в Ленинградской оборонительной операции 10 июля — 30 сентября были относительно невелики по масштабам 1941 г. Безвозвратные потери составили 214 078 человек, санитарные — 130 848 человек, общие — 344 926 человек.
Согласно немецким донесениям-«десятидневкам», за период с 20 июля по 30 сентября 1941 г. потери 4-й танковой группы, 16-й и 18-й армий группы армий «Север» составили 110 397 человек, в том числе 25 937 человек убитыми и пропавшими без вести. Следует отметить, что «десятидневки» учитывали только «кровавые» потери, т. е. в них не входили потери заболевшими. Эти данные в целом коррелируют с другими документами группы армий «Север». Так, согласно донесению, в которое вошли данные по 1, 58, 61, 93, 96, 121, 122, 217, 254, 269-й пехотным дивизиям и дивизии СС «Полицай», их общие потери с начала кампании до 15 сентября составили 58 735 человек[422]. Рекордсменом была 121-я пехотная дивизия, потерявшая почти 6723 человека. Штурмовавшая Лиепаю 291-я пехотная дивизия — 5742 человека. «Полицай», несмотря на недолгое пребывание на фронте (с 3 августа), потерял 4734 человека. «Десятидневки» позволяют нам оценить соотношение общих потерь сторон в сражении за Ленинград как 1:2,5–1:3. Соотношение безвозвратных потерь хуже и составляет примерно 1:7–1:8. Соотношение потерь не блестящее, но объяснимое с точки зрения общей обстановки.
Заключение
Традиционно при обсуждении тех или иных событий войны возникает сакраментальный вопрос: «Кто виноват?» Кто виноват в том, что была оставлена территория Прибалтики? Кто виноват в потерях техники? Кто виноват в разгроме буквально за несколько дней 34-й армии? Кто виноват, что Ленинград оказался блокирован на долгие 500 дней? Таких вопросов много, и, к сожалению, имеет место практика начинать поиски ответов в рядах командования фронтов и армий, а то и высшего руководства страны. Нельзя, конечно, сказать, что эти поиски ответов и виновных безосновательны. Однако почему-то постоянно забывают, что на войне главный виновник происходящих катастроф — это противник. Именно активные действия противника, атаки и наступления его дивизий и корпусов приводят к негативным последствиям. Поэтому первый и очевидный ответ на вышеперечисленные вопросы будет «Противник». То есть в установлении блокады Ленинграда «виновата» группа армий «Север». Если сформулировать корректнее, то оставление Прибалтики и блокада Ленинграда было следствием действий войск группы армий «Север» (вместе с финскими войсками). У фон Лееба было изначально вполне достаточно сил для решения задачи завоевания Прибалтики и прорыва к Ленинграду. В августе и до середины сентября 1941 г. группа армий «Север» действовала в усиленном составе, получив ценные подвижные соединения из группы армий «Центр». Верно, кстати говоря, и обратное: невыполнение группой армий «Север» поставленных в «Барбароссе» задач есть прежде всего следствие действий советской стороны.
Также следует принимать как данность постоянство ошибок во вскрытии ближайших и долгосрочных планов противника. Выше читатель имел возможность неоднократно убедиться в ограниченности возможностей разведки. Сплошь и рядом допускались совершенно чудовищные ошибки и просчеты. Это и запоздалое вскрытие появления на фронте XXXIX танкового корпуса, и недооценка красногвардейского направления в августе 1941 г., и многое другое. Однако нельзя не признать, что они были объективно обусловлены. Их нельзя назвать в качестве однозначного промаха штаба фронта. Такие ошибки были типичными для войны, причем для обеих сторон. Опять же, безошибочность ведения операций кем-либо является однозначной утопией. Ошибки допускают все. Даже в успешных операциях обеих сторон можно найти промахи и шероховатости.
Поэтому вопрос нужно ставить в другой форме. В какой мере принятые советским командованием контрмеры уменьшили масштабы катастрофы? Как соотносится эффективность этих контрмер с имевшимися в распоряжении Ф. И. Кузнецова, П. П. Собенникова, М. М. Попова и К. Е. Ворошилова силами? В какой мере принятая ими стратегия отвечала задаче нанести максимально возможный ущерб противнику и в максимальной степени помешать осуществлению его планов?
Прежде всего, необходимо сказать, что залогом успеха в срыве планов противника на Северо-Западном направлении, так же как и на других направлениях, стала «перманентная мобилизация». Проще говоря, формирование новых соединений на замену выбывающим в ходе боев на границе вразрез с предвоенным мобилизационным планом (МП-41). Упрежденные в мобилизации и развертывании войска в Прибалтике и на старой границе оказывали сопротивление с целью выигрыша времени на формирование новых соединений. Неповторимые черты «перманентной мобилизации» в Ленинграде придало формирование армии народного ополчения (ЛАНО). По большому счету, это было дублирование уже работающей системы формирования новых «двухсотых» и «трехсотых» стрелковых дивизий. Сильная ленинградская промышленность и вообще запасы округа, на который опиралась «колыбель революции», обусловили хорошую укомплектованность формируемых ДНО. При этом промышленные рабочие были достаточно высокообразованным и мотивированным контингентом призывного состава. Уровень образования и, соответственно, уровень абстрактного мышления делали их неплохими солдатами с точки зрения индивидуальных качеств бойца и младшего командира. Это достаточно ярко продемонстрировала 2-я ДНО, результативно противостоявшая немецким подвижным соединениям. Боеспособность ополченцев 2-й ДНО оказалась на уровне курсантов ленинградского пехотного училища. Причем речь здесь даже не об отбитых в июле Юрках, а о действиях в обороне в августе 1941 г., когда 6-я танковая дивизия провалила вскрытие плацдарма на Луге, не сумев сломить ополченцев. Разумеется, дополнительным условием здесь стало поэтапное втягивание в боевые действия. Ополченцы 2-й ДНО смогли обтереться на фронте и получить боевой опыт в ходе оперативной паузы с 20-х чисел июля до начала августа 1941 г. Бойцы 1-й гвардейской ДНО такой возможности не получили и были попросту рассеяны ударами немецких танковых дивизий.
Еще одним персонажем боев в Прибалтике, на дальних и ближних подступах к Ленинграду был Клим Ворошилов. Точнее будет сказать, «Клим Ворошилов» — танк КВ. Тяжелые танки ленинградского Кировского завода активно использовались на Северо-Западном направлении. «Тяжелейшие» и «52-тонные танки» с завидной регулярностью упоминаются в немецких документах. «Неуязвимость» их, конечно же, в сильной степени преувеличена. Ни о какой «остановке танковой группы одним танком» речи не было. Уже в ходе их первого боевого применения под Расейняем немцы так или иначе справились с 29 КВ-1 и КВ-2. Однако борьба с танками КВ была затруднена, и они доставили немцам немало хлопот в ходе их продвижения на Ленинград.
Впрочем, автор не склонен демонизировать другого Клима Ворошилова — маршала Климента Ефремовича Ворошилова. В качестве командующего Северо-Западным направлением и Ленинградским фронтом он, конечно, не сотворил чудо. Однако было бы некорректно возлагать на него ответственность за изоляцию Ленинграда и выход немцев на ближние подступы к городу. Во-первых, не будем забывать о том, что «виновником» номер один, безусловно, являлся противник. Немцы сосредоточили на Северо-Западном направлении достаточные силы для решения задачи «изоляция Ленинграда». Прежде всего за счет передачи в группу армий «Север» подвижных соединений и авиации из группы армий «Центр». Во-вторых, в условиях множества угроз с разных направлений командование Северного фронта и Северо-Западного направления ориентировалось на данные разведки. Однако разведкой наступление немцев от Новгорода к Любани и Мге подвижными соединениями оказалось недооценено, а сами подвижные соединения — обнаружены с большим опозданием. Точно так же в сентябре переоценивалась немецкая группировка в районе Тосно и, напротив, недооценивались силы противника под Красногвардейском. Конечно, как командующий К. Е. Ворошилов нес ответственность за все происходившее у него в войсках, включая работу разведки. Тем не менее проблемы с вскрытием планов противника являются общей проблемой в условиях потери инициативы, и Северный (Ленинградский) фронт никак в этом отношении не выделялся. Более того, когда на фронт прибыл Г. К. Жуков, он вовсе не стал метать на фронт на Пулковских высотах резервы из 55-й армии. То есть общая оценка обстановки не изменилась.
Одним из главных признаков состоятельности военного командования является подготовка и проведение оперативных контрударов. Именно отсутствие оперативных контрударов обусловило поражение французской армии в 1940 г. Командующие на Северо-Западном направлении в этом отношении находились в сложных условиях. Местность в Прибалтике и на подступах к Ленинграду вообще не способствовала нанесению оперативных контрударов. Поэтому советское командование последовательно и энергично играло в игру «нависни над флангом». Именно угроза с фланга, а не ничем не доказанные успехи роты Колобанова заставили германский XXXXI корпус остановиться под Красногвардейском в 20-х числах августа 1941 г. Действия войск Кулика в сентябре 1941 г. обеспечили относительную пассивность немецких войск под Мгой и Тосно во время сентябрьского наступления 4-й танковой группы на Ленинград. Такая же угроза с фланга не позволила XXXXI корпусу развивать наступление с плацдарма на реке Великой в Острове сразу же после отражения советского контрудара 5 июля.
Тем не менее оперативные контрудары на Северо-Западном направлении имели место. Более того, именно на северо-западе состоялся известный и достаточно успешный контрудар под Сольцами. Он заставил немецкое командование отказаться от наступления на Новгород кавалерийским наскоком, только подвижными соединениями. Показательным примером также является наступление 34-й армии. Если бы его не было, то LVI корпус вполне мог быть переброшен на красногвардейское направление и немецкие танки имели хорошие шансы оказаться в Ленинграде уже в конце августа 1941 г. При этом совершенно неочевидно, что ввод в бой тех же четырех свежих дивизий смог бы остановить LVI корпус в обороне под Красногвардейском или же XXXIX корпус под Мгой. Для этого эти четыре дивизии должны были, во-первых, прибыть вовремя, а во-вторых, в нужную точку. Наступление же 34-й армии словно магнит притянуло к себе LVI корпус вне зависимости от его текущих планов. Ограниченность успехов оперативных контрударов в немалой степени объясняется отсутствием в Красной армии полноценных механизированных соединений. Во второй половине рассматриваемого периода (в августе и сентябре 1941 г.) ничего больше танкового полка и батальона на фронте не было. Если бы после взлома обороны X АК стрелковыми соединениями 34-й армии в прорыв была введена «танковая армия» (несколько подвижных соединений под единым управлением), группа армий «Север» оказалась бы в глубоком кризисе. Точно так же прорыв XXXXI корпуса к Красногвардейску куда эффективнее было бы останавливать ударами танковых соединений по флангам.
Вместе с тем нельзя не отметить своеобразие обстановки, сложившейся на Северо-Западном направлении. Союзниками Красной армии стали два фактора: условия местности и воронкообразное расширение фронта по мере продвижения немецких войск от границы в глубь территории СССР. Лесисто-болотистая местность, с одной стороны, сковывала маневренные возможности германских танковых соединений, с другой — благоприятствовала пассивной обороне советских войск на дальних подступах к Ленинграду. Тем самым в некоторой степени скрадывался эффект низких плотностей построения советских войск на границе, на Лужском рубеже, в Эстонии и на других направлениях. В ЖБД XXXXI корпуса уже в ходе боевых действий под Псковом отмечалось: «В необозримых лесах и болотах даже слабые силы противника смогут оказать значительное сопротивление подвижным соединениям, привязанным к большим дорогам. Подвижные соединения не могут использовать свои главные козыри — большую подвижность, огневую мощь и броневую защиту»[423]. Отметим: «слабые силы противника». Механизм явления описывался Рейнгардтом в докладе Гёпнеру: «Обусловленная местностью невозможность добиваться быстрых и решительных успехов за счет концентрации превосходящих сил, в первую очередь танков и артиллерии, приводит к трудному и долгому прогрызанию возникающей снова и снова обороны противника. Авангарды вынуждены в одиночку вести борьбу на главной дороге и по обе стороны от нее, в то время как крупные силы дивизий бездействуют в тылу на немногочисленных дорогах, потому что плохие дороги и болота не позволяют им осуществить развертывание»[424]. То есть колонна немецкого подвижного соединения вытягивалась червяком вдоль дороги, ведя бой головными частями. Соответственно в тех же плотностях построения войск на другой местности, более благоприятной для танков, войскам Северо-Западного, Северного и Ленинградского фронтов пришлось бы туго.
Воронкообразное расширение фронта по мере продвижения немецких войск к Ленинграду влияло на обе стороны. Советское командование было вынуждено расходовать резервы на выстраивание сплошной линии обороны фронтом на запад. Однако командование группы армий «Север» также оказалось перед лицом насущной необходимости построения вытянутого в меридиональном направлении фронта обороны на своем правом фланге. Этот фронт сначала фактически поглотил 16-ю армию, затем он же заставил рокировать с левого фланга на правый I армейский корпус. Соответственно те дивизии, которые в ходе Приграничного сражения доставили немало неприятностей советской 8-й армии, в июле попросту исчезли из ее полосы. Это позволило армии оказать упорное сопротивление вторжению 18-й армии Кюхлера в Эстонию.
В целом следует признать действия советских войск на Северо-Западном направлении осмысленными и достаточно энергичными. Неудачи, такие, как блокирование Ленинграда и прорыв обороны на старой границе и Лужском рубеже, были обусловлены объективными причинами, а не выходящими за все и всяческие рамки провалами командования. Планы немецкого командования по захвату Ленинграда и Кронштадта оказались сорваны, и это стало понятно фон Леебу и даже самому фюреру уже в конце августа и начале сентября 1941 г. Неудивительно, что именно с Северо-Западного направления, а именно с Тихвина, фактически началось общее контрнаступление Красной армии в зимней кампании 1941/42 г.
Карты
Читать бесплатно другие книги:
