Аарон Мелан Вероника
- Я прощаю себя, растерявшую сущность,
- Утонувшую в горе, в пустой суете,
- Упустившую что-то, что важно и нужно,
- Пребывая в привычной уже слепоте.
- Я прощаю себя, вновь закрывшую душу,
- Схоронившую свет и тепло под щитом.
- Я в груди у себя ощущала лишь стужу.
- Отложила мечты и любовь на «потом».
- Собираю по крохам себя по частицам.
- Я сумею прекрасное снова творить.
- Я смогу снова верить, любить и учиться.
- Я смогу снова нежность и ласку дарить.
- Я прощаю себя за тревоги, сомненья,
- По заслугам воздастся в назначенный час.
- И, почувствовав силы своей возрожденье,
- Обрету вновь волшебное «здесь» и «сейчас».
Перед прочтением романа автор рекомендует прочитать рассказ «Выстрел», который предваряет эту историю. Если рассказ Вы еще не читали, то Вы можете найти его ниже – после романа и послесловия автора.
Глава 1
Ланвиль. Уровень Четырнадцать.
Жилистая спина подрагивала. А вместе с ней подрагивали сложенные крест-накрест лежащие на чужом позвоночнике тонкие и изящные женские лодыжки – дорогой педикюр, темно-вишневый лак и блестящая точка стразы на ногтях больших пальцев – любо-дорого смотреть.
И Марго смотрела.
Утыкалась пьяным взглядом то в собственные стопы, то в стоящий ей многих тысяч интерьер: идеально-белую стену напротив мягкого кресла, три полотна подлинника ставшего известным лишь в прошлом году Бьянко Данкона (еще двадцать три тысячи, между прочим, – она до сих пор надеялась, что не в ж. пу), тяжелые портьеры с позолотой, встроенные в декоративный потолок мелкие лампочки-звезды. В руке нетрезво покачивался бокал – жидкость в нем переживала сильнейший шторм – как минимум восемь баллов из десяти – даром, что не лилась на толстый бежевый ковер.
– Долго еще?
Хриплый и заискивающий голос заставил красивое женское лицо поморщиться.
– Встанешь, когда я скажу «встать». И ни секундой раньше.
В ее собственном тоне, несмотря на изрядную порцию алкоголя в крови, звучала сталь. Или презрение. Или Ненависть. Или все вместе.
– Я уже выбрил себе грудь, как ты просила. Я…
– Заткнись.
Марго еще не насытилась. Да, часом ранее она приказала этому мудаку побрить себе грудь. Потом яйца – с этим он провозился почти полчаса. А теперь некто по имени Клинт Струнт – молодой актер драматического театра и одновременно очередной ухажер, решивший позариться на легкие деньги (если сумеет сыскать расположение сидящей в кресле экстравагантной мисс Полански), – стоял у кресла на карачках, подрабатывая пуфом.
Нет, не за деньги. За кольцо, которое мечтал надеть ей на палец, как и сотни других ловеласов за день, за неделю, за месяц до того. Очередное заключенное пари – «я тот, кто сумеет завоевать неприступную крепость» и заполучить во владение сладкие ароматно-ванильные миллионы долларов.
Да-да. Или лучше «ну-ну» – Марго улыбалась. Нетрезво и недобро.
«Все они на одно лицо – мужики, мудаки, сволочи. Все приходят к ней с надеждой в глазах, а за дверь вылетают с выражением побитых псов» – ее это утешало. Немного, но все-таки.
Жаль, что на ковре перед ней не тот, кого она на самом деле хотела бы видеть, но и «этот» сойдет – тоже мужик, а, значит, тоже сволочь.
– Не дергайся.
– Я устал. Затекли локти и колени.
– Я разрешала разговаривать?
«Ухажер», чье имя она вспоминала, только если сильно напрягалась, молчал еще минуту. Затем открыл вонючую пасть и проблеял:
– Марго…
– Я тебе не «Марго».
– Да-да… Госпожа. Скажи – долго еще?
– «СкажиТЕ».
– Скажи-те.
Хозяйка квартиры допила из бокала пережившее-таки «шторм» вино и благожелательным тоном промурчала:
– С полчасика.
– Что? – в первый раз этот вопрос прозвучал тихо. Во второй – громко и даже возмущенно. – ЧТО?
– Ты оглох? Если так, то следующим действием я прикажу тебе написать на своей лысой груди «Я – лох. Глухой лох». А еще лучше сделать татуировку.
«Пуф» возмущенно дернулся.
Тощие колени. Тощая задница. Срамота.
– Я не подвязывался…
Ох, Клинт решил заявить о себе как личность? Как дерьмовая личность дерьмового мужского рода?
– Сидеть тихо! – отрезала она так жестко, что позавидовал бы и армейский генерал.
– Я…
– Тихо, я сказала.
Струнт восстал – его терпение лопнуло. Но восстал пока еще не с пола – видимо, до сих пор надеялся выиграть заключенное на сегодняшней вечеринке пари, – пока только голосом.
– Я не подвязывался исполнять настолько маньячные желания сумасшедшей…
– Это еще не маньячные, – совершенно спокойно отозвались с кресла. – Маньячные будут позже. Если выдержишь.
– Зачем мне выдерживать такое?
«Раб» злился все больше. Ну да, это проституты, которых она заказывала часто, терпели дольше, а такие вот лощеные хлюпики, которые пачками ловились на вечеринках, силой воли не обладали.
– Ну, ты же хочешь владеть миллионами?
Тишина. И такое громкое сглатывание, что Марго поморщилась – ей-богу, голодный пес. Бедный и жадный до денег, как до свежего мяса, пес.
– И такое придется терпеть каждый день?
– Нет, зачем же.
Струнт расслабился. Вот только рано – Марго пояснила:
– Два раза в день. А то и три. А, может, и с утра до вечера.
– Сука, – на этот раз «пуф» сбросил со спины ее ноги и начал разгибаться. – Ты просто ненормальная сука.
– А ты не знал об этом, когда заключал пари?
Черт, он не знал, что она «знала». А она всегда «знала» – видела это по их глазам – алчным и лаковым при виде дороговизны ее квартиры.
– Ненормальная…
– Это я уже слышала.
– Дура конченая…
– Пошел отсюда.
– Я…
Теперь актер восстал не на шутку – проявил норов, распрямился, сжал кулаки. Взгляд карих глаз налился гневом, подбородок заострился, рот сделался маленьким и совсем не красивым.
«Надо было заставить его сбрить и бороду. Эту модную козло-бородку. Без нее ему было бы лучше».
– Я тебя…
Продолжение почти всегда выглядело одинаково: шаг в ее сторону, тянущиеся к ее горлу руки, налитые яростью глаза и появлявшийся, как по взмаху волшебной палочки в женской руке, из-под сиденья кресла пистолет – мелкая, но злобно-кусачая Беретта 337.
– Пшел отсюда, – повторила Марго лениво, не глядя на гостя. Она все еще смотрела на картины, размышляя, не продать ли их на следующем аукционе. Ствол в руке не дрожал – указывал, будто посаженный на клей, точно в лоб Струнта.
– Ты… ты за это заплатишь.
– Ни цента.
– Я сделаю так, что…
– Ничего не сделаешь. Пшел отсюда – процедила хозяйка пентхауса. – В третий раз повторять не буду.
И неудачник ловелас по имени Клинт – актер-недоучка «бритая-грудь-и-бритые-яйца», проработавший «пуфом» (фи, какая жалость!) всего-то пятьдесят минут, покинул квартиру голым.
Торопливо. Без нижнего белья. С изливавшимся изо рта, как грохочущий водопад, потоком отборных матерков.
Минус один соискатель материального благополучия.
Плюс один балл к удовлетворенности.
Интересно, кто поработает пуфом завтра?
Ей стоило бы быть настолько же жестокой с ними, каким Джокер когда-то был с ней, – мочиться им на голову, на грудь, заставлять вылизывать ступни, вылизывать немытую промежность, щипать за соски, – вот только беда – Марго не была и в половину настолько же жестокой, как тот субъект, с которым она когда-то познакомилась в чате.
В обычном чате на сайте знакомств.
Кто бы знал, что люди бывают… такими?
Он унижал ее день за днем, неделя за неделей, два месяца подряд – два месяца сущего ада из которого она не могла, а частично и не хотела вырываться. Потому что эта тварь будила в ней не только ненависть, но и – странно признаться – женщину.
Марго ненавидела себя каждый день той жизни. Ненавидела Джокера – проклинала день, когда вышла в чат, когда зачем-то указала свой телефон, когда по непонятной ей самой причине решила с пугающим незнакомцем встретиться. А ведь интуиция орала так, что охрипла и потеряла голос в первые же пять минут.
Стоило к ней прислушаться.
Стоило бы.
Она стояла у зеркала и проводила рукой по роскошным и густым черным волосам – настоящей драгоценности в ее внешности. Нет, не единственной – красивым было и лицо с аккуратным носом, изящно очерченными губами, подбородком сердечком и большими темными глазами, – но драгоценностью крайне значимой и очень ей ценимой.
Когда-то эти самые волосы сбрил тот, кого она впоследствии полюбила – дурость, да и только. И именно по нему – человеку, которого когда-то по глупости самолично, находясь под действием «экстази», подстрелила на улице, – она сохла все последующие месяцы, переходы и Уровни. Именно его искала день за днем на улицах, в кафе, ресторанах и в воинских частях – среди охранников, наемников, киллеров – среди всех, кто каким-либо образом принадлежал к силовым структурам.{Сюжет этой истории подробно описан в рассказе «Выстрел» – здесь и далее прим. автора}
Искала, и не находила.
А после зачем-то сунулась в треклятый чат.
Да, искала одного, а встретила другого – полного мудака, изменившего ее жизнь, ее душу и ее тело – человека, которого прозвала Джокер.
Erika – Right or Wrong (Nu-beat version)
Ненормальным он показался ей с первого же сообщения.
– Будешь моей «нижней»?
Догадываясь, что речь идет о сексуальной «рабыне», Марго уверенно напечатала «никогда». И, может, в силу своей категоричности, именно это слово намертво прилепило к ней маньяка.
– Будешь.
Заявление прозвучало очень уверенно.
Тогда все происходящее еще казалось ей шуткой – мужик просто развлекается, проверяет ее «на вшивость», ведь есть такие, кто сразу прощупывает почву – мол, сдастся девка под напором или же нет? Марго, – а тогда она еще не сменила имя, – не сдавалась ни в какую.
– Не будь идиотом, – бегло стучала она по клавишам, – зачем тебе «рабыня»?
– Я буду поливать тебя «золотым дождем». Тебе понравится.
– Ты больной?
– Дай свой телефон.
– Не дам.
– Тогда я узнаю сам.
– Узнай.
– А потом приду в гости.
– Попробуй.
В те времена она еще не была богата, как теперь, иначе бы (имей вдобавок и мозги) приставила к дверям охранников. Но тогда нынешняя мисс Полански еще являлась Райной Вильяни – пустоголовой обиженной на мир девчонкой, потерявшей надежду отыскать свою вторую половину, а с ней и любовь всей своей жизни. Да и квартира – не в пример новой – запечатывалась снаружи не металлической, а хлипкой деревянной дверью, которая ни за что не остановила бы человека, которого она уже через сутки именовала Джокером.
Джокером – потому что такого не предсказать. Потому что он – вечный туз в рукаве, облава-сюрприз, заноза в заднице, опасная колючка, от которой, если и избавишься, то только с кожей.
Тогда она была дурой. Любопытной, пытающейся всеми известными ей способами выбраться из глубокой депрессии дурочкой с девятой авеню – глупой-глупой Райной. Далекой Райной, забытой теперь Райной.
– Ты живешь на Восточной окраине, рядом с торговым центром «Дивный».
А вот это уже интриговало. Пугало, конечно, но и интриговало, как, впрочем, и фото в анкете: правильной формы лицо, квадратный подбородок, умный и цепкий взгляд карих глаз, ухмыляющийся, будто говорящий «я знаю все обо всех», довольно притягательный рот.
Каким образом неизвестный ей субъект всего за пять минут сумел определить ее местоположение? По адресу провайдера? Взломал сеть?
Черт – она, кажется, влипла.
Наверное, уже тогда стоило все отрицать – мол, ты не прав, я там совсем не живу, я сейчас в квартире у подруги, – но Райну будто подменили – внутри нее внезапно колыхнулся нездоровый интерес.
Колыхнулся настолько, что она зачем-то дала незнакомцу из чата свой телефон.
Встретились в кафе.
Ждать пришлось недолго – минут десять, за которые Марго успела извести себя упреками – зачем сказала номер, зачем накрасилась, приоделась и явилась на встречу? А как не прийти, если незнакомец с точностью до этажа определил ее местоположение и тут же пригрозил, что через полчаса заглянет в гости? Уж лучше в кафе – безопаснее. Посмотреть на него, подумать, а уж после решать – спасаться ли бегством.
Спасаться, как выяснилось позже, следовало еще до входа в пресловутый чат. Лучше бы уехала из города, лучше бы напилась до беспамятства и вообще не открыла ноутбук, лучше бы валялась и рыдала, как накануне, поддавшись депрессии, в мятой и не заправленной постели.
Знал бы прикуп, жил бы…
А он оказался харизматичным. Высоким, статным, хорошо одетым – не в классику, но в вольный джемпер и дорогие джинсы, – с ухмылкой на губах и опасно-хитрым блеском карих глаз за стеклами очков в стильной тонкой оправе. Уселся напротив, спросил, желает ли она кофе – будто и не заметил, что перед Райной уже стоит наполовину пустая кружка остывшего латте, – предложил заказать десерт и, не дожидаясь ответа, приподнялся на диванчике напротив. Наклонился вперед, нагло взялся за концы повязанного вокруг ее шеи черного шарфика, потянул на себя. Приказал:
– Поцелуй меня.
Она едва не задохнулась – от возмущения и от того, что, повязанный декоративным узлом шарф, моментально затянулся вокруг шеи удавкой. С места, однако, не двинулась.
– Не дождешься.
Джокер потянул сильнее.
– Поцелуй.
– Отвянь. Мы даже не знакомы.
– Уже знакомы. Ведь ты пришла?
– И что? Хотела на тебя посмотреть.
– Посмотрела? Нравлюсь? А теперь поцелуй.
Он так и стоял в наклон над столом, не обращая внимания на тот факт, что сбоку деликатно кашлянул подошедший официант.
– Не нравишься, – едко отрезала Райна, вырвала из чужих рук шарф, отклонилась назад и ослабила затянутый до дискомфорта узел.
– А ты настырная, – удовлетворенно кивнули с противоположной стороны стола, – тем лучше. Из настырных получаются хорошие «нижние» – их интересно ломать.
«Больной», – подумалось ей. Правильно подумалось, исключительно верно. Вот только сбежать она так и не сбежала – вместо этого зачем-то согласилась на сладкое.
Десерт он заказал на свой вкус – она не запомнила, какой, потому что не попробовала его. Не запомнила толком и того, о чем говорили, – все не оставляла попыток понять, кто перед ней находится – адекватная личность или псих? Иногда Джокер вел себя адекватно: что-то говорил про работу, про то, что хочет, чтобы кто-нибудь написал о нем книгу – ведь, мол, жизнь у него крайне насыщенная и интересная, – с бахвальством заявлял, что занимается строительством. Чего – домов? Промышленных объектов? Вникать не хотелось. Вместо этого кружили мысли о другом – как бы им разойтись сразу же у выхода из кафе? Как сделать так, чтобы не провожал? Как избавиться от того, с кем не стоило и встречаться?
А на фоне все вилась странная и нелогичная мысль о том, что он ей нравится.
Чем-то все же нравится.
Парадокс.
Избавиться не удалось.
Ее не спросили – желает ли она, чтобы провожали, – на выходе сразу указали на машину – великолепную белую «Лунди» – машину за несколько миллионов долларов.
Ого.
– Там для тебя сюрприз.
Сюрпризов не хотелось.
– Садись. Довезу до дома.
Кошмары сбывались. Нельзя, чтобы он поднялся с ней на этаж, нельзя, чтобы вошел в квартиру – вообще ничего нельзя.
А на заднем сиденье нашелся самый красивый букет из роз, какой она только видела, – штук пятьдесят в связке – не меньше.
– Это тебе.
Такой стоит пару сотен баксов. Он просто швыряется деньгами, – мысль не прельстила, а отпугнула.
Стоило сесть в салон и пристегнуться, как ожил динамик, – звук тяжелого ритмичного металла оказался кристально чистым, приятным для ушей, несмотря на то, что «тяжеляк» она никогда не слушала. Да и жанр этот удивительным образом подходил, как красавице-машине, так и странному водителю.
– К тебе?
– Я бы… дошла пешком.
– Значит, к тебе.
Захлопнулась дверца, педаль газа моментально ушла в пол, и Лунди набрала скорость так плавно и быстро, что Райна против воли едва не испытала оргазм.
В подъезде случилось то, чего она боялась больше всего. После «прощального» поцелуя на первом этаже у лифта он попытался поставить ее на колени и расстегнуть ширинку.
– Соси.
– Пошел к черту!
– Соси, говорю.
– Отвали от меня! Отпусти!
Слышалась возня, хрипы, треск одежды – ей пытались насильно расстегнуть пиджак, чтобы добраться до груди.
– Убери от меня руки!
Наружу выскользнул вставший член – Джокер все еще не оставлял попыток заставить ее сесть на корточки.
– Тебе же этого хочется, давай, не сопротивляйся… Ты – шлюха. Моя шлюха.
– Я не твоя шлюха и никогда ей не стану. Больной… Урод моральный!
– Грязная на язык шлюха – чем грязнее язык, тем качественнее будешь сосать…
– Отвали!
Она ударила его букетом по лицу – попала по щеке и шее шипами; на немытый, заляпанный отпечатками мокрых подошв пол посыпались бордовые лепестки. За секунду под ними образовался цветочный ковер; в запах сырости, жарящихся котлет и мочи вплелся тонкий и нежный розовый аромат.
Прежде чем ее отпустили, она не подчинилась приказу встать на колени еще трижды.
– Настырная.
Теперь тип в очках был сдержанно зол, но неуловимо доволен.
– Ладно, мне надо на работу. Но ты не думай, мы не закончили – только начали.
Когда он уходил, Райна не думала – она стояла и смотрела вслед выходящему из подъезда человеку, держа в руке остатки букета – на половине стеблей отсутствовали бутоны.
Одновременно с взревевшим снаружи мотором Лунди, раскрылись двери лифта – с соседкой с четвертого поздоровался мистер Гирбен. Бросил удивленный взгляд на нее, на кровавый от обилия лепестков пол и торопливо сбежал вниз по ступенькам.
Глава 2
Воспоминания со временем не поблекли и не выцвели.
Марго. Давно уже Марго. Не Райна. Вдох, выдох, вдох, выдох – успокаивайся, сердце.
Черные густые волосы шелком струились сквозь тонкие пальцы – из зеркала укоризненно смотрели печальные темные глаза.
Если их обрить, то отрастут быстро.
Она стала монстром – как, когда? Тогда, когда заполучила на теле уродливые шрамы? Когда Джокер исковеркал ей душу? Когда поняла, что Аарона уже не найти?
Да даже если найдет – что с того? Кому она такая нужна – вся сшитая, скроенная и перекроенная врачами? Что она сможет предложить ему – мужчине своей мечты, – если больше не способна по-женски нормально принять мужчину? Как быть с рубцами на промежности, как быть с исполосовавшим грудь швом, выглядящим уродливо даже после заживления?
Уродка. Мутант. Более не женщина. Красивое лицо и отвратное тело – тьфу!
Зачем кого-то искать, если такую, как она, никто и никогда не сможет полюбить?
«Важна не внешность – важна душа». Бред! Кто сказал этот бред? Наверное, изначально слепая и толстая женщина-философ, но никак не нормальный здоровый мужчина, который любит глазами, а потом уже и всем остальным…
Марго скривилась и отошла от зеркала.
Она ненавидела собственное отражение – не лицо, но все, что скрывалось ниже, под одеждой.
Выпивка и месть – какое-то время они казались спасением. Налить в бокал вина или чего покрепче, пригласить в дом первого попавшегося гостя и… унизить его. Да-да, унизить, как до того унижали ее. Заставить поползать по дому голышом, попросить обмазать кремом, а после поласкать свои липкие муди, поблеять по-козлинному, поработать креслом, держателем пепельницы, статуей у двери, рабом-официантом, голым «прислужкой-побегушкой».
Нет, она не стала такой, как Джокер (хотя, стоило бы), – никогда никого не связывала, не причиняла боли сталью, не била плетьми, ни на кого не мочилась сверху – не могла себя заставить перешагнуть невидимую черту.
Может, просто не была тварью?
В моменты хорошего настроения вообще заказывала проститутов лишь для того, чтобы они читали ей сонеты, стихи и прозу, а после вставали на колени и признавались в любви. Платила столько, насколько доверчиво звучали слова, – иногда бывала щедра.
Пустота внутри, однако, не уменьшалась – разрасталась.
Никому и никогда Марго не позволяла дотрагиваться до себя, ни перед кем не раздевалась и сомневалась, что когда-либо разденется.
Вот если бы свести шрамы…
Но Комиссия в приговоре постановила жестко: «Ни один врач никогда и никакими доступными технологиями и методами не сможет залечить Райне Вильяни полученные в ходе совершения убийства увечья. Телесное уродство явится ее наказанием отныне и впредь, дабы напоминать об однажды нарушенных моральных нормах и предупредить подобное поведение в будущем…»
Черт, она не убивала!
Да, хотела, да, думала об этом… Но то был несчастный случай! Несчастный!
Джокер мертв, а она урод – за что?!
В стену полетел и раскололся бокал из-под шампанского стоимостью в двести двадцать пять долларов; в этот момент прозвучал дверной звонок.
– Подпишите здесь, здесь и здесь.
Сухой палец скользнул по листам и указал на пропечатанные снизу галочки-птички.
– Угу.
Она никогда не читала документов, которые приносил Рид – ее личный финансовый консультант и по совместительству инвестор. Подписывала не глядя, верила ему безоговорочно – решила, что так поведется с самого начала, – стопроцентное доверие, и никак иначе. И, как выяснилось, не ошиблась с подходом.
Ручка в пальцах дрожала; Райна вывела замысловатую подпись «Марго Полански» и откинулась в кожаном кресле с высокой спинкой. Богато обставленный кабинет – кожаную мебель, дубовые панели и широкий дорогой стол – освещала единственная зажженная настольная лампа.
– И не пейте сегодня больше.
На Майнрада она взглянула мутными глазами. На совет не разозлилась, лишь неопределенно кивнула, и в ответ на укоризненный взгляд заверила:
– Не буду.
Они почти не общались – высокий худой мужчина (всегда в дорогих костюмах и при галстуке), невзрачный, как глубоководная рыбина, с редкими и почти невидимыми короткими волосами, с тонким носом и такими же тонкими, растянутыми к ушам губами и симпатичная молодая девчонка – его наниматель. Однако между этими двумя, несмотря на почти полное отсутствие общения, пролегла мягкая, как бархат, бессловесная теплота.
– И поспите.
– Посплю.
Райна знала, что в постель ляжет еще не скоро.
– Вам нужен отдых.