Инструктор ОМСБОН Гуткин Михаил
Пока я разыскивала Серафимова, мне вдруг вспомнились слова Ипполитова о том, что их дивизию вывели на переформирование. Значит, во-первых, они находятся где-то неподалеку, а во-вторых, там, в медсанбате, я быстрее смогу разыскать нужного мне пулеметчика. И пока еще их переформируют, пока разберутся с составом подразделений, я его уже тю-тю. А чтобы быстрее найти нужного человека, я использую особый отдел. В идеале мне, конечно, поможет майор Максимов, если он только уцелел. А нет – использую свое служебное положение и сравнительно высокое по армейским меркам звание лейтенанта НКГБ. Не посмеют мне отказать.
С Серафимовым никаких проблем не возникло. Он сам, зная текущую ситуацию, был кровно заинтересован в усилении охраны, поэтому мое предложение пошло на ура. Серафимов пообещал достать пулемет ДП и еще пару ящиков гранат в довесок. Он даже предложил несколько бутылок с горючей смесью, но от этого я отказалась. Еще сами случайно загоримся. Зато я вдруг сообразила, что совсем не лишним в моем хозяйстве будет бинокль. Вот тут Серафимов потускнел. Лишнего бинокля у него не оказалось. И запасного тоже не оказалось. Ну что ж, придется еще раз стукнуть челом Виталию Кузьмичу. Наш белорусский наркомат вместе со своим складом теперь располагался неподалеку от штаба фронта.
В результате следующий час я провела в разъездах. Сначала НКВД, где я оставила (чувствую, что скоро это станет традицией) один ящик гранат. Виталий Кузьмич, хитро поглядев на меня, сказал:
– Анна Петровна, если вы и сейчас ничего не хотите у меня выпросить, то я начну верить в Бога.
– Не надо, Виталий Кузьмич, оставайтесь атеистом. Я действительно приехала с челобитной. Мне нужен хороший бинокль, а то в штабе фронта с оптикой зарез.
– Вы знаете, совсем недавно и у нас с этим были проблемы, но как раз за несколько дней до начала войны, когда задержание диверсантов приняло, если можно так сказать, массовый характер, к нам попало несколько очень неплохих биноклей. Абвер всегда старался обеспечивать свои кадры самым лучшим и самым современным оружием и вспомогательными средствами. Так что сейчас на складе еще сохранился пяток биноклей с отличной цейссовской оптикой. Вам сколько нужно? Два, три?
– Конечно, с цейссовской оптикой (если бы я еще знала, что это за оптика такая[4]) хотелось бы побольше, но нехорошо быть слишком жадной. Двух биноклей будет достаточно.
Виталий Кузьмич выдвинул ящик стола и вытащил из него два небольших по размерам бинокля.
– Вы не смотрите, Анна Петровна, на их размеры. Разведчикам и диверсантам всегда нужно что поменьше и что полегче. Но при этом качество у этих биноклей отменное.
Я взяла один из биноклей и поднесла к глазам. Повернулась и посмотрела в окно. Обзор был отличный и приближение очень даже неплохим. Не меньше, чем у командирского бинокля майора Серафимова. А размеры бинокля были чуть больше театрального. Я бы даже назвала этот бинокль «женским».
– Да, классный бинокль. Большое спасибо, Виталий Кузьмич. Вы в очередной раз выручили меня.
– Пользуйтесь, Анна Петровна. Уже недолго осталось. Еще один-два переезда, и от моих запасов практически ничего не останется. Трофеев пока мало, и все они поступают на специальные склады. В НКВД почти ничего не попадает. Так что в основном живем старыми запасами. Желаю удачи!
– Еще раз спасибо, Виталий Кузьмич. Если раздобуду какой-никакой трофей, то сразу к вам. Не люблю ходить в должниках, а вы в очередной раз выручили меня.
Затарившись биноклями, мы с Лешей поехали искать остатки 85-й стрелковой дивизии, а точнее, ее медсанбат. Максимов в боях первой недели был тяжело ранен и сейчас находился в госпитале. Поэтому в медсанбате я первым делом разыскала старшего сержанта из особого отдела и поставила перед ним задачу. Сержант задачу уяснил и, покопавшись в каких-то своих бумажках, без лишних проволочек доложил, что есть два легкораненых пулеметчика. У одного ранение в руку, поэтому трудно сказать, когда он сможет полностью стать в строй. Может быть, даже его переведут в госпиталь. У второго касательное ранение головы с небольшой контузией. Контузия, как уверяет врач, практически прошла, но рана заживает медленно.
Тут я вспомнила свое ранение и свое лечение. А ведь кое-что у меня все-таки осталось. Не все отобрал тогда Григорьев – пожалел сиротинушку. Я попросила сержанта вызвать этого раненого в кабинет врача для осмотра. Врач, услышав мою просьбу, удивился, но спорить не стал. Он еще в мирное время несколько раз видел меня в дивизии и знал, кто я такая. Раненый пулеметчик, доставленный особистом, оказался худощавым невысоким парнем лет двадцати пяти. Голова забинтована, как когда-то у меня. На гимнастерке петлицы с тремя треугольниками – значит, старший сержант. Взгляд спокойный, уверенный. Сел на предложенный стул и уставился на меня. По моему кивку врач аккуратно развязал повязку. Примерно так же выглядела моя рана, когда я смотрела на нее в зеркало. Правда, тогда я почти сразу приняла меры, и заживление шло намного быстрее, а тут и рана побольше, и кое-где видны покраснения, которые, между прочим, доктору не понравились. Он дал команду медсестре, и та ловко протерла все швы каким-то раствором. После этого я ее притормозила.
– Скажите, товарищ старший сержант, вы хороший пулеметчик?
– Немцы не жаловались, товарищ лейтенант госбезопасности, тихо лежали после моей стрельбы. Финны в сороковом году тоже не жаловались. Значит, хороший.
Хм. Парень с юмором. Это неплохо. Решено, возьму его в нашу компанию.
– Как вы сами оцениваете свое состояние? Скоро сможете встать в строй?
– Про контузию уже забыл, но вот рана болит и чешется. Без спирта никак не заживает.
– Понятно, а спиртом протирать собираетесь снаружи или изнутри?
– Да как же можно такой драгоценный медикамент снаружи тратить, товарищ лейтенант госбезопасности? Только изнутри.
– С вами все ясно. Товарищ военврач третьего ранга, – обратилась я к врачу, – я сейчас сама обработаю ему рану, и пока бинтовать ее не надо. Забинтуете только через два часа легкой повязкой. А завтра утром я его у вас заберу.
– Но ему еще минимум пять дней лечиться надо, – попытался протестовать врач.
– Доктор, не будем спорить, а подождем до завтра. Может быть, вы тогда измените свое мнение.
С этими словами я вытащила из своей планшетки баночку с мазью и аккуратно нанесла тонкий слой на рану. Потом обратилась к бойцу:
– Слушай внимательно, старший сержант. Рану не трогать и тем более не расчесывать. Постарайся это место не беспокоить. Я завтра тебя заберу. Получишь новое назначение и новый пулемет.
Все, с пулеметчиком вроде бы понятно. Если не соврал, что хороший, то этот вопрос я закрыла.
Вернулась в штаб, а там обязательный Серафимов уже приготовил для меня пулемет Дегтярева. Новенький, в смазке. Я усадила Лешу за протирку, а сама отправилась искать Романова. Нашла его в комнате, работающим с какими-то бумагами. Увидев меня, он приветливо улыбнулся:
– Здравствуйте, Анечка. Вот изучаю бумаги, которые оказались у вашего немца. Кое-что интересное есть. Немцы – аккуратисты. Они заранее предусмотрели возможность того, что пилота могут сбить, и снабдили его отличной картой местности. Нам сейчас такие карты очень и очень нужны. К огромному сожалению, наш Генштаб в свое время не озаботился выпуском подобных карт, а зря. Теперь вот вынуждены использовать чужие на чужом языке. Ладно я или вы. Мы латинский шрифт разбираем и названия поймем. А как быть младшим командирам? Вот то-то.
Я при этом подумала, что совсем недавно Генштабом командовал товарищ Жуков, поэтому в нехватке нужных карт есть и его вина. Прохлопал, а теперь вместе с нами все расхлебывает. Ну да ладно. Что есть, то есть.
– Аристарх Ксенофонтович, а ведь я к вам с просьбой. Так получилось, что в диверсанты и в партизаны меня не отпустили, поэтому буду воевать здесь, вместе с вами. Но вот проблема – звание у меня довольно высокое, а знаний, подкрепляющих это звание, практически никаких. К сожалению, кроме меткой стрельбы, командир моего уровня должен много чего знать. Если что случится, я ведь никем, кроме себя, ну и моего шофера, командовать не смогу. Поделитесь, пожалуйста, знаниями, хотя бы на уровне взвода и роты. Что должен знать и уметь командир роты?
– Но ведь вы, Анечка, относитесь к госбезопасности. Зачем же вам армейские знания? Вам диверсантов и шпионов надо ловить, а не воевать в строю.
– Ну, во-первых, диверсанты и шпионы не каждый день попадаются, а во-вторых, и это самое главное, сейчас у меня такая должность, а вокруг такая обстановка, что в любой момент кто угодно из нас может оказаться в строю, а то, еще хуже, в окружении. И тогда нужны будут именно армейские знания.
– Да, насчет обстановки – это вы совершенно правы. Боюсь, что не сегодня завтра наш штаб будет менять место своей дислокации. И тогда действительно будут возможны самые невероятные варианты. В том числе может получиться, что в немецком тылу вам было бы спокойнее, чем здесь.
– Может быть, может быть. Но здесь все-таки мы под защитой всей армии. Будем надеяться, что сумеем справиться.
Впрочем, последнее я сказала без особой уверенности. Романов это понял, но тему продолжать не стал. Мы договорились о времени и примерной тематике занятий. Буду надеяться, что развитые мозги и, как говорил папуля, математический склад моего ума помогут быстро освоить «Науку побеждать»[5]. Не вышло из меня Дмитрия Медведева[6], значит, нужно осваивать смежные профессии. Тем временем уже натекало 18 часов, я распрощалась с Романовым и пошла к генералу за очередным поручением.
Следующие два дня прошли, если можно так сказать, в штатном режиме. То есть я продолжала выполнять функции порученца командующего фронтом наравне с Коротыгиным и Селивановым. Пару часов удалось выкроить на занятия с Романовым. Сержанта-пулеметчика по фамилии Охапкин я 2 июля вытащила из медсанбата, причем врач, как в свое время Сергей Палыч, был чуть ли не шокирован скоростью заживления раны. Сам пулеметчик преисполнился ко мне благодарностью и был готов к выполнению любых заданий. По моей просьбе Серафимов проверил качество стрельбы нового пулеметчика и потом потихоньку шепнул мне, что Охапкин – пулеметчик от Бога. Грамотно поражает цели даже на расстоянии одного километра. Теперь, по согласованию с Серафимовым, при выездах Жукова Охапкин ездил в команде охранников, а когда товарищ Жуков был на своем рабочем месте, то сержанта забирала я. Сам Жуков был в курсе и не возражал.
А 3 июля я вляпалась в очередное приключение. Не знаю почему, но, видимо, прав был относительно меня товарищ Жуков, утверждая, что свинья грязь всегда найдет. Вообще-то я с этим и не спорила, но было обидно, что грязь эта появляется всегда неожиданно, не позволяя как следует к ней подготовиться. После обеда меня вызвал командующий и вручил очередной пакет, который я должна была доставить командующему 13-й армией. В этом пакете был приказ, увы, об отступлении. Правда, об отступлении организованном. При этом товарищ Жуков дал мне понять, что задержка с выполнением этого приказа может привести к перерастанию отступления в паническое бегство. Этот приказ я должна была доставить, добираясь в армию в составе мотострелкового полка, направляемого для пополнения 21-го стрелкового корпуса, который за последние двое суток понес тяжелые потери.
Комполка предложил мне двигаться вместе с его штабом, но поскольку это был мой первый опыт движения в сторону фронта в составе воинской части, то шило, сидящее в одном месте, толкнуло меня на движение с головным батальоном. А так как пыль от впереди идущих машин вдыхать не хотелось, то Леша, по моему пожеланию (не приказу), поехал почти во главе всей колонны, растянувшейся, наверное, на километр, если не больше.
Наша колонна вышла в сумерки, чтобы не попасть под очередную бомбежку. Двигались не спеша, тем более что движение сильно тормозили идущие, бредущие и иногда ехавшие навстречу беженцы. Дорога была относительно ровной, и я, положившись на высланных вперед мотоциклистов-разведчиков, а также на Лешу за рулем и на бодрствующего Костю-пулеметчика, благополучно задремала. Мне приснилось, что мы с Васей куда-то бежим от немцев. Вдруг Вася остановился и стал бросать назад гранаты, которые громко взрывались. Я дернулась и проснулась. Оказывается, взрывы были на самом деле. Вся колонна остановилась. Комбат на машине выехал вперед и стал ждать. Через несколько минут показалась наша высланная вперед разведка, причем мотоциклистов стало почему-то больше, чем уехало. Они подъехали к комбату.
Английская пословица гласит, что любопытство сгубило кошку. Мне стало очень интересно, что же там впереди произошло, поэтому я вылезла из машины и потихоньку пробралась вперед. Там кроме мотоциклов наших разведчиков стояли еще два мотоцикла, и какой-то пришлый капитан возбужденно говорил, что впереди примерно в полутора километрах прорвались немецкие танки. Вот не было печали! Правильно говорил Романов, что неизвестно, где будет спокойнее: в тылу у немцев или в действующей армии.
Комбат с капитаном стали обсуждать, что и как следует сделать. Я подошла еще ближе, чтобы все слышать. Где еще можно набраться опыта, как не в таких ситуациях, слушая профессионалов. По дороге я оступилась, и болтавшийся у меня на шее бинокль больно стукнул по груди. Я от неожиданности выругалась. Капитан обратил на меня внимание, и мне показалось, что по его лицу пробежала тень удивления. Не знаю, что меня торкнуло, но я вдруг взяла и подмигнула капитану. На его лице снова промелькнуло удивление. И тут я обратила внимание на то, что на груди у этого армейского, между прочим, капитана висит точно такой же бинокль, как и у меня. В памяти сразу всплыли слова Виталия Кузьмича о том, что абвер всегда обеспечивает своих диверсантов всем самым лучшим. Это что же получается – капитан на самом деле является диверсантом? И он здесь с несколькими помощниками, а я одна. Понятное дело, что вокруг наши советские бойцы, но меня они не знают. Только комбат немного в курсе. Если я сейчас попытаюсь задержать этого капитана с его компанией, то они могут объявить меня немецкой шпионкой и с ходу пристрелить. Резко уйти тоже опасно. В сумраке и в суматохе потом все они быстренько удерут, оставив тут мою тушку. Нет, голубчики, так дело не пойдет. Мне моя тушка дорога, и дырявить ее никому не позволю.
Пока все эти мысли мелькали у меня в голове, комбат принял решение и отправился с капитаном на доклад к полковнику. Тем временем один из его сообщников в звании, как я рассмотрела, лейтенанта неожиданно подошел ко мне:
– Товарищ лейтенант госбезопасности, разрешите вас на пару слов.
Вот еще напасть! Что он от меня хочет? Мы отошли немного в сторону, и тут лейтенант злобно зашипел:
– Ты что, дура, нацепила «парабеллум»? Тебя же вот-вот раскроют. Не могла взять табельное оружие красных? Ты бы еще вальтер прихватила!
Понятно, он принял меня за свою. Я благоразумно не стала его информировать, что вальтер у меня тоже есть, а робко так возразила:
– Дело в том, что у девки, которую я вытряхнула из этой формы, было официальное разрешение на «парабеллум». И внешне мы с ней были похожи. Только выглядела она чуть старше меня, но тоже блондинка.
– Все равно. Тебе что вдалбливали на занятиях? Не выделяться, быть как все, не привлекать внимания. Завтра же достань наган, а «парабеллум» спрячь. Да и форму лучше бы иметь армейскую, а не гэбэшную. Ведь говорили же, что в армии чекистов не любят. Сколько у тебя здесь бойцов?
– Никого нет, я одна. Нас ждали в месте прибытия и с ходу стали стрелять. Мне чудом удалось уйти. Потом вот нашла бабу в форме и немного похожую на меня. Втихую ее пристукнула и переоделась. Только так и удалось выкрутиться.
– Так, значит, к нам затесался предатель. Ты в какой группе была?
Единственный вопрос, на который я заранее заготовила ответ.
– Об этом поговорим, когда выполним задание и вернемся в школу.
Слава богу, что такой ответ лейтенанта удовлетворил, и он, наконец, успокоился.
– Ладно, об этом потом, а пока скажи, куда направляется полк?
– Понятия не имею. Из разговоров уяснила, что идет на фронт на замену какой-то части.
– Ясно. Туда полк дойти не должен. Что предполагаешь делать?
– Была бы одна – вообще ничего предпринимать не стала. Ограничилась бы сбором информации, пока не вернулась к нашим. А так… Сколько у вас тут людей?
– Мы с капитаном и еще трое. В полукилометре отсюда еще взвод.
– Тогда подождем, пока вернется капитан. Если они уговорят комполка, то станем во главе колонны и постараемся их запутать. А иначе придется пристрелить полковника. Это я могу взять на себя, так как уже один раз с ним разговаривала и он немного меня знает. А вы, как только услышите выстрелы, попробуйте посеять панику и надавите на оставшихся командиров, чтобы изменили маршрут. В темноте и при неясной ситуации весь полк либо останется на месте, либо послушается вас.
– А как ты выберешься?
– Один раз уцелела и второй раз сумею. Тут от бабы не ждут каких-либо хитростей, а учили меня на самом деле очень даже неплохо. Вывернусь. Да и темнота поможет. Вы с капитаном, главное, не подведите.
Лейтенант кивнул, и мы присоединились к командирам, которые ждали приказа. Наконец вернулись комбат с капитаном. Комбат сказал, что приказано снова выслать разведку, а всем пока оставаться на месте. Я сказала, что у меня тоже есть информация и мне нужно переговорить с комполка. Слегка кивнула лейтенанту и поехала назад. Как только мы отъехали, я объяснила Леше и Косте, что говорила с переодетыми немецкими диверсантами, но не могла их задержать, потому что не была к этому готова. Ребята недовольно заворчали, но я их успокоила, сказав, что те никуда от нас не уйдут.
Как только мы добрались до штабных машин, я сразу же обратилась к полковнику и попросила вызвать начальника особого отдела. Почти тут же около нас возник старший лейтенант-особист.
– Товарищ полковник, в голове колонны находятся переодетые немецкие диверсанты. С одним из них вы тут беседовали. Капитан, лейтенант и три бойца. А дальше в полукилометре еще засада численностью до взвода. Их задача – не допустить дальнейшее продвижение полка. Про танки, полагаю, они врут. Просто хотят запутать.
– Ас чего вы взяли, товарищ Северова, что это диверсанты?
– Это я вам потом объясню, товарищ полковник. А пока нельзя терять ни минуты. Их нужно срочно задержать. Но если вы хотите подтверждения, то можете проверить. Вы их окружите, а я тут несколько раз выстрелю, вроде как хочу вас убить. Мои выстрелы послужат для них сигналом к действию.
Полковник кивнул особисту, и тот скрылся в темноте. Пока ждали, мне пришла в голову мысль, что немцы в чем-то все-таки недорабатывают. По словам лейтенанта, учат всех диверсантов «не выделяться, быть как все», сами при этом снабжают свои группы такими биноклями, которые в РККА днем с огнем не сыщешь. И скрепки необычные для документов используют. Чудики, одним словом. Минут через семь полковник повернулся ко мне и предложил стрелять. Я вытащила «парабеллум» и три раза пальнула в воздух. Почти тут же в голове колонны раздались выстрелы, которые, правда, быстро затихли. Еще через десять минут старлей вернулся:
– Товарищ полковник. Двое задержаны, остальные убиты. У нас легкие ранения получили три бойца.
– Вы уверены, что задержали именно диверсантов?
– Так точно, товарищ полковник. Проверил их документы.
Тут особист наклонился к полковнику и продолжил, заметно понизив голос:
– Признаки, полученные нами по ориентировкам, совпали.
– Хорошо, продолжаем движение. Задержанных доставите в особый отдел армии. Товарищ Северова туда как раз направляется. Составите ей компанию.
Ну, положим, я направлялась не совсем в особый отдел, но все равно это меня полностью устраивало. Я не удержалась и наклонилась к особисту:
– Что, нержавейка?
Старлей слегка дернулся, но потом сообразил, что я вполне могу быть в курсе дела.
– И она тоже.
– Вот и хорошо. Значит, я сделала все правильно. И еще, товарищ старший лейтенант. Обратите внимание на мой бинокль. У обычного армейца такого быть не должно. Это немецкий, цейссовский. – Надо все-таки выяснить, что это означает. – Ими снабжают диверсантов. Мне его выдали со склада НКВД.
– Спасибо, товарищ лейтенант, это я учту на будущее.
Тут я воспользовалась служебным положением и потребовала, чтобы мне передали все бинокли диверсантов – их, мол, следует сдать в НКВД. Старлей оторопел от моего требования, но, заметив кивок полковника, со вздохом согласился, и мой багаж пополнился тремя отличными биноклями. Зато в полку стало на пару мотоциклов и на несколько автоматов больше, что тоже было неплохо. Пистолеты ТТ для меня особого интереса не представляли – их достать не проблема.
Дальше наш полк двигался уже без приключений, если не считать небольшую перестрелку с остававшимися в засаде диверсантами. Но их при поддержке одного танка сопровождения очень быстро привели к виду, удобному для логарифмирования[7]. Пока нам было по дороге, я не удержалась и, договорившись с комполка, попробовала себя на трофейном мотоцикле. Оказалось вполне. И идет хорошо, и мощность больше, чем у наших. При случае надо будет где-нибудь «прихватизировать». Через двадцать километров я в компании команды, конвоирующей диверсантов, свернула к штабу армии, а полк двинулся дальше, на фронт. Удачи вам, бойцы.
Глава 5
Я вручила пакет командарму, ответила, как могла, на его вопросы и уже хотела было двигаться назад, как меня вдруг позвали к телефону, точнее к ВЧ. На другом конце был сам Жуков.
– Товарищ Северова. На обратном пути сначала поезжайте в 13-ю бомбардировочную авиадивизию.
Там завтра будут судить трибуналом замкомдива по техническому обслуживанию подполковника Шостака. Я знал его еще по Халхин-Голу как очень старательного командира. Поэтому хочу лично утвердить или не утвердить решение трибунала. Вам надлежит присутствовать на самом заседании, а потом, взяв решение трибунала, вместе Шостаком и его конвоем выехать в штаб фронта. Вопросы?
– Вопросов нет, товарищ генерал армии.
– Тогда выполняйте.
Вот еще одна головная боль! Интересно, что же такого натворил там этот Шостак, если его решили отдать под трибунал. Наверное, очень крупно накосячил, тем более что у подполковника возможностей накосячить намного больше, чем, скажем, у капитана. Я связалась с командиром 13-й БАД и договорилась, что без меня заседание трибунала они не начнут. Теперь небольшая арифметика. Заседание назначено на девять утра. Дорога туда займет примерно полтора часа. А сейчас час ночи. Значит, пять часов для сна у нас есть. Прекрасно. Мы с Лешей и Костей отъехали немного в сторону от штаба армии, вытащили многострадальный и слегка изрезанный парашют и залегли. Ух, здорово!
Для того чтобы выспаться, нам хватило трех часов, поэтому в 13-ю БАД мы выехали даже раньше запланированного времени. Наверное, это было правильно, так как в утренние сумерки вероятность бомбежек меньше. Немцы воюют строго по расписанию – ночью предпочитают спать. В результате к семи утра вся наша компания уже была в авиадивизии. Я представилась комдиву и сразу пошла искать трибунальцев. Состав трибунала, насколько я поняла, был более или менее стандартным: начальник особого отдела, воен-юрист и комиссар дивизии. Я по привычке сунулась к начальнику особого отдела. Капитан-особист выслушал меня без особой радости, но и кривиться не стал. В конце концов, его дело – обеспечить доставку подсудимого на суд, а потом, если что, привести приговор в исполнение. Если приговор хочет утвердить сам комфронтом, то капитану же проще. Сдал подсудимого мне, оформил, как положено, и свободен. Потом это уже будут мои заботы. Я попыталась выяснить, что же вменяют в вину подполковнику, но этого особист не знал – он просто выполнил приказ комдива. За подробной информацией можно обратиться к комдиву или к комиссару, но лучше подождать, так как на заседании трибунала обязательно все будет изложено самым подробным образом. Я решила послушать опытного человека и на время отстала со своими вопросами.
Ровно в девять утра все уселись в небольшом окопчике под навесом из масксети и привели арестованного. Вид у подполковника был еще тот: небритый, взгляд потускневший, мешки под глазами. Если бы я не была уверена в противоположном, то сказала бы, что он сильно пьян. Встал комиссар и зачитал обвинение, суть которого сводилась к тому, что подполковник Шостак давал своим подчиненным неправильные указания по установке на бомбардировщики Пе-2 направляющих для реактивных снарядов РС-82. В результате этого снаряды не только не попадали в цель, но и каким-то образом ухитрились поразить два собственных самолета. Я вспомнила последние дни боев и буквально закипела от злости. Вот типичный вредитель, если не шпион. Сама бы тут же пристрелила. Тем временем встал военюрист и предложил Шостаку сказать что-либо в свое оправдание. Тот сказал, что все работы выполнялись строго по инструкции, и почему такое происходит при стрельбе эрэсами, он совершенно не понимает. Подполковника спокойно выслушали и предложили конвойным отвести его в сторонку, а сами стали решать, что и как с ним делать. Неожиданно комиссар сказал, что ему тоже не вполне понятно, что происходит. Давать подчиненным явно неправильные приказы и при этом не пытаться скрыться – полная чепуха. Ясно как божий день, что такое вредительство моментально раскроют и выведут виновных на чистую воду. А вдруг инструкции не совсем правильные? У военюриста на это было стандартное возражение: стрельба пошла неправильно, кто за эти вещи отвечает? Шостак. Значит, виноват. Какой приговор? В мирное время получил бы несколько лет, а сейчас, да еще в такой обстановке, приговор однозначен – расстрел. Особисту было все равно, поэтому он тоже высказался за расстрел. Только отметил, что приговор будет утверждать комфронта лично, и кивнул при этом на меня. Я подтвердила его слова, а потом попросила объяснить мне чуть более подробно, в чем именно виноват подполковник Шостак, поскольку я в авиации вообще ни бум-бум, а товарищ Жуков может задать мне какие-нибудь вопросы по сути дела.
Объяснять стал комиссар – все-таки он один тут был летчиком. Оказывается, Пе-2 сзади или, говоря по-научному, в задней нижней полусфере, оказался почти беззащитен, потому что пулемет ШКАС, стреляющий обычными пулями, зачастую не может пробить лобовую броню немецких истребителей. Немцу достаточно просто зайти сзади, и бомбардировщик практически обречен, чем немцы и пользуются. Поэтому для усиления оборонных возможностей бомбардировщика какие-то умельцы предложили поставить в хвост направляющие для реактивных снарядов РС-82. Тогда бомбардировщик хотя бы некоторое время мог обороняться, пуская эти снаряды в зашедшего в хвост истребителя. Так вот именно эти направляющие для реактивных снарядов техники под командованием Шостака ставили неправильно. У меня возник естественный вопрос:
– Товарищ комиссар, но ведь реактивная струя может повредить бомбардировщик?
Комиссар улыбнулся моей некомпетентности и сказал:
– Видите ли, товарищ лейтенант госбезопасности, PC стартует мгновенно, но набирает полную скорость за несколько секунд. За это время самолет успевает отлететь на безопасное расстояние.
Вот тут меня и проняло.
– Товарищи члены военного трибунала. Тогда получается, что подполковник Шостак совсем не виноват!
При этих словах они уставились на меня, как на восьмое чудо света.
– Как это не виноват?
Сказали все трое в один голос.
– Эти ваши PC летят строго в соответствии с первым законом Ньютона и законами аэродинамики.
Не поняли. Лица у всех вытянулись. Ладно, воен-юрист и особист – они могут и не знать физику, но комиссар-то летчик. Их обязательно физике учат. Придется всем сейчас прочитать небольшую лекцию.
– Товарищи! В соответствии с первым законом Ньютона любое тело находится в состоянии покоя или равномерного прямолинейного движения до тех пор, пока на него не подействует сила. Теперь посмотрите, что происходит со снарядом, пока он прицеплен к самолету. Он летит вместе с самолетом со скоростью самолета и в направлении движения самолета. С этим согласны?
Все трое дружно кивнули.
– Предположим, что самолет летит в некотором направлении со скоростью триста километров в час. Значит, и реактивный снаряд летит с этой же скоростью и в этом же направлении. Что произойдет в тот момент, когда снаряд отделится от самолета, а его реактивный двигатель только начнет разгоняться? Сила реактивной тяги пока минимальна – ее, можно сказать, практически нет. Поэтому по инерции снаряд полетит хвостом вперед. Как при этом будут работать его стабилизаторы полета? Вы можете предсказать траекторию полета снаряда, летящего хвостом вперед?
До комиссара дошло, а особист и военюрист оказались в полных непонятках. Пришлось дополнительно пояснить:
– Когда вы пускаете снаряд по ходу самолета, скорости самолета и снаряда просто складываются, снаряд летит по направлению движения самолета, и стабилизаторы это направление поддерживают. Поэтому стрелять вперед эрэсами можно без проблем. А когда вы пускаете снаряд против хода самолета, то скорости вычитаются, и, пока скорость реактивной струи мала, снаряд летит против нормального направления своего полета. В это время стабилизаторы при всем желании ничего не могут поделать, и, куда полетит снаряд, никто не знает.
– Товарищи члены военного трибунала, – заговорил комиссар. – Все это очень неожиданно, но я полностью согласен с товарищем лейтенантом госбезопасности. Вот только в протоколе нам обязательно нужно отразить это разъяснение, так как в других авиачастях тоже могут предпринимать подобные рационализации.
Военюрист несколько секунд подумал и согласился. Особист, понятное дело, не возражал. Снова подозвали Шостака. Военюрист встал и скучным голосом зачитал, что трибунал 13-й БАД в составе таких-то и таких-то, в присутствии порученца командующего фронтом такой-то, рассмотрел дело подполковника Шостака и не нашел в его действиях состава преступления. В связи с чем подполковник Шостак полностью оправдан и может приступить к выполнению своих служебных обязанностей. Трибунал также рекомендует временно прекратить установку на бомбардировщики Пе-2 направляющих для реактивных снарядов РС-82 для защиты хвостовой части самолета.
Шостак радостно вскинулся, но потом вдруг побледнел и упал. Я подскочила и послушала пульс. Слава богу, пульс был, хотя и слабый. Вспомнила про активные точки на руке и провела небольшой массаж. Через пару секунд лицо подполковника порозовело, и он зашевелился.
– Ну вот, – раздался за моей спиной голос комиссара, – его оправдали, а он тут же, как гимназистка, в обморок падает. Скажи вот спасибо лейтенанту. Это она тебя оправдала.
– Никак нет, товарищ комиссар. Это не я, а сэр Исаак Ньютон.
– Вы вовремя об этом законе вспомнили. Жаль только, что те рационализаторы, которые предложили эту идею с эрэсами, про этот закон не знали или забыли.
– Знаете, товарищ комиссар, мне вот тут пришла в голову мысль, что за незнание некоторых основополагающих законов природы тоже неплохо было бы отдавать кое-кого под трибунал.
– Вы слишком уж строги, товарищ лейтенант. Так вы нас совсем без командиров оставите. Но в данном случае товарищу Шостаку здорово повезло.
– Так точно, товарищ комиссар. Повезло. Большое спасибо вам, товарищ лейтенант госбезопасности. – Это уже Шостак включился.
– Большое пожалуйста, товарищ подполковник. Вот только что мне делать с приказом товарища Жукова? Он ведь распорядился доставить вас к нему вместе с резолюцией трибунала. Товарищ Жуков сказал, что будет лично утверждать это решение. Так что пойду звонить и испрашивать новые указания.
Шостак с комиссаром пошли по своим делам, а я двинулась в штаб дивизии. Там я снова связалась с товарищем Жуковым и доложила, что трибунал Шостака полностью оправдал. Товарищ Жуков заинтересовался моим участием в таком решении. Я ответила, что да, участвовала, но для принятия оправдательного решения использовала не авторитет комфронта, а авторитет Исаака Ньютона. Вот тут Жуков даже закашлялся. Потом понял, что лучше выяснить это при личной беседе, и велел, прихватив протокол, срочно ехать в штаб, тем более что в конце дня уже намечено перебазирование штаба в окрестности Могилева. Шостака разрешил не привозить.
К обеду наша команда благополучно вернулась в штаб фронта, причем в одном из направлявшихся на переформирование полков мне удалось прихватить несколько кусков слегка порванной маскировочной сетки. Леша их соединит, и мы сможем в случае чего маскировать наш автомобиль. По прибытии ребят я отправила отдыхать, а сама, как водится, пошла докладывать. Но товарищ Жуков проводил какое-то важное совещание, в присутствии на котором порученцев никакой необходимости пока не было. Это меня порадовало, так как появилось время для составления отчета. Надо же как! Меньше чем за три месяца составление отчетов вошло у меня в привычку, которая, как известно, вторая натура. Мне вдруг пришла в голову парадоксальная мысль, что если так пойдет и дальше, то скоро я даже после встречи с Васей на следующее утро первым делом побегу писать отчет. Какая только чушь не лезет в голову! А впрочем, хотя и чушь, но можно будет при случае приколоться. Напишу подробный отчет о том, как я провела предыдущий вечер, и вручу своему начальнику, то есть Васе. Интересно, как он отреагирует. Размышляя на подобные темы, я тем не менее всего за час справилась с отчетом, сдала его в особый отдел и снова пошла на ковер к начальству. Посмотрев на мою довольную физиономию, Жуков заподозрил неладное и задал традиционный для меня вопрос:
– Так. Кажется, и во время ночной поездки у вас что-то произошло? Доложите.
Я поняла, что о ночных диверсантах ему еще не сообщили, а может быть, и не должны были. В конце концов, не будут же командующему целым фронтом докладывать о каждом чихе во вверенных ему войсках. Но если ему это интересно, то пожалуйста.
– Когда полк находился на марше, товарищ генерал армии, к нему пытались присоединиться немецкие диверсанты, с целью помешать выполнению боевого задания. Диверсанты были выявлены и частично захвачены, а частично уничтожены.
– Какое конкретно участие в этом приняли лично вы?
– Я случайно установила, что имеем дело с диверсантами, и тут же доложила об этом командиру полка и начальнику его особого отдела. А они уже организовали задержание и уничтожение диверсантов.
– Хорошо, что сама не полезла их задерживать, а то у тебя бы и на это ума хватило, – проворчал Жуков.
Я при этом подумала, что если бы он расспросил меня о деталях, то его тон был бы далеко не таким мирным. Наверное, у нас с Жуковым установилась какая-то телепатическая связь, потому что он вдруг, кинув на меня подозрительный взгляд, продолжил:
– Уверен, что ты и в этом случае подставляла свою голову, но не хочу вникать в детали, чтобы не портить себе нервы. Теперь доложи о трибунале.
Я рассказала о том, как проходило заседание. Шостак был практически не виноват (разве что сам должен был сообразить, что PC в самом начале могут полететь хвостом вперед). Жуков, выслушав все это, только покачал головой. Потом уточнил, что материалы с рекомендациями буду разосланы по всем авиачастям, и, наконец, отпустил меня с миром.
Я моментально выскочила из кабинета и первым делом разыскала Серафимова. С гордостью вручила ему пару цейссовских биноклей, предупредив, правда, о строгом их учете, чтобы не возникли ненужные подозрения. Нужно было видеть лицо Серафимова, когда он буквально трясущимися руками брал эти бинокли. К сожалению, я к этому моменту еще не придумала, что бы такое слупить взамен. Пристроив бинокли, воспользовалась тем, что появилась малая толика свободного времени и стала прикидывать варианты дальнейшего развития событий. Ну не нравится мне, когда события ведут меня, а не наоборот.
Итак, что меня ждет в ближайшем будущем? Я мотаюсь по штабам армий и корпусов. Иногда попадаю и в дивизии. Всюду суматоха и дерготня – война, однако. Мы постоянно сдаем назад, хотя и крепко огрызаемся. До сих пор еще ни одно крупное войсковое соединение не попало в полное окружение, но ежу понятно, что постоянно так везти не будет. Немцы вот-вот разгадают хитроумные планы Жукова и подчиненных ему командармов, и тогда мало не покажется, тем более что ресурсов у нас все меньше и меньше. Не успевает пока наша промышленность компенсировать потери в самолетах, танках и грузовиках. А только людьми много не навоюешь. Тем более что немцы, имея существенное превосходство в воздухе, могут позволить себе такую роскошь, как воевать строго по расписанию, то есть начинать после того, как рассвело, и заканчивать в сумерки. А нашим бойцам приходится пешкодралом по ночам перебазироваться из пункта А в пункт Б. Ясно, что уставшие за ночь бойцы не могут днем хорошо воевать. Это нам, штабистам, пока хорошо живется – успеваем хоть и немного, но высыпаться. Впрочем, чувствую, что это тоже ненадолго. И какой из этого вывод? Очень печальный – скоро струна может лопнуть. Нужно готовить линии обороны, на которых уже можно было бы крепко задержаться. Наверняка в тылу сейчас именно такие линии готовят, но нам пока от этого не легче. Значит, скоро начнутся и окружения, и, чего греха таить, сдачи в плен.
Что же касается меня, любимой, то лично мне в плену ничего не светит, кроме пыток и пули. Это я и без слов Жукова прекрасно понимала. А с другой стороны, шансы при выполнении какого-либо поручения попасть в окружение все возрастают. Об этом, кстати, еще в Москве говорил мне Берия. Следовательно, нужно готовиться к действиям в окружении. Понятное дело, что одна я много не навоюю, поэтому можно в качестве некоторых исходных данных предположить, что выходить из окружения я буду в составе какой-либо группы бойцов и командиров. В первую очередь приходит на ум моя собственная группа: Леша и Костя. Почему я о них подзабыла? Пару месяцев назад радовалась, что могу целую роту тренировать, а тут о своих подчиненных не озаботилась. Сегодня же начну с ними ускоренную подготовку. Нужно только подобрать правильный комплекс упражнений для такой подготовки. Потом вооружение. Со стрелковым оружием все в норме, а вот насчет всего остального… Да, есть ящик гранат. Могу достать еще один ящик. И все? А мины? При случае мины очень даже могут пригодиться – например, чтобы сбивать со следа тех, кто станет нас преследовать. Плохо только, что мин у нас нет. Нет ни в штабе фронта, ни в армиях – все пустили на минирование дорог при отступлении, и сейчас на всем фронте почти по нулям. Я сама для Ипполитова последние на складе выскребала. Правда, есть взрывчатка. Для моих личных нужд генерал Васильев десяток-другой толовых шашек выделит. Несколько килограммов у него всегда найдутся. Теперь нужно еще подумать о том, как мы все наши грузы будем перемещать, то есть, попросту говоря, тащить. Машину в любой момент могут капитально повредить, и тогда все придется тащить на себе. А ведь все не утащим. Значит, нужно составить список первой очереди и список второй очереди. Вот этим я и занялась.
Сразу выяснилось, что все вооружение мы пару-тройку километров, конечно, протащим, но, чтобы вот так на марше, а точнее, по лесным тропинкам – это никак. Какое же оружие с собой точно надо тащить? СВТ-40 – это без обсуждения, «парабеллум» тоже. Вальтер? Он тоже очень даже пригодится. А вот наган мне уже не слишком будет нужен. Его – во второй список. Гранаты. Три или четыре штуки на каждого.
В атаку с ними вряд ли побежим – значит, достаточно взять только Ф-1, в просторечии именуемую лимонкой. К гранатам неплохо бы иметь по два-три куска тола. Они не тяжелые, зато вкупе с гвоздями и гайками самое оно. А также веревочки и тряпочки для совместного увязывания. С ножами попроще. У каждого из нас есть по неплохому ножу, которым и хлеб можно нарезать, и как оружие использовать. И еще не забыть про патроны. Сотня на винтовку и по пятьдесят на пистолет. А это, между прочим, уже приличный вес. И еще еда, аптечка, средства гигиены, одежда и обувь. Что касается одежды – шинель в начале июля не сильно нужна, поскольку достаточно тепло, а вот плащ-палатка – самое оно. В ней и от дождя укрыться можно, и поспать. Теперь про обувь. В какой-то книге о партизанах я читала, что очень хороши лапти. Но к ним, кажется, нужны какие-то обмотки. Да и сами лапти неизвестно где достать, а делать их мы не умеем. Хотя надо бы ребят расспросить – вдруг кто из них и может. Леша-то деревенский. Но лапти хороши в лесу, а если, скажем, лазать по камням и т. п., то тут только сапоги, поэтому про лапти забыли. Ой, а ведь обязательно нужны лопаты и топор. Лопатка нужна каждому для окапывания, зато топора хватит одного. Конечно, хорошо бы и арбалеты взять, но это как фишка ляжет. Их во второй список. Туда же масксеть и некоторые другие полезные, но не жизненно нужные предметы.
Тут мне пришла еще одна важная мысль. Если мы поедем на машине и вдруг попадем под обстрел или бомбежку, то надо уметь быстро выпасть из машины, не забыв при этом багаж из первого списка. Вот еще одна обязательная тема для тренировки. Полезно также прикинуть, как наша группа должна будет располагаться при обороне, если вдруг придется отстреливаться: кто в центре, кто справа и кто слева. Собственно, в центре, наверное, все-таки я. Помнится, у чеченцев снайпера всегда сопровождали двое: пулеметчик и гранатометчик. Гранатометов и подствольников у нас нет, но гранаты будут. Значит, примерная схема будет такой: я в центре со своей «светкой»[8], справа – Леша с автоматом и гранатами, а слева Костя с пулеметом. Вот и хорошо, вот и ладушки. Пора к ребятам.
Я быстро нашла своих бойцов и с ходу устроила им нелегкую жизнь. На закуску изложила свои мысли о ближайшем будущем. С этими мыслями они полностью согласились. Потом объяснила, чему и как буду их обучать, а затем, не откладывая в долгий ящик, тут же провела часовую тренировку по рукопашному бою. Оказалось, что Костя кое-что умеет – опыт финской войны для него даром не прошел. А Леше, кроме хорошей физической подготовки, похвастать было нечем. Зато метание гранат у них сразу пошло на ура. Посмотрев, как они уверенно и достаточно далеко кидают гранаты, я со спокойной душой отдала им почти весь свой запас. Затем мы набили машину вещами и стали тренироваться в быстром выскакивании из машины. При этом я заметила, что кое-кто из штабных работников с интересом следит за нашей тренировкой. Пусть наблюдают – мне не жалко.
Глава 6
Тренировки три дня шли, можно сказать, в штатном режиме. Мы катались по разным частям, но всегда находили время для занятий. Обычно это было при ожидании очередного поручения в штабе фронта или ответа на доставленный приказ в штабе какой-либо армии. Кроме того, иногда по дороге я неожиданно командовала: «Воздух!» или «Танки справа», – и мы моментально выскакивали из машины, прихватив вещички. С каждым разом получалось все лучше. Еще за это время мне удалось пару раз позаниматься с Романовым тактикой для отделения и взвода. Но это, к сожалению, было урывками, и, боюсь, пользы от этого я почти не получила. Хотя все-таки лучше, чем вообще ничего.
Кстати, наш штаб переехал-таки на новое место в окрестности Могилева. А положение 3-й армии вообще стало критическим. Как я поняла из бесед в нашем штабе, немцы, видя упорное сопротивление Западного и Юго-Западного фронтов, решили повременить с наступлением на Ленинград и повернули основную массу северной группировки на юг. Так что в этой реальности до блокады Ленинграда, может быть, и не дойдет, но окружение по крайней мере 3-й армии становится почти неизбежным. А тогда, по словам генералов, нависнет угроза и над всем Западным фронтом. В довершение всего связь со штабом армии оказалась утраченной. Что там произошло, никто в штабе фронта понять не мог, поэтому 8 июля Жуков решил направить туда меня с очередным пакетом и с наказом разобраться что там и как. Причем в нагрузку дал мне еще радиста, которому надлежало остаться при штабе для обеспечения надежной связи. Понятное дело, что к радисту прилагалась и рация отнюдь не маленьких размеров. Хорошо еще, что машина у меня открытая и места для всех и для всего хватило.
Понимая, что в этот раз мы едем в неизвестность, я перед выездом еще раз всех проинструктировала. Конечно, в первую очередь такой инструктаж был нужен радисту, так как он был для нас новичком и в критической ситуации мог, сам не желая того, путаться у нас под ногами. Кстати, у него помимо рации был еще и автомат, что меня порадовало. С утра моросил небольшой дождик, поэтому мы все накинули плащ-палатки. Именно накинули, так как день обещал быть жарким (июль как-никак), и мы надеялись через пару часов их скинуть. В последний раз я все проверила. Леша по моему приказу показал масксеть, которую мы научились моментально накидывать на наше транспортное средство, после чего сел, наконец, за руль, и наша команда тронулась в путь.
Н-да. Ездили мы и впятером, но пять человек, кажется, лучше, чем четыре человека и железный сундук, именуемый рацией. Он, зараза, на каждой колдобине подставлялся под мой бок, и мои мечты о том, чтобы подремать, оказались неосуществимы. Пришлось заняться тем же, чем у нас в основном занимался Костя, то есть наблюдением за всем, что только можно увидеть. В первый час видели мы ставшую уже традиционной картину идущих на восток беженцев. Сердце сжималось от жалости к этим людям, все время появлялись мысли, что мы никак не можем переломить ситуацию. Более того, иногда мне в голову приходила крамольная мысль, что, может быть, в той, моей истории не было такой катастрофы, потому что представить иное, худшее, мозг просто отказывался.
Но вот беженцы перестали нам попадаться. С одной стороны, ехать стало легче, и Леша даже сумел увеличить скорость, но, с другой стороны, я никак не могла понять, куда же исчезли все люди? Вот они шли мимо нас, и вот вдруг никого нет. Причем мы как раз ехали по дороге, делившей почти точно пополам довольно большое поле. Где-то впереди, примерно в километре виднелся лес, и, поскольку мы не первый раз ехали этим маршрутом, я уже знала, что за этим небольшим перелеском дорога повернет и снова пойдет через поле с небольшими кустарниками. А настоящий лес начнется еще километра через два. Я буквально извертелась, но никого не видела. Ой, а ведь есть же бинокль. Схватила бинокль и стала уже не так быстро смотреть по сторонам. И тут мне стало понятно, почему никого нет на дороге. Справа, с востока появились сначала мотоциклисты, а потом и танки. В бинокль я хорошо рассмотрела, что это немцы. Непонятно было только, почему они движутся с востока, то есть со стороны наших войск. Ох, так это и есть один из их традиционных немецких прорывов с целью рассечения, окружения и потом уничтожения противника. И куда нам теперь? Вроде бы ясно – только вперед. Дорогу сзади нам вот-вот отрежут. А впереди все-таки наша армия. Тут я заметила еще одну неприятную вещь: в нашу сторону отвернули четыре мотоцикла, в коляске каждого из которых сидел пулеметчик. Хорошо еще, что дорога у них пока неровная – трудно будет прицелиться, но ясно как божий день, что нашу машину они взяли на заметку и так просто теперь не отвяжутся.
И что теперь делать? Отработанный нами метод быстрой высадки из машины пока бесполезен: машину прихватят, а за нами пустят взвод, и пишите письма. Тут мне в голову пришла такая дикая мысль, что, узнай о ней Жуков, с ним стало бы плохо. Впрочем, на войне иногда проходят именно авантюры. Короче, я скомандовала:
– Леша, сейчас дорога немного повернет, и мы снова попадем почти на такое же открытое пространство. Но на какое-то время немцы потеряют нас из виду. Поэтому после поворота метров через двести высади нас с Костей, а сам поезжай дальше с радистом. Я отсюда дорогу до дивизии хорошо помню и не заблужусь. Заодно предупредишь командарма о прорыве. Все понял? Выполняй.
– Товарищ лейтенант… – начал Леша.
– Леша, не спорь, а выполняй. Я еще жить хочу, но если потеряем несколько секунд, то шансов у нас практически не останется.
Леша понял, что сейчас не время для спора, и наддал газу. Вот поворот, сейчас будем выскакивать.
– Костя, готов?
– Готов.
Двести метров прокатили, немцев сзади пока еще не видно. Пора.
– Пошли.
Мы с Костей выскочили из машины, и она поехала дальше. Хотя поле и выглядело ровным, но, конечно, на нем были небольшие ложбинки. В одну из них заныкалась я, в другую – Костя.
– Костя, стрелять по команде и начнешь с последнего мотоцикла. Первый мотоцикл не трогать. Понял?
– Так точно.
– Ждем.
Через пару минут выскочил первый мотоцикл, еще через несколько секунд стали видны все преследователи. Пулеметчики в колясках уже начали стрелять. Еще чуть-чуть, и Леше может не поздоровиться. Я первым выстрелом сняла пулеметчика головного мотоцикла. Костя тут же загасил два последних мотоцикла и перенес огонь на третий. Тот попытался развернуться, но не успел. Костя действительно классный пулеметчик. Первый мотоциклист тем временем проехал еще метров пятьдесят и тут обнаружил, что напарник-то тютю. Он притормозил да так и остался в седле. Только наклонился немного. Устал, наверное, с дыркой в голове ехать.
– Костя, страхуй.
Я пулей рванула вперед. Вроде бы пока других преследователей нет. Подбежала к мотоциклу и сначала схватила седока. Выдернула его и немного оттащила в сторону. Потом с большим трудом, подстегиваемая адреналином, выволокла и пулеметчика. Сдернула с каждого немца каску и плащ и пихнула их в коляску. Автомат у мотоциклиста туда же. Под один из трупов я сунула лимонку с выдернутой чекой. Так, на всякий случай. После этого запрыгнула на мотоцикл и лихо подкатила к Косте. Мы напялили немецкие плащи и надели каски. Я велела Косте бросить его пулемет, так как он мог нас демаскировать, но Костя заартачился:
– Товарищ лейтенант, меня за утрату оружия могут расстрелять.
– Так ведь твой пулемет нас будет демаскировать!
– Ничего. Я сейчас диск сниму и уложу в коробку, а ствол суну в коляску вместе с вашей винтовкой. Их практически не будет видно.
Я решила, что совет правильный, так мы и сделали. В довершение всего себе на шею я повесила немецкий автомат. После этого мы спокойно покатили вперед. Метров через триста, подъезжая к лесу, Костя оглянулся и сказал, что за нами едут еще два мотоцикла. Но не стреляют. И правильно делают. Нечего по своим стрелять. Я подумала, не стоит ли еще и этих того. Но вспомнила, что жадность фраера сгубила. Поэтому только прибавила скорости. Через какое-то время Костя еще раз повернулся и сказал, что немцы вроде как отстали. Вот и славно. Пока мы ехали, я в очередной раз поняла, насколько хорошо майор Григорьев разбирается в людях. Когда я ему плакалась, что мне плохеет при виде трупов, он как в воду глядел, сказав, что скоро это пройдет. И вот теперь не моргнув глазом я сначала двух немцев превратила в трупы, а потом еще шустро их раздела. И никаких обмороков, а, наоборот, очень даже бодро себя чувствую. Примерно через километр Костя забеспокоился:
– Товарищ лейтенант!..
– А, что? Что-то не так?
– Да все вроде бы так, но вот мы скоро подъедем к нашим и получим от них встречное приветствие. Что делать будем?
Так ведь правда. Как наших предупредить? Я сунула руку в карман и нащупала там носовой платок. Пожалуй, маловато будет. Пришлось остановить мотоцикл. Велела Косте отвернуться, подняла гимнастерку и от рубахи оторвала солидный лоскут белой ткани. Вот теперь будет отличный белый флаг. Каски и плащи тоже сняли, но выбросить их жаба не позволила – а вдруг еще пригодятся. Снова поехали, и в дороге Костя привязал ткань к стволу винтовки, так что к штабу армии мы подкатили более или менее спокойно, хотя и под дулами винтовок. Окончательно обстановку разрядил Леша, который радостно к нам подбежал.
Я передала пакет командарму и доложила обо всем, что с нами произошло. Он только головой покачал, а потом сказал:
– Рад за вас, товарищ Северова, что все обошлось. Вот только как вы назад добираться будете? Наша армия, как вы уже и сами поняли, попала в окружение. Очень хорошо, что вы привезли радиста, а то наш узел связи немцы разбомбили. То ли как-то засекли по радиопередаче, то ли их разведка сработала. Вот мы и не могли информировать товарища Жукова. А теперь до выхода из окружения вы останетесь при моем штабе. С товарищем Жуковым я это сейчас согласую. Вопросы есть?
– Есть не вопрос, а просьба, товарищ генерал-лейтенант. Я тут на белый флаг рубашку извела. Хотелось бы другую раздобыть.
– Это просто. Идите в хозчасть, там все получите.
Ну вот, за что боролись, на то и напоролись. Интересно только, в качестве кого я тут буду при штабе?
Благополучно обменяв остатки своего, извините, исподнего на новую чистую рубаху, я вернулась к штабу армии. И очень вовремя, скажем, вернулась. Костя и Леша из последних сил сдерживали натиск какого-то капитана, который требовал немедленной сдачи трофеев. Мои ребята в ответ терпеливо объясняли, что раз мы из штаба фронта, то и трофеи должны быть доставлены в штаб фронта. Со стороны это выглядело забавно, но рядовой и сержант, конечно, не смогли бы долго сопротивляться капитану, поэтому я решила вмешаться:
– Товарищ капитан, это моя группа и трофеи тоже мои.
Этот капитан раньше меня не видел и, столкнувшись нос к носу с лейтенантом НКГБ, несколько увял. По званиям мы, разумеется, были равны, но никто из армейских не желал связываться с гэбэшниками. Чтобы сохранить лицо, капитан решил воззвать к моему здравомыслию:
– Товарищ лейтенант госбезопасности. По действующим правилам все трофеи подлежат немедленной сдаче трофейной команде, которая при штабе нашей армии подчиняется мне. Поэтому я потребовал от ваших бойцов сдать все захваченные вами трофеи. Вам, разумеется, будет выписана расписка положенной формы.
Начинать свою пусть и временную службу в штабе армии с конфликта мне не хотелось, но и с трофеями расставаться было жалко. Я решила сделать хитрый ход:
– Товарищ капитан. Мы относимся к штабу всего Западного фронта и формально вашему штабу не подчиняемся. Однако ввиду сложившейся обстановки моя группа временно перешла в подчинение штабу 3-й армии. Я с вами полностью согласна, что инструкции надо выполнять, но полагаю, что данный вопрос следует обсудить со старшими по званию. Я сейчас пойду в особый отдел, так как мне все равно нужно написать отчет о том, как к нам попали эти трофеи. Вот начальник особого отдела и скажет, как нам следует поступить с этим имуществом.
Капитан скривился, но понял, что тут ему не обломится, и отошел. А я действительно пошла искать начальника особого отдела. Чем ждать, когда меня припашут к какой-нибудь малоприятной работе, лучше взять инициативу в свои руки и заняться тем, что уже как-то освоила. Помнится, в 3-й армии и до войны не хватало особистов, а теперь, наверное, их вообще почти нет. Тут и поработаю, если только мне внятно объяснят, что и как надо делать.
Мои прогнозы оказались верными. Начальником отдела военной контрразведки 3-й армии был полковник Астахов, размещавшийся в настоящее время вместе со своим отделом в просторной шатровой палатке, тщательно укрытой сверху маскировочной сетью. У входа в палатку стояли двое часовых. Еще трое бойцов охраняли палатку по периметру. Мне почему-то показалось, что штат у полковника невелик. Так и оказалось на самом деле. После двух недель тяжелых боев в подчинении у Астахова из профессионалов осталось всего три человека: лейтенант и два сержанта. Себя я, разумеется, профессионалом не считала, но, во-первых, все-таки по нашему направлению работы знала и умела чуть больше обычных пехотинцев, а во-вторых, информировать полковника об этом не собиралась. Поэтому моим словам о том, что я готова пусть и временно, но перейти в его подчинение, Астахов искренне обрадовался, пообещав, что сам согласует с командармом мое временное место работы. А когда я сказала, что вместе со мной он получит еще двух бойцов, один из которых отличный пулеметчик, а второй – классный шофер, полковник был на седьмом небе от счастья. Разумеется, ни о какой сдаче трофеев на сторону он даже слушать не захотел, тем более что в его машину как раз вчера попал снаряд. А тут не только машина с шофером, но и вполне себе отличный мотоцикл, который при внимательном рассмотрении оказался изделием компании БМВ. Вот никогда не думала, что придется ездить на бумере-мотоцикле. Я даже не подозревала, что компания БМВ вообще выпускала мотоциклы. Зато теперь знаю, и, более того, кажется, он и станет моим транспортным средством, так как Лешу с машиной Астахов решил взять себе.
– Конечно, только на время, только пока вы здесь, товарищ Северова. По первому требованию верну. Обещаю.
Н-да, знаем мы мужиков и их обещания. Как там в анекдоте: «Мало ли, что я на тебе обещал»[9]. Вернет он! Впрочем, именно мне вернет, только он этого еще не знает, и не буду пока полковника огорчать. Мне с ним работать. Но Костю с пулеметом я не отдала. Правда, полковник на этом и не настаивал. А еще я, по совету Кости, сразу переоформила пулеметы. Он сдал Дегтярева, а себе оставил МГ-34. Не знаю почему, но немецкий пулемет Косте понравился больше. В конце концов, пулеметчик он – ему и виднее. Вполне возможно, что и с патронами к трофейному пулемету будет проще, так как снабжения до выхода из окружения у нас не будет. Подумала о снабжении и тут же сообразила, что недолго нам ездить на машине и мотоцикле. С бензином-то будут проблемы, и немаленькие. Так что скоро все мы, начиная с рядовых бойцов и кончая генералами, пойдем ножками.
Полковник куда-то выскочил и через несколько минут вернулся с бойцом средних лет.
– Вот, товарищ Северова, пока вы здесь, товарищ Климат будет при вас ординарцем. Он поможет вам ориентироваться и будет все время вас сопровождать. Теперь, товарищ Климат, идите и подождите товарища лейтенанта снаружи. Вот вам, товарищ Северова, продовольственные аттестаты на вас и ваших людей, хотя в настоящей обстановке это скорее громкое название, чем реальность, но все-таки кое-что вы по ним получать сможете. Например, махорку или, если вы не курите, шоколад. А теперь расскажите вкратце о себе. Мне нужно знать, что вы умеете.
Оп-па. Он совершенно прав, так как должен знать, с кем ему работать, но что именно ему рассказать? Реальную биографию нельзя, врать не хочется. Ладно, кажется, придумала.
– Товарищ полковник, на самом деле у меня полномочий больше, чем просто у порученца командующего фронтом. Вам что-нибудь говорит такая фраза?
И я сказала ту кодовую фразу, которую мне в свое время велел выучить товарищ Берия. Вот тут полковника проняло. Он в растерянности поглядел на меня, а потом сказал:
– Товарищ лейтенант, но сейчас я не могу связать вас с теми, кто вам нужен.
– Так и не надо об этом беспокоиться, товарищ полковник. Я просто хочу объяснить причины, по которым почти ничего не могу рассказать о себе, и прошу на меня за это не обижаться.
– Нет-нет. Что вы! Ни о каких обидах и речи нет. Мне просто нужно понять, что и как вы умеете делать.
– Видите ли, товарищ полковник. Я в НКГБ работаю совсем недавно. Но на моем счету есть несколько задержанных бандитов и диверсантов. А до того, как меня призвали в НКГБ, я преподавала рукопашный бой в роте НКВД. Как вы знаете, стреляю из снайперской винтовки и из пистолетов с обеих рук. Еще вот научилась отчеты писать. Кстати, разрешите, я сейчас минут за тридцать напишу отчет о последних событиях, в которых принимала участие.
– Конечно, товарищ Северова, садитесь и пишите. Тут вас никто не побеспокоит.
Надо отдать должное Астахову. Получив мой отчет, он, перед тем как спрятать его в сейф, внимательно все прочитал. Ну прямо второй майор Григорьев. Потом посмотрел на меня и, сделав для себя какие-то выводы, заговорил:
– Конечно, то, что вы устроили по дороге сюда, была чистейшей воды авантюра. Но, честно говоря, думаю, что другого выхода у вас не было. Немцы вас и догонять не стали бы, а просто в прямой видимости причесали бы как следует из пулеметов. Поэтому ваши действия полностью одобряю, но должен сделать замечание. Или, если хотите, не замечание, а просто дам дружеский совет. При поражении противника всегда старайтесь забрать у него документы. Карты, пакеты и т. п. – это само собой. Но нужно брать и самое простое – немецкие солдатские книжки. Это будет лучшим подтверждением ваших слов. Да, я понимаю, что в данном конкретном случае времени у вас не было. И кроме того, ваши трофеи говорят сами за себя, поэтому двух немцев я со спокойной совестью могу на вас записать. А вот про остальных четверых буду обязан указать, что это с ваших слов.
– Простите, товарищ полковник. А что, вы на основании моего отчета тоже будете писать отчет?
На эти слова, сказанные с некоторым нарушением субординации, полковник улыбнулся и пояснил:
– Конечно буду. Только не отчет, а представление к правительственной награде. Исправные вражеские мотоцикл и пулемет с боекомплектом на дороге не валяются. И бойцов, захвативших такие трофеи, полагается представлять к награде. Не так уж часто нам сейчас достаются подобные трофеи. Поэтому я напишу представление на вас и вашего пулеметчика.
Вот это номер! Товарищ Жуков обещал медаль за пленного, а этот – тоже какую-то награду за трофеи. Конечно, не за награды воюю, но с наградами будет как-то веселее. А уж перед кем похвастаться, я всегда найду. Пока я так размышляла, полковник снова заговорил:
– И вообще, ваше приключение вполне подходит для газеты. Сейчас подобные статьи появляются почти в каждом номере. Нужно вселять в бойцов дух уверенности, а то многие еще робеют перед немцами.
– Извините, товарищ полковник, но вот статьи пока не надо. Не стоит афишировать методы, которые еще могут пригодиться.
– Тут вы, пожалуй, правы. Ладно, десять минут вам на обустройство, а потом подходите сюда за заданием. Дел у нас невпроворот, и все сверхсрочные.
Читать бесплатно другие книги:
