Любовь в вечерних новостях Робертс Нора
— Но я репортер.
— Это твоя профессия, и только.
Торп поднял бокал с вином. «Раздражение надо отбросить за ненадобностью, — подумал он. — Это уж точно не лучший способ расположить Ливи к себе».
— Но в нашем деле нельзя быть такой тонкокожей. Если тебя так беспокоят сплетни, то недостатка в синяках и шишках не будет. Ты посмотри в зеркало. Люди всегда будут сплетничать о женщине с таким лицом, как твое. Это в натуре человеческой. Прими как данность.
— Но все-таки дело не только в этом.
Ливи хотелось поставить все точки над «i». Только бы не разозлиться, это ничему не поможет.
— Я не хочу никаких личных взаимоотношений — ни с тобой, ни с кем другим.
Торп внимательно разглядывал ее поверх бокала.
— Неужели ты была ранена так глубоко?
Ливи не ожидала подобного вопроса и уж меньше всего сочувствия, которое в нем прозвучало. Ей стоило большого труда прямо встретить его взгляд и остаться спокойной.
— Да.
Торп немного помолчал, и Ливи уже приготовилась к дальнейшим расспросам. Но он заговорил совсем о другом, и она позволила себе расслабиться снова.
— Ты ведь начинала в Остине?
— Да. Но там все казалось мелковатым, что ли. Когда Вашингтонский отдел «Новостей» пригласил меня, я уцепилась за предложение обеими руками.
Ливи снова занялась едой.
— Вашингтон — город замечательный, особенно с точки зрения репортера. Мне нравится эта постоянная необходимость соответствовать требованиям.
— А ты думала о том, чтобы перейти на федеральное телевидение?
Ливи неуверенно пожала плечами:
— Конечно, но сейчас меня вполне удовлетворяет мое место. Карл — самый лучший режиссер «Новостей», с которым я когда-либо работала.
Торп усмехнулся.
— Но он становится все раздражительнее. — Пошевелив вилкой то, что осталось от спагетти, Ливи иронически заметила: — Особенно если какой-нибудь следопыт по горячим новостям с верхнего этажа крадет у нас хороший репортаж. Я вынуждена была сегодня после пресс-конференции наступить на хвост одному из твоих коллег.
— Неужели? Кому же?
— Томсону. Тому, с большими ушами и цветастыми галстуками.
— Лестная характеристика, ничего не скажешь.
— Зато точная, — парировала Ливи, но при этом чуть-чуть улыбнулась. — Во всяком случае, мне пришлось здорово потрудиться, чтобы вправить ему мозги. Он хотел перехватить мой материал.
— Уверен, что ты отлично справилась.
Ливи уже не скрывала улыбки. Ей довольно приятно было вспомнить, как она отбрила этого предприимчивого мерзавца.
— В общем, да. Я предупредила, что надо самому искать материал для репортажа, или его однажды повесят на его цветастом галстуке где-нибудь в подвале. — И задумчиво добавила: — Мне кажется, он поверил.
Торп взглянул в ее холодные голубые глаза.
— Сдается, я тоже поверил бы. А почему ты не напустила на него своего оператора?
Ливи усмехнулась и подобрала последние макаронинки.
— Я не хотела, чтобы в присутствии главного разыгралась вульгарная сцена.
— Еще хочешь? — Он указал на ее пустую тарелку.
— Шутишь?!
— А десерт?
Она широко раскрыла глаза.
— Не может быть, чтобы ты и десерт сам приготовил!
Торп налил ей еще бургундского.
— Пей вино пока. Я сейчас приду. Он взял тарелки и вышел.
Ливи подумала, не надо ли ему помочь, но так и не встала. Она слишком отяжелела от еды, чтобы еще и двигаться. Глупо отрицать, что ей нравится его общество. Нравится с ним разговаривать. Спорить с ним. Торп заставлял ее ощущать биение реальной, сиюминутной жизни. Да, она не чувствовала себя с ним в безопасности, но даже это приятно волновало.
Послышались его шаги.
При виде блюда с клубникой и креманки со сливками она не могла удержать возгласа удовольствия.
— Какая великолепная! Как ты раздобыл такую крупную, ведь еще не сезон?
— Репортер никогда не открывает своих источников, — торжественно заявил Торп.
Он поставил блюдо на стол. Ливи вздохнула:
— Клубника изумительная, Торп, но сомневаюсь, что для нее осталось место.
— Попробуй хоть одну.
Торп окунул ягоду в только что взбитые сливки.
— Только одну, — согласилась она и послушно открыла рот, но он почему-то размазал сливки у нее по щеке.
— Торп! — рассмеялась Ливи и потянулась к салфетке.
— Извини. — Он положил ладонь на ее руку. — Я сейчас все исправлю. — Обняв ее за шею, едва касаясь языком, он стал слизывать сливки со щеки Ливи.
Смех ее оборвался. Она сидела оцепенев, не в силах пошевелиться. Сознание и тело как бы зациклились на этом потрясающем ощущении. Ей казалось, что кожа трепещет от наслаждения там, где он коснулся ее языком.
— Хорошо тебе? — прошептал он и прижался губами к ее рту.
Ливи молчала, не отрывая от него взгляда. Торп пристально смотрел на нее и читал в ее глазах повесть рвущейся наружу страсти.
Он медленно окунул в сливки вторую ягоду.
— Хочешь еще?
Она покачала головой и сглотнула, глядя, как он вонзил зубы в клубнику. Встав, она вышла в гостиную. Сейчас она придет в себя, все снова будет нормально, все будет в порядке. Дрожь уляжется, жар остынет. И вскрикнула, когда Торп повернул ее к себе и обнял.
— Я решил, что тебе захотелось потанцевать, — прошептал он.
— Танцевать? — Она просто таяла в его руках. — Но ведь музыки нет.
Тем не менее она двигалась вместе с ним, словно в танце, под звуки неслышной музыки, и ее голова уже лежала на его плече.
— Неужели ты не слышишь музыку? Аромат ее тела дразнил обоняние. Ее грудь мягко подалась, когда он прижал Ливи к себе покрепче.
Ливи вздохнула и закрыла глаза. В ногах вдруг появилась тяжесть, но она была такая приятная. Ливи оперлась на Торпа, пытаясь убедить себя, что, наверное, слишком много выпила. Да, ощущение было именно такое. Но она знала, что это ложь. И когда он губами коснулся мочки ее уха, она слабо застонала и вздрогнула.
«Я должна уйти, — приказала Ливи себе. — Я должна уйти прямо сейчас, сию минуту». Ее пальцы запутались в его волосах. Ведь это безумие — оставаться здесь с ним. Она чувствовала его тело, и в ней начало медленно разгораться желание. Его рука скользнула по ее спине, медленно погладила бедро. Он коснулся губами ее шеи, и она что-то пробормотала. Приятная истома овладевала ею.
— Я не могу остаться, — прошептала она, не пытаясь освободиться из его объятий.
— Нет, не можешь, — согласился он и медленно ее поцеловал.
— Я должна идти. — И она подставила ему рот.
— Да. — Он языком раздвинул ее губы.
Ей показалось, что она сейчас растворится в наслаждении. Голова кружилась.
— Я обязана уйти.
— М-м-м. — И он нежно повел вниз язычок «молнии» на ее платье. Она издавала какие-то невнятные звуки, уже не понимая, где она и что с ней. Его руки пробежали по тонкой талии.
— Я не хочу тебя, Торп.
Рот ее был горяч и влажен. Он провел языком по ее полураскрытым губам.
— Да, я знаю. Ты мне это уже говорила. Ее платье упало на пол.
Она прижалась к нему еще теснее и телом, и губами. Она тонула, но вода была такая теплая, такая ласковая. Тягучее, сонное желание все сильнее разгоралось от легких прикосновений его рук к ее телу. Она была пленницей магии прикосновения. Такого нежного. Ливи позволила ему поднять себя на руки.
Лунный свет проникал в спальню сквозь прозрачные занавески. Свет был белый, но не холодный, Ливи внезапно вынырнула на поверхность.
— Торп…
Тогда он снова ее поцеловал. И, забыв обо всем, полная желания, она прижалась к нему, он опустил ее на постель. Он раздевал ее медленно, нежно целуя и лаская. Слова, которые он шептал, были так упоительны, они словно гладили ее нервы, но возбуждали тело.
Когда он снял с себя рубашку, Ливи провела по его спине ладонью. Сильная, мускулистая плоть. Ей хотелось, чтобы он был сильным. Ему просто необходимо было быть сильным.
Внезапно сонное желание вспыхнуло пламенем. Ливи застонала и прижала его к себе. Его жадный рот коснулся ее груди. Движения Ливи уже не были томными, а руки ничего не стыдились. Она выгнулась, помогая ему раздеть ее совсем. Торп погладил нежную кожу ее бедер, слегка раздвинув их, он проник пальцами туда, где возбуждение ощущалось сильнее всего. Ливи охватил жар. Она вцепилась ногтями в его плечи. Она ни с кем не испытывала такого. Мыслей не было, одни ощущения. Она пылала, ей хотелось, чтобы он взял ее сейчас, сию минуту, но у него были в запасе для нее и другие наслаждения.
Торп провел языком от ложбинки между грудями вниз по животу, и ей показалось, что она сейчас сойдет с ума. Он продвигался все ниже, и у нее вырвался полузадушенный крик, когда Торп вознес ее на самый пик ощущений.
Ее отзывчивость на ласку изумляла его и заставила забыть о собственном безумии. Торп хотел, чтобы она испытала все оттенки наслаждения. Она так потрясающе реагировала на каждое касание, была так необыкновенно трепетна и чувствительна. Лунный свет придавал ее коже мраморный отблеск, но ее плоть была живое пламя. Он желал ее безумно. Каждый раз, когда она со стоном произносила его имя или прикасалась к нему, его сотрясала невероятная, исступленная жажда слияния. Она хотела его, только его, и уже одно это повергало его почти в сумасшествие.
Торп впивался поцелуями в ее губы, и она отвечала ему так же неистово. Вся ее сдержанность растопилась, все преграды рухнули. Ливи ощущала только отчаянную жажду удовлетворения, и только один человек на свете мог утолить ее. Она уже совершенно не помнила себя. Какие споры, какие сомнения?! Вся истина была в их единении. Для него же весь мир сейчас сосредоточился в этой женщине на этой постели. Даже в темноте он видел каждый изгиб ее тела, каждую черту лица. Она еще вздрагивала, соски были еще набухшие, дыхание успокаивалось медленно. Он и раньше догадывался, сколько страсти таится в ее сдержанности, но о таких глубинах и не подозревал. Он был ошеломлен произошедшим. Ему казалось, что он все испытывает впервые. Сейчас он был абсолютно беззащитен. Человек без маски, просто как есть.
Ливи наслаждалась полнотой ощущений, тем моментом, когда неистовое желание переливается в удовлетворенную радость плоти и постепенно наступающий покой. Она никогда и ни с кем не испытывала такой раскованности и самозабвения. Только Торп смог подарить ей все это.
Значит, что-то важное отсутствовало в ее жизни? Она почти боялась ответить на этот вопрос, понять до конца его смысл. Торп опять заставил ее почувствовать себя женщиной в полном значении этого слова. Она все еще ощущала вкус его губ, и ей не хотелось утратить это ощущение. Она обрела в его объятиях чувство безопасности. И это было особенно удивительно.
Но кто же он такой, этот Торп, мужчина, который сумел заставить ее отдать ему то, что долгие пять лет она не могла или не хотела отдавать никому в мире?
— Я дала себе обещание, что этого никогда не случится, — прошептала она, уткнувшись лицом в его шею.
Ее слова дошли до слуха Торпа, пребывающего в дремотном состоянии.
— Жалеешь? — спросил он вкрадчиво и ждал ответа, как ему показалось, целую вечность.
— Нет. — Ливи протяжно вздохнула. — Никаких сожалений. Я никогда не думала, что так будет, но я об этом не жалею.
Он с облегчением вздохнул и прижал ее к себе. Ее серьезные, тихие слова взволновали его.
— Оливия, ты такая сложная женщина.
— Неужели? — Она чуть-чуть улыбнулась и закрыла глаза. — Никогда так о себе не думала. Я всегда была целеустремленной и в каком-то смысле простодушной.
— Я пытался разобраться в тебе полтора года, — возразил Торп. — И скажу честно, это нелегкое занятие.
— Ну и нечего было.
Она провела рукой по его плечу. Ей нравилось и то, что он сильный человек, и то, что он силу может обратить в нежность.
— Торп, а у тебя много было любовниц? Он негромко рассмеялся:
— Это слишком деликатный вопрос, чтобы задавать его в такую минуту, Кармайкл.
— Но я же не составляю досье: имя, возраст и тому подобное, — вдруг вскинулась она ни с того ни с сего. И тут же сладко вздохнула, потому что его рука скользнула по ее спине. — Наверное, мне все это не очень хорошо удается, — вдруг сказала она.
— Что удается не очень хорошо? — спросил он рассеянно, потому что одно только прикосновение к ней вновь возбуждало желание.
Ливи вдруг стало неловко, она стеснялась выразить свою мысль.
— Э… э… доставить удовольствие партнеру. Он перестал поглаживать ее спину и внимательно стал вглядываться в ее лицо.
— Ты шутишь?
— Да нет, — ответила она в полном смущении. Если бы она не растворилась полностью в блаженстве плоти, то, наверное, никогда бы не стала говорить всякие глупости. Запинаясь, она попыталась объяснить: — Я знаю, что не очень хороша в постели, но…
— Кто, черт возьми, вбил в твою голову эту дурацкую мысль?
Его явное раздражение удивило Ливи. «Мой муж», — вертелось на кончике языка, но она ответила неопределенно:
— Да так, знаю — и все. Он выругался и перебил ее:
— Так ты думаешь, что я сейчас притворялся?
— Нет, — смутилась Ливи и спросила неуверенно: — А ты притворялся?
Он разозлился до безрассудства. Перекатившись со спины на живот, он подмял ее под себя.
— Я хотел тебя с той первой минуты, когда увидел твое лицо. Ты об этом не знала?
Ливи покачала головой, не в силах что-либо сказать. Под тяжестью его тела, от жесткой хватки его рук с новой силой проснулось желание.
— Ты была такая холодная, держалась так отстраненно, но под этой ледяной оболочкой я видел языки пламени. Я только и думал, как хорошо с тобой должно быть в моей постели.
Он снова крепко, яростно поцеловал ее в губы. Его руки в неистовстве властно распоряжались ее плотью. Ливи бездумно отдалась на их волю, дрожа от вожделения.
— Я хотел растопить лед, но оказалось, что льда-то и нет. Ты удивительная, роскошная, потрясающая женщина. Мне стоит только крепко обнять тебя, и я весь горю, вбирая в себя твое ответное пламя. Если ты не доставляла, как ты выразилась, удовольствия партнеру, то он просто полный идиот. Он много потерял, он потерял все. Запомни это.
Она уже не слушала его, полыхая новым огнем. Он снова ласкал ее. Ливи целовала его шею, легко касалась ее языком. Пульс Торпа бешено зачастил. Ливи прижалась к нему еще крепче и поцеловала в губы. О, этот вкус его губ! Она отчаянно желала ощущать его снова и снова. Их тела охватила дрожь. Ненасытность обоих была безмерна.
Он жадно припал к ее рту. Скорее это был укус, а не поцелуй. Страсть Ливи увлекла его в пределы первобытного выражения чувств. Так не притворяются. Он целиком растворился в ней, в том, что они творили вместе. И оба они вознеслись в мир, недоступный рассудку.
Потом она обмякла, выпитая до дна, но тело еще содрогалось, и дыхание было прерывистым. Он лежал обессилев, не в состоянии контролировать тяжесть своего тела. Ладонями она чувствовала его влажную спину. И сколько времени они пролежали так, в сплетении тел, ни Торп, ни Ливи не сознавали.
— Пожалуй, ты права, — наконец глухо, хрипло сказал он. — Разве можно говорить об этом как об удовольствии?
Ливи, к своему удивлению, рассмеялась, откуда только силы взялись. Впрочем, смех был тихий, едва звучащий где-то внутри. Теплый такой, тихий, уютный смешок. Она принимала это как нечто само собою разумеющееся и в то же время нечто новое и чудесное; смех в постели. Торп поднял голову и посмотрел на нее.
— Дурочка, — сказал он тихо. И, перевалившись на спину, прижал ее к своему боку. Через мгновение она уже спала, обессиленная и счастливая. А он обнимал ее и во сне.
11.
Пронзительно зазвенел будильник. Ливи машинально потянулась к нему, чтобы прекратить трезвон, наткнулась на Торпа и недоуменно открыла глаза. Ничего еще не понимая, полусонная, она поймала его взгляд. Краешком сознания она отметила, что на подбородке у него появилась щетина, а веки опухли.
«Я заснула, — вспомнила она. — Я любила его и всю ночь проспала в его постели». Она медленно осознавала эту новость. Ливи как-то по-другому ощутила это при свете дня, но сожаления не почувствовала.
Торп протянул руку за спину и нажал кнопку. Внезапно и резко наступила полнейшая тишина. Молча он прижал Ливи к себе. Он проследил всю гамму выражений ее полусонного лица. Его это позабавило и до странности умилило. Эта женщина просто забыла, как это просыпаться в постели мужчины.
Спокойное утреннее объятие было для Ливи чем-то новым, и она отдалась ощущению тепла и уюта, ничего не требующей близости. Она сонно размышляла над случившимся. Ей трудно было определить, что она сейчас чувствует, что испытывает. Душевную гармонию? Просто удовольствие от близости с мужчиной?
Но что-то изменилось. Душа ее была открыта жизни. Ливи не была уверена, хорошо ли это, но это произошло. Его дыхание теплом щекотало ей щеку, его руки обнимали с какой-то ненавязчивой властностью. Она больше не одна. Хочет ли она этого? Ливи чувствовала рядом с собой сильное мужское тело. Еще вчера она была уверена, что ей суждено вечное одиночество. Но сегодня…
Она его любила ночью. Она отдавалась ему. Она владела им. Ливи всегда было трудно быть с кем-то столь открытой. Интимные отношения не были для нее легкой забавой. Она была убеждена, что если двое соединяются, то это навсегда, что они должны идти вместе, рука в руке. Но она же клялась себе, что больше никогда не будет в ее жизни такой безраздельной близости. Слишком многое она пережила, чтобы снова рисковать. А Торп становится ей так необходим, что просто страшно. Но как хочется оставаться вот так, в постели с ним, крепко обнявшись. Но разве она не помнит, как скоро приходит разочарование?
Ливи шевельнулась, решив освободиться из его кажущихся такими надежными объятий.
— Пора вставать. В полдесятого надо быть на работе.
Все еще молча Торп прижал ее к себе и коснулся губами ее рта. Какая она нежная, тихая, теплая!
И все еще витает в воздухе ее аромат. Он долго ждал, очень долго, возможности проснуться рядом с ней. И сейчас он хотел насладиться этой минутой полностью. Увидеть, какая она утром, только что проснувшаяся, еще с припухшими от сна веками. Он спал рядом с ней, он рядом с ней проснулся. Он не намерен отпускать ее от себя, он не хочет быть без нее.
Ливи чувствовала иллюзорность этого утра, этого уюта, этого невозможного ощущения счастья. На минуту она, конечно, может притвориться, что не существует внешнего мира. Что не было прошлого, которое не позволяло ей наслаждаться настоящим. Сейчас существовали только они двое. Если закрыть глаза, то можно представить, что все еще длится ночь. Но время неумолимо. И ночь прошла. И соломенно-желтый солнечный свет проникает сквозь легкие занавески.
— Нам надо вставать, — прошептала она, почти надеясь, что он возразит.
— М-м-м. — Торп немного приподнял голову, чтобы взглянуть на часы. — Возможно, — согласился он и в последний раз коснулся губами ее шеи. — Наверное, твоя совесть не позволит тебе внезапно схватить ларингит или легкую лихорадку?
— А твоя? — возразила Ливи. Торп рассмеялся и поцеловал ее.
— В данный момент у меня нет совести.
— Хотела бы я сказать то же самое о себе.
Освободившись из его рук, она села, машинально прижав к груди простыню.
— Мне, наверное, потребуется халат.
— Как жаль!
Он со стоном откатился от нее и тоже встал.
— Я обеспечу тебя халатом. И даже завтраком… — добавил он и зашлепал босыми ногами к шкафу. — Если ты возьмешь на себя кофе.
Она немного смутилась, видя, как он стоит совершенно голый и уверенный, что так и надо. Выпрямившись, она приказала себе не идиотничать. Она же провела с ним ночь. Теперь его тело для нее не тайна. Да, но при свете дня…
А Торп тем временем достал халат для себя. Как он великолепно сложен! Мускулистый, жесткий, поджарый, с широкими плечами, хорошо развитыми бицепсами, высокий. Раньше казалось, что он несколько худощав. Без одежды он выглядел настоящим атлетом.
— О'кей? — Он вытащил короткий халат из голубой махровой ткани покроя кимоно.
Она не сразу поняла, о чем он говорит.
— Ты можешь сварить кофе, Ливи? — Торп с усмешкой протянул ей халат.
— А у тебя найдется кофейник и ложка? Он даже сморщился, как от боли.
— Как можно? Разве ты не видела моей кухни?
— Ну, вдруг в ней чего-нибудь не хватает. Ну, что ж, я как-нибудь справлюсь. — Ливи послушно сунула руки в рукава.
— Ситечко на стойке буфета, кофе на второй полке над плитой, — сообщил он и шмыгнул в ванную. — Посмотрим, как ты справишься.
Она усмехнулась и встала с постели.
В кухне она все нашла точно на тех местах, где он сказал. Она налила воду и насыпала несколько ложек кофе. До нее донесся шум воды.
Как это странно и приятно — хозяйничать в его кухне, в его халате, надетом прямо на голое тело. «У меня любовник», — подумала Ливи. Секунду она держала ситечко в руке, устремив рассеянный взгляд в пространство. Она занималась любовью с Торпом, спала в его постели и вот теперь готовит кофе в его кухне. О чем она, собственно, тут страдает?
Тряхнув головой, она закрыла кофейник крышкой. Боже милостивый, да ей двадцать восемь лет! Она была замужем и сейчас в разводе. «Я деловая женщина, которая уже много лет живет самостоятельно. И что, я не могу иметь любовника? Люди поступают так ежедневно. Такова жизнь. Все так просто, даже буднично. Мы два взрослых человека, которые провели ночь вместе. И нечего разводить турусы на колесах с ненужными словами „всегда“, „вместе“ и все такое прочее.
Вошел Торп. Ливи повернулась к нему, чтобы добродушно съязвить насчет кофе. И тут же оказалась в его объятиях.
Сначала он легко коснулся ее губами, раз, другой. Потом все переросло в медлительный, жадный поцелуй. Ливи прижала его к себе, мгновенно забыв обо всех своих очень умных рассуждениях. Волосы у него были влажные. Она провела по ним пальцами, словно расчесывая. От него возбуждающе пахло каким-то особенным терпким лосьоном для бритья. И чувства были свежие, словно омытые водой, и романтические, как во время первого свидания.
Он сбоку дотронулся до ее груди, потом опустил руки ей на бедра. В поцелуе не было отчаяния страсти, но он был так желанен, что она вспомнила о прошлой ночи. Торп немного отклонился, чтобы ее видеть.
— Ты мне нравишься вот так, — пробормотал он. — Босая, и в халате на несколько размеров больше, чем надо, и с волосами немного не в порядке.
Торп поднял руку и еще больше растрепал их.
— И я видел тебя именно такой, когда холодная мисс Кармайкл читала новости.
— К счастью для моего рейтинга, телезрители меня растрепанной не видели.
— Что ж, я им не завидую.
— Не всем нравится неухоженная, только что из постели дикторша, Торп.
Кофе угрожающе фыркнул. И Ливи поспешно вырвалась из рук Торпа. Под кухонными шкафчиками на крючках висели кружки. Она сняла две и налила кофе.
— Но твой экранный образ мне тоже нравится. — Он подал ей небольшую картонку со сливками. — Да и вообще, я не нахожу в тебе ничего, что мне бы не нравилось.
Ливи рассмеялась.
— Ты всегда такой покладистый, когда ждешь кофе? — Она протянула ему кружку. — Пойду приму душ, а ты пока попробуй. Может, твое благодушное настроение испортится.
Он хотел поднести кружку к губам, но она остановила его, положив руку ему на плечо.
— И не забудь, что ты обещал мне завтрак.
Ливи вышла, унеся с собой свою кружку.
Торп выдохнул и, поколебавшись, отхлебнул из своей. Нет, конечно, не так уж плохо, чтобы испортить ему настроение. Наверное, и он сделал еще глоток, кухня — не ее место. Да, это мое, пришел он к философскому заключению и направился к холодильнику. В ванной плескалась вода. Ему нравилось ощущать присутствие Ливи так близко — всего через несколько комнат от него. Он достал кусок бекона и поставил на плиту сковородку.
Торп не относился к числу мужчин, умеющих обманываться. Да, они любили друг друга ночью. Будут еще другие ночи любви, но чувства Ливи еще не определились. Что скрывать, ему неприятно было осознавать, что он любит женщину больше, чем она его. Она не хочет поддаваться любви. Что-то держит ее, причем мертвой хваткой. Торп, однако, был достаточно уверен в своем мужском обаянии, чтобы не опасаться поражения. У него еще будет время все обдумать.
Даже сейчас в светлой, солнечной кухне он перебирал в памяти ночные видения. Как страстно она отдавалась в темноте спальни. Что бы она ему ни говорила, Ливи таинственная женщина. Она мучительно сомневается во всем, она осторожна, как раненый зверь. Но он и не хотел, чтобы все было иначе. Раз уж ему суждено влюбиться, пусть это будет такая женщина.
Нет, Оливия Кармайкл — женщина, предназначенная ему судьбой. Конечно, придется ему проявлять терпение, пока она не доверится ему целиком, но он этого добьется.
Торп улыбнулся и разбил в миску яйцо.
Как накануне вечером, Ливи не смогла устоять перед запахами из кухни. Стоя на пороге, она глядела, как Торп укладывает на блюдо бекон, золотистый омлет и слегка поджаренные тосты.
— Торп, — сказала она, вдыхая вкусный запах, — ты просто чудо.
— А ты только сейчас это заметила? — усмехнулся он. — Хватай пару тарелок! — приказал он, кивнув на соответствующий шкафчик. — Давай есть, пока не остыло.
Ливи послушно достала тарелки и поставила на стол.
— Должна признать, — сказала она, усевшись на стул, — что я глубоко восхищаюсь теми, кто умеет готовить.
— А что ты ешь дома?
— Я ем как можно меньше. — Ливи положила себе в тарелку омлет с беконом и тост. — Как правило, я покупаю еду в таких маленьких коробочках, на которых написано «Совершенно готовое блюдо». Иногда бывает съедобно.
— Ливи, ты когда-нибудь задумывалась над тем, чего только не напихано в эти маленькие коробочки?
— Ну, пожалуйста, Торп. — Она отправила в рот кусок омлета. — Не тогда, когда я ем.
Торп рассмеялся и покачал головой:
— Ты никогда не училась кулинарному искусству?
Ливи пожала плечами. Она вспомнила, как готовила еду, когда была замужем. Обедали они всегда в спешке, а потом она бежала на работу в ночную смену. А в колледже торопливо закусывали чем-нибудь после лекций. Она неплохо готовила, но времени всегда было так мало и так много дел.
— В нашей семье это было не принято. — Она доела ломтик бекона. — Как-то ни к чему, знаешь. Мать этим не интересовалась, а необходимости, как ты понимаешь, никакой не было.
Торп, намазывая тост маслом, подумал, как непохожи были обстоятельства их жизни. Он и его мать были очень близки, потому что любили друг друга. Ливи и ее мать были как разные планеты.
— Ты часто бываешь в Коннектикуте? — Нет.
Однозначный ответ предупреждал: не дави на меня. Торп услышал сигнал тревоги и обратился к другой теме:
— Что у тебя сегодня?
— Очень много дел. Под завязку. В одиннадцать первая леди открывает детский центр. Потом Делл должен появиться на национальной телестудии. Сомневаюсь, что нам удастся подобраться к нему поближе, но попытаться стоит. И еще у меня съемка в школьном совете.
Она доела все.
— Да, еще я должна снять рекламный ролик. Главного менеджера очень беспокоит рейтинг.
— Да уж это как всегда. — Торп взглянул на ее пустую тарелку. — Но, по крайней мере, ты подкрепилась.
— Если это деликатный намек на то, что по уши налопалась, то я любезно пропущу его мимо ушей. — Ливи собрала тарелки. — Ты приготовил завтрак, а я вымою посуду.
— Очень демократично.
Глядя на тарелки и блюдо, она сказала: