Город, которого нет Ломов Герман
Ага, вот по чьей милости я тут. Интересно, к чему приступать?
Пока я соображал, собеседник произнес:
– Вот ваша плата, – и протянул кожаный кошель.
Я молчал.
– А вы немногословны, – заметил он. – Возможно, вас интересует собственная безопасность?
Я кивнул. Не то, чтобы понял, о чем речь, но безопасность – да, весьма меня занимала.
– Сделаете дело, и вас доставят в безопасное место. Работайте, ну же!
И тут включился автопилот: при слове «работать» я потянулся к фотоаппарату. Серый вздохнул с облегчением. Неужто я угадал?
Сделал несколько кадров с похорон, и хотел было подойти поближе, но новый знакомец меня остановил:
– Не нужно, чтобы вас видели.
Ага. Дальше – что? Сейчас он протянет мне флешку, я солью картинки и уйду обратно, сквозь стену в тапочках в родные пределы? Чтоб потянуть время, я перевел фотоаппарат в режим просмотра и вскрикнул от изумления. Скорбная месса преобразилась.
Прихожане и монахи остались прежними. А вот центральные фигуры изменились до неузнаваемости.
Они стояли у гроба. Двухголовый карлик в комбинезоне и существо, напомнившее мне ДПСника с Московского: высокий, с хоботом. С ними была миниатюрная девушка. Мертвенно-белая кожа, черные волосы и ярко-алый рот делали ее похожей на готическую сувенирную куклу.
Нелепые разноцветные колпаки, как у малышей на днях рождения, венчали их головы. В руках у существ были кубки.
Покойник выглядел совсем по-человечески. Разве что возмутительно живым: сидел, свесив ноги, на крышке гроба, и глядел по сторонам с веселым любопытством, сжимая в руке пузатую бутыль. Почему-то я решил, что это ром.
Скорбное окружение не изменилось: прихожане, монахи. На коленях возле гроба молилась старушка.
– Ну?! – нетерпеливо дернул меня собеседник, – что?
Я навел фотоаппарат на него. Тот вцепился руками в кулон, висящий на шее, и что-то зашептал на птичьем языке. Кстати, озарило меня, как это я до сих пор понимаю, что он мне говорит?..
– Так не пойдет, – прошипел серый. – Делайте свое дело, а в мое – не лезьте! Отвечайте лучше – они… здесь?..
– Да, – было понятно, о ком он спрашивает.
– Которые? – его ноздри раздулись.
Я медлил. Почему я должен говорить? На фига мне этот кошель, если я даже не знаю, как выбираться отсюда? И что сделали мне эти твари, кем бы они ни были?
– Говорите, – серый изучал скорбящих, словно пытаясь увидеть то, что открылось мне. Несколько стражников из соседней ниши не спускали с него глаз, ожидая сигнала.
Я сделал еще кадр. То, что увидел, мне не понравилось: девушка стояла, глядя в толпу. Белесые нити тянулись от поднятых рук к прихожанам, опутывая их паутиной. Лица хмурились, в первом ряду рыдала женщина. Это решило дело.
– Этот. Старуха у гроба. Вояка в первом ряду…
Серый кивал, будто и сам подозревал именно их. Стражники бесшумно двигались по залу.
– Все? – переспросил он меня.
Я кивнул.
– Большое спасибо, – сказал он с чувством.
И в мозгу у меня взорвался контейнер с конфетти. Я потерял сознание.
Очнулся от холода. Лежал на каменном полу, в нос било кислятиной. Пульсировала шишка на затылке, голова звенела от боли.
Голос сверху вещал:
– Таким образом, самым безопасным местом в нашем герцогстве является именно эта темница. Вход замурован. Пища и еда буду исправно доставляться. Можете быть совершенно спокойны…
Я дополз до соломенного матраса и опять вырубился.
Проснулся, будто толкнул кто. Так бывает, когда среди ночи вскакиваешь от стука собственного сердца, а через секунду звонит телефон. Саднило бок. Оказалось, все это время я лежал на злополучном «Никоне».
Жидкий свет сочился в окошко. Клетчатая амбразура в тесной каменной комнате, с толстыми стенами и потолком, который вот-вот опустится на тебя, как в старой книжке Эдгара По, вытеснит воздух, и… я готов был заорать от подступающего удушья.
Клаустрофобия, как и было сказано выше.
Голова гудела. Интересно, чем меня приложили? Камнем? Палицей? Я размышлял над этим чисто теоретически, как вдруг понял, что в комнате не один.
На стене появилась клякса. Она росла, принимая символичные очертания: ручки-ножки-огуречик, вот и вышел челове… стоп, а это что?
Хобот.
Клякса налилась объемом и отлипла от стены.
– Привет, – сказало черное существо с хоботом, одно из тех, в храме. – Попался! Сейчас мы тебя резать будем.
– Мы? – переспросил я, почему-то больше озаботившись этим «мы», чем гораздо менее симпатичным «резать».
Еще на первом курсе мне говорили, что я неверно выставляю приоритеты.
– Мы, – трубно высморкалось существо, – я, Никодим, и мои товарищи.
На стене наливалась еще одна клякса.
В полном ступоре я наблюдал, как за Никодимом появились остальные: бледная девочка-нежить и двухголовый карлик с сигарой. Его головы по очереди пускали в потолок кольца дыма.
– Сволочь, – сказала девочка и сплюнула мне на тапок.
Слюна зашипела и стала медленно прожигать на ткани дыру.
– Ло-пу-шок, – карлик потрепал меня по щеке, – ну, здравствуй.
Я молчал. Интересно, знал ли серый инквизитор, что мои соседи умеют ходить сквозь стены?
– Я бы, – мечтательно сказала девушка, – засунула его в бочку с соленой водой, – она закатила глаза, – и пускала туда рыбок. Маа-леньких таких. Сперва одну, потом другую…
– Ты про платиновые зубки? – уточник карлик.
Обе его головы вещали хором, синхронно открывая рты. В гулком каменном мешке такая речь создавала стереоэффект:
– Ага. Дело хорошее. За восемь часов остается скелет. При абсолютно целой, заметь, голове. Далее – бальзамирующий раствор великого дерева Цы, пятнадцать золотых за унцию, работа полировщика – еще три, гранатовая тиара, подделка, разумеется – сторгуюсь за полторы, и – вуаля! Арт-объект: голова принца Гор на белоснежном скелете. Безумный Фил для Заснеженной Галереи с руками оторвет. Отвалит не меньше пятисот. Итого навара… – головы зашевелили губами, подсчитывая.
– Или вот, например, – мецианские кровососы, – подхватила девушка, и они с карликом мечтательно заулыбались.
– Эээ… коллеги, – начал я, – может, вы потом решите, как телом распорядиться? Уже без меня?..
– Ты куда-то торопишься? – она прищурилась, – А мы – нет….
– Слышь, Магда, а если отдать его малютке Ли на верейскую кухню? – хором предложили головы, – за такой подгон она будет кормить нас до самой смерти!
– Тебе лишь бы пожрать, – возмутилась готическая барышня, – никакой любви к искусству! Вот есть у меня знакомый таксидермист…
– Харе резвится, – осадил друзей Никодим. – Думаете, он сейчас ласты от ужаса склеит?
– Не дождетесь, – буркнул я и спросил: – Кстати, а где покойник?
– Надо же, заметил, – проворчал карлик.
– Он улетел, – лицо Магды стало мечтательным.
– Но обещал вернуться? – уточнил я.
Все почему-то заржали.
– Зря ты его не сдал, братишка, – доверительно сказал Никодим. – Сейчас бы все вместе домой рванули. И бабла, глядишь, побольше б срубил. Сколько там Морт за нас отсыпал? Тут твои тридцать серебреников?
Только сейчас я заметил, что на полу валяется кошель. Надо же, не отобрали. Карлик ловко развязал тесемки и высыпал содержимое.
– Двадцать семь золотых. Круто. Я даже сам себя зауважал…
– Короче, – скомандовал Никодим, – валим отсюда. Открывай, и – ходу. После поговорим. А план хорош, одобряю. Этих монет хватит на приличную пирушку.
Они обступили меня, я почувствовал себя неуютно.
– Ну?! – рявкнул в две глотки карлик, – оглох, что ли? Поехали!
– Куда? – осторожно спросил я, и уточнил на всякий случай: – и на чем?
– Ты че, заигрался, типа? – вызверился карлик. – В несознанку пошел?! Дык я тебе напомню! – обе головы покраснели, кулаки сжались.
– Братишка, – сказал Никодим, – заканчивай клоунаду. Порезвились и будет. Валим отсюда. У меня, знаешь ли, аллергия на плесень. Заводи шарманку, Евдоким.
– Кк-какой Евдоким? – опешил я.
– Хватит уже, – закатив глаза, ответил хоботастый. – Затянулась шутка. Снимай эту морду, тут все свои. Пива, как я понял, ты не принес? Хорошо хоть, Проявитель достал. За это, брат, тебе наш респект и уважуха. И бабло мортово пригодится. Да снимай личину, сказал! – Рявкнул он и сделал в мою сторону сложный жест.
В носу защекотало, и я чихнул. Кроме этого, ничего не случилось.
Вдруг стало очень тихо.
– Это. Не. Евдоким, – раздельно сказал чувак с хоботом. – Где мой брат, падла?
Я не успел ответить по уважительной причине: меня схватили за горло и затрясли. Ноги болтались, а голова стучала о стену. Попробуйте сами общаться в таких условиях.
– Не знаю, – прохрипел я.
– Ти-хо! – рявкнула вдруг девушка, да так, что Никодим опустил хобот и вернул меня на пол. – Дайте его мне!
– Дружок, – сказала она ласково и заглянула в душу алыми, без зрачков, глазами. – Дружок. Если ты не Евдоким, то ты вообще кто? И откуда?
– Витя. Студент. Из Питера, – после шейкера слова с трудом выходили из горла.
Компания переглянулась.
– А Евдоким?.. – начал было карлик, но Магда на него цыкнула.
– Повтори это еще раз?
– Витя. Питер. Петербург, – торопливо сказал я и почему-то добавил: – Ленинград. Петроград.
– Пет-ро-град, – повторила она, не спуская с меня глаз.
И вдруг запела. По-русски. Я не отвечу вам, какой язык мои гости использовали до того и почему я их понимал. Хотя догадка у меня появилась.
Девушка пела, с трудом вспоминая слова:
– Их-ябло-чка-ку-да-котишься-пат-клеш-папа-дешь-не-воро-тишься.
Бледное личико стало мечтательным. Она сказала:
– Девять сезонов назад я была у них в одной заварушке. Я тогда была э-ман-си-пэ. Курила па-хи-то-ску, а потом, в перестрелке…
И, сама себя перебив, спросила:
– У вас там мумию еще в зиккурат на главной площади упаковали, ага?
– Это в Москве, – сознался я. – А я из Питера. Из Петрограда.
– Петрограда, – протянула она и вдруг оживилась:
– А Сережа? Сереженька, золотой, кудрявый, и ресторан на площади у собора. Поэт…
– Помер, – жалостливо сказал я, – то ли сам, то ли убили. Есть разные мнения…
Нежить расстроилась:
– Гниды! суки белобрюхие.
– Так, – сказал Никодим. – Завязывай вечер воспоминаний! Давай-ка, мил человек, по порядку. Как ты сюда попал, где Евдоким и откуда у тебя Проявитель? – он указал хоботом на «Никон».
Пришлось рассказать всю мою историю: про комиссионку, странные снимки и дверь в стене. Момент покупки «Никона» слушателей чрезвычайно заинтересовал.
Пришлось подробно рассказать, как я в комиссионке носом в стеллаж въехал, закапал кровью рубашку и камеру, а продавец разворчался, что теперь я купить «Никон» обязан, и он мне скидку сделает…
– Ну, вот она, жертва, – удовлетворенно произнес Никодим. – Видишь ли, чтоб Проявитель заработал, нового владельца надо инициировать. А тут вышла стихийная жертва – кровь, видать, у тебя хороша.
Девушка-нежить взглянула с возросшим интересом.
– На гемоглобин не жалуюсь, – буркнул я и отодвинулся. А всякий случай.
– Стоп, – сказали головы. – Если это не часть плана, что ж ты нас сдал, тогда, гад?
– А я знал, кто вы? – огрызнулся я. – Она вообще паутину тянула, – я кивнул на Магду.
– Не тянула, а вытягивала, – обиделась та. – Мортово заклятье снимала, между прочим. И не успела…
– Ладно… студент. – Давай думать, как выбираться? Прошлый раз ты дверь на снимке увидел, теперь – как?
Я повертел фотоаппарат:
– А почему у меня его не отобрали?
– Побоялись. Придут за имуществом, когда ты сдохнешь, – хохотнул карлик.
– Собственность тут уважают, – подтвердил Никодим. – Какой мир, а? Жалко уходить. Стихийная магия, зверюги геральдические стадами бегают. Тут тебе и огнегривый лев, и синий вол, и орлы с единорогами. А люди – это ж песня! Один дурачок-самоучка есть… как пойдет поленьями левитировать – закачаешься.
– Ребята, – осторожно сказал я, – вы меня простите, конечно. А сами-то вы кто будете? Такие разные…
Собеседники помрачнели.
– Знаешь, самим интересно, – доверительно сказал карлик. – Вот все бы отдал, чтобы узнать – кто. Возможно, студенты, как ты. Или…
– Хватит, Тор, – резко сказала девушка, – Потом обсудим. Витя, нам нужен выход.
– А чего вы насквозь тюрьму не пройдете? – задал я давно висевший на языке вопрос.
– Нафига? – вспылил Никодим. – Чтобы оказаться в соседней камере?! Да я хоть все стены этого долбанного герцогства насквозь пройду, а к дому ближе не стану!
– Насквозь пройти – не вопрос, – сказала Магда. – А дверь открыть – совсем другой расклад. Не тяни, Витя.
– Может, вы сами? – я протянул фотоаппарат. – У меня опыта мало.
Все трое отступили на шаг.
– Нет уж, спасибо, – ответил карлик. – Он на тебя настроен. А меня долбанет так, что мало не покажется. Хотя, если тебя убить…
– Все, уже работаю! – я схватил «Никон».
Дверь оказалась на стене под окошком. Компания сгрудилась за спиной. Я провел ладонью по каменной кладке, и очертания стали четче. Из-под щели бил яркий свет.
– А он ничего, дело знает, – шепнул Никодим. – Действуй, Витя!
И я толкнул дверь, почему-то рассчитывая оказаться на тюремном дворе. Но пейзаж был иным.
Мы стояли на широком помосте, увитом виноградной лозой и цветами. Шагах в пяти от нас на троне сидел разряженный в парчу и меха мужчина. Одежда сверкала драгоценным шитьем, а на голове красовалась корона.
Плотные ряды стражников отделяли помост от толпы. За ними, сколько хватало глаз, шумело людское море.
– В праздник урожая вляпались, – прошипел Никодим. – Ай да Витя, ай да молодец.
Ликующие возгласы сменились гробовой тишиной. Человек в короне медленно повернулся. Стража вскинула арбалеты.
Человек ззычно воскликнул:
– Князь приветствует духов непогоды!
Толпа взревела. Мои спутники заулыбались и замахали руками. В нас полетели венки из душистых цветов.
– Кажись, обошлось, – шепнул я карлику, не переставая махать и улыбаться.
– Как сказать, – сквозь оскаленные зубы прошипел он в ответ, – духов непогоды тут принято сжигать на костре в конце праздника. В огне осеннего глинтвейна. Вон, видишь, котел за помостом?
Я глянул, куда показали: в эту емкость поместился бы мамонт, если б кому-то пришло в голову сварить бульон. Слуги сыпали в котельное чрево пряности и лили вино из огромных плетеных бутылей. Вид у них был окосевший – винные пары давали о себе знать.
Такой порции пойла хватило б, чтобы свалить с ног мой родной третий курс с деканатом включительно. А они крепкие ребята, уж вы мне поверьте.
Удивительно, что стража не охраняла этот лакомый для пьяниц объект. Через секунду я понял, почему: рядом с котлом, на цепи, сложив голову на чешуйчатые лапы, дремал дракон. Ну, я думаю, что дракон: как по-другому назвать зеленую ящерицу размером с КАМАЗ?
– Линять надо, Витя, пока не поджарили, – осклабившись, сказал Никодим.
Я поднял фотоаппарат и навел его на помост: а ну как в досках окажется люк?
– Не сметь! – послышался голос.
Морт, предатель в серой рясе, указывал на нас арбалетчикам.
– Линяем, – завопил Тор во все глотки и спрыгнул с помоста. Мы ссыпались следом. Надо сказать, вовремя: там, где только что раскланивались духи непогоды, в щелястом настиле торчали стрелы.
Никодим несся к котлу, трубя хоботом. А я и не знал, что он так умеет. Тор размахивал алебардой. Магда сыпала искрами с пальцев, да так, что люди у нее на пути разлетались, как кегли. Сколько талантов оказалось у моих новых друзей.
Я пыхтел следом, недоумевая: зачем нам котел? Утопиться? Или надраться напоследок?
– Навались, – заорал Никодим, хватая цепь.
Ящер приоткрыл глаза и откашлялся. Из пасти вылетел огонек.
– Хороший мальчик, – Магда погладила ящеру морду. – Что вы возитесь? – взревела она.
Мы дернули. Карлик оперся спиной за стойку крепления, на которой держался котел.
– И – три! – заорал Никодим.
Раздался треск. Это не выдержали опоры котла. Чан опрокинулся, и густое ароматное варево хлынуло на землю. Воздух наполнился винными парами.
Настроение стремительно улучшалось.
Стражники отпрянули. А толпа напирала: всем хотелось увидеть финальное шоу праздника урожая. Я заметил, как серый Морт отдавал распоряжения арбалетчикам.
В ту же секунду яростный вопль перекрыл шум толпы.
Орал дракон. Кипящий глинтвейн ошпарил бедолаге хвост. Ящер встал на дыбы, вздыбил чешуйчатый гребень и выдрал железную цепь вместе с опорой. Потом расправил крылья и взял вертикальный старт, к счастью, не обратив внимания на лишний груз.
Этим грузом были мы четверо. Плюс цепь.
Обиженная рептилия описала дугу, подставив нас под стрелы арбалетчиков, мстительно плюнула огнем в котел, так, что остаток пойла моментально вскипел, и набрала высоту, унося нас из города прочь.
Я не стану описывать этот полет. Многое отдал бы, чтоб его забыть. Из познавательных моментов отмечу один: оказалось, кроме клаустрофобии, у меня еще и боязнь высоты.
Спустя четверть часа оскорбленный ящер добрался до моря и сбросил нас на мелководье.
Мы валялись на песке. Двигаться не хотелось. Дракон маячил черной точкой, взяв курс на линию горизонта.
– Я ведь, Витя, тоже студент, – рассказывал Тор. – Пару сезонов назад застрял тут на практике. Знаешь, как оно бывает: сперва времени вагон, и вдруг – бац! ничего не готово. Ну, и взял академку…
– Тут можно столько материала нарыть, – подхватила Магда, – особенно по зверушкам. Видал, как зелененький меня слушал? и теперь драконологию сдам с закрытыми глазами.
– Экстерном, – кивнул я. – Угу.
Магда прищурилась. Чтобы сгладить бестактность, я спросил:
– А что за балаган вы в храме устроили?
– У них там портал. Во внутренних покоях, куда тело после отпевания помещают. Древний канал, раньше практиканты им пользовались. На голосовые вибрации настроен. Когда погребальные псалмы поют, он активируется. Зашел – выйдешь в нейтральной зоне, а там уже и до дома рукой… раз в сезон мы одного из наших и отправляли. Чаще нельзя – Морт пасет. Этот гад неместных нюхом чует. То ли дар у него, то ли стучит кто…
– Думаешь, нам тут легко? – хобот Никодима загнулся знаком вопроса. – Формально нам тут нельзя. Заповедник же. Но преподы закрывают глаза на многое, если материал им привозишь. Главное – не спалиться. Но мимикрию и стенохождение на первом курсе проходят… А теперь, – он начертил хоботом на песке руну, – домой пора. Послали мы Евдокима, проявитель в Универе выклянчить… ну и за пивом заодно. Озвереешь тут без пива, одно вино…
– Вы похожи с ним? – спросил я.
– Близняшки.
– Видел я его, – и рассказал ДПСнике с Московского проспекта.
– Бабло значит, с водителей рубит. Ну-ну. Этот не пропадет. Ладно, теперь бы домой. Давай, Вить, еще раз попробуем.
– На вашем месте я бы на него не рассчитывал, – раздался голос.
На пригорке стоял Морт. Пики стражников за его спиной золотило солнце.
– Не дергайтесь, – серый человек усмехнулся. – Вы умеете ходить сквозь стены – увы. Я не буду строить для вас зачарованную темницу. Дорого, ненадежно. Чтоб не разорять казну, я буду вынужден вас убить.
– А, может быть, отпустить? – я услышал собственный голос. – Мы и так собирались уйти. Дайте нам пару минут, и больше вы нас никогда не увидите.
– Не будет вас, придут другие, – сказал Морт. – Я хочу сберечь этот край в неприкосновенности. Чтоб чужаки никогда не ступали на эту благословенную землю.
– Мы сами уйдем, и другим накажем, – сказал Тор.
Я видел, как он незаметно подгребает ногой поближе к себе увесистый сук.
– Не шевелиться, – приказал Морт. – Никто не покинет этого берега!
Он сделал знак страже.
Время вдруг растянулось, замедлилось, ворочаясь, будто муха в янтаре. Я видел, как медленно опускалась рука Морта, и синхронно поднимали арбалеты стражники. Заметил, что на воде играет бликами закатное солнце, и даже стрелу, летящую прямо в сердце, успел разглядеть. Миг растягивался, отмеряя последние секунды жизни.
И вдруг – остановился.
В воздухе висели стрелы. Воины не успели опустить оружие. Застыл в прыжке Никодим, сбивая Магду с линии огня, два рта Тора синхронно раскрылись в неслышном крике. Я видел пестрое оперение висящей у сердца стрелы, но не мог шевельнуться.
А из воды прямо к нам выходил господин в строгом костюме, галстуке и безупречно начищенных штиблетах. К правому ботинку прилипла водоросль. Он брезгливо смахнул ее носовым платком. Неодобрительно оглядел мизансцену и щелкнул пальцами.
Стрелы попадали.
– Эту благословенную землю, – передразнил он Морта. – Неплохо для эколога-недоучки, – он сжал кулак и резко расправил пальцы, выбросив пятерню в сторону инквизитора.
Мрачная фигура Морта окуталась дымкой. Миг – и туман рассеялся. На его месте стояло, потупив голову, коренастое существо в коротких шортах. Мохнатые ноги были босы, глазки из-под нависших бровей смотрели с испугом.