Размножение в неволе. Как примирить эротику и быт Перель Эстер

Получается, что моногамия – священная корова романтического идеала, ведь она позволяет каждому из нас чувствовать себя особенным человеком: меня выбрали, а других отвергли. Отказываясь от остальных возможностей завести любовные отношения, ты подтверждаешь мою уникальность; когда ты отвлекаешься или задумываешься, я начинаю сомневаться в своей значимости. Обратное также верно: если я больше не чувствую себя особенным, я с любопытством поглядываю по сторонам. Разочарованного любовника тянет на приключения. Возможно, кто-то другой восстановит его чувство собственной значимости?

Брачный джекпот

Даг встретил свою будущую первую жену еще в колледже. Они были хорошими друзьями, но их сексуальная жизнь никогда не являлась особенно захватывающей. Постепенно и она, и сам брак сошли на нет. Даг несколько раз страстно увлекался другими женщинами, и это вернуло ему либидо, но вымотало эмоционально. И тут он познакомился с энергичной и веселой Зои. Она занималась компьютерной графикой и относилась, как выразился Даг, к числу людей, не склонных к неврозу. «Она оказалась уникальна: практична, даже прозаична, и совершенно безумна в постели. Я думал, что сорвал брачный джекпот».

Спустя несколько лет после свадьбы Зои перестала реагировать на Дага с прежним энтузиазмом. Она оставалась довольно активной, но большая часть ее энергии направлялась теперь в какое-то другое русло. Появились дети, требующие заботы. Она по-прежнему занималась анимацией, и туда уходила большая чась ее творческих сил. А еще у Зои большая семья: родители, пятеро сестер, их дети – и они центр ее социальной жизни. Дагу стало казаться, что на него больше не обращают внимания. И если раньше секс выделял его из ряда других персонажей, окружавших его жену, то теперь Даг чувствовал себя совсем ненужным.

В течение последующих нескольких лет Даг все больше раздражался и несколько раз пытался вновь соблазнить Зои. Он возил ее в романтические поездки, старательно выбирал фильмы для совместного просмотра, покупал ей серьги, ведь она так любит разные безделушки. Чаще всего Зои отвечала взаимностью. Но чем больше Даг ее преследует, тем лучше он понимает, что все держится исключительно на его усилиях, и это его убивает. Несмотря на всю свою активность, он так и не смог разжечь по-настоящему яркий огонь. Чем больше он пытается заполнить провал между ними, тем более опустошенным себя чувствует. И Даг начинает смотреть по сторонам, а если и фокусирует взгляд, то уже не на Зои, а на Наоми.

Наоми, яркая рыжеволосая женщина, работает специалистом по закупкам и даже не пытается скрывать, что Даг ее привлекает. Она находит поводы зайти к нему в кабинет, а попав туда, старается задержаться. Она в восторге от того, как он работает с их боссом; ей нравится его костюм; а это новые очки? Вначале сэндвич, потом пропустить по стаканчику – и вот их роман тянется уже пять лет. Секс пока горяч, но это не главное в отношениях. Главное – избыток внимания и опьянение запретным. Наоми всегда хватало интереса со стороны мужчин, но Даг кажется ей неотразимым. Ей не хватает его по выходным; она ревнует его к семье. Ему нравится, как сильно она хочет им обладать, хотя есть в этом и что-то неприятное; и все же теперь Даг уверен, что важен для своего партнера.

Когда Даг пришел ко мне, ему стало невмоготу справляться с противоречиями сложившейся ситуации. Брак должен быть моногамным. Его роман, который по сути моногамным не являлся, только что закончился, так как Наоми требовала верности, а Даг этого обещать не мог. «Какое-то безумие, – рассказал он мне. – Наоми хотела, чтобы я прекратил заниматься сексом с Зои, и я сказал ей, что это невозможно. Поэтому она стала встречаться с кем-то еще, и теперь они даже о женитьбе заговорили. Она отказывается заниматься сексом со мной и держит отношения с этим Эваном в полном секрете. Я страшно ревную. Одна мысль о том, что ее обнимает кто-то другой, выводит меня из себя».

– Надеюсь, вы еще можете смотреть на все с иронией, – ответила я. – Вы понимаете, что требуете верности в отношениях, представляющих собой символ неверности?

– Ну да, но неверна-то она, а не я, – ответил он.

– Конечно, я забыла, тут же действуют двойные стандарты. И она, и Зои должны хранить верность, а вы не верны никому?

– Что-то вроде того. Не очень-то честно, конечно, я понимаю. И поверьте, я сам не в восторге.

– А почему вы не уйдете от Зои? – продолжаю я. – Почему вы не следуете за Наоми, за своей, так сказать, неопалимой купиной, ведь это пламя горит само по себе?

– Я люблю Зои, – отвечает Даг, похоже, потрясенный моими словами. – Я никогда и не собирался уходить. У нас с Зои много хорошего, и я не хочу бросать детей. Да и вообще, я и Наоми в браке? Да это катастрофа.

– То есть связь с Наоми – такой временный выход. Чтобы стабилизировать ваши отношения в семье: знаете, когда третий помогает двум другим сохранить отношения?

– Не знаю. Возможно. Но я не думал об этом. Я просто плыл по течению. Слушал свои инстинкты, а теперь чувствую себя ужасно паршиво.

Препарируем роман на стороне

Я думаю, что Даг отчасти хотел бы получить от меня подтверждение, что он сделал что-то страшное. Он нарушил клятвы, а это, бесспорно, моральное преступление. Но огульные обвинения слишком отвлекают нас от реальных проблем, скрытых за подобным поведением. Я предпочитаю сохранять нейтральную позицию, чтобы иметь возможность свободно исследовать смысл этого романа, а не его этическую сторону. Как только Даг поймет мотивы, которые привели его к Наоми, он сможет сделать выводы и о содеянном, и о его текущих нуждах.

Люди решаются на измену по многим причинам: неудачная любовь, месть, неудовлетворенные желания или просто обычное вожделение. Иногда роман – это поиск более ярких отношений или бунт против оков брака. Запретное – афродизиак, и бывает, что секреты обеспечивают независимость или компенсируют недостаток личного пространства. Что может быть более возбуждающим, чем разговор по телефону шепотом в ванной? И загнанная мать наконец-то вновь чувствует себя женщиной; она не обсуждает с любовником бытовые вещи: он ничего не знает о сломанном конструкторе или о том, что слесарь уже второй раз обещал, но не пришел.

Запретная связь иногда оборачивается катастрофой, но также способна освободить, придать сил, помочь излечиться. Когда уходит эмоциональная близость, когда мы перестаем разговаривать с партнером, когда мы годами не прикасаемся друг к другу, мы становимся очень восприимчивыми к доброму отношению незнакомых людей. Пока дети маленькие и все время в нас нуждаются, внебрачное увлечение может действовать тонизирующе. Когда дети вырастают и становятся самостоятельными, родители компенсируют чувство пустоты чем-то еще. Потом здоровье пошаливает, а то и вовсе начинаются серьезные болезни, и нас накрывает чувство неудовлетворенности, мы хотим чего-то большего. Иногда роман вне брака – акт сопротивления; в других случаях мы как раз не в силах сопротивляться. Связь вне брака порой служит и сигналом о том, что в семье есть проблемы и ими нужно срочно заняться. Случается, что это уже даже не сигнал о конфликте, а похоронный колокол, звучащий после того, как отношения себя исчерпали.

Я не уверена в справедливости распространенной точки зрения о том, что неверность всегда является симптомом глубоких проблем в отношениях. У внебрачного романа может быть множество причин, и не все они напрямую связаны с внутрисемейными конфликтами. Немало неверных супругов в целом удовлетворены отношениями в браке. К примеру, Даг. Но ему хотелось большего. Он не мог сформулировать, чего именно, но считал, что неплохо было бы почаще заниматься сексом.

Мы с Дагом исследуем структуру его страсти, и я начинаю понимать, какие из его потребностей удовлетворяются в рамках бурных отношений с Наоми. Для него секс – пространство эмоциональной поддержки и восстановления, это святилище, любовь во плоти. Посредством секса он отрывается от своего эго и чувствует единение с миром. Страсть дает Дагу избавление от невыносимого одиночества бытия. «Как будто я умер: больше ничего нет. Каким-то образом эта абсолютная сконцентрированность и полное внимание к происходящему освобождают меня от меня самого. Я перестаю думать, все чувства поднимаются по позвоночнику, к мозгу, и выходят наружу. Но никто не наблюдает за этим со стороны». Для Дага секс – всепоглощающее занятие. И Наоми дает ему мощный, божественный секс. Отчасти так происходит потому, что эротически они сделаны из одного теста. Но еще важнее, что сама структура их отношений, и вообще большинства подобных внебрачных связей, позволяет сохранить страсть.

Внебрачные связи – дело рискованное, опасное, переменчивое, но ведь именно эти элементы и подогревают возбуждение. В самодостаточной вселенной взрослой любви вы отделены от остального мира, и связь с любовником только усиливается благодаря окружающей ваши отношения секретности. Такая связь остается незаметной для внешнего мира, и в ней сохраняется волшебство, которое мы внезапно находим в любовнике. Нам не нужно волноваться, что избранник не понравится нашим друзьям, ведь никто о нем и не узнает. Подобные истории разворачиваются где-то на периферии нашей жизни и никак не пересекаются со всякой прозой вроде записи к дантисту, заполнения налоговых деклараций или оплаты счетов.

Но и здесь возникают барьеры, которые нам приходится преодолевать. Чтобы увидеться с любовником, мы предпринимаем усилия, и иногда нешуточные. Надо обойти немало препятствий, все тщательно спланировать, выбрать место и сочинить легенду для других. Напрягаясь так из раза в раз, любовники подтверждают, как они важны друг для друга. С этой точки зрения неверность Дага является попыткой получить те ощущения, которые он некогда испытывал со своей женой, но больше не находит в отношениях с ней: чувство собственной важности и устойчивости и освобождение от одиночества.

Можно вернуться домой

К концу романа с Наоми от брака Дага почти ничего не остается. Даг и Зои по-прежнему относятся друг к другу с уважением, иногда проявляют какие-то чувства, но в целом эмоционально ведут себя пресно. Все привыкли к тому, что Дага часто не бывает дома, и этому не всегда находятся простые объяснения. Изредка он пытается сделать шаг навстречу Зои. Даг сбит с толку. Он боится, что однажды ненароком проболтается. Вся секретность привела к тому, что им с Зои уже почти нечего обсудить: только детей, президента и погоду.

По мере того как мы разбираемся с причинами возникновения связи между Дагом и Наоми, мне становится ясно, почему он решил не бороться за нее и остаться в семье. Зои – надежная опора. Она умеет смотреть на вещи с разных точек зрения и относится к происходящему чуть проще: она спокойно спит ночью и легко встает утром. Зои не ищет страсти. Она редко увлекается чем-то целиком. В отношениях с Наоми Даг нашел один важный элемент, но отношения с Зои – это собранная головоломка, в которой не хватает лишь одной детали.

Мы с Дагом пытаемся сравнить образ идеального с его точки зрения брака и его семью. Ему хочется, чтобы в отношениях были и страсть, и теплота. Он мечтает, чтобы ночью на кухонном столе разворачивалась настоящая вакханалия чувств, а утром за этим же столом они с детьми ели блинчики. Скорее всего, с Зои Даг никогда не испытает таких ярких эмоций, как с Наоми. У внебрачных связей свой тип страсти. Смесь из тайны, моральных мучений, чувства вины, преступления, опасности, риска, ревности очень взрывоопасна, прямо как коктейль Молотова, и создает вероятность эротического взрыва, слишком разрушительного для семьи, да еще при наличии детей.

Даг все лучше понимает, чего ожидать от семейной жизни, но возникают новые вопросы. Вот он решил остаться: что будет происходить дальше? Сможет ли он осознавать и признавать свои желания, но не пытаться удовлетворить их в полной мере? Продолжит ли он потихоньку нарушать правило моногамии, оставляя Зои в неведении, как это обычно случается во внебрачных связях? Или он решит открыто поговорить с женой о сексуальных ограничениях, присущих их браку? Должен ли он признаться в измене, чтобы восстановить эмоциональный контакт с женой? И что делать с чувством вины?

Каждый день Даг отвечает на вопросы по-разному. На прошлой неделе казалось, что он никогда не сможет смотреть Зои в глаза, если не признается во всем. Сегодня он, похоже, думает, что если ничего не расскажет жене, то как раз проявит любовь и заботу. «Получается, что я разобью ее сердце, просто чтобы успокоить свою совесть? Иногда я думаю, что она и так все знает и не уходит от меня именно потому, что я молчу. Так она хотя бы сохраняет достоинство».

Большинство американских психотерапевтов, занимающихся вопросами семьи и отношений, считают, что признаваться в измене следует, только если есть надежда восстановить эмоциональную близость. Такой подход соответствует нашему пониманию искренней любви, основывающейся на полной прозрачности: никаких секретов, никакой лжи, оба партнера делятся друг с другом абсолютно всем. Некоторые считают худшим преступлением даже не саму измену, а ложь: «Дело не в измене, а в том, что ты мне лжешь!» Американский подход предполагает, что уважение неразрывно связано с честностью, а честность – ключевой элемент личной ответственности. Скрываться, притворяться – значит проявлять неуважение. Лгать можно только тем, кто стоит ниже вас: детям, подчиненным и избирателям.

В других культурах уважение может выражаться как раз в обмане, если тот позволяет партнеру сохранить лицо. Лучше держать некоторые вещи в тайне, чем вывалить всю правду, которой можно унизить партнера. Поэтому умение скрыть отдельные факты не только позволяет сохранить брак, но и считается признаком уважения. Учитывая мои собственные культурные корни, я поддерживаю решение Дага хранить молчание и в то же время советую ему искать способы восстановить эмоциональную связь с женой. Его брак долго был «на паузе», теперь пора нажать на кнопку «запуск».

Даг снова инвестирует в отношения с Зои. У него больше свободного времени, он чаще бывает дома и начинает перенаправлять все свои ресурсы на восстановление связи с женой. Она выглядит удивленной таким неожиданным возвращением Одиссея, но Даг знает, что за этим «ну, здравствуй, незнакомец» кроется чувство облегчения. Я рекомендую ему как можно больше времени и сил отдавать детям, дому, встречам с общими друзьями и надеюсь, что если снять с Зои часть хлопот по дому, то удастся вернуть в отношения эротическую составляющую.

Пытаясь быть более предупредительным и чутким, Даг даже набрался смелости и спросил Зои, обращает ли она внимание на других мужчин. Она отвечает не очень конкретно: «Ну, возможно, да. А может, и нет. А почему ты спрашиваешь?» Даг несколько озадачен. «Живя с таким флером секретности, какой окружал вас, – говорю я, – легко привыкнуть к мысли, что это только вы ведете загадочную жизнь и бунтуете, а она, как верная Пенелопа, сидит и ждет вас. Но ведь есть вероятность, что и у нее имеются какие-то тайны или хотя бы фантазии о других мужчинах, способные дать ей то, чего не даете вы».

Брак не может быть идеальным. Вначале мы стремимся к единству, а потом начинаем замечать, как сильно непохожи. Мы осознаём, что многого не получим никогда, и нам становится страшно. Мы начинаем за себя бороться, отступаем, обвиняем партнера в неспособности вернуть нам чувство целостности. Начинаем искать удовлетворения на стороне. К сожалению, многие из нас так и застревают на этом этапе и живут подобным образом, пока не полысеют или не поседеют. Другие оплакивают утрату мечты, а потом учатся принимать результат сделанного некогда выбора. Основа любви – умение принимать. Когда Даг начинает понимать себя и Зои, ему удается из их естественных различий сформировать богатую палитру красок.

Третий где-то рядом

На периферии отношений любой пары есть третий. Это может быть еще школьное увлечение, чьи прикосновения вы до сих пор вспоминаете, или красавчик-кассир в магазине, или симпатичный школьный учитель, с которым вы флиртуете, когда забираете сына из школы. И улыбнувшийся вам в метро незнакомец – тоже третий. И, конечно же, таким третьим оказывается стриптизер, порнозвезда, проститутка – неважно, имел ли место физический контакт с ними или нет. Третий – тот, о ком фантазирует жена, пока занимается любовью с мужем. Реальный или нет, этот третий – центр вращения, на котором балансируют отношения пары. Третий – это материализация нашего желания получить нечто, что лежит за пределами выстроенных нами же стен. Это любой запретный плод.

Третий – это любовница, но ведь и жена, ждущая дома, тоже в каком-то смысле третий. Наоми была такой тенью в браке Дага, а Зои всегда находилась в центре их романа. Любовник ревнует к законному супругу, и сила такой ревности напрямую зависит от того, насколько велико незримое присутствие супруга. Если бы обманутый супруг отсутствовал, страсть, чувство собственничества и все безумие любовников быстро бы сошло на нет. Возможно, именно поэтому любовники так редко продолжают отношения, когда заканчивается брак одного или обоих из них. Только когда исчезают препятствия, начинается настоящая проверка любви на прочность.

Отношения всегда разворачиваются в тени кого-то третьего, потому что именно присутствие третьего скрепляет наши отношения. В книге Monogamy («Моногамия») Адам Филлипс пишет: «Пара сопротивляется вторжению третьего, но, чтобы пара вообще существовала, ей необходимы внешние враги. Поэтому даже самые моногамные люди не обходятся без кого-то третьего на горизонте. Когда нас двое, мы просто рядом. Чтобы стать парой, рядом должен быть третий».

Но что же тогда паре делать?Многие из моих пациентов категорически отказываются признать существование третьего в их жизни. Они полностью поглощены своим единством и убеждены, что никто третий им не нужен. Но истинная любовь не самодостаточна. Слияние двоих так хрупко, что присутствие третьего, даже если это только фантазии, может его разрушить.

Эта мысль прекрасно проиллюстрирована в знаменитом фильме Стэнли Кубрика «С широко закрытыми глазами»[50]. Билл и Элис возвращаются домой с роскошной вечеринки по поводу Рождества и заводят разговор о сексе. Билл всегда думал, что Элис, как и он сам, просто неспособна на неверность. «Ты моя жена, мать моего ребенка, и я в тебе полностью уверен. Ты никогда мне не изменишь. Я в тебе уверен». Элис потрясена его уверенностью, и после косячка, выкуренного на двоих, она решает немного просветить Билла. Она описывает во всех подробностях, насколько мощным может быть присутствие третьего в отношениях, даже когда это все лишь мираж. Она рассказывает о своих фантазиях о морском офицере, который когда-то привлек ее, хоть и на расстоянии. Они никогда не встречались; но сам его вид так потряс ее, что она готова была на все, что угодно, если бы он только попросил. Выясняется также, что Элис увидела моряка после того, как они с Биллом только что занимались любовью, и Билл тогда был для нее самым дорогим человеком.

Билл потрясен и уничтожен признанием жены и остаток фильма занят тем, что пытается отомстить за измену и восстановить свой пошатнувшийся мир. Меня особенно удивило, что у Билла фантазия вызвала такое же ощущение обмана, как и реальная измена.

Билл похож на многих людей, приходящих ко мне. Основа уверенности Билла – не только то, что Элис делает, но и то, о чем она думает. Ее фантазии становятся доказательством того, что она свободна, что она отдельный самостоятельный человек, и это страшно пугает Билла. Существование третьего неразрывно связано с чувством свободы, так как оно демонстрирует, что отношения иногда развиваются иначе, и указывает на решения, которых мы некогда не приняли. Лора Кипнис говорит: «Что может быть тревожнее, чем осознание свободы нашего партнера? Ведь это означает, что он волен и не выбрать вас, и не любить вас, или разлюбить, или полюбить кого-то еще, или полностью измениться и перестать быть тем, кто когда-то клялся любить нас вечно, а теперь… вдруг и не любит уже?»

Если она думает о другом, то может и полюбить другого, и это невыносимо.

Любовь-крепость

Грозная тень третьего в отношениях пары присутствует всегда, и, каким бы жестким ни был контроль, он не убережет от беспокойства. Но многие не оставляют попыток: «Ты столько времени провела с этим парнем, о чем вы хоть говорили?», «Ты долго был за компьютером, это все по работе?», «Где ты была?», «Кто там еще был?», «Ты по мне скучал?» Подобные вопросы балансируют на грани: то ли это проявление близости, то ли вторжение в личное пространство. Мы хотим знать, но боимся выдать себя. Мы оправдываем подобные вопросы заботой, но часто оглашаем их лишь потому, что сами напуганы.

Тогда мы формулируем правила и надеемся, что наш партнер будет им следовать. Таким образом мы, укорачивая поводок, стараемся гарантировать верность в отношениях. Желание нельзя подчинить правилам, но поступки обычно поддаются контролю разума и ими проще управлять. Вам не позволено иметь близкого друга противоположного пола. Вам нельзя пойти в кино с тем-то и тем-то, если больше никто не идет. Никаких видео, которые мы не будем смотреть вместе. Никаких стрип-клубов – разве что в случае мальчишника перед свадьбой. Не танцевать с мужчинами. Это платье чересчур открытое. Нельзя вспоминать о прошлых партнерах, и уж точно нельзя с ними встречаться один на один, если кто-то из них вдруг окажется в нашем городе. Когда мы перестаем справляться с собственным беспокойством, мы скатываемся к самому примитивному средству контроля – шпионажу. Мы проверяем выписки по банковским картам, изучаем историю поиска в браузере, проверяем количество бензина в машине, заглядываем в мобильный – то есть ищем информацию повсюду. Все эти стратегии не дают никакого результата. Ни расспросы, ни запреты, ни даже прямые улики не помогают справиться со страхом, связанным с тем, что у нашего партнера есть личная свобода. Оказывается, наш возлюбленный может заинтересоваться кем-то другим.

Проблемы неизбежны, когда моногамия перестает быть добровольным проявлением лояльности и верности и становится навязанным типом поведения. Излишний контроль стимулирует поведение, которое Стивен Митчелл называет актом демонстративного неповиновения. Когда появление третьего в отношениях невозможно, некоторые учатся тщательно скрывать часть своих действий. Внебрачные связи, общение в интернете, стрип-клубы, секс в командировках – вот распространенные вещи, позволяющие восстановить психологическую дистанцию в условиях излишнего контроля. Когда третий изгоняется на периферию отношений, мы именно там и начинаем его искать.

Непобедимый я

В принципе мы понимаем, что каждый из нас заслуживает права на некоторую личную зону, но на деле все оказывается сложнее. Психолог Джанет Рейбштейн замечает, что наша модель брака, основанная на романтической дружбе, честности и единстве партнеров, «гораздо эффективнее создает условия для достижения эмоциональной близости, чем для автономности партнеров». Акцент делается на формировании единства, а не на сохранении индивидуальности партнеров. Мои родители, свято следующие принципу эмоциональной близости, в итоге пришли к выводу, что ни один из них уже просто не имеет права на собственные устремления. Непобедимое «мы» уничтожает маленькое «я».

Ниву не нравится, что его подруга ложится спать слишком рано. «Она танцовщица и идет в постель в девять вечера. Я не могу уснуть так рано, поэтому просто лежу». Я спрашиваю, выходит ли он встретиться с друзьями после того, как она уходит спать, и он просто потрясен таким вопросом: «Думаете, можно?» Ему и в голову не приходило, что после девяти можно пойти поужинать с друзьями – или хотя бы обсудить такую вероятность с подругой. Лейла и Марио – давние партнеры по танцам. Но когда Лейла начинает встречаться с Анжелой, у которой, кажется, обе ноги левые и которая совершенно не способна танцевать и не выносит громкой музыки, ей становится неловко видеться с Марио каждую неделю: Лейла боится обидеть Анжелу.

Вооружившись современной идеологией любви, требующей, чтобы партнеры всегда и во всем были вместе, мы просто забываем, что такое автономность и независимость. Это особенно справедливо в отношении наших желаний. Даже партнеры, способные обеспечить друг другу изрядное личное пространство и позволяющие себе проводить отпуск по отдельности, ходить поодиночке на ужин с друзьями и даже иметь близких друзей противоположного пола, не готовы к тому, чтобы каждый вел собственную эротическую жизнь. Я не говорю о сексе вне брака. Я говорю о личной сексуальности каждого, которая скрыта ото всех, питается известными только ей образами и возбуждается внезапно и независимо от поведения партнера. Обо всех этих аспектах желания я говорю в ходе работы с парами.

Моногамный брак в распутном обществе

Как правило, роль психотерапевта – подвергнуть сомнению культурные основы сложившейся ситуации. Мы регулярно просим клиентов обдумать и оценить те предположения, на основе которых они действуют и которые считают нормальными, приемлемыми и ожидаемыми. Но рассматривая темы, связанные с границами сексуального поведения, психотерапевту нередко приходится действовать в соответствии с общепринятыми в конкретной культуре правилами. Моногамия – норма; сексуальная верность считается проявлением зрелости, надежности, реалистичного взгляда на жизнь. Отказ от моногамии, тем более систематический, – всегда тревожный симптом, указывающий на недостаточно серьезное отношение или боязнь эмоциональной близости. При отсутствии моногамии есть риск, что отношения разрушатся.

Один из моих коллег говорит: «Открытый брак не работает. Наивно думать, что такое возможно. Мы уже пытались в семидесятых, и все закончилось полным фиаско». «Возможно, но и закрытый брак не застраховывает от катастрофы, – отвечаю я, – и моногамный идеал, которому не соответствует в реальности заметная доля состоящих в браке людей, тоже кажется мне достаточно наивной концепцией. По-моему, закрытый брак провоцирует нарушение обязательств и ведет к боли для обоих партнеров». Мой коллега, отличный семейный психотерапевт, тем не менее категорически убежден в необходимости сохранения верности в браке. С его точки зрения, эмоциональная верность требует и сексуальной верности, и никакие полутона здесь недопустимы.

Сегодняшний мир не слишком помогает нам соблюдать избранные нами же принципы. В нашей потребительской культуре мы всегда хотим чего-то большего: новее, лучше, моложе. А если это нереально, то нам нужно хотя бы больше того, что уже доступно, – разнообразия и яркости. Мы ищем вознаграждения за любое свое усилие и становимся совершенно нетерпимыми к неудовлетворенности. И мы не в силах остановиться и решить: «Ну, все, этого достаточно, лучше не нужно». Секс стал ключевой частью данной парадигмы: некоторые даже считают, что именно секс и порождает такое отношение к происходящему. Это платье, эта машина, эти туфли, этот крем, новая татуировка, накачанная задница – все перечисленное таит обещание более сексуально насыщенного существования. Мы убеждены, что сексуальное удовлетворение и личное счастье – неразрывные вещи. Земные наслаждения теперь повсюду, и мы считаем, что вправе присоединиться к этому пиршеству. Неудивительно, что в браке люди начинают чувствовать себя связанными. Верность и долг как будто бы не дают человеку доступа к разнообразию и удовольствиям.

Я не намерена оправдывать неверность или поощрять ее. Искушения существовали еще в те времена, когда Ева откусила от яблока, но так же давно существуют и запреты. Церковь всегда знала, как избежать искушений, и налагала епитимью на каждого, кто не смог устоять. Что же изменилось сегодня? Желания все те же, но теперь мы практически обязаны их удовлетворять – по крайней мере, до того, как свяжем себя узами брака: предполагается, что после мы откажемся от всего того, чего нам всячески рекомендовали хотеть. Моногамия держится особняком, как тот голландский мальчик из легенды, увидевший, что в дамбе, защищающей его город от Северного моря, течь, и заткнувший пробоину пальцем, чтобы попытаться устоять перед потоком бесконтрольного разгула.

Да будет тень

Встречаются пары, предпочитающие не игнорировать тот факт, что запретный плод всегда сладок. Напротив, они противостоят угрозе, используя ее в своих интересах: «Я бы не хотела, чтобы он мне изменял, но я такой возможности не исключаю, и это поддерживает мой сексуальный интерес к нему», «Я могу представить, что в мире не осталось ни одного симпатичного мужчины, но это не делает наши отношения более надежными и уж точно не добавляет в них честности», «Моя подруга – красавица. Мужчины постоянно обращают на нее внимание и пытаются завести с ней отношения. Но она так легко и со смехом это прекращает, что я спокоен: она по-прежнему выбирает меня». Такие пары обсуждают друг с другом свои фантазии, читают вместе эротические журналы, делятся воспоминаниями. Они способны признать: да, приезжавший курьер очень сексуален. И компьютерный мастер, и продавец в дорогом магазине, и невролог, и жена соседа.

Селена и Макс дали друг другу право на флирт, но оба понимают, где предел, за который переступать нельзя. «Мы оба жадны до внимания. Я сразу чувствую себя гораздо лучше, когда вижу, что нравлюсь кому-то, особенно теперь, после рождения ребенка. А уж когда на Макса кто-то западает? О, мне кажется, что я иду домой с королем школьной вечеринки». Макс и Селена стараются сохранять позитив, но оба очень строго следят за соблюдением правил.

Эльза возвращается с конференции, и Джерарду всегда интересно, с кем она там встречалась. «Был кто-то интересный? Ты рассказала ему о том, какой у тебя фантастический муж? А пока ты рассказывала обо мне, ты с ним флиртовала?»

Венди всегда знала, что у Джорджа слабость к блондинкам. И в прошлый вторник она решила денек побыть блондинкой: надела платиновый парик и плащ и явилась без предупреждения к нему в офис, чтобы сводить его на обед. Он говорит: «Круто. Ребята подумают, что у меня роман». Венди за словом в карман не лезет: «Ну и пусть завидуют».

Все эти пары, каждая по-своему, признали возможность существования кого-то третьего. Они понимают, что партнер обладает собственной сексуальностью, у него свои фантазии и желания, в которых вовсе не всегда участвует их любовник. Когда мы подтверждаем свободу друг друга в рамках наших отношений, нас уже не так тянет искать свободу где-то еще. В этом смысле, допустив существование третьего, мы признаем, что отношения меняются и развиваются, и третий может существовать и оказаться вполне привлекательным. Теперь третий – не тень, а реальный персонаж, о нем можно говорить, шутить, играть с этим. Когда мы не боимся сказать правду, нам ни к чему держать что-то в секрете.

Вместо того чтобы подавлять свою сексуальность, такие пары признают вероятность существования третьего и этим добавляют красок в свои отношения. Что немаловажно, каждый начинает понимать, что не владеет своим партнером полностью. Нельзя относиться к партнеру как к данному нам раз и навсегда. В неопределенности кроется зерно желания. Кроме того, когда мы устанавливаем некоторую психологическую дистанцию, мы способны взглянуть на партнера с восхищением и вновь заметить то, что нам мешала увидеть привычка. И потом, когда партнер отказывает другим, он подтверждает, что всем на свете предпочитает нас. Мы признаёмся в своих тайных желаниях и готовы от них отказаться. Мы флиртуем и играем ними, но держим их под контролем. Возможно, в каком-то смысле это и есть зрелость: любовь не без страсти, но любовь, признающая, что есть и другие страсти, от которых мы отказались.

Пригласим третьего

Есть много вариантов привлечь в отношения третьего, причем без секса вне брака; хотя некоторые способы все же предполагают физическую измену. Для большинства одно упоминание об открытых сексуальных отношениях – уже красный флаг. Немногие темы, связанные с долгосрочными отношениями, вызывают однозначно резкое неприятие. А что если она в него влюбится? А если он не вернется? Мысль о том, что, любя одного человека, вы занимаетесь сексом с другим, причем совершенно безнаказанно, заставляет нас вздрагивать. Мы боимся, что, преступив черту один раз, рискуем нарушить все правила. Возникает целая цепочка образов: беспорядочные отношения, оргии и прочий разврат. От полного падения спасают лишь стабильные отношения: они сдерживают наши собственные порывы. Это лучшая защита от нашей собственной неукротимой животной стороны.

Адам Филлипс пишет, что «моногамия – своего рода ключевое звено с элементами морали, через которое мы можем наблюдать за собственной озабоченностью». Из обсуждения периодического нарушения принципа моногамии рождается ряд вопросов. Всегда ли эмоциональная привязанность требует сексуальной эксклюзивности? Способны ли мы любить сразу нескольких людей? Бывает ли «просто секс»? Действительно ли мужчины в большей степени склонны к измене, чем женщины? Это первое, что приходит в голову, но вопросы не заканчиваются. Ревность – выражение любви или проявление неуверенности? Почему мы готовы делить друзей, а от любовника требуем безоговорочной преданности только и исключительно нам? Я не утверждаю, что нашла ответы на все вопросы. Но я думаю, что нам стоит взять под контроль свое романтическое настроение и поразмыслить над ними.

Даже самые глубоко укоренившиеся убеждения в отношении сексуальности допускают пересмотр. Было время, когда секс до брака и гомосексуальность считались абсолютно недопустимыми; сейчас и с тем, и с другим в большинстве обществ люди более-менее смирились. В последние годы некоторые мужчины и женщины начали борьбу с моногамией ради собственной сексуальной эмансипации.

Джоан и Хиро рассказывают, что у них случается секс двух типов: секс для любви и секс для удовольствия. Последний они позволяют себе раз в год, когда отправляются в Лас-Вегас на ежегодный слет свингеров. По их словам, такой секс позволил серьезно улучшить их сексуальную жизнь и обеспечивает им большую эмоциональную близость. Джоан и Хиро живут в точном соответствии с теми стандартами идеального брака, за которые борются, как бы они ни выглядели со стороны. Они не подвергают сомнению сам институт брака. Мало того, они как раз и пытаются его защитить. Они ценят единство, честность, возможность делиться всем с партнером. В их системе ценностей даже нашлось место верности. Джоан и Хиро фактически уничтожили угрозу измены, направив ее внутрь своих отношений. И, как с усмешкой пишет антрополог Кэтрин Франк, «что случилось в Вегасе, в Вегасе и остается». Обмен сексуальными партнерами, или свинг, – форма коллективной измены, обеспечивающая равную свободу обоим партнерам.

Эрик и Джексон тоже большие любители секса для удовольствия, и за те десять лет, что они вместе, они всегда умели разделять эмоциональную верность и сексуальную эксклюзивность в отношениях. «С самого начала мы говорили о сексе с другими мужчинами. Мы совершенно открыты в этих вопросах. Для нас реальная верность – это эмоциональная верность. Секс вне серьезных отношений – не преступление. Я думаю, нас вполне можно назвать эмоционально моногамными и сексуально распущенными».

Арлин на шестнадцать лет старше Дженны; она объясняет: «Я знаю, что секс важен. Но я ему уже не придаю такого значения, как раньше. И чем я старше, тем меньше он меня волнует». Дженна чувствует себя на пике формы и не готова пока выйти на пенсию. Поэтому они договорились, что, когда Дженна едет на съемки, ей можно развлечься, но при условии, что она будет помнить о приоритетах. Я спрашиваю Арлин, не пугает ли ее все это, и она отвечает: «Конечно, пугает. Но сейчас я думаю, что, если бы я предложила Дженне вообще забыть о сексе, это было бы гораздо большей угрозой нашим отношениям, чем пара-тройка девочек-фанаток. Не представляю, как бы я сказала ей: „Твое тело принадлежит только мне, и неважно, хочу я его или нет“». Понимая, что эротическая страсть закончилась, Арлин переосмысливает свое отношение к верности. Моногамия требует, чтобы все запретное оставалось за пределами отношений, и редко допускает исключения, необходимые конкретной паре. И если желание уходит, моногамия превращается в целибат. Но тогда верность оборачивается слабостью, а не добродетелью.

За двадцать пять лет, что Маргарет и Йен вместе, у них были периоды полной эксклюзивности отношений и моменты болезненной неверности. «Когда я узнал о том, что у Маргарет роман, я был раздавлен, – рассказывает Йен. – Мне потребовалось несколько месяцев, чтобы понять, как сильно я ревную. И не к любовнику, а к ней самой. Я-то долгие годы не позволял себе никаких связей с другими женщинами. И когда она во всем призналась, мы пересмотрели свои отношения. Мы решили остаться вместе, но открыть ворота». Маргарет добавляет: «Мы пытаемся найти форму отношений, пригодную лично для нас. Это вовсе не универсальный рецепт». Когда я спрашиваю, не стал ли для нее болезненным опыт такого открытого брака, она отвечает: «Иногда это и правда болезненно. Иногда нет. Но моногамия – о которой мы и не договаривались, кстати – тоже оказалась болезненной».

Немало людей проявляют большой скепсис к таким формам отношений и сомневаются в том, что партнеры серьезно относятся друг к другу: «Я ни разу не видел, чтобы открытый брак длился долго», «Ну, попробуй, но потом возвращайся ко мне», «Это просто эгоизм», «Потакание своим желаниям», «Начнешь играть с огнем, и кто-то точно обожжется».

По моему же опыту пары, умеющие договариваться о границах сексуального поведения, проявляют не меньше верности в отношениях, чем требующие полной эксклюзивности. Именно стремление укрепить отношения заставляет людей испытывать разные модели долгосрочных отношений. Вместо того чтобы изгонять третьего из брачных отношений, они пробуют, так сказать, дать ему туристическую визу.

Для этих пар верность определяется не сексуальной эксклюзивностью, а силой взаимной привязанности. Границы становятся не физическими, а эмоциональными; самое важное теперь – само существование пары. Такие партнеры считают, что эмоциональная моногамия совершенно необходима, но готовы на разного рода исключения в области сексуальных отношений. При этом отношения не превращаются в гедонистические, когда все дозволено: у них имеются вполне конкретные границы, которые, впрочем, пересматриваются по мере необходимости. Маргарет и Йен подчеркивают, что их отношения определенны, но и гибки: «У нас есть свои правила: никаких продолжительных романов, никаких любовников в тех городах, где мы сами живем, запрет на связи с общими друзьями – и, пока мы это выполняем, все вроде бы в порядке. Когда нужно, мы обсуждаем эти моменты и договариваемся заново».

Любопытно, что, хотя такие пары привносят новый смысл в понимание концепции верности, они не терпят измены. Доверие – основа любых отношений, в том числе и для людей, допускающих присутствие в их интимной зоне кого-то третьего. Неверность – нарушение договоренностей, неспособность оправдать доверие. Правила отношений в парах могут быть совсем не одинаковыми, но они есть, и если их нарушить, последствия оказываются болезненными. Так, открытые в сексуальном плане пары не отличаются от моногамных.

Внебрачные романы, разводы, повторные браки влекут за собой столько сложностей, что некоторые из моих пациентов избирают другой путь. Не соблюдающие моногамии люди ценят свободу сексуального самовыражения и пытаются сочетать вечную любовь с сюрпризами и неожиданностями, необходимыми для поддержания желания, надеясь, что возникающие со временем апатия и вялость их минуют. Повторим слова Маргарет: это не для всех.

Присутствие третьего – факт. Как с ним справляться, зависит лишь от нас. Мы можем относиться к появлению в отношениях третьего со страхом, можем пытаться избегать или возмущаться – а можем проявить любопытство и почувствовать забавную интригу. Даг пытался окружить свой роман максимальной секретностью. Билл разбит, так как изо всех сил пытался отрицать наличие третьего. Селена и Макс позволяют друг другу фантазировать, но черту не переступают. Джоан и Хиро не боятся третьего и ведут его прямо в спальню.

Брак в наши времена основывается на любви; любовь теперь связывается с выбором; а выбор предполагает, что мы обращаем внимание на остальных и отказываемся от них в пользу нашего избранника. Но это не значит, что все другие мертвы. И не значит, что нам необходимо подавлять собственные чувства, чтобы защититься от них.

Чтобы признать существование третьего, нужно допустить, что эротическая составляющая личности партнера существует отдельно от нас. Из чего следует, что сексуальность партнера не принадлежит нам. Она создана не нами и не исключительно для нас, и не стоит думать, будто бы мы являемся единственным и полноправным ее владельцем. Возможно, мы ограничиваем себя в действиях, но вовсе не обязательно в мыслях. Чем больше мы посягаем на свободу друг друга, тем сложнее желанию выжить в жестких рамках серьезных долгосрочных отношений.

Следуйте здравому смыслу – и вы получите приключение, которое освободит ваши эмоции. Рассуждать можно примерно так: я в курсе, что ты обращаешь внимание на других, и я никогда не смогу наверняка угадать, что именно ты видишь. Я понимаю, что и другие смотрят на тебя, и никогда не узнаю, что именно видят они. Внезапно ты становишься почти незнакомцем. Ты больше не полностью известная мне территория, где не осталось ничего любопытного. Ты, оказывается, загадка. И я немного нервничаю. Кто ты? Я тебя хочу.

Допуская существование третьего, мы расширяем свою эротическую вселенную, и Эросу больше не грозит апатия и увядание. Мы создаем себе возможность вновь увлечься партнером, оценив его самобытность и непохожесть на нас, а это способствует появлению настоящего возбуждения.

Я бы советовала нам всем смотреть на моногамию не как на данность, а как на один из варантов, который вы вправе выбрать. Тогда моногамия станет совместным решением, о котором партнеры осознанно договариваются. Другими словами, если мы планируем провести пятьдесят лет жизни бок о бок с одним и тем же человеком – и мечтаем отпраздновать пятидесятилетний юбилей с радостью, – то стоит время от времени пересматривать договоренности. Разумеется, разные пары будут относиться к присутствию третьего по-разному. Но можно попробовать хотя бы признать его существование, и это наверняка поможет сохранить желание в отношении нашего единственного избранника в долгосрочной перспективе. А вероятно, и приведет к появлению нового «искусства любви» для пары двадцать первого века.

Глава 11

Возвращение блудного секса

Эротика снова дома

Любовь никогда не умирает своей смертью. Она умирает, только когда мы не знаем, как восполнить питающий ее источник.

Анаис Нин[51]

Для того чтобы отправиться туда, где вы не бывали раньше, нужна определенная смелость… вы проверяете себя на прочность… и преодолеваете барьеры. И наступает день, когда, оставаясь нераспустившимся бутоном, вы рискуете больше, чем раскрываясь и начиная цвести.

Анаис Нин

Я не перестаю удивляться, как много людей готовы на сексуальные эксперименты за пределами серьезных отношений, но с партнером ведут себя застенчиво и даже по-пуритански. Большая часть моих пациентов, по их собственным словам, дома не позволяют себе никакого излишнего возбуждения и эротизма, а вот сексуальная жизнь вне семьи: романы, порнография, онлайн-секс, да и просто мечты и фантазии – вызывает у них яркие эмоции. Для них все сексуальное наполнение любви теряется, когда приходит время создавать семью, пусть даже только из двух человек. Такие люди самостоятельно и добровольно подавляют собственный эротизм. Затем, искоренив в отношениях свободу, и особенно свободу воображения, они заводят связи на стороне, чтобы заново обрести самих себя и освободиться от уз долгосрочных отношений. Получается, что в семье остается надежность и стабильность – а за ее пределами оказываются и страсть, и новизна. Медиа регулярно сообщают, что семейные пары перестают заниматься сексом, и я думаю, что, возможно, сексом-то они занимаются, но только не друг с другом.

Хотя и не обязательно, но бывает, что на начальной стадии отношения основываются на страсти. В любом случае нестабильность страстного эротизма должна преобразиться в нечто более управляемое – зрелую любовь. Даже с точки зрения биохимических процессов страсть живет недолго. Эволюционный антрополог Хелен Фишер говорит, что гормональный коктейль, возникающий в организме во время романтических отношений (допамин, норэпинефрин, фенилэтиламин), живет в организме не больше нескольких лет. Окситоцин, гормон объятий, живет дольше прочих. В результате гормональных процессов формируется зрелая любовь, появляются глубокое уважение друг к другу, забота, чувство товарищества и партнерства, и для многих это оказывается даже более ценным, чем первые месяцы эротического накала. Если на этапе ухаживания главными элементами отношений были взаимное притяжение и желание, то теперь они уходят на задний план, чтобы не мешать более важному – строительству совместной жизни.

Как ни странно, наше понимание брака почти полностью лишено эротической составляющей. Разумеется, считается, что пары, находящиеся в долгосрочных отношениях, занимаются сексом, а в последние годы еще и получают от этого удовольствие. Теперь секс исключительно в целях репродукции кажется старомодным. Но секс и эротизм – не одно и то же, и яркий, интимный, пылкий, фривольный, настойчивый, эротический секс, знакомый любовникам, редко сохраняется надолго после начала совместной жизни. Несмотря на то что медиа переполнены информацией о сексе и обещают безудержное возбуждение – стоит только тщательно выполнить десять важных рекомендаций из последнего выпуска журнала, – большинство воспринимает супружеский секс как нечто противоречащее идее удовольствия и гедонизма. Не тонем ли мы в море статей о том, как сделать секс с постоянным партнером горячим, потому что просто не верим, что с давним любовником что-то вообще может быть горячим? Более того, может, в глубине души мы и не считаем, что секс теперь должен отличаться яркостью? Возможно, мы на самом деле полагаем, что, несмотря на всю сексуальную свободу, которой мы обладали, будучи холостыми, в браке нет места вожделению?

Если брак основан на любви, как мы все хотим думать, то супружеский секс должен стать декларацией этой любви. Секс обязан обрести некий смысл. Вот что думает по этому поводу Дагмар О’Коннор, психотерапевт, специализирующийся на сексуальных отношениях:

Чтобы [супружеский] секс был «осмысленным», он должен оставаться выражением любви, и в идеале – верной любви на всю жизнь. И так должно происходить всякий раз, когда мы ложимся в постель с партнером. Но это же невыносимо тяжело! Пара теряет все прочие виды и разновидности секса, стимулируемые разнообразными факторами: игривый секс, секс со злостью, быстрый и «бездумный» секс, «пикантный» секс. При таком подходе исчезают почти все возможные поводы для секса. Ведь действительно: кто же способен с такой регулярностью чувствовать любовь на всю жизнь, особенно после одиннадцати вечера?

Нас учили, что брак – это верность, надежность, комфорт, семья. Серьезное дело, требующее ответственности и разумного отношения. Это все, что нам нужно, и все, на что стоит тратить силы и время. Игра и неразрывно связанные с ней аспекты, такие как риск, соблазнение, шалости, нарушение запретов, остаются за пределами респектабельных семейных гнезд.

Многие из моих коллег считают яркие чувства, испытываемые партнерами на самых ранних этапах знакомства, своего рода временным помешательством, от которого необходимо излечиться перед вступлением в долгие стабильные отношения. Доктора нередко трактуют тягу пациентов к сексуальным приключениям как инфантильные фантазии или боязнь долгосрочных стабильных отношений. Причем к таким приключениям они относят самые разнообразные явления: от просто флирта до настоящей страсти, от продолжения общения с прежними любовниками до трансвестизма, секса втроем и использования фетишей. Они предпочитают интерпретировать любовь как партнерство на основе дружбы и сотрудничества. И нам достаются отношения, в которых сильны компоненты сотрудничества и коммуникации, но лишь в минимальной степени присутствуют игривость и комплицитность[52]. Подобная дружба без страсти вовсе не оказывается благоприятной средой для культивирования эротизма.

День, когда я купил кольцо

Жаклин и Филипп пытаются вернуть в отношения былой огонь. Они женаты десять лет и уже почти пережили первые и самые сложные годы, связанные с рождением детей. Этой осенью их младший сын пошел в детский сад, и его новое расписание позволило родителям несколько упорядочить свою жизнь. В последние годы многие друзья Жаклин и Филиппа пережили развод. «Мы еще недавно тусовались вместе с этими парами. Они все поженились примерно одновременно с нами, а теперь брак уже никому не нужен, – говорит Филипп. – Невольно задумываешься о собственных ценностях и оказываешься лицом к лицу с фатальными ошибками в собственных отношениях».

– И какие же у вас фатальные ошибки? – спрашиваю я.

– Секс, – отвечает он.

– Измены, – добавляет она.

Познакомившись с Жаклин, Филипп думал, что вытащил счастливый билет. «Джеки была такой умной, красивой, сексуальной. Я просто поверить не мог, что я ей вообще интересен. Я страшно увлекся. И довольно долго у нас был отличный секс. Ровно до того момента, как я сделал ей предложение», – вспоминает Филипп.

– А что случилось, когда она сказала «да»?

– Ничего не случилось, но что-то стало меняться, когда я купил кольцо. В то время я не придал этому значения, но теперь вижу довольно четкую заимосвязь. Мы создали семью, и она стала меня подавлять. Я ничего не говорил Джеки и даже пытался не признаваться самому себе. Но скоро Джеки уже совсем меня не возбуждала. И как только она уезжала из города или просто уходила куда-то с друзьями, я отправлялся по барам.

Так прошли восемь лет, полные измен. Некоторые из них были раскрыты, другие удалось сохранить в тайне; в некоторых Филипп признался сам. В их жизни установился странный порядок: отношения пары налаживались после очередного неприятного эпизода, а потом снова следовала волна обмана. Филипп стыдился измен, его мучали угрызения совести, и он раскаивался. Его страшно угнетала мысль о том, что он ранит Жаклин, и он клялся измениться, старательно изображал правильного мужа и отца, она прощала и позволяла ему вернуться. За этим накатывало беспокойство, Филипп не находил себе места, и рано или поздно наступал припадок блуда. Параллельно у пары родились двое сыновей, Джеки завершила свою первую книгу, Филипп получил постоянное преподавательское место в университете, семья переехала в Нью-Йорк. Это помогло паре справиться с основной проблемой. Но недавно все началось вновь, и Джеки почувствовала, что с нее хватит.

Чтобы понять особенности сексуальности Филиппа, я попыталась проследить связь с историей его родителей, чей брак – яркий пример разделения между «безопасной» семейной жизнью и «опасным» эротизмом. Пока мать одного за другим родила и поставила на ноги пятерых детей, отец заводил любовниц и даже не пытался скрывать сей факт. Дед Филиппа, как выяснилось, вел себя примерно так же. «Мой отец, очень приятный человек, кстати сказать, вряд ли задумывался о том, как мы все себя при этом чувствовали, особенно мать», – рассказал Филипп. Мать Филиппа страшно страдала, однако была достаточно практичной женщиной и не забывала, что она несет ответственность за детей: «Она никогда об этом не говорила, но мы все знали, что мы ей нужны не меньше, чем она нам».

Чтобы еще больше не расстраивать мать, Филипп пытался держать дистанцию с отцом и превратился в так называемого асексуального вундеркинда. «Я стал страшным моралистом и ко всем вокруг был настроен критически, – рассказывает Филипп с горечью. – Я производил впечатление милого парня, с которым девушки могли иметь дело без опаски, потому что знали, что мне можно доверять. Но в глубине души я переживал сильнейшие эмоции и страшно на себя злился». Еще в подростковом возрасте Филипп тайно пристрастился к порнографии. С возрастом он стал выбирать женщин, готовых на встречу лишь на одну ночь. «В каком-то смысле моя прежняя строгая мораль только подкрепляла желание нарушить все правила». Теперь Филипп бросал вызов посредственности и обыденности, и это его возбуждало. Секс, обезличивание партнера, нарушение табу – все смешалось воедино. Как ни странно, но отделяя свою сексуальность от отношений с Джеки, Филипп надеется защитить ее от своих опасных желаний.

Стоит ли говорить, что внезапное снижение активности их сексуальной жизни крайне насторожило Джеки. Она никогда не была особенно уверена в собственной притягательности, и поначалу отношение Филиппа ее удивляло. Когда он слегка охладел, она решила, что он вовсе потерял интерес, чего и следовало ожидать. Она выросла в одном доме с братом, неоднократно попадавшим в психиатрические клиники, и научилась сводить желания к минимуму: не навязываться другим и довольствоваться малым.

Филипп ищет поддержки на стороне, а способность Джеки к самоутверждению полностью зависит от Филиппа и его реакции на нее. Она оценивает собственную сексуальность точно так же, как большинство женщин: ставит в центр Филиппа и его желание в отношении нее. В начале их связи, когда Филипп страстно увлекся Джеки, она цвела и чувствовала себя открытой, смелой, сексуальной, желанной. Сегодня, помня уроки собственного детства, она не решается выйти из тени, так как боится быть отвергнутой. Когда она все же набирается смелости и делает шаг в сторону Филиппа, он ощущает давление и обязанность ответить ей. «Когда Джеки пытается демонстрировать чувства, меня просто парализует», – признается Филипп. «И это только усиливает ее неуверенность в себе», – добавляю я.

Вероятно, мужское желание колеблется между двумя крайностями: есть те, кому нужно, чтобы партнер сделал первый шаг, подтверждая тем самым привлекательность и желанность мужчины; другие же отступают, если партнер проявляет инициативу, боясь, что их пассивность не выглядит мужественно. Те, кто вечно не уверен в своих силах, привыкшие прятаться за мамину спину и пугающиеся напора партнеров, долго остаются на грани между мальчиком и мужчиной. Вполне ожидаемо, что для Филиппа намеки и попытки Джеки выглядят как настойчивые просьбы, а не соблазнительные предложения.

Филипп чувствует себя виноватым, так как не способен возбудить в себе эротические чувства к жене. Я прошу его описать сексуальную картинку, в которой нашлось бы место Джеки, и он говорит, что представляет себя и ее целующимися на фоне заката. И добавляет, что думать о Джеки в эротическом контексте ему теперь сложно. Он даже открыто говорит ей: «Я не вижу больше в тебе сексуальную женщину. Мне стыдно, но это так». Филипп мечтал бы вернуть страсть и пыл в отношении Джеки, но думает, что это невозможно из-за продолжающегося внутри него конфликта двух полярных точек зрения. Мощь его желания никак не укладывается в рамки чистых брачных отношений, и ему неловко за то, что он ищет обезличенного секса. По его мнению, любовь – не та область, где допустимы его распутные наклонности.

«С женой такого не делают»

Многие мои пациенты боятся показать партнеру, которого любят и уважают, слишком сильное сексуальное возбуждение. И Филипп не единственный, пытающийся скрыть отсутствие желания за ширмой приличия. Возможно, некоторые из комментариев моих пациентов покажутся знакомыми и вам: «Не могу даже представить, чтобы он мог произнести то, что я жажду услышать. Он не поверит, что я могу такого хотеть», «Не хочу не то что рассказывать, а даже думать о том, каким я был до нашей встречи», «С женой такого не делают». Эротические отношения семейной пары оказываются под плотным покровом приличия.

Когда Филипп говорит, что Джеки ни за что не согласится ни на что подобное, я его спрашиваю: «На что именно?» Я готова получить в ответ рассказ о разнообразных пикантностях, и очень удивлена, когда он оглашает свой список: «Я не люблю ничего такого трепетного. Мне нравится все откровенное и яркое, игрушки, белье, порно, разные фантазии. Понятный честный секс».

– И все это вы с Джеки с удовольствием проделывали до обручения?

– Да.

– А теперь Джеки ни на что такое не согласится? Или это вы не хотите теперь делать ничего подобного с ней? Мне не кажется, что она так уж изменилась. Но мне очень хочется понять, насколько вы действительно убеждены, что не имеете права проделывать подобное с женой. Похоже, вы считаете, что нельзя объективизировать любимого вами человека.

– А вы думаете, можно?

– Я думаю, что это не категорический и общепринятый запрет. Знаете, немало пар используют объективацию именно для того, чтобы вновь увидеть уникальность и самобытность партнера, ставшего слишком знакомым. От такого поведения люди часто отказываются под предлогом того, что разрушается эмоциональная близость, но мне кажется, что, когда вы оба этого хотите и к этому готовы, возникает другой тип близости. Вы должны по-настоящему доверять партнеру, и тогда можно позволить себе на время забыть, кто он такой.

Мы контролируем влечение по причинам, связанным с психологией и культурными традициями. Как бы мы ни понимали любовь, она всегда предполагает некоторую зависимость. Да и вообще без определенной зависимости невозможна связь между партнерами. Но из-за нее же возникает и страшное беспокойство, ведь выходит, что тот, кого мы любим, получает над нами определенную власть. Он властен любить нас – или покинуть. Мы боимся заметить неодобрение партнера, оказаться отверженными, потерять его, и страх становится неотъемлемой частью романтической любви. А уж если наш возлюбленный отвергает нас в сексуальном плане, это оказывается особенно болезненным. Поэтому мы стараемся не слишком экспериментировать в сексе с теми, от кого мы слишком зависим и чье мнение для нас важнее прочих. Лучше уж взять себя в руки, изменить свое поведение и постараться вписаться в заранее согласованный, приемлемый и часто скучнейший эротический сценарий, но не рисковать. Неудивительно, что некоторые из нас способны свободно наслаждаться сексом со всеми его рисками и авантюрами, только если эмоциональная ставка не так высока: когда мы не особенно влюблены или, что даже важнее, когда мы не особенно боимся потерять любовь партнера. Стивен Митчелл пишет: «Романтика не всегда слабеет со временем, но она определенно становится более рискованным делом».

Джеки внимательно слушала и терпеливо ждала своей очереди. «Рядом со мной Филипп похож скорее на двенадцатилетнего мальчишку, чем на мужчину. И мне сложно проявить свою сексуальность с подростком. И потом, почему он думает, что в поисках этих своих ощущений ему нужно куда-то отправляться? Может, я куплю парик и заберусь на барную стойку?» – шутит Джеки.

– Неплохая идея, – отвечаю я.

Онлайн-флирт с собственным партнером

Я замечаю, что Филипп разделил разные аспекты своей сексуальности: секс и любовь – дома, а горячий секс – с незнакомками, – и это лишило его супружеские отношения всяческого эротизма. Репертуар оказался слишком узким. Но тут виноват не только Филипп. Джеки давно привыкла осознавать свою сексуальность исключительно в связи с мужем, и я советую ей вспомнить, что она сексуальна и без него. У Филиппа не должно быть монополии на ее сексуальность. «Джеки, когда вы в последний раз флиртовали с кем-то? – спрашиваю я. – Вы можете позволить мужчинам смотреть на вас и начать замечать эти взгляды, чтобы Филипп перестал быть единственным человеком, подтверждающим вашу сексуальность». Филипп начинает ерзать на стуле.

– Так, минуточку, – говорит он.

– Не волнуйтесь. Я не собираюсь советовать вашей жене использовать ваши же методы. Но ваша супруга – очень привлекательная женщина, и если этого не видите вы, то почему бы не позволить ей услышать это от кого-то другого?

Одновременно я советую им завести новые адреса электронной почты, чтобы использовать их исключительно для эротической переписки друг с другом: мысли, воспоминания, фантазии, попытки соблазнить. Я особенно подчеркиваю, что в такой переписке не стоит обсуждать проблемы в отношениях – это пространство только для эротической игры. Я хочу, чтобы партнеры использовали виртуальный мир и научились проявлять любопытство, создавать интригу, заставлять друг друга волноваться и трепетать. Иногда писать гораздо лучше, чем говорить. У каждого имеется возможность сказать все, что хочется, продумать и сформулировать ответ, обсудить то, что произнести вслух не хватает смелости. В такой коммуникации есть необходимая дистанция, и я надеюсь, что она поможет партнерам отбросить некоторые из собственных внутренних запретов.

Спустя какое-то время Джеки вспомнила, что значит соблазнение. Она стала игривой и провоцирующей, и не только в переписке с Филиппом, но и в общении с другими людьми. Через несколько месяцев она призналась мне: «Вы настойчиво советовали использовать других мужчин, кроме Филиппа, чтобы поднять мою самооценку, и мне это очень помогло». Она начала общаться с друзьями-мужчинами, ходить с ними на концерты и в галереи и в целом стала позволять себе флиртовать. «Ничего такого, знаете, но здорово снова оказаться как будто на свободе, общаться с другими мужчинами, а не только с мужем, и знать, что им приятна моя компания. И я больше не чувствую, что любой взгляд или слово Филиппа – самое главное в моей жизни».

Джеки стала гораздо увереннее в себе, и Филипп несколько забеспокоился, что даже хорошо. Он заинтригован ее письмами; оказывается, говоря о сексе и описывая свои фантазии, она вовсе не теряется. Джеки становится более сексуальной в глазах Филиппа; привычные сценарии отношений уже не мешают ему посмотреть на нее новым взглядом. Псевдоанонимность писем позволяет Филиппу относиться к Джеки как к человеку с собственными желаниями и помогает превратить ее в объект его желаний.

– Я говорю ей такое, на что никогда не решился бы раньше. Я думал, ей все это не понравится, но нет. Ей вовсе не нужна вся та опека и защита, которыми я ее окружал, – признает Филипп. – Я понял, что приписывал ей многое из того, что к ней и не имело отношения. Скорее, это часть меня или моей жизни с родителями.

– Не очень понимаю, как твои увлечения могли быть проявлением заботы обо мне, хотя я осознаю, что для тебя в них заключался какой-то смысл, – говорит Джеки. – Мне все это не нравится, но я в состоянии тебя понять. И еще меня всегда удивляло, как легко тебя просчитать. Как будто ты и хотел, чтобы я все узнала: чтобы мамочка нашла и отругала тебя. Но мне вовсе не хочется заново проигрывать всю историю твоей жизни с родителями. Я первая с тобой разведусь, и ты это знаешь.

А мне Жаклин говорит:

– Я поняла, что способна с ним развестись, и благодаря этому мне проще принять решение остаться с ним. Я теперь гораздо свободнее. Когда я сама делаю первый шаг и предлагаю секс, я чувствую себя почти бесстыдной, и мне ужасно нравится. «Ты этого хотел, Филипп? Ну вот, получай!» Тут не нужно быть романтической барышней, да и вообще не обязательно раскрывать свои мысли и ощущения. Мне нравится много разных вещей; я люблю нежную заботливую любовь, но иногда побыть жадной и ненасытной тоже неплохо.

Я встречалась с Джеки и Филиппом для сеансов в течение года, с перерывами. Филипп прекратил свои неконтролируемые вспышки связей на стороне и почти отделался от убеждения, что горячий секс дома невозможен. Он сумел почувствовать себя и сексуальным, и верным одновременно, преодолел поведенческие паттерны, доставшиеся ему от родительской семьи. Раньше Филипп обожал порно, оно помогало ему почувствовать момент слияния желания и удовлетворения, ведь женщины в кино никогда не сопротивлялись, а от него не требовалось никаких усилий. Поэтому между желанием и его удовлетворением не оставалось никакого зазора, и Филиппу не нужно было увязывать желание и любовь. Постепенно он позволил себе начать проявлять даже скрытые аспекты своей сексуальности, и у него стало получаться не уходить в себя и в свои фантазии, оставаясь наедине с женой.

Джеки и Филипп продолжают работать над тем, чтобы вернуть эротику в отношения: позволяют себе невинные грехи, желания, страсть. Английский психоаналитик Адам Филлипс подчеркивает:

Человека возбуждает запретное, то есть если желание по сути своей греховно. Но моногамные пары можно сравнить с богатейшими людьми. Им нужно пережить бедность, поголодать и начать работать, чтобы найти способ сохранить все, что разрешено и доступно, причем прикрыть это флером недозволенного и тем самым удержать интерес.

Можно ли хотеть то, что имеешь?

Оскар Уайльд писал: «В жизни бывают только две настоящие трагедии: одна – когда не получаешь того, чего хочешь, а вторая – когда получаешь». Пока наше желание не удовлетворено, мы несчастливы. Нам не повысили зарплату, не приняли в колледж, мы не прошли прослушивание и не получили роль – и мы расстроены. Когда объектом нашего желания является человек, который нас отвергает, мы чувствуем себя одинокими, ничего не стоящими, никем не любимыми, а то и вообще не достойными любви. Но и удовлетворенное желание имеет свои недостатки. Мы получаем желаемое – и теряем все возбуждение от предвкушения. Все изощренные стратегии, направленные на достижение цели, фантазии о том моменте, когда наше желание сбудется, само ожидание – одним словом, все силы и энергия, направляемые нами на процесс желания, уступают место ощущению достигнутой цели. Вспомните какой-нибудь случай, когда вы чего-то очень хотели и наконец получили. Все, теперь это ваше, вы рады, с удовольствием используете то, что получили, – но хотите ли вы этого по-прежнему? Американская писательница Гейл Гудвин замечала: «Само желание всегда будет сильнее, чем радость от его исполнения».

Сложнее ли нм продолжать хотеть то, что мы и так уже имеем? Закон убывающей предельной полезности подсказывает нам, что чем чаще мы получаем желаемое, тем ниже степень удовлетворенности. Чем больше вы используете продукт, тем меньшее удовлетворение будет приносить каждое последующее использование. Вот вы приезжаете в Париж в пятнадцатый раз – и он уже не так прекрасен, как в первый. К счастью, данная логика перестает работать, когда дело касается любви, потому что все подобные рассуждения основаны на ошибочном утверждении о том, что мы можем владеть нашим избранником примерно так же, как владеем айпадом или новыми туфлями Prada. Когда моя подруга Джейн сказала: «Возможно, я хочу как раз того, чего не могу получить», я ответила: «А почему это ты думаешь, что твой муж принадлежит тебе?»

В долгосрочных отношениях мы начинаем думать, что наш партнер полностью наш. В реальности же партнер остается другим человеком, отдельным от нас, со своими загадками. Как только мы научимся это понимать, мы получим шанс вернуть в отношения устойчивое желание. Не перестаю удивляться, как неожиданная угроза текущему состоянию вещей (роман на стороне, измена, слишком долгое отсутствие или просто хорошая ссора) вдруг провоцирует желание. Мы боимся потерять партнера, и страх действует отрезвляюще.

Закону убывающей предельной полезности можно противопоставить следующее соображение: постоянные вложения усилий повышают уровень удовлетворенности. Чем больше вы что-то делаете и чем лучше вы это делаете, тем больше вам это нравится. Вот человек занимается теннисом раз в неделю: для него игра становится все привлекательнее, ведь чем больше он занимается, тем лучше играет. Чем лучше играет, тем увереннее себя чувствует. Чем больше уверенность, тем больше готовность рисковать. А чем выше риск, тем интереснее игра. Это и есть подтверждение позитивного влияния постоянных усилий. Разумеется, практика требует усилий и дисциплины. Тут мало просто пребывать в нужном настроении: необходимо упорство и постоянное внимание. Со временем теннисист понимает, что мастерство никогда не развивается линейно: в процессе тренировок случаются плато и даже спады, но конечный результат всегда стоит усилий.

К сожалению, слишком часто мы думаем, что усилия и есть работа, а дисциплина неразрывно связана с болью. Но давайте посмотрим на работу с другой стороны. Работа может быть творческой, жизнеутверждающей, придавать сил, а не выматывать до предела. Если мы хотим, чтобы секс приносил удовольствие и удовлетворение, мы должны творчески подойти к решению этой задачи.

Миф о спонтанности

Многие верят, что секс – это всегда прямое попадание, сразу в яблочко, полная совместимость и вообще идеальная история с самого начала. Считается, что секс должен быть свободным, естественным и легким. И либо у вас так и складывается, либо не судьба. Существует и еще один странный, но общепринятый миф: секс – всегда спонтанность. О спонтанности говорят все: как только мои клиенты, мужчины и женщины, начинают рассуждать о том, что такое в их понимании горячий, яркий, безудержный, по-настоящему эротический секс, они обязательно заявляют, что такой секс – всегда импровизация и порыв.

Нам хочется верить, что секс является импульсом или склонностью, что это всегда естественное, неподготовленное, безыскусное поведение. Какая-то сила как будто несет нас помимо нашей воли. «Я не мог устоять… как будто огонь побежал по венам… мы оба были совершенно подчинены этому чувству… меня полностью захлестнуло». Получается, что для нас секс – нечто неуправляемое, вроде Большого взрыва; мы не готовы соблазнять или вести тонкую эротическую игру, ведь на это нужны время и силы, а главное, полное осознание собственных действий. Для многих подготовленный и продуманный секс – что-то подозрительное. Нам становится страшно от мысли, что секс может и не быть исключительно результатом волшебства и особой химии. Но если верить, что секс всегда спонтанен, мы и не сумеем контролировать собственное желание и выражать его осознанно. Если секс просто случается, то управлять им невозможно. Как же странно, что в обществе, зараженном стремлением все контролировать, именно осознанный подход к сексу и даже его планирование нас пугает. Нам просто становится стыдно, как будто нас поймали за чем-то непристойным.

Когда мои родители пускаются в рассуждения о том, что раньше секс всегда был быстрым и без подготовки, я напоминаю им, что и тогда полная спонтанность являлась лишь мифом. Что бы ни происходило «в самый ответственный момент», ему предшествовали часы, а то и дни подготовки. Что надеть, о чем говорить, в какой ресторан повести, какую музыку поставить? Все это планирование, причем очень творческое и детальное, оказывалось частью подготовки соответствующего настроения к яркому финалу.

Поэтому я советую своим клиентам не пытаться быть спонтанными в отношении секса. Спонтанность – прекрасно, но в рамках существующих отношений все, что могло «просто произойти», уже произошло. Теперь партнеры должны потрудиться, чтобы происходило что-то еще. Секс в рамках долгосрочных отношений – подготовленный секс. «Я не мог устоять» превращается в «я не буду пытаться устоять». Не «мы просто упали в объятия друг друга», а «я хочу тебя обнять». Вместо «наше настроение совпало» – «давай сегодня вечером настроимся на одну волну». Я хочу помочь клиентам воспринимать собственную сексуальность с большим комфортом, осознавать ее и ценить как часть своей жизни, требующей серьезного внимания.

Многим парам планирование сексуальных отношений дается нелегко. Оно кажется им скучным, ведь это так похоже на работу, а работа скучна и ассоциируется с обязательствами. Часто в ходе психотерапии мы развенчиваем подобные убеждения.

Делаем секс намеренным

Доминик и Рауль жалуются, что их сексуальная жизнь стала слишком тоскливой. В начале их романа, когда Рауль жил в Майами, расстояние между ними не оставляло места рутине. Оба ждали выходных; выходные получались нескучными. Теперь партнеры живут вместе, и в свободное время они в основном занимаются разными бытовыми делами. Я не могла не заметить, что домашнему хозяйству они уделяют довольно много внимания, а сексуальной жизни внимания достается как раз все меньше – как будто для секса нужно что-то совсем другое.

– Стирка же не произойдет сама по себе, – Доминик встает в оборонительную позицию.

– А секс произойдет? – спрашиваю я.

Доминик делает вид, что не понял, что я имею в виду.

– Ну а что, мне отмечать секс в календаре, что ли? Четверг, десять вечера? Это просто глупо, – отвечает он.

– Если вы не хотите, чтобы секс был просто одним из дел вашего списка, то и не относитесь к нему так, – отвечаю я. – Я не говорю, что надо планировать по календарю, но нужно создавать некое эротическое пространство, а для этого требуется время. Что произойдет в этом пространстве, мы не знаем, но само пространство должно быть создано сознательно и намеренно. Вот как оссобуко, которое вы сделали для Рауля в прошлый выходной: оно же не само приготовилось.

Доминик – гурман. В субботу он приготовил для Рауля итальянское блюдо. Все началось с мысли о том, что он хочет приготовить что-то очень необычное. Поразмыслив над вариантами, Доминик остановился на телятине. Потом поехал в итальянский квартал, купил лучшее мясо; в пекарне в Гринвич-Виллидж купил свой любимый хлеб из пшеницы твердых сортов, а в магазинчике в Сохо не забыл приобрести шоколадные канноли. А потом еще съездил на другой конец города за бутылкой отличного вина. В общем, потратил почти целый день, зато ужин получился роскошным, настоящее эпикурейство. Все было спланировано и организовано, чтобы получить удовольствие.

– Да, поработать пришлось, – соглашается Доминик, – но мне это нравится, я не чувствую, что как-то особенно напрягаюсь.

– Но почему же секс тогда кажется вам повинностью, вроде работы? Похоже, вы не готовы заниматься организацией эротической стороны вашей жизни с таким же упорством, с каким готовите, – парировала я.

– Если так же планировать секс, получается как-т неестественно, – ответил Доминик.

Подобно Доминику и Раулю, многие пары не разделяют идеи о том, что секс надо как-то осознанно планировать. Им кажется, что это требует слишком много усилий, и вообще, к чему такие сложности, если партнер уже завоеван? «Соблазнять партнера? Мне что, до сих пор нужно этим заниматься?» Такое сопротивление нередко оказывается проявлением инфантильного желания, чтобы нас любили такими, какие мы есть, безо всяких усилий с нашей стороны, ведь мы так непохожи на остальных. «Да не хочу я! Почему это я должен? Ты должна меня любить несмотря ни на что!» Маргарет Николс, психотерапевт, занимающаяся проблемами секса, замечает, что, хотя ваш партнер, конечно же, будет любить вас, даже если вы наберете лишних тридцать килограммов и начнете ходить по дому в тапочках с кроликом и несвежей футболке, он, скорее всего, не будет возбуждаться при виде вас.

– Так что же, возбуждение от соблазнения – прерогатива лишь тех, кто пока находится на стадии ухаживания? – спрашиваю я Доминика. – Сам по себе факт, что вы живете с кем-то вместе, еще не означает, что этот человек всегда доступен. С течением времени он наверняка будет требовать больше внимания, а не меньше. Если вы хотите, чтобы секс оставался ярким, надо ухаживать за этой стороной отношений. Да, не каждый день, но время от времени вы же можете, фигурально выражаясь, сделать Рауля главным ингредиентом своего гастрономического шедевра?

Планирование рождает предвкушение

Предвкушение – это когда мы чего-то с нетерпением ждем. Оно является очень важным элементом желания, и, если мы планируем секс, мы стимулируем желание. Когда Доминик готовит свое оссобуко, он практически чувствует вкус будущего блюда на языке. Он представляет, как удивится Рауль и как ему будет приятно. Рауль должен почувствовать, как он важен для Доминика, и наверняка будет ему благодарен. Фантазия – строительный материал для предвкушения. Это способ увидеть будущее. Нечто вроде прелюдии, любовной игры, которая, однако, не всегда происходит прямо перед самим сексуальным актом. Ожидание формирует в воображении любовников полный сценарий приближающегося удовольствия – и не удивительно, что в романах и мелодрамах сюжет во многом строится на ожидании.

Я убеждена, что ожидание, нетерпение, предвкушение – ключевые элементы, формирующие желание, и их можно стимулировать, если заранее все продумать, даже и в долгосрочных отношениях. Когда Нил и Сара отправляются развлекаться в субботу вечером, они обязательно планируют некоторые вещи: ужин, музыку, а потом секс. Раньше приятный вечер резко заканчивался, как только Сара, вернувшись домой, начинала прощаться и расплачиваться с бебиситтером: «Я вдруг снова становилась матерью, и вся романтика просто улетучивалась. Теперь с бебиситтером разбирается Нил, а я иду прямиком в спальню. Так мы сохраняем настроение». У пары трое детей, Сара занята ими каждый день с утра до вечера. Она объяснила Нилу, что ей очень сложно выйти из роли матери, а возвращается она в нее за секунду. «Я думала, что дело просто в настроении, но давно уже избавилась от этой иллюзии. Ждать настроения можно до второго пришествия. Я люблю все планировать, ведь тогда я жду приятного вечера, играя тем временем с Барби и проверяя уроки».

Сара предвкушает не просто секс; для нее этот вечер – настоящий ритуал. Супруги проводят вместе целый вечер, как взрослые люди, и на время выключаются из повседневности. Их любовная прелюдия длится несколько часов. Пара организует личное время таким образом уже двенадцать лет, и оба отлично освоили все нюансы планирования и подготовки. Если приходится пропустить субботний вечер, оба очень сожалеют. И каждый из них понимает, что отличный секс – это не просто пятнадцать минут после вечерних новостей.

Подготовительная игра

Когда партнеры жалуются, что секс стал пресным, я понимаю, что речь не о частоте. Возможно, им хотелось бы заниматься сексом чаще, но в первую очередь им хочется, чтобы секс был лучше. Поэтому я обсуждаю с ними в первую очередь эротическую, а не сексуальную сторону их жизни. Собственно секс – довольно узкая тема, и она часто сводится к цифрам. Но человеческая природа не выносит пустоты. Нам нужны яркие переживания, нам важно чувствовать себя живыми. При любой возможности любовники заполняют лакуны эмоциями.

Секс бывает и у животных, эротизм же – исключительно человеческое явление. Эротизм – это сексуальность, преображенная под влиянием воображения. Чтобы пережить полноценный эротический опыт, нам и собственно секс не нужен, хотя секс часто является объектом эротизма и как бы предполагается им. Эротизм есть результат возбуждения, это целенаправленный поиск удовольствия. Октавио Пас называет эротизм поэзией тела, доказательством искренних чувств. И подобно поэме, секс не линеен, он колеблется и трепещет. Через секс мы смотрим на мир, открываем ему свою душу. А эротизм раскрывает нам целый мир в рамках нашего привычного мира. Эти чувства подпитывают воображение, позволяя нам увидеть невидимое и услышать беззвучное.

Эротизм в сочетании с воображением – еще одна форма игры. Для меня игра – альтернативная реальность между существующим и выдуманным, безопасное пространство для наших экспериментов, где мы заново обретаем себя и испытываем судьбу. Через игру мы преодолеваем неверие: притворяемся, что желаемое реально, даже когда мы точно знаем, что это невозможно. Но здесь не место жестокой объективности.

Игра по определению беззаботна и не связана сознательным. Великий теоретик игры Йохан Хёйзинга[53] утверждал, что фундаментальное свойство игры заключается в том, что она не служит никакой цели. Бесцельность, присущую игре, сложно увязать с современной культурой, требующей эффективности и постоянной ответственности. Все чаще мы оцениваем игру по ее результатам. Мы играем в сквош ради кардионагрузки; мы водим детей на ужин, чтобы развивать их вкус; в отпуск едем, чтобы зарядиться энергией. Но если мы боимся чужой оценки, зациклены на результате, измучены самоанализом, то вряд ли у нас есть шанс просто получить удовольствие.

В детстве игра являлась для нас самым естественным делом, но с возрастом наша способность играть резко сокращается. Для многих из нас секс – единственная область, где мы еще позволяем себе играть, это по сути мост в наше детство. Разум, давно наполнившийся разными убеждениями, стал серьезным, а тело пока остается свободной зоной, не до конца покорившейся здравому смыслу. Занимаясь любовью, мы возвращаемся в моменты полной свободы, которые переживали в детстве, еще будучи незнакомы с чувством неловкости и оценивающими взглядами окружающих.

Эротический интеллект

Время от времени мне встречаются пары, которым удается сохранить в отношениях некоторую игривость как на людях, так и в спальне. Они не утратили живость чувств и физически активны, их сексуальное желание не ослабло. Даже в контексте современной культуры, в центре которой находится немедленное вознаграждение за любое действие, такие люди смотрят на соблазнение как на процесс, ценный сам по себе. Даже спустя десять лет после знакомства Джоанна заводит своего партнера, назначая ему свидания в мотеле неподалеку от дома. Когда Дарнелл отправляется с подругой в гости, они делают вид, что не знают друг друга. Эрик рассказывает, что, если они с женой возвращаются домой поздно, иногда занимаются любовью за домом: такое вот тайное удовольствие они выдумали себе перед тем, как вернуться к детям. Каждый год Айван и Рэйчел уезжают на пару дней вместе с несколькими парами свингеров и там меняются партнерами: «Вместо того чтобы таиться друг от друга, у нас секрет от всего мира». Джессика регулярно развлекает своего мужа, когда ему приходится проводить за рулем долгое время: она переговаривается с ним по рации и откровенно дразнит. Каждое утро Лео признается ей, что ему страшно повезло заполучить такую жену, и говорит он это вполне искренне, хотя со дня свадьбы прошло уже пять-десят лет.

Для всех этих пар игривость и шутливость – центральный элемент отношений, и эротизм распространяется далеко за пределы собственно полового акта. Заниматься любовью они могут по-разному: по расписанию или спонтанно, душевно или эгоистично, по-простому или затейливо, горячо или спокойно. Но секс для них всегда в радость, это удовольствие, а не обязанность. Они ценят эротику и обожают все связанное с ней безумие. Они любят секс, и особенно секс друг с другом, и они не жалеют времени и сил на создание эротического пространства.

Как и у всех пар, у них случаются периоды, когда желание засыпает – и партнеры отстраняются друг от друга или просто каждый погружается в свои дела. Но они не паникуют, думая, что с ними случилось нечто ужасное: они понимают, что интенсивность эротической жизни переменчива, а желание периодически спадает, а то и исчезает на время. Но если постараться, можно вернуть в отношения чувственный трепет.

Для таких людей любовь – это сосуд, содержащий и надежность, и приключения, а верность дает самое ценное из всего, что есть в жизни, – время. Брак – не конец романтических отношений, а только начало. Эти люди знают, что у них еще впереди много времени, чтобы сделать отношения глубже, чтобы экспериментировать и совершать ошибки. Они воспринимают свою связь как нечто живое и развивающееся, а не как свершившийся факт. Они сообща пишут общую историю, в ней много глав, и ни один из партнеров не знает окончания. Всегда найдутся места, где они еще не побывали, и кругом можно открыть что-то новое, прежде остававшееся незамеченным.

Современные отношения – это котел, в котором кипят противоречащие друг другу устремления и желания: мы хотим безопасности и возбуждения, опоры и возможности оторваться от реальности, комфорта любви и накала страсти. Мы желаем всего и сразу, и лучше бы с одним человеком. Мы пытаемся сбалансировать бытовое и эротическое, и это непросто и удается лишь на время. Мы должны одновременно и знать своего партнера, и понимать, что он остается загадкой; мы добиваемся надежности, но остаемся открытыми новому; мы культивируем эмоциональную близость, уважая частное пространство друг друга. Мы то вместе, то порознь, то сливаемся в какофонии. Желание не терпит границ, верность не должна уничтожать свободу.

Чтобы сохранить эротическое пространство в совместной жизни, нужно активно и осознанно над этим работать. Нельзя верить в то, что брак – скорее серьезная работа, чем игра; что страсть – только для молодежи. Нужно преодолеть амбивалентность по отношению к удовольствию, дискомфорт к сексуальности, особенно в контексте семейных уз. Проще всего просто жаловаться на скучный секс. Создать же и развивать эротическое пространство в семье – это открытое и героическое неповиновение обыденности.

Библиография

Книги

Alberoni, Francesco. 1987. L’rotisme. Paris: ditions Ramsay.

Angier, Natalie. 1999. Woman: An Intimate Geography. Boston, Mass. Houghton Mifflin.

Bader, Michael J. 2002. Arousal: The Secret Logic of Sexual Fantasies. New York: St. Martin’s.

Badinter, Elisabeth. 1992. XY: De l’identit masculine. Paris: ditions Odile Jacob.

Baker, Mark. 1994. Sex Lives: A Sexual Self-Portrait of America. New York: Simon and Schuster.

Barthes, Roland. 1977. Fragments d’un discours amoureux. Paris: ditions du Seuil.

Bataille, Georges. 1962. Eroticism: Death and Sensuality. New York: Walker.

Baudrillard, Jean. 1990. Seduction. New York: St. Martin’s[54].

Beck, Charlotte Joko. 1989. Everyday Zen: Love and Work. New York: HarperCollins.

Benjamin, Jessica. 1988. The Bonds of Love: Psychoanalysis, Feminism, and the Problem of Domination. New York: Pantheon.

Blumstein, Philip, and Pepper Schwartz, eds. 1983. American Couples: Money, Work, Sex. New York: Morrow.

Boyarin, Daniel. 1993. Carnal Israel: Reading Sex in Talmudic Culture. Berkeley: University of California Press.

Brooks, Gary. 1995. The Centerfold Syndrome: How Men Can Overcome Objectification and Achieve Intimacy with Women. San Francisco, Calif.: Jossey-Bass.

Bruckner, Pascal, and Alain Finkielkraut. 1977. Le Nouveau Dsordre amoureux. Paris: ditions du Seuil.

Caplan, Pat, ed. 1987. The Cultural Construction of Sexuality. London: Tavistock.

Chedzogy, Kate, Melanie Hansen, and Suzanne Trill, eds. 1997. Voicing Women: Gender and Sexuality in Early Modern Writing. Pittsburgh, Pa.: Duquesne University Press.

Chodorow, Nancy. 1978. The Reproduction of Mothering: Psychoanalysis and the Sociology of Gender. Berkeley: University of California Press.

Davis, Michele Weiner. 2003. The Sex-Starved Marriage: A Couple’s Guide to Boosting Their Marriage Libido. New York: Simon and Schuster.

De Marneffe, Daphne. 2004. Maternal Desire: On Children, Love, and the Inner Life. Boston, Mass.: Little, Brown.

Epstein, Mark. 2005. Open to Desire: Embracing a Lust for Life. New York: Gotham.

Fillion, Kate. 1996. Lip Service: The Truth about Women’s Darker Side in Love, Sex, and Friendship. New York: HarperCollins.

Frank, Katherine. 2002. G-Strings and Sympathy: Strip Club Regulars and Male Desire. Durham, N.C.: Duke University Press.

Страницы: «« 123456 »»

Читать бесплатно другие книги:

В этой всемирно известной книге Дарелл Хафф рассказывает о различных способах злоупотребления статис...
Пытаясь заглянуть в глубины вселенной, мы не разгадали самой главной загадки – кто такой человек?Буд...
«Облом» – новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова, вторая ч...
Любой менеджер по продажам знает, как сложно звонить незнакомым людям и предлагать свою услугу или т...
Психологическая драма, повествующая о нелегкой судьбе сильной эгоцентричной женщины, которая в конце...
Сказки часто заканчиваются свадьбой, но в реальной жизни после неё всё только начинается. И ой как н...