Гавана Хантер Стивен
Несколько секунд мальчишка боролся с ним, брыкаясь как лошадь, норовящая сунуть морду в ведро, но потом сдался, медленно опустил голову и сделал глоток.
— Отлично, — одобрил Спешнев.
Наконец он и сам наклонился к поверхности, глотнул и почувствовал, что вода сотворила чудо: тело наполнилось новой силой. Это чувственное наслаждение было острее сексуального.
Через секунду он вновь стал самим собой: оттащил щенка от воды, позволил ему немного отдохнуть, а сам осмотрелся по сторонам.
Теперь судно было совсем близко. Ручей отделяла от берега лишь полоска деревьев, далее тянулась сотня метров каменистой почвы, за которой начинался голый песок. Спешнев оглянулся на гребень. Собаки стояли на месте, и солдаты еще не поднялись; их разделяло около восьмисот метров — для точной стрельбы далековато.
Он быстро осмотрел местность, но не увидел ничего особенного. Типичный кубинский лес, типичные кубинские джунгли, пальмы вперемежку с соснами, странный яркий цветок, пение птиц, ослепительное солнце, перистые облака...
— Вот, возьми. Оберни голову. Это поможет тебе сохранить свежесть для последнего броска. Быстрее.
Он стащил свою потемневшую бандану, смочил в воде и протянул Кастро.
И тут грянул выстрел.
Эрлу это не нравилось. Слишком близко. В бою враг представляет собой туманное пятно. Ты нажимаешь на крючок, винтовка стреляет, он падает, а ты идешь дальше. Если ты достаточно близко, то видишь, как пуля оставляет в нем дырку. Потом начинается безумная и очень опасная рукопашная схватка, так что времени на мысли не остается, ты действуешь инстинктивно. Но близкая дистанция — проклятие снайпера: оптический прицел с восьмикратным увеличением позволяет четко видеть лица находящихся перед тобой людей.
Он видел не красного политика, а толстого парня с сальными волосами и неоформившимся пухлым лицом. И человека, который дважды спас жизнь ему самому, искусного профессионала, пришедшего на выручку в последний момент. «Он враг», — сказал себе Эрл и попытался заставить себя поверить в это.
Он всегда выполнял приказы. Это был компас, по которому он проверял свою жизнь.
«Винчестер», крепко прижатый к плечу, опирался на кости, а не на мышцы, тело опиралось о землю. А то, что стрелять нужно было снизу вверх, только упрощало дело.
— Вы можете застрелить одного, передернуть затвор и выстрелить другому в колено? — поинтересовался Френчи.
Суэггер не ответил ни слова.
— Если хотите, я сам пойду туда с карабином. Если раните старика в ногу, мы сможем взять его живьем. Он не дурак. Если он не захочет идти с нами, кубинцы потащат его в камеру пыток. И тогда я ему не позавидую.
Оружие было установлено прочно, перекрестье не подрагивало. Эрл изучил лица обоих и навел мушку на шею парня, в мягкое место между ухом и челюстью. Пуля перебьет Кастро позвоночник, после чего от него останется только сноска в истории Кубы. Расстояние до цели номер два было небольшим, и Суэггер знал, что сумеет передернуть затвор за секунду. Да, русский быстр, но насколько? Если он перекатится вправо, можно попасть ему в ляжку, не задев яремную вену, иначе раненый через несколько минут умрет от кровотечения. Эрл представил себе, что человек вскрикивает, прижимает ладони к ноге и пытается зажать рану. Русский прекрасно поймет, кто выстрелил в него.
Эрл почувствовал, что кончик его пальца перестал давить на спусковой крючок и тот вернулся на прежнее место.
Он опустил винтовку.
— Знаешь, я не могу нажать на крючок.
Френчи уставился на него.
— Что?
— Забудь об этом. Я не стану стрелять. Это не для меня. Убийства — это по твоей части, малыш.
— Я... Вы должны сделать это! Ради бога, Эрл, это не шутка. Не игра. Это наша работа. Это нужно нашей стране. Ради бога, вы обязаны...
Эрл сплюнул в пыль.
Потом поднял глаза и увидел, что Френчи целится в него из карабина.
— Эрл, вы сделаете то, что я скажу. Сделаете. Поняли? У вас нет выбора. И сделаете немедленно, пока они не ушли.
Эрл хмыкнул.
— Малыш, ты тоже не нажмешь на крючок. Не смеши меня.
И Френчи опустил карабин.
— Это неправильно, — сказал он.
— Пусть кубинцы сами решают, что им делать с этим мальчишкой.
Эрл снова посмотрел в оптический прицел, навел перекрестье на середину расстояния между Кастро и русским, чтобы каждый из них услышал свист пролетевшей рядом пули и понял, что их заметили. Он улыбнулся, увидев, как рука русского опустилась в воду и появилась снова с мокрым шейным платком. Парень потянулся за ним, и в то краткое мгновение, когда оба взялись за концы платка, Эрл спустил курок.
Когда прицел прояснился, в воздухе еще стоял туман, поднятый пулей, которая попала в воду. Кубинец со всех ног бежал к берегу.
Русский уже исчез.
46
Лейтенанту Сарриа снились белозубые красотки с кожей цвета карамели и цветком в волосах. Ему было пятьдесят четыре года, и его собственная кожа была намного темнее карамели. Волосы были с проседью, тело — сухое и длинное, а глаза — печальные. Ему часто снились юные женщины. Их походка с музыкой в каждом шаге. Их груди, покачивавшиеся под блузками. Их зады, гордые и упругие. Их волшебные улыбки и глаза. Их длинные, хрупкие пальчики ног с розовыми ноготками, их...
Шум заставил его проснуться.
— Что это было? — спросил капрал Де Гуама, варивший кофе.
— Похоже, выстрел, — сказал рядовой Моралес.
Все трое носили зелено-коричневую форму кубинской полиции, нуждавшуюся в стирке и глажке, но были без галстуков. Вообще-то местом их службы была Севилья, расположенная в нескольких милях от берега, но после безумного нападения на казармы Монкада им велели организовать блокпост на окраине прибрежного города Сибоней. Однако затем лейтенант решил, что беглец едва ли заявится в густонаселенный город. Поэтому он поехал в джипе на запад, искать более подходящее место. Наконец они нашли старый шалаш, где провели день без радио— и телефонной связи, готовые отдать жизнь за Кубу и ее президента, а в ожидании этого момента как следует отоспаться. Новый чин Сарриа не светил (для чернокожего вполне достаточно лейтенанта), а двое других мечтали лишь о том, как бы отлынить от дежурства. Все трое были вооружены, однако два из трех их револьверов были пусты. Патроны имелись только у лейтенанта, но, поскольку произведены они были в тысяча девятьсот тридцать четвертом году, Сарриа сомневался, что от них будет какой-нибудь прок.
— Ну, — проронил лейтенант, — думаю, нам нужно что-то предпринять.
— Наверно, — грустно ответил Де Гуама. Ему всегда что-то мешало. — А кофе допить можно?
— Он всегда хочет кофе, — сказал рядовой. — Он живет ради кофе.
— Ну, Де Гуама, вообще-то нет. Я бы предпочел, чтобы ты пошел с нами. Как ты на это смотришь?
Сарриа не иронизировал. Обязанности командира его тяготили. Он искренне хотел знать мнение капрала.
— Нет-нет, я не против, — ответил Де Гуама.
Все трое встали. Моралес не смог найти свою фуражку, а Де Гуама не стал надевать сапоги.
— Мы все равно пойдем по песку, а там мягко.
— Ладно, будь по-твоему, — ответил Сарриа.
Они вышли наружу и увидели только то, что видели уже два дня: ослепительно белый песок, ослепительно синюю гладь бухты, ослепительно голубое небо и темно-зеленый лес на спускавшихся к самой воде отрогах Сьерра-Маэстры. Солнце было жарким, ветер стих. На лбах полицейских тут же выступил и потек по щекам пот. Воздух был душным, и отсутствие ветра никого не радовало. Что ни говори, стоял конец июля.
— Думаю, стреляли вон там.
— Это опасно? Человек с ружьем? Наверно, лучше вернуться в город и вызвать подкрепление.
Де Гуама был не самым храбрым из полицейских.
— Это просто охотник, — откликнулся рядовой Моралес. — Наткнулся на кабана и прикончил его, вот и все.
— Кабаны не спускаются так низко, — возразил лейтенант Сарриа. — Они любят высоту. Там прохладнее.
Все трое немного прошлись по песку, но не увидели ничего необычного. Птицы, цветы, орущие чайки, рыболовный траулер у самого берега...
— Я никогда не видел, чтобы они подходили так близко, — заметил Моралес.
— Может быть, они и стреляли?
— Ружье на этом старом корыте? Сомневаюсь. Впрочем, у шхуны слишком глубокая осадка. Может быть, они сели на мель.
— Нужно спросить.
Они двинулись вперед. Потом было много споров, но все же Моралес, а не Де Гуама первым заметил какое-то движение справа и криком предупредил остальных.
Спешнев по-пластунски отполз в деревья, притворился мертвым и начал ждать. Но солдаты не появились. Их не было. Он пытался мысленно восстановить последние секунды. Они с мальчишкой стоят по колено в воде, отмокают, пьют понемногу, не давая себе воли, как сделали бы на их месте дураки. Судно в нескольких сотнях метров от берега. Солдаты еще не поднялись на гребень. Никакого шума, никакого признака присутствия людей. Вообще ничего.
Он смачивает свой головной платок, протягивает его, и в этот момент платок вырывается из его руки, летит через ручей, из поверхности воды вылетает фонтан; одновременно Спешнев чувствует свист пролетевшей пули и прикосновение горячего ветра.
Сила этого ветра, звук выстрела, мощь, с которой платок вырвался из его руки, — все говорило о крупном калибре военного образца. Но тогда почему пуля не попала в голову ему или мальчишке? Он понимал, что платок выбили из его руки нарочно: снайпер был талантлив и мог бы всадить ему пулю в ухо или глаз.
Но эта тайна волновала Спешнева недолго. Сейчас от него требовались точность и скорость. Найти мальчишку. Подняться с ним на борт. Но как это сделать, если снайпер играет с ним в кошки-мышки?
И тут его осенило. Это мог быть только один человек. И его послание гласило: «Ты проиграл. Проиграл, но сохранил жизнь. Если попытаешься выиграть, умрешь. Мне придется убить тебя. Но пока что я только нанес тебе поражение».
«Что ж, — подумал Спешнев, — человек ты умный и смелый, но я тоже должен выполнить свой долг. Если мне представится шанс, я постараюсь тебя убить».
Он с беспощадной ясностью понял, что этот человек не станет стрелять в него. А если и станет, то не для того, чтобы прикончить. Будет следить из своего идеального укрытия и выстрелит только в том случае, если Спешнев попытается что-то предпринять.
Спешнев понял, что...
И тут его внимание привлекло какое-то движение. За пологом деревьев он увидел трех полицейских. Откуда они взялись, черт бы их побрал? Судя по мешковатой форме и ленивой походке, эти люди не имели никакого отношения к отряду капитана Латавистады. Вообще-то говоря, они продвигались вперед так осторожно, словно предпочли бы оказаться в каком-нибудь другом месте. Было заметно, что звук выстрела не доставил им никакого удовольствия.
Просто комедия... На них охотились лучшие силы кубинской тайной полиции с советниками из ЦРУ и потерпели фиаско. А эти три идиота преуспели.
Потому что они приближались к груде тряпок, которая пряталась за деревьями. И эта дрожащая груда могла быть только Фиделем Кастро.
— Это человек? — спросил Де Гуама.
— Думаю, да. Это бродяга. Он спит.
— Эй! — крикнул лейтенант. — Эй, ты! Просыпайся!
Фигура — это действительно был человек, а не груда тряпья, валявшаяся за деревьями, — зашевелилась. Сначала они увидели лохматую голову, потом блестящие карие глаза, широкий нос, пухлые губы и наконец все лицо целиком.
— Это он! — воскликнул Де Гуама. — О боже, это Фидель!
Молодой человек медленно сел, потом встал и поднял руки.
— А я думал, ты негр, — сказал лейтенант Сарриа. — Я думал, только у негра хватит духу сражаться с президентом.
— Я сражался за негров так же, как за остальных кубинцев, — ответил Кастро. — Сражался за всех вас.
Издалека донесся свисток.
Все четверо посмотрели наверх. Там, на гребне, собрались солдаты, офицер выкрикивал приказы, лаяли собаки, а потом отряд начал спуск.
— Они убьют меня, — сказал Кастро. — Пожалуйста, не отдавайте меня им. Их командир выколол глаза многим моим друзьям. Он и мне выколет глаза, а потом расстреляет.
— Да, — сказал лейтенант Сарриа. — Это Ojoc Bellos из тайной полиции. Я знаю, какая у него репутация. Де Гуама, Моралес, бегите назад и пригоните джип. Мы отвезем этого беднягу в Сибоней.
Подчиненные дружно повернулись и побежали.
— Ты можешь сесть, — сказал Сарриа. — У нас есть несколько минут.
— Спасибо, — ответил Фидель.
Оба сели. Сарриа держал в руке пистолет, но не целился из него и не делал никаких драматических жестов. Честно говоря, он побаивался оружия.
— Юноша, ты ведь не попытаешься бежать, верно? Терпеть не могу стрелять в людей. За двадцать семь лет службы в полиции я никому не причинил вреда. Я бы возненавидел себя, если бы убил человека.
— Я слишком устал, — сказал Кастро. — Бегу целую вечность. Мне нужно поспать и поесть. Я знаю, в конце концов они убьют меня. Но мне уже все равно.
«Убей его!» — приказал себе Спешнев.
Он по-пластунски миновал кусты, добрался до ручья и спустился по его руслу, оставив стрелка далеко позади и не сводя глаз с трех полицейских и Кастро. Трое. Слишком много. Остается надеяться на чудо.
Он пополз вперед, прижимаясь к земле и чувствуя ее прохладу сквозь слой гнилых лиан. Потом миновал насыпь, утоптанную множеством ног, и оказался в трех метрах от них.
А потом офицер отослал своих подчиненных. Остались только двое — старый негр и мальчишка.
Спешнев оглянулся и увидел спускавшихся по склону солдат. У него было еще около сорока минут.
Он думал: «Убей его. Убей старика».
Потом вернуться в кусты, подальше от солнечного света, преодолеть открытое пространство, добраться до судна. Это еще возможно. «Стрелок не видел меня, он потерял наш след».
«Убей его!»
Он полез в карман и вынул нож с выкидным клинком. Взмахнул рукой — три дюйма обнаженной стали вылетели наружу, как язык ящерицы, и встали на свое место.
«Убей его!»
До сих пор все было легко. Старый негр вынул оружие, но держал его на ляжке, не положив палец на спусковой крючок. Спешнев узнал револьвер системы Кольта, но такой старый и исцарапанный, что становилось ясно: в последний раз из него стреляли бог весть когда. Этот полицейский очень странно относился к оружию.
Спешнев посмотрел на негра. Старику было сильно за пятьдесят, изборожденное морщинами лицо говорило о тяжелой жизни. Глаза были влажными и глубокими. Глазами доброго человека. У добрых людей всегда такие глаза. Если только эти люди не сумасшедшие. Спешневу доводилось встречать сумасшедших.
Он знал, как это случится. Он бросится на старика так быстро, что у того не будет времени поднять глаза. Клинок мелькнет, вонзится ему в глотку, пересечет хрящ, и через несколько секунд старик истечет кровью.
Потом он схватит мальчишку, утащит в деревья и побежит вдоль опушки. Они будут кричать и махать руками, пока не привлекут внимание команды траулера. Добегут до полосы прибоя, поплывут, и судно подберет их.
«Ну же!» — приказал он себе.
Но старик сидел спокойно, в его позе не чувствовалось агрессии, и Спешнев никак не мог сосредоточиться.
«Вперед!» — скомандовал он себе, пытаясь собраться с силами, требовавшимися для этого последнего страшного дела.
Этот человек хорошо делал свое дело. Чертовски хорошо.
— Ради бога, стреляйте в него, — сказал Френчи. — Стреляйте хоть в кого-нибудь.
— Малыш, если он бросится на копа, я выстрелю в него. Но только тогда.
— Он — красный агент.
— Он — человек, делающий свою работу. Посмотрим, как он ее сделает. Если придется, я выстрелю. А ты молчи и смотри в бинокль.
Эрл видел маленькую драму сквозь оптический прицел. Сидящий полицейский с револьвером, потерпевший поражение революционер и русский агент, прячущийся в тени. Суэггер заметил русского, когда тот пробирался через деревья, прячась за стволами. Выследить такого хищника через прицел было трудно, но Эрл тоже умел ползать и знал, как бы он сам подобрался к беглецу.
Они с Френчи спустились на несколько сотен ярдов и устроились на небольшом плато. От цели их отделяло двести футов в высоту и триста ярдов в длину. Отсюда были хорошо видны два человека, сидящие на берегу, и тень, которая совсем недавно двигалась, а теперь пригнулась, собираясь с силами.
«Не надо, — думал Эрл. — Если ты бросишься на него, я убью тебя».
Суэггер прицелился в точку перед его головой. Если русский прыгнет, то попадет в перекрестье, Эрл выстрелит и пуля попадет русскому в позвоночник. Эрл не хотел этого, но знал, что так и сделает.
— Вы все еще можете убить их обоих, — сказал Френчи. — Знаете, что это будет означать? Для нас это будет означать все. Будет...
— Молчи, — сказал Эрл.
— Эрл, если вы этого не сделаете, я не смогу защитить вас. Сами знаете. Но поступаете по-своему. Это будет иметь последствия. Последствия бывают всегда... Подождите... Кажется, он задвигался.
Но Эрл и сам видел это. Следил за человеком, который пригнулся, собрался с силами, одну руку поднял, а другую опустил. Значит, одной рукой он будет защищаться, другой резать.
Но до этого не дойдет.
«Я убью тебя», — подумал Эрл.
Пора. Полицейский встал, наклонился над мальчишкой и потрепал его по плечу, словно утешая. Старик не был готов к обороне. Его мысли были далеко отсюда. Он сочувствовал мальчишке, который начал плакать — то была поздняя реакция на события последних дней.
— Ну, ну, — говорил старый негр. — Все будет хорошо. Ты такой молодой. У тебя еще уйма времени впереди.
«Давай же», — уговаривал себя Спешнев.
Он собрался с силами для прыжка, убийства и бега к траулеру, отвел нож назад, изучил взглядом три шага, отделявшие его от цели, сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и...
И увидел корабли.
Два белых корабля, быстро приближавшихся к рыболовецкой шхуне. На каждом из них развевался флаг Соединенных Штатов Америки. Катера береговой охраны.
Спешнев понял, что его предали. Что убивать полицейского и освобождать мальчишку бессмысленно. Понял, что выхода нет. Понял, что все кончено. Катера подошли вплотную к траулеру и отсекли его от моря.
И Спешнев исчез.
«Не сегодня», — подумал он.
47
Солдаты привезли их в Сантьяго во второй половине дня. Френчи связался со своей штаб-квартирой и представил отчет. Хотя со времени штурма прошла почти неделя, стены казарм Монкада еще хранили следы пуль. Правда, сгоревшие машины убрали, а окна застеклили. Американцы сели в такси и поехали в отель.
Было время всеобщего веселья, как будто карнавал волшебным образом разрастался. Заголовки всех газет кричали: «FIDEL FINITO!»[57] Всюду была опубликована знаменитая фотография, сделанная в деревне Севилья: измученный юный революционер и гуманный полицейский, взявший его в плен. Лейтенант-негр по фамилии Сарриа стал таким же знаменитым, как и сам Фидель. По радио без конца передавали официальные сообщения о том, что президент гордится кубинскими службами безопасности, что, согласно кубинским обычаям, блудный сын Фидель будет предан справедливому суду и что страшные слухи о пытках и убийствах революционеров — не более чем слухи. Тем временем коммунисты, лейбористы, социалисты и члены ортодоксальной партии дружно объявили Кастро путчистом, отрицающим демократические методы изменения государственного устройства, и потребовали применить к нему чрезвычайные меры. Все ненавидели его — конечно, за исключением народа.
Может быть, именно поэтому улицы были заполнены людьми, громко играла музыка, ром лился рекой, а в небе рвались яркие фейерверки. Во всяком случае, путь до великолепного отеля «Каса Гранде» на Пласа-де-Армас оказался долгим. Оба американца были грязными, измученными и мрачными. Первым заговорил Френчи:
— Я просто хочу напомнить, чего вы лишились. Лишились возможности сделать карьеру в Управлении. Эрл, вы понимаете это? Вы великий человек, герой и в то же время упрямый сукин сын. Вы предали меня и оставили в дураках.
Эрл дал ему выговориться.
— Вы понимаете, что теперь на переезде в Вашингтон, большом доме в Маклине и хорошей школе для вашего сына можно поставить крест?
— Ты еще не угомонился? Я устал.
Они остановились у отеля.
— Эрл, мне очень жаль. Я пытался помочь вам. До сих пор не могу поверить, что вы так обошлись со мной. Эрл, я больше ничем не могу вам помочь.
— Проследи, чтобы винтовку вернули морским пехотинцам в Гитмо, ладно?
— Насрать на винтовку. Есть вещи поважнее.
— Только не для меня. Проследи, чтобы винтовку вернули, иначе я займусь этим сам.
Увидев грозный взгляд Эрла, Френчи проглотил слюну и промолчал.
Эрл вышел из машины и поднялся по ступенькам. Сейчас он примет душ, как следует выспится, а потом вернется в Гавану. Каким транспортом, пока неизвестно. Суэггер знал там только аэропорт.
— Сеньор...
— Да?
В вестибюле его ждали три кубинских полицейских в зелено-коричневой форме.
— У вас есть виза?
— Что?
— Виза, сеньор?
— Я прибыл сюда с конгрессменом. Это был официальный...
— Сеньор, если у вас нет визы, вам придется пройти с нами. Это противозаконно.
— Какого черта? О чем вы говорите?
— Закон есть закон, сеньор. На Кубе всегда соблюдают законы.
К трем полицейским присоединились сначала двое, потом трое. Они окружили Суэггера, вывели наружу, втолкнули в подъехавшую «черную марию» и увезли.
48
Жаркий и зловонный город остался позади. Френчи доехал на такси до принадлежавшего «Юнайтед фрут компании» особняка на Виста-Алегре, где занимал «люкс» для высокопоставленных особ. Он вошел в вестибюль с карабином, снайперской винтовкой и кобурой с «супером» тридцать восьмого калибра на поясе, потный, грязный, обросший щетиной — в общем, во всей красе.
Люди смотрели, ахали и показывали на него пальцем. Казалось, он стал тем человеком, которым всегда мечтал быть: невозмутимым, элегантным, мужественным, крутым, способным на все, настоящим героем. Тут было несколько молодых американок, дочерей, любовниц и новых жен высокопоставленных служащих «Юнайтед фрут», и Френчи заметил, что по крайней мере две-три красавицы следили за тем, как он неторопливо вошел в бар, заказал пиво и прислонил к табурету обе винтовки. Он быстро глотнул холодного эля и дважды полюбовался своим отражением в зеркале, подумав, что здесь его считают хорошим клиентом.
О боже, как он наслаждался этим маленьким представлением!
Френчи допил остатки пива, взял винтовки, вышел в вестибюль и сказал портье:
— Луис, не будите меня. Ближайшие шесть лет я буду спать.
Луис кивнул. Увы, он должен ему кое-что вручить. Почетную медаль, как у Эрла? Не совсем. Нет, это был желтый телеграфный бланк. Френчи заглянул в него.
ПРИВЕТ ВЫЛЕТ ГИТМО 0900 ТЧК СОВЕЩАНИЕ ПОСОЛЬСТВЕ ГАВАНА 1500 ТЧК ЯВКА ОБЯЗАТЕЛЬНА ИВЕНС
Дерьмо!
Ну вот, началось. Как он будет объясняться? Что все пошло не по сценарию? Что возникло катастрофическое стечение обстоятельств? На каком варианте остановиться? Френчи давно не был в посольстве и не знал циркулировавших там слухов. Не имел представления, что там происходит, чего ждать и что говорить.
Он поднялся наверх, снял грязную одежду и полез под душ. Горячая вода восстановила силы Френчи, он пришел в себя и решил позвонить Роджеру. Тон телеграммы ему не понравился. «Явка обязательна». До сих пор Роджер не позволял себе грубостей и не командовал.
Раздосадованный Френчи взял телефон, набрал номер и стал ждать. Ждал долго, но никто не брал трубку.
Ладно... Он позвонил Роджеру на квартиру. Тоже никакого ответа.
Френчи посмотрел на часы: около четырех. Роджеру следовало быть дома. Конечно, он мог быть где-нибудь на корте, но после штурма казарм ему было явно не до тенниса. Впрочем, как знать...
Он набрал номер секретарши.
— Привет, Ширли, что там у вас...
— Уолтер, — прошипела она, — что ты делаешь? Не звони мне!
В трубке зазвучали частые гудки.
Он снова набрал номер.
— Какого черта?
— Если кто-нибудь поймет, что я разговариваю с тобой, меня тоже уволят.
— Что?
— Вечером позвони мне домой.
Ширли бросила трубку.
Френчи проспал несколько часов, затем вышел в город, пообедал в самом шикарном ресторане, который смог найти, решил взять девицу, но передумал. Вернувшись в одиннадцать часов, он позвонил Ширли.
— Что происходит?
— Полный абзац. Короче, тебя выгнали.
На какое-то время Френчи лишился дара речи. Все-таки это случилось. Грандиозное фиаско, конец всем надеждам. Парни с хорошей родословной и Гарвардом за плечами не любят неудачников. Они сами могут совершать ошибки, но не прощают их другим.
— Кто это сказал?
— Уолтер, это говорят все.
— Дерьмо.
— Приехал этот малый.
— Малый?
— Да, и перевернул все вверх дном. Один из ваших. Никто не называет его по имени. Я знаю только то, что он здесь и все боятся его до смерти.
— Высокий? С неброской внешностью? Похожий на продавца? Ничего особенного, если не считать, что люди боятся его и встают навытяжку, как перед большим человеком?
— Он самый.
— Лысый?
— Да, лысый.
«Дерьмо, — подумал Френчи. — Плановик вернулся в город и жаждет крови».
49
Никто не мог бы упрекнуть Спешнева в опоздании на судно. Он скрывался в джунглях до конца дня, а когда все утихло и наступили сумерки, старый траулер «Дэйс Энд» снова подошел к берегу — просто на всякий случай. Его капитан был человеком обязательным. Спешнев подал сигнал и поднялся на борт. На этот раз обошлось без американцев. Обратный путь при включенном двигателе занял два дня. Спешнев хорошо провел время с лейтенантом Орловым из военно-морской разведки: бедняга не слышал русского языка больше года.
По возвращении в Гавану и свою крохотную комнату при парикмахерской в старой части города Спешнев принял душ, побрился, взял остатки наличных и пошел в казино. Превратив шестьсот долларов в шесть тысяч, он отправился в два других казино и в каждом из них превратил по тысяче в четыре тысячи. Потом направился в «Насьональ», взял самый большой из свободных «люксов» и как следует отоспался. Затем совершил несколько звонков, уладил несколько дел, купил новый костюм (из белого полотна), соломенную шляпу и очень хорошие английские туфли. Выкурил сигару, вкусно пообедал и отправился на встречу с Пашиным.
Читать бесплатно другие книги:
