Пятеро смелых Тамоников Александр

© Тамоников А.А., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2016

Глава 1

Афганско-таджикская граница, берег реки Пяндж. 2000 год

Третий день караван медленно двигался на восток вдоль пограничной реки Пяндж. Старшим в охранении был Тахир Умабор, хорошо знавший приграничную местность и не раз проводивший караваны через кордон.

Караван состоял из двенадцати мулов и шести провожатых, включая Тахира. Восемь мулов тащили ящики с оружием и боеприпасами, четыре – опиум, добытый из недозрелых коробочек мака.

– Тахир, может быть, отдохнем? – спросил уставшим голосом боевик по имени Машхади.

– Не здесь, – ответил тот и поморщился.

– Почему?

Умабор остановился, отодвинул ветку куста, кивнул в сторону реки и заявил:

– Смотри!..

Боевик с минуту вглядывался в полоску берега, но ничего не увидел.

Тогда старший протянул ему бинокль и спросил:

– Видишь два дерева, растущих рядом?

– Да, деревья вижу.

– Возьми левее метров на сорок.

– Взял.

Только теперь Машхади заметил контрольно-следовую полосу. За ней поблескивали тонкие струны колючей проволоки, а чуть дальше виднелся край какого-то сооружения.

– Что это? – спросил боевик и вернул бинокль.

– Пограничный пост. Построен русскими совсем недавно. Так что здесь неподходящее место для отдыха. Могут заметить. Пройдем до ближайшего отрога и остановимся у его подножия.

Спорить Машхади не стал. Тахир действительно знал здесь каждый куст, а потому успешно провел не один десяток караванов.

Местность, по которой приходилось идти, и впрямь представлялась опасной. Днем по здешним равнинам лучше было пробираться в одиночку, на худой конец – без животных. Лишь такой вариант давал возможность проскочить незаметно или своевременно ускользнуть, повернуть обратно. А медлительность и неповоротливость каравана делали отряд Тахира до предела уязвимым.

Когда в Таджикистане вспыхнула гражданская война, граница осталась практически без охраны. Таджикская молодежь пользовалась этим, спокойно уходила за кордон, училась военному делу в Афганистане, Пакистане и других мусульманских государствах.

На территории Афганистана формировались вооруженные отряды и перебрасывались обратно в Таджикистан. Конкретно – в Тавильдаринский район, ставший в то мутное время центром ваххабитской радикальной оппозиции. Здесь, в горах, почти не стихали боевые действия. Именно с этого рубежа ваххабиты намеревались пробиться к Душанбе. Иногда их попытки оказывались настолько удачными, что до столицы Таджикистана им оставалось пройти всего несколько десятков километров.

В Тавильдаринском районе, примыкающем к области Горный Бадахшан, собралось несколько десятков тысяч боевиков. Это была серьезная сила, хорошо подготовленная, вооруженная и экипированная. Из Афганистана и Пакистана сюда приходил свежий личный состав, поступали боеприпасы, медикаменты и, разумеется, деньги. К слову сказать, немалая часть боевиков регулярно отправлялась отсюда в Чечню для поддержки тамошних сепаратистов.

Восточная часть Таджикистана буквально кишела этим разношерстным сбродом. Среди боевиков было много арабов, встречались даже европейцы. В основном это были профессионально подготовленные люди, добывающие свой хлеб исключительно на войне.

Горные участки афганско-таджикской границы в те времена охранялись из рук вон плохо. Заставы, расположенные там, были недоукомплектованы и в основном занимались собственной обороной.

Именно в тот сложный период президент Таджикистана обратился к руководству России за помощью. В Москве пошли ему навстречу, и вскоре в республику прибыли российские пограничники.

Первым делом наши военнослужащие обустроили заставы, посты, КСП и вертолетные площадки, наладили связь и дистанционный контроль особо опасных направлений.

С того момента у боевиков, засевших в Горном Бадахшане, начались серьезные проблемы.

Тахир Умабор был крепким молодым мужчиной с открытым лицом, обрамленным редкой черной бородкой, и тяжелым взглядом зеленоватых глаз. Из двадцати пяти лет, прожитых на этом свете, более половины он провел в различных бандах и вооруженных формированиях, не раз совершал кражи, налеты и дерзкие ограбления. Кровожадности и жестокости в его характере не было, но изредка ему все же приходилось убивать людей. Делал он это в исключительных случаях, ибо за подобные злодеяния в арабском мире могли и повесить на центральной площади какого-нибудь городка.

Тахир ощущал себя молодым мужчиной в расцвете сил и так глупо умирать не собирался. Поэтому, пребывая в бандах, он был крайне аккуратен и старался обходиться без лишних жертв.

Постоянного места жительства Умабор не имел. Он скрывался в горах, проживал у родственников в небольших селениях, снимал дешевые комнаты в трущобах на окраине Багдада. Иногда этот авантюрист сваливал в Афганистан для того, чтобы промышлять проводкой караванов с контрабандой. Это занятие было относительно безопасным. Многократно уменьшался риск попасть в лапы правосудия. Как светского, так и духовного.

Он всегда слыл осторожным и умным человеком, обладающим к тому же даром предвидения. Не зря Тахир и его ближайшие сподвижники ни разу не попали ни в одну серьезную передрягу, в то время как другие искатели приключений регулярно погибали или пропадали без следа.

Шестеро вооруженных мужчин размеренно ступали по песку, иссушенному палящим солнцем, смешанному с мелким крошевом красновато-желтого грунта. До ближайшего отрога, склоны которого покрывала спасительная зеленка, оставалось не более пятисот метров. Люди и животные устали от удушающей жары и долгого перехода по пустынным местам.

На продолжительный отдых караван останавливался только вечерами. Днем же путникам приходилось довольствоваться короткими передышками у колодцев и речушек, где люди поили животных водой и сами хоть как-то расслаблялись в скудной тени.

Наконец Тахир, шедший впереди, достиг раскидистых кустов олеандра. За ними темнела роща из кипариса и алеппских сосен.

– Мы на месте, – объявил проводник.

Он привязал мула к дереву, аккуратно уложил на траву автомат, скинул военную куртку песочного цвета, ослабил ремень на брюках.

– А вода поблизости есть? – спросил повеселевший Машхади, подойдя к нему.

– В сотне метров отсюда протекает ручей.

– В каком направлении? – спросил боевик и подхватил резиновое ведро.

– Там, – Умабор махнул на север и огляделся по сторонам.

Он не раз проводил караваны по этому маршруту и всегда останавливался на отдых именно здесь, в тенистой роще. Несмотря на близость к границе, тут было спокойно и уютно. Тишина, спасительная прохлада, пение птиц.

Умабор лежал на подстилке из мягкой травы, глядел в небо и представлял, как в будущем купит себе дом в таком же райском местечке и заживет мирной жизнью. Да, в глубине души Тахир давно мечтал об окончании междоусобных распрей, раздирающих его родную Сирию. Будучи мальчишкой, он видел боевые столкновения исламистов с вооруженными отрядами правящей партии «Баас», массовые выступления и террористические акты. Кончина президента Хафеза аль-Асада и «восхождение на трон» его сына тоже сопровождались волнениями и боями.

С одной стороны, эти события были ему на руку. В такой обстановке никто не обращал внимания на мелкие группировки, занимавшиеся контрабандой и прочими шалостями подобного рода. С другой стороны, Тахир, человек очень даже неглупый, понимал, что взрывоопасная обстановка может довести страну до масштабной войны и полного краха. Это повлечет за собой появление американских войск и оккупацию, как произошло в Ираке и Афганистане. Относительно спокойная жизнь на этом и закончится.

Машхади вернулся с полным ведром воды, напоил двух мулов. За следующей порцией живительной влаги отправился другой охранник.

Кратковременный дневной отдых в подобных тенистых местах был необходим не только людям. Прежде всего следовало дать остыть животным, напоить их. Им ведь не объяснишь, что здесь опасно, рядом граница. У них на спинах ценный нелегальный товар, за который их провожатым могут запросто выпустить кишки.

Тахир посмотрел на часы, стянул с ног обувь и опять лег спиной на ковер из мягкой травы. До окончания привала оставалось полчаса. Еще целых тридцать минут можно было расслабленно лежать и ни о чем не думать. А потом снова в путь.

Сириец лежал с закрытыми глазами и пытался на время отключиться от окружающей действительности, но это у него не очень получалось. Мысли Умабора возвращались к маршруту следования каравана.

Время, отведенное на отдых, истекло.

– Подъем! – приказал Тахир и оглянулся на охранников, лежащих неподалеку. – Надо двигаться дальше, иначе не успеем затемно перебраться на другой берег реки.

Дальше люди и мулы шли по довольно мрачному гнилому лесу, росшему на южном берегу пограничной реки. Это вроде как было неплохо. В густой зеленке медлительных животных засечь трудно. Но ведь подобная местность была необычайно удобной для организации засад.

Тахир осторожно ступал по траве и листве, максимально напрягал зрение и слух. Он по-прежнему вел первого мула, при этом постоянно крутил головой.

Эти места ему не нравились. Лес нельзя было назвать густым. Меж черных стволов часто встречались широкие проплешины, нагромождения валунов или небольшие заводи зеленоватой стоячей воды – следствие близкого расположения русла полноводной реки Пяндж.

Умабор нервничал неспроста. Несколько лет назад в этих самых местах его караван нарвался на засаду, искусно устроенную конкурентами. Казалось бы, такая же компания контрабандистов, занимавшаяся переправкой наркоты и оружия через границу. Чего им меж собой делить? Так нет же, предводителю этих людей, пожилому афганцу, показалось, что именно он имеет исключительное право на маршрут вдоль пограничной реки. Вот этот субъект и решил расправиться с коллегами.

Тогда Тахир в жестокой перестрелке потерял и караван, и охранников. Сам он получил касательное ранение головы, но умудрился унести ноги. С тех пор в районе его правого уха красовался шрам. После такой беды Умабор старался прошмыгнуть по этим местам быстро и без лишнего шума.

Гнилой лес сперва тянулся на восток, потом – еще с десяток километров на север. Далее зеленка, прижившаяся на болотах и нагромождениях камня, врезалась в скалы, образующие несколько параллельных ущелий. Как правило, караваны, ведомые Тахиром, двигались по самому глубокому из них, заросшему смешанным лесом и кустарником.

Идти по тропе, проложенной среди камней, было трудно. Слева и справа нависали крутые скалистые склоны, отчего дно ущелья погружалось в сумрак. Густой кустарник царапал лица и руки.

Умабор знал, что каравану придется пробираться по ущелью несколько часов, затем настанет черед форсировать Пяндж. Для этого надо будет дождаться темноты и под ее покровом осторожно подойти к броду. От северного берега до места передачи товара рукой подать – два с половиной километра. Самым сложным этапом Тахиру представлялась переправа на другой берег пограничной реки.

Пяндж был неширок. В гористой местности его поток еще более сужался и набирал силу. С северного берега прекрасно просматривалась и, соответственно, простреливалась прилегающая афганская территория.

Надо сказать, что после отдыха порядок движения в караване изменился. Теперь первым шел Машхади. Умабор шагал за ним и лишь подсказывал ему, когда и куда повернуть.

Через пять часов старший охраны взмолился:

– Тахир, давай отдохнем. Посмотри, как устали животные и люди!

– Рано, – бросил в ответ проводник.

– Когда ты планируешь остановку?

– Через час.

Голос Умабора показался Машхади странным. В нем вроде бы сквозили нотки сожаления, словно сирийцу не хотелось поскорее выбраться из мрачной кишки ущелья.

«Тахир боится выходить на открытое пространство? – подумал он. – Наверное, так и есть. Ведь он зачем-то заставил меня идти первым, хоть я и не знаю дороги. А сам только подсказывает. Мол, сейчас тропа повернет резко вправо, обойди группу валунов левее. Да еще постоянно озирается, будто подозревает, что кто-то следит за караваном!»

Постепенно высокие склоны немного расступились, пропуская в ущелье свет солнца, висящего на западе над самым горизонтом. А узкая тропа, вившаяся между кустарников, вдруг превратилась в круглую поляну без единого деревца.

– Вот тут и остановимся, – объявил Тахир. – До выхода из ущелья осталось не более километра. Дальше идти будет легче.

– Как здесь насчет воды? – поинтересовался Машхади.

– Никак, – лениво ответил сириец, подпаливая сигарету. – Ночью напоим животных. Из реки.

Люди отдыхали, расположившись на краю поляны. Мулы спокойно щипали сочную траву. Вокруг царила удивительная тишина.

До окончания привала оставалось минут пять.

Умабор тяжело поднялся и решил выкурить напоследок еще одну сигарету. На марше он предпочитал не дымить, чтоб не сбивалось дыхание. Машхади подошел к нему, тоже вытянул из пачки сигарету, сверкнул огоньком зажигалки и глубоко затянулся. Он выпустил струю дыма, внезапно дернулся, сделал два неуверенных шага, потянулся свободной рукой за спину и рухнул на траву.

У Тахира похолодело в груди.

В старшего охраны явно угодила пуля, но выстрела никто не слышал. Скорее всего, снайпер использовал бесшумное оружие. Более того, в зарослях, окружавших караван, по-прежнему было тихо. Ни шорохов, ни голосов, ни треска ломаемых веток.

Раздумывать было некогда. Сириец бросился в ближайшие кусты. Там он присел на четвереньки, забрался еще глубже в заросли, распластался на земле и приготовил автомат.

С этой позиции кое-как просматривались поляна и животные, готовые к продолжению похода. Два охранника были заняты осмотром ремней и веревок, коими крепился товар на спинах мулов, и ничего не заметили. Еще двое стояли неподалеку от Машхади, хрипевшего на траве. Они вовремя узрели опасность и тоже нырнули в заросли.

– Засада! – прошептал Умабор. – Опять!..

Мысли в голове Тахира путались. Принять бой или откатиться к склону и затаиться? Для первого варианта нужно было знать численность противника, но тот себя не выдавал. Если Умабор спрячется под скалой, то немного продлит свою жизнь, но потом его обязательно найдут. За караванами охотятся серьезные люди, не оставляющие свидетелей. Они расправятся с немногочисленной охраной, потом тщательно обыщут окрестности поляны, заглянут под каждый куст.

В течение последующих десяти-пятнадцати секунд так же тихо были ликвидированы два зазевавшихся охранника. Только после этого кусты на краю поляны зашевелились.

Сириец невольно вжался в траву, поймал в прицел автомата человека, появившегося невдалеке, но передумал стрелять и медленно убрал палец со спускового крючка. Тут-то Тахир и отключился.

Очнулся он оттого, что его затылок методично бился обо что-то твердое, явно металлическое. Тахир разлепил глаза и поначалу увидел красную пелену.

«Кровь, – догадался он. – Мое лицо залито ею. Но откуда она взялась? Что со мной произошло?».

Он не был связан, руки и ноги оставались свободными. Стало быть, люди, захватившие его, были уверены в том, что пленник не сбежит.

Он находился в кузове грузового автомобиля. Колеса часто подпрыгивали на кочках, отчего голова Умабора и ударялась о твердый металл. Рядом с Тахиром сидели бойцы, одетые в новенькие камуфляжные костюмы. Ни знаков различия, ни нашивок. Лишь русские «калашниковы» говорили о том, что это не американцы и не их союзники по блоку НАТО.

Постепенно в сильно болевшей голове Тахира восстановились последние секунды до того, как он потерял сознание.

Стрелять и оказывать вооруженное сопротивление Умабор передумал по той простой причине, что на поляне появился не один человек, даже не два. К мулам, стоявшим на открытом месте, из зарослей вышли десятка полтора хорошо экипированных бойцов. Все в масках, в камуфляже, разгрузочных жилетах и при солидном оружии, включая ручные пулеметы. Затевать с таким подразделением войну – нет, спасибо, себе дороже выйдет.

Он уже намеревался встать и выбраться из кустов с поднятыми руками, как сзади что-то тюкнуло его в затылок с такой силой, что сознание вмиг отлетело куда-то в светлую даль. Должно быть, эти проворные вояки заранее расположились по периметру всей поляны. За спиной Тахира тоже кто-то был и до поры до времени держал его на прицеле. Потом этот добрейший человек решил долбануть своего подопечного по черепу.

Умабор медленно согнул руку, вытер ладонью лицо и осторожно посмотрел вокруг.

Он лежал посередине кузова. По обе стороны от него расположились бойцы – по шесть человек у каждого борта. Следом по дороге, кажется, пылила еще одна машина. Или две.

Небо уже потемнело, но слева по ходу движения светились края облаков. Значит, ехали они на север.

«На север. – Тахир снова закрыл глаза и попытался представить себе карту Афганистана. – Наш караван и так находился на самом севере страны – у пограничной реки Пяндж! Неужели я в Таджикистане?!» От этой догадки у него в груди опять похолодело.

Картонная афганская власть не препятствовала производству наркоты и переправке ее на север. Кукловодам из США это было даже выгодно. Они снимали с этого процесса самые жирные сливки и лишь регулировали трафик. В Таджикистане тоже все было схвачено. Князьки из Горно-Бадахшанской автономной области получали хороший навар с каждого каравана, а потому обеспечивали полную безопасность их проводникам и охранникам.

Проблемы начались сравнительно недавно, когда президент республики пригласил для охраны афганско-таджикской границы войска из России. Похоже, русским изрядно надоела проблема с наркотиками, проникающими в их страну непрерывным потоком, и они рьяно взялись за дело. Собственно, с тех пор переправка через Пяндж и стала самым сложным этапом в движении караванов.

Одним словом, в цепкие лапы русских пограничников Умабор попадать не хотел. Это действительно могло бы закончиться для него очень плохо.

Минут через двадцать тряского пути машины проскочили под каким-то освещенным навесом, сбавили скорость, развернулись и встали.

Бойцы подхватили Тахира под руки и заставили спрыгнуть на землю. После этого он едва не упал. Ноги затекли и не слушались его. К тому же голова от удара по затылку все еще болела и плохо соображала.

Он распрямился и огляделся по сторонам. Два бронетранспортера и грузовой автомобиль стояли посреди небольшого двора, зажатого между длинными одноэтажными строениями. На столбах горели фонари, чуть дальше виднелся сплошной забор. Над ним торчали несколько наблюдательных вышек. Из машины и бронетранспортеров выгружались усталые бойцы, в общей сложности около сорока человек. Руководил ими молодой поджарый офицер.

«Черт возьми, это же пограничная застава! – простонал про себя сириец. – Та самая, на которую я много раз смотрел в бинокль с южного берега Пянджа. Так оно и есть! Четыре деревянные вышки, посередине флагшток с российским флагом и высокий хлыст радиоантенны, удерживаемый растяжками».

Догадка ошеломила Тахира. Он был пленен русскими пограничниками, и ничего хорошего это не предвещало. В лучшем случае его передадут сирийским властям, а у тех разговор с такими героями, как Умабор, весьма короткий. О худших вариантах ему думать и вовсе не хотелось.

Бойцы подтолкнули его в спину, показали, что надо двигаться в сторону крыльца одной из казарм. Он повиновался, заложил руки за спину и пошел в указанном направлении.

У крыльца стоял часовой с оружием, при полной экипировке. Он поглядел на сирийца, усмехнулся и толкнул скрипучую дверь. Пленник оказался в квадратном холле, из которого в разные стороны уходили длинные коридоры. Конвоиры повернули своего подопечного вправо. Туда Умабор и пошел.

Его привели в кабинет, где за столом сидел русский офицер лет сорока, может, чуть больше. Мужчина широкоплечий, осанистый, с залысиной на продолговатой голове. На камуфлированной форме не было знаков различия, но, судя по уважительному отношению рядовых солдат, чин у него был немалый.

«Нет, он даже не майор. Полковник, никак не меньше», – решил про себя Тахир.

На столе, за которым сидел русский офицер, стояли настольная лампа, радиоприемник и маленький диктофон.

Для большинства жителей Афганистана родными языками были пушту и дари. Меньшая часть жителей этих мест разговаривала на узбекском, туркменском и урду.

Тахир родился и вырос на западе Сирии, где население говорило на сиро-палестинском варианте арабского. Позже, бывая в мухафазах Алеппо, Эр-Ракка, Эль-Хасака и Эс-Сувайда, он освоил месопотамский, мосульский и бедуинский диалекты. К тому же Умабор неплохо понимал языки остальных народов, населяющих Сирию: адыгейский, ассирийский, южноазербайджанский и домари.

Не знал он разве что английского, на котором и решил начать допрос русский офицер.

– State your name, – сказал тот, положив перед собой большой блокнот и авторучку.

Тахир сидел перед ним на стуле, в глаза ему светила яркая настольная лампа. Он пожал плечами, давая понять, что не разумеет сказанного.

– Do you speak English?

Этот вопрос тоже остался без ответа. Тогда офицер перешел на афганские диалекты. Только когда прозвучала фраза на пушту, сириец понял, что от него хотят.

– Я Тахир Умабор, – ответил он.

– А меня можешь называть по званию – полковником. У тебя не афганское имя. Откуда ты?

– Из Сирии.

– Точнее.

– Из пригорода Алеппо.

– Как ты оказался на афганско-таджикской границе?

Проводник вздохнул и начал рассказывать историю своей бедной семьи, мытарств по родине, раздираемой гражданской войной. Офицер внимательно слушал его, временами что-то отмечал в блокноте и задавал наводящие вопросы.

К немалому удивлению Тахира, русский полковник разговаривал с ним мягко и был достаточно обходителен. В середине допроса он вдруг поинтересовался, не голоден ли Умабор. Не дожидаясь ответа, офицер вызвал дежурного сержанта и попросил принести чаю с выпечкой и фруктов. Когда Тахир поел, он угостил его хорошей сигаретой, пододвинул пепельницу.

– Что с охранниками каравана? – спросил сириец.

– Они убиты, – ответил русский спокойно, без особого сожаления.

– Все пятеро?

– Да.

– А что будет со мной?

– Для начала посидишь в одиночной камере, пока мы пробьем твою личность по своим каналам.

– А потом?

– Сам-то на что рассчитываешь? – с усмешкой поинтересовался полковник.

– Хотелось бы избежать смертной казни.

– В России преступников не казнят. А вот в Сирии и Таджикистане такое случается не так уж и редко.

– Пожалуйста, не передавайте меня властям этих стран! – взмолился Тахир. – Я мог бы быть вам полезен.

– Чем же?

– Я знаю все маршруты, людей, которые занимаются формированием караванов, производителей и торговцев…

Офицер жестом остановил этот поток фраз, протянул арестанту стопку чистой бумаги и карандаш, потом предложил:

– Завтра утром на свежую голову запишешь все, что знаешь. Во второй половине дня мы встретимся и продолжим наш разговор.

В кабинете появился дежурный сержант.

Умабор понял, что допрос окончен, и поднялся со стула.

– Кстати, как ты себя чувствуешь? Медицинская помощь не требуется? – спросил напоследок полковник.

Сириец легонько тряхнул головой и пощупал затылок. Под темечком была большая шишка, но боль утихла, мысли стали яснее.

– Нет, я чувствую себя нормально, – сказал он.

– Тогда до завтра.

Ночью Тахир долго не мог уснуть. Он ворочался на деревянной лавке в небольшой одиночной камере за железной дверью и размышлял над собственной жизнью. Окон тут не было, сколько сейчас времени, Умабор не знал. Молодой мужчина лежал на спине, глядел в вязкую черноту, вспоминал и раздумывал.

Что стало бы с ним, если бы страну не раздирали междоусобные конфликты? Как сложилась бы его жизнь?

Возможно, он получил бы образование. Способности у Тахира имелись, причем немалые. К письму, языкам, истории, литературе. Став образованным человеком, Умабор наверняка получил бы хорошую должность. Женился бы, обзавелся своим углом и детьми, зажил бы мирной, размеренной жизнью.

Так в чем же состояла его вина? В том, что приспосабливался, подстраивался под неспокойные времена? Искал возможность раздобыть деньги? Да, конечно, Тахир нашел не самый лучший и честный, но разве у него был выбор?

Умабор с радостью согласился бы пойти учителем в начальную школу или смотрителем в какой-нибудь музей древностей. Только где сейчас все эти школы и музеи? Они разрушены, как минимум закрыты до лучших времен, прихода которых Тахир может и не дождаться.

Под утро все-таки ему удалось заснуть. Разбудили его свет электрической лампочки, вспыхнувшей под самым потолком, и лязг запора тяжелой металлической двери.

Арестант приподнял голову, сощурился от яркого света и увидел солдата, вошедшего в камеру. Тот поставил на край лавки тарелку с едой и кружку с горячим чаем, накрытую плоским ломтем хлеба.

Завтрак Тахир съел с удовольствием, так как нормальной еды в его желудке не было со вчерашнего полудня. Чувствовал он себя хорошо, голова уже не болела, шишка на затылке стала меньше. Выспаться, правда, не удалось, но что мешало ему опять забыться, если очередную встречу русский офицер назначил только на вторую половину дня?

Тахир покончил с приемом пищи, дождался, когда солдат унесет пустую посуду. Свет остался гореть, и сириец взялся выполнять просьбу полковника. Он положил на лавку лист бумаги, вооружился карандашом…

Спустя полтора часа им было исписано несколько листов.

Умабор аккуратно сложил их в стопку и завалился спать. Однако отдыхал он не особенно долго. Скоро снова грохнул засов, и тот же боец жестом пригласил его следовать за ним.

«Неужели опять допрос?» – подумал арестант, идя длинным коридором.

Нет, он ошибся. Солдат сначала привел его в душевую, выдал шампунь, мочалку. Потом он положил на лавку новое нижнее белье и аккуратно сложенную камуфлированную форму, рядом поставил высокие ботинки военного образца, приятно пахнущие натуральной кожей.

Умабор намыливал голову под струями теплой воды и раздумывал над тем, что с ним происходило: «Раньше я не имел никаких дел с русскими и никогда бы не подумал, что они так гуманны к пленным! Вчера они предложили мне медицинскую помощь, напоили чаем. Сегодня накормили, помыли, дали свежую одежду. Офицер разговаривал со мной вежливо, прямо как с равным. Рядовые солдаты держатся нормально, не бьют, даже не грозят».

Он был наслышан о поведении американских солдат в Афганистане. Те считали себя представителями высшей расы и к местному населению относились как к дикарям. Если они кого-то задерживали за так называемые правонарушения, то потом тех людей никто больше не видел.

Тахир отмылся под душем, насухо вытерся полотенцем, примерил форму и обувь.

Он думал, что после помывки конвой отведет его в камеру, но опять ошибся. Два солдата предложили ему подышать свежим воздухом в закрытом дворике близ барака. Они угостили Тахира сигаретой и сидели на лавке, пока тот, затягиваясь дымком, прохаживался по ограниченной территории. Шесть шагов в одну сторону, столько же – в другую.

Таким вот образом дообеденное время для Тахира пролетело незаметно. Он вернулся в камеру, несколько минут сидел на лавке и рассматривал добротно пошитую форму и ботинки военного образца.

Внезапно дверь открылась, и на пороге возник солдат с подносом в руках. На нем стояли две глубокие тарелки. Одна с первым блюдом, другая с кашей и куском мяса. На кружке с фруктовым напитком лежали два больших куска хлеба и сдобная булочка.

Умабор активно работал ложкой, с удовольствием поглощал суп с большим количеством капусты и помидоров, обладающий странным кисловатым вкусом, и довольно кивал.

«Неплохо кормят солдат в русской армии! Очень даже прилично».

Спустя три часа он сидел в кабинете напротив полковника. После обеда ему удалось немного вздремнуть, и теперь Умабор чувствовал себя отлично.

– Вот. – Он протянул офицеру свою писанину.

Русский пробежал взглядом по строчкам, довольно кивнул и убрал листы в стол.

– Послушай. – Он подвинул к пленнику пачку сигарет, зажигалку и пепельницу. – Тебе не надоел этот рискованный бизнес с нелегальной переправкой наркотиков и оружия? Ведь рано или поздно ты последуешь за своими товарищами, теми самыми, которые навсегда остались на поляне.

Это была самая больная тема.

Сириец вздохнул и признался:

– Надоел. Но если бы не этот бизнес, то я давно бы умер с голоду. В Сирии нелегко найти работу, а в Афганистане ее нет вообще. Почти все предприятия сокращают число своих работников, сельское хозяйство еле выживает. Однажды мне предложили работу на нефтедобывающей скважине. Я обрадовался, думал, что наконец-то наступит нормальная жизнь, но не получилось потрудиться и трех дней. Военные арестовали все руководство небольшой компании.

– Почему?

– Оказалось, что часть добытой нефти уходила по каким-то каналам за границу. А деньги начальство делило между собой. В итоге мне так и не довелось поменять профессию.

– Скажи, ты знаешь кого-нибудь из радикальной сирийской оппозиции? – вдруг сменил тему офицер.

– Из оппозиции? Нет, – ответил Тахир, пожал плечами и добавил: – Я никогда не увлекался политикой.

– А когда тебе и твоей семье жилось лучше – до волнений или сейчас?

– Конечно, раньше! Если бы не выступления оппозиции, то я бы окончил школу и стал бы учителем начальных классов.

– Ты мечтал быть учителем? – с нескрываемым удивлением спросил русский военный.

– Да, господин полковник. Учителем или смотрителем музея. Я часто ходил в музей, расположенный в центре нашего мухафаза. Мне очень нравились его экспозиции.

– Чем же?

– Там удивительно красиво и наглядно представлена история всей Сирии и нашего края. В витринах много вещей, связанных с нашей древней культурой. В музеях вообще неповторимая обстановка, заставляющая посетителей задуматься о своем бытии.

С минуту полковник с интересом рассматривал молодого мужчину. Говорил тот искренне, и с каждой встречей русский офицер все больше и больше проникался к нему симпатией.

– Согласен, музеи – это здорово. – Он вздохнул, достал из ящика стола листы, исписанные Умабором, вновь пробежал глазами по ровным строчкам.

Арестант нутром ощущал, что русский намеревается спросить его о чем-то важном и плавно подводит беседу к этому ключевому моменту.

Наконец тот спросил:

– Тахир, известна ли тебе позиция России относительно событий в Сирии? – Полковник впервые назвал своего собеседника по имени.

– Нет, – честно ответил тот.

Офицер вынул из того же ящика несколько газет, положил их на стол и проговорил:

– Ты не знаешь русского языка. Но по фотографиям на первых страницах легко поймешь, кого поддерживает моя страна. Посмотри, везде портреты вашего президента и представителей сирийской армии. Могу перевести заголовки. – Он взял верхнюю газету и прочитал: – «Министр иностранных дел Российской Федерации объяснил причины ввода Президентом Сирии Асадом чрезвычайного положения». «При Башаре Асаде сформировано первое гражданское правительство Сирии». – Офицер отложил первую газету, раскрыл вторую и продолжил: – «Советский Союз предоставил Сирии кредитов на общую сумму более тринадцати миллиардов долларов. Российский Президент рассматривает вопрос о списании части этого огромного долга». «За минувший год Россия направила в Сирию сто двадцать тонн гуманитарной помощи».

В третьей газете подзаголовки гласили следующее: «За последние тридцать лет в Советском Союзе и России прошли обучение около десяти тысяч сирийских офицеров, а более двадцати тысяч гражданских лиц получили высшее образование».

– Продолжить или этого достаточно? – спросил полковник.

– Достаточно. Я и раньше не раз слышал, как наши старики отзывались о России.

– Надеюсь, по-доброму?

– Исключительно, – подтвердил Умабор. – Они рассказывали, как вы помогли арабам в войне с Израилем, а ваши специалисты строили у нас плотины, оросительные каналы, гидроэлектростанции и заводы.

– Все верно. Старики врать не будут. Я вот о чем хотел тебя спросить. – Офицер поднялся, в задумчивости прогулялся по кабинету, остановился возле окна, обернулся и посмотрел в глаза сирийцу. – Ты не хотел бы помочь нам?

– Каким образом? – Тахир заметно растерялся.

– Не стану ходить вокруг да около. Нам нужен надежный агент в Сирии, способный внедриться в оппозицию и приблизиться к ее руководству. К слову, знаешь, чем я занимался этой ночью?

– Нет, господин полковник.

– Я знакомился с материалом, имеющимся у нас на тебя.