Рандеву с «Варягом». Петербургский рубеж. Мир царя Михаила Михайловский Александр
- Продолжайте, Адольф, -сказал фон Тирпиц, - и, ради всего святого, постарайтесь не упустить ни одной даже самой мельчайшей детали из сообщения нашего агента. Это очень важно для будущего Германской империи.
Фон Тротта продолжил свой доклад, - Агент сообщил, что британцы собираются использовать весьма подлую тактику. Из Гонконга в направлении Шанхая выйдет обычный грузопассажирский пароход, который уже в море поднимет французский флаг...
- Доннер ветер, - не выдержав, выругался фон Тирпиц, - эти джентльмены могут быть джентльменами только у себя на острове. В других местах они ведут себя, как подлые обманщики, не имеющие понятия ни о правилах ведения войны, ни о чести и совести...
- Господин адмирал, - заметил капитан цур зее, - трюки с чужим флагом они проделывали уже не один раз. К примеру, во время нападения на русский порт Петропавловск на Камчатке во время Крымской войны, британский военный пароход вел разведку русских позиций под флагом САСШ...
- Извините меня, Адольф, что я вас перебил, - сказал фон Тирпиц, - но я не смог сдержать свое негодование, услышав о подлых приемах, к которым прибегают эти "лаймиз".
- На этом судне под флагом Франции, - продолжил свой доклад фон Тротта, - в трюмах и надстройках будут спрятаны британские морские пехотинцы. Англичане рассчитывают, что русские, осматривающие все суда, следующие в направлении Японии, на предмет военной контрабанды, захотят проверить и это судно. При приближении русского вспомогательного крейсера - в этом районе обычно находится один из двух их однотипных крейсеров - "Смольный" или "Перекоп", британцы поднимут флажной сигнал: "Терплю бедствие! Нуждаюсь в помощи". И поднять на реях черные шары. Словом, имитировать неисправность двигателя. А когда русский корабль сблизится с британским кораблем на минимальную дистанцию, дать полный ход, максимально сблизится со вспомогательным крейсером, после чего, появившиеся на палубе и надстройках морские пехотинцы пойдут на абордаж...
- Ну, прямо, как во времена Дрейка и Моргана, - заметил фон Тирпиц, - эти британцы всегда в душе остаются пиратами, даже в смокингах и цилиндрах. Похоже, что страсть к захвату чужих кораблей у них в крови.
- Для страховки, неподалеку от этого пиратского, как вы сказали, судна, - продолжил фон Тротта, - будет находиться британский крейсер "Тэлбот". Его команда и капитан, коммандер Бейли, уже имели дело с кораблями эскадры адмирала Ларионова. Они находились в Чемульпо во время рокового для адмирала Уриу боя с крейсером "Варяг". В случае необходимости крейсер "Тэлбот" поддержит абордажников, или, в случае неудачи захвата своими шестидюймовыми пушками расстреляет русский вспомогательный крейсер.
- Гм, подлый план придумали эти "лаймиз", - сказал фон Тирпиц, задумчиво поглаживая свою роскошную бороду, - но, во всяком случае, он имеет немало шансов на успех. Все будет зависеть от внезапности нападения и храбрости британских морских пехотинцев. Ну, трусами их назвать было бы несправедливо, поэтому главное - внезапность...
- А вот с этим у них ничего не выйдет! - торжествующе сказал адмирал. Взглянув на фон Тротта, - не будет у них внезапности, потому что русских предупредят... - в ответ на вопросительный взгляд капитана цур зее, адмирал хитро подмигнув, продолжил, - и предупредим их мы. Всю жизнь мечтал увидеть, как британского льва макнут мордой в грязную лужу.
- Адольф, - твердым голосом человека, привыкшего отдавать приказы, произнес фон Тирпиц, - срочно подготовьте шифрованное сообщение для губернатора Циндао фон Труппеля. Изложите в нем все то, о чем вы мне сейчас рассказали - не указывая, естественно, источник информации. Подтвердите лишь то, что источник вполне достоверный. И передайте приказ фон Труппелю, немедленно, сразу же после расшифровки сообщения, связаться с адмиралом Ларионовым, и проинформировать его о готовящейся провокации. Продублируйте сообщение германскому консулу в Сеуле и вице-адмиралу Макарову в Санкт-Петербург.
- Но, господин адмирал, - подал было голос фон Тротта, - ведь эти русские...
- Никаких "но", господин капитан цур зее! - строго сказал фон Тирпиц, - эти русские могут оказать нашему Рейху неоценимую услугу. После того как русские испортили отношение с Францией, наш кайзер решил взять курс на сближение с Россией. Вы даже не можете представить, какими просто фантастическими возможностями обладает эта эскадра! Союз с Россией сделает Германию фактически непобедимой. И приказ оказывать им полное содействие - это даже не мое личное требование, а приказ Его Величества кайзера Вильгельма II. И мы, как его подданные, обязаны сделать все, чтобы выполнить повеление нашего монарха.
К тому же, лично мне не совсем нравится эта грязная провокация. От нее мерзко пахнет. Так что мы должны, как можно быстрее, и как можно точнее, доложить контр-адмиралу Ларионову, с которым, как я понял, у фон Труппеля сложились неплохие личные отношения, о готовящейся британской подлости. Адольф, запомните, о русских говорят разное, но еще никто и никогда не называл их неблагодарными свиньями. Они умеют помнить добро, и эта маленькая услуга в будущем может принести нам немалые дивиденды.
Кроме того, русские помнят и зло, и в случае провала, британцы окажутся в такой заднице, из которой им будет трудно выбраться. К тому же русские им не простят этой провокации. И создать коалицию России, Франции и Англии, которая острием своим будет направлена против нас, уже будет просто невозможно. Так что, действуйте, Адольф, помните, что время не ждет. Чем быстрее контр-адмирал Ларионов получит наше предостережение, тем лучше он сможет подготовиться к британской подлости. И я не сомневаюсь, что русские морские пехотинцы, которые, как я слышал, есть на каждом из корабле, смогут дать достойный отпор своим английским коллегам. Во всяком случае, если верить фон Труппелю - а я склонен ему верить - они подготовлены так, что вряд ли кто на свете сможет с ними тягаться.
Итак, Адольф, за дело! Я буду рад услышать в самое ближайшее время о том, как парни контр-адмирала Ларионова надрали задницу этим чопорным английским пиратам, которые возомнили, что им все можно, и что они самые лучшие моряки на свете!
Через сутки мы будем на месте. Настало время собраться и поговорить. Стучат колеса на рельсовых стыках, все ближе и ближе финиш нашей поездки. По прибытии откровенно разговаривать будет уже поздно. Все эти четыре для мы сменяли друг друга у Ольгиного ноутбука. Вот и я "причастился" у источника знаний из будущего, перечитывая собственные мемуары, изданные в Швейцарии в тридцатых годах этого века.
Ужас и шок, вот что испытал я, как впрочем, и каждый из нас, погружаясь в будущее, против которого сражаются наши потомки. И суть даже не в том ужасном конце, который должен постигнуть Империю через тринадцать лет. Главное то, что эту катастрофу приближали как могли сотни и тысячи вполне воспитанных и образованных людей, среди которых были и члены Императорской фамилии, и крупнейшие фабриканты, и банкиры, и агенты французской и британских разведок.
Кто-то из них хотел власти неограниченной, как у монарха, кто-то хотел барышей, а в некоторых просто кипел либерал-радикализмом. Ники своей политикой, внутренней и внешней, довел общество до такого состояния, что все хотели перемен, и никто не подал ему руку помощи. А противников и прямых врагов у него было хоть отбавляй. В оправдание ему можно отметить, что в истории Государства Российского еще не было императора, на которого сваливалось сразу столько проблем. Одна гемофилия у единственного сына-наследника чего стоит. Я думаю, Ники согрешил, когда выбрал себе неподходящую пару, и умолял отца, уже лежащего на смертном ложе, благословить этот брак.
Потом случились Ходынка, "Кровавое воскресенье", Цусима, это инспирированная англичанами война с Германией... Кровью людей, пришедших приветствовать его, своего императора началось царствование Ники, и закончилось оно реками крови в Гражданскую войну. Воистину Николай заслуживает прозвище "Кровавого".
И что самое главное, из текста моих же мемуаров следует, что я несколько раз предупреждал Ники, но на свою беду он меня не послушал. Самое обидное в том, что новая мировая война, которая начнется в 1939 году, ровно через четверть века после начала первой, показала другой пример построения государства. Сталинский СССР, вооруженный "самым передовым и прогрессивным учением", подвергшийся вероломному нападению, несмотря на страшную силу, обрушившуюся на него, в итоге наголову разбил германскую военную машину. Сперва, правда, пришлось отступать до самой Волги, но зато потом, русский солдат дошел до Берлина и Вены. И не говорите мне про помощь союзников, не надо меня смешить. В таком деле, как и во время войны 1812 года с Наполеоном, важно единство русского народа и вера в святость своего дела.
Сын грузинского сапожника Джугашвили сумел собрать из обломков Российской империи такое государство, которое по праву можно было бы назвать сверхдержавой. Это была "Красная империя" во главе с "Красным императором". И ужасный конец той великой страны все больше укрепляет меня в моих монархических убеждениях. Если бы Горец мог бы оставить страну своему сыну, не было бы тогда такого хаоса, и сменяющих друг друга дилетантов на троне.
А сейчас, когда появится возможность, надо будет обязательно встретиться с молодым Джугашвили и поговорить с ним. Идея совместить положительные элементы Российской Империи и Сталинского СССР, все больше овладевают моим умом. Без этого России не выстоять против всего западного мира, стремящегося не просто ограничить ее рост, но поделить на части, выкроить из нее для себя куски пожирнее. От объединения Европы против нас пока спасает лишь перманентный, тлеющий уже четвертый десяток лет конфликт между Францией и Германией.
Но все хорошее однажды кончается. Или Германия разгромит и расчленит Францию, или союзники по Антанте и САСШ сумеют разгромить Германию, и, как в Версале после 1-й мировой войны, заложат бомбу, которая громыхнет через тридцать лет. Но, в любом случае, как только в Европе появится неоспоримый гегемон, она дружно отправится походом против нас. И мы, Романовы, должны быть готовы к этому. Необходимо помнить об угрозе, исходящей с запада, и все наши дела должны быть направлены на предотвращение и отражение этой угрозы.
Вот в салон-вагон заходит Ольга, глаза заплаканные. Опять, наверное, смотрела какой-нибудь душещипательный фильм с трагическим концом. Ага, и Михаил вместе с ней, придерживает сестру под руку, значит, смотрели вместе, и что-то военное. Наш будущий "военный гений" мелодрамы про "лубов" на дух не переносит, просто убегает. А вот военные фильмы может смотреть часами. Есть в них что-то, что завораживает мужчин. Окошко в другой мир, яростный и беспощадный, ведущий борьбу не на жизнь, а на смерть. У Михаила вид напротив решительный - изменился мальчик за эти четыре дня, повзрослел.
- Доброе утро, Сандро, - звякнув шашкой, Михаил присел за мой столик, - что такой невеселый? Мы ехали, ехали и, наконец, почти доехали. Уже через сутки будем в Порт-Артуре, а там уже и до Кореи недалеко. Я вот что подумал. Интересно, а почему Ники вслед за нами адмирала Макарова не послал, как в тот раз? Неужто, на Алексеева надеется?
- Больше на Ларионова, - ответил я, отодвигая от себя чашечку кофе и делая стюарду знак, чтобы принес еще - мне и Михаилу с Ольгой, - пойми Миша, Ники совершенно прав. Тут на Дальнем Востоке управятся и без Макарова. А вот если англичане полезут к Петербургу, то в Кронштадте Макаров будет как раз на своем месте.
Михаил удивился, - Ты полагаешь, англичане влезут в эту войну?
- Влезут или нет, это, как Ники себя поведет, - ответил я, - для того и армию перебрасывают не в Манчжурию, как в тот раз, а в Туркестан. В Манчжурии трудами адмирала Ларионова и его соратников нашим солдатикам уже и делать-то нечего. А из Туркестана рукой подать, как до Персии, так и до Индии. Для того и Макаров на Балтике - встретить британские броненосцы на дальних подступах к столице, например, в Датских проливах. Если Ники заручится еще и поддержкой кайзера Вильгельма, что почти неизбежно, то русско-германо-датский флот сумеет не пропустить бриттов в Балтику. Фон Тирпиц это еще тот рыжий черт, и стоит нашего Макарова.
Я думаю, Миша, на войну они не решатся, это был бы для них самый простой выход. Тут от них мелких пакостей ждать надо. Революционеры-нигилисты-бомбисты и журналисты-либералы-масоны, вот каким будет их оружие в этой войне, а отнюдь не броненосцы. Ненавидят они нас люто еще чуть ли не со времен наполеоновских войн, но умеют эту ненависть затаивать, и наносить удары из-за угла.
- Сандро, Миша, - подала голос Ольга, - ну что вы все о войне да о войне. А без войн как-нибудь можно?
- Оля, - ответил я, - с времен Каина и Авеля сильный отбирал у слабого еду, одежду, дом, женщину. Если ты не хочешь, чтобы тебя ограбили и убили, ты должен быть сильнее своего обидчика. Англия поднялась как ведущая мировая держава, с помощью пиратов, грабивших испанские галеоны с серебром и золотом. Эти повадки грабителей с большой дороги никуда не исчезли и по сей день - старого пирата не перевоспитаешь, его можно успокоить лишь повесить на рее. И еще, для пиратов нет законов чести, для них, ради успеха, допустима любая подлость, любой обман. Бесполезно вести с ними дела как с обычной нацией, к примеру, с французами или германцами.
- Но, Сандро, у французов тоже верность слову и честность тоже не ночевала, - поправил меня Михаил, - вспомни, как их император Наполеон завалил Россию фальшивыми деньгами, которые печатались в Париже. А сейчас они за нашей спиной договариваются с британцами. А еще союзники называются. Правильно их Ники осадил, должны знать свое место...
- Твои немцы, тоже не сахар, - огрызнулся я, - Сегодня друзья, а завтра - нож в спину. Вспомни Берлинский конгресс, и чем за все добро отплатила Германия твоему деду? Ты действительно думаешь, что дружба с Германией это надолго? Стоит им подмять под себя Европу так пойдут совсем другие песни. Сторону на войне они меняют с легкостью необычайной. Вспомни, сначала они воевали против Наполеона, и он разбил их при Йене. Потом пруссаки и вместе с прочими немцами пришли с тем же Бонапартом к нам в 1812 году. Потом, они же, вместе с русской армией сражались против французов под Лейпцигом, Кульмом, скажу прямо, сражались неплохо.
Но, опасаюсь я, Миша, таких союзников. Уж лучше по заветам твоего отца надеяться только на собственные армию и флот. Боюсь, что будет наихудший вариант - Россия против всей Европы. Выстоять то мы выстоим, силой Россию еще никто не побеждал. Но сколько крови прольется, что мне даже думать об этом страшно, Мировую войну можно только оттянуть, но не избежать, в этом я готов поверить потомкам. И к этой войне надо готовиться, готовиться каждый день и час. Но, ты ведь знаешь, как непостоянен Ники в своих пристрастиях. Страну надо поднимать на дыбы, как сделал это Петр Великий, может, тогда что-то и успеем. Только руки у нынешнего самодержца слабоваты. Во времена твоего Папа все было бы куда проще, да и в Европе с ним считались.
Михаил вздохнул, - Очень жаль, что Папа с нами нет. Так что нам придется справляться самим. И с Ники, Бог даст, все образуется. Вроде он неплохо начал. Я о другом - чтобы подготовить Россию к такой войне, надо многое менять. Мне кажется, что совершенно недопустимо, когда дворяне, опора монархии, увиливают от военной службы. Был бы я на месте Ники, я бы таких, простите меня, "столбовых тунеядцев", загонял в Тмутаракань Сибирскую, невзирая на титулы и заслуги их отцов и дедов. И ведь таких в нашем дворянстве больше половины, если не более.
- В нашем дворянстве хватает выходцев из гоноровой польской шляхты. - возразил я, - многие из них честно служат России, но есть и такие, которые лишь мечтают нагадить "клятым москалям" при первом же удобном случае. Вспомните, как будущий диктатор Польши Юзеф Пилсудский сразу же после нападения японцев на Порт-Артур, помчался в Японию, чтобы заручиться поддержкой у наших врагов, обещая им взамен проводить диверсии на Транссибирской магистрали и агитировать против России и царя. Ох, и не любят нас паны, мечтающие о возврате границ Ржечи Посполитой "от можа до можа". Того и гляди, взбунтуются в очередной раз.
- Ну, значит, Магадан тогда заговорит по-польски... - усмехнулся Михаил и, видя мое непонимание, добавил, - Есть в этом чемоданчике - ноутбуке, книжка господина Ланцова "Александр". Она про то, как в нашего Папа в раннем детстве вселился дух солдата из будущего. Знаешь, при жизни он был человеком, с которым соседним государям было непросто разговаривать, но с эдакой добавкой он стал для них смертельно опасным. Есть там несколько замечательных идей, к которым нам стоит прислушаться. Мы с Ольгой, считай двое суток только и делали, что читали...
- А при чем тут Магадан и поляки? - не понял я.
- А при том, что когда в той книжке поляки устроили очередной свой "рокош", наш Папа сказал эту фразу, и вывез всех шляхтичей в тот самый Магадан. Конечно, кроме тех, что служили Империи верой и правдой... Ладно, Сандро, книжки книжками, но в государстве действительно черт знает что творится. Так нас скоро не только немцы с французами, а зулусы или папуасы завоевать смогут. Нужно что-то делать!
- Что-то, или ты точно знаешь что? - переспросил я.
- Точно сейчас никто не знает - ни ты, ни я, ни Ольга, ни Ники, ни даже наши пришельцы из будущего. Хотя, они думают, что знают. Но их рецепты совсем для других условий. Что-то в них правильно, а что-то и нет. Я не знаю что именно, но что-то надо делать, чтобы не допустить этих самых трех революций и Гражданской войны. В такой войне нет победителей и побежденных, в ней неправы все.
Чтобы снять внутреннее напряжение в стране, наверное, в первую очередь необходимо переселить максимально возможное число народа на малозаселенные земли в Манчжурии и по Амуру. Когда у мужика есть земля, есть хлеб, есть возможность досыта наесться и накормить свою семью - он не бунтует, а пашет... Да и окраины за собой можно закрепить только так, иначе не хватит никакой стражи и никаких казаков.
- Миша, смотрел я их расчеты, - вздохнул я, - переселять надо сорок миллионов человек. Ты представляешь, как это будет выглядеть?
- Представляю, Сандро, но "ю la guerre comme Ю la guerre" - "На войне, как на войне", - ответил Михаил. Не хотелось бы, но возможно, придется заселять, как говорят наши потомки - "добровольно-принудительно". А как Петр Великий заселял Петербург, а Екатерина Великая - Тавриду? Ставки в этой игре огромные. Пойми, мы или сделаем это, или нас сожрут. Потом начнется то же самое с заводами - мы или построим их нужное количество, или нас сожрут, потом армия и прочее.
- А кто против? - я посмотрел на Михаила с Ольгой, - Идите-ка вы, голубчики, в свои купе, и ложитесь-ка спать. Глаза у вас обоих красные, как у кроликов. Читали-то небось всю ночь? А на эту тему мы еще не раз с вами поговорим. Поймите, трудно сделать так, чтобы и овцы были сыты, и волки целы... Ну, вы понимаете о чем я. Михаил, скажи своему денщику, пусть принесет ноутбук в мое купе, теперь я читать буду.
Рано утром, сразу же после моего прихода на службу, я был извещен о том, что в приемной моей аудиенции дожидается посол Великобритании сэр Чарльз Стюарт Скотт. Всего лишь только неделю назад мы с ним имели довольно трудную и напряженную беседу. Ситуация за это время совершенно не улучшилась, даже наоборот. Контр-адмирал Вирениус перегонявший на Тихий океан отряд кораблей в составе броненосца "Ослябя", крейсера "Аврора" и нескольких миноносцев, развернул в Красном море активную охоту на пароходы, перевозящие грузы для Японии. В числе задержанных судов везущих контрабанду, были британские суда. И если действия эскадр контр-адмирала Ларионова и Наместника Алексеева в Тихоокеанских водах довели русско-британские отношения до критической точки, то действия орлов адмирала Вирениуса, вызвали у "Владычицы морей" самую настоящую истерику. И это при том, что наши моряки неукоснительно соблюдают все пункты Призового права.
Но я не угадал. Надутый как индюк джентльмен от имени своего Правительства вручил мне для передачи Государю ноту. Прочитав сей документ, я не поверил своим глазам. Нота была чрезвычайно грубой и оскорбительной по стилю, и наглой по содержанию. В ней правительство короля Эдуарда V предписывало Российской империи: немедленно снять морскую блокаду с Японских островов; рассмотреть международным судом неправомерные действия командиров российских военных кораблей, занимающихся "пиратством" в международных водах (это о наших моряках - они совсем там с ума посходили на своих островах?!); при посредничестве европейских держав немедленно приступить к переговорам с правительством Японской империи о заключении "вечного и справедливого мира".
Вот так вот - "вечного и справедливого", не больше и не меньше. Не далее, как три дня назад, Государь, встречаясь со мной, предупредил, что по имеющимся у него сведениям в ближайшее время со стороны Британии может последовать довольно резкий дипломатический демарш. Но такой наглости, наверное, не ожидал даже он. Таким тоном дипломату невместно разговаривать даже с диким африканским вождем, а с Императором Всероссийским. Внутренне я был просто взбешен такой наглостью, но, как дипломат и министр иностранных дел огромной империи, я не мог себе позволить себе проявить эмоции, которые меня переполняли.
Усилием воли я сохранил спокойное и невозмутимое выражение лица и, спокойно, сообщил сэру Чарльзу Скотту, что врученная им нота будет немедленно доведена до сведения Государя, и ответ на нее, в том или ином виде, будет доведен до сведения британского Кабинета Министров. Скотт открыл рот, собираясь что-то сказать, но после такой ноты всякие разговоры были уже излишни, и я прервал его, сказав, что аудиенция окончена, и я его больше не задерживаю. На лице у посла не дрогнула ни одна мышца, и он, чопорно поклонившись, покинул мой кабинет.
Сердце у меня громко билось где-то под самым горлом. Полвека назад Британская империя в союзе с Францией уже напала на Россию. Все закончилось тогда гибелью Черноморского флота, захватом полуразрушенного врагом Севастополя, и позорным Парижскими миром. Никто не снискал большей славы, чем героические защитники Севастополя. Я был тогда совсем ребенком, но хорошо помню то горькое чувство бессилия и стыда, которые мы все испытывали тогда. Господь покарал нас за спесь и самодовольство, овладевшие нашими отцами и дедами, после разгрома Наполеона и Венского конгресса.
И вот снова над нашими головами сгущаются тучи. Сможем ли мы достойно ответить на этот вызов, и смыть позор полувековой давности? Позвонив в колокольчик, я приказал послать гонца в Зимний дворец с сообщением, что намереваюсь испросить срочной аудиенции у Его Величества по неотложному государственному делу.
Государь принял меня безотлагательно. Как я уже говорил, он ожидал со стороны британцев подобного демарша, но и он тоже не мог себе представить всей беспрецедентной наглости британцев. Самообладание не изменило ему и на этот раз. Дочитав ноту, он аккуратно положил ее на стол.
- Ну, Петр Николаевич, что вы об этом обо всем думаете? - голос государя был ровным и спокойным.
- Ваше Императорское Величество, мое мнение таково. Британия к войне прямо сейчас не готова, - ответил я, - в ноте нет никаких угроз применения силы или торговых санкций, а есть только голые требования. Расчет здесь на то, что мы испугаемся, и хоть что-то из этого списка выполним.
- Может быть, - уклончиво ответил Государь, и усмехнулся в усы, - А что у них там с этим Сердечным Согласием?
- Пока заминка, Ваше Величество, - ответил я, - сумятицу в переговоры внесла та выволочка, которую вы устроили месье Бомпару. Теперь франки и бритты торгуются между собой, как на восточном базаре. Видите ли, для Франции цена соглашения выросла, и стала почти неоплатной, поскольку заключение союза с Великобританией теперь означает разрыв с Россией. Для Британии же, наоборот, ценность этого соглашения резко упала в связи с тем, что Франция вместе с собой не приведет в британские конюшни Россию, что лишает всю затею смысла. Что такое Франция сама по себе, мы видели тридцать пять лет назад: Мец, Седан и Парижская коммуна...
- Так вы считаете, что Британия еще не готова... - Государь прошелся по комнате, - Это очень хорошо. Это значит, что мы сможем подготовиться получше к возможному конфликту... И определиться с союзниками...
- Петр Николаевич, - обратился ко мне император, - я попрошу вас пригласить ко мне сегодня вечером посла Германской империи графа Альвенслебена. Я считаю, что нам будет о чем с ним поговорить...
Я понимающе кивнул. В последнее время в здравомыслящих кругах нашего общества, авторитет Государя, ранее, честно говоря, не очень невысокий, резко вырос. Во-первых, это было связано с громкими победами в войне с Японией, а во-вторых, с теми изменениями во внешней политике, которые появились после демарша Государя Франции, по поводу готовящегося к подписанию ее договора о "Сердечном согласии" с Британией. Свою роль сыграла, несомненно, и отставка Витте, этого злобного интригана, который при каждом удобном случае старался поссорить общество с монархом и его семьей. Конечно, выйдя в отставку, Сергей Юльевич продолжил занятие своим любимым делом, но теперь ему труднее было это делать. Узнав о подлинном лице господина Витте, многие просто отказали ему от дома.
Ну, а пока мы поговорили с Государем о состоянии европейских дел. Мне было, что ему рассказать. Надо сказать, что смена руководства МИДа положительно повлияла на его работу. Господин Ламсздорф, прекрасный дипломат и честнейший человек, был слишком мягок и бесхарактерен. В его ведомстве царили склоки и интриги, товарищи министра ненавидели друг друга, что не могло не сказаться на работе министерства. После отставки господина Ламздорфа, я изрядно почистил его "авгиевы конюшни". Кое-кто ушел в отставку, кто-то поехал усмирять свои амбиции в качестве послов в Южную Америку, или еще куда подальше.
В первую очередь Государя интересовало состояние франко-британских, и австро-германских дел. Я понимал направленность его вопросов - если оторвать Австрию от Германии и толкнуть в объятия нарождающейся Антанты, то это закончится печально, в первую очередь, для Австрии. Она лишится покровительства Германии, а новые союзники предадут ее при первом же удобном случае.
Так за деловым и весьма обстоятельным разговором подошло время, на которое была назначена аудиенция германскому послу фон Альвенслебену. Граф был по-немецки точен. Вошедший адъютант доложили, что посол Германской империи находится в приемной. Государь велел пригласить его
- Ваше Императорское Величество, добрый вечер. Я рад видеть вас, хотя и не знаю, чем вызвано ваше столь внезапное и срочное желание увидеться со мной?
- И я рад видеть вас, граф, - кивнул в ответ государь, - столь внезапное желание побеседовать с вами появилось у меня после утреннего визита посла Британии в Российский МИД. Посол вручил господину Дурново ноту, которая, как мне кажется, войдет в учебники по истории дипломатии. В качестве примера того, как европейские государи не должны обращаться друг к другу. Вот, посмотрите, на некоторые "перлы" извлеченные из этой ноты, - Государь протянул фон Альвенслебену листок, где были выписаны некоторые требования, предъявленные нам Британией.
По мере чтения, лицо графа стремительно меняло выражение - от изумления к негодованию, а потом, к брезгливости. Закончив читать, он осторожно положил бумагу на стол, и внимательно посмотрел на меня и на Государя, - Ваше Величество, но ведь это можно считать объявлением войны?!
- Не думаю, - ответил император, - Британия сейчас не готова к полномасштабной войне с Россией. Вы ведь прекрасно помните слова вашего коллеги, покойного канцлера фон Бисмарка: "Британия может воевать лишь тогда, когда в Европе найдется простак, который будет готов подставлять свои бока за ее интересы". Таких простаков в Европе сейчас нет.
А вот нам с вашим императором стоит подумать над сложившейся ситуацией. Граф, я попрошу вас срочно сообщить кайзеру Вильгельму II о моем желании встретиться с ним. Я слышал, что он мечтает принять участие в охоте на медведя.
Граф Альвенслебен понимающе кивнул. - Ваше Императорское Величество, я сегодня же отправлю соответствующего донесения кайзеру Вильгельму II. С вашего позволения, я сообщу ему о той возмутительной ноте, которую вы сегодня получили от Британского правительства.
Государь кивнул, и стал прощаться с графом, которому, как я видел, не терпелось побыстрее попасть в посольство, чтобы сообщить своему монарху новость, которая, со временем, полностью поменяет расклад сил в Европе, да и в мире. Я прекрасно его понимал - такие "звездные часы" случаются в жизни не каждого дипломата.
Весь день наш почтенный Александр Васильевич Тамбовцев ходил какой-то смурной. О чем он думал, мне трудно было понять. Можно было только догадываться. Иногда он останавливался у окна вагона, и долго смотрел на бескрайнюю белую даль, на ели и сосны, засыпанные снегом.
Вечером, когда все собрались в салон-вагоне, прапорщик Морозов снова извлек свою легендарную гитару, что-то пытался на ней исполнить. Мрачно наблюдавший за его экзерсисами Тамбовцев отобрал у него гитару, побренчал немного, подкрутил колки, и инструмент стал издавать более-менее приличные звуки. Александр Васильевич вздохнул, прикрыл глаза, и под стук колес своим хрипловатым баритоном запел:
- Редко, друзья, нам встречаться приходится,
- Но уж когда довелось,
- Вспомним, что было, и выпьем, как водится,
- Как на Руси повелось!
- Пусть вместе с нами семья ленинградская
- Рядом сидит у стола.
- Вспомним, как русская сила солдатская
- Немца за Тихвин гнала!
Сидевшая за столом наша, всегда невозмутимая и даже немного чопорная Нина Викторовна, вздохнула, и стала подпевать Тамбовцеву красивым контральто:
- Выпьем за тех, кто неделями долгими
- В мерзлых лежал блиндажах,
- Бился на Ладоге, бился на Волхове,
- Не отступил ни на шаг.
- Выпьем за тех, кто командовал ротами,
- Кто умирал на снегу,
- Кто в Ленинград пробивался болотами,
- Горло ломая врагу.
Я с удивлением слушал эту песню. Из книг наших гостей из будущего я уже знал, что в их времени Ленинградом называли Санкт-Петербург. Слышал я и о той страшной осаде, в которой находился этот город во время войны с германцами в 1941 - 1945 годах. Но вот в словах этой песни я услышал нечто былинное, такое, что брало за душу. А Тамбовцев и Антонова продолжали петь дуэтом под гитару:
- Будут навеки в преданьях прославлены
- Под пулеметной пургой
- Наши штыки на высотах Синявина,
- Наши полки подо Мгой.
- Встанем и чокнемся кружками, стоя, мы -
- Братство друзей боевых,
- Выпьем за мужество павших героями,
- Выпьем за встречу живых!
Тамбовцев закончил петь и отложил гитару. Глаза у него подозрительно блестели. Обведя взглядом своих спутников, он сказал:
- Эх вы, господа-товарищи офицеры! - видать, вы забыли - какой сегодня день?
- Батюшки светы! - воскликнул поручик Бесоев, - да ведь сегодня 23 февраля. Действительно, заработались, зарапортовались, и о главном празднике всех мужчин и позабыли.
- Ну, не только мужчин, - вклинилась в этот разговор полковник Антонова, а в праздник всех, кто носит погоны и защищает Родину.
- Простите, Нина Викторовна, - поспешил с извинениями Николай Арсеньевич. - Вы правы, это мой мужской шовинизм мне подгадил.
- Извинения приняты, - добродушно сказала Нина Викторовна, - ну что, друзья-товарищи, может, по нашей старой традиции выпьем за НАШ день? - Возражений не последовало.
Капитан Тамбовцев, с любопытством посматривавший на меня, сказал,
- А вы, Михаил Игнатьевич, присоединитесь к нам? Я понимаю, что то, о чем вы сейчас слышите, для вас сплошная китайская грамота. Но поверьте, праздник, который мы хотим сегодня отметить, ничего крамольного в себе не несет. Это память о боях с германцами в 1918 году, а не кровавой междоусобицы. И так уж сложилось, что в этот день у нас в стране все, кто служил или служит, отмечали его, как общий праздник.
- А что за песню вы пели вместе с Ниной Викторовной, - спросил я у Тамбовцева, когда коньяк уже был разлит по рюмкам и выпит.
- Эту песню, Михаил Игнатьевич, помнят и знают все те, кто жил, работал и умирал в блокированном немцами Ленинграде. В Блокаду у меня в Питере погибла половина родни. И я еще маленьким запомнил слова этой песни, когда во время семейного застолья мои родители, тетка, бабки, оставшиеся вдовами, вспоминали войну и начинали петь эту песню. Это "Застольная Волховского фронта".
- Волхов - это река такая в Санкт-Петербургской и Новгородской губерниях, - вспомнил я, - неужели немцы дошли до нее?
- Дошли, Михаил Игнатьевич, - до самого Тихвина дошли. - вздохнул Александр Васильевич, - Но были выбиты оттуда. - он посмотрел мне в глаза, - Эх, дорогой вы мой, вы даже представить себе не можете, как та война пропахала по судьбам всех наших соотечественников! Какой кровью, и какими страданиями далась та Победа! Спросите у любого из нас - кто у них погиб в войну. И каждый вспомнил своих дедов, прадедов, других родственников. Причем, Михаил Игнатьевич, германцы убивали не только солдат в бою. Из двух сестер и брата моей бабки, которые оказались под немецкой оккупацией в Белоруссии, в живых осталась лишь одна сестра. А остальных немцы сожгли вместе с их весками - селами по-белорусски. Каждый четвертый житель Белоруссии был расстрелян, повещен, сожжен заживо.
- Не может быть, - воскликнул, содрогнувшись от услышанного, - Каждый четвертый! Так ведь это миллионы людей!
- Да, Михаил Игнатьевич, - каждый четвертый, - угрюмо подтвердил слова Тамбовцева поручик Бесоев, давно уже прислушивающийся к нашему разговору. - Даже до моей Осетии дошли немцы. Есть такое место у нас - Майрамадаг. Немцы рвались к Владикавказу, и на пути их в узком горном проходе Гизель встали курсанты - по-вашему - гардемарины - военно-морских училищ. Почти все они погибли, но немцы и румыны, не прошли. Среди погибших под Майрамадагом были и мои родственники.
- Михаил Игнатьевич, - обратился ко мне капитан Тамбовцев, - чтобы понять нас и наши поступки вы должны запомнить, что память о той Великой войне живет в каждом из нас. Это самое святое, что у нас осталось в жизни.
Неожиданно Нина Викторовна посмотрела на всех нас пронзительно трезвым взглядом, и четко сказала, - А корешки-то всего этого ужаса, господа-товарищи, здесь и сейчас, в Лондоне. Или мы их того... Или все начнется сначала!
- Правильно, - поддержал ее Александр Васильевич, - Этих упырей, успокоит только осиновый кол. И пусть этой войны, как мы надеемся, и не будет в вашей истории, но мы все равно будем о ней помнить, и сделаем все, чтобы ничего подобного не произошло. А пока, Николай Арсеньевич, налейте-ка еще по одной.
Весь вечер наши гости из будущего вспоминали своих родных, свой дом, пели песни, от которых у меня порой поднимался комок к горлу. Как можно было без слез слушать "Темную ночь...", "Враги сожгли родную хату...", "С берез неслышен, невесом, слетает желтый лист...".
Особенно запомнилась мне бравая, с маршевым ритмом песня об артиллеристах, которым дал приказ Сталин. Мне показалось, что исполняя ее, гости из будущего посматривали на меня с улыбкой и каким-то вызовом.
Все пояснил Александр Васильевич, который, наклонившись к моему уху, сказал, - Уважаемый Михаил Игнатьевич, - около месяца назад ссыльно-поселенец Иосиф Джугашвили бежал из места отбывания ссылки - села Нижняя Уда Балаганского уезда Иркутской губернии. Если бы мы выехали чуть раньше, мы могли бы встретиться с ним в пути. Этот ссыльно-поселенец и есть тот самый Сталин, о котором говорится в этой песне. Будущий глава "Красной империи" и Верховный Главнокомандующий в той войне. Я надеюсь, что в самое ближайшее время мы встретимся с ним, естественно, с помощью ваших коллег, Михаил Игнатьевич. Нам будет о чем с ним поговорить...
Увидев недоумение в моих глазах, Нина Викторовна добавила, - Несмотря на то, что шакалы от истории натаскали на его могилу кучи мусора, память народная о нем сохранилась и живет в народе. Своими делами Иосиф Джугашвили-Сталин доказал, что он не против России, а против тех, для кого Россия "охапка хвороста, брошенная в костер революции", или кормушка, из которой можно вкусно жрать, а потом же туда и гадить.
На приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии 24 сентября 1945 года Сталин сказал: "Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего Советского народа и, прежде всего, русского народа. Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза".
Сталину удалось сделать то, что весь мир считал невозможным. У нас такая же задача, только ее надо выполнить на четверть века раньше. Я думаю, мы сумеем договориться, и такой боец в наших рядах нам не помешает. Вот узнаете его лично и сами все поймете, воистину великий человек.
Потом, когда все разошлись, я попросил у Александра Васильевича книгу про Джугашвили-Сталина, и читал до самого утра... Безотлагательно к его политическим убеждениям, у меня сложилось впечатление, что это великий человек, который действительно сможет совершить невозможное. Но сумеют ли потом ужиться в одной берлоге два медведя? Не получится ли так, что после спасения России от всех ужасов, наши друзья начнут поддерживать не государя-императора Николая Александровича, а своего кумира, товарища Сталина? Не выйдет ли из этого еще более страшная смута?
Но с другой стороны, действительно, Россия еще не спасена, и к ее спасителю надо присмотреться получше. А вдруг он, действительно, как посадский человек Кузьма Минин сумеет вовремя отойти в сторону, и найти себе полезное дело, не претендуя на верховную власть? Впрочем, это еще все впереди, в случае чего я предупрежден, и сумею распознать опасность. С этой мыслью я и заснул.
Состав еле тащится, петляя между невысокими горами. Позади уже остался поворот на порт Дальний, любимую игрушку господина Витте. За окнами моросит мелкий дождь, временами переходящий в мокрый снег. Нахохлившиеся мокрые вороны на голых ветвях деревьев - типично питерский пейзаж за окном время от времени скрывается за пеленой тумана. Природа мрачна и уныла.
Еще час-полтора пути и мы будем в Порт-Артуре и, наконец, закончим это хождение через всю Россию, от которого мы все изрядно устали. Но все относительно, и даже наша усталость, а ведь каково было путешественникам в прошлом, когда еще не было железной дороги. И при Петре Великом и при Екатерине II, и при Николае I гонцы из Петербурга скакали на перекладных через всю Россию больше года, а иногда и поболее. Прогресс делает мир меньше, в этом наши потомки правы. С трудом, но могу себе представить путешествие из Петербурга во Владивосток в виде десяти-двенадцати часов комфортабельного полета над облаками. Но и тогда, наверное, по прибытии путешественники будут чувствовать определенную усталость.
Последний час пути, он самый тяжкий. Ваш покорный слуга, Михаил, Ольга - все приготовились к концу путешествия и немного взволнованы. Михаил, чисто выбритый, затянутый в мундир поручика кирасирского полка, и трезвый, как стеклышко, одну за одной нервно курит папиросы. Хрустальная пепельница в салон-вагоне вся заполнена окурками. Что у него сейчас перед глазами, какие уроки он извлек из прочитанного и увиденного, какие клятвы дал сам себе? Ольга, с простой прической, и одетая в дорожное платье, невидящим взглядом смотрит в окно. Что она там видит - никто не знает. Не очень-то приятная судьба ожидала ее в будущем. А самое главное, каково ей было быть последней из настоящих Романовых, заброшенной на старости лет в далекую Канаду. Я прочитал, что ТАМ она умирала в полном одиночестве. Мужа схоронила еще раньше, а дети ее, так никогда и не видевшие Россию, и с рождения ставшие европейцами, бросили мать, забыв о ней. Как сложится ее судьба теперь - абсолютно неизвестно.
Может она погибнет от бомбы террориста в самом расцвете сил, а, может, сумеет внести свой вклад в историю Российской империи. Впрочем, сие известно лишь Господу Богу. Сейчас главный для нее вопрос - сумеет ли она, как и все мы, да и как вся Россия, перебороть свой рок. Не знаю. Перед каждым из нас, стараниями потомков, выстроены все наши "скелеты", извлеченные из шкафов истории. Почему-то мысли об этом лезут в голову именно сейчас.
Отец Иоанн молится за Россию, чтобы расцвела и воссияла могучая держава, за которой будущее в веках и тысячелетиях. Молится за всех нас, чтобы выполнили мы все предначертанное, уклонились от сетей дьяволовых, и чтобы мы не расточили данный нам Господом шанс устроить все наилучшим способом. Молится за Ники, чтобы у него хватило твердости и мудрости избежать искушений, не сорваться в грех отчаяния и неверия. Чтобы каждый свой шаг он сверял со своим внутренним чувством православного христианина, который должен прожить свою жизнь по совести. Нет ничего хуже для Государя, чем наказание невиновных, и награждение непричастных. А такое в нынешнее царствовании, к сожалению, не редкость.
Вот под паровозный гудок поезд огибает Скалистый кряж. По левую сторону от нас на горе под дождем лениво ковыряются саперы, в неспешно достраивая уже никому, наверное, не нужные сухопутные укрепления. Слишком близко от города, опасно и бесполезно из-за все увеличивающейся дальнобойности осадных и полевых орудий. И, особенно, из-за стреляющих навесным огнем гаубиц. Прав был генерал Кондратенко, когда говорил, что Артур надобно оборонять еще на перешейках. Приедем, надо будет разобраться, почему работы не были прекращены, ввиду бесполезности, да и ненужности сей затеи.
Железнодорожные пути снова повернули, и дорога пошла вдоль русла реки Луньхэ. Впереди, за завесой дождя, показались купола строящейся гарнизонной церкви, которую здесь громко называют городским собором. А прямо за ними серая гладь Западного бассейна. Оставляя собор по правую сторону, огибаем громаду Перепелочной горы, которая уступами возвышается слева над дорогой. Все, почти приехали, справа за Западным бассейном виден Новый город, частично построенный, частично только подготовленный к закладке фундаментов домов.
Прямо перед нами городской вокзал. Перрон застелен красной дорожкой, выстроен почетный караул, под дождем блестят начищенные до блеска медные трубы гарнизонного оркестра. Если бы выглянуло солнце, от бликов духовых инструментов можно было бы ослепнуть.
Приехали. Денщик подает адмиральскую шинель. Поезд снижает ход. Для машиниста сейчас главная задача - остановить наш вагон у специальной метки так, чтобы дорожка оказалась прямо напротив выхода. Не представляю, как можно добиться такой точности?! Только вот машинисты, которым доверяют водить поезда с членами императорской фамилии, как правило, делают это легко, не задумываясь.
Приехали! Поезд, лязгнув буферами, встал. Ковровая дорожка точно у двери салон-вагона. Напротив встречающие. Наместник Алексеев, борода лопатой, мундир полного адмирала. Среди встречающих он как Исаакиевский собор среди обывательских домишек. Оркестр играет "Боже царя храни". Почетный караул. Солдаты пехотного полка, матросы, десяток спешенных забайкальских казаков, держащих в поводу низеньких мохнатых манчжурских лошаденок. Коньки неказистые, но неприхотливые и очень выносливые, буквально двужильные. Есть мнение, что именно с этой породы сказочник Ершов списал своего Конька-Горбунка.
На противоположном конце строя знакомые лица. Темно зеленая пятнистая униформа, черные береты. Под распахнутыми на груди кителями полосатые тельняшки. На руках белые перчатки. Поперек груди висят короткоствольные многозарядные карабины. Почти также были экипированы и вооружены бойцы поручика Бесоева. Как я понимаю, мы имеем честь лицезреть морскую пехоту Российской Федерации при полном параде.
Выходим. Мы идем втроем рядом, можно сказать, плечом к плечу. Ольга, только что ужасно смущавшаяся и кусавшая губы, сейчас идет с каменным лицом, выпрямив спину, будто аршин проглотила. Михаил, напротив, немножко расслабился. Только кирасирский палаш, обязательный по форме одежды, все время хлопает по сапогу, сбивая с такта. Я знаю, что чуть сзади служка поддерживает под руку отца Иоанна. А над нами плывут звуки гимна: "Боже царя храни".
Наместник жмет мне руку, - Ну, Александр Михайлович, с приездом. А мы вас заждались. Как доехали, надеюсь без приключений? А то у нас тут хунхузы пошаливают...
- Не извольте беспокоиться, Евгений Иванович, - отвечаю я, - доехали нормально. Кое что приключилось на Байкале, так то только на пользу дела. Нам с вами надо серьезно поговорить, так что давайте заканчивать с церемониями. Время не ждет.
Наместник нахмурил брови, - Понимаю, Александр Михайлович, понимаю. Порт-Артур городишко захолустный, скучный, одна церковь, и та недостроена, один приличный ресторан, театра нет, зато кишит китайцами и японскими шпионами. Так что поговорить нам лучше будет на борту вспомогательного крейсера "Ангара", который я оборудовал для своего скромного походного быта. Не откажите, воспользуйтесь гостеприимством. Все равно в городе размещаться бессмысленно, послезавтра выходим в поход, будем сопровождать генерала Кондратенко с дивизией, выдирать у микадо последние перья из хвоста.
Вы ведь собирались идти с нами? Не беспокойтесь, вещи ваши на "Ангару" доставят попозже. - Наместник посмотрел на отца Иоанна, - Отче, благословите наши начинания. С Божьей помощью началось все удачно, так что надо попросить у Всевышнего, чтобы также удачно все и закончилось.
- Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.. - Иоанн Кронштадский троекратно перекрестил сначала Наместника, потом нас, потом офицеров свиты, потом солдат и матросов почетного караула, - ...и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь...
- А куда поход-то - проявил интерес Михаил, как только отец Иоанн закончил благословение, - надеюсь, в Токио?
Наместник Дальнего Востока бросил на наследника престола острый взгляд, - А я, дорогой Михаил Александрович, и сам не знаю. Не доверяют мне союзнички, мудрят. Говорят, что в моем штабе завелся нехороший человек, который все наши планы японцам докладывает. Поймают, прикажу судить мерзавца, и вздернуть его на виселице. Но не об этом сейчас разговор. - Наместник обернулся, и кивком указал на офицера в шинели незнакомого покроя, и с двухпросветными погонами при двух звездах, - Ваши Императорские Высочества, позвольте представить вам, капитана 2-го ранга Гостева Алексея Викторовича, можно сказать, посла адмирала Ларионова при моем скромном дворе. Ему тоже желательно принять участие в нашем разговоре...
- Разумеется, - кивнул я, - Надеюсь, у вас есть постоянная связь с контр-адмиралом Ларионовым?
- Связь мы держим, через крейсер 2-го ранга "Сметливый", - ответил Наместник, - через наши радиостанции с ними не связаться, Если желаете...
- Пока рано, - я огляделся, - где у вас тут катер, давайте пройдемтесь. Не стоит мокнуть под дождем, тем более, что с нами дама. Отправкой на вашу яхту наших вещей и сопровождающих будет заниматься мой адъютант, Карл Иванович Лендстрем. Вы там отдайте распоряжение, чтоб ему не чинили препятствий, и еще где-то в городе надо разместить сопровождавших нас в поездке взвод лейб-кирасир и взвод ахтырских гусар.
- Конечно, конечно, - наместник кивнул своему адъютанту, - вот лейтенант фон Бок, сделает все в лучшем виде. А теперь прошу на катер, господа, дождь и в самом деле усиливается.
"Ангара" стояла на якоре неподалеку от Электрического Утеса. В пяти кабельтовых от "Ангары" стоял на якоре крейсер 2-го ранга "Сметливый". Его низкий, устремленный вперед силуэт, резко контрастировал с современными кораблями, имеющими высокие тонкие трубы и украшенный массивным шпироном нос. Как и во всем прочем - ничего общего.
На мой вопрос о шпироне, командир "Сметливого" загадочно усмехнулся, и ответил, - Александр Михайлович, случилось так, что в 1866 году при Лиссе, один итальянский дурак, позволил другому дураку, только австрийскому, таранить свои корабли, будто в античной греко-персидской битве при Саламине. И после этого полсотни лет все военно-морские державы мира исправно украшали носы своих кораблей шпиронами. И за эти пятьдесят лет ни разу таран не применялся в морских сражениях. Зато своих кораблей отправили во время столкновений немеряно. Даже минные аппараты на броненосце или крейсере - архитектурное излишество. Ни один корабль не подпустит равного себе по классу на дистанцию пуска мины Уайтхеда. Оставьте тараны историкам, а минные аппараты миноносцам, подводным лодкам и минным катерам. Но, все равно - красавцы!
Стоя на палубе, мы с ним наблюдали за тем, как в море, за скалой Лютин Рок маневрировали пять броненосцев Тихоокеанской эскадры, и броненосный крейсер "Баян". За ними стелился густой шлейф черного дыма. Время от времени гремели залпы орудий, и вокруг деревянных щитов вставали всплески практических снарядов. С началом войны эскадра наверстывала время, восстанавливая навыки, потерянные за время нахождения в вооруженном резерве.
- Не великовата дистанция для стрельбы, Евгений Иванович? - обратился я к стоящему рядом Наместнику, - Там ведь кабельтовых двадцать пять - это не по наставлению?
Наместник усмехнулся, - Так, сначала наши друзья требовали вести стрельбы на дистанции до сорока кабельтовых. Именно на такую дистанцию учились стрелять японцы. Так ведь, Алексей Викторович?
- Так, то оно так, - прищурился кап-два Гостев, - Только это не японский, а британский стандарт, и двенадцатидюймовые фугасные тонкостенные снаряды с удлинением в четыре с половиной калибра - это тоже их изобретение. Только начиняют они их не капризной шимозой, а спокойным тротилом. А в связи с напряженной международной обстановкой, Британия наш следующий вероятный противник.
- Четыре с половиной калибра... - мне показалось, что я ослышался, - так ведь они...
- Кувыркаться будут? - переспросил Гостев, - Да, Александр Михайлович, они и кувыркались, чуть нарезы медью с поясков забьются, угловая скорость на выходе из ствола падает, и такой снаряд превращается в городошную биту. Крутится в полете и летит наугад - на кого Бог пошлет. Между прочим, снаряды эти видны в полете невооруженным глазом. Тоже, наверное, еще то зрелище.
Дискуссию прервал вахтенный офицер "Ангары", лощеный мичман, бесшумно появившийся за спиной Наместника. Немного грассируя, он произнес, - Ваше Высокопревосходительство, лейтенант фон Бок просил передать, что в салоне все готово. Стол накрыт.
Легким кивком Наместник дал мичману понять, что он его услышал. Потом Алексеев повернулся в нашу сторону, - Прошу, господа, - отведаем, что Бог послал.
Сегодня вечером Наместнику Бог послал весьма разнообразную, хотя и постную пищу. Что поделаешь - Великий пост. Отец Иоанн прочел молитву, и мы приступили к трапезе. Между делом завязался легкий, и вроде ни к чему не обязывающей, но очень важный разговор. Я понимал, что здесь, в этом роскошно отделанном салоне представлены три силы, формально дружественные друг другу, но сейчас просчитывающие все варианты, и прощупывающие почву для возможного союза.
Во-первых, это мы, те, кого послал на Дальний Восток Государь. И представляли, как выразился капитан 2-го ранга Гостев, "Центр". Нашей целью было обращение всей этой ситуации к вящей славе России, расширению ее границ после поражения Японии. И, самое главное, предотвращение будущей катастрофы, которая ждет Империю. Никто из нас, фигурально говоря, не хочет ни в Ипатьевский подвал, ни в парижские таксисты. Не хотим мы и кровавой смуты для России, которую Бог вручил однажды нашему общему пращуру Михаилу Федоровичу Романову.
Во-вторых, это наш гостеприимный хозяин, адмирал Алексеев. Хоть он и является Наместником Е.И.В. на Дальнем Востоке, но на его деятельность и дальнейшие планы в значительной степени влияют чисто местные соображения. Кроме того, он обижен на Государя, за ту безобразовскую интригу, что была разыграна за его спиной и которая, в конечном итоге, и привела к войне. Имя Государя невольно оказалось заляпано грязью, которая сопровождала всю деятельность этих господ. Каюсь, и я оказался тоже причастен к тому, что устроили Безобразов, Абаза и стоявший за их спиной Витте. Но у меня хватило ума вовремя оставить их гнусную компанию.
Кроме того, возможность поражения и последующей за ним катастрофы также волнует Евгения Ивановича. Но значительной степени меньше, чем нас, поскольку у таких, как он наместников, существует иллюзия того, что, дескать, пока столица бунтует, они сумеют отсидеться в своей глуши.
В-третьих, здесь находится капитан 2-го ранга Гостев, представляющий контр-адмирала Ларионова. Это тоже сила, и еще какая! В считанные дни нанести поражение Японской империи на море и частично на суше, взять под контроль Корею, и приступить к экономическому удушению Японских островов. Сказать честно, мне такой человек, как адмирал Ларионов нравится все больше и больше. Приняв один раз решение, он дальше действует быстро и неудержимо, вкладывая в удар точно рассчитанную мощь. У него во всей этой истории есть одна основная и одна запасная цель. Первую нам ясно и недвусмысленно на Байкале высказали госпожа Антонова и капитан Тамбовцев. Это предотвращение Смуты, и превращение Российской империи в самую мощную в мире державу. Достичь этой цели можно только при безоговорочном сотрудничестве с властями Российской империи, как они говорят, выполняя уже обкатанную программу "от сохи к атомной бомбе". Только на четверть века раньше, когда весь остальной мир еще не готов к таким рывкам.
Если же мы, Романовы, на такое сотрудничество не пойдем, то, во-первых, мы будем, как и в ТОТ РАЗ прокляты в веках, а, во-вторых, Ларионов и его компания здесь, на Дальнем Востоке, образуют мощное технократическое государство, которое сможет в случае Смуты восстановить порядок в Империи. А то, что такая Смута будет, не сомневается уже никто из "посвященных". Слишком много горючего материала, слишком много инфантильных дураков, которым по недомыслию дали спички, и слишком много желающих устроить пожар, чтобы устранить конкурента.
Вот в этом запасном варианте им и пригодятся хорошие отношения с Наместником, ибо ресурсы только Кореи - это одно, а Корея с Дальним Востоком и Восточной Сибирью - это совсем другое. Вот и думай тут объединить и соблюсти... Хотя, что тут думать, думал я уже об этом. Надо выполнять их "План А", и повторять все, что делал господин Сталин, конечно адаптируя к нашим условиям. Придется заняться искоренением казнокрадов, мздоимцев, и жуликов всех мастей. Не стоит забывать о неистребимой породе интеллигентствующих болтунов, призывающих сделать в России все, "как у них". Для таких и солнце встает с Запада. Эти особи мне тоже противны, хотя к таковым и принадлежат два моих родных братца. Увы, в семье не без урода, забыли они заветы родного деда о том, чем должен отплатить России человек, принадлежащий к дому Романовых.
Первой томительную тишину за столом нарушила Ольга. Отодвинув тарелку, она искоса взглянула на капитана 2-го ранга Гостева, и спросила его, - Алексей Викторович, скажите, вы женаты?
- Нет, Ольга Александровна, - аккуратно промокнув губы салфеткой, ответил тот, - Было в молодости такое намерение, но как-то не срослось... увы, или к счастью - не знаю, но она ушла к другому.
Брови Ольги поднялись в изумлении. Было видно, что незнакомое в нашем времени словосочетание "не срослось" поставило ее в тупик. Потом в глазах у Ольги появилось понимание, и она кивнула, - А скажите, неужели вы так и не нашли другой?
- Ольга! - с осуждением воскликнул Михаил, - ты становишься бестактна. Неужели нельзя найти других тем для разговора за столом?
Ольга покраснела, а капитан 2-го ранга Гостев пожал плечами, - Ну, почему же, Михаил Александрович, можно и удовлетворить любопытство вашей сестры. Дело в том, что найти в наше время нормальную жену для такого человека, как я, было почти немыслимо. Не каждая могла выдержать жизнь с человеком, которого древние греки выделяли в особый вид. Помните, они делили всех на тех, кто жив, на тех, кто умер, и на тех, кто ушел в море...
Наступившая за этими словами пауза позволила Михаилу переменить тему, - Скажите, - обратился он к Гостеву, - вы действительно считаете, что именно сейчас англичане ввяжутся в войну на стороне уже побежденной Японии?
- Мы не думаем, что это будет война, со всеми ее атрибутами - наступлением, стрельбой и рукопашными. - ответил тот, - у британцев нет пока для этого возможности. Но вот всяческих провокаций с их стороны ждать следует, ибо ситуация для них сложилась просто невыносимая. Не в силах победить нас здесь - для англичан совершенно очевидно, что в случае прямого столкновения с нами их эскадра, базирующаяся в Вэйхайвэе неминуемо разделит судьбу флота адмирала Того. Поэтому они обратят свои взоры на Санкт-Петербург.
Мы в курсе тех шагов, которые предпринимает Государь, и они во многом отличаются от того, что происходило в нашей истории. Но мы боимся, что англичане поступят с ним так же, как и с вашим прапрадедом Павлом I в аналогичной ситуации. И, если не будут предприняты экстренные меры по охране Императора, боюсь, что может случиться непоправимое. В России уже орудует маленькая, но свирепая армия бомбистов-террористов, которые с фанатичным упорством готовы убивать высших лиц государства, включая и членов правящей фамилии.
И если Государь откажется от помощи и советов наших товарищей, тех, что уже выехали в Санкт-Петербург, то боюсь, ему не миновать судьбы императоров Павла I и Александра II. И тогда...
Михаил посмотрел прямо в глаза, и твердо сказал, - Алексей Викторович, после разговора с госпожой Антоновой и капитаном Тамбовцевым я твердо решил, что если так случится, и трон перейдет ко мне, то я не отрекусь, и да поможет мне Бог!
Гостев склонил голову, - Спасибо, Михаил Александрович, мы обязательно учтем ваши слова. Будем надеяться, что все обойдется и ваш брат с помощью наших товарищей сумеет избежать всех угроз. А британцы, подстрекающие террористов, должны запомнить, что мы не останемся в стороне. Мы сможем адекватно ответить им ударом на удар.
На глазах у Ольги появились слезы, - Бедный Ники, бедные девочки... Они ведь даже не подозревают о тех страшных опасностях, которые их подстерегают...
- К сожалению, Государь довольно легкомысленно относится ко всем нашим предупреждениям, - сказал Наместник. - По просьбе контр-адмирала Ларионова я несколько раз предупреждал его об угрозе, исходящей от террористов. Но его Величество каждый раз отвечал мне, - Принятие чрезвычайных мер безопасности стало бы признаком трусости, неуместной для Помазанника Божия.
Капитан 2-го ранга Гостев мрачно кивнул, - К сожалению, Император Всероссийский пока не проникся всей серьезностью происходящего. Мы можем лишь надеяться на то, что все обойдется. На все воля Божья...
- Пути Господни неисповедимы, - подал вдруг голос молчавший все это время отец Иоанн. Он перекрестил капитана 2-го ранга Гостева, - Я вижу ваше горячее желание помочь России, и благословляю на это и вас, и ваших товарищей, и вашего командира. И ныне, и присно, и во веки веков - Аминь! И помните, что судьба каждого из нас в руце Божьей, и ничего еще не решено. И не плачьте об ушедших в Царствие Небесное праведниках, но радуйтесь, ибо они в раю, а нам еще предстоят труды и муки. Смерть за Россию смывает все грехи, ибо в Евангелии от Иоанна говорится: "Больше сея любве никто же имать да кто душу свою положит за други своя". Мученику суждено блаженствовать в раю, а его убийцы попадут в ад. Аминь!
Расстались мы в несколько мрачном расположении духа. Из нашей застольной беседы стало очевидно, что дело легким не будет. Сопротивление неприятелей России, понявших, что жертва выскальзывает из их удушающих объятий, будет нарастать с каждым днем. И с нашей стороны потребуются столь же яростные усилия, чтобы выиграть эту битву. Надеюсь наших сил на это вполне хватит...
После вчерашнего ужина, завершившегося для нее некоторым афронтом, Ольга, немного погуляв по палубе в компании компаньонки, ушла к себе и долго плакала. Добрая Арина утешала ее, как могла, но все было бесполезно. Сегодня она впервые в жизни ощутила себя не Великой княжной, а просто женщиной, которой мужчины могут сказать не только "да", но и "нет". Капитан 2-го ранга Гостев искренне ей понравился. Алексей Викторович умен, импозантен, храбр, и за словом в карман не лез. Попытавшись с ним вполне невинно пофлиртовать, она вдруг напоролась на каменную стену отчуждения, облитую ледяной вежливостью. Судя по всему, он был один из тех командиров, которые женаты на своих кораблях.
Выплакавшись, она включила ноутбук, и села читать случайно обнаруженный в библиотеке дамский роман "Саня или двойная свадьба" писательницы Марины Львовой из будущего. Первоначально намереваясь потратить на это дело не более четверти часа, чисто для успокоения нервов, по ходу чтения Ольга увлеклась, и в один присест проглотила роман до конца. Это было окно в другой мир. Люди в нем были чужды нынешней России, почти, как марсиане Уэллса. Но, при этом они оставались русскими людьми, об этом говорили все их мысли и поступки во всем их многообразии. Однако, это были какие-то другие русские. Это было общество, уничтожившее сословные различия, общество, как ей показалось равных возможностей. Главный герой, Максим, почему-то показался Ольге похожим на капитана 2-го ранга Гостева. Ну да, Максим же отставной офицер, возможно отсюда и сходство.
Посидев и поразмышляв еще немного, Ольга разделась, и с головой нырнула под одеяло. Несмотря на сильную усталость глаза ее не закрывались и сон не шел. Потом, незаметно для себя, дочь Александра III провалилась в объятия Морфея. Сны Ольги Александровны были весьма далеки от снов Веры Павловны. Всю ночь она металась по постели, то обнимая несчастную подушку, то сжимая ногами скомканное одеяло. К утру перина выглядела так, будто на ней прошло учения эскадрона подшефных ей Ахтырских гусар, причем, в конном строю. Неизвестно что было тому виной, гормональная атака молодого организма, желающего выполнить, наконец, программу, заложенную в каждую женщину: влюбиться, зачать от любимого, и родить ему ребенка. А может виной всему был дамский роман с не самой скромной сценой в конце... А может одно сложилось с другим... Ольга не знала точно. Но проснулась она вся мокрая, в ночной рубашке задранной к подмышкам, и с сердцем бухающим у самого горла. Одернув рубашку, она как была бухнулась на колени - замаливать свой грех. И тут посреди жаркой молитвы, ей привиделся Папа - Император Александр III. Он положил свою огромную ладонь на голову непутевой дочери и сказал, - Замуж тебя надо доченька, за нормального человека, а не за это "облако в штанах". Муж тебе нужен такой, чтоб рука была тверда, глаз остер, а сердце верное. Ищи и сыщешь избранника божия, - обернувшись, Ольга увидела, что кроме нее в каюте никого нет и быть не может, поскольку дверь заперта на защелку. Но она явственно помнила такое знакомое ощущение тяжелой и ласковой отцовской руки на своей голове, слышала его родной голос. Чудо, или выверты женского сознания, находящегося в фазе перегрева? Наскоро умывшись из небольшого умывальника, Ольга колокольчиком позвала Арину - одеваться.
Долго ли коротко ли, но их Императорское высочество оделось, причем почти без посторонней помощи. Почти, это потому что белье и костюм знатной дамы того времени, априори подразумевали, что одевать и снимать их, хозяйка должна лишь с посторонней помощью. Управившись с платьем, девушки набросили на плечи дорожные пальто и поднялись на палубу подышать свежим воздухом.
Часовой у трапа отсалютовал ее Императорскому Высочеству, взяв винтовку на караул. Стояло раннее утро, воздух, казалось, остановился, ни дуновения ветерка. Огромное красное солнце только, только, поднялось над горизонтом. Над поверхностью моря, как табачный дым в курительной комнате, слоями колыхался туман. Все вокруг было покрыто мельчайшими капельками воды. Ольга не раз и не два ходила на морские прогулки на императорской яхте, сначала с отцом, а потом и с братом, поэтому вся картина была ей, как бы, не в новинку.
В новинку было иное, На палубе стоящего неподалеку "Сметливого" происходило некое действо, походившее на обычную полковую утреннюю гимнастику примерно так же, как пляски папуасов киваи, похожи на балет в Мариинском театре. Взгляд Ольги завораживали ритмичные движения, которые под гортанные выкрики производили раздетые до пояса мускулистые мужчины. Ольга торопливо достала из ридикюля маленький театральный бинокль, которым специально запаслась, готовясь в эту поездку. А то вдруг надо будет, что-то разглядеть, а подойти ближе не получится. Вот и сейчас, ближе подойти никак, только подплыть. Только вот зрелище дочери русского Императора, барахтающейся в ледяной воде, не самое лучшее решение для роста престижа династии.
Ольга подняла бинокль к глазам. На нее снова нахлынуло ночное наваждение. Черные, береты, да заправленные в высокие ботинки пятнистые штаны были их единственной одеждой. Покрытые потом мускулистые тренированные тела - Ольга зябла в пальто, а этим парням, отрабатывающим блоки и удары, было жарко, будто в июньский полдень. Ольгу завораживала рельефная мускулатура бойцов, будто вышедшая из под резца Микеланджело. Великая княжна кое-что понимала в мужских телах, конечно теоретически. Это не были ни пахари, ни грузчики, такой тип мускулатуры развивается после долгих занятий. Таковы были воины античности - щитоносцы и копейщики, таковы были викинги, посвящавшие воине и подготовке к ней всю жизнь. Занятиями руководил такой же мускулистый, как и бойцы, высокий офицер. Не спрашивайте, как Ольга это определила, она и сама не могла на это ответить. Только он один командовал, а другие ему подчинялись. Именно поэтому Ольга и решила, что это командир - скорее всего, поручик-подпоручик, судя по тому, что она видела перед собой взвод. Он был красив, какой-то дикой красотой, силен, интересен. Со вздохом Ольга опустила бинокль. Еще немного и ее безликое ночное наваждение начнет обретать видимые контуры.
За завтраком стул, который вчера занимал господин Гостев, оказался пустым. Не успела Ольга удивиться, как в салон вошел высокий офицер, затянутый в черный мундир незнакомого покроя. Три маленьких звездочки на погоне с одним просветом выдавали его чин - поручик, и принадлежность к русскому воинству. На черном фоне кителя четко выделялся знак ордена Святого Георгия 4-й степени. Сняв свой черный берет, поручик склонил перед присутствующими коротко подстриженную голову, - Ваши императорские высочества, ваше высокопревосходительство, прошу прощения за небольшое опоздание, задержался по делам службы.
Наместник Алексеев кивнул головой, давая понять, что молодой человек замечен и прощен, - Ваши императорские высочества, - Алексеев посмотрел на Сандро, Михаила и Ольгу, - позвольте представить вам героя дела при Эллиотах, поручика морской пехоты Никитина Сергея Александровича.
Сандро и Михаил по очереди пожали поручику руку. А вот когда он подошел к Ольге, та вздрогнула, и как то неловко подала руку для поцелуя.
- Их Императорское Высочество, сегодня утром наблюдала нашу разминку - Пояснил поручик коснувшись губами воздуха над ее рукой, - и нечаянно увидела наше "Лицо Обращенное к Врагам". Признаюсь, зрелище не для слабонервных. Но, надеюсь, я прощен?
- Да, - пробормотала Ольга и неожиданно для себя покраснела.
Дальнейший завтрак проходил для Ольги как во сне. Время от времени она поглядывала на сидящего напротив поручика, и заливалась краской. А ведь было от чего, Наместник Алексеев, воспользовался случаем и, поглядывая на смущающуюся Ольгу, своими словами, но довольно близко к тексту, начал излагать боевое донесение командира крейсера "Баян" Роберта Петровича Вирена о деле при Эллиотах. Поручик Никитин в этом изложении выходил полубогом, а его бойцы дружиной былинных героев, наполовину перебивших, наполовину пленивших вдесятеро превосходящий их японский гарнизон островов. Сам же поручик, при всех похвалах в свой адрес делал каменное лицо, и притворялся, что разговор вообще идет не о нем. Ольга, напротив, все больше и больше смущалась.
Выручил ее Михаил. Едва дождавшись конца изложения военных подвигов, он вдруг сказал, - Господа, я долго думал о своем положением среди вас. Я не дипломат, как Сандро, и не могу принести России пользы на этом поприще. Так же, в отличие от моей сестры, я мужчина и честь не позволяет мне находиться в стороне, когда идет война. Я не моряк, и не могу принести пользы на корабле... Возможно, мне однажды придется стать императором, но как я могу командовать если не умею подчиняться. Господин Никитин, прошу взять меня на обучение в вашу часть...
В салоне повисла тишина. Ошарашены были все: и Сандро и Наместник и, в первую очередь Ольга. С лица поручика морской пехоты соскользнула маска вежливой любезности, - Поздравляю вас, ваше Императорское Высочество, это шаг не мальчика, но мужа. Я, конечно, доложу адмиралу Ларионову, но не вижу, каких-либо причин, которые могли бы воспрепятствовать вашему желанию. Попрошу вас прибыть на "Сметливый" за час до полудня, там вас осмотрит корабельный врач, и сделает некоторые анализы.
- Я абсолютно здоров, господин поручик, - вспыхнул Михаил.
- Это стандартная процедура, - успокоил его Никитин, - без этого мы не сможем разработать для вас индивидуальный курс подготовительных тренировок. Уж поверьте, вылепить из вас настоящего морского пехотинца будет стоить немалого труда, и в первую очередь для вас самих. Легко не будет, это я вам обещаю. Не надейтесь на то, что вы и так всю жизнь в строю. Ваши навыки кавалериста вам почти не пригодятся. Но, зная ваше упорство, желание, думаю, что шанс у вас имеется. - поручик морской пехоты пожал руку наследнику Российского престола, - Думаю, что в старости я буду гордиться тем, что когда-то был вашим наставником. Честь имею!
- Честь имею, господин поручик, - ответил успокоившийся Михаил, - Думаю, что ни я, ни вы, не пожалеем об этом решении.
Остаток завтрака прошел почти в абсолютном молчании, даже Наместник стал вдруг молчалив и задумчив. Как грозовая туча на хрупкий мир накатывались грозные события, только вот никто не мог сказать - какие именно...
Вот так, с шутками и прибаутками, и доехали мы до Первопрестольной. Но в ней останавливаться не стали. Обогнув Москву по кольцу наш поезд вышел на ветку, ведущую к Питеру, после чего бодро помчался к цели нашего затянувшегося путешествия. Я стоял у окна и смотрел в ночную тьму. Почему-то вспомнилась поэма Некрасова, посвященная этой железной дороге. И слова:
- Славная осень! Морозные ночи,
- Ясные, тихие дни...
- Нет безобразья в природе! И кочи,
- И моховые болота, и пни -
- Всё хорошо под сиянием лунным,
- Всюду родимую Русь узнаю...
- Быстро лечу я по рельсам чугунным,
- Думаю думу свою...
Да, думы в голову лезут разные. Мы уже на финишной прямой. Еще немного, и мы в моем родном городе. Как там нас встретят? Не думаю, что плохо, но все равно, кошки скребут на душе.
Видимо мое настроение передалось и Нине Викторовне. Она тихо подошла ко мне сзади, и шепнула на ухо, - Васильич, не волнуйся, все будет хорошо! Ведь мы провалились на сто лет назад не для того, чтобы завалить свою миссию. Должна же быть во всем этом какая-то высшая справедливость!
Я покивал головой, соглашаясь со своей начальницей, и продолжал смотреть в окно. Поезд миновал Клин. Мелькнули тусклые станционные фонари, стоящий на перроне, закутанный в башлык жандарм, и снова за окнами темнота. Опять вспомнился Некрасов:
- Да не робей за отчизну любезную...
- Вынес достаточно русский народ,
- Вынес эту дорогу железную -
- Вынесет всё, что господь ни пошлет!
- Вынесет всё - и широкую, ясную
- Грудью дорогу проложит себе.
- Жаль только - жить в эту пору прекрасную
- Уж не придется - ни мне, ни тебе.
Отчего-то сжало сердце. Ох, и часто оно стало у меня шалить в последнее время. Вроде не старый еще, а вот...
Скоро Тверь. Здесь наш поезд постоит некоторое время в ожидании смены паровозов и проверки букс и колес. Бывал я и в советском Калинине, и в постсоветской Твери. Красивый город, и Волга в нем такая маленькая-маленькая, даже по ширине меньше нашей Невы.
Вот и бывший стольный город Великого княжества тверского. Однако уже полночь. Поезд дал гудок и стал притормаживать. Перрон был пуст. Похоже, что к прибытию нашего "литерного" здешние полицейские и жандармы удалили всех припозднившихся пассажиров, дабы избежать каких-либо роковых случайностей. Да и лишние глаза, которые заметят нашу чудо технику на платформах, тоже ник чему.
Поезд остановился. Наши караульные, уже привычно высыпали из своих теплушек, и окружили состав. Постукивая молоточками по колесам и буксам, вдоль вагонов пошли осмотрщики.
Неожиданно на перроне появилась странная процессия. Впереди шел высокий и плотный мужчина лет пятидесяти - шестидесяти. Одет он был в долгополую медвежью шубу и купеческую шапку из бобра. Сзади за ним шел жандармский унтер-офицер, неся в руке большой чемодан. Сквозь оцепление эта "сладкая парочка" прошла легко, словно горячий нож через масло. Они явно направлялись к нашему салон-вагону.
- Нина Викторовна, к нам кажется, гости, - негромко сказал я.
- Какие еще гости? - не поняла меня поначалу дремавшая в мягком кресле Антонова. - Но тут же у нее сработал выработанный годами службы рефлекс. Наша бравая начальница мгновенно "навела резкость", и рука ее быстро скользнула в сумочку. Раздался едва слышный щелчок. Нина Викторовна сняла с предохранителя свой ПМ. Я знал, что теперь в течение доли секунды она сумеет выхватить оружие, и открыть огонь на поражение. Я погладил свою, слегка оттопыривающуюся полу куртки. Мой ПМ висел на поясе в "облегченке". Достать его я сумею за пару секунд.
Словно из-под земли за нашими спинами выросла фигура старшего лейтенанта Бесоева. Он стоял, заложив руки за спину. И я был уверен на сто процентов, что в правой руке у него был готовый к бою "стечкин".
Тем временем в тамбуре раздалось топанье. Незваный гость по-хозяйски сбивал снег со своих сапог. Потом раздалось вежливое покашливание, и в салон вошел, уже освобожденный от шубы и шапки пожилой мужчина в партикулярном костюме. Но было видно, что ему привычней было носить военную форму. Несмотря на его простецкий внешний вид, чувствовалось, что этот человек - начальник, причем, большой.
- Господа, извините за столь поздний визит, - сказал незнакомец. - Но дела государственной важности заставили меня нарушить ваш покой.
Тем временем, я лихорадочно вспоминал. Лицо этого господина было мне смутно знакомо. - Вспомнил! - Ого, вот так птица к нам прилетела! - Считается с нами царь-батюшка, если прислал на ночь глядя такую важную особу...
- Ничего страшного, Евгений Никифорович, - сказал я господину в штатском, который обомлел, услышав мои слова, - служба - есть служба...
- Господа, - повернулся я лицом к своим спутникам, одновременно им помигивая, - разрешите вам представить, - я снова повернулся к нашему гостю, - Его Превосходительство генерал-майор Ширинкин Евгений Никифорович, начальник Дворцовой полиции.
- Да, господа, - произнес пришедший в себя генерал, - не ожидал, не ожидал... Скажите, у вам меня до сих пор помнят?
- Помнят, но не все, а только те, кому по должности положено, - лаконично ответил я на вопрос Ширинкина. - Ваше Превосходительство, позвольте представить главу нашего, так сказать, посольства - полковника Антонову Нину Викторовну, и поручика Бесоева Николая Арсеньевича. - Ну, а я, капитан Тамбовцев Александр Васильевич.
- Ну, вот и познакомились, - довольно потирая руки, сказал генерал Ширинкин, - давайте, выпьем за знакомство. - Он повернулся в сторону тамбура. - Эй, Павел, давай сюда быстро, накрывай на стол!
В салон вошел жандармский унтер. Он открыл чемодан, и с ловкостью опытного "халдея" стал выкладывать на стол разные вкусняшки, салфетки, столовые приборы и тарелки с рюмками. В довершении всего на стол была водружена литровая бутылка "Смирновской".
- Господа, прошу к столу, - сказал генерал. - И оставьте, наконец, в покое ваше оружие, - вы, мадам, и вы, молодой человек. Да и вы, господин капитан, снимите кобуру, она вам будет мешать за столом.
Оценив профессионализм Ширинкина, мы сели за стол, и налили по рюмке водки. По воспоминаниям современников я знал, что генерал был человеком хлебосольным, и любил застолья. Но мои спутники поглядывали настороженно на начальника Дворцовой полиции, и не спешили брать в руки рюмки.
Заметив это, Ширинкин усмехнулся, и, произнеся краткий тост: "За знакомство!", лихо опрокинул рюмку себе в рот.
- Школа генерала Черевина, - вспомнил я, - бывший начальник Ширинкина, генерал-адъютант Петр Александрович Черевин, начальник охраны императора Александра III, славился своей любовью к "зеленому змею".
- Господа, я совершил этот вояж совсем не из желания раньше всех познакомиться с вами, - неожиданно серьезно заговорил генерал Ширинкин. - Скажу прямо, по нашим агентурным данным, представители некоторых иностранных держав очень интересуются вами, а так же теми образцами боевой техники, которые вы везете с собой. Скажу больше, было предпринято несколько попыток совершить диверсии по пути вашего следования. Но коллеги из жандармского управления, сопровождавшие ваш путь, сумели предотвратить эти диверсии.