Слуга оборотней Дашков Андрей

Глава одиннадцатая

Поход на юг

Стая из восьми сотен конных воинов перевалила через хребет Согрис в его южной, наиболее узкой части. Позади был тяжелый трехнедельный путь вдоль безжизненных берегов Океана Забвения. Около пятидесяти оборотней навсегда остались там, погибнув в стычках с горцами. Уцелевшие не брали с собой раненых и пленных. Все они устали, но не утратили боевого духа.

Вытянувшись темной змеей, вползала стая в южную пустыню. Ее вел четырнадцатый барон Гха-Гул, известный в Белфуре под прозвищем Болотный Кот, а еще раньше получивший в шуремитском монастыре имя Олимус. Восемнадцати лет от роду, он был моложе большинства своих солдат, однако никто не оспаривал его главенства.

Впервые в истории Земмура предводитель стаи не был оборотнем. Но и миссия его была весьма необычной. Еще никогда стая не проникала так далеко на юг в неисследованные земли варваров. Олимус отправился в этот самоубийственный поход, не подозревая о том, что его ожидает. В таком же неведении пребывали остальные воины. Их учили служить и сражаться, а не задавать ненужные вопросы. Они с радостью шли на смерть, если при этом была возможность покрыть свой род неувядающей славой. Идеальные солдаты под предводительством настоящего маньяка…

Стервятник снова вел Олимуса к цели. Целью был заброшенный город Кзарн, окрестности которого никто не знал лучше его. Но и Люгер был не в состоянии избежать опасностей и ловушек, таившихся в глубине южной пустыни. Его преемнику предстояло испытать то, что когда-то испытал он сам, путешествуя вместе с аббатом Кравиусом.

Стаю и ее одержимого вожака не остановили ни нехватка воды, ни трудности передвижения по песчаным дюнам, ни нападения пустынных волков, ни гибель трех десятков воинов авангарда в зыбучих песках…

Олимус вел оборотней все дальше на юг, мимо развалин покинутых городов и селений, мимо остовов древних машин, мимо белых, как снег, скелетов, обглоданных шакалами и отшлифованных ветром. Его воины, рискуя своими жизнями, добывали жалкое количество воды в редких заболоченных низинах, над подземными источниками. В таких местах обитали гигантские жабообразные монстры. Эта вода обходилась слишком дорого – издыхающее чудовище уносило с собой в топкую могилу десятки отравленных стрел и вонзенные в глаза копья.

Беспощадное солнце сводило с ума. Найти тень в пылающий полдень становилось все труднее. Остались позади острова скал, развалины городов, оазисы и даже раскаленные солнечными лучами ржавые механизмы. Во все стороны протянулась равнина, изрезанная полукружиями сыпучих ловушек. В них солдаты иногда находили пустынных животных – волков, безухих собак и крупных грызунов, похожих на крыс. Вскоре оборотням пришлось есть этих тварей; запасы продовольствия таяли с каждым днем, и никто не знал, сколько еще продлится поход, прежде чем стая достигнет цели.

По ночам Олимус уходил подальше от места стоянки, разводил небольшой костер и долго сидел над тлеющими углями. Издали он напоминал демона, носящего в себе частицу ада. Никто не смел тревожить его в это время. Он не боялся нападения – призрак всегда находился рядом с ним и предупреждал об опасности или приближении земляных червей. Стервятник наставлял человека, и новоявленный барон жадно впитывал любые сведения о враждебном юге.

Но это не уберегло стаю от дневного кошмара. Несколько человек сошли с ума, что привело к кровавой резне. Олимусу пришлось лично наводить порядок, урезонивая озверевших оборотней с помощью своего меча. Ночью он устроил показательную казнь, оказавшуюся не такой уж бессмысленной…

Все были слишком измучены жарой и многосуточным походом, чтобы хоронить умерших. Стая уходила все дальше на юг, оставляя за собой брошенные обозные повозки, лошадиные трупы, мертвецов и экскременты.

В конце концов, наступил день, когда погасло солнце. Олимус знал, что это означает. Они приближались к Месту Пересечения…

Для оборотней же наступление тьмы стало спасением от жары и признаком того, что мир окончательно утратил свой обычный порядок. Возвращение теперь уже казалось невозможным, и отчаяние сделало их еще более злобными, еще более беспощадными.

Они остановились на мерцающей равнине, купаясь во внезапно наступившей благодатной прохладе, и смотрели на огромный седой Глаз Дьявола, всплывавший над горизонтом. Как и предсказывал призрак, ночное светило оказалось в несколько раз больше своего обычного видимого размера. Теперь Болотный Кот ожидал появления двойника Глаза. Чтобы укрепить свой авторитет в стае, он объявил об этом своим офицерам.

Когда двойник взошел в противоположной стороне небосвода и светила устремились навстречу друг другу, исчезли последние ориентиры. Больше не существовало направления на юг, смены дня и ночи, прямая перестала определять кратчайшее расстояние между двумя точками на земной поверхности, а течение времени замедлялось по мере приближения к Кзарну.

Олимус счел, что наступил момент пустить в ход свой главный козырь. Этим козырем было существо, перекупленное агентами Стаи у свободных охотников на юге Морморы и с большим трудом доставленное в Земмур. Оно было маленьким подарком Йэлти четырнадцатому барону Гха-Гулу. Его везли в клетке, внутри закрытой повозки обоза. За время похода оно получило среди солдат прозвище Песчаный Человек. Те, кто его кормил, всегда видели существо в почти полной темноте.

Когда клетку открыли и Песчаный Человек вылез из нее, позвякивая сочленениями металлического ошейника, Олимус скривился от отвращения. Даже при свете двух лун зрелище было не для слабонервных. Человеческого в обитателе пустыни осталось ровно столько, чтобы сходство казалось жуткой шуткой сбесившейся природы. Он был абсолютно голым и розовым, как свиной живот. Когда существо стояло чуть согнувшись, его руки доставали до земли. Пальцы оканчивались присосками размером с крупную монету. Лысая голова была узкой, и череп сильно выступал сзади, словно костяной флюгер. Губы на его лице отсутствовали, и оба ряда зубов были обнажены – возникало впечатление, что тело увенчано оскалившимся черепом. Безбровые глаза представляли собой две почти нераскрывшиеся щели, сквозь которые не проникал песок даже при сильном ветре. На голове и груди Песчаного Человека были видны свежие шрамы – так поработали над ним колдуны Земмура, превращая дикаря в послушное существо. Насколько им это удалось, предстояло судить барону Гха-Гулу.

Песчаный Человек должен был провести стаю трудным, почти непреодолимым для человека путем от Места Пересечения до Кзарна. Провести «вдоль течений, исходящих из этого неописуемого места и ощутимых только обитателями пустыни». Так говорил Стервятник, и Олимус в глубине души считал его слова бредом. Он не доверял проводнику-дикарю, но убедился в том, что у него нет выбора.

…Двое всадников удерживали Песчаного Человека на двух цепях, прикрепленных к ошейнику. Существо металось, издавая высокие тоскливые звуки, пока его не успокоили ударами плетей. После этого Олимус начертил на песке знаки, смысла которых сам не знал, – его научили этому в Дарм-Пассарге.

Знаки возымели странное, почти гипнотизирующее действие. Песчаный Человек долго и внимательно изучал их. Когда барону показалось, что дальнейшее ожидание бессмысленно, урод сорвался с места и побежал, натягивая цепи.

Никому из людей еще не приходилось видеть такого уродливого аллюра. Пустынное существо передвигалось, как животное, опираясь на все четыре конечности и оставляя за собой бесформенные следы. Оно выписывало плавные кривые, но, оглядываясь на тянувшийся позади отряд, Олимус неизменно видел идеально прямую линию.

Проводник вел стаю в течение нескольких часов с приличной скоростью, не требуя ни пищи, ни воды. Его голое тело даже не покрылось потом. Он дышал ровно, как хороший скакун. Ветер, несущий песок, не причинял ему никаких неудобств.

Темные скалы на горизонте постепенно увеличивались в размерах, пока не превратились в две отвесные стены сужающегося коридора, в который, как в воронку, погружалась стая. Стены были настолько высокими, что вскоре закрыли большую часть неба и обе луны. Мосты, переброшенные через ущелье на невообразимой высоте, отбрасывали на землю решетчатые тени…

В конце концов, путь по дну ущелья привел оборотней на равнину, над которой уже не было неба и светил. Твердый купол темноты накрыл затхлое пространство с невидимыми границами. Олимус почувствовал разлитый в воздухе запах. Это был забытый запах из детства. Ни с чем не сравнимый аромат травохранилища. Было что-то невыразимо зловещее в этом ненавязчивом отзвуке прошлого.

Потом впереди забрезжил лиловый свет. Призрак предупредил Олимуса, что надо опасаться этого места и злых шуток, которые могло сыграть с человеком собственное воображение. Когда Люгер вспоминал об этом, Олимус слышал незнакомый ему голос аббата Кравиуса: «Отсюда начинается дорога на юг. Для тех, кто не хочет блуждать по кругу. Здесь каждый находит то, с чем не хотел бы встречаться».

Самому барону было достаточно увидеть силуэт, темнеющий на горизонте, чтобы узнать очертания шуремитского монастыря, где десять лет назад он совершил свое первое убийство.

Туда он действительно не хотел возвращаться, но неудержимая сила «течения» влекла Песчаного Человека к месту, откуда начинались все другие пути.

Стая разбила лагерь у подножия хребта, неподалеку от монастырских стен. В отличие от настоящего предгорья здесь стояло полное безветрие. Поскольку смена дня и ночи была чисто условной и время кое-как измерялось песочными часами, барон Гха-Гул решил сразу же отправиться в монастырь. Он пошел к воротам один, положившись на свое чутье и свой меч. Он чувствовал спиной сотни настороженных взглядов, которыми его провожали оборотни.

Разлитое повсюду лиловое сияние почти не оставляло теней. Олимус нашел ворота незапертыми. Петли пронзительно заскрипели, когда он толкнул одну из створок. Монастырский двор был в точности таким, каким он его запомнил. Застывший в неподвижности сад казался вылепленным из воска. Аккуратное здание церкви возвышалось над домом аббата и домом для гостей. Службы, прилепившиеся к южной стене, сливались в серый неразличимый ряд. Не хватало только одной детали – человеческого присутствия. Монастырь представал не просто вымершим. Здесь не осталось даже следов пребывания монахов.

Олимус прошел по главной аллее и, повинуясь невнятному импульсу, повернул в сторону травохранилища. Ему все меньше нравились декорации к еще не начавшемуся спектаклю. Но изменить что-либо было не в его силах. Он до сих пор не знал, что именно должно произойти, чтобы открылась дорога в Кзарн.

Возле двери травохранилища он услышал какой-то шорох, доносившийся изнутри. Шорох, шум движения, но не звуки дыхания. Он открыл дверь и вошел в полутемное помещение, наполненное запахами зелий и трав. Кроме того, тут было изобилие склянок, ванн, горшков и ступ. Над низким деревянным столом склонилась массивная фигура в монашеской рясе.

Капюшон был поднят, но Олимус уже догадывался, кто это. Он разглядел толстые окровавленные пальцы, перебиравшие пучки каких-то растений. Человек обернулся, и барон Гха-Гул увидел его лицо.

К чести своей, Олимус даже не вздрогнул, потому что был готов к худшему. Он только нервно усмехнулся.

Травник Ворос улыбнулся ему в ответ. Олимус ощупывал его взглядом. Он изучал рану в животе, окруженную пятном запекшейся крови, и рану на шее – черную, с рваными краями, но уже бескровную. На своем коротком веку он повидал немало мертвецов и точно знал, что такие повреждения смертельны.

Глава двенадцатая

Обезглавленная любовница

– Вернулся, сопляк? – спросил Ворос, не переставая перебирать руками травы. Когда он говорил, воздух со свистом вырывался сквозь дыру в горле. Края раны подрагивали и шевелились, словно у травника было два рта. – Вернулся, чтобы опять помешать мне…

Эта непонятная фраза заставила Олимуса насторожиться. Он сделал несколько шагов, стараясь держаться подальше от травника, и заглянул в глубокую нишу в дальнем конце хранилища, где когда-то стояла лежанка. Она и теперь была там, и на ней лежала Регина в легком летнем платье.

Дочь Левиура ласково улыбнулась, увидев барона, и протянула к нему руки. В правой руке она держала костяной гребень, которым расчесывала свои роскошные волосы. И тут Олимус увидел, что ее голова отделена от туловища. То, что он принял вначале за темную нить какого-то украшения, было тонкой аккуратной линией разреза.

– Люби меня, милый, – произнесла голова, после чего тело Регины медленно поднялось с лежанки и, мягко ступая, направилось к нему. Голова следила за туловищем ясным взглядом, удобно расположившись в углублении подушки…

В правой руке, появившейся из-за спины безголового тела, обнаружился миниатюрный арбалет, которым Олимус залюбовался бы в другое время как чудесным образцом оружейного искусства. Но сейчас ему было не до этого. Серебристый блеск стрелы, направленной прямо в лоб, почему-то отвлекал от праздных мыслей.

Он не был трусом, однако его замешательство оказалось настолько сильным, что ему захотелось убежать подальше от этого места. Он уже собирался сделать это, когда обнаружил, что дорогу к двери преградил травник Ворос, державший в руках засохший ветвящийся стебель какого-то растения. На глазах у Олимуса стебель вытягивался и утолщался, превращаясь в трезубец угрожающей длины с остро заточенными зубьями.

Ворос был намного выше и массивнее барона Гха-Гула. Трезубец в его руках являлся грозным оружием. Когда травник держал его перед собой, он оказывался вне досягаемости для меча. Олимус почувствовал себя совершенно беззащитным, как голый человек в медвежьей яме.

В этот момент он забыл о призраке, но призрак помнил о нем. Мерцающий силуэт Стервятника появился над левым плечом Вороса и завертелся вокруг него искрящимся вихрем. Через мгновение его размытая субстанция заполнила пространство вокруг Олимуса и оказалась у него внутри.

Он вдыхал и выдыхал Люгера вместе с воздухом; тот растворился в его крови и лимфе, пронизывал каждую частицу его тела, как эфирный ветер. Такими же зыбкими стали его мозги. У него не осталось ни одной связной мысли, только обрывки видений и чужой навязчивый шепот, минующий уши.

Искривленные зубья трезубца были уже совсем близко от его лица, когда Стервятнику удалось остановить время. Он выбрал момент, чтобы передать четырнадцатому барону клана запретное имя. Магическая вибрация пронзила Олимуса, и он впервые увидел свой будущий ад.

Голоса стонали во тьме в вечных муках… В красной дымящейся пелене обезглавленное женское тело в легком платье и с арбалетом в руках выглядело еще более нелепо, чем в полумраке мужского монастыря. Застывшая туша травника казалась окаменевшим охотником из кошмара.

Потом он увидел фигуры, выступавшие из пелены и взиравшие на него со злобой и отвращением, – тех же оборотней, которых он встретил за синей вуалью. Они окружили Олимуса и его обездвиженных врагов. Внезапно барон почувствовал, что его рука, державшая меч, пуста. Размытый призрак клинка блуждал в кольце рыцарей, как передаваемый по наследству драгоценный талисман.

Внезапно меч сгустился и вновь обрел материальность в руках одного из самых молодых оборотней. Тот тщательно выбирал место и направление удара. После чего вогнал меч под сердце Вороса.

Пребывающий в одном-единственном моменте остановившегося времени травник даже не шелохнулся. Извлеченный из его тела клинок оказался чистым, как будто пронзил воду. То же самое оборотень проделал с безголовой статуей девушки. Обыденно и спокойно, словно упражнялся с чучелом.

Затем меч вернулся в руку последнего живого барона. Оборотни тонули в красном тумане, возвращаясь к вечной пытке. Среди них была и высокая худая фигура Стервятника. Олимус узнал его по волосам, которые теребил нездешний ветер.

Багровый мир исчез так же внезапно, как и появился. В следующее мгновение предводитель стаи снова оказался в травохранилище. Он не успел моргнуть, как трезубец пригвоздил его к деревянной стене.

Сильный удар перекладиной по кадыку вызвал у него приступ удушливого кашля. Откашлявшись, он обнаружил, что его шея охвачена двумя зубьями, вонзившимися в стену, и только это не дало ему упасть.

Над древком трезубца, казавшегося Олимусу древесным стволом, маячило улыбающееся лицо Вороса – не живого, но и невредимого. Магия клана Гха-Гулов оказалась бессильной и бесполезной. Дыра под сердцем не сделала травника более мертвым, чем он был до того.

То же самое можно было сказать о теле Регины. Оно передвигалось изящными шажками и остановилось бок о бок с Воросом. Арбалет все еще был направлен на Олимуса. Голова, лежавшая в отдалении, залилась нежным девичьим смехом.

– Почему ты хочешь убежать? – спросил знакомый голос. – Тебе придется любить меня, дорогой… Разве я тебе не нравлюсь? Ведь это ты сделал меня такой…

Лоб барона Гха-Гула покрылся испариной. Он понял одну вещь, которую мог бы понять и раньше: нельзя убить то, что уже мертво. С другой стороны, у него появилась надежда. Травник не прикончил его сразу. Происходящее в Месте Пересечения должно было иметь тайный смысл. Очередное испытание? Мистическая игра? Искусство преодолевать искушения?..

Олимус был человеком действия, а не размышления. Он не искал ответы внутри себя. Поэтому он терпеливо ждал, чего захотят от него воплощения тех, кого он убил.

– Убери меч, – приказал Ворос, и Олимус послушно спрятал в ножны бесполезное оружие. – Теперь иди за ней.

Женская фигура проплыла мимо него и исчезла за дверью. Травник вытащил из стены трезубец, и барон перестал чувствовать себя мухой, наколотой на булавку. Он вышел на монастырский двор и увидел светлое платье, уже мелькавшее между деревьями застывшего сада. Пришлось идти быстро, чтобы не потерять его из виду. Оглянувшись, Олимус увидел, что травник шагает за ним и бережно несет в руках голову Регины.

Они подошли к восточной стене. В том мире, который Олимус помнил и который считал реальным, эта стена была частью хребта, надстроенной до необходимой высоты. За нею начинался крутой подъем к заснеженным вершинам. Теперь в той стороне не было гор, а только пустое темное пространство, необъяснимым образом притягивавшее барона Гха-Гула.

В стене, которой полагалось быть глухой, имелись ворота, затянутые жидким зеркалом. Олимус посчитал его жидким из-за пробегавшей по зеркалу ряби, искажавшей отражения. Он увидел в зеркале себя, безголовую женскую фигуру и приближавшегося травника.

Возле зеркала Регина обернулась и положила руки ему на плечи. Арбалет куда-то исчез. Нежные пальцы коснулись его кожи… Он долго не мог оторвать взгляда от черно-фиолетового среза шеи и изуродованных внутренностей. Ничего более безумного, чем ласки безголовой женщины, он не мог себе представить. Тем не менее, ему пришлось испытать их.

Похоже, Ворос добровольно взял на себя роль слуги или безмолвной подставки для головы.

– Люби меня, – прошептала голова. – И я открою тебе дорогу в Кзарн.

Одного этого обещания было достаточно, чтобы Олимус изменил свое отношение к происходящему. Обычный человек вряд ли выдержал бы это. Но барон не был обычным человеком. Извращенное зло стало его стихией. Даже размытую грань между реальностью и галлюцинацией он переступил без труда.

Он хладнокровно обнял женское тело, потом протянул одну руку и коснулся поверхности зеркала. Ладонь ощутила холод и твердость стали.

Руки Регины уже раздевали его и потянули вниз. Голова, находясь в руках у монаха-травника, шептала какие-то сладострастные глупости. Олимус поразился самому себе, когда вдруг почувствовал возбуждение.

В этот момент он понял, что в нем есть нечто нечеловеческое. Но это «нечто» не было и звериным. Он был превращен в машину убийства и насилия, обросшую хищной плотью, и управляемую из недоступной области мозга…

Конечно, ему не хватало женских губ и волос. С закрытыми глазами он инстинктивно тянулся к ним, но потом вспоминал, что они находятся в десятке шагов от него. В остальном же тело Регины вполне соответствовало его воспоминаниям. Оно было таким же податливым и жадным до ласк.

Он грубо разорвал платье и впился зубами в ее кожу, имевшую знакомый запах. Голова вскрикивала в руках травника, когда он причинял телу боль. Женские ноги обвили его, заключив в тесный капкан страсти. Руки терзали спину. Ногти ритмично вонзались в нее, словно шпоры в бока скакуна…

Жуткая любовница заставила Олимуса забыть обо всем. Естественная человеческая брезгливость и страх дремали за толстыми непроницаемыми стенами похоти, имевшей неиссякаемый источник… В огромном зеркале он увидел себя – длинноволосое чудовище, занимающееся любовью с безголовым трупом. Олимус ощущал присутствие Люгера, но тот оставался невидимым, словно птица, парящая за облаками. Барон был доволен собой и надеялся, что отец тоже им доволен…

Наконец голова закричала от боли и наслаждения одновременно. Она кричала так долго и так страшно, что у травника Вороса задрожали руки. Тело же, вцепившееся в Олимуса, словно паук, сразу стало отвратительным и чужим. В перерезанном горле начало пульсировать что-то. Барон с трудом оторвал от себя ослабевшие девичьи руки и откатился в сторону, схватив одежду и меч.

Длинная извилистая трещина расколола поверхность зеркала, а заодно и землю под телом Регины. За открывающимися воротами появилась гладкая, как стол, равнина, слегка подсвеченная далеким зеленым сиянием. Волшебный и манящий пейзаж…

Женское тело некоторое время цеплялось руками за край расширяющейся пропасти. Голова рыдала в руках Вороса и звала на помощь Олимуса. У того все плыло перед глазами, как в кошмарном сне…

Наконец пальцы девушки разжались, и тело рухнуло вниз. Голова завизжала так истошно, что Ворос сорвался с места и побежал к пропасти. Барон с ужасом смотрел на его безумные выпученные глаза. Он успел встретиться взглядом и с головой Регины. В ее глазах были мольба и мука.

– Ищи меня! – прокричала голова напоследок, прежде чем Ворос прыгнул в пропасть со своей страшной ношей.

Женский голос стих, и Олимус неторопливо оделся в наступившей тишине. Снова ощутив уверенность в себе, он обвел взглядом волшебную равнину. По ту сторону ворот застыли маленькие фигурки всадников. Не было никакого сомнения в том, что они поджидают кого-то.

От Стервятника он знал достаточно о варварах и Неприкасаемых, чтобы понять: все только начинается и настоящая война еще впереди.

Четырнадцатый барон Гха-Гул улыбнулся.

Позади было время абсурдных чудес. За стеной фальшивого монастыря стояла лагерем его стая. Он надеялся, что теперь даст работу оборотням, которых привел с собой. Все они любили свое простое и кровавое ремесло.

Он был уверен, что не разочарует их.

Глава тринадцатая

Истребитель варваров

Стая вливалась на зеленую равнину через узкое горлышко зеркальных ворот. Оборотни, изголодавшиеся по войне, торопились увидеть врага, которого пришлось искать так долго. Олимус, скакавший в первых рядах, насчитал всего около трех десятков конных варваров – разведчиков или передовой отряд. Он счел их небольшой помехой на пути в Кзарн и приказал спрятать в обозе своего драгоценного проводника. Барон не хотел рисковать Песчаным Человеком, подобравшись так близко к цели.

Как выяснилось, он поступил очень мудро. Оружие варваров, о котором его предупреждал Люгер, производило гораздо более сильное впечатление, чем жалкая кучка владевших им людей.

Вначале никто из оборотней даже не понял, что означают резкие хлопки, тонувшие в тяжелом грохоте сотен лошадиных копыт. Когда несколько воинов без всякой видимой причины были выброшены из седел и тут же растоптаны надвигающейся конницей, это заметили только те, кто скакал с ними рядом.

Олимус убедился в том, что призрак и на этот раз не обманул его. Он получил представление об оружии, действовавшем на громадном расстоянии, – стальных предметах, выбрасывавших невидимые для глаза куски металла. Оно означало новую эпоху войн и, возможно, немыслимую ранее власть. Но ведь ради этого он и искал Кзарн…

Барон Гха-Гул не жалел своего коня, увлекая за собой стаю и устремляясь навстречу варварам. Поднятый меч засверкал над его головой, и боевой клич, подхваченный сотней глоток, прорезал застоявшийся воздух… Во время бешеной скачки он молился только об одном – чтобы слепой случай не остановил его слишком рано. Рядом с ним и позади него со стонами падали оборотни, летели через голову кони, дико кричали, распаляя себя и солдат, офицеры стаи…

Расстояние между отстреливающимися варварами и отрядом барона стремительно сокращалось. Несмотря на потери, оборотни неумолимо накатывались на малочисленного противника. Олимус уже видел жалкое тряпье, едва прикрывавшее серокожие тела, их уродливые лысые головы и мерзкие рожи, а также блестящие и поражающие своим совершенством предметы, которыми они были увешаны, – вожделенное оружие из Кзарна…

Наконец варварам стало ясно, что даже их оружие не сможет остановить конную лавину. Впервые такое количество воинов явилось из Места Пересечения. Это было полной неожиданностью для Неприкасаемого их клана, а тем более – для них.

Они развернули лошадей и попытались уйти от преследования. Но стая оборотней настигла их и поглотила, как набегающая волна поглощает раковины на прибрежном песке. Раздалось еще несколько выстрелов, прежде чем мечи и кинжалы чужеземцев разорвали варваров на части.

Меч Гха-Гулов тоже впервые обагрился варварской кровью. Олимус зарубил им человека, успевшего дважды выстрелить в него на скаку, но так и не попавшего во вражеского вожака…

Медленно, словно нехотя, переходили на рысь разгоряченные кони. Еще долго летела стая, и груженые повозки обоза успели проутюжить кровавое месиво растоптанных тел… Раненых не осталось – кроме тех, что удержались в седлах. Однако теперь к конным воинам добавились волки. Превращенные оборотни сопровождали своих собратьев, готовые сражаться тем оружием, которое у них осталось, – когтями и клыками…

Барон остановил своего коня, когда зеркальные ворота уже исчезли за линией горизонта вместе со стенами монастыря. Быстро перестроившись, стая двинулась дальше, снова выпустив вперед Песчаного Человека.

Тот повел оборотней дальше, в том направлении, где зеленое свечение было чуть более ярким и таким нежным, что это могло бы взволновать чувствительную душу. Но где обитала душа Олимуса? В красных зрачках Йэлти или в сгоревшем доме Стервятника? А может быть, она поселилась в Черном Лебеде или выбрала своим гнездом отрубленную голову Регины?..

Гха-Гул был пуст и неуязвим, как сверхпрочные доспехи. Ни о чем не сожалея, он вел стаю к оправданию своей темной славы.

Спустя несколько часов снова взошла луна привычных размеров, двигавшаяся по небу в привычном направлении. Возобновилась смена дня и ночи. По мере приближения к Кзарну равнина становилась все более холмистой и изрезанной глубокими оврагами, но проводник безошибочно находил дорогу между их извилистых русел. Небо на юге было затянуто неподвижной пеленой туч; когда наступило утро, стая уже не увидела здешнего солнца.

Зеленое сияние сосредоточилось над большим неправильным пятном на краю свинцового безжизненного моря. Пятно увеличивалось в размерах, превращаясь в силуэт огромного города, во много раз большего, чем любой город севера. Его архитектура показалась Олимусу еще более необычной и чуждой, чем архитектура Дарм-Пассарга. Столица Земмура была все-таки городом близкой эпохи, а Кзарн – памятником невообразимой древности, легендой из мира до Катастрофы.

Но для того чтобы достичь его, оборотням еще нужно было преодолеть сопротивление варваров. Первым на их пути оказался клан Пыли, к которому принадлежали и уничтоженные тридцать воинов. Клан владел самыми восточными территориями в окрестностях Кзарна и двумя проходами в город.

Неприкасаемый этого клана получил известие о приближении стаи задолго до того, как увидел ее своими глазами. Даже с учетом женщин и подростков он мог выставить против незнакомого врага не более полутора сотен человек. Однако оружие из Кзарна давало некоторую надежду…

Если бы идея объединения кланов не была глубоко противна Неприкасаемым, им не составило бы труда отразить нападение стаи – общее количество варваров с воинами самого могущественного клана Песка составляло около тысячи. Но любой из них не мог даже представить себя примирившимся с многовековой враждой и сражающимся рядом с кровными врагами против пришельцев с недосягаемого севера. Ненависть, гораздо более сильная, чем страх смерти, и суеверное преклонение перед ясновидением Неприкасаемых делали варваров легкой добычей стаи.

…Неприкасаемый Пыли собирал свои патрули и разведчиков, сосредоточив всех воинов вблизи ближайшего к городу селения. Другое селение опустело в считанные минуты. Обитатели покидали его верхом на лошадях или пешком. Они несли с собой только детей и оружие.

Ветхие хижины, выстроенные из обломков машин и листов ржавого металла, добытых в Кзарне, не выглядели надежным прикрытием, но это было лучше, чем ничего. В крайнем случае, Неприкасаемый рассчитывал отступить на окраины города, где, как он надеялся, враги утратят преимущество в численности и скорости передвижения. Он чувствовал их приближение, интуитивно знал об их архаичном оружии и лавинообразных атаках. На огромном расстоянии он ощущал их общую ауру как темное дурманящее облако, застилавшее мозг…

Хуже всего было то, что Неприкасаемый не понимал мотивы полного уничтожения, которым они угрожали его селению. Его жизнь была слишком сильно связана с Кзарном, чтобы он мог представить себе существование вне этого места и иные цели, кроме вечного стремления удержаться здесь, вблизи древнего животворящего источника.

Однако первая схватка с варварами кое-чему научила и барона Гха-Гула. Приблизившись к селению, он решил рассредоточить стаю и напасть сразу с нескольких сторон, отрезав противнику пути отступления к плотам на берегу и городской окраине, начинавшейся к западу от залива. Все его люди уже видели варварское оружие в действии и теперь стали гораздо осторожнее. Они избегали передвигаться сплошной массой, и стая распалась на небольшие отряды, которые устремились в долины между холмами, окружая селение.

Неприкасаемый Пыли понял, что все его воины уже не успеют отступить. Он отдал приказ уводить в Кзарн самое дорогое – здоровых детей и женщин, способных к деторождению. Калеки и бесплодные остались вместе с мужчинами…

Кольцо окружения сомкнулось вскоре после того, как небольшая группа беглецов затерялась на окраине города. За нею устремились оборотни из числа самых молодых и нетерпеливых. Склонность к авантюрам погубила их – больше этих солдат никто никогда не видел.

Поначалу Олимус думал измотать варваров длительной осадой и попросту уморить их голодом, но затем решил не терять времени. Тем более что приходилось опасаться нападения со стороны других кланов. К исходу дня оборотни пошли на приступ.

В темноте они получили некоторое преимущество. Самым трудным было преодолеть расстояние, на котором варвары расстреливали их, ничем не рискуя. Переход в ближний бой уже уравнивал шансы, хотя местные жители блестяще владели и холодным оружием. Оно было весьма экзотическим, но оборотней уже ничто не могло остановить.

По сигналу Гха-Гула стая напала одновременно с разных сторон и, понеся большие потери, ворвалась в селение. Варвары отстреливались из хижин и наспех сооруженных укреплений. Трудно было что-либо понять в наступившем аду. Во тьме гремели выстрелы и выплевывало искры варварское оружие; оборотни скользили, как тени; выли и визжали волки, терзая врагов клыками; звенели клинки, обагренные кровью, и с хрустом погружались в плоть; метались ошалевшие ужаса лошади; мертвецы и раненые валились в костры; повсюду разносился запах горелого мяса и паленой шерсти… Вспыхнуло несколько деревянных хижин. При этом изменчивом свете солдаты стаи охотились за своей добычей. Несмотря на то, что каждый варвар застрелил не менее двух оборотней, сказалось подавляющее превосходство нападавших в численности. Озверевшие чужеземцы не щадили ни детей, ни сопротивляющихся женщин. Резня казалась бесконечной, но на самом деле схватка длилась не более часа. Когда лихорадочное возбуждение начало спадать, в селении остались в живых не более десятка его обитателей. Среди них Неприкасаемый Пыли, о сохранности которого лично позаботился Олимус, двое детей – трехрукий урод и хвостатый мальчик, а также женщины, отданные солдатам для развлечения.

Барон медленно объезжал место побоища. Кое-где трупов было так много, что они полностью покрывали землю. Бедность и убожество дикарских жилищ оскорбляли его лучшие чувства. Люди, владевшие таким оружием, заслуживали большего. Ну что ж, пусть теперь с того света благодарят своего вождя-гермафродита. К этому двуполому существу Олимус испытывал отвращение, к которому примешивался страх, – все-таки Неприкасаемый обладал недоступными обыкновенному человеку возможностями…

Гха-Гул остановился и поднял оружие, лежавшее рядом с убитым варваром. Обхватил металлическую рукоять с насечкой так, как ее обхватывали коченеющие пальцы мертвеца. Положил указательный палец на изогнутый рычаг и вытянул руку в направлении хижины, сложенной из ржавых железных листов. Потом плавно нажал на рычаг.

Прогремел выстрел, и почти одновременно с ним зазвенел железный лист, в котором появилось маленькое круглое отверстие. Из оружия вылетел маленький тусклый цилиндр и звякнул о камень. Рука барона дернулась и сложилась в локте. Этот удар был неприятен, но терпим. Он понял, как надо удерживать руку. Выстрелил еще дважды…

Его выстрелы были не единственными. Оборотни, находившие вражеское оружие, занимались тем же в разных местах разоренного селения. «Как бы эти идиоты не перестреляли друг друга», – презрительно подумал Гха-Гул и в третий раз нажал на спуск.

Вместо выстрела раздался сухой короткий щелчок. То, что количество снарядов было ограничено, немного разочаровало его. Но, с другой стороны, кто, как не он, должен был знать, что в этом мире нет ничего вечного?..

Выбросив бесполезную игрушку, Олимус нашел себе другую. Однако все это были жалкие крохи от богатейших запасов. О том, насколько они велики, можно было судить хотя бы по тому, что варвары, грабившие Кзарн в течение многих столетий, до сих пор не исчерпали их.

Богатство лежало совсем рядом, в лабиринте древнего города. Барон собирался отыскать его, даже если для этого придется пожертвовать всеми уцелевшими оборотнями. «Их вполне утешит посмертная слава», – цинично решил Олимус.

Вскоре ему доложили о потерях. В стае осталось около четырехсот пятидесяти воинов и сотня волков. Он приказал прикончить тяжелораненых. Четыреста пятьдесят опытных солдат – не так уж мало для похода в Кзарн, чем бы такой поход ни грозил…

Наступила безлунная и беззвездная ночь. Зеленое сияние города заменяло свет луны и догорающих костров… Олимус разрешил своим людям отдыхать после того, как были выставлены сторожевые посты.

Сам он не ощущал усталости. Только пьянящую легкость, как будто зеленые лучи возвращали ему силы.

Глава четырнадцатая

Оружие древних

Никто до утра не потревожил оборотней. Неприкасаемые других кланов, узнавшие о побоище в селении Пыли еще до полуночи, так и не выступили против чужеземцев. Каждый из них слишком дорожил своей территорией на окраинах Кзарна и проходами в заброшенный город. Уничтожение селения было на руку ближайшим соседям. Соображения Неприкасаемых были предельно просты: вполне возможно, что северные дикари скоро уйдут и тогда территория клана Пыли неизбежно станет ареной новых междоусобных войн.

Таким образом, барон Гха-Гул мог быть спокоен и без помех довести свою миссию до конца. Как только рассвело, первые разведчики потянулись к городу, а сам Олимус занялся допросом Неприкасаемого Пыли. Он потратил на это несколько часов. Его особенно забавлял архаичный, но вполне понятный язык, на котором говорил варвар, а также мистический туман, который напускал Неприкасаемый, едва речь заходила о Кзарне.

Потом у барона все же иссякло терпение, и он применил пытку. Несчастного гермафродита распяли на косом кресте и стали поджаривать снизу.

Олимус с отвращением разглядывал обнаженную дергающуюся жертву. Неприкасаемый был обтянут кожей, точно мумия; между пальцами его рук и ног растягивались перепонки, а глаза были прикрыты птичьими веками.

К тому же это существо читало человеческие мысли. Когда Олимус обнаружил это, он чуть не прикончил гермафродита. Кроме того, оказалось, что «пантомима» мученика на кресте была попыткой замаскировать нечувствительность к боли. Неприкасаемый был неуязвим и попросту издевался над оборотнями. А ведь барона интересовала сущая мелочь: кратчайшая и безопасная дорога к хранилищам оружия.

В конце концов, ему пришлось увещевать существо, от которого пахло кровью, потом и подгоревшим мясом. При этом Олимус был расчетлив и спокоен. Он надеялся, что жизнь еще представляет для Неприкасаемого некоторую ценность.

– Покажи, где спрятано оружие, и я возьму тебя с собой на север. Ты увидишь огромные богатые королевства и, может быть, будешь владеть одним из них. Но прежде мы вместе уничтожим всех твоих врагов. А если захочешь, останешься здесь. Ты будешь наместником провинции Кзарн. – При этих словах Олимус сам чуть не расхохотался.

Неприкасаемый смотрел на него, не мигая.

– Ветер с севера развеял Пыль. Осталось несколько пылинок. Больше не будет узора на зеркале, и некому плыть в лучах света…

– О чем ты болтаешь, урод? Я ведь знаю, что тебе нужно. Ты хочешь казаться колдуном, но на самом деле тебе нужна власть. Ты получишь власть и притом гораздо большую, чем раньше. Только не говори мне о пыли. Тебе ведь плевать на них. – Барон показал в сторону изуродованных трупов. – Плевать на все это сдохшее стадо. Так же, как и мне… Мы оба пастухи и должны лучше понимать друг друга.

– Ты дашь мне новую Пыль?

– Да, да! Сколько угодно пыли! Ты превратишь в пыль песок, траву и все что угодно. Но для этого моим людям нужно оружие, понимаешь?

Гермафродит погрузился в себя на некоторое время. На его лице отражалась мучительная внутренняя борьба.

– Я вижу будущее… – проговорил он, наконец. – Меня нет рядом с тобой. Черная могила в твоих мыслях. Хуже, чем ловушка Кзарна…

– Тогда я изменяю свои мысли.

В тот момент Олимус действительно решил оставить в живых это никчемное создание. Ему было глубоко безразлично, что произойдет здесь после того, как стая уйдет на север.

– Мастер Узора может существовать только здесь. Дай мне новую Пыль! Я хочу сделать ее из Песка.

Олимус упивался своей ролью искусителя. Стервятник уже поведал ему, что клан Песка был самым могущественным из кланов и владел обширной территорией, а также лучшими проходами в город.

– Я дам тебе своих людей. Это гораздо лучше. Они помогут тебе сделать новую Пыль…

К исходу дня первая сотня оборотней вошла в Кзарн. Их вел прирученный Гха-Гулом Неприкасаемый Пыли. Легкие, но прочные цепи сковывали его тщедушное тело.

Благодаря такому проводнику потери были сравнительно невелики. Олимус шел в хвосте отряда. Его охраняли лучшие офицеры стаи.

На первом ярусе ловушек барон потерял всего около десятка человек. Когда-то варвары потратили на то, чтобы проложить этот путь, сотню лет и пожертвовали несколькими поколениями своих лучших разведчиков. Олимус пожертвовал лишь одним днем и худшими из своих солдат.

На втором ярусе ловушки оказались более изощренными, а городской лабиринт – еще более запутанным. Оборотни пробирались мимо зданий и сооружений, назначение которых трудно было себе представить. Во всяком случае, они были мало похожи на жилища. Скорее, на гигантские лаборатории, в которых забытые чудеса алхимии происходили без участия человека. Высокие колонны из металла, трубы, торчавшие, словно башни, дома, целиком закованные в отражающие доспехи, в которых могло поместиться население большой белфурской деревни…

Здесь Неприкасаемый принес очередную дань Кзарну. Непрошеных гостей пожирал ползучий туман, падающие стальные сети рубили их в кровавое крошево, оступившихся на узких тропах поджидали удары прожигающих лучей и струи веселящего газа. Направленное излучение превращало людей в безумцев, добровольно устремлявшихся навстречу смерти.

Но впереди было нечто худшее – ловушки немеханические и неживые. Области искаженного пространства и времени. То, что происходило там, было для оборотней страшнее безумия и совершенно непостижимо.

Достигнув третьего яруса, передовой отряд потерял половину своих людей. Позади остались почти опустевшие склады оружия и пищи, наглухо запечатанной в металлических банках. Даже варвары редко заходили дальше без крайней необходимости.

Однако барону Гха-Гулу хотелось большего. Он уже представлял себе, сколько примерно нужно оружия для осуществления его далеко идущих планов. То, что это были планы Магистра Йэлти, пока оставалось в сознании Олимуса незначительной частностью.

Они добрались до того места, где ясновидение Неприкасаемого оказалось как нельзя более кстати. Дальше вождь клана Пыли заходил только в мыслях. Даже в лучших и спокойных условиях его видения были не вполне отчетливы. Но о наличии сокровища он знал точно.

В этой части Кзарна когда-то было сконцентрировано огромное количество оружия. В состоянии глубокого транса Неприкасаемый иногда видел взлетавшие отсюда огненные стрелы, самодвижущиеся механизмы, извергающие снаряды, во много раз более разрушительные, чем те, которые посылали ручные метатели, бесконечные ряды серых цилиндров, хранивших внутри себя миллионы невидимых существ, убивающих так же верно, как топор, только гораздо мучительнее. Оружейная мастерская и хранилище одновременно… А еще – место испытания, где живое приносилось в жертву мертвому. Несмотря на бездну лет, присутствие ауры смерти все еще было ощутимо, как и присутствие в искаженных пространствах города призраков погибших…

Дальше оборотни продвигались очень медленно. Разведка продолжалась, хотя наступила ночь. Зеленое сияние, разливавшееся из неведомого источника, было столь же сильным, как лунный свет.

Неприкасаемый шел, бросая перед собой камни. Даже если с ними ничего не случалось, это еще не означало, что ничего не случится и с людьми. Приходилось высылать вперед по нескольку связанных веревками солдат. В случае удачи за ними след в след тянулся весь отряд, в случае неудачи отряд отступал, унося с собой измочаленные обрывки веревок…

Пригодились и волки. Четвероногие могли пробраться там, где пройти человеку было гораздо труднее. Все вместе прокладывали более или менее безопасный путь к сокровищу, отмечая его знаками на стенах или старым испытанным звериным способом…

Из некоторых переулков разведчики возвращались глубокими стариками, а однажды, потянув за веревку, оборотни вытащили из туннеля вместо троих мужчин дико вопящих младенцев. Еще более жутким стало возвращение бесформенного куска плоти с торчавшими в разные стороны кисти рук и ступнями ног, четырьмя беспорядочно разбросанными глазами и ртом, распахивающимся на том месте, которое можно было с большой натяжкой назвать животом…

Таким образом, к утру, барон Гха-Гул потерял в безумных ловушках Кзарна еще около восьмидесяти воинов. Сам он был словно заколдован. Неприкасаемого же спасли его крайняя осторожность и ясновидение. В сопровождении кучки уцелевших оборотней и волков Олимус все-таки добрался до цели.

Пройдя через широкий туннель с тремя рядами стальных путей, они попали в лабиринт хранилища, состоявший из надземной и подземной частей. Достаточно было вскрыть два длинных арочных сарая из нержавеющего металла, чтобы понять: ручного оружия здесь хватит на огромную армию. Кроме того, тут в изобилии имелись огненные стрелы и сосуды с ядовитым газом, каждый из которых мог уничтожить целую стаю.

Здесь, после исследования прилегающей территории Олимус, наконец, дал приказ отдыхать. Серый рассвет подмешал новые краски к зеленому сиянию, источник которого все еще находился далеко на юге. Кзарн был огромен, и всей жизни не хватило бы на то, чтобы изучить хотя бы малую его часть, не говоря уже о том, чтобы добраться до главной тайны.

Впрочем, Неприкасаемого интересовало другое: влияние источника на варваров, умирающих тем быстрее, чем больше они удалялись от него. Воистину, для местных жителей это была тайна жизни и смерти! Но с таким спутником, как барон Гха-Гул, приходилось чаще думать о том, чтобы уцелеть…

В полдень Олимус отправил десять человек обратно в селение за основной группой, которая должна была заняться вывозом оружия. Однако барон не обольщался, прекрасно понимая, как это трудно и чего будет стоить. Повозки наверняка не пройдут там, где прошли люди, поэтому работа затянется в лучшем случае на несколько суток. Что ж, он ждал долго и готов был подождать ещё немного…

Вместе с Неприкасаемым он вплотную занялся осторожным изучением самых загадочных предметов. Используя способности гермафродита, они сделали, казалось бы, невозможное: научились запускать огненные стрелы и направлять их в нужную сторону. Правда, при этом погибли пятеро помогавших им солдат… Взрывы в отдаленных частях Кзарна могли привести к необратимым последствиям, но Гха-Гулом уже овладела жажда разрушения. Он рисковал собой с такой же легкостью, с какой рисковал другими.

По пути, проложенному разведчиками, прошла вся стая, и теперь потери были гораздо меньше. Цепочка оборотней, как муравьиная колонна, протянулась от селения к хранилищу. Сотни воинов выносили из города оружие, запасы пищи и грузили все это на повозки. Когда повозок из обоза стало не хватать, они занялись их сооружением из обломков механизмов, найденных в Кзарне.

Тяжелая работа не вызывала протеста. Оборотни понимали, что означала находка Гха-Гула. Величие Земмура, новые победы, богатство, земли, власть. Каждый знал, что получит это, если останется жив. Чужак из Белфура, который даже не был оборотнем, даст им все это… К Олимусу, стали относиться с почти суеверным почтением.

А барон не терял времени зря. На третий день были найдены самодвижущиеся машины, колеса которых обегали суставчатые металлические ленты. Внутри их башен люди могли чувствовать себя в полной безопасности от стрел и снарядов. Вскоре стало ясно и назначение длинных полых стволов, торчавших из башен. Когда Неприкасаемый сделал первый выстрел, вдребезги разнеся какое-то строение, Гха-Гул засмеялся от восторга. На седьмой день пребывания в городе несколько его воинов уже могли сносно управлять стальными черепахами.

Оставалось только удивляться тому, что оружие так хорошо сохранилось в течение столетий. Воздух Кзарна всегда был сух и неподвижен; несмотря на постоянную серую пелену, закрывавшую небо, здесь никогда не было дождей, а вода скапливалась только в глубоких колодцах. Странная магия хранила этот мир, не подверженный разрушающему влиянию времени и старению, но не оставила на земле тех, кто его создал.

Через две недели после вторжения оборотней на территорию клана Пыли караван с оружием был готов выступить на север. Небольшая часть добытого в Кзарне предназначалась для Неприкасаемого и его маленькой армии. Как ни странно, Олимус, охваченный эйфорией, сдержал свое обещание: около сотни хорошо вооруженных оборотней под предводительством гермафродита отправились на запад, чтобы завоевать для Мастера Пыли новые селения.

Барон и Неприкасаемый расставались улыбаясь. Они понимали и «использовали» друг друга. Два хищника разошлись, чтобы сеять зло: один – в своем маленьком замкнутом мирке на берегу мертвого моря, другой же претендовал на большее.

На следующее утро Олимус, ехавший впереди каравана, услышал грохот сражения, доносившийся с юго-запада. Неприкасаемый Пыли, уже начал действовать. Барон Гха-Гул с нетерпением ждал момента, когда и ему представится такая возможность.

На первом же ночном привале он удалился в пустыню, развел маленький костер и половину ночи провел вместе с призраком. Ему была чужда благодарность. Он просто ощущал неразрывную связь со Стервятником.

Злобный дух медленно двигался между языками гаснущего пламени… Похоже, сам Люгер был подавлен тем, что обрело плоть благодаря его стараниям.

Но теперь уже было поздно что-либо менять.

Глава пятнадцатая

Возвращение Левиура

Дилгус вернулся в Скел-Могд и потерял немало драгоценного времени, пытаясь добиться аудиенции у короля. Он был принят только на следующий день и рассказал о похищении герцога и его дочери, но отряд, высланный в погоню, уже не смог найти бандитов. Момент был упущен, и королю оставалось только ждать, когда похитители выдвинут свои требования.

Долго скрывать исчезновение герцога было невозможно. В конце концов, забеспокоилась даже герцогиня, не говоря уже о представителях оппозиции. Шпионы в замке Левиур доносили, что там нет ни герцога, ни Регины, хотя шут некоторое время распускал в столице слухи о том, что его хозяин якобы удалился от дел и занят охотой в прибрежных лесах.

Влияние, которое герцог имел на монарха, нравилось далеко не всем, и кое-кто решил воспользоваться удобным случаем. Дилгус был прекрасно осведомлен о нерешительности и глупости короля, которому можно было внушить что угодно. Левиур, при всех своих недостатках, все же защищал интересы королевства, чего нельзя было сказать ни о баронах Кинтасах, господствовавших в западных провинциях, ни о графе Шавире, старом и заслуженном придворном интригане, любителе роскоши, давно подкупленном двором Круах-Ан-Сиура, ни о добром десятке других высокопоставленных, для которых исчезновение герцога открывало путь к сомнительной деятельности на собственное благо.

Последующие два месяца Дилгус пребывал в полной неопределенности. О герцоге и Регине не было никаких известий. Король, ожидавший шантажа, заподозрил шута в какой-то нечистой игре. Тот же не сомневался, что подобная мысль родилась в чужой голове, и, скорее всего, это была голова графа Шавира. Так что Дилгусу пришлось беспокоиться не только о жизни хозяина, но и о том, чтобы не оказаться в пыточной камере под королевским дворцом.