Раиса Пофигисова на волнах любви Егорова Татьяна

Идеальный план

В жаркий июньский день я стояла на школьном крыльце, словно на краю пирса, выходящего в открытое море. Один шаг и начнется мое свободное плавание.

Первый причал техникум. Во-первых, до него удобно добираться, во-вторых, со мной будет учиться лучшая подруга. А вместе, как говорится, весело шагать по просторам. К тому же экономическое образование всегда в цене!

Второй причал работа. Чтобы на заработанные деньги купить все, что захочется.

Замуж? Замужество это дети, а дети это старость. Может быть, в двадцать лет или… когда-нибудь потом.

Таков был мой идеальный план.

Через месяц зайдя в светлую аудиторию техникума, я выбрала себе место на последней парте в ряду у окна и оглядела будущих студентов-экономистов. Они ничем не отличались от бывших одноклассников. Пацан справа сложил руки на парте и уронил на них голову. Девчонка, сидящая перед ним, торопливо решала уравнения, бросая короткие взгляды на доску, на которой было написано задание. Мне не хотелось находиться здесь, среди этих людей, ни при каких условиях не хотелось. Зачем мне эти калькуляторы, счеты, столбики цифр? Все школьные годы терпеть математику из последних сил, чтобы опять в нее вляпаться?

Ленка исписывала лист бумаги решениями абсолютно не интересных мне задач. Было бы глупо остаться здесь из-за нее. Мы с ней сможем видеться, даже если будем учиться в разных местах, ведь живем совсем рядом.

Борясь с сомнениями, уйти или остаться, я все же доделала задание, сгребла свои канцелярские принадлежности в рюкзак, легонько толкнула подругу локтем и сказала, что ухожу.

Осенний вальс

Первый осенний дождь лил четыре дня. Мы с Ленкой стояли около подъезда. Гуляли. Она жаловалась, что боится остаться старой девой, что никто ее никогда не полюбит.

А мне было на это плевать. Моя проблема была важнее, ведь я провалила вступительные экзамены в техникум.

Ленка не получила ожидаемого сочувствия, и мы поругались. Теперь на душе в два раза паршивее. Надо промокнуть снаружи, чтобы полегчало внутри. И я пошла под ливень, загребая ногами желтые мокрые листья.

Кеды сдались очень быстро, они чавкали, наполнившись водой. Лосины прилипли к ногам, руки больше не согревались в карманах.

Небо было таким низким, будто лежало на крышах домов и стекало на город. Сейчас дожди, потом снег с дождем, потом лед. Осень темная даль.

Я присела на скамейку на автобусной остановке. Ходьба под ледяным дождем отвлекла меня от навязчивых мыслей о техникуме и о подруге.

«Зря я на Ленку наорала, подумала я.  Завтра помирюсь обязательно».

Подъехал автобус, я решила проехаться в нем и согреться.

Села на заднее сидение, из-под которого всегда идет обжигающий жар. Мне кто-то сказал, что там находится двигатель. Может быть, может быть… Этот жар сейчас очень нужен моим промокшим ногам.

На конечной остановке я не вышла на улицу. Никто не сделал мне за это замечание, не пригрозил и не выгнал. Автобус развернулся и отправился по маршруту обратно.

Доехав до другой конечной остановки, я опять осталась сидеть в салоне.

За окном совсем стемнело. Струи воды лились снаружи по стеклу, и через него фонари выглядели, как растекающиеся пятна света.

Водитель заглушил мотор, вышел из кабины и побежал, ссутулившись, как будто это поможет ему выйти сухим из воды.

Он скрылся за дверью диспетчерской.

Я сидела одна в темноте и уже окончательно забыла про Ленку, про техникум и даже не дрожала от холода. А думала, смогу ли открыть руками дверь автобуса. И получится ли у меня «выдернуть шнур, выдавить стекло», как написано в инструкции на центральном окне.

Вдруг двери с шуршанием открылись. В салон влетел порыв ветра, и моя тревога усилилась. Вошел водитель.

«Будет орать… Вызовет милицию… Изнасилует…»  моя фантазия была настроена драматично.

– Есть хочешь?  спросил он, сев напротив меня.

– Нет, ответила я.

Он протянул мне слоеное пирожное «Бантик».

– Как тебя зовут?  спросил он.

– Раиса, ответила я, набив рот «Бантиком».

Он рассматривал меня, как мартышку в зоопарке, и задавал вопросы для поддержания беседы.

Я отвечала сдержанно, как обычно с незнакомым человеком, и старалась не выронить изо рта кусок пирожного.

«Да, мама отпустила, и папа тоже. Да, учусь. Работаю ага. Обычно слушаю музыку, но сегодня мокну под дождем».

Даже не спросил, какую музыку я люблю. Заигрывает, но для меня он слишком стар. Ему, наверное, все тридцать.

Оказалось, двадцать пять. Об этом я узнала при следующей встрече.

В октябре начались заморозки. Сапоги приходилось натягивать на шерстяные носки.

Я ехала в автобусе и собиралась выходить на своей остановке. Выпустив пассажиров, стоявших передо мной, двери закрылись.

Дотронувшись до них рукой, я посмотрела в сторону кабины водителя, потом опять повернулась к закрытому выходу.

Водитель объявил на весь салон:

– Девушка Рая! Повернитесь!

Из-за стекла на меня смотрел мой новый знакомый, Федор.

Бабочки в животе взорвались фейерверком счастья и осветили пасмурное небо.

– Привет, Райское яблочко!  ему было весело, он придумал мне кличку.

– Привет, дядя Федя съел медведя!  не люблю тупые шутки.

Он сказал, чтобы я не злилась. Спросил, свободна ли вечером, и предложил встретиться у станции в семь.

Я пришла.

Он сидел в своем автобусе. У него был перерыв.

– Ты с автобусом не расстаешься?  съязвила я.

Потом он рассказал мне, что разведен и у него есть сын.

– Мы с женой, говорил Федор, решили ребенка сделать, чтобы мне в армию не ходить. Но когда он родился, я сразу пошел служить. А потом мы развелись. Молодые были, добавил он, по семнадцать лет.

«Дурацкая затея», подумала моя голова. А внутренний голос шепнул: «Какой откровенный».

Ветер подхватил заиндевевшие листья и закружил их в вальсе. Мои мысли сделали полный оборот в два такта с тремя шагами – раз, два, три, раз два, три – и разлетелись, вальсируя с беснующимися бабочками.

По дороге домой чувства немного улеглись, но мир вокруг перестал быть привычным. Улицу освещали не только фонари, но и мое восторженное настроение. Я изящно огибала лужи, словно исполняла танец с невидимым партнером.

Вернул меня в реальность мой магнитофон:

Очередь за солнцем на холодном углу.

Я сяду на колеса, ты сядешь…

…На заднее сиденье автобуса, самое теплое в салоне, и буду ехать круг за кругом. И ничего не расскажу Ленке, с которой мы давно помирились.

Мне открывалась новая Вселенная, хотелось махнуть туда без оглядки. Несколько дней назад я считала себя раскрепощенной, способной поддержать любую беседу. Но разница в возрасте с Федором ощущалась, как пропасть. Я топталась на краю, боялась перепрыгнуть. Меня тянуло к человеку, с которым у нас пока нет ничего общего.

– Раечка, ты мрачнее тучи, – сказал Федор при встрече.

Все потому, что я анализирую свои чувства. Хочу найти формулу, подставить данные, произвести расчет. Внезапно начинается эйфория, и математика становится неуместной. Чтобы обниматься, мне необязательно разбираться в устройстве автобусов. Невозможно думать и чувствовать одновременно.

…Напрягся мускул, ослабли вены.

Нажали кнопку размякли мозги…

Где мои мозги? Когда я утратила способность критически мыслить? Она растаяла от прикосновения к Вселенной общественного транспорта, растеклась, как тающий пломбир в горячей руке. Наверное, это и есть любовь, решила я, и нырнула в нее, как в омут..

Каменные берега

Я стояла около пешеходного перехода, ждала, когда зажжется зеленый свет, разрешающий переход. Вдруг кто-то, стоящий сзади, закрыл мне руками глаза. Весьма глупая шутка, да еще на светофоре. Я стояла, не шевелясь, демонстрируя равнодушие. Надоест же ему, кем бы он ни был, держаться за безразличное лицо.

– Привет, Райская птичка, это был Федор.  Ты спешишь?

Да, я куда-то только что спешила. То ли на собеседование, то ли к Ленке. Лнка все поймет, я ей потом объясню, что уплыла на волнах любви.

А собеседование… Что такое собеседование по сравнению с неожиданной долгожданной встречей? В общем, откладываю дела, никуда не спешу. Иду вместе с Федором к его знакомому, который живет в паре кварталов отсюда.

– Леха всегда ключи оставляет под ковриком, говорит Федор.  Он сегодня в ночную, а его жена к теще уехала, то есть к маме своей.

Я ответила, что знаю значение слова теща.

– Не злись, Райская птичка, Федор улыбался.

А я и не злюсь, просто не понимаю таких шуток. Зачем-то иду к какому-то Лехе, которого знать не знаю. Немного стесняюсь моего спутника, однако я с радостью бегу с ним неизвестно куда по ноябрьской слякоти, по замершим лужам, под снегопадом или проливным дождем.

Пошарив рукой под ковриком у двери, Федор ключей не нашел. Дома не было ни Лехи, ни его жены, и меня это даже обрадовало.

– Давай здесь посидим, раз пришли, Федор устроился на ступенях и жестом пригласил меня сесть рядом.

Мы с друзьями часто проводим время в подъездах. Греемся около батареи, болтаем ногами, сидя на подоконнике, смеемся над разными глупостями. С Федором так не получается.

Скорее всего дело в разница в возрасте, девять лет. У меня есть старший троюродный брат, и с ним я не дружу, здороваюсь только.

С Федором тоже могла бы только поздороваться и сразу попрощаться. Но есть в нем какой-то магнетизм. Аромат его одеколона, перемешанный с сигаретным дымом, сводит с ума. Но не может же любовь держаться только на одеколоне! Поборов смущение, я смотрю на Федора. Нет, одеколон ни при чем. Он только капля в водовороте, который захватил меня.

Холод ступеней проник в каждую клеточку тела, я поежилась.

– Иди сюда, Федор похлопал себя по коленям.

Шелест моей куртки нарушил тишину подъезда. Пересев ближе к источнику своей тревоги, аромату одеколона, я оказалась в объятиях крепких рук. Дыхание сбилось, стало неловко, захотелось зажмуриться. Я находилась будто на высоком берегу реки. Вздымающиеся волны манят меня нырнуть. Щепотками я отмеряю секунды, горстями минуты и часы и бросаю их в реку. Она пожирает все, не давая ничего взамен. Ныряй или беги! Ноги затекли, но я не шевелюсь. Ноги, потерпите еще немного! Сейчас что-нибудь произойдет, и вам станет легче, мне станет легче.

«Теплое место. Но улицы ждут…» Постоянно лезут в голову какие-то песни. Целоваться с Петровым в восьмом классе было смешно, а сейчас мне не до смеха. Кажется, я проваливаюсь в любовь и уже не собираюсь убегать.

– Пока ты не вырастешь, мы будем только целоваться, – говорит Федор и, смеясь, добавляет. – Ты так смотришь, как будто не хочешь ждать, когда вырастешь.

Он ложится на спину и закидывает руки за голову, а я думаю о том, что изображено на моей физиономии. Сижу как бедный родственник. Потом все-таки прижимаюсь к его плечу, он обнимает меня, и мы лежим так целую вечность. За все время, что мы здесь, ни разу не хлопнула дверь подъезда, никто не вышел из квартиры.

– Федь, мне домой пора, произношу я наконец и сама не верю, что смогла разлепить губы и вымолвить слово.

Мы вышли из подъезда в морозную ноябрьскую ночь. Я хрустела каблуками по заледеневшим лужам и опять дрожала от холода.

Чем ближе мы подходили к моему дому, тем больше разрасталась в груди пустота. Будто почерневший ураган хочет выйти из-под контроля и забрать мою прежнюю жизнь, в которой были друзья, Ленка, Егор Летов, папа с мамой и не было этого мужчины.

Федор что-то спрашивает, я отвечаю, хотя совершенно не думаю о разговоре. Все время какая-то дурацкая неловкость, особенно когда мы стояли в обнимку в моем подъезде. Потом Федор уходит, унося в кармане мой номер телефона, записанный на пачке сигарет.

Я держу в руке фломастер и чувствую себя так, будто спрыгнула с крутящейся карусели. Не хватало еще свалиться. Раечка растаяла от любви!

Написав на перилах «Р + Ф», я ухожу домой.

Юнга

Моя тетя Валя, заведующая в продуктовом магазине, предложила мне работу. Конечно, это было не то, о чем я мечтала, но, оказалось, в шестнадцать лет устроиться на работу не просто. Даже на собеседование требуют прийти с родителями. Поэтому предложение мыть полы в магазине мне понравилось. Я подумала, что, прежде чем стать штурманом корабля под названием «Моя жизнь», можно поработать простым матросом, драить палубу, я с этим легко справлюсь и даже заработаю немного денег.

В торговом зале покупателей было очень мало. Продавцы за прилавками скучали. Из подсобки вышла тетя Валя с ведром воды, шваброй и тряпкой.

– Держи, Рай, она поставила ведро на пол, дала мне в руки здоровенную деревянную швабру и ушла обратно вглубь подсобных помещений.

Мне удалось на несколько сантиметров приподнять ведро, но лихо выплеснуть воду на пол, как в моем представлении делают матросы, не смогла. Пришлось поставить ведро обратно на кафельную палубу, наклонять его и выливать воду аккуратно, чтобы не замочить ноги. Потом я намотала тряпку на швабру и начала растирать образовавшийся водоем по полу. В этот момент за моей спиной бесшумно возникла тетя Валя.

– Так не делают. Давай помогу, она забрала у меня швабру и с ловкостью фокусника за пару минут собрала всю воду на полу.

Я чувствовала спиной, как продавцы перегнулись через прилавок, покупатели, забыв о своих кошелках, наблюдают за моим позором. Оглядевшись, с удивлением и радостью обнаружила, что на меня никто не смотрит. А может быть, они уже успели отвернуться? Никто не показывал на меня пальцем, все были заняты своими делами. Мир взрослых людей мне нравился все больше и больше, хоть я и не тянула пока даже на юнгу.

– Раис, приходи весной, если никуда не устроишься. Поставим тебя торговать с лотка, сказала тетя Валя.

– Почему сейчас нельзя?

– Холодно. Застудишься.

По этой же причине меня не взяли кассиром в метро. Когда я решила попытать счастья в гардеробе стоматологической поликлиники, мне сказали, что пальто очень тяжелые, я не справлюсь. Хозяин палатки со сникерсами сказал моей маме, что ее на работу он взял бы, а дочку (он смерил меня взглядом) нет. Мама говорила, что до восемнадцати лет устроиться будет сложно. Она даже не пыталась меня успокоить.

И я продолжала сидеть дома, читать и мечтать о том, как буду стоять у штурвала, сама отдавать приказы и плыть своим курсом. Пока я находилась не в свободном плаванье, а сидела в луже амбиций и не понимала, как работает этот мир.

Культурные люди

Когда до Нового года оставалось две недели, улицы и магазины сверкали огнями гирлянд, я листала философский словарь в поисках слов «апофеоз», «апатия», «энтропия» и «суицид». Песни Егора Летова были слеплены из таких заковыристых слов, что их приходилось переводить, как будто с иностранного языка. Значение слова «апофеоз» я нашла, остальных в словаре не было. В доме были еще орфографический словарь, словарь фразеологизмов русского языка и пара англо-русских словарей.

Магнитофон пел уже другое:

За открывшейся дверью пустота,

Это значит, что кто-то пришел за тобой,

Это значит, что теперь ты кому-то

Понадо-понадо-пона-надобился…

В этот момент раздался звонок в дверь. Забавно, кому это я пона-надобилась? Загнув уголок на странице книги, я пошла открывать. Посмотрев в глазок, я увидела вовсе не пустоту, а того, кого я не рассчитывала сегодня встретить, Федора.

Будоражащая волна радости прокатилась по телу. Егор Летов с его энтропией и философский словарь были посланы на все четыре стороны. Для родителей на столе оставлена записка: «Ушла гулять. Вечером позвоню». И вот я, окрыленная, скачу по предпраздничной Москве с мужчиной, чары которого парализовали мою силу воли.

Леха, который хранит ключи под ковриком, на этот раз был дома. Он оказался невысоким толстым лысым дядькой лет сорока. Положив ключи на комод, он, шутя, погрозил пальцем и сказал:

– За собой все убрать, посуду не бить. Раечка маленькая, а ты, Феденька, ответственное лицо. Дядя Леша завтра придет, проверит, и убежал, хлопнув дверью.

 Иди, иди, ответственное лицо, со смехом сказал Федор. Он повернулся ко мне.  Так, посуду бить нельзя. Придется вести себя, как культурные люди. Как тебе не холодно в дырявых штанах?  он заинтересованно смотрит на мои джинсы.

Мой внешний вид часто бывает поводом для подобных вопросов. Я бросаюсь на защиту своего имиджа:

– Не дырявые штаны, а рваные джинсы.

– Понял, отвечает он и берет меня за руку.  Сходим на экскурсию в соседний зал?  и добавляет.  Как культурные люди.

Входим в простую неуютную комнату. Справа стоит старый сервант с хрустальными бокалами на полках, напротив него диван, накрытый зеленым покрывалом, еще журнальный столик, телевизор в углу. Я подхожу к окну, смотрю, как снег заметает детскую площадку. Потом, плюхнувшись на диван, смотрю на свое отражение в стеклянных дверках серванта. Мой спутник садится передо мной на пол. Странно мы смотримся вместе. То ли он слишком большой, то ли я мелкая.

Мне захотелось рассказать ему о своих похождениях в поисках работы, о мечте плыть на своем корабле.

– Наработаешься еще, юнга, смеется он и придвигается вплотную к моим коленям. Застежка на моих джинсах ему гораздо интересней проблем трудоустройства подростков. Слушает он меня или нет? Обидеться не получается. Черт с ними, этими джинсами. Федор сдергивает покрывало, оно улетает к двери. Надеюсь, этот большой человек не раздавит меня, как муху.

– Холодно, произнесла я, ощутив кожей постельное белье. На самом деле мне хотелось что-нибудь сказать в этой ситуации, чтобы услышать свой голос, понять, что я не сплю.

На потолке возле окна желтело пятно от протечки. Телевизор беззвучно транслировал новости. Я пыталась ощутить разницу между мной теперешней и той, которой я была несколько минут назад. Все было обычно. Девственность оказалась не вещью, которую забирают или отдают, не статусом, не ощущением, а просто не понятно чем. Впрочем, если она и была, то сейчас ее точно уже не стало. Общественное мнение, твердящее о сексе, как боли, скорби и потере, шло вразрез с моей реальностью. Впрочем, может быть, мне просто везет. С этой скучной мыслью я заснула.

Проснулась уже утром. Продолжая лежать лицом к стене, разглядывая цветы на обоях, я вдруг вспомнила, что домой так и не позвонила. Родители, наверное, сошли с ума и теперь выгонят меня из дома или наоборот не отпустят никогда на улицу.

Припоминая, где может лежать моя одежда, я вылезла из-под одеяла, стараясь не встретиться с Федором взглядом. Хотелось стать невидимкой, передвигаться бесшумно, красться вдоль стены, ползти по полу, сливаясь с ковром очень непривычно было находиться в чужой квартире средь бела дня и не знать, где твои трусы. Они вместе с другой моей одеждой нашлись на полу. Я сгребла все в кучу и направилась в ванную.

Там из зеркала на меня смотрела обыкновенная я, только на лице растянулась глупая улыбка. Я умылась, взъерошила волосы. Федор постучал в дверь:

– Капитан Раиса, скоро вернется хозяин шхуны. Пора покинуть помещение.

Улыбка не исчезла с моего лица даже после неоднократного умывания холодной водой. Захотелось срочно позвонить Ленке и похвастаться, что теперь я точно не останусь старой девой. Быстро одевшись, я вышла в коридор и, натягивая сапоги, спросила:

– Федь, как замок открыть?

Мы вышли из квартиры, оставили ключи под ковриком. Я спешила домой, переживала, что скажут родители.

– Приходи послезавтра в семь на станцию, он закурил.

– Приду. Пока, я заскочила в автобус и подумала, что моя жизнь последнее время крутится вокруг общественного транспорта.

Женский разговор

Послезавтра в назначенное время я стояла в назначенном месте. Мимо шли прохожие, уходили в небытие минуты ожидания, мороз крепчал, Федор не появлялся.

Теплые носки, которые мама уговорила меня надеть, не помогали. Меня трясло от холода. Я все еще посматривала по сторонам, не появится ли Федор. Внутренний голос уже сто раз сказал: «Не придет!»

Меня начинала грызть совесть за то, что я прогуливаю Ленкин день рождения. Нужно идти, пока я не превратилась в сосульку.

Прибежав к Ленке, я первым делом рванула к горячей батарее, села на нее и прижала к ней руки и ноги.

– Ты чего так долго?  именинница смотрела на меня глазами, обмазанными фиолетовыми тенями. Сразу видно, у человека праздник.

– На остановке стояла, задребезжал мой голос сквозь стук зубов.

– Поменяла подругу на своего Деда Мороза? Шампанского за это не получишь!  Ленка ликовала, придумав мне наказание.

– Сейчас я согреюсь и буду тебя обнимать и поздравлять, произнесла я примирительно. Потом поднялась на ноги, взяла Ленку под руку, и мы пошли в комнату, где давно собрались гости.

– Рай, ты чего такая красная?  спросила Шура Холкина.

– Она встретила Деда Мороза, и он подарил ей красный нос, Ленка умеет метко пошутить.

Присев рядом с Холкиной на подлокотник кресла, я спросила:

– Шурик, что ты видишь?

– Красноносую Пофигисову, ответила Шура, отхлебывая из стакана вино.

– Где твое логическое мышление? Смотри внимательно, читай по лицу, я приблизилась к Шуре так близко, что наши носы почти соприкоснулись.

– Ты курила дедушкину «Яву»?  угадывала Шура.

– Нет, балда! Я женщина, процедила я сквозь зубы Шуре на ухо.

Шура смерила меня взглядом.

Я наклонила голову набок, подняла правую бровь и посмотрела на Холкину взглядом человека, который уже живет половой жизнью, пусть и не регулярной.

– Ничего не изменилось, только нос покраснел, Шура безразлично закурила.

– Оставь в покое мой нос! Я проторчала два часа на морозе, вытягиваю вперед руку с поднятыми вверх указательным и средним пальцами, образующими букву V, ждала парня, а он не пришел!

– Он такой классный любовник, ради которого можно бросить все дела?  ухмыльнулась Холкина.

– Я в этом не разбираюсь.

Шура медленно затягивалась сигаретой, выпускала изо рта колечки дыма.

Она старше меня на четыре года. В свои двадцать Шура уже женщина в разводе. Два месяца назад она вернула себе девичью фамилию, чтобы забыть о коротком неудачном замужестве, как о страшном сне. Она настоящий опытный товарищ, который понимает в мужчинах больше, чем я.

– Ты хочешь сказать, что я зря трачу свое время?  произнесла я, завороженно наблюдая за Шуриными дымными кольцами.

– Вообще-то я молчу, лицо Холкиной выплыло из дыма.  Где ты своего парня нашла, в автобусе? Смени маршрут, Рай. Пользуйся метрополитеном.

Мне понравилась метафора про смену маршрута. Чмокнув Шуру в закостеневшую от лака для волос прическу, я направилась к столу, вернее, к бутылке шампанского.

Цвет обреченности

С бывшими одноклассниками мы теперь не виделись, все были заняты учебой, новыми друзьями. Особенно расстроило, что на Ленкин день рождения не смогли прийти наши подруги сестры-близнецы Катя и Кира.

– Пойдем к ним сами сходим, предложила Ленка.  Катька звонила, поздравляла меня. Говорит, что Кира родила ребенка.

– Какого ребенка?  я ошарашенно смотрела на Ленку.

– Раиса мастер глупых вопросов, Ленка хмыкнула.  Человеческого детеныша!

В голове не укладывалось, как так, жил человек нормально, и вдруг ребенок.

Через пару дней мы пошли навестить Киру. Она нам очень обрадовалась.

– Как здорово, что вы зашли, сказала она.  Я как раз одна дома.

Выглядела Кира очень непривычно, по-домашнему. Обычно мы видели ее в школьной форме или аккуратных рубашках и юбках, а сейчас на ней был надет байковый халат в ярких крупных цветах. Довольно странный вид для девчонки.

– Проходите сюда, Кира пригласила нас в комнату, узкую и длинную, в которой раньше она жила со своей сестрой Катей. Их кровати располагались слева и справа вдоль стен. Дальше, ближе к окну, где больше света, стояли письменные столы. Теперь место одного из них занимала детская кроватка. В ней неподвижно лежал замотанный в белую ткань ребенок.

– Ух ты! Можно посмотреть?  любопытная Ленка уже повисла над кроваткой.

– Можно, Кира тоже стояла рядом, охраняя свое дитя от назойливой подруги.

Я осталась стоять около двери. Смотрела на Кирины босые ноги, халат в цветах, ковер на полу. Вспомнила, как в прошлом году, так же перед Новым годом, мы с девчонками собрались здесь, чтобы гадать и вызывать духов.

На пол поставили два зеркала друг напротив друга, а между ними две свечи, чтобы в зеркале образовался темный коридор с горящими свечами с двух сторон.

Сквозь закрытые шторы еле-еле пробивался свет фонаря. Полоска света из-под двери мешала нам сосредоточиться на магическом действии. Мы подтянули ковер и закрыли им просвет между полом и дверью. Стало совсем темно.

Катя объясняла правила:

– Надо хором сказать: «Суженый, ряженый, приходи ко мне ужинать!» Он должен появиться в конце коридора.

Чернота в зеркале казалась обитаемой, будто оттуда, где два ряда свечей соприкасались друг с другом, кто-то наблюдал за нами и мог выскочить в любой момент.

У меня в животе все сжалось от страха и мурашки забегали по коже.

– Лен, перестань чавкать, а то ничего не получится, Катя сделала замечание развеселившейся подруге.

– Чавкнешь, когда чудовище вылезет, – предложила я Ленке.

– Держи меня за руку, Рай. Когда станет совсем страшно, ущипни меня, и я тебе на ухо чавкну, – поддержала меня Ленка.

– А давайте, девочки, одеялом накроемся. Когда мне ночью становится страшно, я закутываюсь с головой и сразу перестаю бояться, – Кира протянула руку и стащила со своей кровати плед.

Мы стояли на коленках, придвинувшись друг к другу вплотную, чтобы покрывала хватило на всех. Пламя свечей трепетало, приводя в движение зловещую пещеру в зеркалах.

– А что делать, если он появится?  спросила я.

– Как только суженый появится, быстренько бежим печь блины, сострила Ленка.  Кстати, нас четверо, а суженый один. Как делить будем?

Я сразу уступила свои права на потустороннего жениха, сказав, что заползу под кровать, если он появится.

– Кать, только мы с тобой суженого ждем, рассуждала Ленка.  У Киры уже Сашка есть, а Райка просто так отказывается.

– Как только увидишь, что кто-то появился в конце коридора, Кира кивнула в сторону магической конструкции, нужно сразу зеркало перевернуть. Если он успеет пройти до конца, то есть сюда к нам, то он нас за собой утянет.

Я решила смотреть не в зеркало, а на Ленку.

– Девчонки, заткнитесь наконец!  разозлилась Катя. Она выровняла зеркала и скомандовала.  Три, четыре.

После этой команды мы хором забубнили:

– Суженый, ряженый, приходи ко мне ужинать!

Я закрыла глаза. Справа, где сидела Ленка, покрывало начало натягиваться и тянуть меня вниз. Раздался резкий Кирин вопль:

– Куда?! Туши!

Вскочив на ноги, я врезалась головой в Ленку. Кира хлопала руками по дымящемуся ковру. Катя выскочила из комнаты.

– Что ты скачешь, как конь?  донесся с кухни голос их мамы.

Через несколько секунд Катя влетела обратно в комнату и вылила на ковер воду из чашки.

– Почти не видно, сказала Катя, разглядывая обгорелое пятно.

– Я больше не буду, произнесла виновато Ленка.  Я накрыться хотела.