Граница джунглей Плеханов Андрей

Глава 1

Сработала автоматика, черные кругляши излучателей искусственного сна беззвучно отошли от висков Выдры, единственного пассажира каюты 343-d.

Выдра зевнул, потер пальцами веки. Нажал на рычажок и спинка кресла поднялась, перевела его в сидячее положение. Выдра потянулся, хрустнул суставами, поглядел на часы. До прибытия большого пассажирского скипера на Ганимед оставалось сорок минут.

Неплохо, совсем неплохо. Выдра выспался на славу. Путь от Земли до Ганимеда занимал восемнадцать часов, и большинство пассажиров проводили это время в увеселениях – тех их разновидностях, что мог предоставить межпланетный корабль. Отдыхающий народ оттягивался на всю катушку в ожидании прибытия на курорт Эль-Параисо. А Выдра продрых всю дорогу, предпочел сеанс искусственного сна – восстановил силы, впервые за много недель не увидел во сне кошмаров. Ну и, конечно, избежал общества полупьяных, просто пьяных и пьянущих в стельку представителей человеческого рода. Удовольствие, скажем прямо, ниже среднего.

Выдре уже приходилось летать на Ганимед – несколько из его заданий выпали именно на Эль-Параисо, и он до сих пор с отвращением вспоминал толпу нажравшихся ирландцев, подравшихся со стадом не менее бухих финнов… Стенка на стенку, бутылками по дубовым головам, дубовыми стульями по спинам, бестолковые удары по багровым рожам, кровавая юшка ручьями. Бр-р… Можно не сомневаться, что сегодня в центральном ресторане корабля произошла столь же масштабная, не менее идиотская потасовка. Традиция, что ж поделать…

Участниками драк в транспортнике, идущем на Ганимед, всегда были европейцы. Били друг дружку с удовольствием, смачно, готовились к сему событию задолго до рейса, тренировались в кулачном бою, зная, что ни один вид оружия пронести с собой на корабль невозможно. Шведы против итальянцев, голландцы против бельгийцев, украинцы купно с русскими против итальянцев и испанцев. Американцев и цветных снисходительно не трогали – мол, если не хотите участвовать в разборках настоящих мужиков, отойдите и не мешайте. Это могло показаться странным: приличные люди, европейцы, носители старой культуры, обеспеченные и благополучные. И вот на тебе – стоило им дорваться до транспортника на Ганимед, и звериные инстинкты пробуждались во всей первозданной жестокости.

В этом не было ничего странного. В отличие от Земли, на всех других планетах, в том числе и на Ганимеде, не действовал закон элиминации. За мордобой вне Земли можно было схлопотать несколько месяцев тюряги, но участники потасовок в транспортниках традиционно отделывались денежным штрафом. Внутриресторанные сражения являли собой стабильную статью дохода корпорации «Солар Тревел», чьей собственностью были все корабли, перевозящие туристов на Ганимед и обратно.

Выдра не был европейцем, он родился и прожил большую часть своей жизни в Боливии. К тому же он терпеть не мог бессмысленных, немотированных кровопусканий. И поэтому провел время в пути на Ганимед самым оптимальным способом – выспался без кошмаров.

Тем искусственный сон и хорош: он давит подсознательные тревоги и навязывает сладкие видения. Отличное средство для расслабления.

Выдра опустил босые ноги на пол, поднялся с кресла. Тут же в воздухе нарисовалась голографическая фигура служанки, зачирикала медовым голоском: «С пробуждением, господин пассажир! Не желает ли господин посмотреть грандиозное телешоу «Битва деградантов»? Не угодно ли господину попробовать фирменный коктейль «Слезы Ганимеда?» Выдра раздраженно махнул рукой, состроил зверскую физиономию. Рявкнуть не успел – служанка исчезла с панической поспешностью.

Выдра знал, что представляют собой «Слезы Ганимеда». Водка, лимонный тоник и толика тринайта – слабого наркотика, запрещенного на Земле и разрешенного на внеземных курортах. К черту такую гадость.

О том, что такое реалити-шоу «Битва деградантов», Выдра тоже имел представление, хотя и самое приблизительное. Еще на Земле прожужжали рекламой все уши. Боевое шоу с участием каких-то там ряженых дикарей – наверняка кич не лучше американского рестлинга. Выдра не будет смотреть такое, даже если ему заплатят. Он вообще не любит смотреть на драки.

Теперь Выдра имеет право на раздражение и прочие незатейливые эмоции. Да, теперь уже можно, хотя и трудно к этому привыкнуть. Потому что уже третий день Выдра простой человек, а не чертов лесоруб. Так-то вот. То, о чем так долго мечталось, стало явью. Выдра – простой человек, временно безработный, но далеко не бедный. На счету его лежит здоровенная куча бабок, и он летит на Ганимед, чтобы как следует оттянуться и забыть о чертовой работе лесоруба. Забыть навсегда, если получится.

Почему Выдра выбрал именно Ганимед, именно Эль-Параисо? С какой стати разорился на столь значительную сумму, вместо того, чтобы, к примеру, скромно поселиться в пятизвездочной гостинице на Багамах?

Потому что ему до смерти хотелось попасть в какое-нибудь место, где можно не думать об элиминации.

Трудно даже представить, что еще полсотни лет назад мало кто из обитателей Земли знал что-то о Ганимеде – крупнейшем естественном спутнике Солнечной системы, огромной каменюке, вращающейся вокруг Юпитера. Размером Ганимед немал, больше Меркурия, но почти лишен атмосферы, да и солнечного света туда попадает немного. Зато на Ганимеде полным-полно льда, вполне пригодного для превращения в воду. Это послужило главной причиной того, что концерн «Солар Тревел» пятьдесят лет назад заложил на Ганимеде сразу три города, накрытых куполами. Подобная идея уже провалилась раньше – мало кто захотел лететь на развлекательный комплекс на Луне, затраты себя не окупили, и фирмы разорились. Возможно, это было связано с тем, что межпланетная транспортировка в те годы была несовершенна и слишком затратна; также вероятно, что большинство обеспеченных людей не считали Луну настоящей экзотикой, достаточно дальним космосом. Какой смысл тратить огромные деньги для того, чтобы попасть на естественный спутник Земли, который можно увидеть ночью из собственного окна.

Но главной причиной, по которой Ганимед сумел привлечь к себе сотни тысяч туристов, стало то, что на нем, впервые во внеземном пространстве, отменили элиминацию. В дальнейшем элиминацию запретили во всех местах обитания человека, кроме Земли и Луны. И это было вполне логично: там, где проживают не миллиарды и миллионы, а всего лишь сотни тысяч, людскими жизнями разбрасываться не приходится. Куда выгоднее не убивать преступника первой степени, а дать ему пожизненное заключение и заставить до конца дней своих трудиться на рудниках.

Рудников на Ганимеде было с избытком – сотни шахт под малыми куполами денно и нощно выгрызали из недр планеты полезные ископаемые. А также на Ганимеде были электростанции, сельскохозяйственные и рыбные фермы, заводы и фабрики по производству всего, что может понадобиться прихотливым туристам. Как же без этого? Ни одному безумцу не придет в голову везти с Земли на другие планеты металлы и органику, пищу и воду. Это безумно дорого, это не окупится никогда.

Импорт рабочей силы – вот что действительно выгодно. Стать жителем большинства внеземных колоний легче легкого – только свяжись с представителем фирмы и подпиши контракт. Тебе дадут отличный аванс, внушительные подъемные и впечатляющие гарантии на рабочее место. И все это не будет блефом ни в малейшей степени – законы на Земле строги и за соблюдением их следят неукоснительно. Но все же, все же…

Если ты покинул Землю, помни о том, что все может оказаться другим – странным, непривычным. Сикось-накось и шиворот навыворот. Потому что элиминация, как бы ни протестовали против нее отдельные правозащитники, держит человеческое стадо в рамках приличия. Выдра, как бывший лесоруб, знал это лучше кого-либо.

Бывший элиминатор – так точнее. Уже три дня как бывший.

Так сложилось, что элиминаторы называли себя лесорубами. В их циничном самоназвании присутствовала немалая доля истины. В самом деле, они прореживали чащу, вырубая больные деревья. Элиминировали, уничтожали тех представителей человеческой популяции, на чье перевоспитание надеяться не приходилось.

Термин «элиминация» пришел, как ни странно, не из юридической, а из биологической науки. В теории естественного отбора он означает гибель отдельных особей или целых групп организмов в результате различных естественных причин. И президент Хьюго Тернер, один из создателей Земного Кодекса, биолог по образованию, не раз упоминал об этом в своих речах. «Господь в неизмеримой благости своей создал естественный отбор, – говорил Тернер, – создал его, чтобы умирали те, кто не заслужил жизни. Люди нашли способ избежать естественного отбора, нарушили божественные заповеди природы, они не боятся ничего и потому погрязли в пороках. Самый закоренелый преступник знает, что может прибегнуть к помощи дорогих адвокатов и остаться безнаказанным. Так пусть же элиминация станет высшим законом и приведет нас к утраченному равновесию. Пусть всякий убийца, террорист и насильник, любой преступник первой степени и рецидивист второй степени знает, что возмездие придет неминуемо! И никакие адвокатские уловки не помогут избежать справедливости! Dura lex, sed lex» [1] .

Выдра выучил наизусть речь президента Тернера еще в школе. Это было тридцать лет назад, и уже тогда практика элиминации насчитывала более четырех десятилетий. Стало быть, к теперешнему моменту Земля жила под законом элиминации свыше семидесяти лет. И жила вполне успешно. Страх смерти – не самое приятное из чувств, но он делает свое дело. Он заставляет задуматься о последствиях.

Боливийский мальчишка Томас Уанапаку мечтал стать элиминатором с самого детства. Он знал, что мечта его почти неосуществима, что легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем низкорослому индейскому заморышу стать членом касты охраняющих закон убийц. И все-таки он стал лесорубом. Выдра помнил свою безудержную радость, когда он, двадцатидвухлетний сержант, прошел первый отборочный тест и был зачислен в группу претендентов. Помнил свою гордость, когда получил сертификат элиминатора, с честью выдержав четыре года адского обучения. И, само собой, не мог забыть того, что случилось семь лет назад – операцию по устранению Нуньеса Рохо в Кочабамбе, стоившую ему здоровенной дыры в ноге и едва не отправившую в могилу. Затем – первые робкие сомнения, скоро перешедшие в сомнения тяжкие. Еще позже – понимание, что все в этом дерьмовом мире устроено неправильно. Ссора и разрыв с Амарантой, недопустимые проявления чувств, провал операции в Хуачакалье, закончившийся жуткой бойней. И в последние пять лет – полное бесчувствие, отсутствие каких-либо мыслей по какому-либо поводу, рефлексы бездушного механизма. Именно за эти пять лет он стал лесорубом высшей категории, элиминируя приговоренных к смерти настолько быстро и точно, насколько это вообще было возможно. Начальство простило ему прежние оплошности, снова полюбило его от всего сердца, в последний год замучило Выдру предложениями о продлении контракта, но Выдра не поддался. Он просто ушел. Ушел на пенсию. Он имел на это полное право.

К черту все на свете. Он едет отдыхать. Он уже прилетел.

Выдра втягивал воздух ноздрями и едва заметно морщился. Народ вокруг Выдры ощутимо пованивал. Выдра обладал тонким обонянием, и смешанный аромат кислого пота, алкогольного перегара, аптечных дермов, плебейского крема для бритья и полувыветрившихся бабьих духов не доставлял ему особого удовольствия. Толпа пассажиров двигалась вперед через тесный коридор, тесня друг друга плечами и животами. Немалая часть особей мужского пола выглядела основательно побитыми – синяки, царапины и пластыри украшали их мятые физиономии. Отдельную группу из двух десятков особо отличившихся в побоище вели впереди от основной толпы туристов два массивных охранника с шокерами. Преступники шли бодро, размахивали руками, обсуждая веселые подробности недавней махаловки, и не делали ни малейшей попытки сбежать или хотя бы оказать сопротивление. Их счетам предстояло основательно похудеть в ближайшие несколько часов, но удовольствие, судя по всему, того стоило.

В отличие от космопортов Земли, где все было напичкано техникой под завязку, где каждого прибывшего пассажира заботливо опекали до самого выхода, в Эль-Параисо все было нарочито примитивно. Туристы платили немалые деньги за то, чтобы оказаться в незатейливой обстановке, хлебнуть адреналинчика в космическом аналоге дикого запада, не обремененным излишком приличий, и владельцы курорта предоставляли им эту возможность сполна, с первых минут.

Толпа новоприбывших продралась-таки через коридор и вывалилась в зал регистрации. Народ ринулся к трем пропускным пунктам, отчаянно чертыхаясь и наступая друг другу на ноги. Выдра неожиданно для себя поддался общему стервозному настроению, оттеснил плечом рыжего здоровяка, едва не повалив его на пол, ужом протиснулся сквозь плотную стаю длинноногих блондинок, одинаковых, как клонированные овцы, обошел на бегу пятерых потных скандинавов и пришел к финишу одним из первых. Оказался в голове очереди – от неприветливой регистраторши в синем кителе его отделяло человек десять, не больше. Что, безусловно, следовало считать огромной удачей, потому что полицейские уже приступили к усмирению и упорядочению туристического стада, выстраивая его в три отдельных колонны при помощи резиновых дубин (назвать «дубинками» эти гипертрофированные орудия язык как-то не поворачивался).

Шум сзади доносился основательный – сочные звуки ударов, мат-перемат на всех языках мира, женские визги, рык похмельных мужчин и сиротливые рыдания деток, пока еще не осознавших факта, что на месте долгожданного небесного рая вдруг оказалось преддверие ада, свинство, дискомфорт, вопиющее попрание привычных человеческих прав и свобод. Выдра не оборачивался, смотрел вперед, буравя глазами складчатую спину негритянки, облаченной в чересчур обтягивающее для полуторацентнеровой дамочки платье. Выдра неодобрительно относился к показухе. Пожалуй, он с удовольствием прошелся бы дубинкой по головам и хребтам половины из присутствующих в этом зале – они того заслуживали. Просто для профилактики, для новообретения вкуса к жизни, для вышибания извечной головной боли обывателей: как бы еще потратить деньги. Но в отличие от ганимедских копов он сделал бы это по-настоящему, без киношной фальши…

Нет, нет, с него довольно. Психологи утверждают, что стереотип мышления элиминатора – ноша пожизненная, что от этой обузы не избавиться до самой смерти, потому-то бывшие лесорубы и живут недолго – либо сходят с ума, либо стремительно и неуклонно спиваются. Но Выдра знал и другую цифру: тридцать семь процентов. Да, господа, тридцать семь процентов надежды – именно такая часть бывших элиминаторов быстро адаптируется к нормальной жизни. Выдра рассчитывал, что попадет именно в эту квоту, отмеренную суровыми небесами.

Через пять минут Выдра добрался до окошка регистрации и протянул документ злой офицерше паспортного контроля. В этом также присутствовал явный анахронизм: нигде в мире, кроме курортов Ганимеда, не требовали настоящий паспорт – примитивную бумажную книжицу с визами на страницах. Везде обходились пластиковой картой идентификации.

Тетка уткнулась в паспорт Выдры, потом подняла глаза.

– Как зовут? – рявкнула она.

– Кого зовут? Меня? – переспросил Выдра.

– Да, вас!

– Там все написано. В паспорте.

– Там написано «Выдра», – заявила тетка, недоуменно хлопая глазами.

– Так оно и есть.

– Это что – фамилия?

– Все что угодно. И имя, и фамилия.

– Так вас зовут Выдра?

– Именно так, – Выдра холодно кивнул. – Насколько мне известно, людям по имени Выдра не воспрещен въезд на вашу планету.

– Цель приезда?

– Отдых, – коротко бросил Выдра.

Короткий шлепок печати, в паспорте появилась фиолетовая отметка.

– Проходите, не задерживайтесь! – рявкнула тетка.

Выдра усмехнулся, взял паспорт и пошел к ленте багажного транспортера. На удивление быстро обнаружил свой чемодан и потащил его к выходу. Тележки непрезентабельного вида стояли рядком у стены, но Выдра не воспользовался услугой. Небольшая тренировка мускулов не помешает. Хотя он уже и не лесоруб, но расслабляться не стоит, нужно держать себя в форме.

Выдра… Да, в паспорт вписано именно такое имя. Настоящее индейское имя, кстати. Короткое, удобное и соответствующее сути. Зверек небольшой по размеру, компактный, но оттого ничуть не менее хищный. К тому же быстрый, живучий и себе на уме. Не какой-нибудь неуклюжий лохматый медведь, не ленивый раскормленный лев или гиеноподобный пожиратель падали. Выдра – самое то.

Еще пять минут ушло на таможенный досмотр и вскоре Выдра уже стоял на привокзальной площади, обозревал обстановку. В четвертый раз в своей жизни он находился в инопланетном городе, и снова не переставал удивляться, насколько все здесь непривычно. Купол, накрывающий Эль-Параисо, не виден, сияние тысяч уличных фонарей скрывает его от взора. Купол непрозрачен, состоит из двух слоев базальтовой ткани, натянутой между ячейками металлического каркаса на полуторакилометровой высоте. Между слоями ткани – местный грунт, измельченный и уплотненный. Конечно, «купол» – название условное, скорее это плоский надувной матрас: всего полтора километра в высоту и шестьдесят в диаметре. Сооружение кажется хрупким, однако способно выдержать удары мелких метеоритов и надежно удерживает в себе воздух и тепло. Большой камень, прилетевший из космоса, может проделать в нем дыру… Что ж, на этот случай существуют десятки ремонтных бригад, хорошо знающих свое дело. За сорок семь лет существования Эль-Параисо не произошло ни одного ЧП, дотягивающего до ранга хотя бы третьесортной катастрофы. Безопасность туристов гарантирована.

На площади перед космопортом высится тридцатиметровая статуя – каменный человечище приземлился на пьедестал в невероятной позе, застыл на правой ноге, левая нога полусогнута, руки раскинуты в стороны, опущены ладонями вниз. Человек самозабвенно пляшет джигу – ирландскую чечетку. Это Рори О’Нейл, главный архитектор Эль-Параисо. Он соорудил памятник самому себе – прижизненно. Почему бы и нет? По сведениям Выдры, танцевать джигу О’Нейл на самом деле не умеет, но вот мастерства создавать причудливые объекты, противоречащие закону тяготения, у него не отнять. Противоречащие, впрочем, закону земного тяготения. На Ганимеде все весит много меньше, чем на Земле, землетрясений здесь не случается, внутри купола нет ветров и атмосферных осадков, нет зимы – царит вечное лето. На Ганимеде можно строить такое, что на старушке Земле рухнет сразу же. Площадь в Эль-Параисо ограничена и баснословно дорога, а вот кубатуры – хоть отбавляй. И поэтому дома тянутся вверх на сотни метров, а то и на полкилометра. Строения причудливых, фантастических форм, с террасами, бассейнами, садами не то что висячими, а вовсе летающими. Небоскребы соединены между собой прозрачными туннелями, канатными дорогами и воздушными мостами. Жизнь бурлит на всех этажах Эль-Параисо, во всех его горизонтальных слоях. Люди просаживают денежки, заработанные трудами тяжкими и нетяжкими.

Многовато здесь людей, конечно… Выдра вздохнул, представив себе старенькое бревенчатое бунгало на берегу Тихого океана. Полосатый шезлонг, зонтик над головой, бутыль красной Риохи в деревянном ящичке у ног. Волны, накатывающие на берег, черные силуэты пальм на фоне багрового закатного неба, крики морских птиц… Тишина и одиночество… Черта с два! Не верил Выдра, что на Земле оставят его в покое – особенно сейчас, в первые месяцы после ухода в отставку. Неминуемо найдется какое-нибудь сверхважное дело, требующее непременного его участия. «Приносим извинения, сеньор Уанапаку, но по личной просьбе президента мы вынуждены привлечь вас к элиминации Луиса Веги, преступника первой степени, скрывающегося в сельве, предположительно в районе Пуэрто Алегре. Имеющиеся в нашем распоряжении элиминаторы, к сожалению, не в состоянии справиться с данной операцией. Для вас же, опытного агента, эта работа не составит особого труда. Оплата, как обычно, в двойном исчислении, начиная с этого часа…»

Выдра тряхнул головой, отгоняя наваждение. Он поступил правильно, удрав на Ганимед. Он пробудет здесь три месяца, а за это время, глядишь, боссы лесорубов свыкнутся с мыслью о потере и научатся обходиться без его услуг. Довольно с него элиминации и всего, что с ней связано. Выдра выложил четверть миллиона кредитов за билеты и трехмесячную визу и собирается потратить еще как минимум полмиллиона на отдых. Потому что он богатый человек. Всю жизнь он зарабатывал немалые деньги и не имел возможности как следует их потратить. Незаметность, предписанная лесорубам, вещь полезная, но утомительная. Это достает.

Выдра вовсе не собирался выпендриваться, цеплять на себя яркие тряпки и бросаться в казино, дабы просадить там десяток-другой тысяч. Непритязательность въелась в его натуру за годы специфической работы, и двухкомнатный полулюкс, заказанный им в отеле «Гран Перро», был достаточно скромен. Выдру интересовало другое: изысканная кухня, толика отличного вина, возможность наконец-то посмотреть сотни кинофильмов и прочитать десятки книг, не посмотренных и не прочитанных в прежней, лесорубьей жизни. И непременно – спорт, в самых экстремальных его разновидностях. Эль-Параисо предоставлял для этого широчайшие возможности. Если тело тренированно, быстро и гибко, если душа не ведает страха, то стоит дать насладиться им – душе и телу – подходящими развлечениями. Не все им, бедолагам, гробить себя в нудном преследовании преступников. Нужно попробовать прыжки в аэродинамической трубе, гонки в невесомости, скалолазание в космосе, и конечно, подводное регби, и само собой, слалом на горах, покрытых метановым снегом. Все, все нужно попробовать. Также желательно найти для этих целей подходящую инструкторшу – симпатичную, неглупую, опытную не только в спорте, но и в постельных делах. Проблем с этим не должно возникнуть – с его-то, Выдры, деньгами и способностями. Пришло время отдыха! Отдыха настоящего, можно сказать, более чем полноценного!

Вот о чем думал Выдра, стоя на площади перед космопортом. Между тем народ, только что прибывший в Эль-Параисо, возбужденными толпами вываливался из дверей, бодро хватал такси и разъезжался по своим отелям.

Само собой, ни о каких топливных двигателях на Ганимеде речи не было – выхлопы угробили бы атмосферу внутри купола в считанные часы. Юркие трехколесные электромобильчики вмещали не больше трех пассажиров, двигались со скоростью не выше шестидесяти километров в час, но в Эль-Параисо большего и не требовалось.

Выдра махнул рукой и электрорикша, спешащий мимо него, немедленно тормознул, причалил к бордюру. Откинул крышку своего микроболида, высунул лысую голову, прищурил и без того узкие азиатские глазки и сказал:

– Куда едем, омбре[2]?

– Отель «Гран Перро». Знаешь такой?

– «Больсая Собака»? – китаец тонко хихикнул. – Кто его не знает? Все знают. Хоросый отель, узасно хоросый. Лозысь, омбре, в мою таську, и за десять минут будесь на месте.

«Лозысь» означало «ложись». Положение, которое занимали в электромобилях водитель и пассажиры, нельзя было назвать полностью лежачим – скорее, полусидячим. Выдра аккуратно положил чемодан на заднее сиденье, перекинул ногу через неестественно тонкий пластиковый борт и плюхнулся рядом с таксистом. Китаец опустил крышу и двинулся вперед, маневрируя между бесчисленными электромобилями. Ощущения – как от гонок консервных банок на колесах.

Через десять минут Выдра вошел в вестибюль гостиницы. А еще через полчаса сидел в кресле своего номера, вытянув босые ноги и положив их на подставку, обитую плюшем. Горел огонь в камине (точнее, в его голографической имитации), тихо играла музыка, на столике высилась стопка книг, заранее заказанных Выдрой по каталогу. В руке Выдра держал бокал с Риохой – настоящей, темно-бордовой, испанской. Он привез шесть бутылок вина с собой – увы, больше не позволяли таможенные правила.

С каждой минутой жизнь становилась все прекраснее.

Глава 2

Выдра с трудом оторвал чугунную голову от подушки. Встал с постели и, пошатываясь, добрался до ванной. С отвращением оглядел свое изображение в зеркале – кожа бледна как у покойника, темные окружья под глазами, длинные черные волосы свалялись в неопрятные космы, нос исцарапан, на левой скуле багровый кровоподтек. И запах… Разит как из старой пивной бочки. Тьфу!

Вчера Выдра несколько перебрал. Если точнее – упился в хлам. Вот тебе и благие намерения, вот тебе здоровый образ жизни. Дорвался бывший лесоруб до свободы, сто чертей ему в селезенку. Подрался, естественно… Ладно хоть не оставил на поле сражения пару свежих трупов. Выдру вовремя утащила эта, как ее… В общем, эта японка – Эмико. Утащила к себе в постель. А теперь Выдра даже не помнит, насколько она была хороша и была ли хороша вообще. То, что сам он не был хорош, сомнению не подлежит. Все, что произошло ночью, провалилось в небытие.

Выдра в очередной раз рыгнул перегаром и удрученно покачал головой. Позорище! Ладно, ладно. Сегодня он отлежится, отдышится, а завтра непременно посетит бюро по экстремальным видам спорта. Или послезавтра… В общем, в самое ближайшее время.

Начался вчерашний вечер вполне благополучно. Выдра влез в сеть, долго разбирался в информации о ресторанах Эль-Параисо – насколько амбициозной, настолько же, вероятно, и лживой; с негодованием отверг кухню китайскую, корейскую, французскую, немецкую, итальянскую и мексиканскую – сколько можно! Остановился, в конце концов, на кухне эфиопской – реклама обещала истинную, непревзойденную экзотику, уникальный, сваренный по особому рецепту кофе, национальную музыку и уютную интимную атмосферу.

Экзотика и в самом деле оказалась хоть куда – таких обшарпанных и закопченных заведений, как ресторанчик «Ид-аль-Адаха», Выдра не видел даже в глухой боливийской провинции. Посетители сидели на низких табуретах, чуть ли не на земляном полу, и кормили друг друга яствами, по виду напоминавшими позавчерашние пищевые отбросы. Именно так – кормили друг друга. Ни вилок, ни ложек не наблюдалось, ели руками, и кусок полагалось отправлять в рот не себе, а соседу. Узрев сие безобразие, брезгливый Выдра сделал попытку немедленно сбежать, но был пленен редкостной красоты темнокожей девушкой. Девушка, увешанная огромным количеством цветных бус и едва прикрытая куском полосатой льняной ткани, схватила Выдру за руку, прижалась к нему, обдав запахом сандала, и сказала, что ее зовут Адва, что она накормит господина сама, что она сделает все-все, чтобы ему понравилось, и поэтому ему обязательно очень-очень понравится. Выдра вздохнул и сдался.

Они сели за приземистый столик друг против друга – голые ноги Адвы прижались при этом к ногам Выдры, доставив ему приятные ощущения. Меню не принесли: девушка заявила, что господин – ее лучший гость, и она сама закажет то, что подойдет ему лучше всего, и накормит его так вкусно, что он всегда будет кушать только в ресторане «Ид-аль-Адаха». На жестяном блюде притащили серую ноздреватую лепешку диаметром в полметра, эфиоп в феске вывалил на нее куски жареной баранины и овощи, залил густым соусом и удалился.

– Хлеб называется инжерра, – прощебетала Адва, – он сделан из травы. А соус называется бербери, его надо запивать тэджем, чтобы не так жглось. Попробуйте тэдж, господин.

Она налила из кувшина в стакан мутную молочно-янтарную жидкость и протянула Выдре. Выдра сделал глоток. Тэдж оказался медовухой – довольно крепкой и не слишком тонкого вкуса. Впрочем, выбирать не приходилось – не успел Выдра опомниться, как Адва оторвала от края хлеба изрядный кусок, смешала рукой соус и мясо, завернула все это в лепешку на манер кулька и впихнула в его несчастный рот. Выдра сделал пару жевательных движений и припал к спасительному напитку, стараясь пропихнуть жгучее месиво в глотку. На глазах его выступили слезы – он привык к острой латиноамериканской кухне, но этот «бербери», казалось, был сделан не из перца, а из раскаленного пламени. Все в ресторане дружно вытаращились на Выдру – очевидно, надеясь, что он упадет на пол и забьется в конвульсиях, а может, даже и умрет. Выдра не упал и не умер – набулькал и осушил залпом второй стакан тэджа, пару раз кашлянул, натужно улыбнулся и помахал зрителям рукой. Зрители захлопали в ладоши и радостно загалдели.

Рефлексы выстрелили в мышцы Выдры, он с трудом удержался, чтобы не вскочить на ноги и сбежать из дурацкого заведения. Все это было не просто неправильно, но опасно. Элиминатор не должен вести себя так безрассудно, нельзя есть такую пищу… в конце концов, его могут просто отравить, кто их знает, этих диких эфиопов. Но в следующее мгновение хмельная медовуха ударила в голову, теплыми струями разбежалась по жилам и заставила тело расслабиться. Горячие колени девушки сжали ногу Выдры, тонкие ее пальцы накрыли его узловатую руку.

– Ведь это очень-очень вкусно, да, господин? – спросила она.

– Да, неплохо, – Выдра кивнул головой.

Дудки. Он больше не элиминатор, вот так! Он волен делать все, что ему захочется, попадать в любые идиотские приключения и не задумываться ни о репутации, ни о безопасности. Именно это он и будет делать. Таков его путь к тому, чтобы стать нормальным человеком.

– Адва, давай я буду есть сам, – предложил Выдра. – Самому мне как-то привычнее.

– Нет, нет! – девушка замотала головой и десятки тонких ее косичек разлетелись в стороны. – В первый раз совсем нельзя – это же гуршя, старый обычай. Вот когда вы придете обедать завтра, во второй раз, тогда я дам вам только первый кусочек, а дальше можете кушать сами. Но лучше, чтобы я вас кормила, а вы меня. Потому что так угодно богу.

– Какому богу? – спросил Выдра.

– Как какому? – Адва удивленно заморгала. – Господу нашему, Иисусу Христу. Вы из какой страны, господин? Вы японец?

– Нет, я индеец аймара. Я из Боливии.

– А это где такое? На Земле?

– На Земле. В Южной Америке.

– Здорово! – восхитилась девушка. – Вот накоплю денег и тоже побываю на Земле. Никогда там не была. Только говорят, там все страшно тяжелое. Трудно двигаться, трудно дышать.

– Это у вас все слишком легкое, – заявил Выдра. – Шкаф с одеждой можно двумя руками поднять. И кости у вас, ганимедцев, из-за этого хрупкие. Ты пьешь таблетки, Адва?

– Конечно, господин. Без таблеток здесь жить нельзя. Быстро распухнешь и умрешь.

– Много денег тратишь на таблетки?

– Нисколько. Всем гражданам Ганимеда трамитин дают бесплатно. А если кто-то отказывается его принимать и начинает пухнуть, его кладут в клинику, тоже бесплатно. У нас хорошее, доброе правительство. Богатый город.

– А я вот за этот ваш трамитин плачу немалые деньги, – сказал Выдра. – Ну и ладно, удовольствие того стоит. Ты, Адва, представить себе не можешь, как забавно стать вдруг в два с половиной раза легче, чем весил всю свою жизнь. Легкость в теле необыкновенная, только вот желудок барахлит, подташнивает постоянно.

– Это пройдет. Если будете принимать трамитин, пройдет через неделю. У всех землян проходит.

– Будем надеяться…

– А вы смотрите шоу «Битва деградантов», господин? – спросила девушка. – Через два часа будет очередная трансляция, мы здесь все это смотрим.

– Нет, не смотрю.

– Почему? Это же супершоу! Все только о нем и говорят!

– Я не смотрю никакие шоу.

– Очень зря. Там все по-настоящему, там деграданты убивают друг друга. А кто выживет, тот победит.

– Убивают? – Выдра с недоверием покачал головой. – Быть такого не может. Они что, не люди?

– Нет, конечно. Они деграданты.

– Роботы?

– Нет, они совсем как люди – мощные такие, огромные, красивые, волосы у них длинные. И дерутся здорово.

– Значит, все-таки люди?

– Да нет же! Деграданты они!

– Понятно, – резюмировал Выдра. – Ну их к чертям, этих твоих деградантов. Налей-ка мне еще этого вашего бэджа.

– Тэджа, господин.

– Ну да. Налей.

Выдра тяпнул еще стаканчик медовухи и съел из рук девушки Адвы два больших куска инжерры с бараниной. Потом принесли тыбс – нарезанные плеточками кусочки мяса, жареные с зеленым перцем. Половина порции зажгла в желудке Выдры такой адский огонь, что пришлось залить его чуть ли не полукувшином тэджа. Музыканты в углу начали наяривать музыку на однострунных скрипках, по виду сделанных из коробок для обуви. Эфиопы и эфиопки повскакивали из-за столов и пустились в корявый танец, подпевая себе на гортанном языке, люди с белой кожей лениво хлопали им в такт и тяжело отрыгивались. Выдра с трудом привел в порядок мысли, замутненные алкоголем, и понял, что с него достаточно. Он встал, едва не повалив стол, отодвинул рукой официанта, только что притащившего очередное блюдо – заведомо несъедобный кусок сырой телятины, и прошествовал к стойке бара. После десятиминутных препирательств, сопровождавшихся размахиванием рук, криками, уговорами и рыданиями Адвы, ему удалось заплатить по счету и покинуть заведение. Сумма, по мнению Выдры, превышала истинную стоимость обеда раз в двадцать, но он не стал спорить. Сам виноват – никто не тянул его сюда.

Дальше, по логике поведения лесоруба, Выдра должен был вернуться в свой отель, принять пилюлю для улучшения пищеварения и завалиться спать. Но голова его потеряла контроль над ногами, а ноги понесли в поисках дальнейших приключений. Через полчаса Томас обнаружил, что находится в прокуренном помещении, имитирующем салун из американского вестерна. Он стоял у бильярдного стола и таращился, наблюдая, как две крашеные под блондинок японки безуспешно пытаются уложить хотя бы один шар в лузу.

– Эй, эй, подружки, – неожиданно для самого себя произнес Выдра. – Да я смотрю, вы играть ни черта не можете! Научить вас, цыпочки?

Подружки-цыпочки дружно повернулись к Выдре, в глазах их сверкнул интерес.

– Пойдет, омбре, – произнесла одна из них нежнейшим соловьиным голосом. – Меня зовут Эмико. Играем с тобой матч из трех партий, по пятьсот кредитов за партию. Бабки вперед – наличкой. «Восьмерка», по спортивным правилам. Разбив идет со всей кухни. Если шар улетает за борт – двойной фол, два раза бьем с руки. И выпивка – за твой счет. Пойдет?

Вот так ультимативно все это прозвучало. Выдра несколько оторопел, но не испугался, конечно. Ему ли, настоящему мужчине, бояться японских блондинок? К тому же, что это за деньги – пятьсот кредитов? Мелочь, в сущности.

– Пойдет, Эмико, – сказал он. – А ты умеешь играть? Пока я этого не увидел.

– Сейчас увидишь. – Японка махнула рукой, подзывая маркёра. – Как тебя зовут, омбре?

– Выдра.

– Забавная кликуха. Ты какие шары предпочитаешь – земные или ганимедские?

– Земные, – почти уверенно ответил Выдра.

Он понятия не имел, что такое ганимедские шары, а спрашивать было неудобно – в конце концов, он не новичок в пуле. Ерунда все это. Сейчас он разделает цыпочку под орех, уложит все шары с двух выходов – он умеет это делать. Потом напоит обеих цыпочек чем-нибудь покрепче. А после этого утащит их с собой развлекаться. Во-первых, ему всегда нравились японки. А во-вторых, сейчас ему можно все – в том числе и поддатых симпатичных девиц. Никто не настучит на него за это и не поставит жирный минус в личное досье.

Маркёр тем временем установил на столе пирамиду из шаров, поставил биток на точку. Выдра взял из стойки кий, покатал его по столу, проверяя прямизну, оценил форму накладки. Все выглядело идеально. Можно было приступать к разбиву.

Он не стал выпендриваться, разбивать пирамиду сзади ударом от борта. Выбрал самый простой вариант – чуть косой в лоб, прицелился и стукнул.

Он никак не ожидал того, что случилось. Стандартный удар разнес пирамиду вдребезги, взорвал ее к чертовой матери. Шары заметались между бортами как молекулы в броуновском движении. Одновременно четыре шара зайцами прыгнули за борт и с грохотом поскакали по полу.

Обе японки радостно захохотали, словно Выдра оправдал их самые радужные ожидания. Десять зрителей, зачем-то появившихся вокруг стола, также загоготали громко и неприятно. Выдра смущенно побагровел и побрел подбирать с пола шары-беглецы. Он уж и не помнил, когда с ним в последний раз случался такой дурацкий конфуз. Разве что в детстве.

– Двойной фол, омбре, – объявила Эмико. – Мы с тобой договаривались.

– Без проблем, – отозвался Выдра, выставляя шары вдоль бортов.

Девушка реализовала свой фол на все сто процентов. Точнее, на пятьсот, потому что забила с одного выхода пять шаров. Она не спешила – готовила каждый удар долго, с выцелом, совещалась со своей подружкой. Выдра терпел – ждал, когда подойдет его время выйти и разобраться с ситуацией, стукнуть по битку настолько слабо, насколько это вообще допустимо, оценить инерцию шара, понять, в чем подвох. Ожидание его скрашивала попка Эмико – при каждом ударе девушка низко склонялась к столу и ее короткая, почти иллюзорная юбочка натягивалась и поднималась, открывая для обозрения нижние части упругих ягодиц. Зрители, праздно обступившие стол, получали от зрелища удовольствие не меньшее, чем сам Выдра, и это раздражало его. В конце концов именно он платил за выпивку и за весьма вероятный проигрыш, а эти бездельники получили шоу на дармовщинку.

Выдра уже решил было, что партия слита, но Эмико, слава небесам, смазала удар и отошла от стола. Молча кивнула: бей, мол, омбре. Ситуация дрянная, но не безнадежная: японке осталось забить два шара, а ему, Выдре – семь. На Земле, в кабачке «Лос Амигос», в котором Выдра играл каждую пятницу по двенадцать партий, у девчонки не было бы ни малейших шансов. Но здесь, на Ганимеде, что-то было не так. И Выдре предстояло выяснить – что.

Он нацелил кий в правый бортовой шар, сделал три коротких вдоха для концентрации… Шар самый простой, не положить такой в лузу – невозможно. Автоматически скосил глаза влево – ага, биток уйдет сюда, дальше выход на полосатую девятку. И ударил. Точнее, не ударил даже – едва коснулся белого шара. Гравитация… Здесь она ослабленная, нужно это учесть.

Шар лег в угловую лузу точно, иначе и быть не могло – по всем законам геометрии. Но вот чертов биток жизнерадостно взвился в воздух, подскочив на десять сантиметров, описал дугу, перемахнул через борт и приземлился на пол.

– Двойной фол! – дружно крикнули зрители, число которых к этому времени перевалило за пятнадцать.

– О’кей, без проблем, – сказал Выдра, сжимая кулаки и с трудом преодолевая желание сломать кий о чью-нибудь голову. – Ваш ход, леди Эмико.

Что за чертовщина? Такое впечатление, что они играют не полновесными бильярдными шарами, а шариками для пинг-понга. Почему они так скачут?

Японская блондинка хорошо знала свое дело. Шары у нее были теми же самыми, но управлялась она с ними куда ловчее. Пять минут – и партия закончилась. Черный лег в заказанную лузу, зеваки в очередной раз радостно завопили, Эмико щелкнула пальцами и сказала:

– Неплохо для новичка, омбре. С тебя пятьсот кредов. Закажи нам две «Маргариты» [3] и продолжим.

– Я не новичок, – глухо произнес Выдра. – Я начал играть в пул лет за пять до того, как ты появилась на свет, детка. И еще вот что: ты знаешь этих уродов, которые стоят здесь толпой, курят и орут прямо в мои нежные, привыкшие к тишине уши?

– Предположим, знаю, – сказала Эмико, уперев руку в бок, выставив вперед бедро и сощурив глаза.

– То есть, они твои знакомые, да?

– То есть да, знакомые. Ты имеешь что-то против?

– Имею. Скажи им, чтобы перестали по-скотски гоготать и отвалили отсюда. Я честно плачу за игру и не хочу, чтобы за мои деньги мне по-лошадиному ржали в уши.

– Скажи им это сам.

– Ты не против?

– Не против. Половина из них – ужравшиеся европейцы, а вторая половина – тупые американцы. Я знаю их давно, и не менее давно они достали меня. Если сумеешь справиться – убери их отсюда.

– Если уберу, объяснишь мне, в чем дело? Почему эти шарики прыгают как обезьяны в джунглях?

– Объясню в любом случае. Ты на Ганимеде, дорогуша. И шары весят тут намного меньше. Только новички и профессионалы высшего класса играют здесь с шарами земного веса. Нормальные люди играют в шары с утяжеленной свинцовой серединой. Это и есть ганимедский пул. В нем, пожалуй, ты имел бы шанс в игре со мной. Но ты выбрал земной вариант, Выдра.

– Почему ты мне сразу не сказала?

– Ты не спрашивал. А я слишком скромная девушка, чтобы навязывать свое мнение.

– Да уж, видели мы таких скромных…

– Давай без хамства, Выдра. Если собрался разгонять этих придурков – действуй.

– Ладно, сейчас вернусь.

Выдра вперевалочку пересек зал и подошел к охраннику – двухметровому мулату в синей форме. Достал из кармана бумажник и демонстративно помахал им над головой.

– Кто здесь выписывает лицензии на драки? – спросил он.

– Я выписываю, – флегматично сказал мулат. – Желаешь почесать кулаки, омбре?

– Увидим. Может, и обойдется.

– Для тебя лучше будет, если обойдется. – Мулат с некоторым пренебрежением окинул взглядом малогабаритную фигуру Выдры. – За твои деньги тебе же начистят физиономию. Мне кажется, это не самый лучший вид развлечений, дружище.

– Это мое дело. Давай лицензию.

– На сколько человек?

– На пятерых. Вон на этого блондинчика, того жирного, и на этих троих гринго[4] тоже. – Выдра повернулся к толпе зевак и открыто показал пальцем на своих потенциальных спарринг-партнеров. Зеваки отреагировали стандартно – в очередной раз заржали.

– Пятьсот кредов.

– Отлично, пойдет.

Выдра достал из портмоне кредитную карту и вручил ее охраннику. Мулат пожал плечами – мол, как знаешь, я предупреждал тебя, замухрышка, сходил к стойке бара, произвел необходимые манипуляции, вернулся и принес Выдре пластиковый прямоугольник.

– Лицензия одноразовая, действует три часа и только в этом заведении, – сказал он. – Я прикинул ситуацию и сделал тебе ксиву без ограничения количества участников. Можешь лупить здесь всех мужиков, кроме меня и бармена, конечно. И бабенок бить нельзя – за это угодишь в каталажку. Доволен, омбре? Ты классно вложил бабки.

– Не то слово, – буркнул Выдра.

На Земле такого не было. А вот на Ганимеде – пожалуйста: покупай лицензию и приступай к рукоприкладству. Выдра, как бывший служитель закона, относился к этому неодобрительно. Меркантильность, господствующая на Ганимеде, вызывала у него некоторую брезгливость… впрочем, в этом случае она играла ему на руку. Бить сильно он никого не собирался – так, пара тумаков при необходимости, если кто-то обнаглеет сверх всяких пределов. Но лучше бы на самом деле обошлось без этого.

– Я готов, Эмико, – сообщил он, подойдя к бильярдному столу. – И еще: дальше будем играть ганимедскими шарами. Ты не против?

– А, зассал, вождь! – тут же заорал рыжий толстяк в расстегнутой гавайской рубахе – один из тех, на кого Выдра показывал пальцем. – Эмико, не соглашайся. Вздрючь его по полной программе!

– Отвали, Джордж, – Эмико нервно дернула плечом.

– Точно, – Выдра повернулся к толстому, сжал кулаки, насупил брови, изобразив на лице угрозу. – Ты слышал, что тебе сказала леди? Топай отсюда.

– Сам топай. Где хочу, там и стою.

– Значит, так, – заявил Выдра. – Похоже, что доброго, вежливого обращения вы не понимаете. Вы видели – я взял лицензию на неограниченный мордобой. И предупреждаю: еще одно грубое слово со стороны кого-либо из вас, и у ваших стоматологов появится куча работы. Ваши зубы будут собирать с пола пылесосом.

– Ты маленький корявый соплеглот, – тут же брякнул толстяк, с удовольствием выговаривая каждое слово. – Твои кулачки меньше, чем мои яйца. Ты мог бы подраться с курицей, да. В этом случае я поставил бы на тебя, малыш. Поставил бы пять кредов против десяти, да.

Все вокруг дружно захохотали. Все, кроме японки Эмико. Она озадаченно покачала головой и взяла в руки кий.

– Не кипятись, Выдра, – сказала она. – Я уже поверила, что ты настоящий мужик. Плюнь на этих идиотов, давай играть. Я согласна на ганимедские шары. Условия те же. Не думай, что это будет намного легче.

– Нет уж, нет уж! – завопил один из американцев. – Пусть он врежет Джорджу, пусть! Пусть покажет, какой он крутой!

– Ладно… – Выдра хмыкнул, пожал плечами. – Покажу, если вы так просите.

Он думал только об одном: не повредить мебель, на сломать кий или, хуже того, бильярдный стол. Он и так потратил сегодня слишком много денег. Креды в Эль-Параисо слетают со счета с неописуемой скоростью. Поэтому драться нужно аккуратно.

За те три шага, пока он двигался к толстому, тот успел принять боксерскую стойку. Выдра ударил боковым хуком справа – размашисто, открыто. Толстяк парировал выпад – медленно, неуклюже, и тут же махнул увесистой лапой, метя Выдре в нос. Открылся при этом полностью – хоть в нокаут его отправляй, хоть на тот свет. Томас не воспользовался возможностью подрихтовать обрюзглую морду, у него был другой план. Он легко ушел от удара, сместился в сторону, изящно вытянул ногу и въехал носком ботинка в пах противника.

Рыжий рухнул наземь тяжело, как застреленный бегемот. Захрипел, скрючился и заелозил по полу, сжимая руками ушибленное мужское достоинство.

– Порядок, – удовлетворенно резюмировал Выдра. – Теперь твои яйца точно стали больше моих кулаков. Кто еще желает получить?

Как ни странно, желающие нашлись сразу же, буквально через несколько секунд. Вероятно, они решили, что массовая атака на маленького латиноса неминуемо принесет успех. Выдра так не считал. Пространство для боевых действий было крайне ограниченным, и он по-прежнему заботился больше о целостности мебели, чем о собственной безопасности, поэтому пропустил весьма чувствительный удар в скулу. Впрочем, этим и ограничилось. Через полминуты еще трое присоединились к толстому, составили ему отличную компанию на полу, а все прочие неожиданно прекратили драться и разбежались врассыпную. Режиссер любого гонконгского боевика остался бы крайне недоволен произошедшим – из-за скоротечности и малой зрелищности баталии. Но Выдру ситуация вполне устроила. Он повернулся к оторопевшей японке и сказал:

– Эмико, лапочка, полагаю, что нам нужно перейти за другой стол. Потому что ходить по этим чучелам меня не устраивает, в то же время мне кажется, что убирать их отсюда в мои обязанности не входит.

Вот такое предложение произнес Томас Уанапаку, и Эмико лишь согласно кивнула головой, не в силах вымолвить ни слова. Вторая японка к этому времени благоразумно ретировалась, исчезла из поля зрения. Выдра галантно предложил ручку Эмико, она подхватила его под локоток, и они – взъерошенные, но непобежденные, – прошествовали по диагонали через весь зал к свободному столу. Охранник-мулат оторвался от телефона, по которому вызывал то ли полицию, то ли скорую помощь, и показал Выдре большой палец: молодец, мол, парень, не такой уж ты и замухрышка. Выдра кивнул головой. Он чувствовал себя на все сто, несмотря на ноющую скулу.

Здорово все-таки не быть лесорубом. Будь Выдра в должности элиминатора – ни за что не позволил бы себе такую потасовку. Даже в Эль-Параисо… и пожалуй, тем более – в Эль-Параисо. Что бы сделал элиминатор Уанапаку в этой ситуации? Да ничего интересного – замял бы конфликт в самом начале, погасил его извинительной шуткой, а через десять минут покинул бы заведение и отправился на поиски более безопасного места.

Но теперь он выступал в новой ипостаси – не привык еще к ней, однако привыкал с каждым днем, с каждым часом. А потому он не только играл с симпатичной Эмико в бильярд, но и усердно употреблял алкоголь, вливая в глотку по одному стакану «Маргариты» в течение каждой партии. Так ему было легче. Ему становилось все лучше и лучше, все радостнее и свободнее. К пятой партии Выдра полностью освоился с ганимедскими шарами, отыгрался у Эмико, три раза поцеловался с ней взасос, основательно потискал ее, (попка у Эмико, прямо скажем, была выдающегося качества) и почувствовал себя на седьмом небе от счастья.

«Умата» – так это состояние называют аймара. Это означает, что человек стал глупым как опоссум, обожравшийся забродивших ягод. Стал совсем тупым, потому что выпил слишком много и решил, что может совершать любые поступки и не обращать внимания ни на что.

Выдра нарезался весьма основательно и утратил контроль за происходящим – впервые за много лет.

Напрасно он расслабился. Он как-то не подумал о том, что лицензию на драку могут купить и его соперники.

Через два часа, когда Выдра окончательно осоловел, начал пошатываться и мазать удары один за другим, к столу подвалило сразу пятеро. Трое из них были теми, кого Выдра отправил валяться под стол, их лица украшали живописные кровоподтеки. Рыжего с ними не было – очевидно, полученная травма не позволяла ему самостоятельно передвигаться на нижних конечностях. Но это не делало ситуацию легче ничуть. Потому что одной из пятерых была Оса.

Выдра открыл рот от изумления, помотал головой, пытаясь справиться с наваждением. Быть такого не может – Оса здесь, в Эль-Параисо, в этом самом клубе… Что она здесь делает? У него уже началась белая горячка?

– Эй ты, беглый шаолиньский монах, – тут же заявил один из обиженных, типичный веснушчатый ирландец, – короче, звони своему травматологу. Пусть готовит для тебя костыли и гипс на все тело. Допрыгался ты, понял?

– Не понял, – пробормотал Выдра. – В чем дело, народ? Вы на меня напали, я вам честно навешал, деньги заплатил за это. Вам что, мало? Еще хотите?

– Мечтаем! – заржали парни.

– Вы еще не поняли, что у вас нет шансов? Извините, ребята, но я должен вам сказать, что вы не умеете драться. А я – умею.

– А мы и не будем об тебя руки пачкать, – объявил ирландец. – Вот она тебе навешает. Она умеет.

И показал большим пальцем за спину. На Осу, разумеется.

Оса стояла, сложив руки на груди. Пятнистый костюм в стиле «милитари», узкая талия, перетянутая армейским ремнем, высокий для индейской женщины рост, крепкие мускулистые ноги. За те шесть лет, что Выдра не видел ее, она ничуть не потеряла красоты. И, судя по происходящему, осталась такой жестокой и бессовестной стервой.

Ну да, почему она должна была перемениться к лучшему? Выдра не мог видеть ее глаз, скрытых черными очками, но догадывался, что выражают они то же, что и всегда – презрительную нелюбовь ко всему окружающему, и особенно к нему, Томасу.

Когда-то он делил с ней ложе. Он был одним из немногих, кто старался понять ее, более того – пытался полюбить ее. Теперь в это верилось с трудом.

Она отплатила за его привязанность полновесным предательством – удивительно, как он остался жив тогда в Хуачакалье. И, похоже, сейчас она пришла, чтобы добить его.

– Эй, омбрес, тут какое-то недоразумение, – Выдра поднял руки, примирительно помахал ими, даже изобразил на лице улыбку. – Она женщина, по местным законам я не могу с ней драться…

– Можешь, Выдра, – ледяным тоном произнесла Оса. – Можешь, дружочек. Для этого существует специальная лицензия, и эти ребятки ее купили. Она стоит до черта, но они скинулись и купили ее – для меня. Они сказали, что в это заведение наконец-то пришел достойный меня соперник. Так что никуда тебе не деться, придется немножко поспарринговать.

«Поспарринговать»… Сказала тоже. Выдра имел подготовку по боевым единоборствам – весьма приличную, но не выше стандарта для любого элиминатора. Он никогда не уповал на кулаки, предпочитал в работе холодное или горячее оружие – в зависимости от ситуации. Будь в его руках нож, он убрал бы Осу за полминуты. Но кто здесь позволит драться ножом? Таких лицензий не существует даже на Ганимеде.

По части же единоборства без оружия Осе не было равных. Во всяком случае, Выдра лично не видел человека, которого Оса не смогла бы завалить. Она была фанаткой карате, у-шу, айкидо, джиу-джитсу и всего прочего, что было создано китайцами и японцами для избиения человеков. Она тренировалась два раза в день – исступленно, не жалея себя, вкладывала всю свою ярость и неудовлетворенность в совершенствование тела и ускорение реакции. Пожалуй, именно в этом состояла личная трагедия Амаранты Гуарачи – она могла профессионально выступать на лучших аренах, стать чемпионкой если не мира, то Латинской Америки, но ее профессия накладывала жесточайшее табу на какую-либо, самую малейшую публичность.