Одураченные случайностью. Скрытая роль шанса на рынках и в жизни Талеб Нассим Николас

Предисловие и благодарности

Эта книга, с одной стороны, объединяет рационального математика-финансиста (самоопределение – практик неопределенности), проводящего свою жизнь, пытаясь не быть одураченным случайностью, всплесками эмоций, связанных с неуверенностью в будущем, а с другой, – ранимую, эмоционально зависимую человеческую сущность, которая желает быть одураченной любым абсурдом. Я не могу избежать участи быть одураченным случайностью, но в моих силах сделать так, чтобы, по крайней мере, получить от этого эстетическое удовольствие.

За последние десять лет о наших способностях обрабатывать случайности, заложенных на генетическом уровне или приобретенных, написано очень много. При написании этой книги я старался избегать обсуждения того, чему сам не был свидетелем или не узнал из независимых источников, а также не пропустил через свои голову и сердце настолько глубоко, чтобы говорить об этом предмете без малейших усилий.

Все, что на первый взгляд казалось работой, я отбрасывал. Я должен был очистить текст от пассажей, которые напоминали бы визит в библиотеку и цитирование научных авторитетов. Я старался использовать только цитаты, которые всплывали в моей памяти или исходили от писателей, к которым я внутренне обращался многие годы. Я питаю отвращение к практике случайного использования заимствованной мудрости, но об этом позже. Aut tace aut loquere meliora silencio [1] .

Я пытался по минимуму привлекать примеры из своей непосредственной профессии математика-финансиста. Финансовые рынки – это простой пример ловушек случайности. Я обсуждаю их в качестве иллюстраций, как если бы разговаривал за обедом, скажем, с кардиологом, проявляющим любопытство. (В качестве прообраза я использовал своего друга Жака Мераба).

Несколько благодарностей. Во-первых, я хочу сказать спасибо друзьям, которые могут по праву называться соавторами. Я благодарен нью-йоркскому интеллектуалу и эксперту по случайностям Стэну Джонасу (не знаю, как назвать его более адекватно) за беседы на темы вероятности. Я благодарю своего друга – специалиста в области вероятностей Дона Джемана (мужа Хелиетты Джеман, моего научного руководителя) за поддержку моей книги и энтузиазм. Именно он помог мне понять, что вероятностниками рождаются, а не становятся. Ведь многие математики могут вычислять вероятность, но не понимать ее, следовательно, они совсем не лучше остальных могут делать вероятностные суждения. Идея этой книги зародилась во время долгой, на всю ночь, беседы с моим другом-эрудитом Джамилем Базом летом 1987 года, при обсуждении проблемы формирования «новых» и старых» денег. В тот период я был подающим надежды трейдером, а он насмехался над кичливыми парнями из Соломон Бразерс, и был совершенно прав. Он исподволь внушил мне жажду самоанализа своих жизненных достижений и, по сути, зародил во мне идею этой книги. Позднее мы оба защитили докторские диссертации на схожие темы. Во время своих длительных прогулок по Нью-Йорку, Лондону или Парижу я обсуждал некоторые фрагменты этой книги со многими людьми. Например, Джимми Пауэре обучал меня торговле ценными бумагами и постоянно повторял, что «просто купить и продать может каждый». Друг Давид Пастель, одинаково хорошо владеющий математикой, литературой и семитскими языками, поддерживал меня или выражал свои замечания. Я также благодарен коллеге Джонатану Ваксману за долгие разговоры о применении идей Карла Поппера [2] в жизни финансовых трейдеров.

Во-вторых, я был счастлив встретить Майлза Томсона и Давида Уилсона, когда они оба работали в издательстве «Уайли и сыновья». Проницательный Майлз понимал, что книги не следует писать для заранее определенной аудитории, книга должна найти своего собственного читателя. Что касается Давида, то он выражал уверенность в успехе книги и не стеснял меня какими-либо рамками. Давид видел меня таким, как вижу себя я сам, – человеком, страстно увлеченным вероятностью и случайностью, очарованным литературой, но почему-то занимающимся финансовыми вопросами, будучи трейдером, а не в роли «эксперта» по общим вопросам. Он также спас мой идиосинкразический стиль от скуки редакторской правки (при всех недостатках это мой стиль). Наконец, Майна Самуэльс была для меня самым лучшим редактором: у нее чрезвычайно развита интуиция, она культурна и ненавязчива.

Многие друзья подпитывали меня идеями для книги во время наших бесед. Особо отмечу: Синтия Шелтон Талеб, Хелиетте Джеман, Шайя Пилпел, Давид ДеРоса, Эрик Бриис, Сид Кан, Мари Кристин Риачи, Пол Уилмонт, Джим Газерал, Бернард Опетит, Сайрус Пирастех, Мартин Майер, Бруно Дупайер, Рафаель Дуади, Марко Авеланеда, Дидиер Джавайс, Нейл Крисс и Филипп Эссиели.

Некоторые из глав книги были созданы и обсуждались в рамках «Одеонского цикла». С разной степенью регулярности, обычно по средам в 10.00 вечера, мы с друзьями встречались в баре ресторана «Одеон» в Трибекке. Genius loci (дух места) и сотрудник «Одеона» Тарек Хелифи следил за тем, как нас обслуживают, и подстегивал наше усердие, пробуждая чувство вины за бездеятельность. Таким образом, он немало способствовал появлению этой книги. Мы ему многим обязаны.

Я должен также поблагодарить людей, которые вычитывали рукопись, исправляя ошибки и делая полезные комментарии: Ингу Ивченко, Дэнни Тосто, Маноса Варкутиотиса, Стэна Метелиц, Джека Рабиновича, Сильверио Форези, Ахиллеса Венетулиаса и Николаса Стефаноу. Эрик Стеттлер был бесценным редактором копии, все ошибки – мои.

И, наконец, множество версий этой книги раскиданы по Всемирной паутине. Читатели шлют мне письма с уточнениями и ценными вопросами, которые заставили меня вплетать в свой текст ответы на них. Многие главы этой книги появились как ответы на читательские вопросы, так, Франческо Кориелли из Боккони предупредил меня о кривых разброса научных результатов.

Книга была написана и закончена уже после того, как я учредил «Эмпирику», мой интеллектуальный дом в лесах штата Цинцинатти. Мой «дом» был комбинацией лаборатории исследования вероятностных приложений, летнего атлетического лагеря и, не в последнюю очередь, операций хеджевого фонда на случай кризиса (во время написания этих строк я переживал один из лучших периодов в моей профессиональной деятельности). Я благодарю всех людей, которые окружали меня и добавляли стимулов в тамошнюю атмосферу: Пэллоп Энгсупун, Дэнни Тосто, Питера Хэлле, Марка Спицнагель, Юзанга Джоу и Кирилла де Ламбилли, а также членов Палома Партнере Тома Виц и Дональда Сусмана.

Содержание глав

Первая: Если Вы такой богатый, почему Вы не такой умный?

Иллюстрация эффектов случайности в социальной иерархии и ревности через два противоположных характера. Скрытое редкое событие. Как в современной жизни все может довольно быстро изменяться, кроме, возможно, стоматологии.

Вторая: Причудливый метод учета

Альтернативные истории, вероятностный взгляд на мир, интеллектуальное мошенничество и случайностная мудрость француза с устойчивыми привычками купания. Как журналисты не понимают случайную последовательность событий. Остерегайтесь заимствованных суждений, поскольку почти все прекрасные идеи относительно случайных результатов противоречат общепринятой мудрости. Различия между правильностью и понятностью.

Третья: Математические раздумья об истории

Моделирование методом Монте-Карло как метафора к пониманию последовательности случайных исторических событий. Случайности и искусственная история. Возраст это красота, но новое и молодое почти всегда токсично. Отправьте вашего профессора истории в начальный класс по теории статистического анализа.

Четвертая: Случайность, нонсенс и научный интеллектуал

Применение генератора Монте-Карло для искусственного мышления и сравнения его со строго неслучайной конструкцией. Научные войны входят в деловой мир. Почему эстет, живущий во мне, любит быть одураченным случайностью.

Пятая: Выживание наименее пригодного или может ли случайность одурачить эволюцию?

Учебный пример двух редких событий. Редкие события и эволюция. «Дарвиниз» и эволюция концепции, которые неправильно понимаются в небиологическом мире. Жизнь не непрерывна. Как эволюция будет одурачена случайностью. Подготовка к проблеме индукции.

Шестая: Смещение и асимметрия

Мы представляем концепцию смещения: почему термины «бык» и «медведь» имеют ограниченное значение вне зоологии. Порочный ребенок разрушает структуру случайности. Представление проблемы эпистемологической непрозрачности. Предпоследний шаг перед проблемой индукции.

Седьмая: Проблема индукции

Хромодинамика лебедей. Предупреждение Солона в некотором философском смысле. Как Виктор Нидерхоффер преподавал мне эмпиризм; а я добавил вычитание. Почему ненаучно принимать науку всерьез. Сорос продвигает Поппера. Книжный магазин на 21-ой и 5-ой Авеню. Пари Паскаля.

Восьмая: Слишком много миллионеров по соседству

Три иллюстрации пристрастия выживания. Почему очень немногие люди должны жить на Парк-Авеню. Миллионер по соседству носит очень неосновательную одежду. Переполнение экспертами.

Девятая: Легче купить или продать, чем пожарить яичницу

Некоторые технические расширения пристрастия выживания. Распределение «совпадений» в жизни. Предпочтительней быть счастливым, чем компетентным (но Вас можно поймать). Парадокс дня рождения. Большее количество шарлатанов и большее количество журналистов. Как может исследователь с этикой работы находить хоть что-нибудь в данных. Нелающие собаки.

Десятая: Неудачник забирает все или нелинейности жизни

Нелинейная злоба жизни. Перемещение в БелЭйр и приобретение недостатков богатых и известных. Почему Билл Гейтс из Майкрософт может не быть лучшим в своем бизнесе (но, пожалуйста, не сообщайте ему этот факт). Лишение ослов корма.

Одиннадцатая: Случайность и наш мозг: мы вероятностно слепы

Трудности размышления об отпуске как линейная комбинация Парижа и Карибов. Неро Тулип не сможет никогда снова ходить на лыжах в Альпах. Некоторое обсуждение поведенческих открытий. Несколько проявлений вероятностной слепоты, взятых из учебника. Чуть больше о журналистских глупостях. Почему Вы можете быть мертвы к настоящему времени.

Двенадцатая: Приметы азартных игроков и голуби в коробке

Приметы игрока, наполняющие мою жизнь. Почему плохой английский язык водителя такси может помочь Вам сделать деньги. Почему я дурак из дураков, за исключением того, что я знаю об этом. Что делать с моей генетической непригодностью. Никаких коробок с шоколадом в моем торговом офисе.

Тринадцатая: Карнид приходит в Рим: вероятность и скептицизм

Цензор Катон высылает Карнида. Монсеньер де Норпуа не помнит свои прежние мнения. Остерегайтесь ученого. Женитьба на идеях. Тот же самый Роберт Мертон, помогающий автору основать его фирму. Наука развивается от похорон до похорон.

Четырнадцатая: Бахус покидает Антония

Смерть Монтерланта. Стоицизм это не жесткие губы, но иллюзия победы человека над случайностью. Легко быть героем. Случайность и личная элегантность.

Пролог Мечети в облаках

Эта книга рассказывает о замаскированной удаче, которая воспринимается не как везение, а как мастерство, а в более общем случае – о замаскированной случайности, которую рассматривают как неслучайность, что по-другому называется детерминизмом. Везение проявляет себя в образе счастливого дурачка – человека, получающего выгоду от непропорциональной доли удачи, но который относит свой успех на счет других, обычно явно определенных, причин. Такая путаница возникает в разных областях, даже в науке, хотя и не так ярко, как в мире бизнеса. Она свойственна политике, поскольку проглядывает в рассуждениях президента страны о том, сколько «он» создал рабочих мест, о «его» усилиях по восстановлению экономики и борьбе с инфляцией, оставшейся от «его предшественника».

Генетически мы очень близки к нашим предкам, которые бегали по саванне. Мы переполнены суевериями даже сегодня (я мог бы подчеркнуть – особенно сегодня), совсем как в тот момент, когда какой-то примитивный соплеменник почесал свой нос и вдруг увидел, что пошел дождь, и разработал тщательно продуманный метод чесания носа для того, чтобы вызвать долгожданный дождь. Мы связываем экономическое процветание со снижением ставки процента Федеральным резервным банком, либо успех компании – с назначением нового президента «во главу». Книжные полки ломятся от биографий успешных мужчин и женщин, представивших свои объяснения того, как они добились бульшего в жизни (у нас же на сей счет есть выражение: «в нужное время в нужном месте», чтобы ослабить любые выводимые ими заключения). Эта путаница затрагивает людей с различными убеждениями. Так, профессор литературы придает большое значение простому совпадению словоформ, а финансовый статистик гордо выявляет «регулярности» и «аномалии» в данных, которые просто случайны.

Будучи пристрастным, я вынужден сказать, что гуманитарий, вероятно, намеренно склоняется к путанице между шумом и смыслом , то есть между случайно сконструированной структурой и точно выраженным сообщением. Однако это вызывает определенный вред, некоторые претензии на то, что искусство является инструментом выяснения Правды, а не попыткой уйти от нее или сделать более приятной. Символизм дитя нашего нежелания принять и неспособности справиться со случайностью. Ведь мы придаем значение любым образам, мы определяем человеческую сущность по чернильным пятнам. «Я вижу мечети в облаках», объявил Артур Римбод, французский поэт-символист XIX века. Такая интерпретация затащила его в «поэтическую» Абиссинию, восточную Африку, где он попал в лапы ливанских работорговцев, подхватил сифилис и потерял ногу в результате развития гангрены. Он с отвращением отбросил поэзию в девятнадцать лет и безвестно умер в госпитале Марселя, хотя ему еще было далеко до сорока. Но было уже поздно: интеллектуальная жизнь европейцев приобрела необратимый вкус к символизму, мы все еще оплачиваем это психоанализом и другими причудами.

К сожалению, некоторые люди участвуют в игре слишком серьезно и пристрастно ищут смысл во многих вещах. Всю свою жизнь я страдал от конфликта между моей любовью к литературе и поэзии и глубинной аллергией в отношении большинства учителей литературы и ее критиков. Французский поэт Поль Валери был несказанно удивлен, услышав комментарии критика, рассуждающего о смысле его поэм, о наличии которого сам автор до того момента даже не подозревал. Конечно, ему было сказано, что это результат работы его подсознания.

В общем смысле, мы недооцениваем долю случайности почти во всем. Признание сего факта вряд ли заслуживает отдельной книги, за исключением случая, когда ее пишет специалист, то есть дурак из дураков. Неприятно осознавать, что только недавно наука оказалась в состоянии учитывать случайность (экспансия шума превосходит рост доступной информации), а теория вероятности достаточно молодая ветвь математики, кроме того, прикладное применение вероятности практически не выделяют в качестве отдельной дисциплины.

Обратимся к таблице 1. Самым лучшим способом суммирования основных тезисов этой книги будут описания ситуаций (иногда трагикомических), в которых левая колонка ошибочно принимается за правую.

Таблица 1. Основные различия, используемые в этой книге

Подсекции таблицы также иллюстрируют ключевые области дискуссий, на которых основана эта книга.

Читатель может поинтересоваться, не заслуживает ли внимания противоположный случай, когда ситуация неслучайности (закономерности) ошибочно принимается за случайность. Должны ли мы беспокоиться о ситуациях, когда модели и сообщения могут быть проигнорированы? На это у меня есть два ответа. Во-первых, я не слишком волнуюсь о существовании нераспознанных моделей. Мы читали длинные и сложные сообщения относительно таких проявлений природы, как какой-нибудь узор типа линий на ладони человека ил разводов на чашке турецкого кофе и т. п. Ученые, псевдоученые, вооруженные домашними суперкомпьютерами с цепочками процессоров, с помощью теорий комплексности и «хаоса» оказываются в состоянии творить чудеса. Во-вторых, мы должны принять в расчет стоимость ошибки. По моему мнению, ошибочное принятие правой колонки за левую не столь затратно, как ошибка в обратном направлении. Даже распространенное предупреждение гласит, что плохая информация хуже чем отсутствие информации.

Однако как бы ни были интересны эти предметы, их обсуждение весьма трудная задача. Вдобавок они не совпадают с моей текущей профессиональной специализацией. Но есть одна область, в которой, я думаю, превалирует и бросается в глаза обычная практика ошибочно принимать удачу за мастерство мир финансового трейдинга [3] . К счастью или несчастью, это мир, в котором я действую, моя профессия, то, что я знаю лучше всего. И поэтому анализ моего окружения составляет основу книги.

Кроме того, бизнес дает наилучшую и наиболее занимательную возможность для понимания вышеперечисленных различий. Бизнес область человеческих начинаний, где путаница наиболее велика, а ее эффекты наиболее пагубны. Например, у нас часто возникает ошибочное впечатление, что данная стратегия является великолепной стратегией, а предприниматель является человеком, одаренным «проницательностью», либо трейдера причисляют к когорте замечательных трейдеров, в то время как на 99.9 % их прошлые достижения должны быть обязаны случаю и только случаю. Попросите прибыльного инвестора объяснить причины успеха, и он предложит глубокую и убедительную интерпретацию своих результатов. Часто такие заблуждения намеренны и заслуживают названия «шарлатанство».

Если и существует причина для путаницы между левой и правой частями нашей таблицы, то таковой является неспособность человека мыслить критически. Ведь нам может доставлять удовольствие считать правдой догадку. Мы привязаны к этому, наше сознание не имеет достаточных средств, чтобы справляться с вероятностью. Такая немощь свойственна даже экспертам, а иногда и только экспертам. Критичный ум, с другой стороны, имеет достаточно мужества противостоять давлению огромного массива информации, и относит возможные причины большей части этого массива к левой колонке таблицы.

Карикатурный персонаж XIX-го века, толстобрюхий буржуа мосье Прудхом, носил с собой большой меч с двойной целью. Во-первых, защищать Республику от врагов, во-вторых, чтобы нападать на Республику в случае ее отхода от выбранного курса. По аналогии, эта книга имеет две цели: защитить науку как луч света во мраке случайности, и напасть на ученых, которые заблудились на этом пути. (Ведь большинство несчастий происходит по той причине, что отдельные ученые не имеют врожденного понимания стандартной ошибки или способности к критичному мышлению). Будучи практиком неопределенности, я видел более чем достаточно велеречивых коммивояжеров, рядящихся в одежды ученых. И самые большие глупцы в вопросах понимания случайности могут быть обнаружены среди них.

Часть 1 Предупреждение Солона смещение, асимметрия, индукция

Крез, царь Лидии, считался самым богатым человеком своего времени. До сих пор в романских языках существует выражение «богат как Крез» для описания человека с избыточным богатством. Говорят, что как-то его посетил Солон, греческий законодатель, известный такими своими достоинствами как благородство, мораль, человеколюбие, мудрость, бережливость и храбрость. После осмотра дворца Солон не выказал ни малейшего удивления по поводу окружавших Креза богатства и роскоши, не выразил ни тени восхищения их обладателем. Крез был столь раздражен, что обратился к Солону с вопросом: «Встречал ли он уже счастливейшего человека на свете?». Царь задал этот вопрос в надежде, что гость объявит его самого счастливейшим человеком. Солон же, нисколько не желая льстить Крезу, указал ему на человека, который вел благородную жизнь и погиб в сражении. Крез очень удивился такому ответу и продолжил расспросы. Солон опять приводил сходные примеры героических, но прерванных жизней, до тех пор, пока Крез в гневе не вскричал: «Разве не я считаюсь счастливейшим из всех?». Солон ответил: «Я вижу, что ты владеешь великими богатствами и повелеваешь множеством людей, но на вопрос о твоем счастье я не могу ответить, пока не узнаю, что твоя жизнь завершилась благополучно. Ведь нет ни одного дня, совершенно похожего на другой, каждый несет новые события, печали и радости. Человек игрушка в руках случая. Обладатель сокровищ может быть не счастливее человека, имеющего лишь дневное пропитание, если только счастье не будет сопутствовать ему, и он до конца жизни сохранит свое богатство. Только того, кому бог гарантировал счастье до конца дней, мы можем называть счастливым» [4] .

Современный эквивалент высказывания Солона не менее красноречиво высказал бейсбольный тренер Иоги Берра, который, кажется, перевел его с аттического греческого языка на бруклинский английский: «Ничто не закончено до тех пор, пока оно не закончено», или менее возвышенно: «Ничто не закончено, пока не споет толстая леди». Вдобавок, кроме использования родного языка, цитата из Иоги Берра имеет то преимущество, что является правдой, в то время как встреча Креза и Солона один из тех исторических фактов, получивших распространение благодаря воображению хронистов. Ведь эти два человека никак не могли встретиться в одном месте в одно и то же время.

С течением времени ситуация, возможно, изменится, поскольку мы можем стать объектом для шуток богини Фортуны, перворожденной дочери Юпитера. Солон был достаточно мудр, чтобы прийти к мысли о том, что пришедшее на гребне удачи, может уйти вместе с ней (совсем неожиданно и чаще даже быстрее, чем пришло). Обратная сторона, которая также заслуживает рассмотрения (на самом деле, об этом мы беспокоимся даже больше), это то, что приходящее, которое нельзя отнести только на счет удачи, более устойчиво к случайности. Солон также интуитивно обозначил вопрос, занимавший науку три последних столетия, это проблема индукции. Я в этой книге называю ее черным лебедем или редким событием . Солон понимал даже другую, связанную с первой проблему, ее я обозначил как искажение . Суть искажения в том, что не имеет значения, насколько часто кто-либо добивается успеха, если цена поражения слишком велика.

Кстати, история с Крезом имеет другое продолжение. Проиграв битву с персидским царем Киром, Крез был уже на грани гибели, когда солдаты захватили его и собрались сжечь заживо. Тогда он возопил что-то типа: «Солон, ты был прав!». (Естественно, это тоже легенда). Кир удивился таким необычным воплям и приказал привести пленника, чтобы узнать суть происходящего. Крез рассказал ему о предупреждении Солона. Слова Солона так поразили Кира, что тот решил пощадить жизнь поверженного врага, озаботившись превратностями своей собственной судьбы. В то время люди были склонны к размышлениям.

Глава первая Если вы такой богатый, почему вы не такой умный?

Иллюстрация эффектов случайности в социальной иерархии и ревности через два противоположных характера. Скрытое редкое событие. Как в современной жизни все может довольно быстро изменяться, кроме, возможно, стоматологии.

Неро Тулип

Пораженный молнией

Неро Тулип увлекся тейдингом после того, как одним весенним днем посетил Чикагскую товарную биржу, и стал свидетелем одной странной сцены. Красный открытый «порше», двигавшийся со скоростью раза в три превышающей разрешенный предел в черте города, внезапно остановился около входа, его шины завизжали, будто резаные поросята. Из автомобиля выскочил атлетического сложения тридцатилетний мужчина, с безумным видом и пылающим лицом, и побежал вверх по лестнице, как будто за ним гнался тигр. Он бросил машину с включенным двигателем посреди дороги, что вызвало шквал сердитых гудков. Спустя несколько минут скучающий молодой человек в желтом жакете (желтый цвет зарезервирован для клерков) спустился по лестнице, совершенно не беспокоясь о дорожной сумятице. Он отогнал машину в подземный гараж так невозмутимо и небрежно, как будто это была его поденная работа.

В тот день Неро Тулип был поражен тем, что французский язык называет coup de foudre (внезапное безумное увлечение, которое ударяет подобно молнии). «Это по мне!», вскричал он с энтузиазмом. Он даже себе представить не мог, как можно сравнивать жизнь трейдера с какой-либо другой жизнью. Академия в его памяти вызывала образы тихих университетских офисов с грубыми секретарями, а бизнес представлялся тихим офисом, укомплектованным тугодумами и полутугодумами, которые выражаются полными предложениями.

Временное здравомыслие

Безумное увлечение, порожденное благодаря увиденной в Чикаго сцене, не оставляло его около пятнадцати лет после инцидента. Неро клянется, что никакая другая легальная профессия в наше время не может быть столь захватывающей, как профессия трейдера. Кроме того, хотя он еще и не практиковал пиратство в открытом море, однако убежден, что даже это занятие представлялось бы ему более унылым, чем работа трейдера.

Неро лучше всего охарактеризовать как человека, который беспорядочно (и внезапно) колеблется между речевыми манерами служителя церкви и устной бранью чикагского трейдера из биржевой ямы. Он может без колебания совершать сделки на сотни миллионов долларов и все же мучиться выбором между двумя закусками в меню, меняя свое решение взад-вперед и испытывая терпение официантов.

Неро имеет начальные степени образования в области древней литературы и математики, полученные в университете Кембриджа. Он зарегистрировал на Ph.D программу по статистике в университете Чикаго, но после завершения предварительной курсовой работы, а также большей части своей докторской диссертации переключился на философию. Научный руководитель по статистике предупреждал его о краткосрочности увлечения и предсказывал его возвращение назад. Сам Неро свое переключение назвал «моментом временного здравомыслия». Он написал диссертацию по философии, посвятив ее методологии статистических выводов в приложении к социальным наукам. Фактически его работа была трудно отличима от диссертации по математической статистике только серьезнее и вдвое длиннее.

Часто говорят, что философия не может кормить философов, хотя Неро оставил ее не по этой причине. Он ушел, потому что ему стало скучно. Сначала он начал сомневаться в полезности этой науки и вспомнил предупреждение научного руководителя по статистике. Затем философия перестала быть его увлечением и неожиданно стала походить на нудную работу. Как только он стал уставать от писания заметок о неких тайных деталях его более ранних статей, он покинул академию. Неро было нужно действие.

Под впечатлением сцены с трейдером, «преследуемым тигром», Неро нашел себе место стажера на Чикагской товарной бирже, где трейдеры проводят сделки, неистово крича и жестикулируя. Там он трудился на успешного, но эксцентричного местного трейдера, который обучал его работе в чикагском стиле. Неро взамен решал ему математические уравнения. Энергия, витавшая в воздухе биржи, вдохновляла Неро. И он быстро получил ранг независимого трейдера. Затем, когда ему надоело стоять в толпе и напрягать свои голосовые связки, решил поискать работу «наверху» торговать у стойки. Он переехал в Нью-Йорк и занял вакансию в инвестиционном доме.

Неро специализировался на финансовых продуктах, быстро преуспел, стал известен и востребован. Многие инвестиционные дома в Нью-Йорке и Лондоне предложили ему солидные гарантированные бонусы. И Неро провел пару лет, курсируя в дорогих костюмах между Лондоном и Нью-Йорком, посещая важные «митинги». Но вскоре публичность профессии стала его утомлять: дорожка славы на Уолл-Стрит не совсем соответствовала его характеру. Чтобы оставаться «действующим трейдером», необходимы некоторые организационные амбиции и жажда власти, которыми он, к счастью, не обладал. Он занимался этим только для забавы, а его представления о забаве не включали административную и организаторскую работу. Неро восприимчив к скуке зала заседаний и не способен разговаривать с бизнесменами. У него аллергия на словарь деловых переговоров, даже не только по эстетическим соображениям. Слова типа «план игры», «линия дна», «как добраться туда отсюда», «мы обеспечиваем наших клиентов решениями», «наша миссия» и другие банальные выражения, доминирующие на переговорах, в его представлении лишены точности и эмоциональной окраски того, что он предпочитает слышать. Он больше не хочет быть частью этого.

Итак, Неро сменил карьеру и стал заниматься «собственным трейдингом» [5] . Данное определение означает, что трейдеры организованы как независимые объекты внутри фонда с собственным распределением капитала. Они действуют автономно друг от друга и делают то, что считают нужным. Единственное условие результат должен удовлетворять руководителей фонда. Определение «собственный» подразумевает биржевую торговлю на деньги фирмы и получение в конце года от 7 до 12 % полученной прибыли. Собственный трейдер имеет все преимущества самозанятого работника и не занят никакой мелкой рутиной своего собственного бизнеса. Он может работать в любое время по своему желанию, реализовывая личные устремления. Такая деятельность рай для интеллектуалов, которые не любят монотонной работы и ценят неожиданные повороты. Неро трудился на этом поприще в течение десяти лет, причем на две разные инвестиционные фирмы.

MODUS OPERANDI [6]

Немного о методах Неро. Его можно считать настолько консервативным трейдером, насколько позволяют рамки такого бизнеса. В его прошлом можно выделить удачные годы и не очень удачные, однако действительно «плохих» лет у него никогда не было. В течение этого времени благодаря стабильным доходам в пределах от 300 000$ до 2 500 000$ (в пике) он строил себе гнездо. В среднем, он мог откладывать 500 000$ в год после уплаты налогов со среднего дохода порядка 1 000 000$. Эти деньги шли прямо на его сберегательный счет.

В 1993 году его деятельность нельзя было назвать удачной, в то время другие трейдеры действовали гораздо продуктивнее. Объем капитала, находившегося в распоряжении Неро, был уменьшен, а ему самому дали понять, что он нежелателен в этой фирме. Вскоре он подыскал себе такую же работу, но в другой фирме. А осенью 1994 года случился крах: конкурировавшие с ним более успешные трейдеры «сгорели» все разом во время всемирного краха рынка облигаций, причиной которого послужило неожиданное ужесточение ставок Федеральным резервным банком Соединенных Штатов. В настоящее время все они вне рынка и занимаются другими делами. Этот бизнес имеет высокую степень риска быть уничтоженным.

Почему Неро осторожничает и не стремится заработать сразу большее количество денег? Возможно, из-за принятого им стиля торговли и отвращения к риску. Цель Неро не столько в том, чтобы получить максимальную прибыль, сколько в стремлении не потерять увлекательное занятие делать деньги, которое называется трейдингом. Разорение для него означало бы возврат к скучной университетской жизни или жизни вне финансовых спекуляций. Каждый раз, когда он осознает, что сильно рискует, его воображение вызывает образ тихой прихожей в университете, скучного утра за рабочим столом, потраченного на пересмотр бумаг и разбавленного плохим кофе. Нет, он не хотел торчать в университетской библиотеке, которая надоела ему до слез. «Я рвусь к долговечности», привчно говорил он.

Неро видел множество взорвавшихся трейдеров и не хотел попасть в подобную ситуацию. На биржевом жаргоне взрыв означает не просто потерю денег, а потерю большего количества денег, чем можно было предположить, то есть потерю такого уровня, когда человек вылетает из бизнеса. Это можно сравнить с утратой врачом его лицензии или дисквалификацией адвоката. Неро взял за правило быстро выходить из сделки по достижении ранее определенного уровня убытка. Он никогда не продает «голые опционы» (стратегия, которая может привести к большим возможным убыткам). Также он тщательно отслеживает ситуации, когда он может потерять, скажем, 1 000 000$, независимо от вероятности такого события. Размер этой суммы постоянно варьируется в зависимости от накопленной прибыли за год. Отвращение к риску не дает ему возможности делать столько же денег, сколько зарабатывают другие трейдеры на Уолл-Стрит, которых часто называют «хозяевами вселенной». Фирмы, на которые он работал, обычно выделяли бульшие средства трейдерам с другим стилем торговли, например Джону, с которым мы скоро столкнемся.

Неро обладал таким темпераментом, что его не волновала потеря небольшой суммы. «Я люблю брать небольшие убытки», говорил он, мне просто нужно, чтобы мои выигрыши были крупнее». Ни при каких обстоятельствах он не хочет допустить возможности быть подверженным влиянию таких редких событий, как паника или внезапные крахи, которые «стирают» трейдера с лица земли в один момент. Напротив, он хочет заработать на них. Когда его спрашивают, почему он не держится за проигравших, он неизменно отвечает, что получил закалку у самого «большого цыпленка из всех них», чикагского трейдера Стево, который учил его бизнесу. Однако это неправда. Настоящая причина знание им теории вероятности и врожденный скептицизм.

Есть и другая причина, почему Неро не столь богат как другие в его ситуации. Его скептицизм не позволяет вкладывать ни копейки собственных денег куда-либо, кроме казначейских облигаций. Он упустил большой бычий рынок. Причина, как говорит он, в том, что рынок мог быстро развернуться и стать медвежьим, а значит западней. Неро подозревал, что рынок акций является некоей формой инвестиционного жульничества, и поэтому не приобретал акции. Кроме того, различие между ним и людьми, обогатившимися на рынке акций, состояло в том, что его денежный поток был положительным, хотя активы не раздувались вместе с остальной частью мира (его казначейские облигации едва изменялись в стоимости). Неро противопоставлял себя вновь образованным технологическим компаниям с отрицательным денежным потоком, которыми безумно увлекалась толпа. Толпа, благоприятно оценивая их акции, позволила некоторым владельцам таких компаний стать богатыми. Таким образом, выбор победителя рынка зависел от случайности.

Тактики Неро и его друзей инвесторов различного профиля отличались. Неро не зависел от бычьего рынка, и, соответственно, не должен был волноваться о медвежьем рынке вообще. Он не рискует своими сбережениями, инвестируя их в самые безопасные инструменты казначейские облигации. Он считает, что казначейские облигации безопасны, поскольку выпущены Правительством Соединенных Штатов, а правительства едва ли могут обанкротиться, так как вправе свободно печатать собственную валюту для погашения своих обязательств.

Нет рабочей этики

Сегодня, в возрасте 39 лет, после 14 лет занятий бизнесом, он может считать себя успешным деловым человеком. Его личный портфель содержит несколько миллионов долларов в облигациях казначейства среднего срока погашения. Этих средств достаточно, чтобы не волноваться о будущем. Больше всего в собственном трейдинге он ценит то, что такой род деятельности требует значительно меньшего количества времени, чем другие высокооплачиваемые профессии. Другими словами, такое занятие абсолютно совместимо с его этикой работы. Трейдинг заставляет усиленно думать. Те же, кто полагается только на упорный труд, обычно теряют «нюх» и интеллектуальную энергию. Кроме того, они утопают в случайности, сосредотачиваясь на шуме вместо сигнала (различие мы определили в Таблица 1).

Свободное время позволяет реализовать разнообразные личные потребности. Неро жадно читает и проводит значительное время в тренажерном зале и музеях. Он нашел время вернуться к статистике, где начинал свои докторские исследования, закончил докторантуру по статистике, переписал свою диссертацию. Неро занялся преподаванием, один раз в год ведет семинары на полсеместра под названием История Вероятностного Мышления на факультете математики Нью-йоркского университета, который выпускает превосходных аспирантов. У него достаточно денег, чтобы поддерживать свой образ жизни в будущем и иметь возможность в случае неожиданных обстоятельств удалиться на покой и писать популярные научно-литературные эссе на темы, касающиеся вероятности и недетерминизма. Однако все это заготовлено на случай, если в будущем какой-либо форс мажор закроет финансовые рынки.

Секреты существуют всегда

По-видимому, развить вероятностный самоанализ Неро помогло некоторое драматическое событие, произошедшее в его жизни, память о котором он хранит. Его жизнь не столь прозрачна, как это может показаться на первый взгляд. Проницательный наблюдатель наверняка смог обнаружить в Неро некоторые подозрительные побуждения. О секрете, который хранит Неро, поговорим в свое время.

Высокодоходный трейдер Джон

В 1990-ых на протяжении нескольких лет по соседству с Неро, через улицу, в огромном доме жил Джон. Джон был высокодоходным трейдером, его манеры и стиль работы отличались от тех, которые использовал Неро. Даже краткий профессиональный разговор с ним показал бы, что он обладает высоким интеллектом и поразительной точностью мышления. Бросалось в глаза, что Джон живет заметно лучше Неро или, по крайней мере, намеренно демонстрирует свое благосостояние. Так, он парковал два первоклассных немецких автомобиля у себя в гараже (свой и жены) в дополнение к двум кабриолетам, один из которых был коллекционным Ferrari. В то же время Неро ездил на своем фольксвагеновском кабриолете уже почти десять лет, и все еще продолжает пользоваться им.

Жены Джона и Неро познакомились в клубе здоровья, однако дружбы у них не случилось, так как жена Неро некомфортно чувствовала себя в такой компании. Она осознавала, что эта леди пытается не просто поразить или впечатлить ее, а выражала свое пренебрежение, считая ее ниже себя. В то время как дела Неро пошли в гору, и он стал соответствовать образу богатеющего трейдера, предпринимая настойчивые попытки превратиться в искушенного винного коллекционера и любителя оперы, его жена редко отказывала себе в новых покупках. Она относилась к тому типу людей, которые ощутив жало бедности в определенные моменты жизни, хотели наверстать упущенное, демонстрируя свои приобретения. «Единственная темная сторона бытия трейдером», часто говорит Неро, это вид денег, излившихся на неподготовленных людей, которые внезапно узнают, что Времена года Вивальди являются изысканной музыкой». Но его супруге было трудно почти ежедневно соперничать с соседкой, которая продолжала хвастаться новым декоратором, которого они только что наняли. Джон и его жена ничуть не страдали, что их библиотека была напичкана нетронутыми книгами маститых американских авторов в кожаном переплете, а чтение в клубе здоровья было ограничено журналом Пиплз Мэгэзин. Супруга Джона также продолжала обсуждать экзотические труднопроизносимые названия мест, где они собираются отдыхать, без малейшего понятия об их местоположении ей было бы трудно объяснить, на каком континенте расположены Сейшельские острова. Жена Неро была всего лишь человеком, хотя и продолжала говорить себе, что не хотела бы быть на месте жены Джона, она несколько зациклилась на жизненном соревновании. Так или иначе, но вскоре слова Неро стали неэффективны перед большим алмазом, огромным домом и коллекцией спортивных автомобилей.

Переплаченный провинциал

Неро тоже страдал от неоднозначного чувства к соседям. Он был весьма высокомерен к Джону, который воплощал в себе вс, чем он не был сам, да и быть не хотел, но было социальное давление, которое начинало сказываться и на нем. Кроме того, он также хотел бы демонстрировать чрезмерное богатство. Ведь интеллектуальное презрение не контролирует личную зависть. Тот дом через улицу становился все больше и богаче, а с ним усугублялся дискомфорт Неро. Несмотря на то что Неро преуспел в делах даже сверх своих самых диких мечтаний, он стал считать, что где-то пропустил свой шанс. Появление таких типов как Джон в иерархии Уолл-Стрит означало, что он больше не считается успешным трейдером. И хотя это обычно его мало заботило, мысли о Джоне, его доме и автомобилях стали грызть Неро. Все было бы хорошо, если б Неро не видел этот злополучный особняк через улицу, раздражавший его каждое утро. Он вообразил себе, что размер дома Джона делал его мужчиной второго сорта. Еще хуже было осознание того, что Джон почти на пять лет моложе, и, несмотря на короткую карьеру, его доход, по крайней мере, превышал раз в десять доход Неро.

Когда они сталкивались друг с другом, Неро чувствовал желание Джона подавлять его, проявляя признаки снисходительности. Иногда Джон пытался избегать его, иногда полностью игнорировать. Если бы Джон был только символом, о котором Неро мог читать лишь в газетах, ситуация была бы другой. Но Джон был во плоти и крови, более того, его соседом. Ошибка Неро состояла в том, что как только он заговорил с ним, сработало правило социальной иерархии. Неро пробовал сгладить свой дискомфорт, выбрав поведение Свана персонажа Пруста в романе В поисках потерянного времени, изысканного торговца искусством и досужего человека. Хотя Сванн был накоротке с некоторыми людьми из высшего общества, например, его личным другом был тогдашний Принц Уэльский, он вел себя так, будто должен был что-то доказывать в присутствии представителей среднего класса. В то же время ему было намного легче смешиваться с аристократией, чем карабкавшемуся по социальной лестнице Вердуринсу (персонаж), также общавшемуся с представителями аристократии. Подобно последнему Неро пользовался уважением нескольких известных и успешных людей. Так, в Париже и Венеции он регулярно общался с ученым Нобелевского калибра (тип человека, которому уже ничего не надо доказывать), который сам искал с ним встреч. Весьма известный спекулянт-миллиардер регулярно звонил ему, чтобы узнать мнение об оценке деривативов на некоторые бумаги. В то же время Неро пытался заручиться уважением какого-то переплаченного выскочки с дешевым нью-джерсийским акцентом. (Если бы я был на месте Неро, то выказывал бы свое презрение Джону посредством языка тела, однако Неро не такой человек).

Ясно, что Джон не был столь образован, столь воспитан и физически тренирован, как Неро. Более того, он не казался таким интеллектуалом, как он. И это было еще не все! Он даже не был столь же толков в бизнесе с ценными бумагами. Неро встречал истинно одаренных людей в биржевых ямах Чикаго, которые показывали такую скорость мышления, до которой Джону было очень далеко. Неро был убежден, что этот человек самоуверен и пустоголов, а преуспел он только потому, что никогда не делал поправку на свою уязвимость. Иногда, когда Неро не мог подавить в себе зависть, он задавался вопросом: была ли его оценка Джона объективной, или к такому выводу приводили его чувства? Может быть, совсем не лучшим трейдером был именно Неро? Возможно, ему следовало прикладывать больше усилий и рисковать вместо «размышлений», писания статей и чтения запутанных бумаг? Может быть, ему следует быть вовлеченным в высокодоходный бизнес, где он блистал бы среди пустоголовцев, подобных Джону?

Дабы успокоить свою ревность, Неро пробовал исследовать правила социальной иерархии на рынке. Физиологи Канеман и Тверски показали, что большинство людей предпочитает делать 70 000$, когда другие вокруг них получают 60 000$, чем 80 000$, если соседи достигают уровня 90 000$. Однако никакой анализ не мог удержать Неро от оценки своего состояния в абсолютном виде, а не относительном. Применительно к Джону Неро чувствовал, что при всей своей интеллектуальной тренировке он был всего лишь одним из тех, кто предпочитает делать меньшее количество денег при условии, что другие сделают еще меньше.

Неро рассчитывал, что есть, по крайней мере, одно свидетельство, поддерживающее идею о простом везении Джона. Другими словами, Неро не было нужды переезжать от палаццо своего соседа, ведь оставалась надежда, что гибель Джона не за горами. Ему казалось, что Джон не осознает огромного скрытого риска, риска взрыва, который он не мог предвидеть в силу малого опыта работы на финансовом рынке. Более того, ему не хватило ума, чтобы изучить историю. Неро мучился вопросами: как иначе Джон с его грубыми мозгами мог делать так много денег? Ведь этот бизнес бросовых облигаций зависит от некоторого предвидения «шансов», вычисления вероятности редких или случайных событий. А что такие дураки могут знать о шансах? Такие трейдеры используют «количественные инструменты», которые иногда дают им шансы на победу, но Неро не согласен с используемыми методами. Высокодоходный рынок напоминает сон на железнодорожных рельсах: в какой-то момент неожиданный поезд переедет вас. Вы делаете деньги каждый месяц в течение долгого времени, а затем теряете большую часть совокупного дохода за несколько часов. Он видел подобное у продавцов опционов в 1987, 1989, 1992 и 1998 годах. Однажды их уводят из помещений биржи в сопровождении здоровенных охранников, и никто их больше не видит. Большой дом Джона это просто заем, он может закончить свою карьеру, продав роскошные автомобили где-нибудь в Нью-Джерси разбогатевшим парням, которые, без сомнения, могут повторить его судьбу.

Неро понимает, что ему «взрыв» не грозит, он владелец своего, хотя и небольшого дома с четырьмя тысячами книг. Никакой случай на финансовых рынках не может забрать это у него. Каждая из его потерь ограничена определенной суммой, и ничто никогда не будет угрожать его достоинству трейдера.

Джон в свою очередь думал о Неро как о снобе и умничающем неудачнике, полагая, что тот уже «взошел на свой холм». «Эти собственные трейдеры умирают», имел обыкновение говорить Джон, они думают, что умнее, чем кто-либо еще, но они устарели ».

Раскаленное лето

Наконец, в сентябре 1998 года, Неро был отомщен. Однажды утром при отъезде на работу он увидел некурящего Джона с сигаретой в руке. Он был без обычного делового костюма, его обычная важность куда-то пропала. Неро сразу понял, что Джон потерял работу. Он даже не подозревал, что Джон лишился всего, что имел. Мы поговорим о потерях Джона в Главе 5.

Неро устыдился свого злорадства чувства, которое люди могут испытывать при неудаче своих конкурентов, но не смог подавить его. Радоваться чужой неудаче неблагородно, кроме того, это приносит неудачу, считают суеверные люди, но Неро был не из их числа. Тем более, веселье Неро проистекало не из-за того, что Джон вернулся на подобающее ему в жизни место, а оттого, что методы Неро, его вера в свой правильный выбор внезапно получили полное подтверждение. Чувство удовлетворения, захватившее Неро, проистекало от гордости за столь долгую приверженность выбранной стратегии, хотя ему и приходилось бороться со стремлением быть мужчиной первого плана. Больше он не будет подвергать сомнению свой стиль торговли, даже когда другие богатеют. Он уверен, что это временное явление, ведь они неправильно понимают структуру случайности и рыночных циклов.

Серотонин и случайность

Можем ли мы судить об успехе людей по их виду и личному богатству? Иногда можем, но не всегда. Мы увидим, как в любой момент времени большая часть бизнесменов с выдающимися отчетами о сделках будет генерировать результат не лучший, чем беспорядочно брошенные дротики для дартса. Любопытен тот факт, что из-за странного уклона будут преобладать случаи выигрышей у не самых квалифицированных бизнесменов. Однако им не хватит ума учитывать роль удачи в своей победе.

Удачливые дураки не переносят даже намека на подозрение, что могут считаться таковыми, хотя по определению принадлежат к этой категории. Они уверены,что именно они заслужили деньги. Успехи впрыскивают в них так много серотонина или другого подобного вещества, что даже сами заблуждаются по поводу своих способностей выигрывать у финансовых рынков (гормональная система человека не может знать, зависят ли успехи от случайности). Такие проявления можно заметить в их поведении: прибыльный трейдер будет активнее, он пышет энергией, стремится говорить громче проигрышного. Ученые выяснили, что серотонин отвечает за поведенческие реакции. Это вещество устанавливает положительную обратную связь, добродетельный цикл. В то же время из-за случайного внешнего толчка может спровоцировать обратное движение и вызвать порочный цикл. Доказано, что обезьяны, которым вводили серотонин, поднимались в социальной иерархии, что в свою очередь вызывало увеличение уровня этого вещества в крови. Так продолжалось до тех пор, пока добродетельный цикл не нарушался и не начинался порочный, во время которого неудача заставляет особь сползать по иерархической лестнице, провоцируя поведение, которое еще больше способствует падению в сложившемся порядке подчинения.

По аналогии, увеличение личных достижений (независимо вызваны ли они детерминированным способом или при содействии госпожи Фортуны) стимулирует повышение серотонина в субъекте, вызывая то, что обычно называется способностью к лидерству . Некоторые неуловимые нюансы поведения создают субъекту доверительный образ, как будто он и впрямь заслужил «награду». Случайность как возможный фактор достижения результатов будет исключена, пока она снова «не покажет свое лицо и не сделает пинок», стимулирующий порочный цикл. Невоспитанные люди часто интересовались, был ли мой торговый день прибылен? Если бы при сем присутствовал мой отец, он бы остановил их. Он обычно говорил: «Никогда не спрашивают человека, не из Спарты ли он. Если бы он был оттуда, то сообщил бы Вам сей важный факт, а если нет, то Вы могли бы оскорбить его чувства». Аналогично, никогда не спрашивайте трейдера о его успехах, ведь это можно легко увидеть по его жестам и походке. Профессионалы без труда могут определить, когда трейдеры делают деньги, а когда проигрывают их. Трейдеры-руководители быстро идентифицируют сотрудника, дела которого складываются не лучшим образом. Хотя игрок и старается скрыть неудачу, пытаясь управлять выражением своего лица, но походка, манера держать телефон, перепады настроения покажут его истинное положение. В день своего увольнения Джон, безусловно, потерял большую часть своего серотонина (если это не другое вещество, которое исследователи обнаружат в следующем десятилетии). Один таксист в Чикаго объяснил мне признаки, по которым можно определить, что трейдеры, которых он подсаживает в машину около Чикагской Торговой Палаты или фьючерсной биржи, преуспевают. «Они становятся сильно надутыми», сказал он. Интересно, что он мог распознать удачливых так быстро. Позднее я получил объяснение такому факту. Согласно положениям эволюционной психологии такие физические проявления чьих-либо жизненных достижений, аналогичным образом, как и доминирующее состояние у животных, могут использоваться для передачи сигналов, например, выявлять победителей, что оказывается эффективным при выборе помощника.

Дантист богат, очень богат

Вспомним, Неро можно рассматривать как преуспевающего человека, но не очень богатого бизнесмена. Однако, учитывая некоторые показатели, в следующей главе мы увидим, что его можно отнести к категории очень богатых людей. Ведь он в своей торговой карьере рискует очень малым, поэтому невелика возможность крупного проигрыша. Тот факт, что он не добился такого же успеха, как и Джон, спасет его и от катастрофического крушения, подобного тому, что уничтожило богатство Джона. Применяя этот необычный (вероятностный) метод учета, можно утверждать, что Неро богат. Вспомним, Неро пытается защищать себя от редкого события. Если бы ему пришлось вновь повторить профессиональную карьеру даже несколько миллионов раз, очень немногие из них были бы омрачены неудачей. Однако из-за его консерватизма в очень немногих из них проявилась бы и экстремальная удача. Его жизнь в качестве трейдера по своей стабильности подобна жизни часового мастера либо священнослужителя. Естественно, мы берем в расчет только его профессиональную жизнь, исключая частную, иногда весьма переменчивую.

Весьма спорно предположение о том, что дантист значительно богаче рок-музыканта, управляющего розовым Ролс-Ройсом, или спекулянта, предлагающего завышенную цену за картины импрессиониста, либо предпринимателя, коллекционирующего частные реактивные самолеты. Нельзя судить о профессии, не принимая во внимание число людей, которые занимаются ею и преуспели. Исследованием этого показателя, с точки зрения преимуществ уклона выживания, мы займемся позже, здесь же рассматриваем его относительно сопротивления случайности.

В качестве иллюстрации сравним двух соседей. Джон А дворник, который выиграл в нью-джерсийской лотерее и переехал в богатый район. Джон Б, его ближайший сосед, имеет более скромный достаток, хотя на протяжении 35 лет сверлил зубы восемь часов в день. Предположим, ему вновь довелось пережить свою жизнь несколько тысяч раз, начиная с окончания стоматологической школы, то диапазон возможных результатов будет довольно узким (считаем, что он полностью застрахован). В лучшем случае он закончил бы карьеру сверлением зубов богатых жителей Авеню Нью-Йоркского Парка, в худшем ремонтировал бы челюсти в каком-либо провинциальном полупустынном городке. Если предположить, что он закончил очень престижный медицинский вуз, диапазон возможных результатов будет еще уже. Очевидно, карьера стоматолога Джона Б стабильна.

Что касается Джона А, то если бы он должен был вновь пережить свою жизнь миллион раз, почти во всех из них мы видели бы его дворником, тратящим бесконечные доллары на бесплодные лотерейные билеты, но только в одном мы увидим как он выиграл лотерею.

Идея о том, чтобы принимать во внимание видимые и невидимые возможные результаты воспринимается как диагноз о невменяемости. Ведь для большинства людей вероятность то, что может случиться в будущем, а не событие в свершившемся прошлом; то есть событие, которое уже имело место и 100 %-ая вероятность его достоверна. Я обсуждал эту идею со многими людьми, которые банально обвиняли меня в смешении мифа и реальности. Однако мифы, особенно прочно укоренившиеся с возрастом, как мы видели с предупреждением Солона, могут быть гораздо более значимыми и давать нам больше опыта, чем простая реальность.

Глава вторая Причудливый метод учета

Альтернативные истории, вероятностный взгляд на мир, интеллектуальное мошенничество и случайностная мудрость француза с устойчивыми привычками купания. Как журналисты не понимают случайную последовательность событий. Остерегайтесь заимствованных суждений – почти все прекрасные идеи относительно случайных результатов противоречат общепринятой мудрости. Различия между правильностью и понятностью.

Альтернативная история

Я начинаю с банальной мысли нельзя судить о достижениях в какой-либо области (война, политика, фармация, инвестиции) по результатам, начинать следует со стоимости альтернативы (если бы история пошла другим путем). Такие подмены событий называются альтернативными историями Ясно, что качество решения нельзя оценивать исключительно по его результату. Однако такая точка зрения, кажется, высказывается только людьми, которые терпят неудачу, например, политическими деятелями, когда они покидают кабинеты власти. Те же, кто выигрывают, считают свой успех следствием качества принятого ими решения. Подобно многим другим банальностям, такая, казалось бы, достаточно очевидная, нелегка для практического освоения.

Русская рулетка

Проиллюстрировать странную концепцию альтернативных историй можно следующим образом. Вообразите эксцентричного и скучающего магната, предлагающего Вам 10 000 000$, чтобы сыграть в русскую рулетку: приставить револьвер с одной пулей в одном из шести магазинов к вашей голове и нажать спусковой механизм. Каждая такая реализация должна бы рассматриваться кк одна история из шести возможных равновероятных событий. Пять из этих шести событий вели бы к обогащению, а одно к статистике, то есть некрологу со смущающей (но, безусловно, подлинной) причиной смерти. Проблема в том, что только единственная из шести историй наблюдается в действительности, а получатель десяти миллионов вызвал бы восхищение и похвалу какого-нибудь глупого журналиста, например того, который безоговорочно восхищается списком миллиардеров журнала Форбс. В течение 15-летней карьеры на Уолл-Стрит я столкнулся с тем, что публика наблюдает внешние признаки богатства, не задаваясь вопросом о его происхождении (источник богатства назовем генератором ). Только представьте себе возможность для победителя русской рулетки стать образцом для подражания со стороны его семейства, друзей и соседей!

Оставшиеся пять событий остаются без внимания, и только здравомыслящий человек может предположить их последствия. Тем более, если спорящий на рулетку дурак продолжает играть. Со временем вероятность печального исхода увеличивается. Таким образом, если бы 25-летний человек играл в русскую рулетку, скажем, один раз в год, шанс отпраздновать пятидесятилетие был бы у него очень мал. Предположим, что тысячи 25-летних игроков решили испытать судьбу, в итоге мы получим горстку чрезвычайно богатых игроков, оставшихся в живых, и огромное кладбище. Здесь я должен признать, что пример русской рулетки означает для меня нечто большее, чем интеллектуальная задачка. Я потерял товарища в этой «игре» во времена ливанской войны, будучи совсем юнцами. Более того, я заинтересовался литературой Грэма Грина, узнав, что он нажимал на спусковой механизм револьвера. Грин утверждал, что когда-то он пробовал таким способом скрасить унылость своего детства. И сей факт заставляет меня вздрагивать при мысли, что я имел, по крайней мере, одну шестую вероятности того, что мог бы лишиться его романов.

Читатель может оценить мое необычное представление об альтернативном учете: 10 миллионов, заработанных на русской рулетке, по моему мнению, не имеют той же стоимости, что те же 10 миллионов, полученные врачом-стоматологом за долгую практику. Эти деньги имеют одинаковую покупательную силу, они были бы идентичны для бухгалтера и для вашего ближайшего соседа. И все же, копая глубже, мы можем рассматривать их как качественно различные деньги: в одном случае зависимость от случайности несравнимо больше, чем в другом. Понятие такого альтернативного учета имеет интересные интеллектуальные расширения и поддается математической формулировке. Мы увидим это в следующей главе при введении двигателя Монте-Карло. Обратите внимание, я обращаюсь к математике только для иллюстрации своих мыслей и в попытке привлечь вашу интуицию для понимания такой точки зрения. Другими словами, необходимо не столько фактически вычислять альтернативные истории, сколько максимально оценивать их атрибуты. Математика это не только «игра числами», это способ мышления. Вы увидите, что вероятность предмет качественный.

Действительность ужаснее рулетки

Окружающая нас действительность гораздо хуже, чем русская рулетка. Во-первых, она поставляет фатальную пулю не слишком часто, в отличие от револьвера с шести пулеприемниками, реальность имеет их сотни, а может, даже тысячи. После нескольких дюжин попыток каждый, убаюканный ложным чувством безопасности, забывает о существовании пули. Эта мысль представлена в главе 7 как проблема черного лебедя, так как связана с проблемой индукции, которая не дает покоя многим философам от науки. Здесь также прослеживается связь с так называемой клеветой истории, так как игроки инвесторы и люди, принимающие решения надеются, что с ними не может случиться того, что происходит с другими.

Во-вторых, в отличие от игры, подобной русской рулетке, где риски видимы любому, умеющему умножать и делить на шесть, никто не может видеть барабан реальности. Ведь невооруженный глаз очень редко видит генератор. Таким образом, каждый из нас невольно играет в русскую рулетку, но называет ее неким альтернативным «низкорисковым» именем. Мы наблюдаем производимое богатство, но никогда не видим генератор, и это заставляет людей забывать о возможных рисках. Мы никогда не видим или упускаем из вида проигравших, игра кажется простой, и мы беспечно играем в нее дальше.

Отношения полного равенства

Степень сопротивления случайности в жизни это абстрактная идея, часть логической контринтуиции, реализация которой неочевидна, что еще сильнее запутывает дело. Но я предан этой идее в силу личных причин, о которых расскажу позднее. Очевидно, что используемый мной способ оценки сущностей вероятностен по природе; он зависит от предположения, что вероятно может случиться, и требует определенной мысленной работы в отношении объекта наблюдения. Поэтому я не рекомендую в дискуссию о таких вероятностных вопросах вовлекать бухгалтера, ведь для бухгалтера число есть число. Если бы его интересовала вероятность, то он был бы склонен делать дорогостоящие ошибки при расчетах Ваших налогов.

Не наблюдая в реальности револьверного барабана, многие делают попытку крутануть его. Пойти на такой шаг способны люди с определенным характером. Наблюдая сотни приходящих в мою профессию и выброшенных из нее из-за крайней зависимости от случайности, я должен констатировать: более живучи в профессии те, кто умеет анализировать. Для многих такое мышление является второй натурой. Аналитический склад ума необязательно может быть следствием научного образования самого по себе (остерегайтесь причинности). Возможно, люди, которые решили в некоторый момент своей жизни посвятить себя научным исследованиям, склонны к интеллектуальным познаниям и естественному стремлению к самоанализу. Особенно вдумчивы те, кому пришлось отказаться от научных исследований из-за своей неспособности сфокусироваться на узкой конкретной проблеме. Без чрезвычайной любознательности почти невозможно защитить диссертацию на соискание ученой степени, а без желания узко специализироваться сделать научную карьеру. (Следует иметь в виду различие умственных способностей чистого математика, увлеченного абстракциями, и ученого, поглощенного любопытством. Ведь математик занят тем, что существует в его голове, в то время как ученый исследует то, что находится вне него). Тем не менее, некоторые считают, что миром правит случайность. Я знал людей, которые берут во внимание только альтернативные истории, игнорируя те, что имели место в действительности.

Некоторые трейдеры могут быть неожиданно интроспективны в отношении случайности. Так, я недавно обедал в баре Одеона с Лореном Р.  трейдером, который читал черновик этой книги. Мы подбросили монетку, чтобы выбрать, чей черед платить за обед. Я проиграл и заплатил. Он уже почти собрался поблагодарить меня, но внезапно остановился и сказал: «Согласно вашей книге Вы бы сказали, что я вероятностно заплатил за половину обеда».

Поэтому я считаю, что люди делятся на две полярные категории: на одном крае те, кто никогда не принимает знаков случайности; на другом те, кто страдает от нее. Когда я в 1980-х начинал на Уолл-Стрит, комнаты трейдеров были заполнены людьми с «ориентацией на бизнес», избегающих любого самоанализа вообще, и, скорее всего, обманутых случайностью. Они допустили множество ошибок, особенно в тот период, когда финансовые инструменты усложнились. Любому человеку с такой культурой управления слишком трудно понять, как на экзотических опционах случались выигрыши, противоречащие их интуиции. Они падали как мухи, сраженные неудачей. Я не думаю, что многие из сотен тех обладателей степени МВА [7] моего поколения, которых я встречал на Уолл-Стрит в 1980-х, все еще остались в этом рисковом бизнесе.

Спасение прибывает рейсами Аэрофлота

Девяностые годы ознаменовались притоком в бизнес образованных людей. Атмосфера в трейдерских комнатах стала более занимательной и интеллектуальной. Многие ученые, некоторые даже прославившиеся в своих областях, пришли в бизнес с желанием сделать деньги. Они в свою очередь наняли людей, которые разделяли их взгляды и подходы к делу. Хотя большинство з этих людей не обладали ученой степенью (и сейчас их меньшинство), ценности и культура резко изменились: во главе угла оказались интеллект и аналитические способности человека. Стремительный рост спроса на ученых на Уолл-Стрит способствовал бурному развитию финансовых инструментов. Наиболее востребованными стали знатоки физики и математики. Русская, французская, китайская и индийская речь (по порядку) стали доминировать как в Нью-Йорке, так и в Лондоне. Говорили, что практически каждым самолетом из Москвы на Уолл-Стрит прибывали специалисты в области математической физики. Можно было очень дешево нанять специалиста на позицию трейдера, приехав в JFK-аэропорт вместе с переводчиком. В самом деле, в конце 1990-х заполучить образованного ученого мирового класса за половину стоимости МВА не представляло особого труда. Как говорят, маркетинг это все, ведь эти ребята не знали, как продавать себя.

Я отдаю должное интеллекту русских ученых, многие из них были способны работать инструкторами по шахматам (я, кстати, нашел среди них даже преподавателя игры на фортепьяно). К тому же в общении с ними я находил много полезного для себя, даже общаясь во время собеседования.

Когда МВА ищут вакансию трейдера, они часто в своих резюме хвастаются «продвинутыми» навыками игры в шахматы. Я помню советника по трудоустройству магистров делового администрирования (МВА) в бизнес-школе Вартона, который рекомендовал соискателям в первую очередь указывать свои навыки игры в шахматы, поскольку это, по его словам, выглядит «интеллигентно и стратегически». В то время как МВА свое поверхностное знание правил игры обычно интерпретируют как «экспертное». Мы часто проверяем претензии на точность шахматной экспертизы (и характер соискателя) расстановкой шахматных фигур из выдвижного ящика, говоря побледневшему студенту: «Сейчас с вами поговорит Юрий».

Тем не менее, процент неудач у этих ученых был немногим ниже, чем у магистров делового администрирования. Объяснялось это оторванностью суждений ученых от реальной жизни, их интеллигентностью, лишенной малейшей практичности. Многие из них были способны выполнить многие сложные вычисления с предельной точностью, если они были записаны уравнениями. Однако они совершенно не способны решить проблему, даже минимально связанную с реальностью, как если бы они понимали букву, но не дух математики. Я убежден, что Х, один мой довольно приятный русский знакомый, имеет два мозга: один, великолепный, для математических вычислений, другой, значительно худший, для всего остального, включая решение проблем на финансовом рынке. Правда, иногда встречались люди с научным складом ума и опытом, способные быстро прокручивать в голове возможные варианты действий. Какой бы ни была выгода от смены состава «популяции трейдеров», мы усовершенствовали наши навыки игры в шахматы и, главное, получили возможность интеллектуального общения с достойными собеседниками. Познавательные беседы затягивались за пределы отведенного для обеда часа. Представьте, что в 1980-х я вынужден был говорить с коллегами, которые имели аттестат МВА или квалификацию в области налогообложения, вершина их способностей это обсуждение стандартов FASB [8] . В отличие от них физики были интересны не своей способностью обсуждать динамику жидкости, а широкими познаниями в различных областях. С ними было приятно и интересно общаться.

Солон посещает ночной клуб «Regina»

Читатель мог догадаться, что мое мнение о месте и роли случайности во время карьеры на Уолл-Стрит не могло обеспечить ровных отношений с коллегами (о некоторых из них я упомяну в этих главах). Естественно, непростые отношения были с теми из них, кому посчастливилось быть моими начальниками. В моей жизни было два босса, причем совершенно разные по характеру.

Первый, я назову его Кенни, воплощал в себе черты провинциального семьянина: субботним утром он был похож на футбольного тренера, а в воскресный полдень приглашал своего шурина на шашлыки. Наружность его внушала уважение, именно такому человеку я смог бы доверить свои сбережения. Он довольно быстро вырос по служебной лестнице, несмотря на отсутствие некоторых познаний в вопросах финансовых деривативов (требование его фирмы прославлять эти инструменты). Босс был слишком деловым человеком, чтобы понимать мою логику действий на рынке. Однажды он порицал меня за то, что я не выразил восторга по поводу успеха одного из его трейдеров, хорошо сработавшего на бычьем рынке европейских облигаций в 1993 году, которого я назвал случайным метателем пращи. Я тщетно старался представить ему идею кривой выживания богатства (см. часть II этой книги). Прошло немного времени и все его трейдеры оставили этот бизнес, включая его самого.

Мой босс был спокойным человеком, четко выражал свои мысли, имел атлетическую фигуру и был одарен крайне редким качеством превосходного слушателя. Представительный вид и личное обаяние обеспечили ему доверие президента. При всем этом я не мог скрывать своей непочтительности, особенно когда он не мог понять сути моего разговора. Несмотря на консервативные взгляды, он представлял собой бомбу с запущенным часовым механизмом.

Второй босс, которого я назову Жан-Патрик, был угрюмым французом с взрывным характером и сверх агрессивной индивидуальностью. За исключением тех немногих, кого он действительно любил, он отличался даром создавать своим подчиненным некомфортные условия, повергая их в состояние постоянной тревоги. Этот человек внес большой вклад в мое формирование как управляющего рисками. Ведь он был одним из немногих, кто имел мужество заботиться только о генераторе, совершенно не обращая внимания на результаты. Он понимал мудрость Солона, и вопреки ожиданиям, что человек с такими взглядами и таким пониманием случайности будет вести тусклую жизнь, жил ярко. В противоположность Кенни, который носил консервативный темный костюм и белую рубашку (единственной поблажкой был его крикливый галстук с Гермесом на коне), Жан-Патрик одевался пестро, как павлин: голубая рубашка, шотландский пиджак с безвкусной шелковой окантовкой карманов. Не озабоченный семейной жизнью, он редко приходил на работу до полудня, хотя я могу сказать наверняка, что он делал свою работу в самых невероятных местах. Он часто звонил мне из « Регины» , престижного ночного клуба Нью-Йорка, поднимая меня в три часа ночи, чтобы обсудить некоторые детали моей стратегии управления рисками. Несмотря на его несовершенную фигуру, женщины, по-видимому, находили его неотразимым: он часто исчезал посреди дня и часами был недоступен. Как-то он пригласил меня обсудить с ним срочные вопросы бизнеса. Я не удивился, когда нашел его среди дня в странном «клубе» в Париже, который не имел вывески. Он просматривал документы, разбросанные по столу, потягивая шампанское и одновременно лаская двух скудно одетых молодых дам. Удивительно, но он вовлек их в разговор, как если бы они были участниками встречи. Одна особа даже отвечала по постоянно звонившему мобильному телефону, так как он не хотел прерывать наш разговор.

Я все еще удивлен одержимостью этого яркого человека к рискам, которые он постоянно прокручивал в голове. Он думал буквально обо всем, что могло случиться. Так, он заставил меня сделать альтернативный план на случай падения самолета на здание офиса и разгневался, услышав в ответ, что финансовые условия его департамента в таких обстоятельствах мне мало интересны. Босс имел репутацию ужасного волокиты и одновременно темпераментного человека, способного зажечь любого по своей прихоти. Однако он слушал меня и понимал каждое слово, поощряя меня идти дальше в познании случайности. Именно он заставил меня выискивать невидимые риски «взрыва» в любом портфеле ценных бумаг. Жан-Патрик с огромным уважением относился к науке и ученым. Поэтому неслучайно, наверное, через десять лет или около того по завершении совместной работы он неожиданно объявился во время защиты моей докторской диссертации, улыбаясь мне из глубины комнаты.

Кенни знал, как подняться по служебной лестнице организации и достигнуть ее вершины, перед тем как быть изгнанным. Жан-Патрик не сделал такой успешной карьеры, но научил меня остерегться зрелых финансовых институтов.

Многих людей, ориентированных на конечный результат, больше беспокоят истории, которые имели место, чем те, что могут случиться. Очевидно, для несумасбродного человека из числа «успешных в бизнесе» мой язык и некоторые характерные черты моей личности покажутся странными и непонятными.

Контраст между личностями и карьерами Кенни и Жана-Патрика доказывает необходимость остерегаться расточительных «знающих бизнес» людей; «рыночное кладбище» заполнено самоориентированными на конечный результат. В противоположность своей обычной манере поведения как Хозяев Вселенной, они бледны и тихи на пути к офису для обсуждения соглашения об увольнении.

Джордж Вилл это не Солон: неинтуитивная истина

Реализм может наказывать. Вероятностный скептицизм еще хуже. Трудно идти по жизни, надев вероятностные очки, так как начинаешь видеть повсюду одураченных случайностью. Для начала нельзя читать исторический анализ без сомнения в безупречности сделанных выводов. Мы знаем, что Ганнибал и Гитлер были безумны в своих стремлениях, однако в Риме не говорят по-финикийски, а на Таймс-сквер в Нью-Йорке нет свастики. Но что было бы, если бы все эти одинаково безумные генералы в конечном итоге выиграли бы войну и, следовательно, были бы почитаемы историческими хроникерами? Трудно думать об Александре Великом либо Юлии Цезаре как о людях, которые выиграли только в произошедшей истории, но которые потерпели значительное поражение в других, виртуальных. Если мы слышали о них, то только потому, что они осмелились пойти на значительные риски вместе с тысячами других людей, и им посчастливилось победить. Они были умными, отважными, благородными (временами), имели самую высокую культуру из возможных в те дни. Однако такими были и тысячи других, кто ютится на затхлых задворках истории. Я не оспариваю факт того, что они выиграли свои войны мои претензии только на качественность стратегий. Мое самое первое впечатление от недавнего перечитывания «Илиады», первого в зрелом возрасте, такого: эпический поэт не оценивал своих героев по результату. Герои выигрывали и проигрывали битвы способом, который совершенно не зависел от их собственного мужества. Их судьба зависела только от внешних сил: явной помощи интригующих богов (не лишенных семейственности). Герои стали героями в силу геройского поведения, а не потому, что выиграли или проиграли. Патрокл не производит впечатления героя (быстро убит), потому что предпочел умереть, чем видеть Ахилла в мрачном бездействии. Очевидно, эпический поэт понимал невидимые истории. Позже философы и поэты использовали более проработанные методы борьбы со случайностью, что мы увидим в стоицизме.

Иногда информация, полученная в результате просмотра телепередач, заставляет меня подскакивать с кресла и вслух выражать свое несогласие с услышанным (кстати, я вырос без телевизора и научился обращаться с ТВ только к 20 годам). В качестве иллюстрации опасного отказа от рассмотрения альтернативных историй можно рассматривать интервью, в котором Джордж Вилл комментатор широкого профиля, встретился с профессором Робертом Шиллером, известном публике своим бестселлером « Иррациональный избыток чувств ». Специалистам профессор известен замечательным осмыслением структуры рыночной случайности и волатильности, выраженным с помощью математики.

Данное интервью иллюстрирует деструктивный аспект средств массовой информации в угоду весьма извращенному общему сознанию. Мне говорили, что Джордж Вилл очень известный и уважаемый журналист. Возможно, он даже интеллектуал; однако его профессия только кажется интеллектуальной и интеллигентной. Шиллер, с другой стороны, понимает все входы и выходы случайности; он обучен работать с точной аргументацией, но кажется менее понятным публике, так как предмет его обсуждения сильно противоречит интуиции. Так, Шиллер уже давно говорил о переоценке рынка акций. Джордж Вилл продемонстрировал Шиллеру, что если бы люди прислушивались к его словам, они потеряли бы деньги, поскольку рынок вырос более чем в два раза с тех пор, как он озвучил свое мнение. На такой чисто журналистский, но совершенно бессмысленный аргумент Шиллер был не способен ответить, за исключением объяснения того, что факт его неправоты в одном отдельном рыночном сигнале не должен иметь чрезмерного значения. Он, Шиллер, будучи ученым, не претендовал на роль пророка или обозревателя, которые дают комментарии по ситуациям на рынках в вечерних новостях. Возможно, в данном случае для Йоги Берра был бы самый подходящий момент для своего точного комментария: толстая леди еще не спела.

Я не мог понять, что Шиллер, необученный сжимать свои идеи в безвкусные звуковые байты, делал в таком шоу на ТВ. Глупо думать, что иррациональный рынок не может стать еще более иррациональным, а взгляды Шиллера на рациональность рынка не лишаются законной силы на основании того, что он был неправ в прошлом. Я не мог бы привести лучшего примера, чем персона Джорджа Вилла в качестве иллюстрации многих кошмаров, которые случились в моей карьере: мои попытки предостеречь кого-то от игры в русскую рулетку на $10 000 000 и видения журналиста Джорджа Вилла, публично посрамляющего меня, говоря, что если бы этот некто прислушался ко мне, то понес бы значительные потери. К тому же комментарий Вилла не был только замечанием, он написал статью, где обсудил плохой «прогноз» Шиллера.

Такая тенденция делать и менять прогнозы, основываясь на судьбе колеса рулетки, является симптоматичной для нашей генетической неспособности справляться со сложной структурой случайности, преобладающей в современном мире. Смешение прогнозов и пророчеств симптоматично для случайностной глупости (пророчество относится к правым столбцам таблицы 1, а прогноз отражает левый столбец).

Поверженный в дебатах

Очевидно, идея альтернативной истории не подкрепляется интуитивным ощущением. Как начинающие мы не ограничены способом понимания вероятности вопросом, которому посвящена книга. По этому поводу я только скажу, что исследователи мозга верят, что влияние математических истин на наше мышление очень мало, особенно, если речь идет о проверке случайных результатов. Тем более что в большинстве своем результаты, полученные с помощью теории вероятности полностью контринтуитивны, мы увидим их множество. Тогда зачем спорить с журналистом, чей платежный чек зависит от игры на общепринятой мудрости толпы? Я напоминаю, каждый раз, когда меня втягивали в публичные дискуссии о рынках кто-то из рядов Джорджа Вилла, кто, казалось, представлял более приятные и легкие для понимания аргументы, я оказывался правым (много позже). Не спорю, аргументы должны быть упрощены до максимума, но люди часто путают сложные идеи, которые не могут быть упрощены СМИ до массового понимания, с симптомами запутавшегося разума. Студенты МВА учат концепцию ясности и простоты, ее можно применить для бизнес-плана завода химических удобрений, но она не работает для крайне вероятностных аргументов.

Берегитесь путаницы между корректностью и понятностью. Часть общепринятой мудрости благоволит к тем вещам, которые могут быть объяснены немедленно и «в двух словах». Во многих кругах подобное рассматривается как закон. Посещая французскую начальную школу, lycee primaire, я научился переделывать популярный афоризм:

Ce qui se concoit bien s\'enonce dairement Et les mots pour le dire viennent aisement (Что легко понять, то несложно выразить/ Слова, которые нужно сказать, приходят без усилий).

Читатель может понять мое разочарование от осознания, что с ростом моих познаний как практика случайности пришло понимание, что наиболее поэтичные афоризмы откровенно неверны, а заимствованная мудрость может быть порочной. Мне необходимо прилагать огромные усилия, чтобы не попасть под влияние звучных ремарок. Я постоянно напоминаю себе замечание Эйнштейна о том, что здравый смысл есть не более чем собрание заблуждений, приобретенных к 18-летнему возрасту. Более того, следует признать следующее утверждение: то, что звучит разумно в разговоре, на митинге или в средствах массовой информации подозрительно .

Вся историянауки показывает, что почти все новые теории, доказанные учеными, рассматривались как безумные в те времена, когда были открыты. Попытались бы Вы, например в 1905 году, объяснить журналисту из «Лондон Таймс», что при путешествии время замедляется. Кстати, даже Нобелевский комитет никогда не присуждал премию Эйнштейну за его разработку специальной теории относительности. Или попробуйте объяснить кому-то, не имеющему образования, существование мест в нашей Вселенной, где нет времени. Объясните моему боссу Кенни, что хотя его ведущий трейдер и сделал кучу денег, у меня достаточно аргументов, чтобы доказать, что этот трейдер опасный идиот.

Риск-менеджеры

Корпорации и финансовые институты недавно организовали странную должность, называемую риск-менеджер. Этот человек, предполагается, следит за тем, чтобы корпорация не слишком глубоко вовлекалась в игру с русской рулеткой. После нескольких разорений понятно побуждение поставить кого-либо, кто будет наблюдать за генератором, точнее русской рулеткой, генерирующей прибыли и убытки. Хотя торговать гораздо веселее, новая вакансия заинтересовала многих толковых людей среди моих друзей, включая Жана-Патрика. Примечателен факт, что средний риск-менеджер зарабатывает больше среднего трейдера, особенно, если учесть число трейдеров, выброшенных из бизнеса. Работа риск-менеджера кажется странной, ведь, как уже было сказано, мы не наблюдаем генератор реальности. Риск-менеджеры ограничены во власти останавливать прибыльного трейдера от принятия рисков, боясь впоследствии упреков Джорджа Вилла и сотоварищей в том, что упустили шанс заработать акционерам несколько шекелей. А с другой стороны, они будут отвечать, если произойдет «взрыв». Что же делать в таких обстоятельствах?

Поэтому они сосредотачивают усилия на проведении политики своего прикрытия путем выпуска пространного внутреннего меморандума о том, что предупреждения против деятельности, связанной с принятием рисков, не полностью обрекают ее на неудачу, иначе они бы потеряли работу. Они действуют подобно доктору, разрывающемуся между двумя типами ошибок: сказать пациенту, что у него рак, когда его на самом деле нет, или признать пациента здоровым, когда у него рак. Им приходится уравновешивать свое существование с наличием некоторого количества ошибок в бизнесе. Что касается меня, то я решил проблему давным-давно: я являюсь одновременно и риск-менеджером и руководителем своих текущих операций.

Я завершаю главу описанием главного парадокса своей карьеры на поприще финансовой случайности. Поскольку по определению я иду против шерсти, ни для кого не новость, что мои стиль и методы непопулярны и трудны для понимания. Ведь я управляю деньгами других людей, а мир заселен не только амбициозными и непоследовательными журналистами, не имеющими, кстати, денег для инвестиций. Таким образом, я хочу, чтобы инвесторы в целом оставались одураченными случайностью, а я мог торговать против них, но в тоже время были люди, достаточно продвинутые, чтобы оценить мои методы и снабдить капиталом. Мне повезло встретить Дональда Суссмана, соответствовавшего образу такого идеального инвестора. Он помог мне на втором этапе моей карьеры, поддержав учреждение «Эмпирики», моей торговой фирмы, освободив таким образом от неприятностей работы по найму на Уолл-Стрит. Мой величайший риск это стать успешным, что означало бы, что мой бизнес близок к исчезновению. Странный бизнес!

Глава третья Математические раздумья об истории

Моделирование методом Монте-Карло как метафора к пониманию последовательности случайных исторических событий. Случайности и искусственная история. Возраст – это прекрасно, но новое и молодое почти всегда токсично. Отправьте вашего профессора истории в начальный класс по изучению теории статистического анализа

Математика европлейбоя

Согласно стереотипу чистый математик представляет собой анемичного человека с косматой бородой, грязными ногтями, тихо работающего за спартанским и беспорядочным столом. Он с узкими плечами и выпирающим животиком сидит в неряшливом офисе, полностью поглощенный своей работой, не обращая внимания на окружающую среду. Вырос он при коммунистическом режиме, по-английски говорит с восточно-европейским акцентом. Когда такой человек принимает пищу, крошки еды застревают в его бороде. Со временем такого математика все больше поглощает предмет его чистых теорем, он углубляется и достигает новых уровней абстракции. Американская публика недавно познакомилась с одним из таких характеров Унабомбером, бородатым математиком-отшельником, который жил в хижине и рассылал по почте самодельные взрывные устройства в офисы людей, продвигавших современные технологии. Ни один журналист не был способен даже приблизительно описать предмет его диссертации комплексные границы, поскольку невозможно подобрать какой-либо понятный эквивалент. Ведь комплексное число полностью абстрактное и воображаемое, это квадратный корень из минус единицы, то есть объект, который не имеет аналогов вне мира математики.

При упоминании о Монте-Карло в памяти всплывает образ загорелого учтивого человека, этакого европлейбоя, входящего в казино с ароматом средиземноморского бриза. Он способный лыжник и теннисист, не посрамит себя в шахматах и бридже, одет в выглаженный итальянский костюм ручной работы и управляет серым спортивным автомобилем. Главное, он способен рассуждать о мирском и реальной жизни, а журналист в состоянии донести его взгляды до публики. В казино он проницательно считает карты, определяя шансы, и держит пари пока его мозг вычисляет оптимальный размер ставки. Его можно было бы принять за более умного потерянного брата Джеймса Бонда.

Теперь, когда я думаю о «математике Монте-Карло», я представляю счастливую комбинацию двух факторов: реализм без мелочности человека из Монте-Карло и интуицию математика, но без чрезмерной абстракции. На самом деле, эта отрасль математики имеет огромное практическое значение и не столь суха, как обычно думается. Меня такая математика захватила в ту минуту, когда я стал трейдером. Именно она формировала мое мышление при решении большинства вопросов, связанных со случайностью. Множество примеров, используемых в книге, было создано при помощи моего генератора Монте-Карло, о котором я расскажу в этой главе. Однако в большей степени это способ мышления, а не метод вычисления. Ведь математика инструмент, даже скорее мышления, чем вычисления.

Инструменты

Понятие альтернативных историй, о которых шла речь в предыдущей главе, можно значительно расширить и подвергнуть технической обработке. Последнее приведет нас к созданию инструментов для игры с вероятностью, используемых в моей профессии (я обозначу их позже). Одним словом, методы Монте-Карло заключаются в создании искусственной истории, используя следующие концепции.

Во-первых, траектория выборки [9] . Невидимые истории имеют научное название альтернативные выборочные траектории, оно заимствовано из области вероятностной математики, называемой стохастическим процессом. Понятие траектории, в противоположность результату, указывает на то, что имеет место не простой анализ сценария в стиле MBA, а экспертиза последовательности сценариев в какой-то промежуток времени. Мы не просто хотим знать место, где птичка может оказаться завтра ночью, а интересуемся всеми возможными вариантами мест, которые она может посетить за временной интервал. Для нас представляет интерес не только то, сколько будет стоить капитал инвестора, скажем, через год, а скорее количество сердечных приступов, которые могут случиться в течение этого периода. Термин выборочная подчеркивает, что видим только одну реализацию среди множества возможных. Очевидно, выборочная траектория может быть либо детерминированной, либо случайной.

Случайная выборочная траектория, называемая также случайным пробегом, есть математическое название последовательности виртуальных исторических событий, начинающихся с данного момента и заканчивающихся в другой момент, и появление которых соответствует некоторому уровню неуверенности. Однако не следует путать слова слчайный и равновероятный (имеющий одинаковую вероятность). Примером случайной выборочной траектории может быть измеряемая ежечасно температура тела вашего кузена во время его болезни тифозной лихорадкой. Случайную выборочную траекторию можно представить как моделирование цены вашей любимой акции, определяемой ежедневно на закрытии рынка в течение, скажем, одного года. Начиная со 100$, цена в одном сценарии может остановиться на 20$, достигнув максимума в 220$. В другом сценарии она может достигнуть уровня 145$, повидав минимум в 10$. Другой пример эволюция содержимого вашего кармана в течение одного вечера игры в казино. Вы начинаете игру, имея 1000$, измерения делаете каждые 15 минут. В одной выборочной траектории в полночь Вы получите 2200$, в другой едва наскребаете 20$ на такси.

Стохастические процессы описывают динамику событий, разворачивающихся во времени. Стохастический это причудливое греческое название случайного. Эта отрасль теории вероятности изучает развитие последовательных случайных событий, которые можно даже назвать математикой истории. Ключ к процессу в том, что он включает в себе время.

Что такое генератор Монте-Карло? Вообразите, что Вы можете смоделировать совершенное колесо рулетки на своем чердаке без помощи плотника. Компьютерные программы могут моделировать что угодно, более того, с их помощью делать лучше и дешевле. Ведь, в частности, колесо рулетки, сделанное плотником, может «любить» какой-либо номер больше, чем другие, из-за возможной неровности в конструкции или полу чердака. Такая неровность называется уклоном.

Моделирование методом Монте-Карло больше всего похоже на игрушку. Можно выбирать тысячи и, возможно, миллионы случайных выборочных траекторий и смотреть на превалирующие характеристики их некоторых особенностей. Компьютер в таких занятиях является незаменимым инструментом. Очаровательная ссылка на Монте-Карло подчеркивает метафору моделирования случайных событий в манере виртуального казино. Набор условий, которые, как считается, преобладают в действительности, запускает коллекцию моделей возможных событий. Даже не имея математической подготовки, мы можем применить моделирование методом Монте-Карло, например, для 18-летнего ливанца, играющего в Русскую рулетку на определенную сумму, чтобы увидеть, сколько из этих попыток кончаются обогащением или сколько времени потребуется в среднем, чтобы увидеть его некролог. Мы можем заменить барабан револьвера, чтобы он содержал 500 пулеприемников вместо шести, что, очевидно, уменьшило бы вероятность смерти, и посмотреть результаты.

Впервые методы моделирования Монте-Карло стали применяться в лаборатории Лос-Аламоса во время работ по созданию бомбы. Они стали популярны в финансовой математике в 1980-ых, особенно в теориях случайных блужданий цены актива. Ясно, что для примера русской рулетки не требуется такого мощного аппарата, но многие проблемы, особенно ситуации, сходные с реальной жизнью, нуждаются в применении генератора Монте-Карло.

Математика Монте-Карло

«Истинные» математики не любят методы Монте-Карло. Они полагают, что такие методы крадут изящество и элегантность математики, называя это «животной силой», поскольку большую часть математических теорий можно заменить симулятором Монте-Карло (и другими вычислительными уловками). Например, без формального знания геометрии можно вычислять таинственное, почти мистическое число Pi. Как? Просто вписав круг внутрь квадрата и «стреляя» случайными пулями в получившуюся картину. При этом следует предположить равные вероятности для попадания в любую точку картины (что называется равномерным распределением). Отношение числа пуль внутри круга к количеству пуль внутри и вне круга даст значение мистического Pi с почти бесконечной точностью. Ясно, что этот способ нельзя считать эффективным использованием компьютера, поскольку Pi можно вычислить аналитически в математической форме. Однако для пользователей данный метод гораздо понятнее и нагляднее, чем строки уравнений. Умственные способности и интуиция некоторых людей более восприимчивы к получению знаний именно в такой манере (я считаю себя одним из них). Для нашего человеческого мозга компьютер, возможно, является творением неестественным, как, впрочем, и математика.

Я не отношу себя к «урожденным» математикам, то есть говорю на языке математики не как на родном языке, а с иностранным акцентом. Сами по себе математические изыски меня не интересуют, увлекает только их применение, в то время как истинного математика занимает совершенствование математической науки (через теоремы и доказательства). Я неспособен концентрироваться на расшифровке отдельного уравнения, если не мотивирован реальной проблемой (и толикой жадности). Большую часть своих познаний я получил, занимаясь торговлей производными инструментами. Именно опционы подтолкнули меня к изучению вероятностной математики. Точно также и многие маниакальные игроки обладали бы посредственными знаниями, если бы в силу своей страсти к игре и жадности не приобрели замечательные навыки подсчета карт.

Другую аналогию можно провести с грамматикой, которая, в отличие от математики, более понятна и менее скучна. Есть специалисты, которые занимаются грамматикой исключительно для пользы грамматики, и есть те, кто старается исключить ошибки при письме. Мы же больше заинтересованы применением математического инструмента, чем непосредственно самим инструментом. Математиками рождаются, но никогда не становятся, точно также как и физиками. Я не забочусь об «элегантности» решения и «качестве» математики, которую использую, если удается получить правильный вывод. Я обращаюсь к методам Монте-Карло всякий раз, когда это возможно. Ведь они позволяют сделать работу и, помимо прочего, более наглядны, что дает возможность использовать их в книге в качестве примеров.

Действительно, вероятность это интроспективная область вопросов, поскольку затрагивает целый комплекс наук, а в особенности математику. Невозможно оценить качество знаний, которые мы накапливаем, без допущения доли случайности в процессе их получения и нейтрализации аргументов в пользу случайного совпадения, которое могло просочиться при построении теории. В науке вероятность и информация рассматриваются в одинаковой манере. Буквально каждый большой мыслитель интересовался вероятностью, а большинство из них одержимо ею. Два самых больших ума, по моему мнению, Эйнштейн и Кейнс начали свои интеллектуальные путешествия с изучения теории вероятности. Эйнштейн написал свою главную работу в 1905 году, в ней он первым исследовал в вероятностных терминах последовательность случайных событий, а именно, эволюцию задержанных частиц в стационарной жидкости. Его работа по теории броуновского движения может быть использована как основа для теорий случайных блужданий, применяемых в финансовом моделировании. Что касается Кейнса, то для образованного человека он, скорее, не политический экономист, на которого любят указывать одетые в твид левые, а автор авторитетного, интроспективного и мощного Трактата о вероятности. Прежде чем окунуться в темную область политической экономии, Кейнс был вероятностником. У него были и другие интересные признаки (он «взорвался» после достижения чрезмерного богатства понимание людьми вероятности не сказывается на их поведении).

Читатель может предположить, что следующим шагом после такого вероятностного самоанализа, должно стать вовлечение философии, в особенности раздела философии, занимающегося знанием как таковым. Его называют эпистемологией или методологией, философией науки. Популяризацией занимаются такие люди как Карл Поппер и Джордж Сорос. Мы не будем затрагивать эту тему до поры, до времени.

Развлечение на моем чердаке

Создание истории

В начале девяностых, подобно многим моим друзьям, я увлекся самостоятельным конструированием различных генераторов Монте-Карло, волнуясь при этом от мысли, что я создаю историю как демиург. Генерация виртуальных историй и наблюдение отклонений (дисперсии) между различными результатами может быть очень увлекательным занятием. Такая дисперсия показывает степень сопротиления случайности. Я постоянно убеждаюсь в чрезвычайно удачливом выборе карьеры. Один из привлекательных аспектов моей профессии количественного опционного трейдера заключается в том, что 95 % моего рабочего дня остаются свободными, чтобы думать, читать и исследовать (заниматься в тренажерном зале, на лыжных спусках, или, что более эффективно, на скамье в парке). У меня есть также хорошо оборудованный чердак для работы.

Достижения компьютерной революции для нас заключались не в потоке сообщений по электронной почте и не в доступе к форумам для дискуссий. Ценность этих достижений для нас появление быстрых процессоров, способных к генерации миллиона выборочных траекторий в минуту. Вспомните, я никогда не рассматривал себя иначе как в качестве «невосторженного решателя» уравнений, и редко проявлял мастерство в этом вопросе. Я отличался способностями к составлению уравнений, а не их решению. Когда мой инструмент позволил решать наиболее сложные из уравнений с минимальными усилиями, лишь немногие задачи остались вне досягаемости.

Толпа зорглубсов на чердаке

Увлечение генератором Монте-Карло привело меня к нескольким интересным приключениям. В то время как мои коллеги были погружены в новости, объявления центрального банка, сообщения о доходах, экономические прогнозы, спортивные результаты и, не в последнюю очередь, офисные интриги, я начал играть с генератором в областях, пограничных с финансовой вероятностью. Для меня как любителя областью исследований такого рода стала эволюционная биология, поскольку привлекательна универсальность ее выводов и возможность их применения на финансовых рынках. Я начал моделировать популяции животных по имени зорглубсы, быстро мутирующих в зависимости от климатических изменений, и пришел к самым неожиданным заключениям (о некоторых из них я расскажу в Главе 5). Как любитель, убегающий от скуки деловой жизни, я ставил перед собой цель просто развить интуицию, причем любительскую, которая далека от чрезмерно детальной искушенности профессионального исследователя. Я также играл с молекулярной биологией, генерируя случайные появления раковых клеток, и стал свидетелем некоторых удивительных аспектов их развития. Естественно, аналогом популяций зорглубсов должны были стать модели популяций «идиотичных быков», «стремительных медведей» и «осторожных» трейдеров при различных рыночных режимах, например, при бумах и крахах, а также исследование их краткосрочных и долгосрочных перспектив. При таких исходных данных трейдеры «идиотичных быков», которые богатеют от повышения котировок, использовали бы доходы на покупку большего количества активов, поднимая цены, до, в конце концов, их разгрома. Медвежьи трейдеры, тем не менее, редко переживали крах при буме на рынке. Мои модели показывали, что в действительности почти никто в конечном счете не делает деньги: медведей прихлопывают словно мух при повышении, а быков в конце концов вырезают с исчезновением бумажной прибыли. Но я обратил внимание на одно исключение: некоторые из тех, кто торговал опционами (я назвал их покупатели опциона) оставались на плаву, и я хотел быть одним из них. Как им это удалось? Дело в том, что они покупали страховку от «взрыва», поэтому могли спокойно спать по ночам, зная, что если их карьере что-то и угрожает, то это не будет следствием результата отдельного дня.

Если тон этой книги покажется склонным к культуре дарвинизма и эволюционного мышления, то происходит это не от формального обучения естествознанию, а является следствием эволюционного способа мышления, которым я овладел благодаря моим симуляторам Монте-Карло.

Должен сказать: я перерос желание производить случайные выборочные траектории. Каждый раз, когда я хочу исследовать какую-либо идею, благодаря моим опытам с генератором Монте-Карло на протяжении ряда лет, я больше не могу визуализировать реализованный результат без того, чтобы не сослаться на нереализованный. Я называю это «подводить итог под историями». Такое выражение я позаимствовал у колоритного физика Ричарда Фейнмана, который применил подобные методы в исследовании динамики частиц.

Использование метода Монте-Карло для создания и «переделывания» истории напомнило мне об экспериментальных новеллах (так называемые новые новеллы) такого автора, как Алаин Роббе-Гриллет, популярного в 1960-х и 1970-х. Там одна и та же глава была переписана автором несколько раз, каждый раз он изменял какие-то места, подобно новой выборочной траектории. Так или иначе, автор становился свободным от прошлой ситуации, которую сам же помогал создавать, и позволял себе менять линию повествования задним числом.

Отрицание истории

Еще одна мысль об истории, возникшая благодаря методу Монте-Карло. Мудрость таких классических историй как история Солона, подталкивает меня к тому, чтобы провести больше времени в компании классических историков. Даже в том случае, если история, подобно предупреждению Солона, получила подтверждение временем. Однако это идет против природы. Ведь изучение истории, на самом деле, ничему нас людей, не учит это факт, виднный невооруженным глазом. Возьмите, например, бесконечные повторения одинаково развивающихся бумов и крахов на современных финансовых рынках. Под историями я понимаю события, анекдоты, если угодно, но не историческое теоретизирование с историзмом большого масштаба, который стремится интерпретировать события в соответствии с теориями, основанными при раскрытии некоторых законов развития Истории. Например, гегельянство или псевдонаучный историзм, ведущие к таким заключениям как Конец Истории (они псевдонаучны, потому что вытягивают теории из прошлых событий без учета того, что такие комбинации событий могли бы явиться результатом случайности, и нет никакого способа проверить требования теории в управляемом эксперименте [10] ). Это просто уровень моей восприимчивости, воздействующий на способ моего отношения к прошлым событиям. Будучи способным лучше заимствовать идеи других и усиливать их, хотелось бы исправить умственный дефект, который, кажется, блокирует мою способность учиться у других. Это уважение к старшим, я хотел бы его развивать, укрепляя благоговение, которое инстинктивно чувствую при виде людей с седыми волосами. Однако в жизни трейдера, где возраст и успех несколько разведены, оно разрушилось. На самом деле, у меня есть два пути изучения уроков истории: из прошлого, читая книги старших, и будущего, благодаря моей игрушке Монте-Карло.

Горячая печь

Как я упомянул выше, учиться у истории для нас неестественно. Мы имеем достаточно предпосылок полагать, что наше генетическое наследие как homo erectus [11] не одобряет передачу опыта. Банально, но дети учатся только на своих собственных ошибках. Они перестанут дотрагиваться до горячей печи только, когда обожгутся сами, и никакие предупреждения не заставят их быть осторожными. Взрослые также игнорируют чужой опыт. Исследованием этого феномена занимались пионеры поведенческой экономики Дэниел Канеман и Амос Тверски. Они изучали данные относительно поведения людей при определении рискованных курсов лечения. И я отметил за собой чрезвычайную небрежность в случае необходимости обнаружения и предотвращения заболевания, то есть я отказываюсь учесть свои риски из вероятностей, вычисленных для других, надеясь, что со мной подобного не произойдет. Это врожденное отрицание опыта других не ограничено только детьми или людьми, подобными мне. Отрицание опыта затрагивает в широком масштабе и деловую жизнь, касается инвесторов и людей, принимающих решения.

Все мои коллеги, кого я знал как отрицающих историю, эффектно «взорвались». Я должен еще поискать среди них того, кто избежал такой участи. Следует отметить замечательное сходство их подходов. Я заметил множество аналогий между теми, кто «взорвался» при крушении рынка акций в 1987, и теми, кто «сгорел» в плавильном котле Японии в 1990, теми, кто пострадал при разгроме рынка облигаций в 1994, и в России в 1998 году. Сюда же можно отнести и тех, кто «взорвался», покупая Nasdaqовские акции в 2000. Они все оправдывались тем, что «времена различались» или «их рынок был отличен» и предлагали, по-видимому, выстроеные интеллектуальные аргументы (экономической природы), чтобы доказать свои постулаты. Они были неспособны принять опыт других, который можно было извлечь в свободном доступе для всех в каждом книжном магазине из книг, детализирующих крахи. Кроме этих обобщенных системных «взрывов», я видел сотни опционных трейдеров, вынужденных оставить свой бизнес после «взрыва» самым глупым образом, несмотря на предупреждения ветеранов (аналогия с ребенком, трогающим печь, или мое собственное отношение к обнаружению и предотвращению разнообразных болезней, которыми я могу заболеть). Каждый человек верит в собственную исключительность. Шок от случившегося и первый вопрос после установки диагноза: Почему я?

Можно обсуждать эту проблему под различными углами зрения. Эксперты называют проявление такого отрицания истории историческим детерминизмом. В двух словах, мы думаем, что знали бы, когда делается история; мы полагаем, что люди, которые, скажем, были свидетелями крушения рынка акций в 1929-ом, знали тогда, что они переживают острое историческое событие, и если бы такие события повторились, они бы знали о таких фактах. Жизнь для нас напоминает приключенческий кинофильм, когда мы заранее знаем, что кое-что важное должно случиться. Трудно представить, что люди, будучи свидетелями истории, не понимают в то время важности происходящего момента. Так или иначе, все уважение, которое мы можем испытывать к истории, не транслируется в способ нашей обработки настоящего.

Мой Солон

У меня есть другая причина серьезно воспринимать предупреждение Солона. Я возвращаюсь назад, к той же самой полосе земли в Восточном Средиземноморье, где свершалась история. Мои предки испытали моменты чрезвычайного богатства и смущающей бедности на протяжении жизни одного поколения, резкие перемены, которые людям вокруг меня, знающим лишь устойчивый и постепенный рост благосостояния, кажется невозможным (по крайней мере, во время писания книги). Окружающие меня либо не испытывали (пока) проблем в семье (за исключением Великой Депрессии), либо, скорее всего, не имеют достаточной исторической памяти. Но для людей моего сорта, восточно-средиземноморских православных греков и завоеванных граждан Восточного Рима, все обстоит так, как будто в наши души вшиты воспоминания о том грустном апрельском дне, приблизительно 500 лет назад, когда Константинополь, завоеванный турками, выпал из истории. И мы, разбросанные частицы мертвой империи, остались в исламском мире преуспевающим меньшинством с чрезвычайно хрупким богатством. Более того, я ярко помню образ моего достойного деда, бывшего представителя премьер-министра и сына представителя премьер-министра (кого я никогда не видел без костюма), потерявшего свое состояние во время Ливанской гражданской войны и живущего в бедной квартире в Афинах. Кстати, испытав разрушительные последствия войны, я нахожу недостойное обнищание гораздо более нежелательным, чем физическую опасность. Так или иначе, смерть с достоинством кажется мне более предпочтительной, чем жизнь дворника. Это есть одна из причин, почему я опасаюсь финансовых рисков гораздо больше, чем физических. Я уверен, что Крез больше волновался о потере своего королевства, чем опасался за свою жизнь.

Существует важный и нетривиальный аспект исторического мышления, возможно, более применимый к финансовым рынкам. Его суть: в отличие от многих наук, история не может экспериментировать. Но, так или иначе, в целом история достаточно коварна, чтобы со временем, в средне– или долгосрочной перспективе, предоставить возможные сценарии, «хоронящие плохого парня». Как часто говорят на рынке, плохие сделки догоняют вас. Вероятностные математики дают этому явлению причудливое название эргодичность. Это означает, что в грубом приближении при некоторых условиях очень долгие выборочные траектории становятся похожими друг на друга. Свойства очень, очень длинной выборочной траектории были бы подобны усредненным характеристикам более коротких траекторий, смоделированных генератором Монте-Карло. Если бы дворник из Главы 1, выигравший лотерею, жил бы 1000 лет, то не следует ожидать, что он выиграет большее количество лотерей. Те, кто был неудачлив в жизни, несмотря на свои навыки и умения, в конечном счете, поднимутся. Удачливый дурак мог бы извлечь выгоду из свалившейся на него удачи в жизни, но, в конечном итоге, при длинном пробеге он медленно бы снизошел до состояния менее удачливого идиота. Каждый возвратился бы к своим долгосрочным характеристикам.

Очищенное мышление в карманном компьютере

Горячие новости

Журналист мое несчастье появляется в этой книге в образе Джорджа Вилла, имеющего дело со случайными результатами. Я покажу, как моя игрушка Монте-Карло учила меня очищенному мышлению, под которым я подразумеваю мышление, основанное на окружающей информации, лишенной бессмысленного, но развлекающего беспорядка. Различие между шумом и информацией (шум имеет большее количество случайности) в этой книге имеет аналог в виде различия между журналистикой и историей. Чтобы быть компетентным, журналист должен рассматривать вопросы подобно историку и преуменьшать ценность информации, которую он предоставляет, говоря что-нибудь типа «сегодня рынок повысился, но эта информация немногого стоит, поскольку это произошло, главным образом, благодаря шуму». Он, безусловно, потерял бы свою работу, упрощая значимость информации. Мало того, что журналисту трудно думать подобно историку, но, увы, историк все больше становится похожим на журналиста.

Для идеи возраст это красота (пока преждевременно обсуждать математику этого вывода). Применимость предупреждения Солона к жизни в случайности, в отличие от противоположных выводов, поставляемых массовой культурой, укрепляет мою инстинктивную оценку преимущества очищенного мышления перед современным мышлением, независимо от его очевидной сложности. Это еще один повод накапливать древние тома около своей кровати (я признаюсь, что мне гораздо интереснее новости, которые я в настоящее время читаю, чем сплетни из высших слоев общества, найденные в Tatler, Paris Match и Vanity Fair, в дополнение к The Economist [12] ). Кроме благопристойности древней мысли в отличие от грубости свежих чернил, я потратил некоторое время на выражение в математике идеи наличия эволюционных аргументов и условной вероятности. Выживание идеи в противовес многим шумам показывает ее относительную силу. Шум, по крайней мере, некоторые его составляющие, могут быть отфильтрованы. С точки зрения математики, полученный результат означает, что некоторая новая информация более качественна, чем предыдущая, а не то, что усредненная новая информация вытесняет прошлую информацию. Этим можно объяснить, что в случае сомнений некоторые берут для себя за правило систематически отклонять новую идею, информацию или метод. Зачем?