Viva Америка Ободников Николай
— Я не забавляюсь с собственными выделениями, но я уважаю чужие традиции и церемонии, — покровительственно заявил Кохт. — Чти это.
— Тогда поехали! — нервозно рассмеялся я и, чиркнув зажигалкой, поджег пролитый алкоголь.
На восковой поверхности моста расцвела нежная вуаль огня. Мгновение — и пламя робко лизнуло наши с Кохтом ноги. А еще через миг огонь неторопливо побежал по нам вверх. Ворсинки Кохта немедленно вспыхнули, а его крылья стали сморщиваться; оброненное Кохтом мясо шлепнулось в огонь.
— Не… невозможная уловка! — ошеломленно проговорил Кохт, неверяще себя оглядывая.
— Встречный ветер нас потушит! — убежденно крикнул я Кохту, торопливо становясь позади него. — Ты первый! — И я пинком столкнул Кохта с моста.
Напоминая горящее пугало, Кохт упал прямиком в оранжевые вспышки бездны, и я сладко поежился от его нечеловеческих воплей. Затем до меня дошло, что ежился я всё-таки от распространявшегося по мне огня. В голове у меня что-то замкнуло, и я, начиная орать от боли и суматошно жестикулировать, приготовился прыгнуть следом за Кохтом.
— Алексей Ржаной! Доверься моей противопожарной интуиции и сомкни все отверстия на теле — чтобы от ожогов не слиплись! — внезапно прогудел над моим ухом Фуз.
Затем меня грубо повалили и начали перекатывать по мосту, сбивая пламя ударами крокодилового плаща и тычками по ребрам. Спустя несколько секунд, когда пламя погасло, я увидел возле себя тяжело дышавших Фуза и Коулмана. Чуть позади них были остальные.
— Господи, а я ведь и вправду чуть не спрыгнул! — потрясенно промычал я, оглядывая свою подпаленную одежду и дыры на ней.
Коулман недовольно ковырнул в своей поблескивавшей глазнице:
— Ага, спрыгнул — вместе с ключом, умник!
— Браво, Алекс! — сипло выдавила Болль, опираясь на Бальтасара. — Крайне изобретательно и непредсказуемо — как катание голышом на ломе в мороз!
— На то она и смекалка — чтобы портянки из супостата делать. — И я, закашлявшись от валившего от меня дыма, кое-как поднялся.
— О-ля-ля! Мой любимый рецепт русского: сообразительный, слегка нетрезвый и подкопченный! — мурлыкнула Козетта и осторожно привалилась ко мне.
— Потом будем национальными флажками махать и фингалы пробками от шампанского ставить! Боеголовка! — одержимо взвизгнул Лесли, нетерпеливо пританцовывая с поднятыми руками.
Затаив дыхание, мы все сгрудились возле «Хлопушки».
— А давайте… а давайте просто так ее взорвем? — вдруг дико предложил я. — Взорвем просто ради собственного удовольствия! Я таких салютов с армии не видел!
— Мулунгу! Ге-ни-аль-но! — вытаращил глаза Фуз. — Не умысел, а небрежность против того, кто чувствует козни или еще как противозаконно их определяет!
Все издали протяжное «о-о-о»[114] и заторопили меня. Я вставил ключ-активатор в боеголовку, повернул его и мужественно приложил к датчику отпечатков свой палец. Электронное табло «Хлопушки» мигнуло и высветило оставшееся время до взрыва — каких-то крошечных шестьдесят секунд.
— Лесли! Ты что, совсем из своего параноидально ума выжил, м-м-м?! — недоуменно возмутилась Козетта. — Я за это время даже пузырь из жвачки надуть не успею, а ты — свой жирный лоскуток вволю накрутить!
— Хих! Это же самоубийственное задание, а не миссия «не справься, но живи с толстым брюшком и угрызениями совести»! — маниакально хихикнул Лесли. — И мой «лоскуток», Бастьен, — источник гармонии, нирваны и жиров от сухости кожи!
— Время, — тактично кашлянул Бальтасар и показал висевшим на руке автоматом на таймер, на котором оставалось всего пятьдесят секунд.
Все мы как по команде покосились на циферблат «Хлопушки» — и обратный отсчет уменьшился еще на одну секунду.
— Ой, так быстро!.. — удивилась Козетта.
— Чего замерли, наседки?! Яйца потом высиживать будете! — сипло пролаяла Болль. — Перед самой перемычкой был портал, за которым нас ожидают слава, отчеты и травмпункт! Пошли-пошли-пошли!
Дважды никого из нас просить не пришлось. Я поднял ахнувшую Козетту, Бальтасар свободной рукой приобнял Болль, Коулман подпер собой Фуза, и мы стенающей гурьбой побежали к перемычке. Впереди нашей помятой колонны бравурно засеменил Лесли, гордо держа перед собой руки, словно хирург перед операцией.
Миновав яичное марево над краем пустынного материка, мы спустились с моста и почти сразу увидели портал. Он был в каких-то тридцати метрах от нас.
— Подлый русский! — неожиданно раздалось позади.
Со стороны моста на нас разъяренно пикировал Кохт, и он всё еще горел, напоминая собой хромавшего на одно крыло нетопыря из ада. Козетта на моих руках тотчас защелкала языком и фотоаппаратом.
— Это… это случайно вышло! — пропыхтел я на ходу. — Мы… мы так и вещи чиним, и гуляем! Мы так живем!
— Непостижимо! Ты первый, кто провел меня, тля! — обличающе прощелкал Кохт, стремительно нас нагоняя. — За это твоя нация и твой народ познают такие страдания, что услужение американцев после смерти покажутся вам чайной церемонией!
— Божья роса мне в глаза! Быстрее, копуши! — проорал я остальным, загривком ощущая хлопанье горевших крыльев.
Первым в задергавшийся портал скользнул хихикавший Лесли. Следом за ним — Коулман с Фузом и Бальтасар с Болль. Оставались только мы с Козеттой.
— Бен, мама… надеюсь, это освободит вас, — прошептал я и сделал последний шаг.
Оранжевый водоворот подхватил нас, и я с Козеттой на руках выпал в пещеру под холмом.
— Последний контакт, неугодные! — визгливо предупредил Лесли.
Из портала кошмарно показались два крыла Кохта, а затем оттуда же на долю секунды ударил ревущий огненный столб ядерного взрыва. Этого оказалось достаточно, чтобы портал молниеносно уменьшился до размеров точки и исчез. Повисла оглушающая тишина, в которой были слышны лишь звуки капель, срывавшихся с оплавленной стены.
— Получилось? — неверяще спросил Бальтасар, поднимая голову из канистр.
— «Medium Rare»! — хохотнул Коулман, показав на обугленное крыло Кохта.
Неожиданно к нам выбежал слепой кот и преданно вцепился в ногу Фуза.
— Мулунгу! Я знал, что ты дождешься меня, хитро-правдивое создание! Во славу правоохранительных органов нарекаю тебя — Юстиций! — торжественно пробасил Фуз, радостно его обнимая. — Директор Болль, — дубовато добавил затем он, — хочу заодно обнять и вас.
— В госпитале койки сдвинем, Арчибальд, — сипло рассмеялась Болль, пытаясь распрямиться.
— Алекс, мы теперь что, после взрыва будем в темноте светиться, м-м?! — всерьез взволновалась Козетта. — Я, конечно, рассчитывала быть на острие сенсации, но я не планировала после этого облысеть как манекен или наш какао-боб!
— Если мы и будем светиться, Кози, то только от счастья, — успокоил ее я. — Мужики! Дамы! Ребята! — обратился я ко всем. — Господи, мы же справились! Мы всё-таки побороли эту инопланетную заразу! Поверить не могу в это!..
— Тогда всем нам стоит выпорхнуть наружу и убедиться в этом лично! Хих! А еще стоит убедиться в медицинской полезности пива с обезболивающим! — счастливо взвизгнул Лесли и побежал вверх по лестнице.
Мы вразнобой устало засмеялись, после чего по мере сил побрели за Лесли к выходу.
Снаружи всё было относительно спокойно и безмятежно: бои утихли, небо очистилось от гари и авиации, порталы исчезли, разорвав напоследок пластиковые рукава, а трутни присмирели, потеряв связь с Кохтом…
Помимо этого, к нам приближались военные машины. В люке одной из них гордо стояла Розовца. Она ликующе улыбалась.
Глава 21
Хорошие вы люди
Я поставил последнюю закорючку в бумагах на выписку и поспешил к выходу. Несколько дней, проведенных в ожоговом отделении одного из ближайших военных госпиталей, напомнили мне о бесцветном существовании бледных поганок. Новая одежда, заботливо переданная мне персоналом от Розовца, приятно напоминала мою собственную — и фасоном, и цветом, и дискотекой булочек на футболке.
Госпиталь, чьи постели мы успели помять, а уколы — примерить, к неудовольствию Штатов, находился под охраной сразу нескольких государств. Столь вопиющая наглость была обусловлена внушительной вязанкой первых санкционных розог, торопливо наструганных мировым сообществом для Америки, на чьем пульсе, как оказалось, лежала не совсем человеческая рука.
Недавний раскол между странами, едва не обернувшийся кошмарами Третьей мировой, оказался под завалом из критики и «конских яблок». Таковы были плоды массовых волнений по всему миру. Причиной их возникновения послужила масштабная хакерская атака, благодаря которой информационная блокада США была продавлена, а наше обращение к спецслужбам за часы покорило Интернет.
Наше обращение в полной мере объяснило ядерные взрывы в небе Джеймстауна, перепугавшие добрую половину населения планеты, а также — убедительно разжевало мотивы Китая при объявлении войны Штатам. После всего этого Америке ничего не оставалось, кроме как признать факт сотрудничества с внеземными формами жизни. На этом занесенные ядерные дубины опустились, а открытое противостояние сменилось брюзжанием политиков.
Не забыли и сторонников США при стычке у Джеймстауна. Резолюция Совета Безопасности ООН, вложенная в боксерские перчатки с парочкой подков, крепко прошлась по их экономическим ребрам.
Между тем рынки всего и вся обваливались и взлетали, новый состав ООН бесконечно притирался и препирался — и только рубль демонстрировал потенциал и стабильную эрекцию. Россия же после всего случившегося воссияла мудрым и дальновидным фениксом, чьи крылья могли сжиматься не только в кулаки, но и умели раскрываться в объятия.
Одним словом, мир стремительно менялся и эволюционировал. И в этой новой его ипостаси лишь ленивый не винил США в собственных неудачах.
— Еще будет время переварить всё это — где-нибудь на завалинке с бокалом нефильтрованного в руке! — отмахнулся я от докучавших мыслей и вышел наружу.
Я улыбнулся погожему дню, сладко почесал один из подживающих ожогов и прогулочным шагом направился к скамейкам перед госпиталем. На одной из них довольно восседал Лесли. Он блаженно жмурился и чем-то кормил голубей, изредка дразня их пришитым пальцем. Его новые костюм и плащ уже зевали обвисшими карманами.
— Ржаной Алекс, немного корма для птичек? — радостно предложил Лесли, когда я приблизился.
В одной его ладошке я увидел семечки, а в другой — маленькие гаечки.
— Кнут и пряник? — невольно рассмеялся я, присаживаясь рядом.
— Хи! «Кнут» — для формы карманов! — хитро сообщил Лесли и ссыпал гайки в одно из отделений плаща.
К нам летящей походкой подбежала Козетта и ласково чмокнула меня в щеку. Ее радужно-зеленые глаза сыпали озорными искорками, а ее рука в фиксирующей повязке так и грозила игриво пихнуть меня в бок.
— О-ля-ля! А вот и первый выпуск нашего пожизненного дохода! — горделиво объявила Козетта и бросила нам с Лесли свежий номер одного популярного журнала. — Только руки сначала оботрите! Лесли, твоих пальцев из восстановленного сала это в первую очередь касается!
Пока Лесли глумливо делал вид, что облизывает руку, я взял журнал. Всю его обложку занимала фотография с Кохтом, на которой он откидывал крылья. Под ногами у Кохта между тем валялся Коулман, а немного позади корчилась Болль и махал заклинившим автоматом Бальтасар. Лица Болль и Бальтасара при этом были технически смазаны, тогда как Коулман в маске остался в изначальном виде — без глаза и без сознания. Кошмарную композицию кадра огранял инопланетный пейзаж.
— Божья роса мне в глаза, Кози! — воскликнул я, удивленно разглядывая обложку журнала. — Напоминает постер для летнего блокбастера! Только я теперь на такое не пошел бы и в приступе лунатизма!
— Экс-клю-зив, Алекс! — манерно произнесла Козетта и заливисто рассмеялась. — Немножечко умения складывать кубики из слов, капельку пыли в глаза, ну и толику вас — для успокоения совести! А вообще, основной текстовый материал будет позже. О-ля-ля! Как я же развернусь! Как же я…
— О, новая порция поправляющихся за международный счет! — хихикнул Лесли и, взяв у меня журнал, показал на стеклянные двери госпиталя.
Прихрамывая и разбрасывая лысиной солнечных зайчиков, Фуз бережно спустил по пандусу входа кресло-коляску с Болль. Несмотря на гордую осанку в столь негордом положении, по бледноте Болль было видно, что она еще не до конца пришла в себя после ранения. На коленях у нее дремал слепой Юстиций.
— Как всегда: отутюжены и отглажены от макушек и до каблуков, — усмехнулся я, наблюдая за их приближением.
— Это же моя высокоморальная команда преступников! Мои стажеры и подопечные! — обрадованно прогудел Фуз, подкатывая к нам Болль. — Мулунгу! Это то, о чём я думаю, да?! — вытаращился он, заметив журнал.
Козетта тут же вырвала периодику из рук Лесли и ехидно передала ее Болль:
— Какой момент, м-м!
— Мило, — кисло процедила Болль, найдя себя на обложке.
— Как брюшина, Белла? — куртуазно поинтересовался Лесли и погладил Юстиция, просыпав на того несколько семечек.
— Пуля застряла в мягких тканях, Гантер, — ответила Болль, безразлично передавая журнал восхищенному Фузу. — Так что никаких нагрузок, никакого смеха и никаких разговоров с придыханием.
— Только по ночам это ее совершенно не останавливает! — доверительно сообщил нам Фуз. — Она показывает свое ранение рядом с пупком и просит…
— Арчибальд! Поищи-ка лучше в журнале картинки с большим и глупым темнокожим дядей! — быстро одернула его Болль. — И запомни: подобное обсуждается раздельно — мальчики с мальчиками, девочки с девочками!
— Алекс! Чтобы потом всё пересказал мне — как мальчик своей девочке! — быстро шепнула мне Козетта. — О-ля-ля! А вот и еще одна сладкая парочка!
Очередной «сладкой парочкой» оказались Бальтасар и Коулман. Обойдя скамейки, они подошли к нам. Оба были в непривычной гражданской одежде. Помимо этого, у Коулмана, которого я впервые видел без маски, были действительно роскошные бакенбарды, полностью оттягивавшие внимание от его повязки на левом глазу.
— Чего расселись, немощные? Обсуждаете вкус пойла из уточек под кроватью? А кто на слушаниях в два часа подтвердит, что мы с Болль ради мира во всём мире глаза теряли и пресс портили?! — грубо осведомился Коулман и сложил руки на груди.
Бальтасар широко улыбнулся:
— Деликатность — не сильная сторона Деррика. Но нам всем определенно стоит поторопиться!
— Тогда я, с вашего позволения, буду предельно кратка, — внезапно раздался поблизости знакомый голос.
К нам приблизилась Розовца — собранная, аккуратная, деловая. Мы не виделись с ней с того момента, как она распорядилась срочно доставить всех нас в госпиталь. Ее сопровождали двое солдат, чьи бульдожьи лица ничего не выражали, кроме тупого повиновения и готовности сломать кому-нибудь руку.
— Настя! — приятно удивился я. — Какими судьбами?
— По долгу службы — и дружественным обязательствам! — обаятельно ответила Розовца.
Фуз как бы невзначай наклонился к Прискоку:
— А сколько там уже раз?
— Пятьдесят семь! — одними губами сказал ему Лесли.
— Здравствуйте, Пятьдесят семь — овца! — сразу же дубовато поздоровался Фуз.
— Здравствуй, Фуз! — И Розовца рассмеялась: — Неужели меня без моего участия упомянули всего один раз[115]? Надеюсь, не всуе?
Она взяла у одного из сопровождавших ее солдат опечатанный пакет, вскрыла его и вынула оттуда семь широких именных конвертов, после чего без лишних комментариев раздала их нам. Лесли тотчас свой по-собачьи обнюхал, посмотрел его на просвет и ковырнул им у себя между зубами.
— Пожизненный абонемент в русские бани? — наугад предположил я.
— Телесная и правовая чистоплотность — основа основ, — сдержанно улыбнулась Розовца. — Внутри контракты о приеме на работу — для каждого из вас. Работать предстоит в очень влиятельной международной организации — только что созданной. Консультант, оперативник, аналитик — любая должность на ваш вкус. Цель сформированной организации: расследование инцидента с Кохтом, пресечение подобного в будущем и поиск перспективных направлений — вплоть до визита в мир Кохта. Отчитываться будете лишь перед главой — мной.
— Подписка о неразглашении и возможность развалить домик заговорщиков изнутри?! — восхищенно взвизгнул Лесли, распугав тем самым голубей. — Хи-хи! На такое удовольствие я и без прелюдий согласен!
— Хм! Дамочка, вы волков-то к овечкам не примешивайте! — набычился Коулман. — Это вы тут у нас международные герои с фантиками в карманах и фонариками в одном месте! А вот нас с Болль прямо на этих слушаниях могут переодеть в робы из полосатых матрасов!
— Мы с Дерриком для подобного не слишком чистоплотны, — холодно заметила Болль, протягивая Розовца конверт обратно. — Если ты не в курсе — нам с ним в ближайший час предъявят обвинения в преступлениях против мира и безопасности человечества. Прекрасная рекомендация, не находишь?
— Ваше согласие — ваша реабилитация, — просто сказала Розовца.
Болль пристально взглянула на Розовца, изучая ее спокойное лицо, а затем с едва заметной улыбкой положила свой конверт к Юстицию. Деррик покосился на Болль и неопределенно хмыкнул.
— А вот я ни за какие конфетки не соглашусь! — вредно заявила Козетта. — И вообще — кто-то же должен на всём этом заработать и прославиться, м-м?! Так вот, это будем мы с Алексом! Ну, может, еще и лысого с хихикающим к себе возьмем, если хорошо вести себя будут!
— Погоди, Кози, — мягко остановил я Козетту. — Это нужно обдумать…
— О-ля-ля, Алекс! Тебе что, мало было приключений на свой твердокаменный зад, м-м?! — возмутилась Козетта. — Так давай я тебе туда еще вилку воткну, а затем и перца насыплю!
— А вдруг для Бена и остальных, прибранных Кохтом, еще не всё закончилось? — возразил я. — Что, если Кохт изначально всё так и задумывал? — спросил я затем у всех. — Нас было четверо, кого он выбрал, и теперь наши страны испытывают небывалый подъем — даже там, где его никогда не было! Вдруг за всем этим что-то последует? Вдруг Кохт просто провел с нами какую-то церемониальную схватку?..
— Мулунгу!.. — обмер Фуз и торопливо поцеловал медальон.
Розовца одобрительно кивнула мне, а морды у ее солдат стали еще свирепей.
— Алексей, ты действительно думаешь, что Кохт мог всё это подстроить, в том числе и ядерный взрыв с самим собой?! — неверяще уточнил Бальтасар.
— Не знаю, — честно признал я. — Но меня это гложет! А я хочу быть уверен, понимаешь?
— Даже если я разделю беспокойство Алексея… — начал было Бальтасар.
— Всё уже согласовано, заверено и подписано на самом высочайшем уровне, — успокоила его Розовца. — Требуется только согласие — от всех вас.
— Вот как? — И Бальтасар неуверенно затеребил конверт.
— Я всегда знал, что мои уникальные навыки и ослепляющая харизма — международного класса! — дубовато пробасил Фуз, горделиво распрямляя плечи. — Что ж, мое тренированное тело культуриста и мой разум шахматиста найдут себе достойное применение! — И он быстро добавил: — Если кто не понял — я тоже согласен! — Затем Фуз наклонился к Болль и горячо прошептал: — Уверен, это укрепит нашу биологическую, эмоциональную и правовую связь, директор Болль!
— Я уже не директор, Арчибальд, — тепло улыбнулась ему Болль. — И зови меня Белла. Мне будет приятно.
Фуз торжествующе просиял, словно начищенный гуталином пятак.
— Вся необходимая информация в конвертах. Изучите ее и примите взвешенное решение, — сказала Розовца. — Встретимся на слушаниях. Да, я там тоже буду. И помните: следующие трое суток вас будут изучать и препарировать все мыслимые и немыслимые международные и межправительственные структуры. Удачи и — благоразумия!
После этих слов Розовца с солдатами развернулись и ушли, оставив нас наедине с предложением, отказ от которого мог быть расценен как сомнение в необходимости дыхания — или, на худой конец, как убеждение, что для красивой улыбки необязательно иметь все зубы.
— Поехали уже! Не хочу, чтобы в длинный список обвинений мне еще и опоздание вписали! — угрюмо произнес Коулман, трогая повязку на глазу.
— Деррик, Бальтасар, надо кое-что обсудить — до слушаний, — с нажимом просипела Болль. — Это касается недоразумений в том шахтерском поселке…
Бальтасар с Коулманом переглянулись и откатили Болль в сторонку. Убедившись, что мы их не слышим, они начали приглушенно переговариваться.
— Мулунгу, как же я не люблю секреты… — растерянно пробормотал Фуз, глядя на Болль.
— О, о! — понимающе похлопал его по плечу Лесли и тоскливо протянул: — О-о-о-о-о!
— О-ля-ля! Фуз, выдохни: не все секреты стоит знать — особенно утренние женские! — фыркнула Козетта. — Говорю тебе как женщина, у которой бывает утро… и всё остальное!
— Что ж, видимо, и мне придется поделиться с вами кое-каким секретом… — произнес я, изо всех сил стараясь, чтобы это прозвучало зловеще. — Я узнал это, когда мы вчетвером впервые вместе собрались… Но тогда я еще не был уверен, могу ли я сообщить вам об этом…
— Хи! И что это?! — занервничал Лесли.
— Ну-у! — поторопила меня Козетта.
— Алексей Ржаной, какой бы ужасной и неприличной ни была эта тайна, можешь смело посвятить нас в ее ужасы и неприличия! — напыщенно заверил меня Фуз.
— Да, да… — пробормотал я. — Вы имеете право знать это… Наверное, вы и сами догадываетесь, что я хочу до вас донести…
— Что на слушания лучше не опаздывать? — дубовато предположил Фуз.
— Что через голубей действительно ведется прослушка? — шепотом уточнил Лесли.
— Багет вам двоим в зад, неугомонные! Дайте же ему закончить! — шикнула на них Козетта.
— Тогда я не смог сказать вам этого… но попробую сделать это сейчас… — Я проникновенно взглянул на них и, набрав побольше воздуха, выпалил: — Хорошие вы люди, ребята! — И я весело рассмеялся.
Козетта возмущенно замахнулась на меня кулачком, а затем приятно покраснела и всё-таки обняла меня. Фуз расхохотался и сгреб нас троих в охапку. Где-то между нами счастливо запищал зажатый Лесли.
Я легко улыбнулся и искренне повторил:
— Хорошие вы люди.
Эпилог
Благодатный осенний день в сибирской тайге. Ультрамариновое небо, размашистые мазки облачков, золотистые ветки лиственниц — и приятный запах свежего самогона, разбегающийся по лесу от ладненькой избушки.
Возле самогонного аппарата, пестрящего на солнце наклейками от бананов, крутится Доброжир — добрый и слегка жирноватый старик. Его звучное имя с гордостью носил его отец, а до отца — дед, а до деда — прадед, а до прадеда — любимая лошадь прапрадеда. На душе у Доброжира хорошо и спокойно: перегонка зеленого змия, обещавшего медвежью походку под ярмарочный звон в голове, почти завершена.
Рядом с самогонным аппаратом нетерпеливо подпрыгивают Алый и Ландыш — кобельки Доброжира. У кобельков легкое похмелье, из-за чего их глаза постоянно лезут на лоб, а языки влажно молотят по воздуху. Впрочем, это их привычное собачье состояние в их собачьих жизнях.
Неожиданно Алый замер, куснул Ландыша за ухо, после чего бросился под лавку, призывно глядя из-под нее на товарища. Растерявшийся Ландыш огрызнулся, но затем отчего-то притих и трусливо юркнул к Алому.
— Это что еще за новые выкрутасы, а?! То больными, то дохлыми прикидываетесь, симулянты! — тут же взъелся на кобельков Доброжир, хватаясь за полено. — Теперь-то вам что? Медвежьей вонючкой пахнуло?! Эх, споил я вас, блохастых, на свою голову! Вот закодирую вас, алконавтов хвостатых, живо вспомните трезвые денечки! — Замахнувшись для вида на кобельков поленом, он растерянно пробурчал: — Ага, так ведь и пить потом не с кем будет…
Кобельки на это лишь жалобно заскулили.
Доброжир плюнул в сторону Алого и Ландыша, взял с колоды краюшку хлеба из закуски, вымочил ее в кружке с самогоном и бросил кобелькам. Алый и Ландыш жадно вытаращились на краюшку — но все же остались под защитой дубовой лавки.
— Тьфу на вас, балбесины носатые! — ругнулся Доброжир и, подобрав краюшку, закинул ее себе в рот.
Пережевывая размякший в самогоне хлеб, Доброжир вдруг сообразил, что на него пристально смотрит странное существо, неподвижно застывшее возле можжевельника. Существо было высоким и пугающим — с нежно-голубыми глазами, светящейся точкой во лбу и натянутым по глаза изорванным плащом, из-под которого виднелись жуткие язвы. Помимо этого, Доброжир краем глаза заметил, что над верхушками деревьев появились какие-то полупрозрачные огоньки.
— Че-е-ерти! Ве-едьмы! — наконец истошно заорал Доброжир, хватая ружье. — Угоднички святые! Угоднички трезвые! Угоднички всебла…
— Кохт, — щелкающе представилось существо.
— Ктохт? — испуганно переспросил Доброжир и нажал на спусковой крючок.
Однако вместо холода металла Доброжир ощутил под указательным пальцем лишь хрустящее жужжание — и укол. Ужаленный осой, оказавшейся на спусковом крючке, Доброжир огласил тайгу древнерусскими уважительными ругательствами, где бесконечно упоминались чья-то мать и безграничная любовь к ней. Алый и Ландыш, стукнувшись головами, поддержали хозяина тоскливым воем и верчением под лавкой.
— Человек по имени Доброжир, твоя жизнь скудна и однообразна, но твой народ поистине уникален! — вкрадчиво произнес Кохт. — Желаешь ли ты, чтобы твое существование облеклось в яркие краски? Хочешь ли ты, чтобы леса вокруг тебя стали безбрежными, а беспокоящие тебя люди — малочисленными? Этому миру уготована незавидная участь, и только от тебя будет зависеть, насколько изменится то, что ты так любишь…
— Свят-свят-свят! — пробормотал Доброжир, пытаясь припомнить хоть какую-нибудь молитву. — Иже еси… на небеси… э-э… чтоб тебя я не беси… Полено-башка! Как же там?!
Доброжир лихорадочно схватил трехлитровую банку с самогоном и, дребезжа по ней вставной челюстью, как следует отпил из нее. Муть удивления в голове Доброжира тут же рассеялась, и он довольно икнул. Одновременно с этим его распухший палец, застрявший в спусковой скобе ружья, дернулся — и двойной заряд дроби отшвырнул Кохта в кусты.
Ничего не понимая, Доброжир огляделся: ни «Ктохта», ни просвечивающих огоньков — не было.
— Никак с-сгинула чертяка?.. — не поверил Доброжир. — Видать, упорхнула нечистая… — И он вопросительно взглянул на кобельков.
Однако Алый уже пытался засунуть морду в банку с самогоном, а Ландыш — стянуть закуску. Доброжир угрюмо потянулся к полену, но затем, передумав, кое-как вынул палец из ружья и погладил собак.
— Вот поэтому-то я тут и живу! — поучительно сказал Доброжир кобелькам.
После этих слов Доброжир вернулся к завораживающему процессу самогоноварения. На душе у него снова стало хорошо и спокойно.
Послесловие, или Сосиски в тексте
Вот кто-то и добрел по сосискам в тексте до конца книги! Привет тебе, Читатель!
Не знаю, о чём обычно пишут в послесловиях, но я напишу про дельфинов-крокодилов. Да-да, именно про дельфинов-крокодилов! Ты же не думал, что я возьму и стану забивать тебе голову сложностями про укрощение строптивых букв?
Итак, когда я дописывал «Viva Америка» и размышлял о том, на каком языке должно было быть слово «viva», мне приснился крайне сумбурный сон. И в этом самом сне меня озарило: самый лучший сюжет, какой только можно придумать, — про дельфинов-крокодилов!
Это были дельфины с крокодильими пастями и с маниакальной тягой к проказам. Они развлекались тем, что скатывались в аквапарках с горок вместе с посетителями, чтобы затем в самый неподходящий момент укусить их за филейные части. Также они балдели от возможности утащить отдыхающего под воду, чтобы чуть позже глумливо вытолкнуть его обратно — проветрить легкие.
Это были наши потрясающие собратья по хулиганству, сюжет про которых казался мне просто волшебным…
А затем я проснулся и понял, как всё это глупо. Но… дельфины-крокодилы по какой-то причине не шли у меня из головы! При этом я прекрасно осознавал, что подобной задумке не суждено удивить мир своим дельфиньи-крокодильим криком. Тогда-то я и решил впихнуть дельфинов-крокодилов хотя бы в это послесловие. Я ведь даже назвать его так хотел! Однако потом я трезво рассудил, что человек, увидевший в оглавлении тех самых дельфинов-крокодилов, скорее всего, перекрестится и пройдет мимо. Только по этой причине я и обратился к старым друзьям — сосискам в тексте.
Ах да, нужно же еще что-то и про саму книгу сказать! Так вот, ограничусь следующим: решение мировых проблем при помощи алкоголя — сильно преувеличено.
Надеюсь, теперь-то дельфины-крокодилы меня отпустят…
С уважением, Автор.
Читать бесплатно другие книги:
