Потерянные девушки Рима Карризи Донато
Труп без лица, найденный в пригороде, значился в базе данных.
Никакой не торговец наркотиками, обычный человек, согрешивший по молодости: в шестнадцать лет он украл модель «бугатти» из магазина для коллекционеров. В те времена отпечатки пальцев снимали и у несовершеннолетних, хотя заявление потом забрали и дело было закрыто. Но данные, не попав в картотеку лиц, имевших судимость, оказались в базе правительственной организации, которая в те годы проводила статистические исследования преступлений, совершенных подростками.
На этот раз преследуемый совершил ошибку. Труп без лица обрел имя.
Жан Дюэ.
Теперь уже было легко выяснить все остальное: тридцать три года, холостяк, потерял обоих родителей в дорожно-транспортном происшествии, никаких близких родственников, кроме престарелой тетки в Авиньоне, страдающей болезнью Альцгеймера. Он занимался мелкой торговлей через Интернет, которую осуществлял из дома: продавал модели автомобилей коллекционерам, на это и жил. Человеческие отношения сведены к минимуму, ни подруги, ни друга, никакой компании. Страсть к миниатюрным моделям гоночных автомобилей.
Жан Дюэ подходил как нельзя лучше. Никто не заметит его отсутствия. И главное, никто не станет его искать.
Охотник подумал, что эти характеристики во всем сходны с теми, что были присущи остальным жертвам. Безликие, без особых примет. Занятие, не требующее специальных способностей или умений. Уединенная жизнь, никаких друзей или приятелей, до чрезвычайности мало контактов с людьми, что даже граничит с мизантропией или социофобией. Ни близких родственников, ни семьи.
Охотник порадовался хитроумию своей добычи. Гордыня – грех, но он бывал доволен, когда уровень вызова возрастал.
Он посмотрел на часы: почти семь. В бистро потянулись первые посетители, заказавшие столик, чтобы поужинать. Он жестом подозвал официантку и попросил счет. Мальчик раскладывал по столам последний выпуск вечерней газеты. Охотник взял листки, отлично понимая, что новость об обнаружении трупа Жана Дюэ появится только завтра, а потому у него есть преимущество перед добычей. Он был возбужден: ожидание закончилось. Наступала лучшая фаза охоты. Ему требовалось только одно подтверждение. Поэтому он и сидел теперь в этом бистро.
Легкий ветерок вновь пролетел по улице, задел прилавок цветочника на углу, поднял облако разноцветной пыльцы. Он и забыл, какая в Париже красивая весна.
Охотник вздрогнул. Еще секунда – и добыча показалась на выходе из метро, в окружении толпы. Голубая ветровка, серые вельветовые брюки, спортивные тапочки, кепка с козырьком. Охотник проводил взглядом мужчину, который шел по противоположной стороне улицы. Голова опущена, руки в карманах. Он и предположить не мог, что кто-то за ним охотится, поэтому не оглядывался вокруг, не принимал никаких мер предосторожности. Отлично, сказал себе охотник, когда добыча спокойно направилась к зеленой двери дома на улице Ламарк.
Официантка принесла чек:
– Вам понравился пастис?
– Да, конечно, – улыбнулся он.
И пока охотник вынимал из кармана кошелек, Жан Дюэ, ни о чем не подозревая, возвращался домой.
Жертвы все время становятся старше, повторил про себя охотник. Он выследил добычу почти случайно: соединяя трупы без лица, рассеянные по миру, заметил, что кто-то на протяжении лет присваивал, примерял на себя их существование. По мере того как убийца становился старше, менялся, словно размер одежды, и возраст жертв.
Добыча – серийный убийца-трансформист.
Он еще не знал мотива такого единственного в своем роде способа действия, но скоро – очень скоро – будет получено объяснение.
Охотник встал в нескольких метрах от зеленой двери, в руках – бумажный пакет с покупками; он ждал, пока выйдет кто-нибудь из жильцов, тогда он проникнет в дом.
Наконец ожидание увенчалось успехом. На пороге появился старик, он вел на прогулку коричневого кокер-спаниеля. В придачу к теплому пальто на нем была широкополая шляпа и очки с толстыми стеклами. Все внимание старика было приковано к псу, который тащил его в сторону сквера. Охотник придержал рукой дверь и вошел незамеченным.
Лестничная клетка была темной и узкой. Он прислушался. Голоса и звуки, доносящиеся из квартир, сливались в единое эхо. Он взглянул на почтовые ящики: Жан Дюэ жил в квартире 3Q.
Охотник поставил на первую ступеньку пакет с покупками, вынул багет и пучок петрушки и достал со дна «Беретту-М92Ф», которую в американской армии переделали в усыпляющий пистолет: он приобрел это оружие у одного наемника в Иерусалиме. Чтобы успокоительное подействовало немедленно, нужно целиться в голову, в сердце или в пах. Требовалось пять секунд, чтобы вытащить обойму и перезарядить оружие. Это слишком много. Значит, нужно поразить цель с первого выстрела. Возможно, добыча тоже вооружена, причем стволом с настоящими патронами. Охотнику же вполне хватит и усыпляющего пистолета.
Он хотел взять добычу живьем.
Он не успел изучить привычки преступника. Но за все эти годы понял, что основным правилом для него была последовательность. Зверь не должен был слишком отклоняться от образа жизни, который назначил себе. Если скрупулезно повторять одни и те же действия в предустановленном порядке, меньше вероятности, что на тебя обратят внимание, ты же при этом сможешь контролировать ситуацию: охотник и этому научился от своей добычи. Вообще говоря, зверь до какой-то степени служил примером. Научил охотника ценить дисциплину и самоотречение. Умел приспосабливаться к обстоятельствам, даже самым неблагоприятным. Был вроде тех организмов, которые обитают в глубинах океана, куда не проникает свет, где холод и колоссальное давление в единый миг убили бы человека. Эти твари бросают вызов природе там, где никакой жизни не должно быть. Таким был и преследуемый. Он не знал другого способа двигаться вперед. Охотник даже немного восхищался им. В конечном итоге он боролся за выживание.
Сжимая усыпляющий пистолет, охотник поднялся по лестнице на четвертый этаж. Остановился перед дверью Жана Дюэ, легко отомкнул замок. В тишине только тикают часы с маятником. Квартира не слишком большая, максимум восемьдесят квадратных метров, три комнаты, ванная. Сразу за дверью короткий коридор.
Свет просачивался из-под единственной закрытой двери.
Охотник пошел вперед, стараясь ступать как можно тише. Первая комната. Резким движением распахнул дверь, переступил порог с пистолетом наготове. То была кухня, пустая. Всюду порядок и чистота. Посуда в буфете, тостер, тряпка возле духовки. Он испытал необычное волнение, оказавшись в тесной норе зверя, прикоснувшись к его миру. Прошел в ванную. Там тоже никого. Керамическая плитка в шахматном порядке, белая и зеленая. Одинокая зубная щетка. Расческа под черепаху. В следующей комнате – широкая супружеская постель. Стеганое атласное одеяло бордового цвета. Стакан воды на тумбочке. Кожаные тапки. И во всю стену полки, заставленные коллекционными моделями автомобилей: страсть Жана Дюэ.
Охотник покинул эту комнату и добрался наконец до закрытой двери. Прислушался. Ни единого звука не доносилось изнутри. Опустил взгляд. Полоса золотистого света простиралась у его ног. Но никакая тень не нарушала это сияние – в комнате никого не было. Зато на полу он заметил знак, которого прежде не видел.
Венчик маленьких темных пятен.
Кровь, подумал он. Но сейчас не время останавливаться на деталях. Некогда сомневаться, некогда отвлекаться. Преследуемый зверь безжалостен и хитер, об этом следует помнить. Охотник, хоть и подпал под его чары, знал: бездна, в которую глядится этот дух, бездонна, несоизмерима с трепещущим созданием, обитающим в чужом теле.
Единственный способ одолеть его – напасть первым, застигнуть врасплох. Момент настал. Охота завершается. Только потом все обретет смысл.
Он сделал шаг назад, ногой распахнул дверь. Выставил усыпляющий пистолет в надежде тотчас же обнаружить цель. Но не увидел ее. Дверь, оттолкнувшись от стены, стала закрываться, охотник придержал ее вытянутой рукой. Вошел, быстро огляделся.
Никого.
Гладильная доска. На комоде старый радиоприемник и включенная лампа. Вешалка, на ней одежда.
Охотник подошел ближе. Как это возможно? Те же вещи, в которые была одета добыча, когда входила в дом. Голубая ветровка, серые вельветовые брюки, спортивные тапочки и кепка с козырьком. Охотник посмотрел вниз и увидел в углу миску.
Федор, было написано по краю. Ему пришел на память старик, который вел на прогулку кокер-спаниеля.
«Проклятье!» – выругался он про себя. Но потом, осознав всю искусность обмана, расхохотался. Система защиты, разработанная трансформистом, привела его в восхищение. Каждый день, возвратившись домой, он переодевался и вел пса на прогулку в сквер. И оттуда следил за своим домом.
Это означало, что Жан Дюэ – точнее, гнусная тварь, занявшая его место, – теперь знал о существовании охотника.
Четыре дня назад
1:40
После дождя бродячие псы завладели узкими улочками исторического центра. Они ходили стаями, молча прижимаясь к стенам. Маркус наткнулся на них перед улицей Коронари, вся стая двигалась ему навстречу. Вожаком был рыжий одноглазый пес, дворняга. На миг их взгляды встретились, человек и собака как будто узнали друг друга. Потом разошлись как ни в чем не бывало.
Через несколько минут Маркус вновь переступил порог квартиры, которую Лара занимала в доме университетской корпорации.
В темноте, так же как Джеремия Смит.
Маркус протянул руку к выключателю, но передумал. Возможно, у похитителя был с собой фонарик. Маркус вынул свой из кармана и начал осматриваться. Луч света выхватывал из тени предметы мебели и домашнюю утварь.
Он точно не знал, что ищет, но был убежден, что существует какая-то связь между молодой студенткой и Джеремией. Лара была куда больше, чем просто жертвой, она была объектом желания. Маркус должен восстановить эту связь, только так он может обнаружить место, где девушку держат в заточении. Одни предположения вперемешку с надеждами, но в данный момент ничем не стоит пренебрегать.
Издалека доносился лай бродячих псов.
Под этот унылый аккомпанемент Маркус принялся исследовать первый этаж, начав с ванной комнаты, где находился люк, через который похититель забрался в квартиру. На полочке в душевой кабине аккуратно, по росту, выстроились флаконы: гель для душа, шампунь, бальзам. С тем же тщанием у стиральной машины были расставлены порошки и моющие средства. За зеркалом над раковиной скрывался шкафчик: там лежали косметика и лекарства. Календарь на двери показывал страницу прошлого месяца.
Собаки на улице залаяли громче, зарычали – похоже, передрались.
Маркус вернулся в крошечный закуток, где находилась кухня. Перед тем как подняться наверх, Джеремия Смит не забыл опорожнить сахарницу, стоявшую посередине стола, и находившуюся на кухонной полке банку с надписью «SUGAR», чтобы уничтожить следы наркотика. Все это он проделал в полном спокойствии, без спешки. Тут он ничем не рисковал. У него было вдоволь времени, пока Лара спала.
Ты молодец, ты не совершаешь ошибок, но что-то все-таки должно быть. Маркус знал, что истории о серийных убийцах, которые жаждут открыть миру свои подвиги и поэтому бросают вызов тем, кто старается их остановить, не более чем сказочка средств массовой информации, предназначенная для того, чтобы привлечь внимание публики. Серийному убийце нравится то, что он делает. Именно поэтому он хочет продолжать свою деятельность как можно дольше. Известность не интересует его, она стала бы препятствием. Но иногда он оставляет после себя какой-нибудь знак. Не для того, чтобы сообщить, а для того, чтобы поделиться.
«Что же ты оставил для меня?» – задался вопросом Маркус.
Он осветил фонариком кухонные полки. На одной из них стояли кулинарные книги. Наверное, Ларе, когда она жила с родителями, не приходилось готовить еду. Зато перебравшись в Рим, она стала заботиться о себе сама, и готовить тоже. Но между книжек с цветными корешками выделялся толстый черный том. Маркус подошел ближе, наклонил голову, прочитал заглавие. Библия.
«Аномалии», – подумал он.
Он взял книгу и открыл ее там, где была вложена закладка из красного атласа. Послание апостола Павла к фессалоникийцам.
«День Господень так придет, как тать ночью».
Зловещая ирония, определенно не случайная. Кто-то специально поставил сюда эту книгу? Слова Павла относились к Страшному суду, но, с другой стороны, прекрасно описывали то, что случилось с Ларой. Кто-то унес ее отсюда. На этот раз тать похитил человека. Молодая студентка не замечала присутствия Джеремии Смита, который витал вокруг нее, точно тень. Маркус оглянулся вокруг: диван, телевизор, журналы на столике, холодильник с магнитиками, ветхий истоптанный паркет. В этом тесном жилище Лара себя чувствовала в безопасности. Но дом оказался бессилен ее защитить. Как могла она что-то заметить? Как могла догадаться о чем-то? Человек по природе своей оптимист, сказал себе Маркус. Для выживания вида важно пренебрегать потенциальной опасностью, концентрируясь только на тех, что наиболее вероятны.
Нельзя жить в постоянном страхе.
Позитивный взгляд на вещи заставляет нас двигаться вперед, невзирая на превратности, на боль, которыми усеян жизненный путь. Одно неладно: за позитивностью часто таится зло.
Бродячие псы вдруг умолкли. По затылку Маркуса пробежал холодок: он услышал новый звук. Почти неразличимый скрип шагов по деревянному полу.
День Господень придет, как тать ночью, припомнил он, одновременно осознавая, что было ошибкой не проверить сначала верхний этаж.
– Выключи его.
Голос доносился с лестницы за спиной Маркуса, и требование, очевидно, касалось фонарика, который он держал в руке. Маркус, не оборачиваясь, подчинился. Кто бы ни был этот человек, он уже находился в квартире, когда Маркус пришел. Маркус вслушался в тишину, которая его окружала. Человек стоял метрах в двух от него, не больше. Кто знает, сколько времени незнакомец наблюдал за ним.
– Повернись, – велел голос.
Маркус медленно повернулся. Слабый свет из внутреннего дворика просачивался сквозь оконную решетку, отбрасывая на стену перекрещивающиеся тени, похожие на клетку. В эту клетку был заперт, подобно дикому зверю, темный, угрожающий силуэт. Тень, наложенная на тени. Мужчина был выше Маркуса сантиметров на двадцать, крепкого сложения. Они долго стояли неподвижно, не произнося ни слова. Потом снова раздался голос из тьмы:
– Это ты?
Судя по тембру, говорил очень молодой человек. В тоне голоса Маркус распознал бешенство, но также и страх.
– Это ты, сукин сын.
Как узнать, есть ли у него оружие. Маркус промолчал: пусть лучше говорит незнакомец.
– Я видел, как ты приходил сюда с тем, другим, вчера утром.
Маркус понял, что речь идет о его первом визите, вместе с Клементе.
– Вот уже два дня я глаз не спускаю с этого места. Чего вы от меня хотите?
Маркус попробовал вдуматься в эти слова, но их смысл от него ускользал. И трудно предугадать, что может случиться.
– Хотите надуть меня?
Тень шагнула к нему. Маркус разглядел руки юноши и понял, что тот безоружен. И тогда подал голос:
– Не знаю, о чем ты говоришь.
– Ты меня хочешь обдурить.
– Может, лучше выйдем отсюда, поговорим спокойно, – предложил Маркус, пытаясь наладить диалог.
– Будем говорить здесь.
Маркус решил действовать напрямик:
– Ты здесь из-за пропавшей девушки?
– Не знаю я никакой девушки, я тут ни при чем. Хочешь впутать меня в историю, кусок дерьма?
Маркус почувствовал, что парень говорит правду: если он – сообщник Джеремии Смита, зачем возвращаться, когда это так рискованно?
Маркус не знал, что сказать. Прежде чем нашелся ответ, незнакомец набросился на него, схватил за грудки, впечатал в стену. Не ослабляя хватки, свободной рукой вынул конверт и помахал у него перед носом:
– Ты написал мне это хреново письмо?
– Нет, не я.
– Тогда что ты здесь делаешь?
Маркусу прежде всего нужно было понять, какую связь может иметь эта сцена с исчезновением Лары.
– Давай, если хочешь, поговорим о письме.
Но парень вовсе не намеревался уступать инициативу:
– Тебя прислал Раньери? Можешь сказать ублюдку, что я пас.
– Я не знаю никакого Раньери, поверь.
Маркус попробовал вывернуться, но парень держал его крепко. Он еще не закончил.
– Ты полицейский?
– Нет.
– А символ? Никто не знал о символе.
– Что за символ?
– Тот, что в письме, дерьмо.
Письмо и символ: Маркус усвоил информацию. Не так-то много, но, может быть, это окажется полезным, чтобы разгадать намерения парня. Или же он попросту бредит. Надо как-то выпутываться из этой ситуации.
– Хватит болтать про письмо. Я о нем ничего не знаю.
Парень заколебался:
– Кто ты, на хрен, такой?
Маркус не отвечал, ждал, пока юнец успокоится. Но вместо этого, сам не зная как, очутился на полу, и парень придавил его всем своим весом. Маркус пытался сопротивляться, но парень стискивал ему грудь и бил со всей силы. Маркус поднял руки, прикрывая лицо, но удары достигли цели. Он ощутил вкус крови во рту. Уже почти теряя сознание, понял, что взрыв ярости исчерпал себя. С того места, где лежал, увидел, как юнец открывает дверь квартиры. На мгновение разглядел его со спины, в свете, проникающем из внутреннего двора. Потом хлопнула входная дверь. Послышались быстрые шаги.
Маркус выждал немного, потом попробовал встать. Голова кружилась, в ушах звенело. Боли он не чувствовал. До поры до времени. Все навалится вместе, он это знал, но только чуть погодя. Так с ним бывало всегда. Болеть будет все тело, не только побитые места. Он не помнил точно, откуда такая уверенность, но знал, что так и будет.
Он приподнялся, сел. Попробовал собраться с мыслями. Позволил парню удрать, а следовало найти способ задержать его. Стал искать себе оправдание: ведь в конечном итоге вряд ли получилось бы добиться от него толку. В любом случае кое-чего он все-таки достиг.
В драке он завладел письмом.
Ощупью поискал фонарик, откатившийся в сторону. Нашел, дважды нажал кнопку и посветил на конверт.
Отправитель не значился, а адресовано письмо было некоему Раффаэле Альтьери. Судя по дате на штемпеле, отправлено три дня назад. Внутри конверта – листок, на котором отпечатан только адрес Лары на улице Коронари. Но поразил Маркуса символ, стоявший вместо подписи.
Три красные точки, составляющие треугольник.
6:00
Ей так и не удалось заснуть. После звонка Шалбера она час за часом ворочалась в постели. Наконец радиобудильник пропиликал пять часов, и Сандра встала.
Она быстро собралась и вызвала такси, чтобы ехать в квестуру: ей не хотелось, чтобы кто-то из коллег заметил ее машину. Конечно, никто не стал бы приставать с расспросами, но с некоторых пор Сандру раздражали взгляды, которые она ловила на себе. Вдова. Не так ли за глаза называют ее? Во всяком случае, именно так о ней думают. Это сочувствие назойливо прилипало к ней каждый раз, когда она проходила мимо сослуживцев. Хуже всего, что некоторые считали своим долгом что-то сказать. Она уже собрала целую коллекцию утешительных фраз. Самая избитая: «Мужайся, твой Давид хотел бы видеть тебя сильной». Сандре хотелось записать их все, а потом поведать миру, что существует нечто худшее, чем безразличие к чужой боли: банальности, с помощью которых пытаются ее исцелить.
Но вероятно, дело было в ней самой и в ее раздражительности. Так или иначе, она хотела подойти на склад вещественных доказательств к тому времени, когда меняется ночная смена.
За двадцать минут она добралась до места. Сначала зашла в бар, прихватила рогалик и капучино и явилась к коллеге, который собирался домой.
– Привет, Вега, – сказал тот, когда она зашла за стойку. – Что ты здесь делаешь в такую рань?
Сандра попыталась изобразить безмятежную улыбку:
– Принесла тебе завтрак.
Коллега с радостью принял пакет:
– Ты настоящий друг. Ночка выдалась бурная: арестовали банду колумбийцев, они толкали наркотики перед вокзалом Ламбрате.
Сандра не хотела терять время на бесполезную болтовню, поэтому прямо перешла к делу:
– Я бы хотела забрать сумки, которые оставила здесь пять месяцев назад.
Коллега взглянул на нее в изумлении, но тотчас же вскочил, готовый помочь:
– Сейчас принесу.
Он углубился в длинные коридоры склада. Сандра слышала, как, роясь на полках, парень что-то бормочет себе под нос. Она изнывала от нетерпения, но старалась держать себя в руках. В последнее время все ее раздражало. Ее сестра говорила, что так проходит один из четырех периодов траура. Она это вычитала в какой-то книжке и не очень помнила последовательность, потому и не могла сказать, какой сейчас период и скоро ли все они закончатся. Сандра в такие вещи не верила, но слушала, не возражая. Собственно, никого из семьи по-настоящему не затронуло ее горе. Не то чтобы все они были бесчувственными, но чем утешить вдову, которой едва исполнилось двадцать девять лет? И они ограничивались тем, что цитировали статьи из журналов или приводили в пример кого-нибудь из дальних знакомых. Им этого хватало, чтобы не испытывать неловкости, да и Сандра в глубине души была этим довольна.
Через пять минут коллега вернулся с двумя большими сумками Давида.
Он тащил их за ручки, не то что Давид, который забрасывал их на плечи. Одну на правое плечо, вторую на левое. И пошатывался при ходьбе.
«Так ты похож на ишака, Фред».
«Но все равно я тебе нравлюсь, Джинджер».
При виде этих сумок Сандра почувствовала себя так, будто кто-то ударил ее кулаком под дых. Этого она и боялась. Здесь, в сумках, был ее Давид, там содержался весь его мир. Будь ее воля, они бы так и валялись на складе, пока кто-нибудь по оплошности не отправил бы их в измельчитель вместе с уже ненужными вещественными доказательствами. Но прошлым вечером Шалбер сделал весомыми и существенными туманные вопросы, которые копились в опасной близости от сердца с тех самых пор, как она обнаружила, что Давид ей солгал. Сандра не могла допустить, чтобы кто-то в чем-то заподозрил ее мужчину. Но главное, она поняла, что сама не может примириться с этим.
– Вот, пожалуйста, – сказал коллега, ставя сумки на стойку.
Не нужно было ничего подписывать, вещи держали здесь, просто оказывая ей услугу. Их прислали из римской квестуры сразу после происшествия. Она всего лишь не забрала их.
– Хочешь проверить, все ли на месте?
– Нет, спасибо. И так хорошо.
Но коллега все смотрел на нее, внезапно погрустнев.
Только не это, взмолилась она.
И все-таки это прозвучало:
– Мужайся, Вега. Даниэль хотел бы видеть тебя сильной.
Какой, к черту, Даниэль, подумала она, выдавливая из себя улыбку. И, поблагодарив, забрала сумки Давида.
Через полчаса она вернулась домой. Поставила сумки на пол под дверью и какое-то время держалась на расстоянии, издали поглядывая на них. Так бродячий пес крутится вокруг куска, который ему предлагают, силясь понять, можно ли доверять дающему. Она же искала в себе мужество, чтобы выдержать испытание. Приближалась, отходила опять. Заварила чай, села на диван и смотрела на сумки, баюкая чашку в руках. Впервые задумалась о том, что она только что сделала./p>
Вернула Давида домой.
Может быть, какая-то ее часть все эти месяцы надеялась, воображала, верила, что рано или поздно муж вернется. Одна мысль о том, что они уже больше никогда не будут любить друг друга, доводила Сандру до безумия. Иной раз она забывала, что муж умер, ей приходило что-то в голову, и она говорила себе: «Это нужно обязательно рассказать Давиду». В следующий миг правда наваливалась на нее, и горечь возвращалась.
Давида больше не будет никогда. Точка.
Сандра мысленно вернулась к тому дню, когда впервые примирилась с такой реальностью. Это произошло у ее двери столь же тихим, спокойным утром. Она держала двоих полицейских у порога, веря, что, пока они остаются там, пока не нарушают границу, весть о смерти Давида – неверная, нематериальная. И ей пока не нужно принимать на себя то, что вот-вот ворвется в ее дом. Ураган, сметающий все и в то же время оставляющий каждую вещь в неприкосновенности. Она не думала, что у нее хватит сил.
Но вот все-таки хватило, сказала она себе. И раз уж Шалбера заинтересовал этот багаж, на то имеется причина.
Сандра поставила чашку на пол и решительно направилась к сумкам. Сначала взяла ту, что полегче. В ней была только одежда. Сандра перевернула ее и вытряхнула на пол. Рубашки, брюки, свитера – все вперемешку. Запах Давида, его кожи окутал ее, но она попыталась отрешиться.
Боже мой, Фред, как мне тебя не хватает.
Сандра запретила себе плакать. Рылась в вещах с отчаянием, неистово. Несмотря ни на что, ей являлся Давид, одетый в эти брюки, эти рубашки, эти свитера. Мгновения жизни вдвоем. На нее накатила тоска пополам с бешенством и, наконец, гнев.
В вещах ничего не было. Она проверила также карманы, внутренние и наружные. Ничего.
Сандра почувствовала себя опустошенной. Но самое тяжелое позади. Теперь настала очередь рабочей сумки. С этими предметами не были связаны воспоминания. Более того, в них заключалась причина гибели Давида. Поэтому с ними разбираться будет легче.
Прежде чем начать, она вспомнила, что имеется список содержимого. Он хранился в тумбочке Давида, в ящике. Давид сверялся с этим списком всякий раз, когда готовился к отъезду. Сандра прошла в комнату и взяла список. Потом стала извлекать предмет за предметом.
Прежде всего вынула второй «рефлекс» Давида. Первый разбился при падении. Фирмы «Кэнон» – а Сандра предпочитала «Никон». По этому поводу возникали в семье горячие споры.
Сандра включила фотоаппарат. Память пуста.
Она вычеркнула «рефлекс» из списка и продолжила дальше. Подключила к сети разные электронные приборы, поскольку батарейки за эти месяцы успели разрядиться. Потом проверила их все. Последний звонок по спутниковому телефону был сделан слишком давно и не представлял интереса. А сотовый она уже проверяла, когда ездила в Рим для опознания тела. Давид использовал его только затем, чтобы вызвать такси, да еще для последнего звонка на ее автоответчик – здесь, в Осло, собачий холод. В остальном он как будто отрезал себя от мира.
Сандра включила ноутбук, надеясь хоть там что-нибудь найти. Но по экрану мелькали старые, ничего не значащие файлы. В электронной почте тоже ничего интересного или хотя бы нового. Ни в одном документе, ни в одном письме Давид не касался причины, по которой оказался в Риме.
«Зачем поддерживать такой уровень секретности?» – спросила себя Сандра. И снова ею овладело сомнение, то самое, из-за которого она не могла заснуть всю ночь.
Может ли она поклясться, что муж был с нею честен, или же эта история – с червоточиной?
«Иди ты в жопу, Шалбер», – повторила она про себя, проклиная того, кто заронил в ней эти подозрения.
Она вернулась к сумке, отложила то, что в данный момент никак не занимало ее, вроде аккумулятора и телеобъективов, и наткнулась на записную книжку в кожаной обложке. Переплет был ветхий, потертый по краям. Каждый год Давид только вставлял в книжку новый блок бумаги. Один из предметов, с которыми он никак не мог расстаться. Как коричневые вьетнамки со стоптанной подошвой или свалявшийся свитер, который он надевал каждый раз, когда писал за компьютером. Тысячу раз Сандра пыталась припрятать подальше эти вещи. Несколько дней Давид делал вид, будто так и надо, а потом всегда умудрялся находить их.
Сандра улыбнулась при этом воспоминании. Давид был так устроен. Другой на его месте стал бы бурно протестовать, а он никак не реагировал на ее мелкое самоуправство. Только тихо и мирно продолжал делать то, что ему нравилось.
Сандра открыла записную книжку. На страницах, относящихся ко времени пребывания Давида в Риме, были записаны какие-то адреса. Они же были отмечены на маленьком плане города. Всего около двадцати.
Размышляя над тем, что могли означать эти записи, Сандра заметила, что в сумке присутствует новый предмет, не означенный в списке. Коротковолновый радиопередатчик. Сандра машинально проверила частоту. Канал 81. Это ей ни о чем не говорило.
Зачем Давиду был нужен радиопередатчик?
Однако, роясь в оставшихся вещах, она обнаружила, что кое-чего не хватает. Миниатюрного диктофона, который Давид всегда носил с собой. Называл его своей запасной памятью. Но приборчика не было при нем и в момент смертельного падения. Он, конечно, мог пропасть когда угодно и как угодно. Однако Сандра все равно решила взять это на заметку.
Прежде чем продолжать, она по-быстрому прикинула, какие результаты дал обыск.
Адреса в записной книжке и на плане Рима. Радиопередатчик, настроенный на таинственную частоту. И наконец, отсутствие записывающего устройства, которое Давид использовал, чтобы делать заметки.
Пока Сандра размышляла над этими данными, ища между ними логическую связь, ею вдруг овладело какое-то тяжелое чувство. После несчастного случая она запросила Reuters и Associated Press – агентства, с которыми ее муж обычно сотрудничал, – не выполнял ли он в Риме какое-то задание для них. Оба агентства ответили отрицательно. Давид предпринял расследование на свой страх и риск. Конечно, он поступал так не в первый раз, имея в виду потом предложить материал тому, кто больше заплатит. Но у Сандры появилось трагическое предчувствие, что тут замешано нечто иное. А вот хочет ли она знать, что именно, – это еще вопрос.
Чтобы отогнать дурные мысли, она снова занялась содержимым сумки.
С самого дна достала «Лейку-I». Фотоаппарат 1925 года выпуска, изобретенный Оскаром Барнаком, усовершенствованный потом Эрнстом Лейтцем. С «лейкой» впервые появилась возможность делать снимки без помощи треноги. Благодаря крайней простоте в обращении этот аппарат произвел революцию в военной фотографии.
Его механика была совершенна. Горизонтальный матерчатый затвор, выдержка от 1/20 до 1/500 секунды, объектив 50 миллиметров. Настоящее сокровище для коллекционеров.
Сандра подарила его Давиду на их первую годовщину. Она до сих пор помнила, как муж удивился, развернув пакет. С их заработками они не могли себе позволить такую вещь. Но Сандра унаследовала ее от деда, который передал ей и страсть к фотографии.
«Лейка» была чем-то вроде семейной реликвии, и Давид никогда не расставался с ней. Говорил, что она приносит удачу.
Но она не спасла тебе жизнь, подумала Сандра.
Сохранился и подлинный кожаный чехол, на котором Сандра велела оттиснуть инициалы «ДЛ». Она открыла чехол и стала рассматривать фотоаппарат, пытаясь представить себе взгляд Давида, глаза которого блестели, как у мальчишки, всякий раз, когда он брал «лейку» в руки. Она уже хотела отложить все в сторону, как вдруг заметила, что винт, проворачивающий кадры, был, как говорят фотографы, на взводе. Фотоаппарат был заряжен.
Давид делал с него снимки.
7:10
На своем жаргоне они называли эту сеть «эстафетой». Надежные жилища, разбросанные по городу, которые не только обеспечивали безопасный тыл, срочно предоставляли убежище, но и служили для того, чтобы просто отдохнуть и набраться сил. На табличках рядом со звонком обычно значились названия каких-то несуществующих акционерных обществ.
Маркус зашел в такую квартиру-эстафету, знакомую ему потому, что туда его приводил Клементе. Наставник рассказал тогда, что они владеют в Риме неисчислимым количеством объектов недвижимости. Ключ от квартиры был спрятан в щели под дверью.
Боль, как он и предвидел, явилась вместе с зарей. Следы побоев не удавалось скрыть. Кроме кровоподтеков на ребрах, которые с каждым вдохом напоминали о том, что случилось ночью, – рассеченная губа и распухшая скула. Плюс шрам на виске. Все вместе, подумал Маркус, может произвести на любого, кто взглянет, незаурядное впечатление.
В квартире-эстафете, как правило, можно было найти еду, постель, горячую воду, аптечку скорой помощи, фальшивые документы и компьютер с безопасным подключением к Сети. Но та, которую выбрал Маркус, была пустая. Никакой мебели, ставни закрыты. В одной из комнат на полу телефон. Подключенный.
Квартиру содержали ради этого аппарата.
Клементе объяснил, что мобильные телефоны для них не подходят. Маркус никогда не оставлял за собой следов.
Меня не существует, напомнил он себе, прежде чем позвонить в адресный стол.
Через несколько минут вежливая девушка-оператор назвала ему адрес и телефон Раффаэле Альтьери, агрессивного парня, который подстерегал Маркуса в квартире Лары. Маркус повесил трубку, потом набрал названный оператором номер. Долго слушал длинные гудки, пока не уверился, что в доме точно никого нет. Убедившись в этом, лично отправился отдать визит.
Через короткое время он стоял под проливным дождем на углу улицы Рубенса в аристократическом квартале Париоли и наблюдал за небольшим пятиэтажным зданием.
В здание удалось проникнуть через гараж. Квартира, интересовавшая Маркуса, находилась на четвертом этаже. Он приложил ухо к замочной скважине, окончательно удостоверился, что в данный момент никого нет дома. Тихо. Маркус решил рискнуть: необходимо выяснить, кто напал на него.
Он взломал замок и вошел.
Квартира, где он очутился, была большой. Мебель свидетельствовала о хорошем вкусе владельца и в придачу о том, что он располагает значительными деньгами. Антиквариат, ценные картины. Полы светлого мрамора, белые двери, покрытые лаком. Ничего интересного, кроме того, что эта квартира не была похожа на жилище бесноватого.
Маркус приступил к обыску. Нужно было поторапливаться, кто-нибудь мог возвратиться с минуты на минуту.
В одной из комнат был устроен спортивный зал: тренажер для бодибилдинга со встроенными весами, шведская стенка, бегущая дорожка и гимнастические снаряды разного рода. Для Раффаэле Альтьери физическая форма стала настоящим культом. Маркус испытал на себе результат этой его страсти.
Кухня давала понять, что парень живет один. В холодильнике только обезжиренное молоко и энергетические напитки. На полках – коробки витаминов и банки с биологически активными добавками.
Третья комната больше говорила о том, какую жизнь ведет юноша. Односпальная кровать, неприбранная. Простыни с картинками из «Звездных войн». Над изголовьем – постер с Брюсом Ли. По стенам еще постеры: рок-группы, гоночные мотоциклы. На полке – стереосистема, в углу – электрическая гитара.
Комната подростка.
«Сколько же лет Раффаэле?» – задался вопросом Маркус. И получил ответ, переступив порог четвертой комнаты.
У стены стояли письменной стол и стул. Больше никакой мебели. Над столом – коллаж из газетных вырезок. Они хорошо сохранились, хотя бумага и пожелтела.
Эти газеты вышли девятнадцать лет назад.
Маркус подошел поближе, начал читать. Вырезки располагались в строгом хронологическом порядке, слева направо, сверху вниз.
Речь шла о двойном убийстве. Жертвы – Валерия Альтьери, мать Раффаэле, и ее любовник.
Маркус вгляделся в фотографии, прилагавшиеся к статьям, которые появились тогда не только в ежедневных газетах, но и в иллюстрированных журналах. В последних это мерзкое преступление приобрело вид великосветской сплетни.
В конце концов, все составляющие таковой были налицо.
Валерия Альтьери, красивая, элегантная, порочная, жила, ни в чем себе не отказывая. Ее муж Гвидо Альтьери, известный адвокат по коммерческим делам, часто ездил за границу. Богатый, без предрассудков, очень влиятельный. Маркус разглядел его на фотографии, запечатлевшей похороны жены: серьезный, собранный, несмотря на скандальную историю, в которую он оказался втянут, этот человек смотрел на гроб, держа за руку трехлетнего сына Раффаэле. В ту пору любовником Валерии был известный яхтсмен, победитель многочисленных регат. Что-то вроде жиголо, на несколько лет ее моложе.
Преступление наделало шуму по причине скандальной славы действующих лиц, но также и в связи с тем, как оно было совершено. Любовников застали врасплох, когда они вдвоем лежали в постели. Расследование установило, что убийц было по меньшей мере двое. Но никого не арестовали, не нашлось даже подозреваемых. Личность убийц так и осталась неустановленной.
Потом Маркус уловил подробность, которая при первом чтении от него ускользнула. Зверское убийство произошло именно здесь, в доме, где Раффаэле продолжал жить и сейчас, в свои двадцать два года.
Читать бесплатно другие книги:
