Заклятые супруги. Леди Смерть Эльденберт Марина
– Так и есть. Но у тебя в жизни одни сплошные путешествия. Уж я-то знаю, свои руки изучила с детства.
Спросить, как на ладонях могут отразиться путешествия, не успела: Софи вскочила и потянула меня за собой. Я не возражала – от забирающейся под юбки прохлады уже начинали леденеть ноги, а выбившиеся из-под шляпки прядки волос завивались от сырости. Мы углубились дальше в парк, где совсем никого не было, ближе к витой ограде, увенчанной острыми пиками, как и ворота центрального входа. Под ногами мягко похрустывал гравий, набрякшие под тяжестью влаги листья то и дело срывались вниз.
– Вчера к нам приезжала эта дама… – фыркнула она, – которая все время ездила с герцогом… кузина короля, кажется. Ну, ты ее наверняка знаешь. Вся такая расфуфыренная и воздушная, ее еще Светлой из-за этого прозвали.
Евгения? От неожиданности я запнулась, но тут же выровняла шаг. В памяти всплыли слова Анри об этой женщине – если даже он называл ее опасной… Нет, я просто выдумываю. Разумеется, она приезжала так же, как и Симон, – чтобы засветиться в центре благотворительности и потешить самолюбие. Больше ей тут делать нечего.
– И что она хотела? – все-таки спросила как можно более небрежно.
– Понятия не имею, – фыркнула Софи. – Наверное, привозила пожертвования. Она заявилась ближе к вечеру с таким эскортом… ну, вы знаете, как обычно путешествуют богачки… – Она закусила губу, покосилась на меня и добавила: – Ну, многие. Нас всех собрали после ужина, а она ходила и распиналась о том, как важна благодетель для юных мадемуазель.
Знаю, слышала. Симон Эльгер рассказывал.
– Разглядывала нас как цирковых обезьянок и говорила, что в светлом сердце свет живет даже в кромешной тьме, тогда как темное очистить невозможно. От нее тут все в восторге, особенно мадам Горинье и мадам Арзе. И большинство девочек тоже.
От меня мадам Арзе и мадам Горинье в восторге не были. Возможно, из-за нашего первого, гм… недопонимания. Впрочем, эта неловкость отчасти сгладилась пару дней назад, когда я привезла им чек на внушительную сумму – по моей просьбе Жером куда-то сбыл и лишние платья, и драгоценности. Я понимала, что девочкам от этой суммы перепадет втрое меньше, если не впятеро, поэтому мягко намекнула, что лично проверю все счета. После чего недопонимание снова вернулось. Мадам Крыса смерила меня взглядом, под которым любому живому существу полагалось немедленно рассыпаться тленом. А мадам Мячик пожелала счастливого пути тоном, которым можно было разрушить парочку городов.
Не все ли мне равно.
– Тебе она тоже нравится?
По этому поводу мне все равно не было, но я упорно разглядывала ворон, рассевшихся стаей по верхушкам деревьев.
– Мне? С чего бы? – Софи передернула плечами. – Снаружи она, конечно, светлая. Но нутро гнилое. Я такое чувствую. Особенно через прикосновения.
Сердце неприятно дернуло.
– Она к тебе прикасалась?
– Угу. Сцапала за подбородок и спросила своим тонюсеньким голосом: нравится ли тебе, милое дитя, жизнь, которую ты ведешь? Пф-ф-ф. Меня чуть наизнанку не вывернуло. Ну я и сказала, что это не то, о чем я мечтала. Ее так слегка перекорежило, и она заявила, что юным мадемуазель должно учиться смирению. После чего отошла и больше ко мне не совалась.
Представила, что графиня касается лица Софи, – и меня передернуло. Почему-то захотелось поломать Евгении пальцы. Раньше я за собой такой кровожадности не замечала, поэтому постаралась отогнать гадкие мысли подальше. Они отгоняться отказывались, расселись по веткам сознания и надрывным карканьем сбивали весь настрой с разговора, который все-таки стоило начать.
– Софи, мне скоро придется уехать.
Улыбка сбежала с ее лица, она поправила шляпку и расправила плечи. Темные глаза затянуло тонкой прохладой инея – наигранное безразличие, которое частенько возникало поперек искренности во время наших первых встреч.
– Конечно, – весело сказала она, – я понимаю.
– Ненадолго. Нас с мужем пригласили на благотворительный бал, и отказаться мы не можем.
От надежды, мелькнувшей в самой глубине темных глаз, болезненно сжалось сердце. Время послеобеденной прогулки подходило к концу, поэтому мы развернулись и, не сговариваясь, направились назад. Софи неосознанно кусала губы и молчала, невысказанный вопрос: «Значит, ты вернешься?» – повис в воздухе. Я не знала, как быть. Имею ли я право обещать что-то сейчас? И что дальше? Снова короткие визиты через два-три дня, а потом мы уедем в Энгерию. Вот только сумасшедшее, безумное желание уехать вместе с Софи не оставляло. Спросить ее, хочет ли она стать моей дочерью, дать надежду? И что потом? Нельзя приглашать в свою жизнь ребенка, когда твоя покачивается на кончиках ушей на краю пропасти.
Или можно?
Временами начинало казаться, что я уже все для себя решила, но потом снова возвращались сомнения. Получится ли из меня мать? Смогу ли я дать Софи то, чего она заслуживает, – простое детское счастье, спокойную жизнь. Тепло. Любовь.
– Не обидишься, если я спрошу?
Покачала головой, внимательно глядя на девочку.
– Почему у тебя нет кольца?
Неожиданно. До сегодняшнего дня мы с ней заговаривали об Анри один-единственный раз. Тогда она спросила, не против ли наших встреч мой муж, и я сказала, что он в отъезде.
– Потому что у меня есть это, – подтянула рукав повыше.
– Что это?
– Обручальный браслет. Проявляется после древнего брачного обряда.
То есть после поцелуя в кустах. Но Софи такие подробности знать вовсе не обязательно.
– Почему он так и не подарил тебе кольцо?
– Подарил, – я показала перстень с камнем мага, который сейчас был надет поверх перчатки.
– Но ты носишь его не как обручальное. На другом пальце.
Софи внимательно смотрела на меня, словно читая мысли. Как Анри отнесется к девочке, если наши с ним отношения держатся на стоящей ребром монетке? Монетке, которая кружится все быстрее и быстрее, все ближе к краю стола.
– Так получилось.
– Ты его совсем не любишь, да? У вас брак по расчету?
– И да, и нет. Все сложно, Софи.
Не стану лгать. Только не ей.
– Понятно, – кивнула девочка и погрустнела еще больше. Опустила голову и принялась пинать гравий, фонтанчиками летящий при каждом шаге.
– Ты испортишь ботинки.
– Угу.
Она словно отгородилась стеной, которая камень за камнем разрушалась с каждым моим приездом. И вот теперь возводилась вновь.
– Я вернусь, – все-таки сказала я. – Обязательно вернусь, Софи. Ты мне веришь?
Она подняла голову и серьезно, по-взрослому заглянула в глаза.
– Откуда ты знаешь? А если он запретит тебе приезжать? Если скажет, что ты не должна заниматься всякими глупостями? Если он терпеть не может детей? – Всевидящий, она озвучивала все мои страхи.
– Софи, граф – неплохой человек. Просто у нас с ним нелегкие времена.
– Значит, я точно буду лишней!
Как ножом по сердцу. Сколько раз я вбегала к матушке, чтобы наткнуться на холодный взгляд. Чтобы услышать отстраненное: «Следите за своим поведением, юная леди», – или почувствовать небрежный поцелуй в щеку для вида. Тогда мне не дано было понять, что за всем этим скрывается страх. Страх потерять меня из-за моей силы, из-за непростых отношений с отцом, но… будь я проклята, если позволю этому ребенку думать так же.
Я остановилась, перехватила ее за худенькие плечи, развернула лицом к себе.
– Для меня ты никогда не будешь лишней, Софи. Я не могу говорить за него, но я говорю за себя. Слышишь?
Пару мгновений девочка смотрела на меня, потом отстранилась.
– Я могу опоздать.
Софи ускорила шаг, я подхватила. У учебного здания уже слышался шум – воспитанницы гурьбой текли по дорожке к дверям. Вот-вот прозвенит звонок и начнутся уроки, за опозданием последует наказание. А ведь еще нужно раздеться и привести себя в порядок – с растрепанными от ветра волосами на занятиях показываться тоже нельзя. Но я все-таки на миг остановилась, прижала ее к себе и прошептала:
– Постараюсь приехать еще раз перед отъездом. Обещать не могу, но…
– И не надо обещать, – Софи запрокинула голову, глаза ее подозрительно блестели, – мне хватит того, что ты приедешь потом. Если ты говоришь, что вернешься, значит, вернешься. Вот когда ты уезжала в первый раз… я тебя не ждала. Точнее, очень хотела, но понимала, что могу не дождаться. А теперь… Просто буду ждать. Вот и все.
Она вывернулась из моих рук и бегом бросилась к остальным девочкам. Порыв ветра подхватил тяжелые листья, протащил по гравию, смешал с туманом и швырнул на сухую траву. Я закусила губу и неспешно направилась к экипажу, где меня ожидал Жером. Послезавтра возвращается Анри, а через несколько дней мы уезжаем. Пока что не знаю, когда именно получится вырваться, но надеюсь, что скоро увижу ее снова. Камердинер обещал, что в случае моего выигрыша ничего не скажет, а значит, можно попросить его о помощи. Не откажется же он прикрыть меня после всего, что между нами было.
Пока что у нас выходила ничья – поразительно, насколько серьезней воспринимается игра, когда тебе есть за что сражаться. Первое время Жером одерживал победу за победой, но потом будто что-то переменилось. Что-то во мне самой. Я играла так, словно от этого зависела моя жизнь, забывая обо всех принципах, «не могу» и «не умею». Просто знала, что должна победить. Не всегда получалось, но завтра у меня последняя возможность, и я не могу ее упустить.
Поймала улыбку Жерома, скучавшего в экипаже, надо отдать ему должное, он ни разу не упрекнул, что нам с завидной регулярностью приходилось трястись от поместья в Равьенн и обратно. На это уходило чуть меньше времени, чем когда мы ездили к разрушенному замку, но все-таки. Только за это я была ему безмерно благодарна.
– Птичка в клетке, – раздался сухой каркающий голос слева от меня.
– Что?
– Ваша птичка.
Я обернулась: вблизи старик-привратник казался еще уродливее. Правую половину его лица пересекал глубокий шрам, а шея была словно вколочена в плечи. Сучковатый палец уперся в сторону классных комнат, а потом нарисовал перед моими глазами невидимую клетку. С трудом подавила отвращение, отдернув платье, когда проходила мимо него.
В спину мне ударил короткий квакающий смешок.
35
Жером оставался невозмутим. Я пыталась прочесть по его глазам хотя бы что-то, но он выглядел так, словно мысленно был безумно далеко и от игровой комнаты, и от Лавуа в целом. Лицо расслаблено, руки лежат на столе, придерживая доставшиеся ему карты рубашкой вверх. С таким выражением он мог гулять с Мэри где-нибудь на побережье. Собственно, выражение его лица больше уже ничего не решало – я только что взяла последнюю из допустимого количества карт, и… не сказать, что комбинация меня порадовала.
Точнее, это была одна из лучших комбинаций, которую только можно себе представить, но я упорно гнала от себя мысли об этом. Вот если бы к моим прибавить еще одиннадцать очков… А если у Жерома они есть? Три выигрышные комбинации – двенадцать, двадцать три и тридцать четыре, перебить которые они могут только сами по возрастанию, все другие числа им не соперники. В любом случае в предыдущей партии все было совсем ни о чем, но я все-таки выиграла. Терпеть не могу игры, в которых от тебя почти ничего не зависит, а если зависит – исключительно при участии его величества случая.
– Открывайте, миледи.
Я облизнула губы и почувствовала едва уловимый привкус соли. Кажется, вырез платья прилип к коже. Выложила карты на стол и сложила руки на груди. Жером хмыкнул. Время, которое он смотрел на меня, тянулось невыносимо. Мне казалось, что целая вечность прошла, пока рубашки коснулись затянутой в темное сукно поверхности. Сглотнула ставшую неожиданно вязкой слюну и поняла, что… выиграла. Я. Выиграла! Выиграла! Выиграла!
Стыдно прыгать перед камердинером по комнате и хлопать в ладоши, поэтому просто сидела на стуле, вцепившись пальцами в край стола. Надеюсь, воплощая собой истинное достоинство победительницы. Недолго, впрочем, все-таки подскочила и порывисто его обняла.
– Спасибо! – прошептала одними губами. Опомнилась, отстранилась и выпрямилась. Добавила уже спокойнее: – Спасибо.
Не знаю, как так получилось, что мне начало везти. Не знаю, как получилось, что начала выигрывать. Возможно, потому что Жером предложил серьезную игру. Честно говоря, почти ни на что не надеялась, поэтому думала только о том, как уговорить его не рассказывать Анри и не попытаться ли сделать это через Мэри. А потом все вышло само собой. Относительно – через долгие часы игры, создания бальзама для искусанных губ после проигрышей и упорства, с которым я снова и снова садилась за этот стол.
– Не за что, – он улыбнулся, собирая карты, – чистая победа, миледи.
– Если бы не вы, я бы так ничему и не научилась.
– Но вы научились.
– Если бы я проиграла… вы бы пошли к Анри?
Он пожал плечами и подмигнул:
– Этого мы уже не узнаем.
– А если я очень-очень попрошу?
Жером положил ладони на стол, поднялся.
– Какая разница, миледи?
– Для меня разница есть.
– Что ж… – он приблизился. Смотрел мне в глаза, не отводя взгляда. – Я хотел, чтобы вы научились играть – и вы научились. Хотел, чтобы у вас был выбор – рассказать графу обо всем или нет, и он у вас есть. Да, я очень хочу, чтобы вы рассказали сами, и случись мне победить, я все равно попросил бы вас это сделать.
– Но я же пообещала, что расскажу.
Уголок его губ приподнялся: кажется, мне ни капельки не поверили.
– Почему? – просто спросила я.
– Потому что это важно для вас. И я думаю, что граф имеет право об этом знать. После всего.
К дням, когда тьма чуть меня не убила, я мысленно возвращалась снова и снова. Не из-за того, что осталось в прошлом, а из-за того, что совсем недавно наконец-то свела в таблицу состав найденного эликсира. Или как это еще назвать… Жидкость в бутылке из кабинета Анри, которую я откупорила с помощью магии, оказалась настойкой из иньфайских трав и растений. Причем настолько редких, что я с трудом опознала некоторые компоненты даже по проявляющему зелью. Большая часть из них росла в горах и ущельях, а некоторые даже считались исчезнувшими – по крайней мере, так было написано в книгах. Например, лаоньская черная трава и ягоды ази использовались в целебных зельях при отравлении магией – после случая с тьмой я перечитала об этом все, что нашла в библиотеке Анри.
Но магии в микстуре не было. Совсем.
А значит, настойка связана с силой хэандаме, и Анри становится хуже. Последние несколько дней это не давало мне покоя наряду с мыслями о Софи. Отравляло меня так же сильно, как золотая мгла – мужа.
– Это правда, – тихо сказала я.
Направилась было к двери, но все-таки остановилась.
Обернулась, пристально посмотрела на Жерома. Мне кажется или мы сейчас думали об одном и том же?
Он вернул мне серьезный взгляд, но больше не сказал ни слова. Подошел и открыл дверь, пропуская вперед. Я вышла из игровой гораздо более в растрепанных чувствах, чем вошла ранним утром. Да что там, вошла я с твердым намерением победить – собранная, натянутая в струну. Такая жесткая, что чудом не сломалась, когда садилась на стул. Сейчас же открывшийся выбор жег меня, как расплавленный металл. Довериться Анри? Поговорить с ним откровенно обо всем: о Софи, о золотой мгле… Или промолчать? Да, это оказалось сложнее, чем проиграть и отдаться на волю случая, который я так ругала еще несколько минут назад.
В спальне царил полумрак: с наступлением холодов и дождей небо все ниже сползало на землю, заставляя леса бесстыдно обнажаться и погружая природу в спячку. Даже светлые стены и легкость полупрозрачных занавесей не спасали – за окном сгущалась тяжесть пасмурного дня, которые в последнее время случались частенько. И все отчетливее напоминали мне об Энгерии.
Винсента, похоже, мои объяснения устроили, потому что в письме, которое я получила, тон был на несколько оттенков теплее. И все-таки мне рекомендовали осмотрительнее относиться к своему окружению, в том числе к неженатым мужчинам, оказывающим мне знаки внимания. Я долго боролась с желанием в письме подробнее расспросить брата про Фрэнка Пирса и о том, чем ученый занимается сейчас, но в конечном итоге решила не рисковать. Вспомнила только, что в прошлом году Хельденберг – известный конструктор, загорский физик Миралович и маэлонский инженер Скриццо завершили какой-то долгоиграющий проект в Загорье, о котором до сих пор ничего не известно. По крайней мере, из газетной вырезки я помнила счастливые лица ученых в зале Молаж-отеля в столице, и слова журналиста о том, что вскоре нас порадуют чем-то интереснее молниеносной «Стрелы».
Лави и матушка написали два отдельных письма: в первом было много вопросов о том, нравится ли мне в Лавуа и не против ли я, если она приедет ко мне погостить после зимних праздников. Но большая часть уделялась восторгам по Майклу Эрдену, который изредка наносил визиты в Мортенхэйм.
«Винсент его терпеть не может, – писала сестренка, – поэтому Майкл все никак не решится сделать мне предложение. Ах, я бы на его месте тоже не решилась, вы же знаете, каким грубым бывает брат, когда ему кто-то не нравится. А вся вина виконта заключается лишь в том, что он виконт».
Я сильно сомневалась, что Винсент до сих пор не простил виконту Эрдену танцы и внимание к Луизе, а вот в последнем замечании здравая мысль была: он уверен, что Лавиния составит гораздо лучшую партию. Не знаю, чем закончится их противостояние, главное, чтобы не рассорились в искры и звезды. Потому что, несмотря на воспитание и видимую хрупкость, Лави – все-таки Биго. А это уже о многом говорит.
Матушка писала о том, как рада будет видеть нас с Анри на зимнем балу, что Майкл Эрден ей совершенно не нравится, а еще о попустительском отношении Луизы к прислуге.
«…А эта ее кошмарная привычка разговаривать с горничными! Разве может так себя вести ее светлость, герцогиня! Она же мне скоро всю прислугу распустит так, что собрать будет уже невозможно. Недавно я слышала, как две бессовестные горничные смеялись в коридоре. Хорошо хоть не в полный голос».
Читая эти строки, я невольно посочувствовала Луизе. Впрочем, Луизу, похоже, матушкины стенания не смущали.
«В Мортенхэйме стало значительно веселее, – писала она, – горничные больше не боятся лишний раз поднять взгляд. Лави стала чаще улыбаться – разумеется, когда не видит леди Илэйн».
Под этими строками была пририсована улыбающаяся рожица с торчащими в разные стороны волосенками.
«По вашей просьбе я навещаю Луни, но ему все равно: он ждет вас. Зато Демон недавно чуть не откусил мне палец, хотя я всего-то попыталась его погладить. Пришлось бинтовать и объясняться с Винсентом. Не представляю, что я сделала не так… но в общем, он очень похож на вас. Такой же внезапный и с норовом».
О ком эта женщина писала – о брате или о Демоне, понять не представлялось возможным. Ее мысль частенько порхала с цветка на цветок как торопящаяся успеть в своей жизни все бабочка.
Впрочем, я и сама не отказалась бы от парочки лишних крылышек.
Магия тьмы окончательно перекочевала в меня. Временами я уже переставала различать, где кончается грань и начинается наш мир. А временами не замечала, как краски плавятся, оседая призрачным тленом, и приходила в себя, только когда кто-то ко мне обращался.
Лорд Фрай действительно попросил присмотреться к Эльгеру получше. Пока что в мягкой ненавязчивой форме дополнительной просьбы, без каких-либо конкретных указаний. Очевидно, все самое интересное приберег для личной встречи на зимнем балу.
Кабинет я обошла вдоль и поперек с зеркальцем Ивара. То ли там впрямь ничего больше не было, то ли Анри умел хорошо прятать. Как еще искать и где? За время недолгих визитов я повытаскивала все книги, простукала стены, понажимала на кажущиеся мне подозрительными камни, но увы. Зато обнаружила пропажу: книги про брачные ритуалы перекочевали в кабинет мужа. К сожалению, нашлись они в самый последний момент – то есть вчера, на самом дальнем стеллаже, на самой верхней полке. Но если честно, времени читать что-то еще особо и не было, поэтому просто наскоро сунула их обратно вместе с остальными.
Проверила и перепроверила все – чтобы каждая вещь лежала на своем месте, вплоть до дюйма. Оставалось только надеяться, что вдобавок к заклинаниям он нигде не оставлял скрепляющих волосков или ниточек.
Все это несколько утомляло. Особенно когда я попыталась представить, что будет если Анри узнает про лорда Фрая.
Нет. Лучше не представлять.
Когда внизу захлопали двери и началась суета, буквально пригвоздила себя к кровати, чтобы не броситься вниз по лестнице, как была – растрепанной и в легком домашнем платье.
Месяц выдался насыщенным, но я все равно умудрялась скучать по самому невыносимому мужу на свете, а заодно и во тьме. Каждый день, каждый час, каждую минуту. Я должна была радоваться передышке, но радоваться не получалось. Стоило вспомнить Эльгера и представить, что Анри каждый вечер садится с ним за стол, ведет неспешные беседы и улыбается своей привычно-отстраненной улыбкой, сердце начинало леденеть. Он жил и работал бок о бок с тем, кто отдал приказ убить его родителей. Поднимал с ним тосты, на глазах остальных разделял его убеждения в то время, как сердце раз за разом сгорало в ледяном пламени ненависти. А может быть, сгорело единожды раз и навсегда, но моему это не мешало отчаянно рваться.
Наверное, поэтому я медлила и оттягивала минуту, когда нужно будет спуститься и снова пройти испытание близостью. Во всех смыслах.
– Миледи? Так что сказать графу?
Мэри пришла, чтобы передать приглашение на ужин, и теперь выжидающе смотрела на меня, сложив руки на переднике, – ее нетерпение выдавали только подрагивающие пальцы да украдкой брошенный на часы взгляд. Кажется, после той маленькой просьбы у них с Жеромом вечерние прогулки стали традицией. Она не могла дождаться, пока я ее отпущу, чтобы урвать час-полтора перед тем, как снова мне понадобится. Это и придало решительности: я поднялась, подошла к платяному шкафу, разомкнула створки. Осторожно погладила синий шелк, повторяя переливы волн. Несколько минут смотрела, не решаясь отпустить, потом отодвинула подарок Анри в сторону и потянула на себя алое – то самое, в котором заявилась к Евгении.
Пора переодеваться и…
Встречать мужа.
36
Как же трудно оставаться невозмутимой! Анри говорил, что не хочет детей, но я ведь и не собираюсь предложить ему стать отцом Софи. В каком-то смысле собираюсь, конечно, но когда Эльгер, Фрай и все политические игры останутся в прошлом, никто не заставит его с ней возиться. Если Софи согласится стать моей дочерью, но мужу это будет в тягость, увезу ее в Мортенхэйм: думаю, Винсент и Луиза не станут возражать. А еще лучше – в новый дом, где-нибудь в Вэлее или Маэлонии. Когда она вырастет, сможет путешествовать, сколько душе угодно, уж я об этом позабочусь.
– Ай! Осторожнее!
– Простите, миледи.
Справедливости ради, Мэри делала все аккуратно, просто я сидела как на иголках. Надеюсь, Анри меня не почувствовал, а если и почувствовал, то значения не придал, потому что к такому разговору надо основательно подготовиться. Когда камеристка вышла, я разбила еще одну вазу: безумно красивую, из цветного лацианского стекла. На сей раз случайно, просто резко повернулась и столкнула ее локтем.
Раздраженно зашипела и обратила осколки в прах. А заодно и стопку листов, исписанных решением задачки лорда Адриана. Неправильным, кстати сказать, у меня так и не получилось открепить его от замка Ларне. Я рассчитывала засесть за книги о призраках в Мортенхэйме, в перерывах между балами и светским общением – вот об этом и буду думать. Да! Напоследок пнула стену, попрыгала на одной ноге. Расправила складки платья, развернула плечи и отправилась вниз.
Помимо глубокого декольте, платье еще могло похвастаться открытой спиной – откровенный полукруглый вырез не скрывал даже лопатки. Поэтому и прическу мы подобрали соответствующую: высокую, но не претенциозно-роскошную, какие принято носить на балах. Собранные на затылке волосы удерживал гребень, легкие пряди обрамляли лицо, а один локон скользил по шее и щекотал обнаженную спину.
Анри ждал меня в столовой – успел переодеться и принять ванну, судя по наскоро высушенным полотенцем волосам, в которых еще темнели влажные прядки. А вот побриться то ли забыл, то ли не захотел – непривычная для вэлейской модной холености мужа легкая щетина придавала ему особенно дерзкий вид. Наряду с расстегнутой на две пуговицы рубашкой. Он шагнул ко мне и притянул к себе, от поцелуя в шею по телу прошла легкая дрожь. Сама не поняла, как руки оказались на его плечах, а дыхание сбилось.
– Прекрасно выглядите, миледи.
Он меня отпустил. Смотрел так, словно не мог наглядеться: взгляд скользил по моему лицу откровенно, жадно и бессовестно. Да и не только по лицу, если быть честной – эта ласка прошлась по плечам и груди, по сгибам локтей и сложенных на платье рук.
– Хотя кое-чего не хватает.
Церемониями муж никогда не заморачивался, но я все равно удивленно посмотрела на него, а потом на тонкий квадратный футляр, что лежал на столе. На темно-красном бархате красовалось кольцо с огромным бриллиантом – эмблема магазина «Колье Арджери» из Лигенбурга. Один из самых известных и дорогих ювелирных салонов, там каждое украшение отличается неповторимой изюминкой… и ценой до небес.
– Вы были в Энгерии?
Самый глупый вопрос, который только можно себе представить.
Анри рассмеялся, а потом раскрыл футляр и протянул мне.
За время, что я провела вдали от него, на украшения и наряды насмотрелась так, что мало не покажется. Но от колье, застывшего на темном бархате, не могла отвести взгляд. Пальцы почему-то дрожали, когда я дотронулась до цветов-снежинок, в которых сверкали бриллианты. От него веяло удивительно теплой зимой, а в центре, в обрамлении узорчатых «бриллиантовых» листьев, застыл огромный сапфир – сердце этого украшения.
– Когда увидел его на витрине, сразу подумал про тебя. И про предстоящий нам зимний бал.
Вздрогнула, когда его пальцы коснулись шеи, повторили путь бешено бьющейся жилки.
– Серьги и браслет они сделают на заказ. Ты не против?
Он погладил меня по шее и мягко развернул спиной.
– К этому платью не очень-то подходит… – украшение легло на грудь, негромко щелкнул замок, – но время определиться с нарядом еще есть. Тебе нравится?
Я сглотнула и подняла глаза, изучая идущую вдоль потолка лепнину. Помнится, Мэри как-то заметила, что узор здесь предпочитают более тонкий, чем в Энгерии. Вот уж не сказала бы.
– Очень.
– Что случилось, Тереза?
– А что-то случилось?
– Меня то и дело бросает в холодный пот, иногда хочется плакать, а иногда что-нибудь разбить.
Ой.
– Хотелось бы верить, что ты и впрямь настолько рада моему приезду, но…
– Но?
– Но ты надела самое красивое платье и упорно избегаешь моего взгляда.
Правда?
Самое красивое осталось наверху. И это колье к нему подойдет идеально.
– Вам не приходило в голову, что это потому, что я женщина?
– А еще у вас любимая отговорка – женский недуг.
Анри отодвинул для меня стул, мягко облокотился на соседний. На сей раз мое внимание привлекло вино в узорчатом графине: по стеклу бежала виноградная ветвь, украшенная тонкими завитками, под ней распростерлась огромная полукруглая чаша.
– Я хочу… вам кое-что рассказать, – заметила тихо, разглаживая лежащую на коленях салфетку.
Анри замер. Он как раз собирался садиться, но я заметила, что руки его напряглись на спинке стула.
– Я сам поухаживаю за женой, – рыкнул он на вошедшего в столовую лакея.
Легкий щелчок за спиной возвестил о том, что мы остались одни. Услышала, как скрежетнул стул, но глаз не поднимала. Муж сидел рядом со мной, моя рука почти касалась его. Пока Анри наполнял бокалы и тарелки, рассматривала его запястье, на котором под тонким белым батистом угадывался обручальный браслет.
Тереза, прекращай трястись, как тушканчик в сугробе!
– По поводу коньяка, – сказала я и наконец-то подняла глаза на мужа. – Никогда не пила ничего крепче вина.
– Это я сразу понял. И?
Анри пристально смотрел на меня и ждал.
– Но сейчас мне, пожалуй, нужно выпить. Для храбрости. За ваше возвращение!
Я подняла бокал, и Анри последовал моему примеру. Ножка под его пальцами чудом не хрустнула. Напряжение, которое он испытывал, передавалось и мне, и это все осложняло. Наш брак как-то очень не вовремя продолжает развиваться, а значит, что он меня тоже чувствует: и страхи-сомнения, бурлящие под коркой невозмутимости, и даже рвано колотящееся сердце. Или так глубоко наша связь еще не зашла? Почему я начала с правого стеллажа, а не с левого? Хватило бы время и книги изучить.
– Тереза.
Рука Анри накрыла мою.
– Ты хотела что-то сказать.
Кажется, я выпала из реальности на пару минут. Ковырнула вилочкой жаркое и покосилась на пузатый, слегка вытянутый кверху бокал, в котором вино играло на свету всеми оттенками красного – подобно переливам алого на платье. Облизнула губы, терпкий виноградный привкус мгновенно отрезвил.
Зайду-ка лучше с другой стороны.
– Пока вас не было, Жером учил меня играть в карты.
– О. – Анри взглянул на меня и добавил чесночного соуса к гренкам. – Ты проиграла весь пуговичный запас Мариссы? Сомневаюсь, что это способно повергнуть тебя в душевное смятение.
– Ошибаетесь! – вскинула подбородок. – Я выиграла! И кое-что поважнее!
– Пряжки от поясов?
От возмущения поперхнулась вином и закашлялась. Муж ощутимо расслабился – возможно, потому, что я только что отрезала последние пути к отступлению, и дышалось уже спокойнее. Подвинул ко мне тарелку и с аппетитом принялся за еду. Он поглощал мясо и овощи с такой скоростью, что ему могла бы позавидовать сама «смертельная бездна» – заклинание, создающее воронку тьмы, за пару минут способную вытянуть жизнь из небольшого города или деревушки. Угнаться за ним даже не старалась, наспех проглотила несколько кусочков, когда Анри уже взялся за салат. Понимая, что жаркое в меня вряд ли полезет, решила последовать его примеру.
– Интересные у вас ценности, – ввернула шпильку, – не угадали.
– С тобой гадать бесполезно. Более непредсказуема только погода на Лагуанских островах.
Единственное место в мире, где погоду угадать вообще невозможно. Там в первой половине дня может идти дождь, во второй палить солнце, а ближе к вечеру начнутся такие ветра, что пальмы будет гнуть к песку. Кажется, там даже пару раз выпадал град размером с яйцо, не говоря уже о смерчах, которые частенько ходят над океаном, но только вокруг островов. Ни один из них ни разу не зацепило бушующими штормами, которые разрушали на соседних землях прибрежные поселения, ни одно дерево не сожгла молния. А еще поблизости от них есть место, где бесследно пропадают корабли. Не находят ни обломков, ни экипажа. Вообще ничего. Поэтому капитаны старательно избегают тех мест.
– Не представляю, что творится в твоей голове, Тереза. Так при чем тут ваша игра в карты?
В моей голове? Да это в вашей сплошные загорские шкатулки! Открываешь одну – в ней следующая, вторую – в ней третья, поменьше. И так до бесконечности.
– Когда я ездила с Эльгером в Равьенн… – теперь я смотрела только на блюдо с красиво разложенными по нему листьями, овощами и орешками. Поначалу подбирать слова было трудно, но сейчас они просто лились сплошным потоком. – Я познакомилась с маленькой девочкой, одной из воспитанниц, и очень к ней привязалась. Я ездила к ней несколько раз в неделю, пока вас не было. И с Жеромом мы играли на то, чтобы он вам ничего не говорил, потому что я хотела рассказать сама. Точнее, сначала я не хотела говорить, но потом решила, что должна. То есть не должна, а хочу, потому что это для меня важно и для нее тоже. И…
Кажется, я окончательно запуталась.
– Как ее зовут?
Я подняла глаза от тарелки и встретила внимательный взгляд Анри. Словно он понял, как мне сложно об этом говорить, и решил помочь. Он подался вперед, долил вина в бокалы и поинтересовался:
– Расскажи о ней.
– Софи, – сказала я и улыбнулась. – Ей скоро будет семь. В Равьенн она попала два года назад, но с ее гордой независимостью там очень тяжело. Она мечтает о путешествиях и хочет побывать в каждом уголке мира, даже за энгерийский взялась основательно, чтобы получилось поехать туда гувернанткой. А еще у нее есть мышь по имени Лилит. Она не захотела сажать ее в коробку, поэтому мышь просто приходит к ней по ночам за кусочком вечернего печенья…
Тут я осеклась, потому что про Лилит это был секрет. Не думаю, что Анри кому-нибудь расскажет, но все-таки зря я о ней заговорила. Потому что сейчас он смотрел на меня чересчур пристально.
– И чего же ты хочешь?
– Забрать ее из приюта.
Анри задумчиво покачал головой, и я вцепилась пальцами в стол.
– Вместе с мышью?
Не знаю, что до меня дошло раньше – смысл его слов или холод, которым после них окатило. Вскочила и бросилась прочь. Лучше было бы проиграть, честное слово – пусть бы вся эта радость досталась Жерому: и равнодушие, и насмешка. На что я вообще надеялась? Непонятно. Да и не наплевать ли. Я рассказала? Рассказала. Все равно поеду в Равьенн!
– Тереза! – Анри перехватил меня в дверях, развернул лицом к себе. – Ты понимаешь, что это значит?
Яростно взглянула ему в глаза.
– Нет! Я просто привыкла делать все по-своему. Так вы обо мне думаете?
Он недобро прищурился, но остановиться я уже не могла. Да и не хотела, если честно.
– Я сотни раз прокручивала в голове одну и ту же мысль о том, что в Равьенн ей будет лучше. Не спокойнее, но безопаснее точно. Думала, что не смогу о ней позаботиться, потому что… да по многим причинам! А потом понимала, что… что если я откажусь от Софи, от возможности подарить ей хоть капельку любви и нежности, от того хрупкого доверия и тепла, которое возникло между нами…
На последних словах голос сорвался. Лицо мужа побелело, руки крепко сжимали мои плечи, но я все-таки закончила:
– Не смогу спать спокойно. Анри, я не собираюсь навязывать вам заботу о ней. Просто позвольте это мне!
Читать бесплатно другие книги:
