Заклятые супруги. Леди Смерть Эльденберт Марина

39

Во сне я бродила по лавандовому полю. Залитое ослепительным сиреневым цветом до самого неба, оно казалось бескрайним, но когда я сорвала цветок, в руках у меня оказалась веточка сирени: тонкая, невесомая, хрупкая. Ароматы смешались, и голова закружилась. Неожиданно стало темно, небо заволокло тучами – странными темно-серыми хлопьями, похожими на рой насекомых. Пронзившая мир насквозь ярко-зеленая молния ударила совсем рядом, вот только от нее побежал не огонь, а изумрудные искры, заполонившие собой весь мир. За миг до того, как меня охватило бы ядовитое пламя, на его пути вскинулась золотая стена. Я обернулась: сзади стоял Анри, протягивая мне руку. Стоило нашим пальцам соприкоснуться, грянул гром – отрывистый, резкий. Не эхо раскатов, а гулкие одиночные удары. И, вторя ему, застучал о раскинувшийся над нами купол град – крупный, размером с яйцо, расползающийся по золоту малахитовыми кляксами. Из бушующих за стеной вихрей выступили Евгения и Симон.

Я дернулась, широко распахнула глаза, рядом заворочался муж: взъерошенный, сонный. Стук повторился, настойчивый, сильный – только сейчас поняла, что стучат в дверь, и проснулась окончательно. Анри сел на кровати, улыбаясь так широко и солнечно, что хмарь недавнего сна отступила вмиг. Сейчас я уже при всем желании не могла вспомнить, что мне снилось и почему до сих пор не по себе.

– Одну минуту! – крикнул он и добавил уже тише, обращаясь ко мне: – В этом доме вообще возможно выспаться?

Я улыбнулась, а муж поцеловал меня в уголки губ. На ходу оделся и распахнул дверь – из-за его широкой спины мне все равно не было ничего видно и наверняка не было видно меня, но я все равно подтянула одеяло повыше, заворачиваясь в него по самые плечи. Ослепительно яркое солнце скользнуло по волосам мужа, а голос Жерома прозвучал спокойно, пожалуй, даже чересчур.

– Анри, она пропала.

– Кто?

– Софи.

– То есть?

– Мэри решила ее проведать, чтобы узнать, не подать ли завтрак, потому что девочек в Равьенн очень рано поднимают. Заглянула и… никого не нашла. Ее нет нигде: ни в доме, ни поблизости, мы обыскали парк и дорогу тоже прочесали до самого леса. Вещей нет. Клетка на месте, но она пуста.

– А собаки?

– Ночью опять были заморозки, ветер просто с ног сшибает. Псы не берут след.

Продолжить они не успели: я подскочила с кровати в чем была. Путаясь в сползающем одеяле, бросилась в коридор: мимо Анри и его камердинера, который вовремя отступил в сторону, мимо ошарашенной Мэри, глаза у которой стали на пол-лица. Пролетела стрелой, распахнула дверь и увидела опустевшую спальню. О Софи напоминала только лежащая на стуле гладкая коричневая лента, что была вплетена в ее волосы, когда мы приехали. Еще примятая подушка, с которой стянули наволочку, чтобы дать собакам возможность почувствовать след, да отброшенное в сторону одеяло.

Я смотрела на кровать, не в силах поверить в случившееся.

– Тереза.

Обернулась, наткнулась взглядом на спокойное лицо мужа. Слишком спокойное, каким несколько минут назад был голос его камердинера.

– Она не могла сбежать, – негромко сказала я.

– Но она сбежала.

– Софи говорила, что пойдет нас провожать.

– Дети иногда лгут, чтобы получить желаемое.

– Желаемое? – Я недобро прищурилась. – Если вы иногда лжете, чтобы получить желаемое, это еще не значит, что так делают все.

Прикусила язык, но было уже поздно.

Анри сложил руки на груди, от утреннего тепла между нами не осталось и следа.

– Из Равьенн сбежать немного сложнее, не находишь? Ты сама говорила, что она хочет быть свободной.

– Не от меня! – Руки были ледяными. – Софи поехала с нами по своей воле. Вы сами это видели.

– Я вижу только то, что ее нет в этой комнате, – негромко произнес муж, – но узнать все наверняка мы сможем, только когда поговорим с ней. Думаю, просить тебя остаться дома смысла нет?

– Правильно думаете.

– Тогда собирайся.

Анри стремительно вышел, прикрыв за собой дверь. Из коридора доносился его голос – резкий, сильный, властный, без привычных вкрадчиво-мягких нот. Таким голосом отдают приказы. Сунувшуюся было ко мне бледную Мэри я отправила восвояси. В планы не входило одеваться по всем правилам, поддерживать разговор или выслушивать чьи-либо сожаления. Когда дрожащими пальцами застегивала темно-зеленую амазонку, из зеркала на меня смотрела бледная особа с темными провалами глаз и сдвинутыми бровями. Знакомое отражение из собственного прошлого: губы слились в побелевшую полоску, волосы свились в пучок, который я привыкла наспех крутить сама.

Все в этой комнате говорило о том, что муж прав: и исчезнувшие вещи, и пустая клетка, в которой вчера уютно устроилась Лилит. Случись Софи просто выйти прогуляться, если бы она просто заблудилась где-нибудь в окрестностях, нехитрые пожитки и мешок из-под них остались бы в спальне. Нет, все указывало именно на то, что она расчетливо собралась и сбежала, потому что здесь никто за ней не следил. Жуткие ворота не запирались, по коридорам не сновали надзирательницы, больше похожие на демонов возмездия, и другие воспитанницы, которые могли быстро обо всем донести.

Но вчера я смотрела девочке в глаза и видела самое что ни на есть искреннее счастье…

Ошибалась?

Озарение нахлынуло внезапно, когда застегивала плащ и натягивала перчатки.

Медальон Раджека! Вчера, перед сном, я отдала его ей, и судя по тому, что здесь его нет, с ним Софи и ушла. Он не даст мне ответов на вопросы, но поможет ее найти как можно скорее. Ящик, в котором хранился веер, дернула за латунную ручку так, что она только чудом не оторвалась, а сам он едва не вылетел и не свалился мне на ноги. Начертила на белоснежной поверхности узор активации и увидела свою девочку. Она почему-то двигалась дрожащими рывками, все больше удаляясь от меня. Но как здесь определить направление?

Веер точно придется взять с собой. Опасно, но ничего не поделаешь.

Нужно найти Софи.

– Тереза, – в комнату заглянул Анри, и я поспешно спрятала подарочек Раджека за спину. – Ты готова?

– Дайте мне еще минуту.

– Я буду на конюшне. Лошади уже оседланы.

Спустилась я почти следом за ним, только захватила ленту и платок, в который запихнула веер. Положу его в седельную сумку и буду изредка посматривать. По дороге мне попалась расстроенная Марисса, с которой я едва поздоровалась. Вылетела из дома и обнаружила не только Анри, но и Мэри с Жеромом, еще двоих крепких парней: кажется, садовника и одного из конюхов. Рядом крутились собаки с темно-коричневой шерстью, стоячими ушами, подтянутые, мощные – их было решено все-таки взять с собой. Я окинула взглядом людей, собравшихся, чтобы помочь нам в поисках, и взлетела в седло. Костюма для верховой езды у камеристки не было, но ее платья не стесняли корсеты и кринолины. Гораздо больше меня поразило то, что она не побоялась сесть на лошадь.

– Поедем в лес, вы – вдоль дороги к станции, – сосредоточенный Анри указал Жерому и Мэри за мост, повернулся к слугам, – вы к Ларне. Мы с Терезой немного углубимся. Если не найдем девочку до обеда, отправимся в городскую жандармерию.

– Почему именно лес? – негромко спросила у мужа, когда мы разделились.

– Если хочешь сбежать, нужно уходить как можно дальше от городов и дорог.

– Думаете, она знает такие тонкости?

– Она нонаэрянка. Их народ веками прятался от служителей правопорядка и выживал.

Обманчивое солнце ласково гладило лицо теплыми ладонями, но колючий порывистый ветер хлестал наотмашь. Перехватывал дыхание, силился растрепать волосы и играл накидкой за спиной. Собаки – с нами их было трое – то бежали рядом, то чуть вырывались вперед, нюхали землю, смотрели в глаза и жалобно выли, словно извиняясь за беспомощность. Воспользовавшись открывшейся перед нами тропкой и тем, что Анри посильнее пришпорил коня, я приоткрыла седельную сумку и взглянула на веер. Мы приближались к Софи достаточно быстро… Или она так медленно шла.

Неподалеку шумела река, течением раскатывая камни.

Рядом с водой взять след еще сложнее, а если представить, что Софи действительно хотела сбить нас со следа… Река была неглубокая, но быстрая. И наверняка настолько холодная, что страшно даже сунуть туда руку. Не говоря уже о том, чтобы пройти несколько миль по щиколотку в ледяной воде. В лесу было менее ветрено, а вот сплетенные над головой кроны с силой раскачивались над нами, играя уродливыми крючьями теней на пробивающемся сквозь них солнце.

Только бы она не додумалась это сделать.

Всевидящий, пусть даже Анри окажется прав, но, пожалуйста, пусть с ней все будет в порядке.

Тропинка кончилась, и нам пришлось невольно замедлиться.

Бросила еще один быстрый взгляд на веер: красная точка мерцала совсем близко к синей, теперь уже было очевидно, что мы от нее отклонились вправо. Софи идет в сторону от реки, а мы все ближе к воде. Надо разворачиваться. Точнее, самую капельку повернуть. Дурацкий веер! И работает он как-то странно.

– Хочешь пить?

Анри протянул мне флягу, но я покачала головой и быстро прикрыла сумку.

– Жалею, что не взяла шарф. И еще хочу дать собакам вот это.

Достала ленту Софи.

– В такую погоду это бессмысленно.

– А если нет?

Я развернула Искорку влево, спрыгнула и присела, позволяя псам обнюхать добычу. Сделала вид, что не замечаю пристального взгляда Анри, хотя сердце билось о ребра, как церковный колокол перед вечерней молитвой. Собаки принюхались, ткнулись носами в землю, закрутились. Ну же, мальчики, не подведите! Самую капельку продвинулась вперед, увлекая лошадь в сторону, куда указал веер, псы послушно потопали следом, а потом один из них неуверенно пошел вперед. Медленно, потом быстрее.

– Вряд ли она пошла туда.

Я обернулась.

– С чего вы взяли?

– Река там. Она наверняка путала следы.

– Не слишком ли сложно для маленькой девочки?

Снова взлетела в седло и, теперь уже не дожидаясь собаки, устремилась вперед к очередной небольшой тропке. Перелетела через торчащий над землей вывороченный корень, услышала, как выругался Анри. Собаки бежали кто за нами, кто впереди, на мужа я старалась не оглядываться. Просто сжимала в кулаке ленту и молилась Всевидящему, чтобы с Софи все было хорошо. Красная точка, которая мелькала перед глазами в приоткрытой сумке, стремительно приближалась. Лицо уже давно горело, исхлестанное ветром, каждый вдох обжигал горло. Вскоре тропка опять кончилась, но псы уже убежали далеко вперед, перекликаясь громким лаем, а потом я увидела ее. Сквозь неплотный частокол деревьев, вдалеке.

Может быть, поначалу она и шла у реки, но сейчас Софи лежала на пожухлой траве, присыпанной почерневшими опавшими листьями. Рядом со вздыбившейся над ней корягой валялся мешок с вещами. Собаки подлетели к девочке, окружили, точно защищая от кого-то. Один пес низко наклонил голову, зарычал на мешок, но не двигался, ожидая команды.

Я спешилась, бросилась к девочке, и псы расступились пропуская меня, а следом и Анри. На щеках Софи пламенели костры румянца, голова безжизненно запрокинулась, когда муж попытался ее приподнять. На тоненьком запястье быстро-быстро, словно из последних сил, билась ниточка пульса, худенькая грудь тяжело вздымалась. В мешке не своим голосом пищала мышь, и я отозвала собак. Позволила Анри взять мою девочку на руки, сама подхватила вещи, выпустила перепуганную Лилит и усадила в карман. Мне нужно было что-нибудь делать, и я неосознанно гладила счастливых помощников, что крутились у ног.

– Что с ней?

– Видимо, слишком быстро шла. Даже бежала. Пока хватало сил.

Анри бережно, словно бесценную ношу, отнес Софи к лошадям. Осторожно устроил в седле.

– Помоги мне.

Дважды повторять не пришлось – я придержала девочку, но стоило ему перехватить поводья и прижать бессильно обмякшую Софи к себе, бросилась к Искорке. Дорогу домой помнила смутно – смотрела то на жесткий профиль мужа, то на маленькую девочку, привалившуюся к его груди. Дыхание ее становилось спокойнее, лихорадочный румянец понемногу таял.

Анри говорил, что она бежала… И теперь я пыталась понять, почему.

Почему она бежала? Куда?

И от кого?

40

Обо всем позаботились до нашего приезда: перестелили постель, прибрались в комнате. Принесли воды и чистых тряпок, все лишнее с прикроватных столиков убрали, выставили какие-то лекарственные склянки, на которые я едва взглянула. Анри устроил Софи на кровати поверх покрывала, мы торопливо избавили ее от одежды, укутали в теплое одеяло и положили к ногам завернутый в полотенце горячий кирпич. Только после этого опустилась рядом с ней на колени. Отвела с висков налипшие прядки, несколько раз сжала и разжала кулак, чтобы унять дрожь, а потом начертила на лбу девочки воздушный исцеляющий узор – самый легкий, чтобы как можно скорее привести в себя, – и… ничего не произошло. Она по-прежнему лежала неподвижно, тихая и безучастная.

Нахмурившись, пощупала пульс – сердечко уже бьется спокойно, дыхание ровное. Почему она все еще без сознания? Стараясь не поддаваться сиюминутному страху, взглянула на мужа: спокойный до невозможности, только сжатые на предплечьях пальцы выдают напряжение. Не знай я, с какой легкостью он запирает чувства, решила бы, что до Софи ему нет никакого дела. Анри же словно мысли мои читал: ни слова не сказала, а рядом уже стоял тазик с водой. Окунула пальцы и начертила узор посильнее.

Ничего.

Но… такого просто не может быть!

– Что не так, Тереза?

Анри подошел ближе.

– Не понимаю. Она должна была очнуться.

– Это был таэрнейх?

Кивнула и закусила губу, глядя на бескровное худенькое лицо.

– Попробую саэнхари.

– Для него нужны магические чернила.

– Знаю.

Несколько мгновений молчаливого диалога, и Анри протянул мне кинжал.

Порез на ладони дернуло, дернуло и сердце воспоминаниями. В памяти мужа не осталось тех страшных минут, когда я чертила на его груди «восстанавливающий силу», зато в моей они отложились навечно. Вместе с узором, что однозначно к лучшему. Я окунула палец в собственную кровь и приложила ко лбу девочки, рисуя первый, внешний круг. Узор ложился на кожу, соединялись нахлесты и линии, я вливала в него свою силу и свою жизнь. Магия бурлила, когда я замыкала узор непрерывным начертанием. Вот он засветился – как и должно быть, а потом перед глазами полыхнуло зеленоватое свечение, прорывающееся через преграду могущества армалов.

На пальцах Анри задрожало золото, но ядовито-изумрудные искры уже погасли.

Ресницы Софи задрожали, она открыла глаза. Растерянно посмотрела на нас, словно боялась, что мы уйдем. Уйдем, чтобы больше никогда не вернуться. Потянулась ко мне, но вдруг отдернула руку. Миг – и темные глаза расширились, затуманились, на лбу выступили капельки пота.

– Я должна бежать, – пробормотала она. – Бежать. Бежать.

Взгляд ее, лишенный всякой осмысленности, напоминал взгляд дикого зверька.

– Почему, Софи? – спросила я, попыталась взять ее за руку, но она отпрянула. – От кого ты бежишь?

Девочка приоткрыла рот, но не успела ни слова произнести: вскрикнула и зажмурилась. Сдавила виски руками и уткнулась лицом в подушку.

– Софи!

Я подхватила ее, прижимая к себе худенькое дрожащее тело.

– Голова… болит… – прошептала она. – Пожалуйста… помоги, Тереза…

Девочка рванулась с такой силой, что руки разжались сами собой.

Муж стремительно шагнул вперед, оттеснил меня от кровати. Склонился над ней, бережно заключил лицо в ладони.

– Софи, мы не сможем тебе помочь, если ты не расскажешь, что произошло.

– Не знаю… – сквозь слезы. – Я не знаю! Правда.

– О чем вам говорила кузина его величества? Что ты запомнила?

Софи облизнула пересохшие губы, слабо улыбнулась и указала на клетку с мечущейся по ней Лилит.

– Говорила, что нам выпала счастливая возможность самим выбирать, как жить. В отличие от тех, кто родился в богатой семье, потому что богатство – это оковы и золотая клетка. Что иногда хочется бежать, пока не остановится сердце, чтобы почувствовать свободу… Говорила, что душа свободна только тогда, когда свободно тело. А я…

Блестящие от слез глаза снова затянула поволока, девочка дернулась и забилась в руках Анри.

– Я все равно убегу! Убегу, убегу, убегу! Вы меня не удержите!

При всей своей силе он удерживал ее с трудом. Оглянулся, поймал мой взгляд.

– Тереза, нужно погрузить ее в глубокий сон. – Не попросил, скомандовал: – Сейчас же.

Схема плетения перед глазами. Мерцание серебряных нитей было сильнее над раненой рукой. Жадно, словно истомленный яростным солнцем путник, паутинка заклинания потянулась за моей кровью, впитывая глоток за глотком. Когда оно сложилось, я мягко развела руки, замкнув нити между ладонями. Пульсация в порезе стала сильнее, равно как и в висках. Грудь девочки снова неровно вздымалась, моя же вообще ходила ходуном. Пришлось закусить губу, делая вдох. И тихий, едва слышный выдох.

Коснулась ее висков, мягко сомкнула руки на тонкой коже…

Иногда время застывает, вот как сейчас.

Софи судорожно вздохнула и обмякла. Анри осторожно уложил ее на подушки и взял мои руки в свои.

– Она под внушением.

Внушение?! Всевидящий, почему я сразу о нем не подумала. Внушение, древнее знание мааджари, с помощью которого Итан управлял людьми. Евгения приказала Софи сбежать в лес, а могла заставить ее упасть с лестницы, или шагнуть из окна, или…

– Нужно остановить влияние внушения на ее разум. На магов оно действует постепенно, но обычный человек долго не продержится. Особенно если надавить посильнее на какую-то глубокую болевую точку.

Страх побежал по венам мелкой противной дрожью. Дрожью, от которой все внутри сжалось и зашумело в ушах.

Вспомнились глаза Вероник.

Изумрудные вспышки в нашем с Анри доме в Лигенбурге.

Бледная от жутких мигреней Лави.

Что мне известно о магическом внушении? Выявить его невозможно, оно опирается на внутренние страхи, сомнения и устремления человека, на сильные эмоции, которые благодаря ему становятся еще ярче и провоцируют на необдуманные, порой совсем не свойственные тебе поступки. На него почти не действует магия армалов, оно способно свести с ума, как случилось с братом Луизы. У Себастьяна была слабенькая магия, но она была. Что же тогда говорить о Софи?

– А это можно остановить?

– Это всего лишь магия, Тереза.

Анри невесело улыбнулся.

– Что бы ни случилось, не трогай ни меня, ни ее.

– А что может случиться?

– Внушение опасно тем, что магические узлы ложатся на разум. Поэтому выявить и снять его магией невозможно, а исцеление может оказаться непростым.

Муж протянул мне платок.

– Перевяжи руку. Я бы попросил тебя выйти, но это бессмысленно, правда?

Покачала головой, наматывая платок на ладонь. Потянулась к Анри и коснулась губами его губ в коротком поцелуе. Он удержал меня лишь на миг, чтобы потом отстраниться.

– Отойди, Тереза.

Сцепив руки за спиной, отступила. И невольно дернулась, когда с пальцев мужа потекла знакомая мне золотая дымка, окутывая Софи. Ей она не могла причинить вреда: в девочке ни капли магии, кроме чужой, враждебной и смертоносной. Ее нужно выжечь сейчас, пока она не превратила Софи в безвольную куклу, одержимую идеей свободы. Или попросту не уничтожила. Евгения ударила точно – в самое сердце детских сомнений, в ее мечту о свободе и страхе оказаться запертой. Надавила сильнее, вытащила на поверхность, прошлась по нему своей мерзкой магией… Когда взяла Софи за подбородок и заглянула в глаза. Меня трясло, руки сами собой сжались в кулаки, а желание освободить и душу, и тело Евгении от мирских оков золотой клетки стало непреодолимым. В сердце, которое еще вчера излучало тепло, потянулись тонкие щупальца тьмы.

В противовес ей с рук мужа текла сила хэандаме – обманчиво светлая, но столь же неумолимая. Золотое свечение окутало девочку полностью, струилось по покрывалу, по рукам и плечам Анри, заключая их двоих в подобие кокона. Кожа на ее висках засияла едва уловимым зеленоватым свечением, которое растворялось в золоте. Софи судорожно вздохнула и дернулась. Заметалась сильнее, выгнулась дугой, с приоткрытых губ сорвался тоненький всхлип, и я всхлипнула вместе с ней. Закусила губу, чувствуя солоноватый привкус. Браслет и ладонь жгло огнем, магия мааджари уступала, медленно, но верно, таяла в дымке мглы. Анри же бледнел на глазах.

Долгие годы я считала внутреннюю тьму самой страшной силой в мире.

Я ошибалась.

Неожиданно Софи глубоко вздохнула и повалилась на подушки, ядовитая зелень исчезла, и золотая мгла тут же отхлынула. Только легкий флер, таявший над ними, напоминал о случившемся. Да еще холодный пот, который сделал мои волосы тяжелее и от которого неприятно мерзла спина. Тяжело опираясь о покрывало, Анри медленно опустился на пол.

Только тогда я позволила себе разомкнуть руки и броситься к ним.

Целитель, которого Жером привез из Ларне, качал головой и жевал губы. Необычной внешности, с пепельно-серебристыми волосами, где седина мешалась с естественным цветом, сухими руками и удивительно тонким молодым лицом, как у дамы, злоупотребляющей зельями красоты. Он осматривал Софи, изредка бросая на меня недовольные взгляды, но я сложила руки на груди и обратилась в статую, сдвинуть которую было не под силу никому. Лишь отводила глаза, когда начинало казаться, что непроглядная тьма за окнами меркнет перед той, что ворочалась в сердце. Не хотелось бы, чтобы Софи увидела меня такой… Бледной, с расширенными зрачками, в которых плещется сама смерть. Я смотрела на свое отражение в зеркале, чтобы не видеть ее искаженное мукой лицо.

– С головными болями поможет справиться это.

Мужчина приложил ко лбу девочки платок, смоченный в резко пахнущем растворе. В последнем угадывалась пряная сладость сока лурской травы, которую использовали как обезболивающее. Софи вздрогнула, едва уловимо поморщилась, но не заплакала. Вздувшиеся на ее висках венки стали немного поменьше.

– Так легче? – Голос и выдавал его возраст: глухой, уже не такой сильный, как у молодых.

– Немного, – прошептала она.

– Что ж, – целитель повернулся ко мне. – Расстройство может быть связано с сильным потрясением. Если не ошибаюсь, вы забрали ее из школы, где она провела несколько лет, от подруг и привычной жизни. С детьми такое бывает. Успокаивающий отвар завтра утром перед едой, дальше посмотрите сами. Обезболивающее по необходимости, но не увлекайтесь, это достаточно сильное зелье. Простуды я не заметил, обойдемся без жаропонижающего.

Мужчина вытер руки платком и принялся собирать сумку, я же, не отрываясь, смотрела на Софи. Задремала или делает вид? Сейчас, когда она выглядела спокойной, расслабленной и умиротворенной, мне тоже стало полегче. Самую капельку.

– Вы можете остаться у нас, – предложила я, – чтобы не ехать в ночь.

– Спасибо, мадам, – целитель потеребил цепочку, что протянулась от верхней пуговицы к шейному платку, залегшие у губ глубокие складки и сосредоточенный взгляд выдавали замешательство. – Но граф сполна компенсировал мне поздний выезд, к тому же я могу понадобиться в городе. Работа у меня непростая.

– В таком случае доброго пути.

– А вам доброй ночи. Не переживайте, с девочкой все будет в порядке, я проверил ее усиленным проявляющим заклинанием – никаких воспалительных процессов или серьезных недугов.

И за это тоже нужно благодарить Анри.

Стоило целителю выйти, я вернулась к постели. Опустилась в кресло рядом с кроватью, дотянулась до худенькой руки, сомкнула пальцы на запястье, проверяя пульс – глубокий, сильный. Вздохнула с облегчением и закрыла глаза. Просто немного посижу с ней, и…

– Тереза… я такая гадкая…

Слабый голос Софи заставил подскочить.

– Ты привела меня к себе домой, а я… чем я тебе отплатила…

Девочка приподнялась на локтях, глаза блестели от слез. Она вцепилась в покрывало и, кажется, забывала дышать.

– Софи, ты не виновата. Ваш народ использует кое-какие трюки, чтобы выманивать у людей деньги. С тобой произошло нечто подобное, но… гораздо более серьезное.

Передо мной ребенок. Ребенок, которому нужно все объяснить, но не напугать. Рассказать, что произошло, старательно огибая острые углы, постоянно одергивая себя, чтобы не наговорить лишнего. Я говорила о нашем с Евгенией противостоянии и о древней магии, о запрещенных заклинаниях и о том, что некоторые люди до сих пор используют якобы давно утраченные знания в своих целях, о том, как Анри ее спас. О том, что в существование таких сил в наше время трудно поверить, но дети никогда не удивляются даже тому, что кажется невозможным. Софи слушала внимательно, с расширенными от любопытства глазами. К концу моего рассказа стала не по-детски серьезной, нахмурилась. Ноздри ее раздувались, а потом она выпалила на одном дыхании:

– Я ей лицо расцарапаю! Все волосы повыдергаю я ей… Я ее прокляну, и у нее все волосы вылезут сами!

Я невольно улыбнулась.

– Любое проклятие бьет по тому, кто его создает. Так что не стоит.

– И что же, просто забыть и ждать, пока она еще что-нибудь такое выкинет? – пробормотала она, насупившись. – Не со мной, так с кем-нибудь другим?

– Я сделаю все, чтобы такого больше не повторилось.

Правда, пока не представляю, как.