Заклятые супруги. Леди Смерть Эльденберт Марина

23

Мэри, вошедшая в комнату, была цвета вареной свеклы. И не только – на покрасневшей щеке отчетливо выделялась свежая царапина, но глаза ее сверкали воинственным блеском, как у арнейских воительниц. Увиденное настолько поразило, что лорд Фрай, предстоящий мне ужин и даже желание изучить природу сближения с Анри отступили на второй план. Она держалась как приговоренная королева: голову вскинула, плечи развернула. Правда, под моим взглядом все-таки стушевалась и быстро принялась помогать мне с одеждой.

Когда камеристка затягивала корсет, я не выдержала.

– Мэри, что случилось?

– Ничего, миледи.

– Ничего? Ты выглядишь так, будто подралась с Кошмаром.

Она потупилась и подхватила разложенную на постели нижнюю юбку.

– Давайте-ка лучше побыстрее оденемся… Ужин уже почти готов.

– Мэри!

Она неуверенно подняла глаза.

– Я поссорилась с Натали. Простите, миледи. Это больше не повторится.

Мэри с кем-то поссорилась? Да она ни разу в жизни голоса не повысила, по крайней мере, в моем присутствии. Не говоря уже об энгерийском воспитании и поведении, уместном для камеристки.

– Почему?

– Вы не станете сердиться?

– Рассказывай.

Щеки заалели еще сильнее. Она сжала нижнюю юбку так, что она чудом не треснула, подняла глаза и выпалила на одном дыхании:

– Потому что эта девица заявила кухарке, что вы странная и что с вами страшно жить под одной крышей. А я спросила, как же она такая пугливая каждый день в зеркало смотрится? Ну и…

Пару секунд я пыталась осмыслить услышанное, а потом хмыкнула. Моя магия – это близость смерти. Даже если кто-то не догадывается о ее истинной природе, инстинкты никто не отменял. Рядом с некромантами, а тем более с некромагами находиться приятно не всегда и не всем. Люди по-разному чувствуют мир, так что Натали может даже не понимать, в чем причина ее страха.

– Вы что, подрались?

– Так вы не сердитесь?

– Нет.

Мэри, которая до этого почти не дышала, поняла, что я и вправду не злюсь. Поощрять такое не полагалось, но, должно быть, что-то все же промелькнуло в глазах. Потому что она снова выпрямилась и воинственно кивнула:

– Я бы ей все патлы повыдирала, если бы не… Марисса.

Гм. Теперь у Мариссы будет еще более странное представление о леди Энгерии, а заодно и об их камеристках. И все-таки стало тепло: напряжение, что сдавило грудь после сообщения лорда Фрая, временно отступило. Снова захотелось улыбаться, а еще быть отчаянно красивой на этом ужине. Наслаждаться тем, что есть здесь и сейчас. Пока Мэри помогала с юбками, задумалась, откуда она знает вэлейский. Впрочем, перехватив ее задумчивый мечтательный взгляд, даже спрашивать не стала. Кажется, учитель у нее тот же, что и у меня с картами. А вот мне стоит почаще практиковаться, потому что данное Анри обещание я собираюсь выполнить. И выиграть, разумеется.

– Какое платье хотите надеть, миледи?

В первый миг мелькнула мысль о синем – подарке Анри, но я от нее отмахнулась. Не самая лучшая затея: наслаждаться – не значит позволять себе лишнего, а чувства и воспоминания между нами однозначно будут лишними. Пусть лучше все остается как есть.

В итоге в библиотеку спустилась в темно-охряном с открытыми плечами и высоким декольте. Волосы оставили распущенными, только пару локонов по бокам подхватили шпильками. И теперь я вскарабкалась во всей своей красоте на приставную лестницу, чтобы вместо нужных мне книг найти пустое место. В прямом смысле: фолиантов про брачные обряды армалов и усиление узоров на полке больше не было. На всякий случай сверилась с каталогом, убедилась, что книги должны стоять именно здесь. Куда они подевались? Я точно помнила, что оставила их в библиотеке, но горничные должны были вернуть на место. Может, перепутали?

Увы, сейчас времени искать не было, поэтому я сразу отправилась в столовую. Что-то не так: слишком тихо за дверями. Вошла и обнаружила, что стол даже не потрудились накрыть. Только лунный свет расплескался по мебели, подкрашивая обивку стульев серебром. Даже пошевелиться не успела, когда руки мужа легли на плечи, пустили по телу жаркую волну, а бархатный голос коснулся шеи:

– Готовы ужинать, миледи?

В том, что миледи готова к творящемуся с ней непонятно чему, по-прежнему были сомнения, которые пискнули жалобным голосом разума и затихли, когда миледи повернулась в руках мужа и низким, тягуче-грудным голосом произнесла:

– Будем грызть стол?

Анри заключил мое лицо в ладони.

– Если пожелаешь.

Глаза его сначала потемнели, а затем полыхнули так, что платье чудом не осыпалось горсткой пепла вместе с юбками и корсетом. Он смотрел на мои губы, и это было откровеннее самого непристойного поцелуя. Неуловимая бесстыдная ласка жгла меня, как огонь, и тем слаще было ответить тем же: скользить взглядом по щекам и шее, задержаться на вырезе расстегнутой на две пуговицы рубашки.

Ему пришлось отстраниться и подать мне руку – в противном случае мы рисковали использовать стол не по назначению. Анри увлек меня за собой в коридор, а затем и на улицу. Еще до того, как последний камень отразил стук каблуков, а под ногами захрустел гравий дорожки, поняла, куда мы направляемся. Медленно, шаг за шагом, плечом к плечу. Огоньки свечей в расставленных по ротонде канделябрах трепетали на ветру. Сама она застыла посреди темного парка, укрытая мягким светом, словно маяк посреди бушующего моря.

– Смотри, – муж мягко привлек меня к себе спиной к груди и указал на небо. Черное, как полотно тьмы, усыпанное мерцающими искрами. Одна из них сверкнула и рухнула вниз. И вдруг, следом за ней, посыпались вторая, третья, четвертая… Едва уловимые золотые нити вспыхивали и гасли одна за другой: осыпаясь на лес, на землю, на нас. Я же застыла не в силах пошевелиться, чувствуя только его руки на талии.

– Осенний звездопад в Лавуа – обычное дело. Закончится через несколько дней.

Не хочу, чтобы это кончалось.

Что – это?..

Мысль оглушила, ударила под дых с силой боевой магии армалов. Вспомнился наш с Анри первый ужин в Лигенбурге и один из последних – когда он предлагал мне устроить настоящую свадьбу и обещал не отпускать. Настолько живо, непростительно ярко, что прямо сейчас стоило развернуться и уйти. Вместо этого я словно наблюдала за собой со стороны – стою, прижимаясь спиной к сильной груди, а над нами золотом плачет чернильное небо. В ритме сердца опаленным мотыльком забилась мысль: «Зачем ему это все?»

А мне?

Слишком близко. Слишком высоко, под самыми звездами. Падать будет немыслимо больно.

Словно в подтверждение моих мыслей звездопад замедлился и прекратился. Мы поднялись по ступенькам рука об руку и оказались внутри: там накрыли небольшой круглый стол, укутанный белоснежной скатертью. Расставленные по нему блюда, кувшин с вином, два бокала. И свечи – это было настоящее царство свечей. Отблески плясали в мерцающих нитях шали, перекинутой через спинку стула.

– Тебе понравилось?

– Очень.

Неправильный ответ, леди Тереза.

Анри улыбнулся и отодвинул для меня стул:

– Прошу.

Опустилась на мягкое сиденье, а когда его руки снова скользнули по моим плечам, расслабилась, позволяя ему закутать меня в шаль. Все внутри сжималось от напряжения, но, когда Анри устроился напротив, лишь беззаботно улыбнулась.

– Умеете же вы быть милым.

– Но?

– С чего вы взяли, что есть какое-то но?

– Вижу по глазам.

Я пожала плечами.

– Что ж… мы не можем просто делать вид, что все забыто, верно?

– Верно, – Анри прищурился.

– Вот и все ваше «но», граф. Извините, с ума схожу от голода. Не возражаете?

Я потянулась за приборами и подцепила кусочек сыра с плесенью, открывая ужин. О, сыры здесь были превосходны – никогда не представляла, что их существует столько сортов. Сладкие, соленые, с орехами, мягкие и твердые, вонючие как год не стиранные панталоны, но все невероятно вкусные. Смотрела, как муж наливает вино, слегка наклонив голову. На ужин еще шел легкий зеленый салат, мясо с картофелем и артишоками. Так и подмывало спросить – готовил Жером или кухарка, которой Натали жаловалась на страшную хозяйку.

– Тереза.

Я пригубила вино, вопросительно глядя на мужа.

Анри помедлил, будто хотел что-то сказать, но просто поднял бокал.

– За прекрасный день.

– И не менее прекрасный вечер.

Я улыбнулась и под отголоски звона бокалов сделала несколько глотков. Какой терпкий и в то же время яркий виноградный вкус… Сочный, как если раскусить спелую виноградину, с легкой горчинкой трав, едва уловимо хмельной. Анри смотрел на меня, сцепив руки возле лица. К еде он даже не притронулся.

– Вы не голодны, граф?

– Голоден. И не только в привычном смысле.

– Не думаю, что у нас получится совместить привычное с непривычным, – хмыкнула я.

– Ты просто не пробовала.

Слава Всевидящему, даже не покраснела. Прожевала кусочек мяса и чуть подалась вперед.

– Значит, у меня все впереди.

Снова прищур, но теперь за ним скрывалось веселье пополам с восхищением.

– Ты изменилась.

– Неужели? Как по мне, я просто стала меньше переживать по поводу того, что не могу изменить. Самую капельку.

Теперь он нахмурился, но я уже уткнулась в тарелку: мне нужна была небольшая передышка. Какое-то время тишину нарушало только стрекотание насекомых да стук крыльев мотыльков о колонны ротонды. Некоторых, подлетающих слишком близко к свечам, я отгоняла, но один, самый настойчивый, все-таки попал под пламя. Анри не заметил, как жалобно дернулась бабочка, потому что смотрел на меня. А я – на покрывшиеся черной каймой крылья, которые все еще трепетали, когда мотылек рухнул на пол. Поспешно отвела взгляд: та же участь ждет и меня, если я снова окунусь в золотое пламя. Не уверена, что на этот раз получится подняться.

– Позволите мне съездить в город?

Анри приподнял брови.

– Хочешь посмотреть Ларне? Можем отправиться туда хоть завтра.

– Одной.

– Нет.

И почему я ожидала такого ответа?

– То есть ужин при свечах – всегда пожалуйста, а маленькая просьба – нет?

Тепло из его глаз ушло, сменившись инеем.

– Не вижу причин тебе ехать одной, пока я здесь.

Я отложила приборы.

– Мне это нужно, граф. Привести мысли в порядок. Почувствовать свободу.

Мне действительно было это нужно не только из-за сообщения Фрая. Да, придется встретиться с Иваром, но встреча эта кажется далекой и бессмысленной. Я увязла в непроходимой топи между игрой и чувством, что из них страшнее – непонятно. Мне нужно разобраться в себе, нужна воля, второе дыхание – так же, как тьме, которая убивает изнутри, если попытаться запереть ее надолго.

– В твоем распоряжении парк. Приводи мысли в порядок столько, сколько тебе заблагорассудится.

– Я прошу вас всего об одной поездке…

– Нет.

Анри не повысил голос, но я дернулась назад, как от пощечины.

На самом деле падать оказалось не так высоко.

– Вы не можете мне запретить.

– Могу. Потому что я твой муж.

– Интересно, не спутай я в очередной раз ваши планы, вы бы об этом вспомнили?!

Я отшвырнула салфетку и вскочила. Он поднялся следом, вышел из-за стола, приближаясь обманчиво медленно, но неумолимо. Как сходящая с гор лавина, набирающая скорость. Потемневшие как грозовое небо глаза и сдвинутые брови, скулы обозначились резче, а прищур стал недобрым.

– Соскучилась по месье Раджеку?

А, нет. Все-таки высоко.

Идея Ивара по поводу «близкой дружбы» неожиданно показалась не настолько дурной, как на первый взгляд. Может, зря я ее забраковала?

– Он в городе, я знаю. Так что, когда все-таки соберешься в Энгерию, он с радостью за тобой последует.

– С чего вы взяли?

– В Лавуа же не поленился приехать.

Я сжала кулаки.

Жером или Марисса?

Хоть в игру «Найди стукача» играй. Правда, в детстве это сводилось к тому, что малышня пряталась в длинном коридоре – кто в нишах, кто в комнатах, кто за портьерами, – и начинала тихонечко постукивать по стенам. Задача водящего заключалась в том, чтобы как можно скорее найти всех. Побеждал, разумеется, тот, кого не нашли.

Я всей кожей ощущала взгляд мужа. В отличие от играющего волосами ветерка, он был не настолько целомудренным: скользнул по обнажившемуся плечу, коснулся холмиков груди в декольте.

– Судите по себе? – процедила ему в лицо, возвращая издевку. – И давно вам наскучили зыбкие объятия вдовушки?

Не дожидаясь ответа, развернулась, чтобы уйти, но Анри перехватил меня за руки грубо и больно.

– Не говори о том, о чем не имеешь ни малейшего представления, Тереза. – Пожар в его глазах полыхал недолго, хватка ослабла. – Можешь гулять по поместью сколько захочешь. Попытаешься сунуться в город одна – получишь, что обещал.

Клетку Каори.

Я вырвалась из рук мужа, взмахом ладони погасила оставшиеся свечи, позволяя тьме жадно поглотить пламя. Если не хватает ума раз и навсегда запомнить жестокий урок графа де Ларне, мне же хуже. Развернулась и бегом бросилась к дому, не оглянулась, даже когда Анри позвал меня. «Тереза» его бархатным голосом заставило сильнее сжать кулаки. Только сунься ко мне, бессердечный мерзавец, получишь пару сгустков тьмы. И плевать, что они не причинят тебе никакого вреда, хоть душу отведу.

Захлопнув дверь, я дрожащими руками вытаскивала из прически шпильки и собирала в ладони. Достала последнюю и швырнула в угол всем скопом, когда из гардеробной выглянула напуганная Мэри. Вот же… совсем забыла, что попросила ее заняться багажом и отложить платья, которые можно отдать в школы для девушек. Да я их все отдам в школы для девушек, не надо мне ничего, что куплено на его деньги. Будь проклят тот день, когда меня угораздило влюбиться в лорда Фрая, когда меня дернуло начертить винехейш, и когда я отправилась на бал к Уитморам. Ничего, вот заберу у Ивара чудо-зеркальце и займусь делом.

– Мне уйти, миледи?

– Нет, – я хищно прищурилась, – мне нужен костюм для верховой езды. Брючный.

Мэри ахнула и прикрыла рот ладонью. Этот костюм – страшный сон матушки, я заказала после смерти отца и несколько раз выезжала в мужском седле. Было это давно, но с тех пор я не похудела, не потолстела, не сплющилась и не растянулась. Так что должен сесть как следует.

– Что-то еще, миледи?

– Да. Сейчас поможешь раздеться и уйдешь к себе. Если обо мне спросит граф, скажешь, что я не желаю его видеть. Часа через три вернешься, буду спать – разбудишь.

– Почему через три? – теперь голос Мэри дрожал.

Потому что перед тем, что я задумала, стоит немного отдохнуть. Особенно после такого насыщенного дня.

– Мне понадобится помощь, чтобы выбраться из дома.

С конюхами сама разберусь, чуточку потяну из них силы на грани, до утра не проснутся. А вот прыгать со второго этажа, конечно, очень увлекательно, но сорваться, сломать себе что-нибудь и утром быть обнаруженной Анри враскоряку под кустом, облепленной скорпионами, – не очень. Так что, придется идти через дом, а Мэри пойдет вперед, чтобы мне ни на кого случайно не наткнуться.

Я повернулась спиной, чтобы камеристка могла расстегнуть платье.

Клетка Каори?

Что ж, пусть попробует меня запереть!

24

В кабинете царил полумрак: окна выходили на восход, но осеннее солнце лениво. На небо оно взбиралось нехотя, не столь стремительно, как летом. Несмотря на долгую прогулку, заснуть после ссоры вчера удалось с трудом. Да и пробуждение было не из приятных – мерзкий вкус собственной резкости горчил на губах вместе с настойкой Джинхэя. Ее осталось не так много, но учитель обещал прислать еще. Целебное разнотравье, отчасти смягчающее отравление мглой. Никакой магии, исключительно сила природы, но однажды она перестанет действовать. О том, что случится тогда, лучше не думать.

Причина ссоры лежала на столе: письмо Раджека, которое попало к нему несколько дней назад. Разумеется, оно было адресовано Терезе, где тот в самых милейших выражениях справлялся о ее самочувствии после приступа и спрашивал, когда они смогут увидеться. Тогда Анри забыл и про Эльгера, и про Евгению. Вообще обо всем забыл – что, демоны их всех раздери, было очень некстати. Зато отлично помнил, как она цеплялась за локоть этого типа в опере, как нагло тот на нее глазел. Хотелось отправиться в Ларне и лично рассказать назойливому хлыщу, что у нее все в порядке, но его, Раджека, самочувствие напрямую зависит от того, как скоро он уберется обратно в Ольвиж. А потом случилась та ночь, когда она отдавалась ему безраздельно, оживая на глазах, словно долгие месяцы до этого не дышала. Узор растекался по ее коже, говоря об истинных чувствах и о том, во что он так хотел верить.

Столько держался, чтобы сорваться как последний дурак.

Ревность ушла, но лучше бы это была ревность.

Потому что Раджек мог оказаться кем угодно – от прихвостня Фрая или шпионов Веллажа – демонова начальника Комитета до собачонки Евгении. Не только Евгении – возвращению Терезы в Вэлею многие не обрадовались. За этим типом мог стоять каждый, а она… Демоны, неужели история с Эриком ее ничему не научила? Как можно быть такой доверчивой?

Невозможность защитить в открытую сводила с ума.

Но еще сильнее сводили с ума ее близость, запах – свежесть, тонкий соленый бриз, его личное наваждение. Тереза пахла свободой: ветрами и морем, хотя жила в дождях и туманах, как элленари, фольклорный лесной народ Энгерии. И была она такой же высокой и хрупкой, какими их описывали в легендах, такой же отчаянно гордой и безумно желанной.

– Ты хоть спал?

Жером вошел без стука, приблизился и присвистнул. Анри проследил его взгляд: тот смотрел на лежавшие на краю стола книги. Брачные узоры армалов и их проявление.

– Глазастый какой.

– Сам же учил обращать внимание на детали.

Он хмыкнул, а Жером, не дожидаясь приглашения, устроился на стуле напротив него.

– Анри, это глупо.

– Тоже мне умник нашелся.

– Не завидуйте, граф. Я таким родился. – Он нахмурился и подался вперед. – Вы вчера поговорили?

– Можно и так сказать.

– Значит, снова поссорились?

Он не ответил, поэтому Жером подтянул к себе верхний том и принялся листать страницы. Анри же изучал его: здесь, в Лавуа, положение обязывало, поэтому выходил тот неизменно в форме, с зачесанными назад волосами. По старой памяти, с непривычки короткие жесткие вихры выбивались наверх и топорщились, как сейчас. Вот только блеск в глазах и таящаяся в уголках губ улыбка появились после приезда Терезы. Равно как выправка и чеканный шаг, которому могли позавидовать гвардейцы его величества, а еще желание быть в курсе всего, что происходит в поместье.

Марисса недоумевала: хозяйство и прислуга были на ней, она давно привыкла, что Жером по большей части занят делами Анри. Теперь же он взялся за свои прямые обязанности с таким усердием, что грозился оставить мадам Ильез без работы. Причина тому – Мэри. Рядом с ней привыкший к легким знакомствам с женщинами друг ходил кругами и понятия не имел, с какой стороны подступиться. Наблюдать за этим было бы даже забавно, если бы не сгущающиеся на горизонте тучи.

– Говорят, ты учишь мисс Китс вэлейскому.

Жером делал вид, что увлечен чтением.

– В этом доме слишком много говорят.

– Как и везде.

– Должен же кто-то этим заняться, – камердинер приподнял брови. – Ей здесь жить, а она даже толком поговорить ни с кем не может. Девчонка просто огонь, вчера подралась с Натали, защищая свою леди.

Анри приподнял брови.

– Что произошло?

– Та сдуру заявила Аните, что от хозяйки у нее мурашки по коже. Мэри ответила, в итоге они сцепились так, что пришлось их разнимать. Слияние началось?

Жером вернул книгу на место и постучал по ней пальцами.

Слияние возникало между людьми, связанными брачной клятвой армалов. Тереза не давала никакой клятвы, она оказалась замужем не по своей воле, но браслет и договор на крови, видимо, сделали свое дело. В древности к браку было совсем другое отношение, армалы заключали союзы как деловой контракт: по соответствию уровня силы и выгоды, которую могли получить их семьи. Они оставались верны друг другу, но эта верность не несла под собой подоплеки чувств. Только уважение и долг, культ семьи в те времена являлся священным. Браслеты связывали их жизни и отчасти здоровье. С каждым годом все сильнее, привязанность переходила в глубокую тоску и болезни, когда кто-то из супругов умирал. Но истинное слияние случалось гораздо реже, такая связь возникала только когда…

– Ты любишь ее. Она любит тебя. И… – Жером поднял руку, предупреждая возражения. – Это кто-то должен был сказать. Хватит уже мучить друг друга. Поговори с ней, Анри. Расскажи обо всем, попроси прощения.

– Ей это не нужно.

– Еще как нужно. Она слишком сильно обожглась о ложь, исцелить это можно только правдой. Болезненно, но иначе никак, и ты это прекрасно знаешь. Слияние сведет вас с ума, если будете продолжать в том же духе.

Сведет. Даже без всякой магии, потому что сильнее любви магии нет.

Анри подтолкнул к нему письмо: приглашение на зимний бал леди Илэйн Биго. Тонкий витиеватый почерк бывшей хозяйки Мортенхэйма – разборчивый, с намеренно крупными прописными буквами.

Солнце вскинулось над землей, неспешно заливая светом ореховое дерево стола и поползло дальше, играя в выбитых на корешках буквах. Зацепилось за угловые стеллажи, скользнуло к стоявшему у стены дивану и замерло над картиной: родительский замок – такой, каким он остался в его памяти, распростертое за ним море. Три крохотные фигурки на побережье, едва различимые, стремительно надвигающаяся на них гроза. В свое время Анри заказал эту картину, чтобы помнить о цели, но она больше не имела над ним власти. Ненависть, бессильная ярость, желание выжечь из мира само воспоминание об имени Эльгера потускнели. А вот медальон, который Тереза отдала ему вчера, под первыми лучами полыхал огнем.

Впервые он задумался о том, что сказали бы родители о его жизни.

Месть стала единственной целью и выжгла из сердца даже чувства к ним. Иначе было просто не выжить, но рядом с Терезой воскресало все, что казалось погребенным долгие годы. И противиться этому было уже поздно.

– Поезжай. Развеешься сам, и ей будет приятно. Чем не повод поговорить? – Жером подмигнул.

– Эльгер потребовал представить ее.

Улыбка сбежала с лица друга, он взъерошил волосы и нахмурился.

– Что ты ответил?

– Почти правду. Что она неважно себя чувствует после приступа и не может выезжать.

– Тебе все равно придется это сделать.

– Или нет.

– Что, все сначала?

Жером вскочил со стула так, что тот только чудом не опрокинулся. Вскинул руку, поднимая полог безмолвия и набрасывая поверх комнаты непроницаемый купол. По воздуху прошла едва уловимая рябь, как если бы они внезапно оказались под водой. Звуки растворились, стерлись даже дыхание и биение сердца в ушах, но спустя миг вернулись гулким эхом. Теперь сказанное в кабинете останется только в его стенах.