Идея фикс Ханна Софи
– Дама из дома семнадцать по Пардонер-лейн сообщила мне, где работает Элиза Гилпатрик, – сказал Саймон. – В бизнес-школе Джаджа[59]. Мне не удалось туда дозвониться – вероятно, по субботам они закрыты. Если б мне удалось связаться с ними, то я спросил бы, когда Элиза последний раз выходила на работу.
– А ты не хватаешься за самые невероятные версии? – спросила Чарли.
– Но кем же была мертвая женщина, которую Конни Боускилл видела на сайте «Золотой ярмарки»? – спросил Сэм.
Из его вопроса жена Саймона сделала вывод, что Комботекра разделает тревогу ее мужа о благополучии Элизы Гилпатрик.
– Можно ведь завернуть труп в пару штор, – монотонно произнес Уотерхаус, пристально глядя куда-то за спину супруги. – Профессор говорил, что машина Джеки была буквально забита шторами, упакованными в полиэтиленовую пленку. Им даже пришлось опустить спинки задних сидений. В шторы можно завернуть труп, замотать его полиэтиленом и обвязать скотчем, сделав упаковку герметичной, чтобы соседи не учуяли никаких запахов…
Саймон трижды нажал одну клавишу на телефоне: цифру «9».
– У нас достаточно доказательств, – сказал он. – Никаких взломов для проникновения не понадобится.
Через пару секунд Чарли и Сэм услышали, как он попросил соединить его с полицией.
25
Суббота, 24 июля 2010 года
– Ты по-прежнему еще можешь спасти меня, – произнесла я как можно спокойнее. – Причем спасение не означает убийство. Ты же способен однозначно понять такое слово.
Кит стоял у меня за спиной, прижавшись лицом к моему затылку. Я почувствовала, как он покачал головой.
– Ты ничего не понимаешь, – маловнятно ответил он, уткнувшись носом в мои волосы. – Ничего.
Нож переместился к моему подбородку. Я вскинула голову, тщетно пытаясь отстраниться.
– Послушай меня, Кит. Ты ведь всегда говорил, что я умна. Помнишь?
Я поняла, что должна делать: надо говорить. Нельзя молчать, давая ему возможность думать. Возможность действовать.
– Но не так умна, как Джеки, – вяло возразил он.
Мне хотелось крикнуть ему, что я умнее Джеки, что именно она сейчас лежит бездыханно в чьей-то затвердевшей крови, а я еще жива.
Мне хватило ума, чтобы обнаружить ключ с брелоком «№ 12» в кружке с рисунком из красных перьев и вспомнить о домах семнадцать и восемнадцать по Пардонер-лейн. Хватило ума, чтобы заметить определенное сходство ситуации с домами одиннадцать и двенадцать по Бентли-гроув.
Вот если б мне еще хватило ума держаться подальше отсюда – удовлетвориться этим знанием и не пытаться проверить все, полностью доказав себе самой свою правоту…
Могла ли Джеки Нейпир желать мне смерти? Она же не знала меня!
– Пожалуйста, послушай, – невозмутимо продолжила я. – Ты прав, ситуация получилась безвыходная, но есть способ пережить ее. Если мы готовы признать случившееся, взять на себя ответственность…
– Разве ты не знаешь, что в Кембридже нет тюрем? – рассмеявшись, спросил Кит. – Вчера я провел их поиск в «Гугле». Есть одна в Марче и еще одна в местечке под названием Страдишелл, неподалеку от Ньюмаркета. Почтовый индекс CB-восемь – буквы, как в Кембридже, но на этом сходство кончается.
Я открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Я совсем не ожидала, что он заговорит о тюрьмах. Он искал их в Кембридже? По Интернету. Зачем?
– Мы вели себя как идиоты, – забормотал Кит, – только зря тратили время в этих унылых местечках. Надо было держаться за этот город. Все эти мелкие провинциальные городишки – Хорнингси, Харстон – они не сравнимы с Кембриджем, какая уж там цивилизация! Они ничем не лучше застойного, удушающего Литтл-Холлинга. Ничем не лучше Рича, Беруэлла, Чиппенхэма… или уж, на худой конец, того самого Ньюмаркета.
У меня начали стучать зубы. На улице ведь по-прежнему было жарко? Невероятно, но я замерзла. От Кита тоже несло холодом. Заморозили друг друга до смерти.
– Мы потеряли попусту чертовски много времени, – печально заключил мой муж.
Похоже, он имел в виду, что мы начали терять время с две тысячи третьего года, с наших поисков дома.
Прошло семь лет. Пролетело, и вот время закончилось. Нет больше ни прошлого, ни будущего, нет смысла и говорить о них. Не существует ничего, кроме настоящего, кроме страха смерти и безмолвия, наваливающегося на меня, кроме удушающей тишины, растекающейся кровью.
Кровью, исчезнувшей, когда Кит сел к компьютеру взглянуть на нее.
Я резко вздохнула. Понимание обрушилось на меня, не оставив времени на сомнения. Исчезла не только кровь. Я попыталась отбросить страх и привести мысли в порядок, но осознала, что приводить в порядок нечего – голова моя заполнилась зрительными образами, словно передо мной прокручивался видеофильм: Кит сидит за моим письменным столом, глядя на экран лэптопа. Я стою за его спиной, боясь того, что вновь увижу ту жуткую картину, хотя он и говорит, что ее уже нет, а на полу в разбитой рамке валяется свидетельство регистрации фирмы «Нулли»…
– Я поняла, как ты сделал это, – сказала я. – Все постоянно спрашивали меня, почему же ты не увидел женского тела, просматривая открытый мною тот же самый виртуальный тур. И мне все хотелось найти объяснения того, как такое могло случиться.
Кит тихо хмыкнул. И я как-то догадалась, что он улыбнулся.
Я почувствовала, как изменилось выражение его лица, не видя его: означает ли это, что я знаю этого человека?
– У тебя появилась интересная версия, – заметил он. – Виртуальный тур с переменным вариантом, появляющимся всего один раз каждые сто или тысячу циклов.
– Хотя и ошибочная, верно? Ты просто смотрел другой тур. Ты первым вошел в кабинет, а я осталась за дверью.
Я тряслась от ужаса на лестничной клетке. Слушала за закрытой дверью недовольное ворчание Кита: «Потрясающе! Всю жизнь я мечтал взглянуть глухой ночью на чужую посудомоечную машину».
– Ты закрыл все, – продолжила я, – и тот тур тоже. Ты вообще вышел из Интернета. Один щелчок мыши, и все исчезло. Ты заранее выложил на рабочий стол монитора другой, готовый для просмотра видеотур – изначальный вариант. – Ты получил его от нее, от Джеки. – И запустил его вторым щелчком. И там уже не было той гостиной, не было никакого женского тела.
Кит хранил молчание. По-моему, он перестал улыбаться.
– Когда я вернулась в кабинет, на страничке, окружавшей виртуальный тур, уже не было логотипа «Золотой ярмарки». А до того, как я разбудила тебя, у меня был открыт вебсайт «Золотой ярмарки». Там и адрес был указан – «Бентли-гроув, дом одиннадцать» – и логотип «Золотой ярмарки».
Почему же моя память так долго таила эту подробность?
Потому что ты не могла сразу увидеть всего. И сейчас ты не можешь видеть лица твоего мужа, когда он держит нож перед твоим собственным лицом.
– Когда ты, рассердившись на меня, вернулся в постель, я опять уставилась на экран и тупо пялилась на него несколько минут. Просматривала комнату за комнатой, постепенно появлявшиеся на экране. И всякий раз, когда появлялась гостиная, все оставалось по-прежнему – никакого женского тела. Потом я закрыла этот тур – твой тур. Решила начать по новой, проверить, не изменится ли что-нибудь. Тогда я думала лишь о том, как же могла исчезнуть та мертвая женщина. Я не задавалась вопросом, почему мне пришлось вновь выйти в Интернет, – я действовала почти машинально.
– Ты не разбудила меня, – тихо произнес Кит.
Разумеется, не разбудила.
– Конечно. Ты не спал. Просто весьма убедительно изображал спящего.
Твое глубокое замедленное дыхание, неподвижность… Вы оба, и ты, и Джеки, притворно лежали неподвижно. Обманчивая неподвижность…
– Ты знал, что я ездила в Кембридж по пятницам искать тебя, искать доказательства твоей другой жизни в доме одиннадцать по Бентли-гроув. Должно быть, ты узнал об этом задолго до того, как я призналась тебе.
Из тьмы заблуждений, окружавших меня в этой истории, я шаг за шагом продвигалась к свету понимания. Хотя по-прежнему не понимала толком значения некоторых деталей, не могла осознать полной картины. Словно проливая свет на один фрагмент, я одновременно пыталась связать его с другими, уже проявленными, чтобы в итоге собрать их вместе.
– Ты ездила не каждую пятницу, – заметил Кит. – Уж это-то я точно знал. Иногда по четвергам ты изрядно нервничала – и спрашивала меня, когда утром я уезжаю в Лондон и когда вернусь домой вечером. Тебе хотелось выяснить, много ли времени есть у тебя в запасе.
Закрыв глаза, я вспомнила месяцы того ужасно утомительного притворства – выдумки разных мотивов для сокрытия одной реальной причины. А оказывается, не стоило даже волноваться.
Видимо, больше уже вообще нет нужды волноваться, никогда.
Нет. Надо продолжать говорить. Продолжать разматывать эту историю, не теряя ни малейшей возможности. Кит так долго и так упорно старался отгородить меня от своей реальности. Мне необходимо разрушить этот барьер. Мы же собираемся умереть здесь вместе – хотелось бы успеть пожить, пусть недолго, в одном с ним мире.
– Джеки точно знала, когда дом одиннадцать по Бентли-гроув выставили на продажу. Она ведь работает на Идена Фиггза. Работала, – поправилась я. – Она могла узнать все подробности. Вы оба знали, когда я поехала в Кембридж в ту пятницу, что я впервые увижу вывеску «Продается» на этом доме и мне отчаянно захочется заглянуть в него. Я звонила им, ты знаешь.
– Кому? – Кит приблизил нож к моему горлу.
– Идену Фиггзу. – Я вдруг услышала громкий безумный смех, не сразу осознав, что смеюсь я сама. – Мне хотелось, чтобы мне быстрее показали этот дом. Ответившая мне женщина сказала, что сейчас все заняты, поскольку обычно их клиенты договариваются о просмотрах заранее. Наверное, я разговаривала с Джеки?
Кит промолчал, и я поняла, что моя догадка верна. Я поежилась: холодное дуновение щекотало мне шею.
– Ты знал, что, вернувшись домой, я сразу полезу в Интернет искать эти фотографии. Именно поэтому… – Я умолкла, осознав какой-то непонятный прокол в моей версии событий. Потом до меня дошло, в чем дело. – Откуда ты узнал, что я не заходила в интернет-кафе? Я ведь думала об этом. Если б мне удалось узнать, где находится…
– Мы полагали, что ты можешь зайти туда, – ответил мой муж.
Мы. То есть Он и Джеки.
– Но не сочли это важным. Мы догадывались, что, придя домой, ты опять попытаешься как можно быстрее отыскать сведения в Интернете. К тому времени ты стала настолько подозрительна и одержима этим домом, что одного просмотра тебе явно не хватило бы – ты обязательно захотела бы проверить все еще раз, на тот случай, если вдруг чего-то не заметила.
– И ты не отходил от меня целый вечер, точно приклеенный, пока мы не легли спать. Помню, я еще подумала: «Как странно он ведет себя этим вечером – не посмотрел, как обычно, программы четвертого канала[60], не вышел выпить пива перед ужином…». Казалось, тебе хотелось только говорить со мной. Но тогда я ничего не заподозрила… просто порадовалась столь лестному вниманию.
После шести месяцев недоверия я по-прежнему любила тебя.
– А когда мы улеглись в кровать, ты читал книгу целую вечность – гораздо дольше, чем обычно. Видимо, вы с Джеки заранее договорились о времени?
Почувствовав, как сместились волосы на моем затылке, я поняла, что Кит кивнул. Немного помедлив, я ждала, что он что-то скажет, но услышала лишь его прерывистое холодящее дыхание.
– Видимо, вы хотели, чтобы это произошло глубокой ночью, – размышляя вслух, предположила я. – Хотели, чтобы труп и кровь быстро появились и исчезли – они предназначались только для моих глаз.
Я застряла на какой-то непонятной мысли, но заставила себя продолжать говорить.
– Джеки зашла на тот сайт и около часа ночи заменила исходный тур на эту фальшивку. Наверняка она следовала твоим подробным инструкциям. Она могла бы ничего не взламывать, правда, но тогда никто не подумал бы, что на сайте побывал хакер. В час ночи ты притворился спящим, точно зная, что я буду делать и что именно мне предстоит увидеть. – Меня вновь охватила ярость, слегка прорвав чувство страха. – Интересно, какое чувство испытываешь, сознавая, что держишь меня в полном неведении?
Нож дернулся в сторону, оцарапав мне шею. Вниз потекла тонкая, как слеза, струйка.
Неужели это лучшее, что ты можешь сделать?
Если он хочет, чтобы я замолчала, ему придется убить меня.
– Неужели ты лежал в кровати, дожидаясь моего крика?
Сейчас я уже не помнила, кричала ли тогда. Надеюсь, что не кричала, если именно крика ждал Кит. Надеюсь, я разочаровала его.
– Ты понимал, что я разбужу тебя, как только увижу тот кошмар. Не могла же я оставаться в одиночестве, увидев… такое посреди ночи – естественно, мне пришлось разбудить тебя. Ты мог бы заключить беспроигрышное пари, что я не захочу больше и близко подходить к своему компьютеру, что пошлю тебя одного взглянуть, что сама не в силах буду больше видеть того ужаса.
– Я знал… ты войдешь туда снова только после того, как… как я скажу, что там ничего нет, – прошептал мой муж.
Он выговаривал это признание, странно запинаясь, словно мучился, подбирая слова на новом для него языке, внезапно забыв свой родной язык: язык нормального, здравомыслящего человека.
– Ты вошел в кабинет, закрыл мой тур, открыл свой собственный, выложенный на экран лэптопа, и начал его смотреть, – цепенея, продолжила я. – А мне крикнул, что смотришь на изображение гостиной, но не видишь там никакой мертвой женщины.
– Замолчи, – выдавил Кит глухим усталым голосом. – Тут нет никакой моей вины, – вдруг заявил он. – Ни я, ни ты, ни Джеки – никто ни в чем не виноват.
Есть ли у меня шансы вырваться от него? Нет. Пока нет. Кит по-прежнему прижимает меня к себе, обхватывая мою талию. Может, позднее, когда он простоит в такой позе достаточно долго и его руки начнет ломить, я смогу вырваться? Если я начну дергаться сейчас, то у меня, возможно, не будет другого шанса – он может решить, что надо ускорить события.
Долго ли он пробыл здесь с Джеки до того, как убил ее?
– Почему исходный тур уже стоял наготове на экране компьютера? Разве не проще было послать Джеки сообщение, чтобы она сама вернула его обратно? – размышляла я вслух, спрашивая себя, а не Кита.
Я спрашивала того, кому доверяю, и когда ответ появился сам собой, мне показалось, что я обманулась, что, должно быть, опять ошиблась. С чего вдруг я что-то поняла, если не понимала этого раньше?
В голове у меня звучит голос Элис: «Обычно искомое само приходит к нам. Вопрос только в том, как долго оно будет доходить до нашего сознания».
– Значит, ты действительно послал сообщение Джеки, – уверенно произнесла я. – Ты услышал мой крик или звук разбившегося стекла, когда я неловко сшибла со стены сертификат «Нулли» – так или иначе, ты понял, что я увидела то, что нужно, и тогда отправил ей сообщение. Но ты опасался, что она не сумеет достаточно быстро заменить тур на исходный, верно? И не хотел рисковать, позволив мне еще раз увидеть то женское тело?
– Замолчи, Кон.
В голосе Кристофера я услышала мольбу. Но ему же не было никакой нужды ни о чем просить! Вся власть была в его руках так же, как и нож.
– Если я не увижу его второй раз, – игнорируя просьбу, продолжила я, – то будет легко убедить всех, что он мне пригрезился: эфемерный зрительный бред исчез в мгновение ока. Тебе хотелось, чтобы именно так все и подумали – полиция, моя родня, Элис… Хотелось дать мне понять, что весь мир против меня, что никто не верит мне… Однако… – Я запнулась, осознав изъян в последних рассуждениях. – Джеки. Она вдруг появилась на сцене. И заявила, что видела то же самое. Только после ее появления Иен Гринт серьезно отнесся к этой истории.
Бессмыслица какая-то. Если Кит и Джеки хотели, чтобы мне никто не поверил…
– Замолчи! – крикнул Кит, внезапно перейдя к активным действиям. Поднявшись с пола, он потащил меня за собой. Я пыталась создать достаточно много шума, чтобы помешать ему, пока он тащил меня к лестнице, но охваченная ужасом, смогла издать лишь протяжный тихий стон. Неужели я думала, что смогу сдерживать его вечно? Могла бы я заставить время остановиться, продолжая говорить? Мне удалось вытянуть руку и ухватиться за нижнюю балясину, за ту самую белую кнопку, но Кит резко дернулся в сторону, и я невольно отпустила ее, а он опять грубо потащил меня наверх, переставляя со ступеньки на ступеньку. Мои руки и ноги безжизненно болтались, точно у тряпичной куклы.
Успел ли он придумать, как поступит теперь, или уже давно разработал какой-то план? Неужели он намерен дотащить меня до одной из спален? Рот мой заполнился горькой слюной. Похоже, меня подвел и глотательный рефлекс – мне и дышать-то едва удается!
На лестнице зловоние значительно усилилось, и Кит явно запаниковал. Я почувствовала его страх, когда он передался мне, словно электрический заряд от его содрогнувшегося тела. Ему не хотелось подниматься туда. Он потерял самообладание. Лезвие ножа по-прежнему касалось моего лица, хотя я и пыталась отстраниться от него, вертя головой. Кит вдруг начал бормотать извинения, безостановочно: «Прости, прости, прости…» Я же была слишком напугана, не могла произнести даже слова, не способна была сказать ему, что в данном случае для прощения не хватит и ста тысяч извинений.
– Это не твоя вина, ты ни в чем не виновата, – продолжал лепетать он. – Я покажу тебе, кто во всем виноват.
Мы притащились к единственной плотно закрытой двери на верхней лестничной площадке. Все остальные двери там были приоткрыты.
– Нет, – удалось вымолвить мне. – Пожалуйста, не надо… не надо…
Конец настанет в этой комнате. Он убьет меня в этой комнате.
Кончиком ножа Кит нажал на ручку двери, и та со щелчком открылась. Он сильнее сжал рукой мою талию. Я попыталась сосредоточиться на мысли простого дыхания, дыхания без ограничений. Кит заскулил, точно попавший в капкан зверь, пытаясь перетащить меня через порог. Ему не хочется входить туда. Ему нестерпимо то, что приходится делать. Из комнаты дохнуло жуткой вонью разложения, и я невольно затаила дыхание, подавив приступ тошноты. Теперь мой взгляд был прикован к черной жужжащей туче над двуспальной кроватью, а на этой кровати…
Нет. Нет. Нет, пожалуйста, нет, пожалуйста, нет, пожалуйста, нет.
Четыре громоздких полиэтиленовых свертка разной длины, их края заклеены коричневым скотчем для обвязки бандеролей. Черное облако жужжащих мух облепило четыре зловонных кокона – три лежат рядом, бок о бок, а один – самый маленький – в провале между двумя самыми большими. Через прозрачный полиэтилен я вижу какую-то ткань – стилизованные цветы и листья образуют пейслийский узор[61]…
– Нам пришлось завернуть их наподобие мумии, – пояснил мой муж, – чтобы избавиться от запаха, избавиться от этих пронырливых мух… Так говорила Джеки. Видишь, как удачно это сработало? Ее чудная идея избавления от мух.
Вот он, спасительный момент! Сейчас я могла бы сбежать, если б меня не охватила безвольная вялость. Кит наклонился, увлекая меня за собой. Там, на полу, возле ножки кровати, лежал рулон почтового скотча.
– Возьми его, – велел бывший муж, освобождая мне одну руку. – Заклей себе рот, и для надежности обмотай два раза вокруг головы.
Клинок ножа блеснул прямо перед моими глазами. Чуть ближе, и нож вонзился бы мне в глаз. По моим ногам что-то потекло. Я пыталась отрицать очевидное, хотя отлично знала, что произошло, и была не в состоянии ничего изменить. Я обмочилась. Закрыв глаза, я попыталась отвернуться, чтобы не видеть мою позорную влагу на ковре. Кто бы ни нашел мой труп, он будет знать, что я умерла до ужаса перепуганная и униженная.
– Подними скотч, – опять повторил Кит, словно не мог понть, почему то, что ему нужно, еще не произошло. – Заклей себе рот и дважды оберни лентой голову.
Но я была не в силах ничего сделать, абсолютно ничего. Не в силах выполнить его указания, не в силах даже сопротивляться.
– Просто убей меня! – захлебнувшись рыданиями, взмолилась я. – Прикончи!
26
24 июля 2010 года
– Множество студентов Кембриджа остаются жить здесь после окончания обучения, – заметила Чарли. – Почему же не остался Кит Боускилл, если он так полюбил этот город?
Она сидела на заднем сиденье машины Саймона, оставив свою собственную на стоянке возле паба «Гранта». Даже учитывая пробки, они ползли со скоростью черепахи. Сэм уже предположил разок, что быстрее будет дойти пешком, и вскоре Чарли начала подумывать, что он высказал дельную мысль. За время их сидения в пабе машина успела раскалиться под жарким солнцем, и от кондиционера пока было мало толка. Спинка топа Чарли промокла от пота.
– На эту проблему лучше смотреть под другим углом, – ответил ее муж. – К Боускиллу нельзя подходить с обычными мерками; он не из тех нормальных парней, которые нацелились достичь успеха, преуспели, а потом похлопали себя по плечу за отлично проделанную работу. Подумай о нем как о неполноценном роботе, запрограммированном только на тайное совершенствование опыта собственной неполноценности. Всю свою жизнь он совершенствовался только в этом. Он научился быть терпеливее в своих нуждах, стал более сильным и скрытным, чем лет пять тому назад. Он так преуспел в пестовании своих потребностей, что его уже не могли удовлетворить никакие прибыли и достижения.
– То есть, избегая желаемого, он стремится лишь увеличивать свои нужды и потребности? – уточнил Сэм. – И только это и умеет?
– В сущности, да, – подтвердил Саймон. – Хотя, в утонченном смысле, я сказал бы, что в его мире не существует понятия «недостатка желаемого». В определенном смысле Чарли права – если он испытывал потребность жить в Кембридже, то мог бы остаться здесь после окончания университета. Однако это подразумевало бы согласие на любую непрестижную работу и житье на первых порах в каком-то съемном медвежьем углу, а такой выбор в данном городе для Боускилла совершенно неприемлем. Здесь он не способен в полной мере довольствоваться скромным бытием, даже сознавая, что оно временно. Такой выбор стал бы чертовски большим унижением после трех лет его принадлежности к городской элите – ведь он жил в исторических зданиях колледжа, учился в одном из лучших университетов мира… Причем студенческие годы Кит тоже не считал особо счастливыми. Ему не удавалось в полной мере насладиться ими, сознавая, что это лишь временное удовольствие.
Чарли покачала головой.
– И все-таки я не понимаю, почему работа в Роундесли хоть в какой-то мере приблизила его к…
– Я понимаю, – прервал ее Саймон, – вернее, догадываюсь, какую он выбрал стратегию: устроиться на работу в известную респектабельную фирму с хорошими шансами на повышение и филиалами по всей стране – а конкретнее, фирму с филиалом в Кембридже – и ждать удобного случая для перевода. А в ожидании можно жить и в Роундесли, лелея планы возвращения в желанное место. Можно также начать трудиться над подъемом по корпоративной лестнице, чтобы, дождавшись перевода в Кембридж, позволить себе купить приличный дом. С жизнью в Роундесли легко смириться, назначив ее временной уступкой, – то есть житье в этом городе было выбрано в качестве компромисса. А вот где Боускилл не желал идти на компромиссы, так это в Кембридже, – считая его идеальным местом, там он мог согласиться только на идеальные условия жизни. Столкнувшись с малой вероятностью того, что это событие когда-нибудь произойдет, он вдруг осознает себя невероятно несчастным – шокирующий удар по его миропорядку. В тот день Киту Боускиллу пришлось признать, что ни с какой стороны жизни ему не светит ничего хорошего – в тот день он оказался в критически опасном положении. Ему пришлось узнать о внутренних проблемах – осознать, что он сам является тем элементом, который требуется изменить. Вероятно, в тот момент у него произошло расщепление личности.
– То есть… до поступления на работу в «Делойт» в Роундесли он пытался устроиться в кембриджский «Делойт»? – предположила Чарли.
– Ну да… и во все прочие фирмы, которые счел достойными, – кивнув, добавил Саймон. – Вероятно, он смирился бы с базовым жалованьем и более чем скромной квартирой, если б получил работу, которой мог бы гордиться и на которой видел ясный путь к карьерному росту. Может, поначалу там не оказалось вакансий или, проходя собеседование, Кит проиграл другим претендентам – но в любом случае, ему удалось устроиться только в филиал «Делойт» в Роундесли. Он мог установить для себя крайний срок: перевод в кембриджский филиал через два года, пять лет или какой-то иной срок.
– И, очевидно, опять потерпел неудачу, – заметила Чарли.
– Нет. Ты еще не уловила способ его мышления, – возразил Уотерхаус. – Такие, как Боускилл, никогда не проигрывают. Он постоянно трудится над реализацией своего генерального плана. Для него успех и победа неизменно находятся за ближайшим поворотом.
Чарли скорчила рожу подголовнику переднего сиденья, над которым возвышалась макушка головы ее мужа. Если она и не была знакома в полной мере с тонкостями порочной практики Кита Боускилла, то, возможно, лишь потому, что ни разу не видела этого парня. Но и Саймон встретился с ним только однажды – а теперь, казалось, стал экспертом в сфере специфического чувства неугасимой неудовлетворенности Боускилла. Чарли сомневалась, стоило ли вообще переживать по этому поводу.
– Каким бы ни был план перевода Боускилла в Кембридж, он изменил его, познакомившись с Конни, – продолжил Уотерхаус. – С момента их знакомства переезд в Кембридж без нее он воспринял бы как ужасный провал.
– Ты подразумеваешь, что он полюбил ее? – Чарли испытала удовольствие, пытаясь заставить мужа произнести слово, связанное с «любовью».
Но тот искусно избежал этого.
– Не уверен, что он способен на обычные человеческие чувства. Все его чувства выражаются в терминах нужды и желаний. Вероятно, он решил, что нуждается в обществе Конни так же, как нуждался в жизни в Кембридже, но у нее оказались крепкие корни в Силсфорде. До брака с Боускилл она носила фамилию Монк – она из тех Монков, что основали фирму «Монк и сыновья». Несколько поколений ее предков жили в Литтл-Холлинге. Вскоре Боускилл осознал, как непросто будет вырвать Конни из Калвер-вэлли. Конни сама мне говорила: дух традиционной неизменности пребывания в Литтл-Холлинге вошел в плоть и кровь ее родни. Однако Кит не терял надежды – он быстро понял, что жизнь родителей бесит Конни. Ей отчаянно хотелось сбежать из-под их опеки. И ее муж поступил умно, не пытаясь оказывать на нее давления или уговаривать ее. Напротив, он способствовал тому, чтобы она проводила с родителями больше времени, говоря о крайней важности тесных семейных связей, – он твердил об этом постоянно, как сказала мне Конни. По его соображениям, общение с Монками должно было настолько ей осточертеть, что рано или поздно она сама предложила бы ему переехать подальше от них. Вероятно, ему пришлось дожидаться этого дольше, чем он изначально надеялся, но в результате так и случилось – однажды вечером, когда они ужинали в ресторане, Конни сообщила ему, как она устала от жизни в Калвер-вэлли. И Боускилл, не тратя времени даром, тут же сообщил ей, что ему предложили работу в Кембридже, повышение…
– Какое удачное совпадение! – язвительно вставила Чарли.
– Не совпадение – ложь, – возразил Саймон. – Если в понедельник я позвоню в кембриджский филиал «Делойта», мне наверняка скажут, что Боускиллу они ничего не предлагали. Он зашел к ним, возможно, после того как Конни захотелось переехать, и поговорил по поводу перевода. Не факт, что речь шла о повышении, – просто о любой работе, хотя, полагаю, могло быть и повышение. Я уверен, кстати, что к тому времени Кит уже позаботился о том, чтобы произвести должное впечатление на всех нужных людей. В «Делойте», должно быть, согласились на этот переезд, поскольку Боускилл и Конни начали подыскивать дом в Кембридже. И вот они обнаружили тот идеальный, прекрасный дом.
– Дом восемнадцать по Пардонер-лейн, – вставил Сэм.
– Все «идеалы», казалось, выстраивались перед Китом, – продолжил Уотерхаус. Идеальный город, идеальная женщина, идеальный дом, идеальная работа. Такие люди, как Боускилл, пребывают на вершине счастья, находясь так соблазнительно близко к реализации своей мечты – она вот-вот воплотится в жизнь. Но на следующий день упоение проходит, и он обнаруживает, что остался все тем же недоделанным козлом… Черт, эти козлы собираются двигаться?! – Детектив в сердцах треснул кулаком по стеклу. – Невозможно даже выехать на тротуар, не передавив полсотни туристов! Чар, ты знаешь Кембридж лучше меня – может, нам стоит выйти и пробежаться? Далеко ли отсюда до Бентли-гроув?
– Мы застряли в самом пробочном местечке, – сообщила ему жена. – Лучше потерпеть. Как только минуем ближайшую круговую развязку, все будет в порядке.
– Должно быть, Кит чертовски разозлился, не получив тот дом на Прадонер-лейн, – заметил Комбо-текра.
– Он мог бы получить его, если б поменьше заносился, – сообщил ему Саймон. – Кто-то еще заинтересовался этим домом, но когда Хью Джепс огорошил Боускилла этой новостью, тот обвинил его во лжи, заявив, что не верит в существование другого покупателя, что это всего лишь хитрый трюк для взвинчивания цены. И он удалился, сообщив Джепсу, что вернется, как только другой парень потеряет интерес. Теперь вы сможете понять, когда зародилась их с Джеки идея о создании аферы с фальшивыми войнами предложений.
Машина резко вильнула влево – ее колесо проехалось по бордюру.
– Саймон, не надо, – простонала Чарли, – тротуар нас не спасет, успокойся!
– К тому времени, когда Боускилл убедился, что другой покупатель действительно существовал, сделку уже заключили, – сказал Уотерхаус. – Агент Хло Клопски продал его Гилпатрикам. Киту, вероятно, с трудом удалось пережить такой облом. Вот тогда-то на сцене и появилась Джеки Нейпир. Хью Джепс сообщил Боускиллу о продаже дома, присовокупив, что с этим теперь уж ничего не поделаешь, но Кит заметил, что Джеки более сочувственно отнеслась к его делу.
– То есть если ей хотелось трахнуть его незаметно, то момент выдался подходящий, – весело констатировала Чарли.
– Да, подходящий, – мрачный тон Саймона подавил ее легкомыслие. – Она позвонила владельцам и попросила их принять другое решение – вероятно, сообщив им о страстном желании Боускилла и о его готовности заплатить больше той суммы, о которой они сговорились с Гилпатриками. Родственников Хлои Клопски раздирали противоречивые чувства – в принципе они не одобряли газампинг[62], однако у них появился шанс получить больше денег. И они сообщили Джеки, что если Боускилл готов заплатить на пятьдесят тысяч больше Гилпатриков, то он сможет получить этот дом.
– На редкость дорогостоящие у них, однако, принципы, – презрительно проворчала Чарли.
– Нам известно, что произошло дальше, – продолжил Саймон. – Родители Боускилла отказались дать такую сумму, и он порвал с ними. Между тем Конни тихо теряла остатки самообладания. Как бы страстно ни хотелось ей переехать, она невольно испытывала панический страх. Боускилл не мог сказать ей правду о продаже дома восемнадцать по Пардонер-лейн, не мог признаться в собственном провале, поэтому сочинил свою историю. По его вымышленной версии событий, он восстановил свои права – вместо того, чтобы подчиниться обстоятельствам, взял их под свой контроль. Сделав вид, что передумал ради здоровья Конни, он постарался вдохновить ее своим новым планом: собственным бизнесом, красивым домом в Калвер-вэлли – новая мечта, поддельная мечта.
– Хотя она воплотилась в жизнь, – заметил Сэм. – Я видел их дом в Литтл-Холлинге. Замечательно красивый – поистине идиллический загородный коттедж. И они действительно основали собственный бизнес – что-то связанное с данными и базами данных. Весьма претенциозное название «Нулли Секундус», то бишь в переводе с латыни «Никем не превзойденный». И у меня сложилось впечатление, что их компания процветает.
– О да, Боускилл добился успеха, – согласился Саймон. – Но мечтал-то он вовсе не о том – бизнес стал для него лишь этапом на пути к настоящей цели.
– Ты же не знаешь этого, – раздраженно возразила Чарли.
Жара уже допекла ее. Она попробовала бы открыть окошко, но муж тут же потребовал бы закрыть его, занудно объяснив, что это ослабляет действие кондиционера.
– Может, новая мечта обернулась реальностью, – заключила она.
– Ты не сказала бы так, если б видела его спальню в родительском доме, – спокойно произнес Уотерхаус. – До последнего своего вздоха Кит Боускилл не откажется от стремления жить именно в Кембридже.
– Но он же шикарно обосновался в другом месте! – парировала Чарли. – И таким образом, уже передумал: когда-то он мечтал о Кембридже, но потом заново все переосмыслил и…
– Ты не видела того, что видел я, – прервал ее Саймон. – Для человека, сотворившего такую спальню, немыслима даже сама мысль об отказе от Кембриджа – уж поверь мне на слово! Коттедж в Литтл-Холлинге – это своего рода стартовая площадка. Он поступил правильно, взявшись за собственный бизнес: если ты сам себе хозяин, то в случае надобности сразу можешь перевести главную контору в другое место – ты не зависишь от того, будет ли в нужное тебе время вакансия в «Делойте» или в любой другой фирме.
– Странно… Конни говорила мне, что он стал одержимым этим домом в Литтл-Холлинге, – заметил Сэм. – И что даже заказал художнику написать с него картину.
– Тьфу, дерьмо! – бросила Чарли. Не было нужды ничего объяснять, когда пара слов ясно выражала ее отношение.
– Одержимые неизменно держатся за свою одержимость, но разве не способны они иногда направить ее в новое русло? – спросил Комботекра.
– Только не Боускилл, – раздраженно отрезал Саймон.
Он терпеть не мог, когда затруднительные вопросы подвергали сомнению то, в чем он убедился на деле.
– Учитывая его тип мышления, смена выбора лучшего места для жизни означала бы провал – а также подразумевала бы признание того, что он пребывал в заблуждении долгие годы. Любая ошибка с легкостью вызывала у него чувство мучительного унижения. Представьте, как он сдирает все те кембриджские фотографии со стен своей спальни в Бракнелле, думая главным образом о том, какой же идиот их там понаклеил.
Сэм и Чарли обменялись взглядами. Никому из них не хотелось указывать, что этого никто не может знать наверняка.
– Пока они с Конни подыскивали дом в Литтл-Холлинге и начинали свой бизнес, – уверенно продолжил Саймон, – Боускилл усердно размышлял, в чем он ошибся. Первая ошибка: отказ от торгов за дом восемнадцать по Пардонер-лейн и ожидание того, что он сможет вернуться и купить его по исходной цене. Он не поверил в существование Гилпатриков. Вторая ошибка: позволить Конни увидеть его воодушевление переездом сразу после того, как она предложила переехать. Его напористая решимость чертовски испугала ее – ей выпала роль паникера и тормоза. Он стал успокаивающим взрослым, а она – испуганным ребенком. У нее начали выпадать волосы, расстроилась нервная система, и это тоже ошибка – Боускиллу не хотелось оказаться в Кембридже с лысой больной женой, которую вынудили к ненавистному переезду. Но окончательно склонило его к новому плану то, что ему не удалось заполучить дом восемнадцать по Пардонер-лейн: одно за другим исчезали составляющие его идеального мира, и лучшим выходом стал временный отказ и выжидание.
Сэм и Чарли терпеливо ждали. Пробка начала продвигаться.
Уотерхаус не двигался до тех пор, пока задняя машина не начала давить на клаксон. Он полностью погрузился в размышления, потеряв связь с внешним миром, – со всеми его автомобильными пробками и обжигающей жарой.
– Повторное движение к цели Боускилл спланировал иначе, – продолжил он. – Заявив Конни, что передумал и больше не хочет переезжать в Кембридж, он посоветовал ей забыть обо всем, поскольку они будут счастливы и в Силсфорде. Классический метод реверсивной психологии, и он сработал. Конни начала возмущаться из-за того, что он отказался от мечты переезда в Кембридж. Думая, что муж отказался от этой идеи, она присвоила ее себе. А Боускилл, между прочим, ждал, когда дом восемнадцать по Пардонер-лейн вновь выставят на продажу – он приготовился ждать столько, сколько понадобится. Чем дольше, тем лучше – он понимал, что Конни будет постепенно становиться все несчастней в капкане семейства Монков. Когда этот дом наконец опять выставят на продажу, Кит будет готов выступить с преимущественным предложением – накопит достаточно денег, чтобы Гилпатрики согласились, чего бы это ни стоило. Теперь он стал руководителем процветающей компании – и ни в коей мере не рассчитывал на милостивые подаяния. Как только его предложение примут, он скажет Конни: «Да, кстати, мой приятель из Кембриджа узнал, что тот дом опять продается – жаль, что мы так счастливы здесь…». И спокойно умолкнет, позволив ее воодушевленному стремлению к исходной мечте завершить начатое. Подпитанному и стимулированному ее же отчаянным желанием навсегда уехать из Калвер-вэлли.
Последние фразы Саймон произнес так прочувствованно, словно он отлично понимал стремления Конни. Чарли озадачилась. Ее муж всегда производил впечатление человека, присягнувшего на верность Спиллингу, пока смерть не разлучит их – его смерть, по-видимому, поскольку сам Спиллинг и так пребывает в смертном покое и будет пребывать в нем – по крайней мере, до тех пор, пока солнце не взорвет вселенную или не случится еще какой-то всемирный катаклизм, способный уничтожить все живое на Земле. Научные космические теории никогда не относились к достоинствам Чарли.
– То есть во втором туре Конни отводилась роль вдохновляющей движущей силы? – уточнил Сэм.
– Точно, – подтвердил Уотерхаус. – А Боускилл выступит в роли скептика, его понадобится переубеждать – ведь он обожает свой коттедж в Литтл-Холлинге! Вернее, он заставил Конни поверить в это – даже заказал картину обожаемого дома.
– Тьфу, дерьмо, – вновь выругалась Чарли.
– Потерпев в две тысячи третьем году фиаско с покупкой дома восемнадцать по Пардонер-лейн, Боускилл вложил всю душу и сердце в притворную всеобъемлющую любовь к Силсфорду, – сказал Саймон. – Таким образом он добивался зарождения в Конни нужного ему активного сопротивления. Между тем он трудился и над другой частью своего плана – той, что зародилась в Кембридже.
– Джеки Нейпир, – догадался Комботекра.
– Джеки Нейпир, – повторил Саймон. – Умна, неразборчива в средствах и жаждет предъявить Боускиллу свои собственные права на него. И вот тут возникает вопрос: если Кит ненавидел свидетелей своих провалов, то как он умудрился увлечься женщиной, которая, должно быть, точно знала, как он расстроился, не получив желаемый дом? Ведь ему пришлось сказать Джеки, что он не смог собрать необходимые пятьдесят тысяч. Чтобы такой гордец, как Боускилл, закрутил роман с особой, знавшей о его провале… не представляю, как он мог пойти на такое унижение?
– Ты ведь у нас великолепно понимаешь его, – сухо произнесла Чарли. – Вот и объясни нам.
– Ладно. – Никаких проблем, Саймону, разумеется, известно все. – Джеки достаточно сообразительна и очень быстро поняла, что Боускиллу необходимо осознавать себя победителем. Вот, допустим, она и говорит ему: «Ты не потерял этот дом – ты просто пока еще не купил его. И в итоге ты получишь его, но нам придется принять участие в одной длинной игре». Она тоже разрабатывает некий план. Первый шаг? Она делает копии ключей от дома восемнадцать по Пардонер-лейн, перед тем как отдать их Гилпатрикам в завершение продажи. Она пускает в ход свое обаяние – а против него трудно устоять, – чтобы подружиться с Элизой Гилпатрик и выяснить об их семье как можно больше сведений, особенно интересующих Боускилла: у Гилпатриков есть маленький ребенок, и они планируют завести второго. В доме восемнадцать по Пардонер-лейн нет сада. Сэм, вы с Кейт захотели бы купить дом без садового участка?
– Вот еще, естественно, нет, – заявил Комботекра. – Для детей обязательно нужен хоть какой-то сад.
– И Джеки Нейпир, вероятно, сообщила Боускиллу, что Гилпатрики тоже, вероятно, раньше или позже, осознают такой недостаток, – заключил Саймон. – Она также выяснила, что по будним дням в доме никого не бывает, – Элиза и ее муж, как бы его ни звали, работали целыми днями, а ребенка отвозили в дошкольное учреждение. И возможно, вовсе не шутя, Джеки говорит Киту: «Что если мы будем пользоваться этим домом по будням, как будто он уже принадлежит нам?» Практически, они заявили о своих правах на дом как настоящие собственники – они ведь осознают, что происходит, в отличие от обманутых Гилпатриков, которые только думают, что они хозяева в своем доме, не догадываясь, что реально распоряжаются там вовсе не они. Теперь вам понятно, почему Джеки постаралась подружиться с Элизой Гилпатрик? Она нуждалась в том, чтобы ее часто видели в этом доме с Элизой, и тогда никто ничего не заподозрит, увидев ее там одну в дневное время. Друзья ведь дают друг другу ключи, правда?
– Пожалуй, она еще заручилась гарантией того, что когда Гилпатрики решат переехать в дом с садом, то попросят ее, а не какого-то другого агента по недвижимости, организовать продажу дома восемнадцать по Пардонер-лейн, – заметил Сэм.
– Верно, – согласился его коллега, – что они надлежащим образом и сделали в прошлом году. Вот тогда-то план Джеки и разлетелся в пух и прах. Когда она сообщила Боускиллу, что Гилпатрики наконец переезжают, то его реакция оказалась для нее изрядной неожиданностью. Гордясь собой, она похвалялась своим умом, рассказывая, какой прекрасный дом нашла для своей подруги Элизы. Но вместо того чтобы сказать: «Здорово, отличная работа», Боускилл начинает расспрашивать о том доме, в который переезжают Гилпатрики. К тому времени зависть к этой семье уже прочно укоренилась в его сознании – он прожил с ней шесть лет. Все эти годы он читал письма, спокойно оставляемые ими в разных местах, копался в их личных вещах – знал содержимое их шкафчиков в ванных комнатах и, вероятно, даже знал их склонности и настроения. Если они радовались, он чувствовал их радость. Это тревожило его. Приводило в ярость. Но он уже не мог остановиться, невольно погружаясь в их жизнь, – и завидовал ей. Они жили в реальном мире, а Кит жил в мире фантазий – и его влекло к не доступному ему бытию; он понимал, что такой жизни… у него не будет никогда. Гилпатрики в его понимании стали захватчиками, победителями, которые незаконно присвоили большой приз. Если они вдруг обнаружили, что где-то им будет лучше, то что же это означает для дома восемнадцать по Пардонер-лейн? Может, не такой уж это идеальный дом, если эти победители не хотят больше жить там? Сэм, ты упоминал о перемене объекта одержимости – именно в тот момент она и случилась, в тот переломный момент: Боускилл решил, что его больше не интересует тот дом, ему хотелось уже только восторжествовать над Гилпатриками, завладев тем, чего хотят они.
– Так получается, что этот Кит Боускилл – псих? – спросила Чарли. – Вполне законченный псих?
– С одной стороны, казалось бы, да, – согласился Саймон. – Но что если взглянуть на него с практической точки зрения? С точки зрения адаптации? Подумайте сами: что он стал бы делать, если б в тот момент не изменил своей исходной одержимости, перенеся ее на дом двенадцать по Бентли-гроув? Купил дом восемнадцать по Пардонер-лейн? Но ему нужна Конни, а не Джеки. Джеки поддерживала его самолюбие и вполне устраивала его, как средство достижения некой цели, но Боускилл понимает разницу между качественной продукцией и дерьмовой подделкой: понимает, что Конни относится к первой категории, а Джеки – ко второй. Если они с Конни купят дом восемнадцать по Пардонер-лейн, что он скажет Джеки? «Прости, дорогая, спасибо за всю твою помощь, но теперь власть переходит к моей жене?» Джеки ведь не из тех, кто спокойно воспримет такой облом, верно? Она предпочла бы рассказать Конни об этом романе, сделать все возможное для разрушения их брака.
Чарли подавила желание съязвить по поводу того, что Саймон описал Конни как качественную продукцию.
– И тогда Боускилл переключил свою одержимость на дом двенадцать по Бентли-гроув… – неуверенно произнес Сэм.
– Очевидно, он убедил саму Джеки в том, что именно она должна купить дом восемнадцать по Пардонер-лейн, – заявил Уотерхаус. – Объяснил, как будет здорово заиметь оба дома; ведь если она также сделает копии ключей дома двенадцать по Бентли-гроув, прежде чем вручить их новым владельцам, то их приключения продолжатся и в новом доме Гилпатриков. Джеки поступила так, как ей предложили, и парочка продолжила свои авантюрные игры по старой методике – встречи по будням в доме двенадцать по Бентли-гроув, и вдобавок, возможно, также в доме восемнадцать по Пардонер-лейн, чтобы помочь Боускиллу уверовать в реальность его кембриджского владычества. Уверовать и в новую невероятно обогащенную идеальную цель, поскольку необходимо подпитывать в нем иллюзию того, что он действует ради окончательной победы. Гипотетически, Кит мог спросить Джеки, не думает ли она, что сможет убедить Гилпатриков опять переехать в новый дом. В тот момент, если ум ее сочетался со здравым смыслом, она, вероятно, начала сомневаться в нем. Много лет Кит провел, твердя, что хочет жить с ней в доме восемнадцать по Пардонер-лейн – ему приходилось говорить так, чтобы поддерживать их игры, – но теперь, когда есть возможность поселиться там, он отказывается от нее. И также не собирается бросать Конни, как он наверняка обещал сделать. Джеки предана ему, но далеко не счастлива. В отличие от Боускилла, она не склонна увлекаться идеями недостижимого идеала – ей нужны реальные результаты, и по возможности быстро: семейная жизнь с Боускиллом в Кембридже.
– Разве она не поняла, что невозможно разрешить его дилемму? – спросила Чарли. – Даже если б Гилпатрики купили очередной новый дом, разве это помешало бы Боускиллу решить, что дом двенадцать по Бентли-гроув недостаточно хорош, и переключить свою одержимость на любой другой дом, в который они переедут?
– Именно так и произошло бы! – воодушевленно подхватил Саймон. – Хотя Боускилл не имел обыкновения задумываться над таким вопросом – или над выбором, который ему придется сделать, как только сам он переедет в любой новый дом Кембриджа: Конни или Джеки. Если он выберет Конни, Джеки разрушит весь его мир. Если он выберет Джеки, то ему придется жить с порочной женщиной – женщиной, не обладающей желанными для него «совершенствами». В глубине души он понимает, что попытки найти квадратуру этого круга обречены на провал, так же как и всех прочих кругов, но для него уже также невозможно приспособиться к более реалистичному типу мышления. Всю свою жизнь он стремился к уходу от реальности. Если он позволит себе увидеть мир в истинном свете, то напрямую столкнется с шансом мгновенного уничтожения идеалов. Ну, или, по крайней мере, этого он страшился.
– Ну, и как же он поступил? – спросил Сэм.
Полузадушенное пыхтение машин стало более активным: они доехали до круговой развязки. Наконец перестал филонить и кондиционер.
– Видимо, он срывал свою злость на Джеки, – предположил Уотерхаус. – Выходил из себя, когда она заводила разговор о Гилпатриках, пытаясь убедить его, что они вряд ли соберутся в скором времени менять жилье, раз уж купили такой прекрасный семейный дом с садом. Боускилл настаивал, что они могут решиться на продажу, – именно этого он ждет и будет терпеливо дожидаться их очередного переезда. Джеки не нравилась такая ситуация, но что она могла поделать? Если она порвет их связь, то не получит желаемого: Боускилла.
– То есть она любит его и поэтому смирилась с его безумием? – удивилась Чарли.
Вот, наконец-то, понятная ей психология!
– Да, смирилась, но внезапно произошло нечто непредвиденное, – сказал Саймон. – Конни Боускилл обнаружила не известный ей адрес под названием «Дом». В жалкой попытке сделать свои фантазии более реальными, Кит дал дому двенадцать по Бентли-гроув памятное название – название, напоминавшее ему о более счастливых временах, когда осуществление его мечты казалось таким близким. Название «Пардонер-лейн, семнадцать» для дома восемнадцать по Пардонер-лейн – его давняя шутка из тех времен, когда он еще верил в достижимость совершенства. Теперь он уже ни в чем не был уверен, но надеялся, возможно, что старая шутка поможет вернуть былую уверенность. Он запрограммировал в своем навигаторе «Дом» под названием «Бентли-гроув, одиннадцать», просто решив проверить свои ощущения, поскольку именно так он поступил бы, если б владел этим домом.
– И однажды Конни обнаружила эту запись, – добавила Чарли.
– Верно. Конни обнаружила ее и не поверила ему, когда он заявил, что не имеет понятия, откуда такая запись появилась. И внезапно Боускиллу пришлось противостоять новой проблеме – он продолжал бороться с укрощением ожиданий Джеки и со вскармливанием собственных фантазий, но отныне ему предстояло справляться еще и с потерявшей к нему доверие женой – она не верила ни единому его слову, при всем его старании, какие бы убедительные доводы он ни придумывал.
Они свернули на Трампингтон-роуд, соседствующую с Бентли-гроув.
– Не спрашивайте меня, что было дальше, поскольку я и сам не знаю, – с досадой произнес Саймон. – Могу, конечно, предположить, если хотите. – И, не дожидаясь одобрения, он продолжил: – Зная о подозрениях Конни, Боускилл и Джеки, вероятно, держались подальше от дома двенадцать по Бентли-гроув. Или, может, они встречались там только тогда, когда точно знали, где находится Конни; хотя как Кит мог наверняка знать это, если она стремилась уличить его в измене и появлялась там, когда он меньше всего ожидал этого? Да, вероятно, он ничего не знал. Джеки скорее всего начала давить на него, твердя: «Забудь Конни, забудь Бентли-гроув, дела чертовски осложнились. Давай будем наконец жить-поживать да добра наживать в доме восемнадцать по Пардонер-лейн». В какой-то момент, чувствуя, что его обложили со всех сторон, Боускилл преступил черту.
– И что же он сделал? – спросил Комботекра.
– Отправился в двенадцатый дом и убил Гилпатриков, – мрачно буркнул Уотерхаус. – Кого еще он мог винить в собственных неприятностях? По моей версии, мы найдем их трупы, завернутые в шторы и полиэтиленовую пленку.
Когда они свернули на Бентли-гроув, Сэм вдруг издал неописуемое восклицание.
– Что с тобой? – спросила его Чарли.
– Вон стоит «Ауди» Конни Боускилл, – сказал Комботекра, указывая на припаркованную впереди машину. Черт, дело дрянь! Она тоже там.
В одно мгновение Саймон выскочил из машины и бросился бежать к дому.
Вещественное доказательство №: CB13345/432/28IG
Бентли-гроув, д. 11 – цена 1,2–1,3 миллиона.
Минимальный депозитный вклад – 400 000 фунтов? («Нулли»? «К» отпуск по болезни – стресс)
Взять ссуду 800 000/900 000
Страхование жизни на полную сумму займа.
В сл. суиц. – выплачивается полная сумма.
(Проверить ограничения страховки для суиц. – возм. должна быть сл. см.)