Письма с Донбасса. Всё, что должно разрешиться… Прилепин Захар

Вершина кургана защищена широким парапетом, – частью огромного памятного мемориала. На самой вершине – памятная стела, а в основании стелы – разнообразные хозяйственные помещения: раньше там был музей.

Спустя 71 год с лета 43-го на той же Саур-Могиле развернулись новые и трудные события.

И стела, и парапет, и бывший музей – всё это пришлось очень кстати. И старые, заваленные немецкие окопы тоже.

Ополченцы рассказывали, как, заново роя окопы, попадали ровно в линию укрепрайонов, сделанных в 1942–43 годах, и находили то немецкие, то русские кости, останки, вещи.

…Теперь там всё смешалось заново. Посыпались каменные лица советских солдат на постаменте.

12 июня Саур-Могила была взята силами ополчения. Захват осуществила группа под командованием Лиса из батальона «Луна». Группа отбила шесть мощнейших атак, которые лично возглавлял генерал Виктор Муженко – скоро он станет начальником Генерального штаба украинской армии.

Затем группу Лиса сменили бойцы «Востока» под командованием Душмана (бывшего афганца Юрия Проценко) – в ходе героической обороны Саур-Могилы его бойцы будут несколько раз вызывать огонь на себя.

– Знаешь, что самое страшное на Саур-Могиле было? – говорил Захарченко; я не знал: по мне, так всё свершённое там проходит по разряду аномалии, но Захарченко уточнял: – Не было воды… Я дважды к ним приезжал, и второй раз когда заехал, сразу уйти не смог… Мы зарывались под памятники побитые и получалось, что эти памятники – они сверху нам помогали, а мы под ними сидели. Только прямое попадание – это жутко. А я сидел возле «Зинки». «Зинка» – это «ЗУшка»[5], мы её звали Зина. Она героически погибла. Как настоящий боец. Последний раз, когда я её видел за три дня до смерти, она уже стояла на каких-то деревянных чурбаках, там были деревянные клинья подбиты, то есть она уже наполовину стреляла с дерева, но стреляла. Пять раз стрельнет, и мы её заново собираем. Первые сутки, когда у меня выплёскивает адреналин, я хочу пить. Я могу выпить ведро воды. Вот Кот – мой командир разведки – он жрёт. Он, наверное, лошадь на адреналине может сожрать. При мне он съел три килограмма колбасы докторской с батоном – такая громаднейшая палка колбасы. И он её утоптал. У всех по-разному это происходит. Семён из моей охраны – на адреналине чихает. Дима Беркут вообще приходит в себя только через неделю после боя. У каждого своё. Для меня, когда воды нет, – это жуть. Хрен с ним, что нет возможности помыться и воняет от тебя как от последнего козла: жара, лето, разгрузка, автомат…

Мы говорили с Захарченко о том, что упавший памятник советскому солдату на Саур-Могиле надо оставить: вот в таком виде, чтоб помнили.

– И часовня там нужна… – добавлял он. – Я обещал. Сделаю.

И сделал.

Тот июнь был бешеный, новости шли каждый день.

12 июня украинская армия впервые обстреляет Славянск запрещёнными фосфорными боеприпасами. После этого в июне ещё трижды случатся бомбёжки с воздуха фосфорными и кассетными бомбами Славянска и Семёновки.

12 июня в Донецке диверсионная группа расстреляет микроавтобус сопредседателя Верховного Совета ДНР Дениса Пушилина – самого его в автобусе не окажется, погибнут три человека, в том числе помощник Пушилина.

Обстрелы и убийства диверсионными группами ополченцев, попытки, в том числе успешные, терактов в отношении политических и военных лидеров народной республики станут привычной тактикой украинской стороны.

13 июня разведгруппа славянского ополчения атаковала украинскую колонну, перевозившую «Ураганы». В тот же день под Славянском сбили украинскую «Сушку».

14 июня под Луганском был сбит военно-транспортный самолёт Ил-76. На борту было 49 человек – украинская десантура и экипаж; все погибли. Жуть ситуации в том, что среди десантников были «штрафники» – те, кто не хотел воевать или плохо воевал против ополченцев. Точно известно, что двое десантников были из Донецка. Большая часть остальных – из Днепропетровска. Также на борту было шесть наёмников из Литвы. Самолёт шёл в сторону луганского аэропорта, находившегося тогда под контролем ВСУ. Помимо бойцов, на борту было три БМД. Это был уже 28-й (и последний) рейс поддержки аэропорта. После потери ИЛ-76 «воздушный мост» был закрыт.

В тот же день автоколонна Государственной пограничной службы Украины попала под Мариуполем в засаду ополчения.

В самом Мариуполе в результате «зачистки» пропало 74 человека – из числа «сепаратистов» и сочувствующих. Большинство из них были убиты.

14 июня Су-25 разбомбил водоочистные сооружения в городе Дружковка.

В тот же день самолёт украинских ВВС нанёс авиаудар по казарме бойцов ополчения в Горловке. СМИ писали о семи погибших, но на самом деле погиб один боец.

15 июня произошли бои в районе Ямполя и Кировска. Бомбили Черевковку, попали в Храм преподобного Серафима Саровского – тогда ещё этим попаданиям удивлялись; потом перестали.

16 и 17 июня бомбили Краматорск – попали в хладокомбинат, автошколу и туберкулёзный диспансер.

Бомбёжки Славянска к тому времени стали обыденностью. (Позже на горе Карачун – стратегической высоте, с которой велись обстрелы, – останется 16 тысяч отстрелянных орудийных гильз калибра 122 мм. Хорошая иллюстрация для многочисленных высказываний украинских аналитиков и российской либеральной публики о том, что «сепаратисты обстреливают себя сами».)

В тот же день на Саур-Могиле появились гаубицы: орудия подтащили ополченцы батальона «Восток»… с территории России.

На тот момент Россия, несмотря на многочисленные заявления украинского руководства, помощи живой силой сепаратистам не оказывала. Однако стрелковое вооружение, а с некоторых пор ещё и артиллерия с техникой, продолжали поставляться – чаще всего с крымских складов, что не давало возможности уличить РФ: маркировки стояли украинские.

При этом стоит заметить, что ещё в мае США открыли воздушный мост, по которому на Украину начало поступать со складов НАТО снаряжение, средства связи, сухпайки, медицинское оборудование. Летом ополченцы обнаруживали всё это добро в огромном количестве на отбитых базах и блокпостах.

В киевских кабинетах власти советники из спецслужб США начали занимать кабинет за кабинетом – по непроверенным данным (кто ж их даст проверить!) в летнюю кампанию на Украине побывало до трёх тысяч различных инструкторов и специалистов.

Примерно столько же к началу лета российских добровольцев вступило в ополчение, хотя в ближайшие полгода поток ополченцев из России вырастет многократно: к зиме будет называться цифра порядка 30 тысяч человек, побывавших на Донбассе в качестве военных и гуманитарных добровольцев.

Да, есть пресловутые «международные нормы», но справедливости ради заметим, что для России и миллионов российских граждан ситуация на Донбассе в прямом смысле была родственной, своей. Многие ополченцы элементарно ехали к родне и товарищам. А что там забыли ребята из США? Кто на Украине был у них роднёй?

И, конечно же, не только американцы отметились на Донбассе. На Украину (в основном через Польшу) поехали многочисленные наёмники.

Олег Царёв, тогда ещё глава Парламента Новороссии – структуры, которая должна была начать работать, но так и не заработала, – рассказывал мне, что летом ему передавали в руки, в качестве отчёта, около двадцати польских паспортов.

Чернокожих наёмников мои знакомые ополченцы видели с завидной периодичностью на разных участках фронта. Поборникам чистоты белой расы из добровольческих батальонов это не претило.

На стороне ополчения, замечу мимоходом, воевал, почти с самого начала, только один чернокожий – Бэно Айес, национал-большевик из Латвии. Других чернокожих в ополчении я за всё время работы и службы на Донбассе не встречал и не слышал о них. Но, естественно, не огорчился бы, если б встретил.

Примерно тогда или чуть позже появились в украинской армии отдельные подразделения из числа антикадыровских чеченцев.

В этом смысле нелепы сетования замайданной интеллигенции на тему «ах, на каком основании на Донбасс приехали ополченцы из России?». Можно спросить в ответ:а вам зачем столько наёмников?

Всё это, впрочем, не помогло Киеву провести блицкриг. Помимо Мариуполя, на защиту которого у ополчения элементарно не хватило наличного состава, украинским силовикам похвастаться было нечем.

Стоит вспомнить попытку взять под контроль границу с Россией в Луганской области. В июне ВСУ действительно пробили – при минимальном, опять же, за неимением сил, сопротивлении – коридор длиной почти 100 км. Но затем наступление застопорилось, и сам стратегический смысл его искомого результата не дал – у ополчения осталось ещё 120 км границы. Поток добровольцев и разно-образной контрабанды просто сместился в сторону.