Охота на обезьяну Трускиновская Далия
– Ну, как? Хочешь быть обезьяной? – с надеждой спросил Артем.
Наступило молчание. Четверо солидных и прилично одетых мужчин уставились на долговязого сопляка. Задумчивость этого драного джинсового балбеса их раздражала. Они, трое взрослых, зависели сейчас от решения сопляка.
Самый старший, шпрех Антон Петрович, вздохнул и пробасил:
– Куда уж дальше-то…
Действительно – дальше было некуда. Тощий восемнадцатилетний балбес, ростом под два метра, носил длинный светлый хвост, что при подбритых висках выглядело диковинно. И еще у него в правом ухе было два серебряных колечка, а в левом – семь.
– Ага, – сказал балбес.
– Я говорил, что на панка можно положиться! – обрадовался Артем. – Так что в половине пятого прошу на репетицию!
– Ага, – согласился балбес, повернулся и ушел.
– Твое приобретение, – буркнул Антон Петрович. Тарасов, старший униформист, покосился на Артема, но промолчал.
– Мое… – Артем покачал головой, как бы удивляясь собственной отваге.
Хотя на самом деле все было не так. Панка принял на работу Гаврилов, жокей-сальтоморталист. У Гаврилова не было другого выхода. Оба его конюха покинули цирк. Первый конюх, Наташка, в возрасте тридцати девяти лет оказалась беременна и собралась домой рожать. Второй конюх, Ирма, допилась до таких приключений, что видавшие всякое цирковые артисты посоветовали Гаврилову немедленно ее уволить. Возможно, против мужчины-алкоголика при лошадях они бы не так возражали, но основательно пьющая женщина внушала им какой-то ужас.
Гаврилов пошел к Артему и попросил красиво написать объявление. Мол, требуется служащий по уходу за животными, зарплата маленькая и работа выездная. Как Ирма внушала цирковым ужас своим пьянством, так Артем – нечто похожее вечными стопками книг на полу у гримировочного столика.
Поэтому к нему приходили за помощью при заполнении анкет и прочих письменных проблемах.
Объявление провисело на цирковых дверях и окрестных столбах две недели.
Беременная Наташка ежедневно грозилась все бросить и уехать, Гаврилов умолял, Наташка откладывала отъезд еще на пару деньков…
А тем временем программа практически завершила работу в этом городе. И Гаврилов решительно не понимал, как без конюха перевозить лошадей в другой положенный по плану циркового конвейера город.
Тут-то и появился балбес с хвостиком.
Он честно признался, что лошадей видел только по телевизору, что горячей любви к ним пока не питает, но вообще животных уважает и хочет работать в цирке и путешествовать. Вернее, признавались за него Артем и Гаврилов, а балбес в основном таращил голубые глаза, говорил «ага», а если что-то отрицал – то мотал головой и гнусавил «мн-не-а!» Артему и Гаврилову стало очень любопытно, почему нужно вдевать в ухо сразу семь колечек.
– Я же панк, – объяснил балбес.
Гаврилов сперва чуть не выставил подозрительного претендента, но Артему парень чем-то понравился. Возможно, тем, что на случайную шутку неожиданно громко расхохотался, обнаружив полную обойму замечательных белоснежных зубов.
Артем как раз решал стоматологические проблемы и изумлялся ценам на пломбы с коронками. А тут такое богатство – и совершенно бесплатно.
Вторым аргументом оказался хвост панка. Артем как начал смолоду обесцвечивать волосы, так и под старость занимался этой неблагодарной возней. Только двадцать лет назад он делал ярко-желтой русую шевелюру, а теперь сражался с сединой. Седой клоун – это, знаете ли, неприлично. А панк без всякой химии имел желтый хвост.
Третьим аргументом была безвыходность ситуации.
Гаврилов сказал Артему, что в случае недоразумений отправит чистить лошадей самого Артема, и повел балбеса в отдел кадров – оформлять на работу. Тут выяснилось, что зовут его Андреем, что школу он бросил, что восемнадцатый день рождения отметил два месяца назад и что судимостей не имел.
Таким образом Артема стали считать как бы крестным папашей конюшенного панка.
Тот показал себя с лучшей стороны. Прямо-таки поселился в цирке. Все указания Гаврилова записал в блокнот. Прекрасно перенес путешествие с лошадьми в товарном вагоне. На новом месте не капризничал из-за гостиницы, согласился жить в общаге прямо при цирке, да и вообще высовывался мало. Единственно – стал на новом месте куда-то пропадать. В середине дня уходил часа на два-три. Гаврилов не возражал – парень молодой, пусть порадуется жизни. А Артем как-то случайно увидел его в компании таких же безалаберных панков с сережками.
Неподалеку от цирка был довольно большой парк. Сперва Артем, обнаружив его, усомнился – а можно ли тут выгуливать собак? Оказалось – всюду понатыканы таблички с зачеркнутым силуэтом пса, и тем не менее по газонам носятся стаи ухоженных аристократов. Хозяева же прохаживаются по дорожкам с поводками и дают дружный отпор всякому, кто со скандалом требует, чтобы на огромного, к примеру, дога или мощного ротвейлера нацепили намордник.
Естественно, Артем стал водить сюда Арго. Обаятельный курцхаар сразу вписался в собачью компанию, причем именно с догом у них завязалась поразительная дружба.
И все же Артему не хотелось, чтобы какой-нибудь собачий патруль, облеченный полномочиями, застукал его на газоне с собакой. Дойдет, чего доброго, до циркового начальства, а оно и так не в восторге от личной живности артистов. Собак обычно оставляют ночевать в гримерках, выгуливают впопыхах на цирковом дворе, и порядка все это как-то не прибавляет.
Артем стал искать укромное местечко. И набрел на странный закоулок, как бы отгороженный от прочего парка густыми шпалерами каких-то кустов с красными ягодами. Там стояли полукругом скамейки вокруг сухого бассейна с бетонными дельфинами посередке. На бортике бассейна сидела молодежь с пивом, более или менее расхристанного вида. Кто-то спал на скамейках, причем спал вполне почтенно – разувшись, выставив параллельно сношенные кроссовки, укрывшись чуть ли не целым одеялом. Многие были в наушниках, а плейеры висели на поясах. Кругленькая девица сидела прямо в бассейне, прислонившись к дельфинам, и мирно читала.
Молодежь ничем этаким Артема не поразила. Похожие картинки он наблюдал в разных городах. Но среди юных обормотов сидел странный горбатый старик, лысый, но с остатками поседевших курчавых волос, тоже стянутых в хвостик.
Старик не то чтоб был центром компании, возможно, он просто случайно оказался в середине скамейки, но впечатление складывалось, будто вся эта неторопливая жизнь заверчена вокруг него. Может, потому, что сидел он совершенно неподвижно, инициативы не проявлял, а вот к нему время от времени обращались, и он вполне спокойно отвечал. Очевидно, старик был местной достопримечательностью.
Одет он был в молодежном вкусе – старые джинсы и все прочее, разве что без сережек.
Конюшенный панк сидел через две персоны от странного деда, держал в руке обойму магнитофонных кассет и что-то объяснял соседу, тыча пальцем в надписи на торцах. Артем разобрал одно слово – «дэтники». Кто это и что это – догадаться было невозможно, только, судя по восторгу панка, наверняка неудобоваримое. На пальце у Андрея был килограммовый перстень под серебро, с черепом, в который врубился топорик, и еще какими-то колючками.
На основании перстня Гаврилов отказался выдавать панку крюк для расчистки копыт, потому что перстнем это можно было сделать куда как удобнее. О том, что крюк, как и многие другие лошадиные мелочи, потерян Бог весть когда Ирмой, Гаврилов, естественно, умолчал.
Артем незаметно прошел вплотную к компании, потянул носом и поморщился.
Ребята курили травку. У Андрея сигареты не было, да и в цирке никто его курящим не видел, но Артема одолело беспокойство. Он решил поговорить с балбесом, но как-то обстоятельства не складывались.
И вот возникла обезьянья проблема.
Антону Петровичу втемяшилось поставить древнюю репризу «Обезьяна». Идея возникла как бы назло Артему, чьи изящные репризы вызывали смех, но не хохот. А старый шпрех хотел, чтобы в цирке гремело. Тем более, что между номером жонглеров и канатоходцев получалась огромная пауза. Нужно было установить стояки, натянуть канат, пристегнуть растяжки, ну и так далее. Вот шпрех и раскопал в костюмерной побитый молью обезьяний костюм.
Для репризы требовались сам Антон Петрович, Артем, еще двое и обезьяна.
Шпрех завербовал старшего униформиста, который участвовал в этой репризе чуть ли не сорок лет назал. Третий участник, Сережа Львов, вечный многообещающий мальчик и энтузиаст, был уже взрослый дядя с лысиной, но только собирался удивить мир. Он, можно сказать, сам предложил шпреху свои услуги. Кой черт занес его в цирк, Артем понять не мог и не пытался.
Сережу все принимали как факт, как аксиому, а режиссеры – и как тяжкий крест. А работал он иллюзию, причем относился к своему номеру крайне азартно.
Кандидата на роль обезьяны не было. Опросили всех ассистентов, всю обслугу. Так оказалось, что именно в эти пять минут каждый имел неотложное дело. И только панк вроде как простаивал – гавриловский номер завершал первое отделение, и во втором панк мог высвободить необходимое время.
И вот четверо мужчин пришли в назначенное время на манеж, сели в первый ряд и настроились ждать. Шпрех держал на коленях пакет с обезьяньей шкурой. Артем чесал затылок Арго. Сережа разглядывал заграничный журнал с большими картинками. Черные глаза весело блестели – на картинках супермены в камуфляжных комбинезонах скакали через заборы и лупили из короткоствольных десантных автоматов. Тарасов поглядывал, что там делается в форганге – а там молодые униформисты разбирались с тачкой для ковра и нуждались в хорошем нагоняе. И так солидные мужчины возрастом от тридцати четырех до шестидесяти пяти протосковали десять минут.
Панк объявился молча. Просто вышел из бокового прохода, подошел и сел на барьер, спиной к манежу.
– Встать! – чуть ли не взвизгнул Антон Петрович. Панк вскочил.
– Я чего? Не так? – спросил он с большим удивлением.
– Примета плохая, – встрял Сережа. – Нельзя сидеть спиной к манежу. Не к добру!
Он очень гордился тем, что в цирке без году неделя, а уже все заморочки и вытребеньки наизусть выучил.
– Твое приобретение! – в очередной раз напомнил шпрех Артему.
– Начинаем, – Артем встал и перешагнул через барьер. Разборка по поводу панка была сейчас совершенно ни к чему.
– Начинаем, – согласился и Сережа.
Шпрех полез через барьер молча. Был он очень недоволен, что конфликт в зародыше сдох. Ему хотелось поговорить о дурной примете, о забвении циркового этикета и о прочих отвлеченных категориях.
– Ты, Андрей, «Обезьяну» когда-нибудь видел? – на всякий случай спросил Артем. Панк мотнул головой и отрицательно мыкнул. Тогда Артем начал рассказывать.
– Сюжет такой – Антон Петрович стоит в форганге. Он что-то хочет сказать зрителям. Вдруг налетаем мы с Сережей и орем: «Караул! Обезьяна!» Мы тащим с собой Антона Петровича, он упирается и спрашивает, в чем дело. Мы объясняем – только что из зверинца удрала огромная обезьяна. И удираем.
Потом мы еще раз по очереди пробегаем с криками. Цепляем дядю Тарасыча. И наконец Антон Петрович нас ловит и говорит, что обезьяну давно поймали.
Мы приходим в восторг, берем Тарасыча под руки, ведем на середину манежа и садимся на ковер.
Артем вывел панка на середину и показал, где будет сидеть с Сережей и Тарасовым.
– Мы сидим и вспоминаем, как испугались обезьяны. Мы обнимаемся, хлопаем друг друга по плечам, хохочем-заливаемся! И тут из бокового прохода появляется обезьяна, то есть ты. Эта обезьяна на полусогнутых крадется к нам со спины…
Артем показал, как именно крадется, почесываясь, жуткая обезьяна.
– Вау-у! – одобрил панк. Шпрех, еще не слышавший этого вопля, молча ужаснулся. Но Артем сразу догадался, что у панков так принято. А чтобы смутить Сережу, боевого индейского клича было мало. Тарасов же вздохнул…
– Обезьяна садится за нашими спинами и начинает копаться в Сережиной прическе, – Артем указал на зарождающуюся лысину иллюзиониста. – Он оборачивается, от ужаса теряет дар речи, вскакивает и удирает. Тогда обезьяна пододвигается к дяде Тарасычу. А мы с ним помираем со смеху и не замечаем, что Сережа исчез. Обезьяна пристает к Тарасычу…
– Тоже копается в прическе?
– Ну, может его за ухом почесать… – Артем покосился на старшего униформиста и сразу же дипломатично добавил: – С его разрешения, конечно.
– И он тоже убегает? – оживился панк. Очевидно, вообразил удирающего Тарасова, который нагонял-таки холода на цирковую молодежь.
– Ну, естественно, и он удаляется, – достаточно осторожно выразился Артем. – Остаюсь я. Мы с тобой обнимаемся… То есть, обезьяна передразнивает то, что мы тут втроем выделывали, понимаешь? Я повторяю «А как мы удирали! Ой, как мы испугались! А обезьяну-то давно поймали!» Зритель уже стонет. И наконец я к тебе поворачиваюсь.
– И тогда?
– Тогда – пауза. Держать, сколько сможем. И – разбегаемся. Я – галопом, а ты – вразвалочку.
Артем замолчал.
– Это – все? – осведомился панк.
– Все. Но ты не волнуйся, реприза проверена столетиями, народ ее хорошо принимает.
– Не волнуйся, не то что смеяться – ржать будут, – добавил Сережа. – Ну, начинаем, что ли?
Трое взрослых мужчин уселись посреди манежа.
– Мне подкрадываться? – спросил панк.
– Валяй! – позволил Артем. И панк старательно запрыгал враскоряку, чеша пятерней под мышкой, как будто хотел продрать насквозь джинсовую курточку.
Шпрех неодобрительно смотрел на панка.
– Обезьяна из него никакая, – подвел он итог десять минут спустя.
Поглядел на Артема и добавил:
– Твое приобретение…
Однако выхода не было – и Артем за четыре дня вылепил из панка довольно приличную обезьяну. А когда дошло до костюма, когда панк подошел к огромному зеркалу за балетным станком и увидел себя в шкуре, с кошмарной ушастой и зубастой мордой – ну, тогда Артем понял, что не напрасно живет на свете. Мало того, что «Вау-у-у!!!», так парень еще изумлялся словесно, хохотал, скакал перед зеркалом и напоследок попытался почесать ногой за ухом. Но не вышло.
– Растяжки делать надо, – проворчал Артем, закинул ногу на балетный станок, показал, как нужно гнуться лбом к колену, и подумал, что потерял всякую форму.
Панк тоже немедленно закинул ногу, не учтя, что мотня мохнатых штанов болтается где-то на уровне его колен для создания подлинно обезьяньего силуэта. Раздался треск. И Артем повел панка в костюмерную – зашивать прореху…
Потом панк исчез. А через четверть часа пришел Гаврилов и попросил Артема выгнать панка из шкуры, потому что тот в обезьяньем виде пошел на конюшню хозяйничать. В общем, дебютант резвился, как дитя.
Посмотрев, как на конюшне огромная обезьяна орудует навозными вилами, Артем пошел на проходную к телефону.
И там к нему обратилась странная девочка в черных солдатских ботинках, обрезанных по колено джинсах и короткой куртке, из-под которой свисали какие-то клетчатые хвосты. Артем присмотрелся – и понял, что девочка обвязала вокруг талии мужскую рубаху. Впрочем, лицо у нее было вполне нормальное, даже милое, совсем без косметики. А вот фигурка – крепенькая, коренастая, особенно эти голые ноги в солдатских ботинках и смешных белых носках, по цирковым понятиям – вовсе никудышние ноги.
И что Артема особенно обрадовало – так это ее прическа. Девочка носила распущенные прямые волосы, темные с каким-то химическим оттенком, расчесанные на пробор. Это напомнило Артему молодость – тогда тоже так носили. Вот только солдатские ботинки ни одна девушка бы под страхом смертной казни не обула. И резать по колено раздобытые по особому блату и за неслыханные деньги «Вранглеры» ни за что бы не стала.
Между двумя жуткими ботинками стоял видавший виды туристический рюкзак.
Судя по тому, что старая вахтерша демонстративно глядела в другую сторону, даже мимо маленького телевизора, они с девочкой друг друга не поняли.
– Добрый день, – сказала девочка. – Вы ведь артист, да?
– Артист, – согласился Артем.
– У вас работает такой Андрей Гашев?
– Андрей Гашев? – удивился Артем. Что панка зовут Андреем, он как-то не вспомнил сразу, а фамилии и не знал.
– Он что-то вроде конюха, – объяснила девочка.
– Конюх и есть, – сообразил Артем. – Позвать его, что ли?
– Позовите, пожалуйста! – взмолилась девочка. – Я тут бабушке никак объяснить не могу, она никакого Андрея не знает, а он мне срочно нужен!
– Сейчас схожу, – и Артем, поскольку звонок был не срочным, вернулся на конюшню.
Страшная обезьяна тащила ему навстречу два полных ведра – то ли с овсом, то ли с водой.
– К тебе там девица прибыла, – сказал Артем. – Такая, хипповая… В крутом прикиде. Хейр по пояс…
И сам себе порадовался – вспомнил-таки подходящие слова из панковского лексикона.
Обезьяна донесла ведра до лавки и вернулась.
– Какая девица? – раздалось из-под маски. – Машка, что ли?
– А вот пойди и посмотри, – назидательно велел Артем. – Мне она не представилась.
– На вахте, что ли?
– На вахте.
– Ну, если это Машка!.. Вау-у-у! – весело воскликнул панк и поскакал прочь с конюшни, стараясь все же поберечь мотню мохнатых штанов.
Артем понял, что встреча чревата обмороком, и поспешил следом. Тем более, что звонить он еще не раздумал.
Он вышел на проходную сразу следом за панком и увидел такую картину.
Девочки уже не было, а к панку в обезьяньем образе направлялась высокая крупная женщина средних лет, одетая с большим вкусом и вообще вполне достойная внимания неплохо сохранившегося мужчины…
– Простите, вы ведь из артистов? – нерешительно обратилась она к обезьяне. Та с достоинством кивнула.
– Вы бы не могли позвать Андрея Гашева?
Артем улыбнулся – панк пользовался спросом. Но обезьяна развела огромными поролоновыми лапами и заторопилась обратно, в закулисные коридоры.
Тогда женщина посмотрела по сторонам и увидела, что рядом стоит этот самый хорошо сохранившийся мужчина и улыбается.
– Может, хоть вы мне поможете? – она шагнула к Артему. – Тут никто никого не знает! Мне нужен Андрей Гашев! Я специально приехала… Я только теперь узнала, где он… Найдите его, пожалуйста!
И Артем почувствовал, что его рот теряет улыбку и съезжается в какую-то недоуменную гримасу.
По каким-то туманным причинам панк не хотел встречаться с этой женщиной… чем-то очень похожей на него женщиной… ну да, если отвлечься от всякой дряни в ушах и отросшего «ирокеза», стянутого в модный хвостик, у панка было такое же правильное удлиненное лицо… и светлые глаза…
С ребенком все ясно, подумал Артем, ребенок сбежал из дому. Но не закладывать же его! Ситуацию нужно спустить на тормозах. И интересно, куда подевался другой ребенок, девочка в солдатских ботинках.
– Андрей Гашев? – изображая лицом напряжение памяти, переспросил Артем. – Знаете, мы тут Бог весть откуда собрались, еще толком не обзнакомились.
Схожу, поищу. Он кто, наездник?
– Да откуда я знаю, кто он! Что ему еще в голову ударило! – с отчаянием воскликнула женщина. – Он поступил кем-то в цирк и уехал! Поищите его, пожалуйста! А я тут обожду…
– Зачем же тут? – удивился Артем. – Сейчас артисты побегут, скоро же представление, вас затолкают. Давайте я вас в кафе отведу, там присесть можно, и от кофе вы тоже, наверно, не откажетесь.
– Я прямо с поезда, – сказала женщина, позволяя Артему взять со своего плеча небольшую, но здорово пузатую сумку.
Цирковое кафе имело два входа. Во время представления вход для зрителей был открыт, а служебный, соединяющий кафе с коридором, куда выходили гримуборные, закрыт. А во все прочее время артисты могли пользоваться кафе, не снимая махровых халатов и прочих репетиционных доспехов, зато посторонним сюда уж ходу не было.
Артем угодил как раз в перерыв – артистов уже не пускали, а зрителей – еще не пускали. Но тренированное обаяние профессионала опять сработало – и за столик его спутницу усадили, и кофе ей приготовили, вот только за салатом Артему пришлось самому идти на кухню.
– Даже не знаю, как вас благодарить, – сказала женщина, вроде бы растрогавшись, но Артем видел – это пока еще только настороженная вежливость, тем более – женщина взбудоражена и старается держать себя в руках. И ей жарковато в фирменном пиджаке, и ей кажется подозрительным цирковой салат, и она ломает голову, как бы с дороги привести себя в порядок…
Конечно, следовало первым делом найти панка и устроить ему выволочку.
Сказать, что убегать из дому – нехорошо. И пальчиком погрозить…
Вместо этого Артем поспешил на проходную.
Ему стало интересно – куда подевалась девочка в солдатских ботинках. Ей ведь тоже срочно потребовался Андрей Гашев.
Девочку он поймал в самую неподходящую минуту – перед ней распускали хвост братцы-акробатцы Тетерины, ребятишки ненамного ее старше. Они старательно вспоминали, что за Андрей такой, перебирали по пальцам весь наличный состав и зазывали детку на представление.
– А батька их ищет! А они вон где околачиваются! – налетел Артем на братцев. – А он уже весь цирк на уши поставил!
Те оборвались на полуслове. Батька Тетерин был мужичком суровым. Опять же, акробаты начинали первое отделение. И братцам действительно полагалось бы сейчас разминаться и готовить реквизит – длиннющие, обмотанные блестящими лентами шесты.
Оба братца одновременно пропихнулись в узкую дверь.
Артем улыбнулся девочке.
– Андрей за кулисами, ему сегодня работать, – сказал он. – Если хотите, я могу отвести вас в ложу, посмотрите представление. Тем более, у Андрея сегодня дебют.
Но девочка не спросила, что за дебют такой. Она была встревожена примерно так же, как дама, усаженная в кафе, – старалась не подавать вида.
– А могу я его увидеть до представления?
– Лучше не надо. Он очень волнуется. А если узнает, что кто-то знакомый будет смотреть, то вовсе растеряется. Пойдемте-ка лучше в ложу, пока там еще места есть. А в антракте я его к вам пришлю, – пообещал Артем. – Лады?
– Лады… – неуверенно сказала девочка. – Я только рюкзак возьму…
И Артем понял – увидев женщину, она нырнула в туалет. Там и оставила свою невообразимый рюкзак. Артем – пусть дитя видит, чем мужчины отличаются от мальчишек, – взял его за лямки и понес. Девочка пошла следом.
– Как вас звать-то? – спросил Артем, стараясь держать это страшилище как можно непринужденнее. – Что мне Андрею сказать?
– Скажите – Ика приехала. И очень хочет его видеть.
– Ика?
– Я вообще-то Ирина. Ирка, Ика… Я так себя в детстве называла.
– Ясно…
Артем повел Ику в ложу, соображая – как бы развести по углам этих двух красавиц, взрослую и девчонку, и что за дурные новости они привезли панку.
Первым делом не мешало бы увидеть самого Андрея.
Но его-то как раз и не было.
– Обезьяны моей никто не видел? – спрашивал Артем всех встречних.
Гаврилов только выругался – панку сечас полагалось хозяйничать на конюшне, хоть бы и в мохнатой шкуре. Тарасов развел руками. Шпрех, естественно, сказал: «Твое приобретение!» Артем заглянул в закуток, где конюхи держали свое имущество.
Там на табурете висела обезьянья шкура…
– Это может быть все, что угодно, – бормотал Артем, накладывая грим. – Это может быть, что угодно…
Обезьянью шкуру он оставил там, где нашел. Возможно, панку зачем-то понадобилось выскочить на улицу, он вернется, оденется и исполнит свою роль в репризе. Это был бы идеальный вариант…
– Поймал! – объявил, входя без стука, Сережа. – Все правильно, дети не соврали. В общагу удрал.
– Ну и где же он? – сердито спросил Артем.
Сережа замялся.
– Ну?
– В подсобке…
Что означало – взятый на прием панк закинут в подсобку и надежно там заперт. Такие истории с Сережей уже случались.
– Это интересно, – заметил Артем. – Это даже радостно. И что же дальше?
– Я не хотел его тащить через весь цирк волоком.
– Упирался?
– Хотел удрать.
– Ну, насчет подсобки ты погорячился…
Сережа развел руками. Артем посмотрел на эти мощные волосатые руки, вздохнул и подумал, что панк – не самое удивительное создание, угодившее в цирк. Бывают еще и бывшие десантники…
Артем знал к тому же, что Сережа панком недоволен. Находясь в вечном поиске, он как-то обратил внимание, что панк носится с кассетами, и попросил у него хорошей музыки для своего номера. Панк понтересовался – в каком, мол, жанре? Сережа дал послушать кое-что подходящее для манежа.
– Это же попса! – с большим неодобрением охарактеризовал панк.
– А что теперь в моде?
– Тяжелый гранж!
По отзывам Сережи, работать под этот самый гранж было невозможно, а только раскачиваться из стороны в сторону и очумело мотать башкой.
– Что делать будем? – спросил Сережа.
Артем задумался.
– Вот что… Ты скажешь ему так… Вот как ты ему скажешь. Что мамка сидит в кафе и ждет, пока за ней придут. И что Ика сидит в ложе.
Запомнил? Мамка – в кафешке, Ика – в ложе.
– Кто в ложе?
– И-к-а. Затем ты ему скажешь, что я развел их по углам, что они не встретились, и пусть приходит дать указания – что с этими красавицами делать дальше. Но ни в коем случае не ругай.
– Он те надает указаний! – развеселился Сережа. – Он парнишка крепенький, хотя и длинный.
– И попроси кого-нибудь из детишек принести ко мне сюда шкуру.
– Есть!
Сережа отсалютовал и исчез.
– К пустой голове руку не прикладывают! – успел крикнуть вслед Артем.
Прозвенел второй звонок.
Полностью готовый к работе Артем смотрел на себя в зеркало. Отражение его не радовало – взгляд был озабоченный. Ну, сбежал панк из дому… дело житейское…
После представления придется держать речь перед возмущенной мамой, отстаивая бедолагу-панка. Обещать, что ребенок будет вести себя благопристойно… ни капли в рот не возьмет, разве что баночку пива… В конце концов, восемнадцать лет – это уже серьезно. Жениться, выходит, в восемнадцать можно, а трудоустроиться – нет?
– Переодевается на конюшне, – сказал, заглянув, Сережа. – Перепуган до полусмерти. Не представляю, что он на манеже будет творить…
И похлопал по загривку вставшего ему передними лапами на живот Арго.
– Ничего, я его сейчас обработаю, – Артем встал и улыбнулся образку Николая-угодника. – Ничего, ничего, Сереженька… Ты в свитере на манеж выйдешь?
– А что? Вполне приличный свитер.
Артем согласился – свитер хорошо облегал атлетическую фигуру бывшего десантника. И век бы ему оставаться в этом свитере, на кой ему сдался фрак с парчовым жилетом?! Сообразительный Сережа сам мастерил себе уникальный реквизит, но вот выступать с ним – это уже превышало его способности…
Обезьяну Артем обнаружил у форганга. Огромная обезьяна понуро стояла перед маленьким Гавриловым и выслушивала нагоняй.
– Не ломай человеку настрой, – сурово отодвинул Гаврилова Артем. – Ему же работать сейчас.
И похлопал обезьяну по плечу.
– Я сам с твоей матушкой разберусь, – пообещал он обезьяне.
– Не надо, – буркнул панк. – Только хуже выйдет.
Артем хотел было похвастаться, что не таких дам убалтывал, но прислушался к музыке – и понял, что через две минуты работать выходную репризу. А это – визитная карточка клоуна. Тут нужно блеснуть и создать себе репутацию на все представление…
Рядом оказался Сережа.
– Потом, потом, – отмахнулся от него Артем.
– Она в администрации, – шепотом сообщил Сережа. – Она из кафе вышла с Никольским, и он ее увел…
– Чтоб ей! – не удержался Артем. Завпосту вовсе незачем было знать, что у Гаврилова проблема с конюхом.
Гаврилов с интересом посмотрел на него.
Артем побежал на манеж. Портить настроение Гаврилову, да еще впопыхах, было совершенно ни к чему.