Проснись, когда умрешь Канг Андреа

Часть 1. «Проснись, когда умрешь»

-Ольга. Зайди ко мне. Надо поговорить.–Голос отца звучал на редкость строго. Плохое предчувствие. А ведь так хорошо начиналось утро.

Если бы Ольга знала, что этот разговор изменит ее жизнь. Нет, ее смерть… Она предпочла бы не просыпаться.

****

Ольга почти проснулась. Она очень любила это состояние между сном и явью, когда можно управлять сюжетом видения, направляя его в нужное русло, разукрашивая смелыми фантазиями, а внешние, из реального мира, звуки только придают сну большей правдивости и остроты.

Ольга поместила себя в любимый сюжет: вот ей пять лет, сегодня суббота, мама и папа дома. Они живут в своей маленькой квартире, в окна которой стучится сирень. До сознания Ольги стали доходить уютные запахи выпечки.

«Ура!» – про себя восклицает она, но тут же останавливается, чтобы не выпрыгнуть из управляемого ею сна. Осторожно, боясь спугнуть видение, она начинает рисовать свой сон дальше: мама печет пироги, папа сейчас достанет «гостевые» табуретки с балкона. Маленькая Оленька тихонечко встает с кровати и на цыпочках идет на кухню. Родители еще не замечают дочь, и у нее есть несколько секунд полюбоваться ими, такими родными и молодыми. Мама со смешными розовыми бигуди на голове аккуратно вынимает из духовки румяные пирожки, и обязательно посередине противня есть несколько крендельков с корицей – специально для Олененка. Папа подходит к маме, забирает поднос «со вкусняшкой», ставит на стол, крепко обнимает и целует жену. Ольга, прикрыв рот ладошками, хихикает. Родители оглядываются, замечают Олю, шутливо грозятся догнать. Мама случайно задевает горячий противень, и тот с грохотом падает на пол, рассыпая румяные пирожки и крендельки… Что было дальше, Ольга уже не досмотрела – выскочила из сна.

– Марь Санна, ну потише, пожалуйста. Петр Андреевич и Оля еще спят! – раздался возмущенный голос мамы.

Ольга равнодушно отметила про себя, что с того момента, как они переехали в Москву, фраза «Марь Санна, потише, пожалуйста!» будит ее почти каждый день вместо нежных прикосновений маминых рук.

Ольга вышла из своей, но по-прежнему чужой для нее комнаты. Мама сидела на большом белом кожаном диване, зажав между плечом и ухом мобильный телефон, и рассматривала ухоженные тонкие пальцы с ярко-красным маникюром.

– Ах, Марго! Да, прием был потрясающий! Конечно, передам! Да, да, Вы абсолютно правы!.. Да что Вы говорите? Конечно, я буду иметь в виду… Не может быть! – и она засмеялась каким-то ненастоящим, непривычным для Ольгиного слуха смехом.

Ольга наклонилась к маме, чтобы поцеловать:

– Доброе утро, мамуль!

Людмила Юрьевна, так звали Ольгину маму, продолжая разговор по телефону, подставила дочери щеку для поцелуя и сделала жест рукой, мол, иди, иди, не мешай. Ольга, как всегда, опустив голову и немного приподняв плечи, развернулась и пошла на кухню.

– Олененок! – услышала она за спиной шепот мамы.

– Ну что еще? – не оборачиваясь, с обидой в голосе ответила Ольга.

Мама, зажав микрофон телефона ладонями, тихо произнесла:

– Извини, жена N-ского губернатора, надо…

Ольга посмотрела на маму и, махнув рукой, почти не слышно, одними губами произнесла:

– Ладно, забей.

Мама, продолжая искусственно смеяться в трубку, тут же сдвинула брови и так же беззвучно шутливо возмутилась:

– Ну что это за слова!

И, постучав себя по плечу, добавила:

– Плечи расправь!

Ольга повернулась спиной к маме, раздраженно дернув плечами, и поплелась на кухню. Там вечно угрюмая Марь Санна пекла оладьи.

– Доброе утро, Марь Санна! – поздоровалась Ольга, усаживаясь за стол.

– Быр, дыр, мыр, – что-то невнятное пробормотала та в ответ.

Марь Санна бросила Ольге вилку и нож, с грохотом поставила тарелку с оладьями, чуть не расплескала чай на ее пижаму. Ольга уже привыкла к резким движениям домработницы. Маму поначалу это сильно раздражало, но потом она все реже и реже стала бывать дома, а когда возвращалась, то Марь Санна уже уходила, оставляя прибранным дом и приготовленную еду для семьи Бояровых.

Оля, уставившись в книгу «Энциклопедия символов», которая всегда была у нее под рукой, спросила с набитым ртом:

– Папа уже встал?

– Да щас! – Марь Санна, поставив руки в боки, возмущалась: – Как же встал! Он как с N-ским губернатором на охоту сходит, так целый день потом «болеет».

Ольга постаралась быстрее закончить завтрак и выскочить из-за стола. Приняв контрастный душ, к которому приучил ее с раннего детства папа, бывший военный, она быстро оделась. Благо форма частной школы спасала от долгих утренних мучений, что надеть. Уже взявшись за ручку входной двери, чтобы выбежать из квартиры, она неожиданно услышала строгий голос отца:

– Оля, зайди в кабинет. Надо поговорить.

Ольга вздрогнула. Плохое предчувствие заставило сердце сильнее биться. Она хотела было возразить, что опаздывает в школу, но знала, что это бесполезно, и смиренно пошла в кабинет.

Петр Андреевич, чисто выбритый, без следа шумной ночи с губернатором, как обещала домработница, был как-то особенно строг и собран в это утро. Ольга давно не видела отца таким отчужденным по отношению к себе. В те редкие дни, когда семья была вся в сборе, отец особенно ценил и был ласков с дочерью и женой. Петр Андреевич мельком взглянул на Ольгу, как-то быстро отвел глаза от дочери и громко, отчетливо произнес тоном, не терпящим возражения:

– Оля, мы с мамой завтра уезжаем в командировку. Надолго. А ты завтра же отправляешься в лидерский лагерь. – Я никуда не поеду! – возмутилась Ольга. – Я хочу со своими уральскими ребятами поехать на раскопки, я так долго этого ждала!

– Ты поедешь в лагерь, и это больше не обсуждается. Я мог бы тебе рассказать об этой поездке раньше, но до последнего момента не был уверен, что смогу договориться о месте для тебя. Туда едут только самые перспективные дети. Это в своем роде лидерский учебный центр, особенно отличившиеся подростки принимаются в братство. В этом братстве состоят самые богатые и влиятельные люди не только нашей страны, но и мира. Мне рассказывали, как меняются дети после поездки. Никакого бардака в голове. Четкие жизненные цели, собранность и поддержка влиятельных друзей. Что может быть лучше? – отец вопросительно посмотрел на Ольгу.

Та от удивления не знала, как и реагировать. Речь отца звучала как заученная рекламная фраза. В этот момент он совсем не был похож на друга и советчика, каким всегда был для Ольги. Перед ней сидел авторитарный, холодный и отстраненный человек.

– У меня есть цель – стать историком, у меня есть собранность… – начала было говорить девочка, но отец резко перебил.

– У тебя нет друзей! Ты общаешься только со своими бывшими друзьями из клуба по социальным сетям! Совсем нет живого общения, и вообще ты похожа на мышонка: забилась в норку с книжками! Все! – отец явно был в гневе. – Ты поедешь в лагерь! И если тебя это волнует, то стоимость твоего 30-дневного пребывания там обошлась мне в кругленькую сумму.

Ольга выбежала из кабинета отца в слезах, спорить бесполезно – если он что-то решил, то от своего не отступит, все-таки бывший военный.

Успокоившись, Ольга написала Степану Федоровичу, что не сможет поехать с ними. И вдруг вспомнила слова преподавателя о том, что ничего не бывает случайного: «Если ты оказываешься в каком-то месте или в какой-то ситуации, значит, так и надо, прежде всего тебе, для того чтобы понять что-то важное о себе».

«Позвольте с вами не согласиться, уважаемый учитель. Для меня важнее было бы поехать на раскопки с вами, если я хочу стать историком, а не тащиться в этот дурацкий “лидерский” лагерь. Я не хочу быть ни политиком, ни бизнесменом, вернее, “вумен”… Я не хочу с ними дружить, потому что не верю в их дружбу… Мне это совсем не нужно! Но папе этого не объяснишь», – печально думала Ольга, отправляя письмо с вежливым отказом от экспедиции на Урал по электронной почте.

У подъезда уже ждал водитель. В школу она, конечно же, опаздывала, но это меньше всего беспокоило девочку. Последний день в школе не вызывал грусти. А новость о лидерском лагере злила, и хотелось плакать. Ольга вдруг вспомнила сон и поняла, что прошлая жизнь, за которую она цеплялась всеми силами души и воспоминаниями, ушла. Все изменилось. Она почувствовала себя одинокой в этом огромном и чужом городе, без друзей, с родителями, которые словно стали другими людьми по переезде в столицу и совсем ее не понимают.

Машина плавно тронулась с места. В ее тонированных окнах отразились на редкость ясное майское утро, огромный дом, разноликая Москва. Ольга попыталась найти окна своей квартиры:

– Вавилонская башня какая-то. Кто выше забирается, тот и круче. Скажи, на каком этаже ты живешь, и я скажу, кто ты, – сквозь слезы жалости к себе промелькнула мысль.

Около года назад они переехали в столицу из большого промышленного уральского города. Ольга так и не смогла привыкнуть к Москве. Она казалась ей слишком шумной, суетливой и ненастоящей. Ольге столица почему-то всегда напоминала старую мамину приятельницу, Валентину Васильевну. Она была женой одного важного партийного работника. И когда-то, очень давно, преподавала в Высшей партийной школе основы марксизма-ленинизма. «Дитя революции» – так шутливо называла ее мама. В те далекие времена, когда мама и папа сами были студентами, Валентина Васильевна и ее муж, Павел Иванович, дружили с дедушкой и бабушкой Ольги и часто приезжали в их уральский город. Тогда Валентина Васильевна была еще похожа на обыкновенную цэковскую тетку. Полная, статная, с высоким начесом красно-рыжих волос на голове, а-ля Людмила Зыкина. Держалась она по-королевски величаво, говорила медленно и надменно. Но недавно Ольга снова ее увидела и не узнала.

На одном из папиных приемов, который проводился в загородном гольф-клубе, к ней подлетела худющая девушка с длинными белыми волосами, пухлыми губами, очень загорелая.

– Оленька, боже! Как ты выросла! Сколько же я тебя не видела? Последний раз мы с покойным Пал Иванычем приезжали в ваш город лет десять назад! – щебетала та.

Ольга удивленно посмотрела на маму.

– Оленька, ты не узнала? Это же Валентина Васильевна, жена Павла Ивановича, подруга твоей бабушки. Она тебе еще большую говорящую куклу подарила, ты очень боялась ее, – засмеялась мама.

Но Валентина Васильевна уже потеряла интерес к Оле и, подхватив маму под руку, что-то возбужденно шептала ей на ухо, делая выразительные жесты в сторону красивого молодого человека в бирюзовом свитере.

Когда Валентина Васильевна упорхнула, Ольга дернула маму за рукав:

– Мам, это вправду она?

– Да! – засмеялась мама. – Чудеса пластической хирургии. Теперь она богатая рублевская вдова. Надо поддерживать имидж.

Ольга еще раз посмотрела на беззаботное «дитя революции». Несмотря на наращенные белые волосы, огромные губы- пельмени, вставные белоснежные зубы, увеличенный бюст, истинный возраст «рублевской девушки-вдовы» все равно проглядывал. Мальдивский загар не мог скрыть старческих пигментных пятен и темных вен на руках, а беззаботный сиплый смех только еще больше подчеркивал навсегда отпечатавшийся в глазах опыт прожитых, и немалых, лет…

– Москва похожа на Валентину Васильевну. Такая же залатанная, блестящая, ненастоящая. Хочет спрятать свой возраст за вставными челюстями стеклянных небоскребов… Лучше бы они обе оставались прежними – хотя бы сохранили индивидуальность, – однажды сказала Ольга маме.

Когда-то мама работала учительницей, папа был военный. Сколько Ольга себя помнит, у них дома всегда было много гостей, шумно и весело. Мама, веселушка и хохотушка, с радостью принимала папиных друзей в военной форме. Ольга улыбнулась… Сон всколыхнул приятные воспоминания: Оле пять лет, мама хлопочет у стола, с кухни доносится запах пирожков. Папа вытаскивает с балкона «гостевые табуретки». Ольга от радости не знает, за что хвататься – помочь маме, помочь папе?

Мама нахваливает: «Ты моя помощница».

А папа шутливо приговаривает: «Олененок, помоги, без тебя не могу сосчитать: сколько гостей у нас будет?»

Ольга бросает ложки прямо на диван и очень серьезно начинает считать, загибая пальцы: «Дядя Саша с тетей Катей, Дядя Кирилл с тетей Лизой, дядя Ваня. А тетя Ира будет?»

Раздается звонок в дверь, и Ольга вприпрыжку бежит в коридор: «Я открою!»

Как она любила эти воспоминания! Крепкие мужские руки папиных друзей обязательно подбрасывали ее кверху, а вкусно пахнущие французскими духами тети всегда дарили какие-нибудь милые мелочи и ласково гладили по голове… А потом все садились за стол, шумно обменивались новостями, шутили.

Через какое-то время кто-то начинал уговаривать маму спеть: «Люсек, спой что-нибудь, а можно мою любимую, про леса?»

Мама немного смущалась, но обязательно соглашалась. Пела она замечательно, но особенно здорово, что все песни, которые исполняла, мама сочинила сама. Папа в этот момент смотрел на маму с восхищением и гордостью. Ольга тоже иногда пела. Мама и для нее придумывала милые и добрые песенки про зверушек и игрушки. Ольга, закончив песенку, приседала в реверансе и, гордая успехом, забиралась на колени к папе. Она знала, что, пока взрослые будут у них в гостях, родители не положат ее спать: девочка была полноправным участником вечера. И она всегда спокойно засыпала у папы на коленях…

А потом Оля пошла в школу. Мама преподавала там же. Ольга радовалась, что будет вместе с мамой каждое утро идти в школу и там видеться с ней на перемене. Если вдруг возникнут трудности, то не беда! Мама рядом, и ей не придется ждать, как другим детям, вечера, чтобы посоветоваться с родителями. Но на деле все оказалось по-другому. Мама иногда уходила раньше в школу.

«У меня факультатив», – говорила она.

А в школе становилась не похожей на себя – строгой и, как казалось Ольге, даже выше ростом…

Когда девочка в первый раз, радостно и громко крича, бросилась бежать навстречу матери по школьному коридору, та не заключила ее в объятия, а остановила, наклонилась к дочери и строго сказала: «Я – на работе, ты – на учебе. Здесь я – Людмила Юрьевна. Дома я – мама. Запомнишь?»

«Да», – еле слышно ответила Ольга.

Но самое трудное началось потом. Хоть Ольга и училась хорошо и поведение было как у нормального подвижного ребенка, но почему-то за малейшую провинность или недостаточно хорошо выученный урок с нее спрашивали строже: «Как же ты могла? (Громко говорить на уроке, дать списать, бегать по коридору и т. д.) У тебя мама учительница – не позорь ее!»

Многое было непонятно Оле: а другие дети? Почему им не говорят: «Сидоров! Не списывай! У тебя отец таксист! Не позорь его!» Когда она делала успехи в школе, то некоторые одноклассники могли сказать: «Да у Бояровой мать – училка, все за нее делает». Как это несправедливо! Ольга пыталась возмущаться и оправдываться, но это не помогало: каждый оставался при своем мнении. Легче было промолчать, сделать вид, что не замечаешь и не слышишь несправедливых слов, не видишь обидчиков и завистников. Тогда-то девочка и привыкла голову в плечи прятать (как черепашка, говорила мама) и сутулиться, чтобы казаться незаметной.

Да и дома все стало меняться. Папа больше не носил военную форму, которая ему так шла. Мама говорила странную фразу: «Его ушли». Людмила Юрьевна стала больше брать учебных часов, и не было у нее возможности поговорить с дочерью о том, как той трудно в школе. А если Ольга в какой-то момент и осмеливалась завести разговор о своих проблемах, то мама только вздыхала: «А кому сейчас легко? Я много работаю, папа ищет новую работу и привыкает жить без армии. Терпи». И Ольга терпела.

***

В младших классах она нашла друзей – книги, а став старше, записалась в кружок, который вел учитель истории, Степан Федорович Гладков. Это были необычные занятия.

Сначала Степан Федорович рассказывал историю или миф. В нем могли отсутствовать имена, какие-либо ориентиры на время, даты, место происхождения данной истории. Задача ребят состояла в том, чтобы к следующему занятию у каждого были какие-нибудь версии: что это – история, событие, миф или легенда? Все это походило на игру «холодно – горячо» или игру в детективов. В любом случае Ольга обожала состояние радостного трепета при разгадывании новой истории. Она перерыла массу справочников, научной и исторической литературы. Преподаватель предлагал включить интуицию, наблюдательность, смекалку при поиске ответа.

Однажды, Ольга тогда училась уже в 7-м классе, была задана на первый взгляд простая задача. Степан Федорович описал некое ритуальное действие и, как всегда, задал вопрос: кто, где, когда исполнял и исполняет этот ритуал, с какой целью? Но добавил маленькое замечание – не пользоваться Интернетом, которое очень смутило Ольгу.

Вторую неделю бились ребята над заданием, ни у кого не было правильной версии, ни разу от учителя не прозвучало хотя бы «тепло» на неуверенные предположения учеников.

«Завтра собрание клуба, а у меня ничего», – возмущалась про себя Ольга. Она готова была уже нарушить правило и залезть в Интернет. «Ну только одно словечко в поисковике наберу, а дальше я догадаюсь, где искать», – уговаривала себя девочка. Но и на это «противозаконное действие» оставалось все меньше времени. И тут еще мама затащила Ольгу в салон-парикмахерскую в надежде уговорить дочь изменить прическу:

– Посмотри, на кого ты похожа! Челка пол-лица закрыла, хвостик, как у мышки! Давай, сделаем каре?

– Нет, – тихо, но твердо сказала Ольга.

– Ну и ходи, как хочешь! Когда совсем зарастешь, сама к парикмахеру запишешься. А сейчас тебе все равно придется торчать в салоне. Ключи я захлопнула в квартире. Будешь сидеть и ждать, когда папа за тобой приедет, – махнула на Ольгу рукой Людмила Юрьевна.

«Времени все меньше остается. Ничего не успею! Даже подсмотреть что-нибудь в Инете… А вдруг там будет ссылка на книгу, которой у меня нет? И надо идти в библиотеку? Иначе ответ не принимается…» – злилась про себя Ольга.

В раздражении она взяла специализированный журнал, посвященный исключительно искусству парикмахеров и визажистов, и от нечего делать, не вчитываясь глубоко в смысл, стала водить глазами по строчкам какой-то статьи. И, уже почти прочитав, вернее, пробежав взглядом страницу, остановилась в недоумении. В середине одной статьи про питание для укрепления волос автор приводил пример древнего, очень древнего и забытого ритуала, который оказался похожим на задание Степана Федоровича. Ольга не поверила своим глазам, закрыла журнал, посмотрела на его обложку, снова прочитала описание ритуала и воскликнула:

– Да он издевается!

Ольга так громко возмутилась, что милая дама за стойкой администратора уронила трубку телефона, прижала руки с длинными, украшенными стразами ногтями к груди и, заведя глаза с наклеенными ресницами к небу, смешно выдохнула:

– О, господя-я-я!

Ольга, как черепаха, втянула голову в плечи.

– Извините… – прошептала она.

Кукольная дама с укоризной посмотрела на девочку и продолжила разговор по телефону. Ольга, пользуясь тем, что на нее перестали обращать внимание, тихонечко вырвала страницу из журнала.

На следующий день девочка с трудом дождалась заседания клуба. Ни у кого из ребят не было ответа на задачу двухнедельной давности, не было даже приблизительных версий.

– Ну что, дать вам еще недельку? – спросил Степан Федорович.

– Ага, дайте! Еще дайте подписку на «Космополитен», «Лизу» и «Парикмахерское искусство», – усмехнулась Ольга.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивленно поднял брови учитель.

Ольга встала из-за парты, подошла к столу преподавателя и почти бросила вырванную из журнала страницу. Степан Федорович еще больше удивился: такого дерзкого и непочтительного жеста от Ольги он никак не ожидал. Быстро прочитал статью, потом еще раз пробежал глазами то место, где описывался ритуал, громко и заливисто расхохотался. Настало время удивляться Ольге. Учитель смеялся так сильно и долго, что ребята устали ждать, когда же он остановится и даст объяснение своей радости. Наконец Степан Федорович успокоился и, вытирая слезы с глаз («Давно я так не смеялся»), сказал:

– Оль, клянусь. Я не в «Вестнике парикмахера и визажиста» нашел описание этого ритуала. Вот эта книга.

Он достал из кожаного портфеля старую, очень старую книгу на латинском языке, нежно погладил ее старую обложку и начал рассказ:

– Это описания путешествий, которые, как сейчас говорят, спонсировались католической церковью с целью изучения, а на самом деле завоевания новых земель, поиска золота и драгоценных камней, а также обращения «дикарей» в лоно церкви. Здесь описан ритуал островного народа, который благожелательно принял путешественников. Но, когда завоеватели решили взять в рабство немногочисленный, очень красивый и гордый народ, те предпочли рабству смерть: мужчины бились до последнего. И когда стало понятно, что чужеземцы сильнее и коварнее, то женщины с детьми бросились со скалы в океан, последние воины племени не сдались… Никто не попал в плен. Тайна этого народа умерла вместе с ним. У них была очень интересная, развитая культура, письменность, знания арифметики, астрономии – то немногое, что успели заметить завоеватели. На тот момент островной народ обладал большими знаниями, чем европейцы, только оружие не изобретали – воевать не с кем было. Отчего и пропали… Ничего не осталось. Главный жрец племени утопил все книги и карты…

Дети, потрясенные этой грустной историей, сидели молча. Наконец один из них прервал молчание:

– А откуда журналистка узнала об этом ритуале? Если предположить, что об этом племени до времени нападения на них европейцев никто не знал, а когда узнали, то познакомиться нормально не успели, не то что обряды перенять, как же так? Не брала же Оля эту книгу в районной библиотеке?

– В районной библиотеке такой книги нет, и в центральной, нет. Это даже не книга, а скорее записи. Я выкупил ее у одного… э… товарища, чей дед в сорок пятом воевал в Германии. Там в каком-то соборе и прихватил ее. А потом, не зная, что с ней делать, даже на самокрутку не пригодилась, забросил на чердаке деревенского дома. А она бесценна, – Степан Федорович нежно погладил старую потертую обложку книги.

– Но я хотел поговорить с вами о другом, – задумчиво произнес преподаватель.

– Ах, да, журналистка, откуда она узнала? Не знаю, может, сама придумала, ведь в статье не указаны ни даты, ни время, ни как племя называлось, все очень приблизительно. Совпадает только месторасположение острова в океане… А может, душа ее помнит, – тихо добавил он.

***

– Но я не об этом хотел с вами говорить. А тема сегодня – его величество случай. Скажи, Ольга, как ты думаешь, ты просто так оказалась в салоне? Ты можешь предположить, что тебе очень надо было там быть? – Степан Федорович сделал ударение на слове «очень».

– Это маме надо было «очень там быть», а мне нет, – передразнила Ольга преподавателя.

– Мне надо было искать информацию про «ваше» племя. Я весь мозг сломала, все книги, какие знала, перерыла. Уже с отчаяния в Инет собиралась залезть, так разозлилась, – призналась девочка. – А тут мама ключи оставила, и пришлось с ней торчать в салоне, а там этот дурацкий журнал… Кто бы мог подумать, что именно в нем я найду хоть и приблизительный, но все же ответ на вашу загадку.

Ольга говорила зло и отрывисто, ребята с удивлением на нее смотрели – такой ее видели в первый раз. Учитель спокойно наблюдал за девочкой.

– А что тебя так разозлило? Источник информации тебя не достоин? Ты привыкла иметь дело с научными статьями, именитыми исследователями, знаменитыми путешественниками?.. – подливал масла в огонь Степан Федорович.

– С достоверными фактами, не фантазиями стажерки-визажистки, – перебила его Ольга.

– Ну-ну, без унижения и снобизма. Может, эта статья написана как дополнительный заработок толковым журналистом из научно-популярного журнала? Ты же не знаешь… В любом случае должна его или ее поблагодарить…

Ольга хотела возмущенно что-то добавить, но Степан Федорович жестом ее остановил:

– Ничего в жизни не бывает случайно. Можете называть это как хотите – рок, судьба, фортуна – не имеет значения.

Поправив и так аккуратно сложенные бумаги на своем столе, Степан Федорович продолжил, обращаясь ко всем ученикам:

– Я хотел обратить ваше внимание на слова «видеть» и «смотреть». Какая между ними разница? Давайте разберемся и попытаемся прочувствовать… Когда я смотрю – я оцениваю или идентифицирую предмет. Когда я вижу, то здесь срабатывает интуиция. Видеть можно и с закрытыми глазами, смотреть – нет. Например, я смотрю на яблоко: оно крупное, зеленое, блестящее, на ценнике – 78 руб. за кг. Я вижу: яблоко – мертвое, его блеск не настоящий, а результат обработки пищевым воском, сделано без любви… Но я увидел, как бабуля, предлагающая около рынка яблоки, много лет назад сажала яблоню, берегла ее в морозы, радовалась первым урожаям, теперь разговаривает со своей кормилицей и благодарит ее за урожай и лишнюю копеечку… Или я смотрю на картину. И думаю: нравится или не нравится? Смотрю – нет, не нравится, сюжет мрачный, непонятный, и автор мне неизвестен, но… я вижу, что художник, наверное, очень долго вынашивал данный сюжет, прорисованы детали, возможно, он испытывал боль или отчаяние в момент создания своей картины… Это я вижу, потому что открыл чувствование…А что это такое, вы можете узнать, если только прочувствуете это состояние, извините за тавтологию…

Учитель замолчал, а потом после небольшой паузы продолжил:

– Задание на следующую неделю: перед вами амулет, я нашел его в одной из экспедиций, где – не скажу. Задача: в течение недели каждый из вас по одному дню будет носить при себе этот амулет. Важно: развить связь с ним, прочувствовать его, почему он такой, что несет в себе. Не надо его идентифицировать, искать информацию о нем, не нужно смотреть на него, но попытайтесь увидеть, соединиться с ним. Вы получите незабываемый опыт, если ответственно отнесетесь к заданию.

Степан Федорович раздал всем фото амулета, а Ольге дал маленькую коробочку, в которой лежал странный предмет. Это была фигурка женщины, не более 5 сантиметров в высоту, с крыльями, но не похожа на ангела, к груди прижимающая чашу, а с другой стороны на затылке – страшный лик старухи, и в руках длинный нож или, вернее, кинжал. Ольга должна была быть с необычной фигуркой один день и ночь, а потом она переходила к другому ученику.

Сначала ничего особенного не происходило, Ольга целый день старалась держать амулет в руках. В какой-то момент ей стало казаться, что маленький кусочек железа меняет температуру «своего тела» без всяких на то причин. Например, в теплой руке вдруг становился холодным, а на улице, на ветру – теплым. Пытливый ум Ольги никак не мог найти объяснение этому явлению, она стала думать: может быть, это какой-то особый состав металла, который имеет не такие свойства, как известные ей, а обратные, то есть в тепле становится холодным, а от холодных поверхностей нагревается? Но когда девочка, размышляя, долго держала фигурку в руках, то температура амулета все время менялась от приятно холодной до достаточно теплой, почти горячей.

«Что же это такое, наконец? – с раздражением подумала Ольга, сжимая в руках холодный амулет, и добавила про себя: – Что-то я часто стала злиться. А почему бы амулету реагировать не на внешнюю среду, а, наоборот, на что-то другое? Температура амулета меняется, но не меняется температура поверхности, с которой он соприкасается, например моя рука. Что же в этот момент меняется?..»

– Ход моих мыслей! – удивленно произнесла вслух Ольга, крепко сжимая в руках холодный амулет.

«Я люблю заниматься спортом», – произнесла про себя Ольга и почувствовала, как амулет нагревается.

«У меня много друзей», – он стал еще чуть-чуть теплее.

«Я обожаю разгадывать тайны», – фигурка в руке стала прохладной.

«Амулет реагирует на правду и ложь…» – сделала вывод Ольга.

– Есть! Древний детектор лжи!

В который раз за последние дни Ольга испытала смешанные чувства злости, раздражения и удивления от необычных открытий. Она не понимала и не хотела принимать эти странные для нее вещи: вначале лекция на тему «случай не бывает случайным», потом непонятная разница между «видеть» и «смотреть», теперь этот «термометр мыслей». Ольга привыкла опираться на факты, даты, точную информацию, а здесь одни слова да «чувствование».

– Экстрасенсов из нас, что ли, делает, – пробурчала себе под нос Ольга.

И в течение дня она старалась больше амулет в руки не брать. Но перед сном положила его на прикроватную тумбочку.

Той ночью она увидела странный сон: будто стоит на холме, рядом люди в странных одеждах, на возвышении сидит статный мужчина с седой бородой, длинными волосами, вокруг головы – кожаная лента, рядом – человек на коленях, низко склонил голову, рубаха грязная, в волосах запутался репей. Этот, по всему виду пленник или арестант, поднимает голову, и Ольга видит затравленный, испуганный взгляд.

– Не убивал, клянусь Перуном! – крик несчастного переходит на визг.

– Хорошо, проверим, – звучным басом говорит старец. – Мара, приди!

Толпа почтительно расступается, и к старцу подходят две женщины – очень старая и прелестная молодая. Вместе они держат ларец, потом открывают его и подносят к преступнику.

– Нет, нет, не надо, поверьте мне… – человек, стоящий на коленях, пытается отползти подальше от женщин.

– Бери! – грозно крикнул старейшина, да так громко, что птицы остановили свой щебет.

Преступник трясущимися руками берет из ларца какой-то предмет, сжимает его, закрывает глаза и что-то неистово бормочет. Все молчат и ждут.

– Он холодный, холодный, – бормочет человек, но вдруг удивленно разжимает ладонь, вытягивает вперед руку и начинает кричать.

Крик становится все ужаснее. На вытянутой ладони Ольга видит свой амулет, но он раскален, как будто бы его только что вытащили из огня, а на руке человека просто горит кожа. Преступник без чувств падает на землю. Старуха наклоняется над амулетом, шепчет что-то, и фигурка выскальзывает, моментально остыв, на землю.

***

В конце недели, когда все члены клуба обменивались версиями и впечатлениями об амулете, Ольга встала со стула и сказала немного, но сухо и четко:

– Амулет древних славян, скорее всего, южных. По их убеждению, помогал отличить ложь от правды. Помогал в принятии решений. Владели этим талисманом из поколения в поколение женщины-ведуньи. Это все.

– Точно все? А поделиться, что почувствовала, когда носила при себе талисман, не хочешь? – тихо спросил Степан Федорович.

– Нет, ничего особенного не почувствовала, информацию нашла в Инете. Лень было из-за этой ерунды по книгам лазить, – пробурчала Ольга.

В классе в один момент стало шумно, будто рой пчел на пасеке гудел через громкоговоритель. Никто не ожидал, что лучшая ученица так легко нарушит запрет и воспользуется Всемирной паутиной, да еще с невиданным пренебрежением признается в этом.

– Ну, что ж, продолжим… – остановил всеобщее удивление и возбуждение преподаватель. – А ты, Оля, останься, пожалуйста, после заседания клуба.

Ольга думала, что Степан Федорович сделает ей выговор за пользование Интернетом, но разговор пошел совсем о другом:

– Я знаю, что ты не пользовалась Интернетом. Я знаю, что ты злишься на меня, потому что не можешь объяснить, что с тобой происходит…

Учитель замолчал, задумался глубоко о чем-то, потом, словно смахнув с себя воспоминания, продолжил:

– Я хочу тебе кое в чем признаться… Я сделал поступок, за который мне стыдно до сих пор. Еще студентом я был летом на практике недалеко от Киева. Там велись раскопки… Так, ничего серьезного. Но однажды вечером мы с друзьями перебрали деревенской самогоночки и пошли навестить девчат из близлежащего села. Конечно, местные парни не рады были нашему появлению и погнали «городских и москалей» почти до лагеря. Недалеко от огороженного места раскопок пролегала речка с крутыми берегами, но летом она почти пересохла. Когда в глубокой темноте, а на Украине ну очень темные ночи, мы бежали от деревенских ребят, я поскользнулся и грохнулся в реку, да еще и головой ударился. Правду люди говорят, что пьяному море по колено.

Очнулся только под утро, весь в грязи, голова болит, стал изо рва выбираться. Когда почти выбрался, зацепился за корягу и обратно – к мутной воде. Пополз наверх и опять скатился вниз… Ну, чертовщина какая-то, думаю. Не такой уж и берег крутой в этом месте. Может, это последствия удара головой? Но голова вроде цела. Мутит, конечно, с непривычки после самогонки, но повреждений нет. После того как я скатился в третий раз, решил полежать, отдохнуть. Лежу, рассматриваю грязный ил, лягушек слушаю, и вдруг взгляд цепляется за необычный предмет. Вот это крылышко торчит из грязи. Я потянул за него, и появилась вся фигурка. Сполоснул ее в мутной жиже и как завороженный, рассматривая необычный предмет, стал подниматься наверх. Оказался наверху, словно на эскалаторе в метро поднялся. Когда в лагерь пришел, я никому ничего про фигурку не сказал. Носил всегда при себе, в кармане.

Позже вызвал меня преподаватель на разборки и давай расспрашивать, где были, что пили, кто зачинщик… Я невинные глаза делаю, что ничего особенного не было, просто гуляли, за молоком в деревню ходили. А сам фигурку в кармане куртки тереблю и чувствую, что, обычно холодная, она вдруг нагревается, и чем больше вру, тем горячее она становится. Я неожиданно вскрикнул и руку из кармана вытащил. Преподаватель спрашивает, что, мол, случилось? А я: «Да, ничего, укололся чем-то». Короче, вышел я от преподавателя и задумался, что же это такое было? Стал эксперименты делать. Начинаю врать кому-нибудь или даже себе, а фигурка тут же повышает температуру. В общем, наигрался. А потом успокоился, и со временем здорово амулет мне помогал. Я, например, не знаю, как мне поступить в какой-либо ситуации, какое решение принять, и фигурку крепко сжимаю. Она становится либо теплой, либо холодной. Так я свой выбор и делал. А потом перестал. Потому что ни одно решение без нее уже принимать не мог… Много книг пересмотрел, у коллег выпытывал, мол, не знает кто про странный амулет такой-то формы, но никому фигурку не показывал. В Инете ничего про амулет нет. Я хочу с ним расстаться… Может, на место раскопок положить у того лагеря, где его обнаружил?..»

Степан Федорович замолчал, а после, смотря в окно, тихо спросил:

– Расскажи мне, что видела.

Ольга тяжело вздохнула и рассказала все: и про то, как догадалась, что амулет реагирует на мысли, и что разозлилась и не поверила в странное свойство фигурки, и про сон.

Степан Федорович внимательно, не перебивая, слушал девочку, а когда она закончила рассказ, сказал:

– Ты должна верить себе. И учиться слушать свою интуицию. Ты умеешь логически думать, сопоставлять факты, искать информацию, но есть еще и другая сторона твоей натуры. Твой внутренний голос: он знает правду и хочет, чтобы ты научилась слушать себя. Ты не просто так оказалась в салоне и прочитала статью… Я не просто так скатывался три раза в ров, покуда не нашел амулет. И сон твой…

Взгляд Степана Федоровича был направлен сквозь Ольгу, он словно ушел за своими мыслями:

– Может, ты жила в то время и видела себя, может, просто увидела, что тогда случилось. В пространстве все записано, что было, что будет… Оль, я вижу, ты еще не готова услышать меня. Знаешь что? Я тебе книги дам по этой тематике, ты просто читай, впитывай, потом придет понимание и принятие. А сейчас просто верь себе, не бойся необъяснимых умом вещей, помни: ничего случайного не бывает. Мы оказываемся в тех местах, с теми людьми и в тех ситуациях, которые сами выбираем по разным причинам и которые нам необходимы, для того чтобы что-то важное про себя узнать.

***

В семье начались перемены: отец Ольги «ушел в политику» и здесь нашел себя, постепенно становясь все более известным и влиятельным человеком в крае. И вот уже огромные плакаты, на которых не похожий на себя отец Ольги призывал голосовать за него, были развешаны по всему городу. Мама уволилась из школы и всецело занялась папиной политической карьерой. В школе Ольга чувствовала себя все хуже: изменилось отношение учителей к ней. Одни лебезили, другие, видимо, противники папиной партии, постоянно пытались высказать свое мнение. Ольга не находила поддержки и у одноклассников. Из-за того что образ жизни родителей резко поменялся и Ольга все чаще выезжала с семьей на отдых или на различные мероприятия в Москву и за границу, она испытывала со стороны одноклассников обыкновенную зависть. Мама одно время хотела перевести дочь в частную школу, но Ольга не могла представить себя без кружка Степана Федоровича – единственного места, где ей было комфортно.

Домашние встречи родителей с друзьями тоже ушли в прошлое. Теперь для торжественных мероприятий снимался лучший ресторан города, а если приемы проходили дома, в новой большой квартире, то туда чаще приглашались не старые друзья, а «соратники по партии» или «полезные люди». Ольга выходила из своей комнаты только по просьбе родителей: «Познакомьтесь, это наша дочь Оля, она любит много читать, заниматься и вообще домоседка, не как современные детки». За столом на нее никто не обращал внимания, и поэтому она все чаще незаметно, как мышка, проскальзывала в свою комнату.

Мама иногда пела. «Чтобы произвести хорошее впечатление», как говорил папа. Но новых песен не было, а был репертуар только из «обкатанной программы», добавляла мама.

Только Ольга свыклась с новым статусом семьи и своим положением среди сверстников, как родители сообщили новость, которая очень опечалила девочку.

– Мы уезжаем жить в Москву! – радовалась мама.

***

В Москву они перебрались только в конце ноября, когда Ольга отметила свое 15-летие. Девочка особенно не переживала, как ее встретят в новой школе. Она понимала, что вряд ли ее ждет теплый прием, а к отчужденности она привыкла. В принципе, получилось почти так, как она предполагала. В отличие от прошлой школы, в новой не было зависти или подхалимажа. Многие дети в школе – наследники известных и не очень политиков, бизнесменов и артистов – понимали, что связи в современном мире значат очень многое, и поэтому Ольгу приняли как будто бы приветливо, ведь ее папа стал достаточно известным и перспективным политиком. Но Ольга не изменяла себе и оставалась замкнутой и необщительной одиночкой. Вскоре ее вовсе перестали замечать, что девочку очень устраивало. Подруг у нее в столице не было, все общение с ровесниками поддерживалось через соцсети с ребятами из клуба Степана Федоровича.

Наконец девятый класс благополучно закончен, экзамены без труда сданы на пятерки, и Ольга уже мечтала, как поедет со Степаном Федоровичем в экспедицию.

Все эти мысли, воспоминания о прошлой жизни, разговорах со Степаном Федоровичем, обидой на родителей преследовали Ольгу весь день, и она забыла поинтересоваться, где же находится этот лидерский лагерь, в который так настойчиво хочет запихнуть ее отец.

На следующее ранее утро родители уехали в очередную деловую поездку, поручив водителю вовремя отвезти дочь в аэропорт.

Быстро побросав в спортивную сумку белье, джинсы, майки, свитер и зубную щетку, Ольга вышла к машине и спросила снова себя: а едет она, собственно, куда? Но, подумав, решила, что это неважно. Несколько книг, которые она хотела более внимательно изучить, девочка бросила в сумку в первую очередь. Дорогу к аэропорту она, к своему удивлению, не узнавала. Хотя в Москве Ольга жила чуть больше полугода, но уже несколько раз летала на самолетах с родителями. Она знала два основных аэропорта – Шереметьево и Домодедово, но водитель вез девочку явно в незнакомое место. Когда машина остановилась и водитель сказал, что они приехали, Ольга от изумления открыла рот. Она никогда не видела военные аэропорты, но это было очень на него похоже. Водитель донес сумку Ольги до дверей мрачного сооружения, совершенно не похожего на современные – из стекла и бетона – аэровокзалы, которое охраняли вооруженные солдаты, и, пробурчав: «Мне дальше нельзя», развернулся, чтобы уйти.

Ольга вцепилась за рукав водителя:

– Вы уверены, что мне сюда? А папа знает?

– Я выполняю инструкции Петра Андреевича. Прощайте, Оля, – сказал Виктор и ушел прочь.

– У меня даже нет билета. Значит, меня не возьмут, и я останусь, но не по своей вине, – быстро пронеслась в голове спасительная мысль.

Она робко подошла к солдатам, и те открыли перед Ольгой двери.

В огромном помещении, напоминающем больше ангар, чем зал ожидания вылета, было много людей, в основном детей приблизительно 14-17 лет, немного молодых людей лет 20-25 и несколько военных. К Ольге подошел человек в военной форме.

– Ольга Боярова! – мужчина не спрашивал, а утверждал, – Ваша группа 3Ф, следуйте за мной!

Ошарашенная Ольга засеменила за военным. Он подвел ее к группе детей, которые сидели на своих рюкзаках и оживленно болтали.

– Олька, привет! И ты здесь! Ну ты даешь, совсем не ожидала!

Ольга вздрогнула и обернулась. К ней подскочила ее одноклассница Даша Зукина («Ударение на последнем слоге», – постоянно поправляла учителей и одноклассников Даша). Дарья была дочерью немолодого, пользующегося любовью у мэрии певца и композитора. Мама – психолог, пишущий в серии «Популярная психология» брошюрки для подростков типа: «Как стать самой классной девчонкой», «Как влюбить в себя парня за 7 дней». Но, судя по Даше, эти рекомендации не очень-то работали. Девочка так старалась стать популярной по маминым книжкам, что некоторое время была постоянным объектом для насмешек в школе. Особенно досталось Даше за врожденное косоглазие. Дети как-то записали и передавали друг другу на мобильные телефоны отрывок из старого фильма, где на балу мамаша учит свою страшненькую косоглазую дочь соблазнять кавалеров: приставив растопыренные пальцы к носу, та «стреляет» косыми глазками из стороны в сторону и глупо хихикает. Зимой Даше сделали операцию на глазах, исправив косоглазие, и под конец учебного года она успокоилась и перестала стараться понравиться. Над Зукиной больше не смеялись, но и душевных друзей она не нашла. Поэтому, наверное, и обрадовалась, увидев Ольгу среди незнакомых ребят.

– Прикольно, здесь еще есть ребята из нашей школы! – почти кричала Даша на ухо Ольге.

– А кто еще? – спросила Ольга, осматриваясь вокруг себя.

Но она и сама уже увидела нескольких. Недалеко от нее сидел Олег. Ольга обращала на него внимание в школе. Выше ростом, чем большинство других ребят, Олег при разговоре наклонял голову к собеседнику, из-за чего казалось, что он сутулится, но широкие плечи, пружинистый шаг и резкие уверенные движения выдавали в нем спортсмена. Парень был старше Ольги и Даши. Он уже закончил десятый класс и успешно перешел в одиннадцатый.

– Представляешь, говорят, что Олега в этом году посвятят в братство. Он в прошлом году прошел обучение и стал лидером, ему осталось пройти посвящение, и он на «вершине мира», – тараторила Даша Зукина.

Ольга ничего не поняла из того, что сказала одноклассница, но вопросов было так много, что Ольга, перебив Дашу, резко спросила:

– А летим куда? Лагерь, собственно, где находится?

Даша удивленно посмотрела на Ольгу:

– Не знаю, и никто не знает. Это всегда тайна, каждый раз лагерь организуют в новом месте.

– А как же родители нас отправляют, не зная куда? – удивилась Ольга.

– Да ты че, это же та-а-к круто, и почти невозможно сюда попасть, что от радости родители на все соглашаются… Я в прошлом году так хотела, но не прошла. А как операцию на глаза сделала, папа в мэрии поднажал, и счастье в кармане – я еду!

– Чему так радуешься? – ухмыльнулась Ольга.

– Ну, ты серость! Поездка в лагерь жизнь меняет. Там на самом деле учат таким вещам, что даже самые обычные парень или девчонка становятся суперуспешными. А если в братство примут, то круче не бывает. Самые крутишкины (она перечислила фамилии богатейших молодых людей страны, известных успешных политиков и даже актеров) в свое время проходили лидерские программы этого лагеря, а особо отличившихся принимали в братство. В общем, власть, деньги, красота – все у них. Своих всегда поддерживают, но попасть туда нереально! Надо быть особенным, хотя курс лидерства для мальчиков и курс привлекательности и как бы «женской магии» (Даша сморщила мордашку, закатила глаза и сделала пальцами характерный жест кавычек) для девочек может пройти каждый, кто поехал в лагерь. Но попасть сюда почти невозможно, и деньги тут ни при чем. Нет, деньги, конечно, важны, простой врач или учитель свое чадо сюда устроить не сможет, но и тех предков, которые готовы платить бешеные деньги за свое потомство у нас в стране предостаточно. Все хотят влезть в братство и стать частью особенного мира, но мало кому удается…

Смотри, видишь, Кристинка из 10-го класса? Еще в позапрошлом году ее вообще никто не замечал: маленькая, злобная, как крыска, так и обзывали Крысенышем. А съездила в лагерь, прошла курс, где девочек учат быть леди, так все – жизнь у нее изменилась. Во-первых, на нее обратил внимание сам Альберт! Он – посвященный, сейчас в Лондоне в университете учится. Говорят, что они даже на зимних каникулах в Швейцарии встречались. Во-вторых, она такая классная стала, просто душка! Милая, добрая, а улыбается – ну просто леди Ди! – восторженно щебетала Даша.

Как раз в этот момент Кристина проходила, вернее, проплывала мимо девочек. Все движения ее были полны изящества и чувства собственного достоинства. Ольга поневоле залюбовалась тем, как Кристина по-королевски высоко держит голову и абсолютно прямо спину. Леди Кри (так про себя назвала ее Ольга), случайно задев сидевшую на полу Дашу, удивленно посмотрела вниз, ласково потрепала ее по голове и проворковала:

– Прости, Зайка. Машулька, и ты здесь!

Ольга удивилась тому, как голос и глаза могут одновременно выражать разные чувства: нежный голосок и глаза, такие холодные, что напоминали акульи.

– Я Дашулька! – благоговейно прошептала девочка, влюбленным взглядом провожая грациозную Кристину. Ольга с удивлением наблюдала за этой сценой, но вслух ничего не сказала.

***

Когда ребята расположились в достаточно большом и удобном самолете, Ольга увидела, что к другому самолету направляется толпа подростков. Все в одинаковой одежде: шорты, рубашка и шляпа цвета хаки, темные кроссовки, за спинами – коричневые рюкзаки. Никаких личных вещей.

– А это кто? – Ольга дернула Дашку за рукав, чтобы та посмотрела в иллюминатор самолета.

Страницы: 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Книга рассказывает о природной модели структуры человеческой души, формируя представление о форме ее...
В каждой воинской части есть тайна, порой жестокая и пугающая своей безнаказанностью. Вы готовы узна...
Двадцать пять лет назад Дэвид Линч и Марк Фрост свели весь мир с ума культовым сериалом «Твин-Пикс»,...
Каково это: проснуться и узнать, что всё случившееся с тобой недавно, было лишь очередным хитровымуд...
Пожалуй, нет на Земле таких отношений, в которых бы царила полная гармония. Все влюбленные ссорятся,...