Осенний трон Чедвик Элизабет
Генрих устало провел рукой по лбу:
– Понятно, что сразу она не согласится, но еще несколько месяцев в Саруме сделают ее сговорчивее.
Подняв на мгновение голову, Розамунда заметила в его глазах стальной блеск, всегда сопровождавший любое упоминание королевы. Она хотела спросить, сколько времени придется ждать аннуляции брака, однако прикусила язык, зная, что лучше не давить на Генриха, когда он раздражен и плохо себя чувствует. И все же… Ждать еще несколько месяцев она не может, если хочет, чтобы ребенок был законнорожденным.
– Как скажете, сир, – проворковала Розамунда. – Я буду молиться об успешном завершении дела. – Потом она направила на него полный нежной заботы взгляд. – Я хочу дать вам то, чего не могла дать она. Хочу дать это открыто, перед людьми и Богом. Хочу помочь вам и получить законное право находиться всегда рядом. Не могу видеть, как вы измучены и больны.
Он глянул на нее из-под полуопущенных век. Розамунда не сумела прочитать этот взгляд, хотя прикладывала немалые старания к тому, чтобы изучить его душу.
– Ты королева моего сердца. – Король притянул ее к себе на колени. – Никто не заботится обо мне так, как ты. Не переживай, все будет хорошо.
Генрих не сказал, что женится на ней. Не сказал, что она наденет корону.
Он распустил завязки на горловине ее сорочки и уткнулся лицом в теплую белую грудь. Розамунда обняла его, прижалась щекой к его редеющим волосам и послала небесам жаркую молитву о том, чтобы ее просьба была исполнена.
Глава 6
Винчестерский замок,
пасхальные торжества, апрель 1176 года
Алиенора наблюдала за тем, как Иоанна играет с мохнатой собачонкой Маргариты – бросает щенку кожаный мячик. Юбка девочки так и порхала вокруг ее ног, щеки порозовели от веселья. Иоанна стала высокой и крепкой, но признаки расцветающей женственности еще не проявились. Тем не менее держалась она с самоуверенностью юной дамы, которая знает себе цену.
В комнату заглянула Изабелла и после секундного колебания подошла к Алиеноре и присела в реверансе.
– Вы хотели меня видеть, госпожа? – натянуто произнесла она.
– Хотела. – Алиенора указала Изабелле место на мягкой скамье рядом с собой.
Это была их первая встреча после неприятного разговора, состоявшегося три дня назад. Алиенора не раскаивалась в брошенных ею тогда словах, но задним числом понимала, что позволила раздражению взять верх над разумом. Вокруг нее так мало людей, к которым она может обратиться за помощью, а Изабелла всегда была верной подругой. Не ее вина, что некоторые черты ее характера выводят Алиенору из себя. Изабелла стремилась к совершенству. Если на столе появлялось несмываемое пятно, она закрывала его нарядной салфеткой или подсвечником и делала вид, что его нет. Но этим свойством наделила Изабеллу природа, вместе с добротой и беззаветной преданностью тем, кого она любит.
– В прошлый раз мы немного недопоняли друг друга, – произнесла Алиенора. – Хочу заверить тебя, что искренне ценю твою дружбу и твои советы.
Изабелла разглаживала на коленях платье и молчала, только подбородок у нее подрагивал.
Алиенора вручила ей спутанный моток ниток для вышивания:
– Посмотри, не получится ли у тебя разобраться с этим. Ты такая ловкая, к тому же терпения у меня никакого, о чем тебе известно.
Изабелла взяла нитки и аккуратными движениями принялась выискивать кончик. Алиенора надеялась, что сумела хорошо запутать моток и Изабелле придется просидеть за этим занятием достаточно долго, чтобы отношения между ними успели наладиться.
– Амлен предупредил тебя о послах из Сицилии? О том, что они едут с брачным предложением для Иоанны?
– Да, он упоминал. – Кропотливость Изабеллы принесла плоды: она сумела найти убежавший конец нити.
– Если переговоры пройдут успешно, ты будешь сопровождать ее на Сицилию, так мне сказали. – (Изабелла с опаской взглянула на нее.) – Я была бы рада этому… правда. Иоанна любит тебя и доверяет, и я знаю, что с тобой ей легче будет начать новую жизнь.
Всю скованность Изабеллы как рукой сняло, в глазах моментально заблестели слезинки.
– Обещаю хранить в памяти каждую мелочь, как сокровище, чтобы по возвращении все пересказать вам. Я привезу вам шелков из мастерских Палермо. Генрих не посмеет отобрать у вас подарок от меня и Амлена.
Алиенора печально кивнула. Да, Изабелла тоже изо всех сил старается навести разрушенные мосты. И вероятно, ей неловко за то, что она отправится в путешествие, тогда как для подруги горизонт немногим шире тюремных стен. Даже если бы Алиенора была свободна, то с Иоанной ей все равно пришлось бы распрощаться на пристани. Королева рожает дочерей и теряет их, прежде чем они станут взрослыми.
Изабелла принялась за узел в самой середине мотка:
– Иоанна уже знает?
Алиенора помотала головой:
– Может, только догадывается. Генрих собирался поговорить с ней сегодня.
И потом жизнь дочери навсегда изменится. Сейчас она наблюдает за последними часами детства Иоанны.
– Она становится настоящей красавицей, – заметила Изабелла. – Иоанна любит похихикать и бывает легкомысленной, как все девочки, но сердце у нее благородное и есть воля поступать так, как надо.
У Алиеноры с языка готово было сорваться резкое замечание. Опять Изабелла бормочет общие фразы. Да, все, что она сказала, правда, но главное не это. Чтобы выжить, Иоанне нужна сталь в характере, но в меру, иначе девочка сломается.
Изабелла вернула нитки Алиеноре:
– Я сделала все, что могла, но вот эту часть в середине не высвободить. Придется отрезать.
– Вот и с сердцем так же, – бросила Алиенора и обратила взор к дверям, где стоял Генрих.
Король вернулся с охоты, его движения еще были быстрыми и решительными. Удостоив Алиенору лишь кратким холодным взглядом, он сел перед огнем и приказал Иоанне подойти к нему.
Дочь тут же приблизилась и встала, склонив голову. От ее веселья не осталось и следа. Оно сменилось настороженностью, ибо ее отец – король и он непредсказуем.
– Сир. – Она присела перед ним в реверансе.
Амлен, который вошел следом за Генрихом и встал справа от него, послал девочке ободряющую улыбку. У него дернулось веко, но, возможно, это было всего лишь подмигивание. Алиенора ничего из этого не упустила. Она была благодарна Амлену за попытку поддержать Иоанну.
– Дочь моя, – после тяжелой паузы произнес Генрих и провел пальцами по усам, – я хочу обсудить с тобой дело государственной важности.
Иоанна рискнула взглянуть на отца:
– Да, папа.
Он поманил ее к себе и взял за руку, сжал девичью кисть между своими жесткими ладонями:
– Тебе предстоит выйти замуж за Вильгельма, короля Сицилии, если переговоры с его послами закончатся к всеобщему удовлетворению. Он мой союзник и добрый друг, с ним тебе будет хорошо.
Горло у девочки судорожно сжалось.
– Благодарю, сир, – едва смогла она прошептать. Алиенора видела страх в ее глазах, но бесконечно гордилась тем, что дочь нашла в себе силы для верного ответа. – Это честь для меня.
– Хорошо. – Генрих еще раз сжал ее руку, отпустил и встал сам. – Твоя мать и графиня де Варенн сообщат тебе все, что девице нужно знать в связи с этим.
Удовлетворенный тем, что исполнил свою роль в деле извещения дочери о предстоящей ей судьбе, Генрих не стал задерживаться в женских покоях. За ним еще не закрылась дверь, а он уже отдавал приближенным распоряжения о том, какие копья надо взять на следующую охоту. Амлен последовал за королем, но все же бросил короткий взгляд на дам через плечо.
Иоанна смотрела поочередно то на Изабеллу, то на Алиенору. Девочка все еще не пришла в себя после того, что случилось. На нее обрушилось нечто молниеносное, необратимое и огромное.
– Сицилия – замечательный остров, – сказала Алиенора. – Немного похожа на Аквитанию. Не хочу разлучаться с тобой, но твой отец прав, это хорошая партия.
– У тебя будет множество нарядов, – подхватила добросердечная Изабелла. – Появится своя свита. Поначалу все покажется очень непривычным, но мы поможем тебе подготовиться, и я буду сопровождать тебя. Это уже решено.
Иоанна кивнула. Она постепенно приходила в себя.
Алиенора послала Изабелле благодарный взгляд. Недавняя размолвка была почти забыта. По крайней мере, в том, что касается судьбы Иоанны, они едины.
– У тебя еще есть немного времени. На Сицилию ты отправишься не раньше конца лета. Как верно сказала тетушка Изабелла, дел у нас много. Иди ко мне. – Алиенора усадила дочь под окном. – Я расскажу тебе о Сицилии все, что помню, а ты можешь спрашивать меня, о чем захочешь. С твоим будущим супругом я незнакома, но отец его был очень добр ко мне, когда я оказалась в его королевстве на пути из Иерусалима. Уверена, тебе там понравится.
Иоанна опять кивнула и выпрямила спину, будто примеряясь к весу короны и сопутствующих ей обязанностей.
– Да, мама, – ответила она, как подобает хорошей дочери.
– Конечно, между нами пролягут моря и страны, но есть же еще письма и гонцы. И у тебя будет собственный двор, тебя будут окружать известные тебе люди. – Она сжала ладонь Иоанны гораздо нежнее, чем минуту назад это сделал Генрих. – Твой долг – исполнить волю отца так хорошо, как только сможешь. Такова роль королевы. Я знаю, ты понимаешь это.
– Да, мама, – повторила Иоанна и закусила губу.
Алиенора жалела дочку. Она поцеловала девочку в порыве сочувствия, но объятия не затягивала. Ведь у королевы есть еще одна роль: сохранять достоинство в самых трудных обстоятельствах. Иоанне еще предстоит научиться этому.
Алиенора гуляла по саду Винчестерского замка и упивалась запахами, звуками и картинами свежего весеннего утра. Неутомимо жужжали пчелы, перелетая с цветка на цветок, которые, словно снегом, усыпали яблони и наполняли воздух тонким ароматом. К счастью, Генрих не запретил ей выходить в сад, хотя и следил за каждым ее шагом и не допускал, чтобы супруга беседовала с влиятельными лицами. Он продолжал всеми возможными способами внушать ей, что в их шахматной партии перевес у него и что для нее единственный выход – это согласиться на расторжение брака. Вчера за ужином Генрих унизил ее, посадив за дальний конец стола, пока сам беседовал с торговцем золотом из Винчестера. В тех случаях, когда Алиенору нельзя было не замечать, Генрих относился к ней с демонстративным пренебрежением, и это было еще хуже.
– Мама…
К ней по садовой тропинке направлялся Гарри в дорожном плаще и шляпе с перьями. И это означало, что вскоре ее положение еще ухудшится. Сыновья один за другим разъезжались после празднеств по своим делам. Алиенора лишалась их поддержки. Ричард уже отбыл в Пуату с новой порцией денег для борьбы против мятежных вассалов. Теперь вот Гарри собирается к нему. Только сделает небольшой крюк, чтобы навестить тестя во Франции. Оставался Жоффруа, но и ему предстоит отправиться в путь – в Бретань.
– Ты готов? – Ее улыбка была вымученной.
В саду она укрылась, чтобы обрести достаточно спокойствия для прощания с сыном. Гарри выглядел виноватым. Он понимал, что матери будет тяжело без него, однако в нем бурлило радостное возбуждение. Ему не терпелось уехать. Генрих и его снабдил деньгами, хотя деньги у Гарри утекают как вода между пальцами, потому что у него нет никаких обязательств, которые научили бы его оценивать реальность. Полновесные монеты разойдутся на одежды, парады, лошадей, охоту и путешествия.
– Да. Ты проводишь меня?
«Ты – королева, – напомнила себе Алиенора. – Этим ты сильна. И этому учишь дочерей».
– Конечно! Я желала бы, чтобы ты остался, но знаю, что это невозможно.
Она положила ладонь на согнутую в локте руку старшего сына и вышла с ним из сада к конюшне, где уже все собрались: и те, кто уезжал с Гарри, и те, кто хотел пожелать ему доброго пути. Бывают короткие прощания, бывают долгие. Взгляд Алиеноры переметнулся к Иоанне. Дочь только что обняла супругу Гарри и присела на корточки, чтобы попрощаться с мохнатой собачонкой Маргариты. Королева подозревала, что с собакой ей горше прощаться, чем с невесткой, хотя, заполучив корону королевы Сицилии, она сможет завести столько собак, и больших и маленьких, сколько захочет.
Гарри подарил Иоанне красивый перстень с резной печаткой в виде льва.
– Я буду сопровождать тебя часть пути до Сицилии после того, как ты переплывешь Узкое море. И обещаю приехать к тебе в гости, когда ты станешь королевой, – сказал он, еще раз обнял сестру и шагнул к Алиеноре.
– Пусть дорога твоя будет безопасной, сын мой, – проговорила она. – Возможно, из-за моего положения я не смогу тебе написать, но помни: ты всегда в моем сердце.
Сын одарил ее своей самой светлой улыбкой, которая любого убедила бы в том, что для Гарри нет человека важнее того, кому он так улыбается. А потом посерьезнел:
– Я не забуду, мама, душой клянусь! Не забуду. – Он сжал ее руки в своих. – Он мой отец, но я и сын своей матери.
– Именно поэтому ты выше, чем он.
Гарри громко расхохотался, поцеловал мать и повернулся к коню, чтобы запрыгнуть в седло.
– Береги его! – горячо воскликнула Алиенора, обращаясь к Уильяму Маршалу, который в последний раз осматривал упряжь и снаряжение и отдавал команды оруженосцам. – Я вверяю его твоим заботам.
– Госпожа, это дело всей моей жизни и моя честь, – с поклоном ответил Маршал. – Я сделаю все, чтобы ваш сын был в безопасности.
Они обменялись многозначительными взглядами. Гарри нужно обезопасить как от себя самого, так и от других – вот что было сказано ими без слов. Уильям вытащил из-под воротника маленький крестик с драгоценными камнями и приложился к нему губами. Этот крест ему подарила Алиенора в те дни, когда у нее имелись средства, чтобы платить тем, чью службу она ценит. Затем запахнул ворот и занялся своей лошадью.
В последний момент приехал попрощаться со старшим сыном и сам король. Махнув Гарри, чтобы тот оставался в седле, Генрих угрюмо буркнул:
– Храни тебя Господь! И постарайся не спустить все деньги хотя бы в этот раз.
Гарри шутливо отсалютовал отцу и взялся за поводья.
Королева смотрела, как они выезжают – внушительная кавалькада с соколами и борзыми, с серебряными колокольчиками на упряжи. Над головами всадников колыхались шелковые стяги. У Алиеноры перехватило горло при виде этой красоты и доблести, а еще оттого, что она не могла поехать с ними.
– Что ж… – Генрих повернулся к жене, едва стража закрыла ворота. – У тебя было время, чтобы подумать насчет Эймсбери. Готова ли ты дать ответ?
Алиенора глянула ему прямо в глаза:
– Готова, но он будет прежним. Эймсбери не обсуждается. Ты получишь аннуляцию, если позволишь мне уехать в Аквитанию.
На его лице смешались гнев и раздражение.
– Значит, ты обрекаешь себя на жизнь в заточении. Ты отправишься в Сарум – сегодня же.
– То есть Иоанну ты тоже наказываешь?
– Думаешь, ей нужна такая мать, как ты? – оскалился Генрих. – Все, чему ты можешь ее научить, это как не быть королевой.
Алиенора выпятила подбородок:
– Делай как знаешь, но ты меня не сломаешь.
– Не сломаю? Посмотрим. – И с этими словами он ушел, двигая плечами, как борец перед боем.
Мгновение спустя Алиенору окружили охранники. Они схватили ее за руки и вывели со двора прямо на глазах у всех, кто собрался там для проводов Гарри, включая Иоанна и Иоанну.
Алиенора высоко держала голову. Что бы ни говорил Генрих, она покажет дочери, как ведет себя настоящая королева, особенно под принуждением.
Без каких-либо церемоний ее усадили в повозку с простым холщовым навесом. В этот раз ей не досталось ни лошади, ни эскорта, только суровые солдаты, исполняющие волю своего господина. Три недели она провела в позолоченной клетке среди певчих птичек и орлов королевского двора. Теперь настала пора возвращаться в продуваемую всеми ветрами крепость. Направив взгляд на грязную холстину навеса, Алиенора постаралась изгнать все мысли до единой. Это нужно сделать, чтобы выжить. Либо умрет она, либо Генрих, и тогда это прекратится.
Глава 7
Замок Сарум, август 1176 года
Жизнь Алиеноры вновь оказалась втиснута в отупляющую рутину Сарумского замка. Опять протянулись бессчетные стежки по грубой льняной ткани, потекли, как прежде, дни заточения в четырех стенах, за исключением редких моментов, когда ей позволяли погулять в окрестностях замка или посетить службу в соборе – все под строгим надзором. Связь с внешним миром оборвалась. Алиенора приручила белую голубку и кормила ее крошками на подоконнике. Воркование и пируэты птицы были единственным ее удовольствием, пока однажды рыцари из замковых конюшен не напустили на голубку ловчего сокола. С тех пор королева не прикармливала голубей.
Иногда до нее долетали разрозненные фрагменты новостей – такие же никчемные, как обрывки ниток на скамье, где Алиенора шила нескончаемые рубашки и сорочки для бедняков. Генрих уехал в свой охотничий замок в Кларендоне, Ричард одержал в Бутвиле победу над мятежниками графства Пуату. Но почти никаких подробностей, а те, которые все-таки просачивались, передавались через столько рук, что теряли всякую достоверность. Пару раз тоскливое бытие Алиеноры разнообразили визиты церковнослужителей. Только вот являлись они с миссией от Генриха, чтобы повторить его заверения в том, что ее тяготам придет конец, едва она согласится стать настоятельницей аббатства Эймсбери – к всеобщему благу. Как ни странно, Алиенора ждала этих визитов. Лишь так, через посланников, она могла досадить супругу, расстроить его планы и лишний раз заявить о том, что ее позиция остается неизменной.
Одним жарким августовским днем она вышла после молитвы из собора. Солнце било по камням, словно молот по раскаленной добела наковальне. Неподвижный воздух обжигал. Прикрывшись ладонью от ослепительного света, она зашагала к замку. С ней шла Амирия, и в отдалении следовали стражники. И вдруг Алиенора встала как вкопанная. Перед ней возникла Изабелла! А рядом с подругой – Иоанн, и Иоанна, и их кузены Белла и Уильям!
Сначала она решила, что это мираж, сотканный из перегретого воздуха. Однако взмокших, красных от жары солдат, распрягающих коней, никак нельзя было принять за эфемерные видения. Да и сама Изабелла, хотя и опрятная, как всегда, все же выглядела как бабочка, только что вылупившаяся из куколки и еще не успевшая расправить крылья.
Чтобы не броситься со всех ног им навстречу, Алиеноре пришлось призвать всю свою волю. Степенно, как подобает королеве, она приблизилась к дорогим ее сердцу посетителям.
– Какой сюрприз! Приезд ваш меня безмерно радует, – произнесла она голосом, который едва не срывался от волнения. Что опять задумал Генрих?
– Мы приехали навестить вас перед тем, как отправиться на Сицилию, – ответила Изабелла после того, как женщины обнялись. – У меня есть позволение. – Она показала Алиеноре запечатанный свиток пергамента. – Вот охранная грамота от Генриха. Это Амлен уговорил короля. Знаю, вы уверены, будто я делаю только то, что угодно моему мужу, но смотрите: я попросила его в правильное время и правильным образом, и он согласился сделать так, как хочу я. Порой уступками и миром можно добиться многого.
Алиеноре было и смешно, и досадно. Очевидно, их прошлая размолвка не давала Изабелле покоя.
– Это зависит от того, что ты теряешь, когда идешь на уступки. Но все равно я благодарна тебе. Я готовилась к тому, что никогда больше никого из вас не увижу.
Она заключила в объятия Иоанна и Иоанну, не переставая гадать, какими могли быть мотивы Генриха, когда он разрешил им визит в Сарум. Должно быть, надеялся, что несколько месяцев одиночества сломят ее и она теперь более склонна принять условия короля. Если так, то его ждет глубокое разочарование. Перенесенные испытания только укрепили ее решимость стоять на своем.
Алиенора привела гостей в свою комнату в северной башне замка. Оглядев спартанскую обстановку, Изабелла ничего не сказала, но в ее глазах промелькнул ужас. И сочувствие.
– Да, такая она, келья нераскаявшейся грешницы, – бросила Алиенора. – По крайней мере, здесь прохладно даже в самый жаркий день.
Иоанна молча села у окна. Весь ее вид выражал глубокое потрясение. Она не ожидала, что ее мать находится в столь жалких условиях.
Горничная Изабеллы втащила большую плетеную корзину. Подруга сняла сверху сложенную скатерть и велела Амирии расстелить ее на столе – голом, как все в этом помещении.
– Я привезла хорошего вина, – объявила графиня, твердо настроенная поддерживать радостную атмосферу. Она извлекла из глубин корзины глиняную бутыль. – И жареного гуся, и белого хлеба. Стража не посмела отобрать эти угощения у супруги брата короля, прибывшей с его охранной грамотой.
Алиенора вздернула бровь:
– Разве это не акт неповиновения?
– Вовсе нет. – Изабелла мотнула головой. – Я всего лишь пользуюсь своим законным правом. – Она поднесла подруге свернутый конусом пергамент, в котором лежали коричневые квадратики. – Амлен знает, что вы обожаете имбирное печенье, и поэтому передает вам вот это.
Алиенора втянула теплый аромат восточных пряностей, смешанный с медовой сладостью. Их с Амленом взгляды не всегда совпадают. Будучи братом короля, тот поддерживает Генриха. И порой ведет себя как ханжа и педант. Тем не менее человек он чуткий и немстительный.
– Ты должна поблагодарить его от моего имени. Передай супругу, что его дар я оценила. – Алиенора чувствовала, что еще чуть-чуть – и она расплачется. – Он очень добр, а доброту я сейчас редко вижу.
Изабелла порозовела от похвалы:
– Обязательно передам. А это от меня.
Она протянула королеве бутылочку из горного хрусталя, обернутую в кусок пурпурного шелка. Флакон украшала витиеватая резьба, а когда Алиенора вытащила пробку, восхитительная композиция из розовых, мускатных и древесных ноток разом перенесла ее в сады Пуатье со шпалерами из плетущихся роз и жимолости.
– Это дорогой моему сердцу подарок, – произнесла она, когда вновь обрела голос. – Ты дала мне утешение, которое останется со мной до последнего моего дня в этих стенах. – Алиенора опять обняла Изабеллу и украдкой смахнула набежавшие слезы.
Когда стол был накрыт, они приступили к еде.
– А меня скоро обручат, – заявил Иоанн, отламывая себе кусок хлеба.
Алиенора удивленно посмотрела на младшего сына, хотя сама по себе идея не нова. Однажды он уже был помолвлен – с маленькой Аделаидой Морьенской, однако та умерла еще в начале заточения Алиеноры в Саруме. Разумеется, Генрих должен был найти для сына новую невесту. И конечно же, с супругой он советоваться не собирался.
– Правда? С кем?
– С Хависой Глостерской. – Он недовольно выпятил нижнюю губу. – Она моя троюродная сестра, но папа говорит, что сможет получить разрешение на брак.
Алиенора нахмурилась:
– Хависа Глостерская?
– Девочка родилась, пока вы пребывали в Саруме, – пояснила Изабелла.
– Ах вот оно что. – Хотя о ребенке она ничего не знала, ее отца помнила по встрече в Винчестере.
– Ей всего три года. – Иоанн посыпал хлеб солью. – Конечно, и она может умереть до свадьбы, как случилось с первой невестой. Папа говорит, что в таком случае даст мне Изабеллу де Клер. А это означает, что моими станут Чепстоу, и Пембрук, и Ирландия. Изабелла старше Хависы – ей четыре года. – Он откусил хлеб. – И еще Нормандия, – добавил мальчик с набитым ртом.
– Когда же состоится твоя помолвка?
– Через несколько недель, в Лондоне, – ответил Иоанн, дожевав. – Главное, не сама невеста, а ее земли. Правда, владения Глостеров больше.
Он рассуждал со знанием дела, то есть все эти факты он разузнал самостоятельно, а не повторял с чьих-то слов. Прочитать выражение серо-зеленых глаз младшего сына было трудно, и его неизменная полуулыбка-полунасмешка тоже не поддавалась расшифровке. Даже в раннем детстве он всегда вел себя как взрослый – интриговал, манипулировал. Если Иоанн гневался, то объект его гнева догадывался об этом, только когда обнаруживал какое-то свое имущество испорченным или когда садился на гвоздь, таинственным образом вылезший из его стула. И при этом Иоанн умел быть неотразимо милым и забавным.
– Кажется, ты все тщательно изучил, – заметила Алиенора.
– Я хотел знать. – Он положил на стол свой нож. – И еще я знаю, зачем папе так хочется расторгнуть ваш брак.
Алиенора поднесла к губам чашу с вином:
– Зачем же?
– Розамунда де Клиффорд беременна. – При этих словах в его глазах вспыхнул огонек. – Роды ожидаются осенью, и папа хочет жениться на ней и сделать ее королевой.
Обдумывая новость и пытаясь взять себя в руки, Алиенора потягивала вино.
– И это стоит того, чтобы отправить послов в далекий Рим? Почему-то я сомневаюсь, что у твоего отца имеется такое намерение.
– Розамунда все время с ним, – возразил Иоанн. Мальчик смотрел на мать сквозь прищур. – Она всегда в его опочивальне трогает и ласкает его.
– Это вовсе не означает, что твой отец женится на ней, даже если она родит ему ребенка. Не о чем беспокоиться, сын мой.
– Я не беспокоюсь. – Он пожал плечами, однако Алиенора видела, что Иоанн расстроен или ревнует. – Розамунда – никто, – процедил он. – Тупая шлюха.
Изабелла негромко запротестовала: то были неуместные слова для общей трапезы. И в них чувствовалось затаенное ожесточение.
– Да, Розамунда никто, – согласилась с сыном Алиенора. – И потому недостойна твоего внимания. Значение она приобретет, только если ты сам будешь думать о ней больше, чем она того заслуживает.
Иоанн продолжал хмуриться, но закончил обед в молчании, после чего убежал с двоюродным братом Уильямом обследовать замок.
Алиенора сочла за лучшее сменить тему беседы и стала расспрашивать Изабеллу о том, как идут приготовления к поездке на Сицилию.
– О, сделано уже очень много, – подхватила графиня. Как и Алиенора, она всей душой хотела направить беседу в более приятное русло. – У Иоанны теперь целых четыре новых платья, да, солнышко мое?
Иоанна засветилась от удовольствия и вступила в разговор.
– Король Вильгельм прислал торговцев с рулонами камчатного полотна! – воскликнула девушка и стала рассказывать матери о расписных сундуках для своего наследства: простыней и покрывал, прикроватных пологов, подсвечников, столового белья и серебряной посуды. Теперь, когда у Иоанны было время привыкнуть к мысли о грядущих переменах, ее восторг от предстоящего брака с королем Сицилии заметно перевешивал страх перед неизвестностью.
Алиенора радовалась за дочь, и в то же время ей было грустно, потому что она знала, что такое быть женой короля, что скрывается за роскошной одеждой и драгоценностями и чего стоят так называемые королевские привилегии.
– Обязательно пиши мне. Помогу тебе, если смогу, и я навсегда твоя мать. Хочу, чтобы ты никогда об этом не забывала.
Ее сердце переполняла боль, ведь здесь, в замке Сарума, у нее нет ни капли влияния. И какой пример она подает дочери?
Алиенора подарила Иоанне два гребня, которые сумела спрятать в багаже, когда выезжала из Винчестера. Они были покрыты резным орнаментом в виде сплетенных веток, где каждый листок венчали крошечные сапфиры и рубины.
– Вспоминай обо мне каждый раз, когда будешь пользоваться ими, и молись обо мне, как я буду молиться о тебе, – сказала она, прижимая к себе Иоанну. Дочь обняла ее в ответ, но сдержанно, как будто защищаясь от предстоящей разлуки.
– Белла не сможет с нами поехать, – заметила Изабелла, указав на свою дочку. – Кто-то должен приглядывать за младшими детьми, пока мы в отъезде, и мудрость велит оставить Беллу дома.
Сама Белла сидела молча и смотрела на свои руки, сложенные на коленях.
– Конечно, она огорчена, – продолжала ее мать. – И будет скучать по Иоанне, как, я уверена, Иоанна будет скучать по ней. Но это часть взросления. Будущей женщине нужно учиться нести ответственность и исполнять свой долг. Ей будет доверена важная роль хозяйки дома. – Она с гордостью взглянула на старшую дочь, и Белла ответила скромной улыбкой.
После того как детей уложили спать, подруги еще долго сидели и болтали.
– Ты слышала о Розамунде? – спросила Алиенора.
Изабелла стала вертеть на пальце кольцо.
– Да… но узнала совсем недавно. Клянусь, до Пасхи мне ничего не было известно, и Амлену тоже.
– Генрих ему не рассказывал?
Изабелла занялась полировкой камня в оправе кольца.
– Амлен держится в стороне от амурных дел короля. Он служит своему брату, а не девице, что лежит с ним в постели.
Эти слова Изабеллы заставили Алиенору улыбнуться. Она живо представила себе, как Амлен пытается говорить с Генрихом, делая вид, что льнущей к нему полураздетой любовницы не существует.
– Может, Розамунда действительно рвется к короне, но она ее не получит, – проговорила Алиенора с плохо скрываемым презрением. – Уж я-то Генриха хорошо изучила. Даже если сейчас он души не чает в любовнице, в мыслях он уже где-то на новых нетронутых пастбищах. Женитьбу на ней он видит как очередную ловушку… Ну все, достаточно уже уделили им внимания. Какие еще есть новости?
Изабелла начала рассказывать о замке Конисбро, к строительству которого приступил Амлен на их землях в Йоркшире.
– Там он будет отдыхать от службы при дворе. И это надежная крепость. В будущем мы передадим ее Уиллу. – Она вздохнула. – По правде говоря, Амлен так увлекся строительством, что порой мне кажется, будто я вышла замуж за каменщика. Вы бы слышали, с каким восторгом он описывает устройство каминов.
Алиенора засмеялась:
– Нет-нет, без его дифирамбов в честь камня и глины я уж как-нибудь обойдусь, хотя и полюбила его всей душой за присланное печенье.
Утром они все вместе сходили на службу, а потом гости, поглядывая на собирающиеся тучи, сели на лошадей и приготовились к обратному пути в Винчестер.
Алиенора в последний раз поцеловала Иоанну.
– Я горжусь тобой, – произнесла она. – И ты собой гордись.
– Да, мама, – послушно отвечала дочь, однако взгляд ее уже был за воротами.
Иоанну тоже достался материнский поцелуй.
– Что бы ты ни делал, превыше всего ставь честь, – напутствовала его Алиенора. – И как бы ни сложилась твоя помолвка с Хависой, будь к ней добр и великодушен.
– Конечно, мама. – Иоанн ответил ей теплой открытой улыбкой, но при этом был так же далек, как Иоанна с ее устремленным вдаль взором.
Когда они уехали, Алиенора двинулась вдоль крепостной стены, стянувшей холм, словно обруч тяжелой короны. Она королева и обходит свои, пусть невеликие, владения.
Глава 8
Винчестерский замок,
сентябрь 1176 года
Король поцеловал Розамунду в мягкие розовые губы и крепко прижал ее к себе, насколько позволял ее круглый, как полная луна, живот. Девушка провела пальцами по бороде Генриха и улыбнулась, хотя ей было тревожно и немного грустно. Он по-прежнему называл ее своей королевой, но ей так и не удалось сподвигнуть Генриха на то, чтобы сделать эти слова реальностью. Вместо этого любовник осыпал ее драгоценными украшениями, тканями для новых нарядов, ласками и пустыми обещаниями. Розамунде оставалось лишь надеяться на то, что Генрих изменится после рождения чудесного малыша мужского пола. Ее сын затмит старших детей короля и положит начало новой династии. Она часто делилась своей мечтой с ребенком, растущим в ее утробе, и в ответ тот стучал ножкой и вертелся. Никогда, ни вслух, ни в мыслях, не называла она его словом «бастард». Ведь на ее пальце сверкает кольцо Генриха, и она его супруга по сути, хотя и не давала брачных клятв перед алтарем.
– Я пошлю вам весточку, когда ребенок родится, – сказала Розамунда. – А вы думайте о нас, как выпадет свободная минута.
– Конечно, я часто буду вспоминать вас и молиться о твоем благополучном разрешении. – Генрих положил ладонь ей на живот, и этот жест был приветственным и прощальным одновременно.
Розамунда чувствовала, что мыслями король уже в пути, поэтому она взяла его голову двумя руками и повернула лицом к себе, так чтобы их взгляды встретились. Ей важно было получить его заверения.
– Обещаете?
– Обещаю. – На краткий миг нетерпение на его лице сменилось сожалением. – Я бы остался, если бы мог. Но дела государственные не терпят отлагательства.
«А я терплю, – подумалось Розамунде. – Я всегда буду терпеть и ждать».
– Понимаю. – (По крайней мере, Генрих посмотрел ей в глаза и услышал ее слова.) – Поезжайте с Богом.
– И пусть Он хранит тебя.
Король поднес ее руку к своим губам, поцеловал нежные пальцы и ушел. Она встала у окна, чтобы проследить за тем, как исчезает вдали его силуэт. Король Англии, ее любовник, отец ее ребенка, человек, от которого зависит все, что для нее важно на этом свете.
Часом позже слуга принес от Генриха подарок: венок из пшеничных колосьев, среди которых каплями крови алели плоды дикого шиповника. Этот кустарник все лето пышно цвел в живых изгородях. Розамунда надела венок на голову, представляя, будто это настоящая корона из золота, возложенная на нее руками Генриха, и мечтательно улыбнулась.
Через несколько дней Розамунда проснулась еще до рассвета – ее разбудили схватки. А когда они усилились, началось кровотечение. Повитухи, обмениваясь многозначительными взглядами, хлопотали над роженицей и уверяли ее, что все в порядке, а та не видела красный ручеек, истекающий из ее тела с каждой новой схваткой.
– Уже скоро, скоро, госпожа, – приговаривала дама Алисия успокаивающим тоном. – Вот только попейте отвара и отдохните чуть-чуть. – Она отвернулась от постели Розамунды и вполголоса приказала одной из камеристок позвать священника, чтобы был рядом, если что.
Солнце достигло осеннего зенита и покатилось на запад, просовывая сквозь деревья нежаркие лучи. На кровати билась в агонии Розамунда и звала Генриха. Между ее бедер разлилось кровавое озеро.
Младенец родился достаточно легко и оказался мальчиком, но был бледен и не подавал признаков жизни. А вслед за ним хлынул красный поток. Повитухам так и не удалось его остановить, как ни мяли они живот Розамунды в надежде заставить матку закрыться.