Осенний трон Чедвик Элизабет
– Да. И остался доволен ее манерами. Она была воплощением благовоспитанности и почтительности. Но до этого он видел ее, когда она была младенцем на руках у няньки.
– И еще она особа женского пола, что для моего первого мужа всегда представляло немалое затруднение, – вздохнула Алиенора. – Он говорил о браке Ричарда и Адель?
– Амлен сказал, что Людовик и Генрих обсуждали эту тему. По-видимому, Людовик заявил, что дело тянется слишком долго и пора исполнить то, о чем договорились.
– А Генрих что?
– Он согласился.
Алиенора выпрямилась при этих словах:
– Он же обещал, что не сделает этого! Сам клялся мне, что не хочет этого брака!
– Нет-нет, – поспешила успокоить ее Изабелла. – Генрих согласился только на словах, чтобы утихомирить Людовика. Он сказал, что действительно пора бы заключить брак, но, к сожалению, Ричард пока занят в Пуату. Еще он признал, что Людовик как отец имеет все основания беспокоиться, и пообещал, что постарается в ближайшее время назначить дату церемонии. Ну а король Франции либо слишком устал, либо из дипломатических соображений не стал добиваться большего. Они наметили свадьбу на будущий год, однако Генрих потом прошептал Амлену, что все будет так, как он сам решит, и что никто не смеет диктовать ему свою волю.
Алиенора знала, что в это «никто» включены и они с Ричардом. Но, по крайней мере, опасность миновала хотя бы на время.
Не без смущения Изабелла перешла к очередной новости:
– Вам следует знать, госпожа, что Ида де Тосни удалилась в Вудсток. Ожидают, что где-то между Рождеством и Сретением она родит королю ребенка.
Но этому известию уже не под силу было разбередить старые раны в душе Алиеноры. Ей просто стало немного жаль девушку – очередную жертву короля Англии.
– Вряд ли он станет держать Иду при себе, даже после обряда очищения. Своих женщин он меняет почти так же часто, как слуги меняют простыни на его постели. Отдаст ее замуж за кого-нибудь из числа придворных, а тем временем на глаза королю попадется новая протеже. – Она обратилась к племянницам, которые и без того ловили каждое ее слово: – Со стороны может показаться, что быть любовницей великого правителя – завидная доля. Да, она в центре всеобщего внимания, у нее множество шелков и драгоценностей, за столом ей подносят лучшие угощения. Но ее положение опасно, потому что она целиком и полностью зависит от прихоти короля, а он в любой момент может выкинуть ее, как ненужную вещь.
– Разве это не одно и то же, что быть королевой? – спросила Белла.
Неожиданный вопрос заставил королеву внимательнее приглядеться к старшей племяннице. В бирюзовых глазах светилась жажда знания и почти взрослое понимание. Алиенора сообразила, что употребила слово «опасно», а девочка, которую балуют, лелеют и всячески оберегают любящие родители, наверняка хотела бы выйти за рамки размеренной жизни, прикоснуться к чему-нибудь по-настоящему волнительному, даже если придется нарушить какие-то правила.
– Все это – богатство, внимание, власть – я имела не от мужа. Они были у меня еще до брака с ним. А он забрал их у меня. Вот так устроен мир. Поэтому надо быть настороже.
Щеки Беллы порозовели.
– Мой дядя пожертвовал монастырю Годстоу крупную сумму в память о Розамунде де Клиффорд. Для нее воздвигли прекрасную усыпальницу, а король превратил ее в настоящий храм.
– Белла, хватит! – прошипела графиня.
Алиенора взмахом руки остановила обеспокоенную подругу:
– Нет, лучше задавать вопросы прямо, а не прятать их по темным углам. – И она опять повернулась к Белле. – Розамунда много лет была любовницей твоего дяди. Он вовсе не имел намерения жениться на ней. После смерти бедняжки Генрих оказывает ей такие почести, каких никогда не оказывал при жизни. Но что она выгадала, получив королевскую усыпальницу? Все равно она труп, гниющий под могильной плитой. – Тут Алиенора презрительно фыркнула. – Король умеет возводить храмы для мертвых. Один для Томаса, другой для любовницы – и один для меня, здесь, в Саруме, хотя я пока еще жива… Не все покойники Генриха готовы лежать тихо.
Когда девочки пошли спать, Изабелла и Алиенора сели перед жаровней с догорающими углями и стали играть в мельницу, попивая вино. В былые времена они любили коротать таким образом вечера в королевском дворце.
– Надеюсь, Белла вас не расстроила, – первым делом извинилась Изабелла. – У нее такой возраст, когда она уже не девочка, но еще не женщина. То она играет, как дитя, а то требует относиться к ней как к взрослому человеку. Нелегко с ней.
Алиенора только отмахнулась:
– Я давно уже не обижаюсь на такие вещи. И я хорошо помню себя пятнадцатилетней – до чего же скучно мне было в обществе взрослых женщин. Хотя тогда меня уже повенчали с Людовиком.
– Мы начали присматривать ей супруга, – призналась Изабелла, – но дело это небыстрое, и мы хотим, чтобы она была хорошо устроена.
– Будь я свободна, Белла могла бы стать одной из моих фрейлин. Тогда у нее было бы больше возможностей. Но сюда я ее не зову, тут она вряд ли встретит достойного молодого человека, скорее зачахнет от скуки. – Алиенора нагнулась к графине, чтобы донести до нее свою мысль. – Вы с Амленом обязательно должны находить ей занятия, помимо шитья и заботы о младших детях. Пусть она станет хозяйкой замка – отдайте ей одно из ваших поместий, пусть она сама управляет им. Это будет интересное дело для нее и подготовит к взрослой жизни.
Изабелла с озабоченным видом поджала губы:
– Думаю, вы правы. Надо подумать об этом.
Дамы возобновили игру, но вскоре ее прервало появление Роберта Модита. На лице его застыло скорбное выражение.
– Госпожа, из Франции пришли печальные вести. Я сожалею, что приходится сообщать их вам. Короля Людовика разбил паралич.
Алиенора безмолвно смотрела на придворного, а Изабелла ахнула.
– Неизвестно, будет ли он жить, – продолжал Модит. – Он пришел в сознание, за ним ухаживают лекари, но говорить он не может. Это все, что рассказал гонец.
Алиенора слышала его слова, но они не проникали в сознание. Перед внутренним ее взором возник семнадцатилетний Людовик – высокий, узкобедрый, изящный, со светлыми кудрями до плеч и сапфировой диадемой на голове, перекликающейся с густой синевой его глаз. В юности он был красавцем, и тем долгим, жарким летом она любила его. Все плохое случилось позже.
– Да ниспошлет ему Господь исцеление, – произнесла она. – И благодарю тебя за вести. – Заученные фразы сами срывались с ее губ. – Я буду молиться о нем.
Модит поклонился и вышел из комнаты.
– Моя дорогая госпожа, что я могу сделать для вас? – Изабелла протянула к королеве руку.
– Я опечалена, но не убита горем, – отрезала Алиенора. – Завтра я велю отслужить молебен о его скорейшем выздоровлении.
Она поднялась со скамьи и встала у самой жаровни, ловя остатки тепла. Ее сковал холод, как будто недуг Людовика и из нее вытянул часть жизненных сил. Но это пройдет. Одновременно в уме Алиеноры уже закипела работа.
– Наследнику Людовика всего пятнадцать лет, и он легко поддается влиянию. Кто знает, что теперь будет? Те могущественные фигуры, что окружают Филиппа, получают возможность разыграть свою партию.
– Гарри и Маргарита будут в его свите, – заметила Изабелла, – и он знаком с ними уже не первый год.
– Верно, и Гарри, если захочет, может очаровать даже сухое дерево, однако у него будут сильные соперники. – Она на минуту погрузилась в размышления. – Генриху будет непросто с Филиппом, поскольку по возрасту французский наследник ближе к нашим сыновьям. Контролировать Филиппа так, как он контролирует сыновей, у него все-таки не получится. При этом между ними не существует уз и обязательств старинного знакомства. Людовик на тринадцать лет старше Генриха, а Филипп на тридцать два года моложе его. Баланс возраста сместился, причем не в его пользу, и теперь все совершенно изменится.
– Вы обеспокоены?
– Я не могу ни на что повлиять, так что мне нет смысла волноваться. – Она посмотрела на Изабеллу. – А вот Генриху есть о чем переживать.
Следуя за Иоанном по темному коридору, Белла дрожала от восхитительного ужаса. Воздух здесь казался густым от запаха сырых камней. Подростки сбежали из королевских покоев, где взрослые обсуждали свои скучные дела, и пошли гулять вокруг Ноттингемского замка. Но декабрь затянул послеполуденное небо облаками, и в конце концов они пролились дождем. Тогда Иоанн бросил Белле вызов: осмелится ли она исследовать вместе с ним пещеру? Вот так они оказались в одном из множества туннелей, прорытых в мягком песчанике, на котором был построен замок. Лампада в руке Иоанна давала достаточно света, чтобы можно было двигаться, однако мрак впереди и сзади казался особенно жутким.
– Осторожно, – прошептал Иоанн. – Не наступи на крысу.
Беллу передернуло. Девушка представила, как под тонкой подошвой ее туфель яростно дергается мохнатое существо. Конечно же, он сказал это нарочно, чтобы испугать ее, а Белла была полна решимости не показывать, что своей цели кузен достиг.
– Сам не наступи, – храбрясь, ответила она.
Ей захотелось прикоснуться к стене пещеры. Под пальцами она ощутила шершавый камень, изрезанный следами от кирок, которыми прорубали этот подземный проход.
– Тут есть кое-что похуже крыс, – шепнул Иоанн. – Здесь приковывали преступников в ночь перед казнью.
– Я тебе не верю. Это всего лишь место для хранения. – Белла украдкой оглянулась.
– Ага, для хранения трупов. Если как следует прислушаться, то можно услышать, как звенят кандалы несчастных узников. – Иоанну только что исполнилось тринадцать лет, и в голосе его то и дело проскакивала юношеская хрипотца.
– Все равно ты меня не напугаешь, – сказала Белла, а сама невольно напрягла слух. Но услышала только их дыхание, шуршание двух пар обуви и далекое журчание текущей воды.
Иоанн завернул за угол, поднырнул под толстую каменную арку, потом под еще одну и вывел их в просторный зал, вырубленный в породе.
– В этом городе люди строят целые дома под землей, – сообщил он. – Они устраивают там арены для петушиных боев и питейные заведения.
Сырые камни источали удушающий запах плесени. Белла остро ощущала близость Иоанна. Пламя лампады бросало на его лицо тени, образуя странную маску, наполовину золотую, наполовину черную.
– А еще говорят, что эти туннели тянутся на многие мили, и если знать дорогу, то можно уйти из города, и никто об этом не догадается. – На миг циничное выражение на его лице сменилось искренней увлеченностью. – С такой подземной сетью ходов враг может сидеть у тебя под кроватью… или прямо в кровати. – Он встал напротив Беллы.
У нее по спине побежали мурашки от страха и чего-то еще, не очень понятного Белле. И правда, жутковато становится, как представишь темный, таинственный мир у себя под ногами. Она обвела взглядом неровную окружность пещеры. Вдоль стен по всему периметру был оставлен выступ – нечто вроде скамьи.
– Как скучно, – притворно протянула Белла. – Не было тут никаких узников, прикованных к камню. Это старое хранилище, только и всего.
Она попробовала протиснуться мимо Иоанна, чтобы пойти обратно тем путем, которым они добрались сюда, однако кузен расставил руки и загородил проход. Лампада от его движения закачалась, по стенам запрыгали тени.
– Даже если так… все равно люди, бывало, спускались сюда, ничего не подозревая, и больше их никогда не видели.
– Дай мне пройти! – Она толкнула его. Постепенно страх брал верх над разумом. – Хватит с меня твоих глупостей!
Иоанн тихо засмеялся:
– Значит, ты считаешь это глупостями? Но разве ты сама не сглупила, когда согласилась пойти со мной?
– Иоанн, я серьезно. Пропусти меня. – И вот уже страх перерос в панику.
– А если не пропущу, то что? Пожалуешься своему папочке? И что же ты ему скажешь? – Он наблюдал за Беллой алчно, как кот, играющий с мышью.
От страха у девушки кружилась голова, но при этом внизу живота разливалась странная сладкая тяжесть.
– Он больше не спустит с тебя глаз, раз ты даже с кузеном не можешь погулять без того, чтобы не попасть в неприятности.
Белла ахнула от несправедливости этого заявления:
– Да как ты смеешь!
– Я принц, сын короля! – Он поднял лампу повыше. – Когда здесь держали узников, свет к ним не попадал. Они сидели в кромешной темноте. Ты знала об этом, кузина?
– Не было тут никаких узников, ты все врешь!
Иоанн указал на короткую цепь, вмурованную в камень под самым сводом. Заканчивалась она тяжелым браслетом кандалов.
– Не было? Будь ты повыше ростом, твое запястье как раз оказалось бы на уровне этой цепи. Тебе интересно, что чувствуют люди в кандалах? Интересно?
Белла старалась не выдать своего страха.
– Не болтай ерунды. – И она проскочила мимо него в туннель.
Одним резким выдохом Иоанн загасил пламя лампады и погрузил их обоих в непроницаемый мрак. Крик вырвался из горла Беллы прежде, чем она успела помешать этому. Было так темно, как будто ей на глаза положили толстую черную ткань.
– По-твоему, это ерунда? – промурлыкал Иоанн.
– Я хочу обратно. – Никогда в жизни Белла не испытывала такого страха. Зная коварство Иоанна, она опасалась, что тот может уйти вперед и спрятаться где-то в туннеле, чтобы прыгнуть на нее. Или просто бросит ее здесь одну.
– Как ты думаешь, люди без глаз примерно так себя ощущают, как мы сейчас? – спросил он.
Что-то звякнуло. Белла догадалась, что он поставил лампаду на землю.
– Ну хватит, – еле выдавила она. – Я хочу обратно.
Сквозь мрак к ней потек его голос – тихий, хриплый:
– Когда у тебя нет глаз, приходится полагаться на другие органы чувств. – (Она ощутила, как его пальцы слегка коснулись ее щеки, а потом спустились по горлу ниже.) – Сегодня мой тринадцатый день рождения. Неужели ты не хочешь подарить мне один поцелуй и узнать, какие чувства он вызывает?
Белла дрожала, балансируя на грани паники и какого-то иного физического ощущения, которое взорвалось внутри ее тела. Снаружи, при свете дня, она бы полностью владела собой и ситуацией, но здесь, в полной темноте, командовал Иоанн.
– Всего один, – уговаривал он. Его ладонь порхнула над ее грудью и легла на талию. – А потом мы сразу уйдем отсюда. Никто ничего не узнает. Тут самое подходящее место для секретов, и это будет наш с тобой секрет.
Белла стояла не шелохнувшись. Что ей делать? Побежать что есть силы в надежде, что найдет дорогу? Или уступить? Ее мать пришла бы в ужас, если бы узнала, только она и так от всего приходит в ужас. И вообще, что мать понимает? Дома Белла ее слушалась, была пай-девочкой, но внутри ее медленно закипало недовольство. Именно поэтому ее тянуло к Иоанну. С ним опасно. Он мог сказать: «Сделай это, тебе ничего не будет». Только кузен мог оставить ее в темноте и шантажировать «всего одним поцелуем». Если она уступит, то все переменится, и в то же время – ведь это секрет! – все будет как прежде, по крайней мере внешне. Одна жизнь на свету, другая во тьме.
Белла протянула руки, чтобы нащупать в темноте лицо Иоанна, и потом положила одну ладонь ему на затылок, притянула его к себе и прижалась губами к его губам. У него оказался мягкий, нежный рот, касаться его было совсем не противно. Как будто целуешь теплую и слегка влажную подушку. Иоанн крепче сжал талию Беллы, она прильнула к нему, и поцелуй продолжился.
В конце концов Белла отстранилась, чтобы глотнуть воздуха.
– Вот тебе поцелуй и даже больше. А теперь выводи меня отсюда.
Она чувствовала, что его грудь сильно и часто вздымается, слышала его неровное дыхание – и поняла, что отныне имеет над ним особую власть.
– А если не выведу?
– Тогда я сама найду выход и пожалуюсь папе, и угадай, кому он поверит – тебе или мне?
– Да уж ты наговоришь, не сомневаюсь. Тоже мне, папенькина дочка. Ладно, пойдем.
Иоанн взял ее за руку, и вместе они двинулись по туннелям к свету, на ощупь, наталкиваясь друг на друга – и было это и случайно, и намеренно. Каждый раз, когда их тела соприкасались, Беллу будто пронизывала молния, и она точно знала, что кузен чувствует то же самое. Ведь недаром же он первым попросил ее о поцелуе.
Потом Иоанн, по-прежнему держа Беллу за руку, сжал пальцы с такой силой, что она ойкнула. В ответ девушка ущипнула его – по-настоящему, впиваясь в тело ногтями. Он невольно вскрикнул и отскочил, а затем обхватил ее, прижал к стене и сорвал еще один поцелуй. На этот раз Белла укусила его, но не слишком сильно.
– Значит, тебе нравятся игры, да? – спросил Иоанн.
– Это не игра.
Белла различила в темноте выход, вдохнула полной грудью свежий воздух, омытый дождем. Где-то залаял пес. Она оттолкнула Иоанна и быстро зашагала к привычной размеренной жизни. А потом с шага перешла на бег. Белла полагала, что Иоанн побежит за ней, но тот остался сзади, так что в холодный декабрьский вечер она вынырнула одна. Поднеся пальцы к губам, девушка убеждала себя, что все еще чувствует вкус Иоанна, и оглядывалась через плечо. Он так и не показался.
А Белла не собиралась ждать его и вернулась в замок. Скользнула тихо в теплую, светлую комнату, сняла накидку, подошла к отцу, чтобы поцеловать его в щеку. Амлен играл с Генрихом в шахматы и рассеянно похлопал ее по руке. Белла присоединилась к матери и другим дамам, которые занимались рукоделием и сплетничали. В их окружении она опять стала идеальной скромной дочерью с опущенными глазами и невинным выражением лица, только губы едва заметно изогнулись в хитрой улыбке. Поглядывая на женщин, Белла думала о том, что они ничегошеньки не знают о желании и о восхитительных, захватывающих дух чувствах, которые оно рождает. Она жалела их и в то же время презирала, а еще ей было чуть-чуть страшно, поскольку жизнь ее радикально изменилась. Ну хотя бы в этом году ей не придется скучать на рождественских празднествах.
Глава 13
Замок Сарум, июнь 1180 года
Дверь открылась, и Алиенора с удивлением увидела, что Роберт Модит привел в ее покои целую процессию из слуг с тюками и сундуками. За ними следовала пышущая здоровьем девушка с оливковой кожей, красными губами и лучистыми карими глазами, которая присела в глубоком реверансе и склонила голову.
– Что происходит? – спросила Алиенора.
– Дары от короля, госпожа, – коротко ответил Модит.
Стараясь не выдавать своего потрясения, Алиенора отошла от окна и стала рассматривать, что распаковывают слуги. В одном сундуке были сложены меха, в том числе соболь и белка из далекой Руси. Другой ломился от рулонов ткани для зимних платьев. Из третьего извлекли алый балдахин для кровати и канделябры из эмалированного серебра, большую медную чашу, шахматы, блюда и даже несколько книг.
Все это было очень подозрительно. С чего бы Генриху смягчаться? В то, что он вдруг решил мириться, Алиенора не верила. Ведь вплоть до последнего времени все его усилия были направлены на то, чтобы заставить ее принять постриг и стать настоятельницей в аббатстве Эймсбери.
– Кто ты? – Она вспомнила о молодой незнакомке. – Говори.
– Госпожа, меня зовут Бельбель из Руана, – отозвалась девушка музыкальным голосом, довольно низким для женщины. – Я белошвейка и камеристка. Король послал меня прислуживать вам и шить новые одежды для вашего гардероба.
Двое потных от усилий слуг втащили еще один сундук, а затем конюх внес седло из красной кожи и такого же цвета сбрую с отделкой из серебра.
– Король милостью своей повелел, что вы, госпожа, отныне вольны выезжать на верховые прогулки с эскортом, соответствующим вашему титулу, – объявил Модит, – и шлет необходимую упряжь.
Алиенора заметила, как заходили желваки на его скулах, и даже пожалела его, но лишь на мгновение, потому что ее охватил восторг. Что бы ни стояло за этими дарами Генриха, они безусловно скрасят ее заточение.
Когда комендант удалился, Алиенора занялась своей новой камеристкой.
– Итак, – сказала она, – в моей свите прибавление, и это не может не радовать. Тем более что с этим прибавлением предвидится пополнение моего гардероба. – Алиенора внимательно смотрела на девушку. – Но какова истинная причина твоего приезда сюда?
Белошвейка опять сделала реверанс. Ее платье из густо-красной шерсти было простым, но прекрасно пошитым. Оно подчеркивало фигуру и при этом не выглядело безвкусным или вызывающим.
– Поверьте, госпожа, я здесь для того, чтобы служить вам так, как вы пожелаете. Но лучше всего я управляюсь с иголкой и ниткой. Именно поэтому король выбрал меня.
– Король лично оценивал ваше мастерство? – Алиенора скептически изогнула бровь. Она вполне допускала, что Генрих мог подослать ей эту женщину в качестве шпионки, но какие у него могли быть отношения с ней? Вкусы супруга королева знала отлично – он предпочитал более юных и менее дородных девиц.
– Да, госпожа. – Женщину не смутил недоверчивый тон собеседницы. – Мне поручили сшить для короля котту, и моя работа ему очень понравилась. Он сказал, что вам необходимы новые платья и что он отправит вам ткани и швею.
– Весьма интересно, особенно учитывая, с каким небрежением король относится к своему внешнему виду. Он даже в церковь мог пойти, не переодеваясь после охоты, несмотря на грязь и кровь на его одежде.
– Если мне дозволено будет выразить свое мнение… Королю понравилось то, как моя котта скрывает недостатки его фигуры, – с удивительным самообладанием заявила Бельбель.
А вот это похоже на правду, усмехнулась про себя Алиенора. Когда она в последний раз видела Генриха, его широкая грудь уже не казалась таковой по сравнению с объемным животом. Наверняка это беспокоит муженька, ведь он в каждом юноше видит соперника.
– Ну что же, тогда я надеюсь, что подобное чудо ты сможешь совершить и для меня и сделаешь мою фигуру такой, какой она была тридцать лет назад.
В глазах Бельбель зажглись веселые искорки и готовность принять вызов.
– Госпожа, это будет не работа, а удовольствие.
– Кажется, вместе с белошвейкой я приобрела льстеца! – заметила Алиенора и улыбнулась. – Амирия найдет тебе место для ночлега и покажет, где сложить вещи.
В последующие недели Алиенора пришла к выводу, что Бельбель – это настоящий подарок судьбы. Девушка оказалась живой, умной и чуткой. За шахматной доской она была достойным противником, игре отдавалась целиком и не считала необходимым проигрывать королеве. Прямодушная по характеру, она тем не менее знала, когда надо промолчать, и проявляла такт, если того требовали обстоятельства. Белошвейка с такой же готовностью сидела и тихо шила вместе с Амирией, с какой молилась в церкви или сопровождала Алиенору на верховых прогулках.
Но главным искусством Бельбель было ее умение превращать кусок ткани в прекрасное одеяние. Благодаря точному крою и аккуратным строчкам она создавала изысканные наряды, которые неизменно приводили королеву в восхищение. Бельбель умела так заложить складки и разместить кружева, что казалось, будто Алиенора и вправду помолодела на пару десятков лет, вновь обрела точеную фигуру с узкой талией и высокой грудью. В новых платьях она ощущала себя сильной и привлекательной – такой, какой когда-то была. И все-таки что-то смущало ее.
– Не понимаю, почему король вдруг осыпал меня такими роскошными подарками, – призналась она Бельбель, которая, стоя перед Алиенорой на коленях, подворачивала подол своего последнего творения – платья из зеленого шелка с золотым орнаментом. – У него должен быть какой-то скрытый мотив.
– Возможно, он считает, что пора наладить между вами отношения, – предположила швея.
Алиенора пыталась найти в словах Бельбель тайный смысл. Та почти не рассказывала о том, как ей удалось получить заказ на пошив котты для самого короля, – упомянула только, что ее порекомендовали Генриху другие клиенты.
– Ты слышала, как он говорит об этом?
Бельбель воткнула в ткань серебряную булавку и отклонилась назад, оценивая результат.
– Нет, госпожа, но мне показалось, что ему одиноко.
– Одиноко? – переспросила Алиенора.
– У него есть придворные и приближенные, но их общество не то же самое, что общество королевы. Порой король выглядит таким потерянным…
Алиенора отошла к окну, чтобы посмотреть на серый сентябрьский день.
– Простите меня, госпожа, что позволила себе лишнего.
– Ничего. – Алиенора покачала головой. – Я просто размышляю над тем, что ты сказала.
Генрих как заблудшая душа. Алиенора часто призывала на его голову всевозможные проклятия. Однако в последнее время тугой узел ненависти внутри ее слегка ослаб. Если супруг подумывает о примирении, то, возможно, ей тоже имеет смысл пойти на какие-то уступки. Еще несколько месяцев назад она и мысли такой не допустила бы, но жизнь не стоит на месте. Паралич превратил Людовика в немощного старика. Прибыла Бельбель с сундуками, полными роскошных вещей. Жоффруа женился на Констанции Бретонской, и, скорее всего, у молодой пары вот-вот появится первенец. Время, словно кисть: оно размывает и закрашивает то, что когда-то на холсте жизни выступало отчетливо.
– Вот ты умная девушка. – Алиенора опять обернулась к Бельбель. – Разве тебе не приходила в голову мысль занять пустующее место рядом с королем? Разве ты не хотела бы стать его любовницей?
Бельбель поморщилась:
– Конечно, госпожа, такая мысль посещала меня, но не задерживалась дольше чем на минуту. Во-первых, у меня ничего бы не получилось – я не обладаю теми достоинствами, что ищет король. Мне слишком много лет, я слишком много знаю, слишком независимая на его вкус. Может быть, белошвейка я отличная, но это не значит, что из меня выйдет столь же великолепная любовница.
Да, она действительно умна, раз ей хватило рассудительности не добиваться столь заманчивого на первый взгляд положения. Алиенора отдавала себе отчет в том, что Генрих мог прислать Бельбель в Сарум для того, чтобы иметь здесь свои глаза и уши. Только это мало что меняло – королевских шпионов в замке предостаточно. А слова Бельбель и в самом деле дали ей пищу для размышлений.
С наступлением сумерек Алиенора отправилась в часовню, но едва она приступила к молитве, как к ней с визитом явился Джоселин, епископ Солсберийский. Он состарился на королевской службе, и годы его не пощадили. С большим трудом он опустился перед алтарем на колени; суставы руки, которой он осенил себя крестным знамением, опухли и деформировались. Епископский перстень с крупным аметистом на среднем пальце правой руки впился в истонченную блеклую кожу. Священник склонил голову в беззвучной молитве и так дожидался, пока Алиенора не закончит молиться. А потом сообщил ей о том, что из Парижа прибыл гонец с вестью: Людовик, король Франции, скончался.
– Мы молимся о том, чтобы душа его нашла покой на небесах, но не сомневаемся, что так и будет.
Алиенора ожидала это известие уже не один месяц, и все равно оно потрясло ее. Бывший супруг больше не дышит земным воздухом. В глазах у нее потемнело. Внутри словно образовалась пустота, в которую, как вода в песок, утекали все чувства.
– Упокой, Господи, его душу, – произнесла она голосом, срывающимся от внезапных, неожиданных слез.
– Дочь моя… – В старческих глазах епископа отразились беспокойство и сочувствие.
– Не думала, что так расстроюсь, – пробормотала Алиенора. – Но с ним в могилу ушла часть моей жизни, ушли наши общие воспоминания. – Она сглотнула слезы. – Не все эти воспоминания добрые, но мы с Людовиком вместе хранили их, а теперь осталась только я.
– Дочь моя, когда вы доживете до моих лет, то привыкнете к этому. – Епископ Солсбери взял ее ладонь в свои корявые от старости руки. – Давайте же помолимся о том, чтобы Господь принял его душу, а нам даровал силы превозмочь горечь утраты.
Алиенора склонила голову, и перед ее внутренним взором понеслись потоком, будто слова молитвы, воспоминания – хорошие и плохие. Прекрасный юный принц улыбается ей сладчайшей в мире улыбкой. Любовник обнимает ее в постели, дрожа от желания. Отец их новорожденной дочери смотрит на малютку с глубоким разочарованием, граничащим с отвращением. Кающийся грешник с выбритой тонзурой возвращается после того, как сжег жителей Витри в их собственной церкви. Паломник простерся ниц перед святыней. Постаревший, ставший совсем чужим супруг расторгает узы брака с ней, после чего новые, еще более тесные узы свяжут ее с молодым Генрихом.
– Спаси тебя Бог, Людовик, – прошептала она. – И, о Боже, помоги мне.
Глава 14
Замок Льюис, Суссекс,
июль 1181 года
Белла поднялась со своего сиденья под окном и выглянула во двор – туда въезжали на лошадях Иоанн и ее брат Уилл с небольшой группой приятелей. Мгновенно ее охватил внезапный восторг. Скучный день вдруг заискрился. Она отбросила шитье, приказала женщинам оставаться на месте и помчалась встречать гостей. Однако у самой двери Белла остановилась, перевела дух, поправила платье и только потом вышла на крыльцо – столь же величественно, как выходила навстречу королю ее тетя Алиенора.
– Добро пожаловать. – Исполняя роль хозяйки замка, привечающей высокого гостя, она грациозно присела перед Иоанном. – Мой отец в отъезде, но будет счастлив видеть вас, когда вернется. А пока, в его отсутствие, прошу оказать мне честь и погостить у меня.
Иоанн склонил голову набок. Его губы изогнулись в насмешливой улыбке.
– Благодарю вас. Мы будем признательны, если сможем здесь подкрепиться и провести ночь под вашим кровом. – Все это было сказано самым вежливым тоном, и никакой фривольности в обмене ритуальными фразами не было, если не пытаться ее найти. – Мы направляемся навстречу моему отцу, который сейчас на пути из Нормандии. – Иоанн огляделся. – Вашей матери здесь нет?
– Она с моими сестрами в Конисбро.
Лицо Беллы горело под его многозначительным взглядом, и она обернулась к Уиллу. Тот как раз отдавал распоряжения конюхам. Она заключила брата в сестринские объятия, но думать могла только об Иоанне. Даже не видя его, девушка кожей ощущала его присутствие.
– Я знала, что ты приедешь, – обронила она вполголоса, когда шла рядом с Иоанном к главной башне замка.
Кузен еще прибавил в росте, и его подбородок уже окаймлял мягкий пушок. Белла не видела его около полугода: Иоанн продолжал обучение в доме Ранульфа де Гланвиля, а она осваивала роль хозяйки замка здесь, в Льюисе, пока отец разъезжал по округе по делам. Поначалу новые обязанности доставляли Белле удовольствие, но довольно быстро наскучили. Бывали дни, когда девушке казалось, будто она похоронена заживо. Теперь ей стало понятнее, каково приходится ее тете Алиеноре.
В последний раз они с Иоанном виделись ранней весной. Тогда он увлек ее в темный угол, где ей сразу вспомнились пещеры Ноттингема, и прижался к ней самым недвусмысленным образом. После этого она избегала его, но потом стала беззастенчиво с ним заигрывать, наслаждаясь ощущением собственной власти. Однако кокетство оказалось обоюдоострым мечом, и скоро ее влечение к Иоанну превратилось в грызущий голод. И вот наконец кузен здесь, и все опасные способы продолжения их игры в подземелье дурманили Белле голову.
Она проследила за тем, чтобы приехавших устроили как можно удобнее, накормили и обеспечили водой для мытья после дороги. Хотя поначалу гостей отвели в главную башню, вскоре все перебрались в сад. Там выставили освежающие напитки и сладости. Тут же появились шахматные доски и кости. Белла спела для гостей, аккомпанируя себе на арфе, а потом передала инструмент рыцарю, который тоже пожелал выступить. Ее брат уселся с парой товарищей играть в кости, и минуту спустя азарт целиком захватил его.
– Папина гнедая кобыла вчера ожеребилась, – негромко сказала она Иоанну, который наблюдал за игроками, сложив руки на груди, но сам не изъявлял желания присоединиться к ним. – Не хочешь взглянуть на жеребенка? Папа считает, что из него выйдет неплохой боевой конь.
Взгляд Иоанна на миг задержался на Уилле.
– Конечно, – ответил он Белле.
Шагая бок о бок, они покинули сад и направились к конюшням.
– Так ты здесь одна хозяйничаешь? – спросил Иоанн.
– Да, я здесь одна. – Девушка обмирала от страха и возбуждения. – Но отец скоро приедет.
– Но пока его нет.
– Нет.
Кобыла стояла в чистом стойле, устланном свежей соломой. Сбоку от нее пошатывался на длинных ножках жеребенок. Он был вороным с белой звездочкой между глаз. При появлении людей кобыла корпусом загородила своего малыша.
– И правда красавец, – сказал Иоанн. – Должно быть, кобылу обслужил хороший жеребец.
У Беллы сердце екнуло от подтекста сказанного Иоанном.
– Конь из конюшни Биго во Фрамлингеме.
– Но мы сюда пришли не для того, чтобы говорить о лошадях, так ведь? – Он втолкнул ее в пустующее стойло по соседству.
– Разве нет?
Иоанн взял Беллу за талию и притянул к себе:
– Нет, если только ты не хотела поговорить со мной о скачках.
– Кто-нибудь зайдет, кто-нибудь зайдет. – Она оттолкнула его в притворном протесте.
– Ты уже думала об этом, когда позвала меня сюда. – Иоанн тяжело задышал. – Тебе нравится рисковать, а иначе мы так и сидели бы в саду с остальными. Если твой отец должен скоро вернуться, значит у нас нет ни минуты лишней.
Иоанн прижался губами ко рту Беллы и провел кончиками пальцев по ее позвоночнику. Она обвила рукой его шею и погладила ниспадающие кудри. Собственная дерзость, опасность, страсть опьяняли. Когда его рука прикоснулась под платьем к голой коже ее бедра, Белла вздрогнула, но не отпрянула. И когда он уложил ее на сено и задрал на ней юбки, девушка не возражала, пока кузен не оказался сверху.
– Нам нельзя… – Белла уперлась руками ему в плечи.
– Тогда зачем привела меня сюда? – хрипло спросил Иоанн. – Ты же знала, что произойдет. – Он стал целовать ее в губы и в шею и медленно, мучительно медленно двигать бедрами так, что они все плотнее прижимались к ее чреслам. – Тебе понравится, обещаю. – И он прикоснулся к ней пульсирующей горячей плотью.
Беллу окатила новая волна желания. Девушка хотела, но боялась совершить этот самый важный и самый дерзкий шаг в своей жизни. Слишком быстро, слишком бесповоротно, но ведь она же сама добивалась этого…
– Я…
Новым поцелуем Иоанн заставил Беллу замолчать и резко вошел в нее. Чтобы не закричать, Белла вцепилась в него и закусила ткань его накидки. Было больно, о Господи, так больно, но и приятно тоже. И пока Иоанн нависал над ней, продолжая толчки, утверждая свое верховенство и свою волю, она ощущала себя невероятно могущественной, потому что содеянное связало их навсегда.
Прошло три месяца. В Конисбро Изабелла де Варенн выпрямилась и, потирая поясницу, с облегчением обвела взглядом упакованные сундуки, которые отправятся вместе с семейством в Винчестер к зимним торжествам при дворе. Все готово, за исключением мелочей и того, о чем вспомнится в последнюю минуту.
Она обернулась, чтобы уточнить у старшей дочери, упаковала ли Белла костяную шкатулку с лентами и булавками, но той нигде не было видно.
Домой Белла вернулась вместе с отцом, который в последние недели лета, как и весь двор, сопровождал Генриха в его поездке с юга на север. Однако воссоединение с дочерью принесло не только радость. Время единоличного управления замком Льюис не сделало Беллу более уравновешенной, скорее наоборот, хотя, вероятно, долгое путешествие с придворными тоже могло повлиять на характер девушки. Так или иначе, Изабелла чуть волосы на себе не рвала от отчаяния – с момента возвращения старшая дочь была невыносима.
– Где Белла? – спросила графиня у младших девочек.
– Ее опять тошнит, – ответила Матильда.
– Что значит «опять»? – Изабелла нахмурилась. Признаков нездоровья она у дочери не замечала, но надо признать, что все ее внимание было поглощено сборами, а Белла всячески избегала общества матери.
– Ее тошнит каждое утро. То в окно высунется, то в уборную убегает. И нам велела ничего не говорить тебе, потому что это – она так сказала – пустяки. – Матильда прикусила губу и глянула на Аделу. – А по-моему, сестра очень больна, я должна была сообщить маме.
Холодный кулак страха стиснул сердце Изабеллы, когда она поспешила из комнаты в эркер, где была устроена уборная. Там она и нашла Беллу, которая скорчилась над отверстием в полу и, обхватив живот руками, старалась не издавать ни звука. Потрясенная Изабелла обняла вздрагивающие плечи дочери:
– Что с тобой? Почему ты не сказала мне, что больна?
– Мама, я не больна. – Белла оттолкнула ее и встала.
Изабелла присмотрелась к ней. Бледное лицо, темные круги под глазами. Изабелла перевела взгляд ниже. Там еще ничего не было видно, может, чуть шире стала талия, зато грудь заметно округлилась.
Читать бесплатно другие книги:
