Garum Regius Абсурдин Платон

01

– Эй, Марцеллус, решил соскочить? – крикнул мне человек в доспехах, который появился из дорожной пыли. – Не получится! А если свалишь – я тебя найду, отрежу голову и отправлю её твоим родственникам!

– Я поранился! Идти больно!

– Вставай и дуй в строй! – сказал командир и дал мне в ухо.

Я нацепил сандалий, встал с мильного камня, схватил свой щит, фурку с копьём, и побежал в пыль догонять колонну.

Мы шли по дороге к огромной горе, а я прихрамывал, потому что острый камень порезал мою ступню.

– А Гессор совсем озверел! Я думал, декан прирежет тебя – ему везде чудятся дезертиры! – сказал Кастул.

– Не прирежет! Им и так людей не хватает! Еле три тысячи собрали. Не знаю, на что Габр надеется. Либеры расправятся с нами, как с мальчиками, – сказал немолодой уже мужчина, которому, казалось, было за пятьдесят.

К нам подошёл декан Гессор.

– Я повторяю, но в последний раз! Если кто-нибудь решит свалить – найду и выпущу кишки! – сказал он.

– Не волнуйся, Гессор! Мы с тобой до конца! – сказал пожилой воин.

Гессор похлопал верного мужчину по плечу и пошёл вперёд.

– Шире шаг! Старина Везувий приветствует нас, парни! – крикнул он.

– Габр приказал распять каждого декана, который растеряет бойцов по дороге. Вот Гессор и переживает. У него же семеро детей, да и жена красивая! – сказал пожилой воин.

К вечеру мы разбили лагерь у подножия горы, разожгли костры и поставили палатки. Подошёл обоз с нехитрым провиантом и мутной водой.

Перед ужином нас построили, и к нам на лошади выехал седеющий человек в богатых доспехах, яркими перьями на шлеме, и с пурпурной лентой на рукавах. Красавца-мужчину освещали факелами двое всадников.

– Клавдий Габр! – шептались по рядам.

– Воины! – сказал он. – Скоро вам предстоит доказать свою верность Риму!

Полководец показал рукой на гору.

– Эти ублюдки залезли на Везувий и думают, что их там не достать! Это глупо и смешно! Долго ли они там просидят без еды и без воды? Я принял решение подождать их здесь! Скоро они слезут и попросят пощады! Или хлеба! Но они не получат ни того, ни другого! Всякий, кто посягнёт на римский образ жизни и наши традиции будет уничтожен! Боги помогут нам, потому что за нами правда и сила наших предков! Когда вшивые головы этих мудней будут нанизаны на наши острые копья, каждый из вас получит по сто сестерциев! Ну, а я приму от Сената скромный венок! А мне большего и не надо! Потому что я здесь не для себя, а для римского народа! И если понадобится, я встречу смерть, но не изменю нашим скрепам, которые приняли наши предки ещё во времена Ромула и Рэма!

– Слава Габру! – завопили со всех сторон.

Полководец улыбнулся, поднял руку, и толпа замолчала.

– И если кто-нибудь из вас решит, что ему здесь не место, что римские традиции храбрости и долга перед Родиной – это не его традиции – пускай идёт домой! Я его не держу! Но нужен ли такой гражданин Риму?

– Нет! Нет! – кричали воины.

Габр снова улыбнулся и поднял руку, чтобы солдаты замолчали.

– Каждый дезертир лишится гражданства, а его семья – бесплатного хлеба! Это я вам обещаю! Риму не нужны нахлебники, которые не желают очищать его от смердящего гнилья! Слава Риму!

– Слава Риму! – подхватили солдаты.

Военачальник снова успокоил солдат жестом.

– Эй! Чего разорались? Спать мешаете! – крикнули из темноты со стороны Везувия.

– Заткнись, либерная морда! Скоро вы все сдохните! – крикнул в ответ Клавдий Габр. – Клянусь Юпитером – не один из вас не уйдёт от карающего меча римского правосудия!

– Сам заткнись, жирный боров! Вертели мы твоё правосудие с твоим Римом в придачу! Солдаты, не слушайте лживого Габра! Такие, как он заставляют вас умирать за свои долбаные интересы!

Солдаты молчали, а полководец, вероятно, почувствовал смятение в солдатских рядах.

– Если бы сейчас светило солнце, я бы лично перерезал тебе твою паршивую глотку! – крикнул он в темноту.

– Иди накуй, Габр! – был ему ответ.

Клавдий Габр снова обратился к своему войску.

– Вы видите, как рабы растявкались? Совсем распустились, суки! Ну ничего, мы заткнём им глотки! А сейчас – ужинать! И напоминаю деканам, что если хоть один отважный воин покинет его контуберний – распну, как кусок дерьма!

На ужин нам раздали хлеб и пшено, а пить предложили затхлую воду.

Мы сели у костра, который разожгли рядом со своей палаткой. Я был голоден и уплетал булки.

– А где поска? – спросил Гессора Кастул.

– Скажи спасибо, что воды налили.

– Экономят, суки! Знают, что всем нам крышка! – сказал пятидесятилетний воин.

– Тише ты! Я не хочу, чтобы меня распяли за твой трёп!

– Почему, думаешь, Габр не хочет атаковать? Да потому что нас меньше, чем тех либеров! – не унимался храбрый солдат.

– Заткнись, Гур! Их тоже не много. Здесь единственное место, где они могут спуститься. Мы подождём, пока они оголодают. А там и подкрепление подойдёт.

– Наивный ты человек, Гессор! Думаешь, либеры не придумают, как обвести Габра вокруг пальцев?

Гессор сплюнул и промолчал, а Гур отвернулся от костра.

После ужина рожок отыграл отбой, и мы легли спать. Палатка была тесной – приходилось дышать друг другу в затылок.

– Вспоминаешь сестру, Марцеллус? – спросил меня Кастул. – Она у тебя красивая.

– Да.

– А если я женюсь на ней? Как думаешь? Она согласится?

– Конечно. Вот вернёмся – сразу к ней и подвали.

– Если Габр не обманул и выплатит сто сестерциев, куплю ей подарок.

– Это правильно. Подарки она любит.

– А что ей подарить? Что она любит? Золотые фибулы? Или серьги с камнями?

– Она любит всё, что блестит.

– Но ведь всё блестит, что дорого стоит.

– Подари ей что-нибудь.

– Хорошо. Куплю ей фибулу с камнем. С двумя. Как думаешь?

– Заткнись! Дай спать!

– Ладно. Подарю ей серьги.

02

Я проснулся со звуком рожка. Но дудел не наш рожок, а тех парней, что сидели на горе. Их дудь так фальшивил, что резал мой музыкальный слух.

– Вот удивительно! – сказал Гессор, – Рабы, а тоже в рожки дуют! Или они считают, что у них настоящая армия? И почему наш не играет подъём?

Мы выползли из палатки и пошли умываться.

Оказалось, что наш дудь проспал, и по этой причине не смог отыграть свою партию.

Перед завтраком его казнили – отрубили голову и повесили на копьё в самом центре лагеря.

Перед нами снова выступил Габр.

– Так будет с каждым, кто не станет выполнять свои обязанности! Это хорошо, что дудь проспал, а если завтра это сделают караульные? И либеры перережут нас, как кроликов! Я не позволю превращать армию в сборище кретинов, которые только и мечтают, чтобы вдоволь отоспаться, да пожрать за казённый счёт! Кстати, сегодня все лишаются завтрака из-за того упыря! Но кто ещё умеет дудеть?

Я понял, что это мой шанс. Я рассудил, что, возможно, дудь не обязан рубиться на мечах в случае атаки неприятеля, и я смогу выжить и вернуться домой.

Я вышел из строя.

– Музыкант? – спросил меня Габр.

– Да!

– Как тебя зовут?

– Марцеллус.

– Говори громче! Пусть все знают имя нового дудя!

– Марцеллус! – крикнул я.

И крикнул я с такой громкостью, что на горе меня тоже услышали.

– Что? – спросили с Везувия.

– Иди накуй! – крикнул Габр в ответ и с гордостью посмотрел на наши ряды.

– Отныне ты, Марцеллус, назначаешься дудём! Выдайте ему рожок! Пускай дудит!

Я переселился в палатку, в которой жили привилегированные воины. Со мной жил врач, писец, сигнифер, и ещё парочка парней.

Врач зашил мою ногу и наложил на неё повязку.

Прошло несколько дней. Я дудел по утрам и вечерам, получал фазанов на обед и не ходил в наряды.

Это случилось утром.

– Они уже здесь! Либеры спустились! – кричал кто-то, как резаный.

Я бросил свой котелок и схватил рожок.

Ко мне подлетел один из центурионов.

– Играй тревогу! Играй! Чего ждёшь?! – крикнул он и дал мне оплеуху.

Я принялся дудеть изо всех сил.

Начался бой. Но, скорее, эта была резня, потому что напавшие парни распарывали животы и отрубали головы, забивали солдат щитами, а те от неожиданности не могли дать достойного отпора неприятелю.

Вопли и печальные стоны вперемешку с отборной матерщиной на разных языках раздавались отовсюду.

На моих глазах вспороли брюхо Кастулу, который мечтал жениться на моей сестре и подарить ей серьги. Он встал на колени, схватился руками за окровавленный живот и пытался удержать свои кишки.

Я даже не успел опомниться, как уже сидел на убийце моего приятеля и бил его по голове своим рожком. Я рычал как нубийский лев, а из моего рта на лицо поверженного воина капала слюна.

Звук от ударов кочевал от ноты «ля» к «си», но не далее.

Я бил по неприятельской голове до тех пор, пока труба не потеряла свою изящную форму, а лицо убийцы Кастула не превратилось к кровавую кашу. Но встать на ноги я не смог – кто-то саданул меня по голове, и я потерял сознание.

Я очнулся и открыл глаза. Рядом со мной сидел Гур.

– Очнулся-таки? Я думал, что ты сдох, – сказал он. – Теперь нас зарежут, как свиней. И не дадут пить!

Я привстал и огляделся. Вокруг нас сидела ещё пара сотен пленных солдат.

К нам подошли двое.

– Который? – спросил один из подошедших парней.

– Этот! – ответил второй и пнул меня по голове.

Меня поставили на ноги.

Передо мной стоял невысокий мужчина со светлыми волосами да плеч и с голубыми глазами. Он был крепкого телосложения, и рука его была перевязана.

– Ты убил моего друга! – сказал он.

– Друга?

– Эномай был моим другом!

– Я не знаю, кто это.

– Не ври! Эномая нельзя было не заметить! Он был один такой! Его знали все!

Меня подвели к телу, которое было накрыто красным плащом какого-то центуриона.

Светловолосый незнакомец откинул плащ и я увидел… карлика. Да-да. Тогда я понял, почему я с такой лёгкостью одолел убийцу своего приятеля.

– Тебя ждёт мучительная смерть! – сказал второй парень и ухмыльнулся.

Он был выше голубоглазого, и волосы его были чёрными, как смоль. Кожа его тоже была тёмной, а всё тело было украшено белыми татуировками.

– Но что будем делать с остальными, Крикс? – спросил длинноволосый блондин.

– Мочить!

– Может, кто-то из них захочет перейти к нам? У нас мало людей.

– Спартак, мы же договорились! Они не щадят наших парней! Ты сам знаешь, что они с ними делают!

– Знаю, но…

– Если ты их отпустишь, я уйду!

– Хорошо, Крикс. А этого распнём?

– Конечно! И вырвем сердце! Будет знать, как дудкой либертарианцев забивать!

– Какой дудкой?

– Рожком для сигналов. Им он убил Эномая!

– Он – дудь?

– Не знаю. Какая разница?

– Как какая? Ты же знаешь, что наш Евклид не умеет дудеть! К тому же его убили в этом бою! Если мы считаем себя армией, то нам нужны её атрибуты!

– Атрибуты, – передразнил Крикс.

– В современном бою сигнализация – основа тактики! Без неё мы как без рук!

– Ты хочешь оставить ему жизнь?

– Он нам нужен, Крикс!

– Но он сломал свою трубу о голову Эномая! Она потеряла свою геометрию! Как он будет дудеть?

– Отдадим ему Евклидову дудку.

– Ну, не знаю. Давай спросим твою жену!

Они послали какого-то парня за женщиной.

– Я с детства играю. Могу любые мелодии подбирать, – сказал я.

Спартак с Криксом посмотрели на меня, но промолчали.

Пришла красивая женщина в пурпурном платье и с аккуратной причёской. И хотя платье её было порвано в нескольких местах, и не стиралось неделю или две, она носила его с достоинством.

Женщина двигалась как аристократка и привлекала мужское внимание. Ноги её отличались длиной, хоть и не были самыми стройными в лагере повстанцев.

– Корнелия, мы тут с Криксом поспорили. Я говорю, что нам нужен дудь, а Крикс хочет вырвать у него сердце. Что думаешь ты?

Женщина посмотрела на меня.

– Дудь нужен, – сказала она.

– Но он убил Эномая! – возразил Крикс и показал на тело карлика.

– Малыш погиб?

– Он забил его рожком!

Корнелия подошла ко мне.

– Зачем так? Разве недостаточно вспороть живот? Или отрубить голову? Тебе нравится убивать с жестокостью?

Я не нашёлся с ответом.

– Дудь не нужен, Спартак! – сказала женщина и отвернулась от меня.

– Но Эномай убил моего друга, а тот хотел жениться на моей сестре! – крикнул я. – Которую я люблю больше жизни! И он тоже любил! А она любила его! Видят боги, это была лучшая пара на долбаном полуострове! Но теперь его больше нет! И сестра наложит на себя руки! Ты права, красивая женщина, – мне незачем больше жить!

Корнелия снова повернулась ко мне.

– Пускай дудит! – сказала она.

03

Крикс победил в споре о пленных – им перерезали горла, но лишь после того, как они побросали погибших в битве в канаву.

Старина Гур с таким усердием ползал на коленях и умолял пощадить его, что даже добрый Крикс простил его и отправил точить трофейные мечи и копья – он посчитал их тупыми и непригодными для борьбы за свободу.

Вся наша небольшая армия вышла к морю, захватила Геркуланум и осталась в нём на постое.

В тот же вечер воины решили отметить свой успех, и на главной площади накрыли огромный стол. Людей было такое количество, что мест не хватало, и многие стояли.

Вино текло рекой, а жареным фазанам не было счёта.

Все рабы Геркуланума присоединились к либертарианцам, чем и порадовали Спартака. Он даже решил сказать речь.

– Друзья! Я рад, что наши ряды пополняются, а наша армия крепнет! Сенат мечтает задушить наше движение и присылает к нам таких, как Клавдий Габр. Я бы с удовольствием показал вам его голову, но он сбежал! Бросил своих солдат и позорно бежал! Пока у Рима будут такие полководцы, у нас развязаны руки! Наша цель – Рим! Мы покончим со всесильными пан-италийскими корпорациями и огромными налогами! Мы дадим свободу всем, кто готов работать на благо народа! Мы уничтожим рабство и дадим гражданство и землю всем, кто пожелает её обрабатывать!

Люди аплодировали Спартаку и поддерживали его речь одобрительными криками.

Когда веселье было в разгаре, я подошёл к Спартаку – он сидел за столом со своей женой Корнелией.

– Спартак! Я хочу спросить тебя!

– Как зовут тебя, добрый дудь?

– Зови меня Марцеллусом!

– Что за вопрос, Марцеллус?

– А правда, что ты – беглый раб и гладиатор?

– Кто сказал тебе?

– Так… в народе говорят.

– Вот тебе, Корнелия, сенатская пропаганда в действии!

Спартак ударил кулаком по столу.

– А не говорят ли в твоём народе, что я пожираю синих детей и не брезгую варварским серебром?

– Такого я не слышал, – сказал я.

– Спартак из очень знатного рода, он потомок самого Ромула, – сказала Корнелия. – Но корпорации, которыми владеют сенаторы, разорили его отца, и уважаемый род обнищал.

– И я решил посвятить себя борьбе с угнетателями! Всё просто, Марцеллус. Я уверен, что республику можно сохранить, а экономику сделать прогрессивной, только если уничтожить олигархов и освободить человека труда!

Мы выпили за сильную республику и добрый народ Рима. А потом выпили ещё, и ещё.

Проснулся я утром, в окружении каких-то бедных женщин в богатом доме.

Я встал, удивился повязке на одной из рук Марцеллуса, оделся и вышел на улицу.

Там я встретил Спартака – он прогуливался по городу и давал указания своим солдатам. Но все его указания сводились к тому, чтобы запретить убивать жителей и прекратить насилие над местной знатью.

– А! Марцеллус! Приветствую тебя! Твоя клятва кровью произвела вчера на всех впечатление!

Он показал на мою перевязанную руку.

Оказалось, что я поклялся своей кровью, а может, заодно и чужой, быть со Спартаком и его либертарианцами до конца.

В тот же день Спартак дал мне задание разработать систему звуковых сигналов для его армии.

Я сделал это за пол-дня, а вечер провёл на пляже.

Кроме разноязычных солдат, которые набирались из рабского интернационала, в армии Спартака были и жёны, и дети бунтовщиков, которых нужно было всё время таскать за собой, чтобы враги не отомстили семьям либертарианцев.

Кроме рабов, в нашу армию приходили крестьяне и ремесленники из соседних деревень и городов.

Я, как самый грамотный из всех, не считая, конечно, самого Спартака и его жены, стал вести учёт не только личного состава, но и казны, и фуража, и нехитрого вооружения. Тогда за мной и закрепилось прозвище Писец, которое со временем стало моим когноменом.

Писание стилусом на воске мне в скорости наскучило.

В одном из богатых домов я нашёл папирус, взял перо фазана и выпросил бычьей крови у одного доброго фермера. С того дня я вёл свои записи кровью на папирусе. Спартаку такой стиль пришёлся по душе.

– С кровью у тебя проблем не будет – в нашем деле без неё никак! Да и папируса у богачей скопилось, наверняка, немало, – сказал он. – Говорят, что самые богатые ходят с ним в сортир! Зажрались, собаки!

04

Одним душным вечером Спартак решил собрать военный совет, чтобы спланировать дальнейшие действия повстанческой армии.

Меня тоже пригласили, потому что Спартак питал ко мне симпатию, и я пользовался его доверием.

Кроме меня, присутствовали ещё пара-тройка командиров, но их имён я не запомнил.

Ну и Корнелия, конечно, тоже сидела рядом со своим супругом. Её пурпурное платье отстирали и зашили – она выглядела как королева.

Всем налили вина, а перед нами плясали полуголые танцовщицы под музыку какого-то старичка со струнным, но незнакомым мне инструментом.

– Я собрал вас здесь, друзья мои, чтобы сообщить добрую весть – против нас выслана ещё одна армия, – сказал Спартак.

– А что же в ней доброго? – спросил Крикс.

– А то, что мы её уничтожим, и наша слава разлетится по миру! Будем считать это нашей рекламной кампанией! Я всё просчитал: мы сможем увеличить армию в два, а то и в три раза!

– Спартак, я тебя уважаю, но иногда ты меня удивляешь своей чрезмерной самоуверенностью, – сказал Крикс.

– Сейчас ты станешь таким же самоуверенным, как и я, дружище! Ты знаешь, кто у них главный?

– Кто?