Невинная обманщица Картленд Барбара

Глава 2

Утреннее солнце, едва выглянув из-за горизонта, застало Манеллу уже на ногах. За всю ночь девушка так и не сомкнула глаз. Тревожные мысли, всевозможные планы, сомнения и опасения не давали ей спать.

Быстро одевшись, Манелла накинула на плечи легкую шаль.

Она решила взять с собой три самых простых муслиновых платья — на лето в ее гардеробе их имелось всего пять, и ни одно из них не отличалось хоть сколько-нибудь замысловатым фасоном. Приходилось надеяться, что эти скромные наряды не слишком помнутся и ей удастся обойтись ими до осени. О том, как устроится ее жизнь к наступлению сентября, что с ней будет зимой, Манелла предпочитала не думать.

Она также взяла две пары туфель, а, кроме того, с вечера приготовила кое-какие необходимые мелочи.

Накануне поздно ночью, когда дядя ушел спать, Манелла пробралась в оружейную. Ее отец, всю жизнь увлекаясь охотой, не мог обойтись без этой комнаты, которая пользовалась вниманием у всех поколений графов Эйвонсдейлов. Там Манелла выбрала один из отцовских дуэльных пистолетов.

Она мало разбиралась в достоинствах огнестрельного оружия, но, во-первых, была уверена, что ее отец не мог держать плохих пистолетов, во-вторых, надеялась, что до стрельбы не дойдет и в критической ситуации ей удастся запугать противника, не спуская курка.

Поэтому она выбрала пистолет среднего размера — не очень большой, чтобы не мучить Герона лишней тяжестью, но все-таки достаточно внушительный, чтобы произвести впечатление на злодея, который мог повстречаться ей на пути.

В Манелле, прожившей всю жизнь в деревне, невероятная наивность в одних вопросах сочеталась с достаточной искушенностью — в других. К тому же у нее был весьма развит здравый смысл.

Так, она прекрасно знала, что на пути ей вполне могли встретиться те, кого туманно именовали «лихие люди», то есть, попросту говоря, разбойники.

Правда, у нее не было ни драгоценностей, ни денег, но красавец Герон настолько бросался в глаза, что на него польстился бы любой последователь легендарного Робина Гуда. Ей не однажды приходилось слышать рассказы о том, как разбойники в первую очередь отбирали у своих жертв лошадей.

Итак, она твердо решила, что будет отстаивать свою собственность с помощью дуэльного пистолета. При этом она заранее молила бога, чтобы он уберег ее от необходимости пускать его в ход и брать грех на душу.

Неразрешенным долго оставался вопрос о наличности.

После матери у Манеллы остались кое-какие украшения, не очень старинные и совсем не ценные. Это были вещицы, которые отец дарил ей на разные праздники.

«На настоящие драгоценности у бедного папы никогда бы не нашлось денег», — вздохнув, подумала Манелла.

В обручальном кольце матери красовались три бриллианта, было у нее и бриллиантовое ожерелье, которое покойная графиня надевала в особо торжественных случаях. Но среди этих бриллиантов ни один не отличался ни размером, ни чистотой, ни великолепием огранки.

Впрочем, в самых безвыходных обстоятельствах Манелла могла протянуть месяц-полтора на вырученную за них сумму.

Чего ей отчаянно не хватало, так это денег!

Все ее достояние составляла горстка мелких монет, оставшихся от той суммы, что была выдана ей отнюдь не щедрой дядиной рукой на ведение хозяйства. Этих денег едва хватило бы, чтобы один раз расплатиться за ночлег и скромный ужин на самом захудалом постоялом дворе.

Вдруг Манелла вспомнила: красуясь перед ней в предвкушении приезда важного гостя, каким дядя Герберт почитал лорда Ламберна, он выдал кухарке, миссис Белл, пару гиней.

Нет, это было не жалованье, которое он задолжал ей бог знает за сколько месяцев. Бедняжка не роптала, но, как предполагала Манелла, с момента кончины ее отца кухарка работала за «харчи», которые не только готовила, но отчасти сама и добывала — иногда ей приходилось выменивать необходимые продукты за домашние заготовки из овощей и фруктов, выращенных в их скромном саду.

Дядя расщедрился, по его выражению, «на приличные продукты», чтобы «по-человечески» принять гостя.

— Я послал грума, чтобы он передал его милости приглашение на ленч, — громче, чем нужно, пояснил дядя. Он был преисполнен ощущения собственной значимости, к которой ему как-то все не удавалось привыкнуть. — Я намерен откупорить для него бутылку своего лучшего вина.

«Которая у тебя всего одна и имеется», — мысленно съязвила миссис Белл.

— Так что уж будьте любезны, попробуйте раз в жизни приготовить что-нибудь съедобное, — продолжал граф Герберт. — Главное, чтобы ваша стряпня не была похожа на то, что мне подавали вчера вечером и сегодня утром. Этим вашим месивом разве что свиней кормить, — деланно скривился граф, который накануне, охая и закатывая от негодования глаза, благополучно съел все, что было подано, до последней крошки.

Манелла в душе содрогнулась от этой явной беспардонной несправедливости. Миссис Белл славилась своим кулинарным искусством. Эти упреки были тем более бессовестны, что добрая женщина оставалась в имении только ради «барышни», теряя в деньгах, в то время как с ее репутацией миссис Белл с удовольствием наняли бы в любое из почтенных семейств, проживавших по соседству.

Миссис Белл, вспыхнув, промолчала, а дядя Герберт, не удостаивая вниманием чувства своих слуг, которых, вопреки семейным традициям, ни во что не ставил, чванливо продолжал:

— Так вот… Как вас там? Ах да, миссис Белл… — Пожалуй, он и сам почувствовал, что переигрывает, учитывая, что знал кухарку с тех пор, как появился на свет. — Купите баранью ногу помоложе да сыра, который годится не только для мышеловки, — распорядился он. И, помолчав, в раздумье добавил:

— Пожалуй, надо будет еще подать фруктов. Подойдет малина или клубника, так что можете купить, да самых свежих!

Ничего больше не сказав, он вышел из кухни. Манелла услышала, как миссис Белл что-то бормочет себе под нос.

— Мне очень жаль, миссис Белл, — поспешила сказать девушка. — Дядя Герберт не имел права разговаривать с вами в подобном тоне.

— Вы ж знаете, барышня, я всегда стараюсь как лучше, — с достоинством сказала кухарка. — Но и волшебник не слепит кирпича из соломы!

— Конечно, конечно, — с готовностью закивала Манелла. — Но не мне вам рассказывать, какой он, дядя Герберт.

Девушка вздохнула:

— Мне кажется, теперь, когда он стал графом, ему будет легче одалживать у людей деньги.

Она не столько обращалась к миссис Белл, сколько размышляла вслух.

А пожилая кухарка подхватила:

— Грум тут толковал, что у хозяина долгов и так не счесть. Кредиторы было на него насели, а он им побожился, что расплатится, пусть подождут всего месяц.

Манелла изумленно подняла глаза на миссис Белл.

— Откуда же возьмутся деньги? — спросила она. Что-то подсказывало Манелле: дядя задумал какую-то каверзу, от которой она может пострадать.

— Этого грум не знает. Говорит только, будто дело в какой-то свадьбе. Жениться, что ль, надумал? — с сомнением закончила миссис Белл.

Судя по тону, она, будучи о новом патроне весьма невысокого мнения, не допускала и мысли, что даже теперь, когда его акции поднялись благодаря обретению графского титула, на него может польститься хоть какая-нибудь мало-мальски приличная невеста.

Манелла встрепенулась, как птичка. Кому, как не ей, было знать, о какой свадьбе шла речь!

Как она и предполагала, дядя прочил ее замуж, имея в виду не столько обеспечить племянницу, сколько добыть денег для себя.

Стоило ему породниться с богатым герцогом, как тот, по натуре человек благородный, мог стать для новоявленного родственника настоящей золотой жилой.

Подобно покойному отцу Манеллы, старику пришлось бы расплачиваться по векселям новоявленного родственника, чтобы оградить честное имя жены от пересудов и скандалов, какие разгораются вокруг несостоятельных должников, оставляя грязные пятна на репутации их близких.

Памятуя состоявшийся накануне неприятный разговор, Манелла направилась на кухню — к шкафчику, в котором, как ей было известно, миссис Белл всегда держала деньги на хозяйственные нужды.

Отперев шкафчик торчавшим в дверце ключиком, девушка достала жестяную банку из-под чая, где, как она и рассчитывала, лежали две золотые гинеи. Кроме того, в ней было довольно много мелких денег.

Манелла выбрала всю мелочь и заперла шкафчик, воткнув в дверцу заранее приготовленную записку, адресованную дяде. Ей хотелось, чтобы записка попалась на глаза миссис Белл прежде, нежели та обнаружит пропажу.

Записка была коротенькой. Манелла составила ее с таким расчетом, чтобы дядя, прочитав ее, не сразу догадался о побеге племянницы.

В записке говорилось:

«Дорогой дядя Герберт!

Вчера, после того как вы отправились спать, приезжал посыльный с письмом от одной из моих подруг, которая приглашает меня на завтра на небольшой вечер с танцами.

Поскольку мне очень хочется навестить ее перед разлукой, я немедленно отправляюсь к ней — поскачу верхом на Героне. Я забираю с собой и Флэша: мне будет спокойнее с таким надежным защитником.

Возможно, лорд Ламберн будет разочарован, однако я уверена, что вам удастся его утешить. Кроме того, он вполне может приехать в один из последующих дней.

Поскольку мне понадобятся деньги, я забираю то, что вы выдали миссис Белл. Сообщаю это, чтобы вы не винили ее в пропаже, когда вам придется дополнительно выдавать ей деньги на покупки.

Я скоро вернусь, однако не могу точно назвать срок: все будет зависеть от того, сколько продлится торжество.

С уважением, — Манелла усмехнулась, выводя это слово, находившееся в явном противоречии с чувствами, которые внушал ей опекун, — Ваша Манелла».

Записку она умышленно не стала запечатывать.

Запасшись деньгами и оружием, Манелла немного повеселела и успокоилась.

Она надеялась, что простенькая уловка с письмом даст ей фору в два-три дня. Дядя, привыкший иметь дело с дамами весьма вольного поведения, может и вправду поверить, что его племянница решится вот так, без спроса, без сопровождающей дамы, отправиться в чужой дом. А когда до него наконец дойдет, что его обвели вокруг пальца, Манелла будет уже далеко.

Во всяком случае, она на это надеялась.

Однако, спускаясь по лестнице с пожитками в руке и Флэшем, бесшумно скользившим за ней по пятам, девушка содрогалась от собственной решительности.

Всю жизнь Манелла знала, что у нее есть надежные защитники: сначала родители, потом, после маминой смерти, — отец.

Даже после смерти отца она ощущала себя в безопасности: с ней оставались верные слуги. Да и не зря говорят: дома и стены помогают.

И вот теперь, покидая стены родного дома, девушка ступала в простиравшийся за ними большой мир, о котором ровным счетом ничего не знала.

Если ей не удастся устроиться, то придется с позором возвращаться туда, где ее будет ждать не только дядя со своими колкостями и насмешками, но и брак с ненавистным ей стариком.

— Я должна найти работу. Обязана! — твердила себе Манелла, выходя через боковую дверь и направляясь прямиком к конюшне.

Она знала, что в этот ранний час никого там не застанет. Однако Манелла подозревала, что дядин грум мог устроиться на ночлег в каморке, где прежде, когда штат слуг был побольше, спали подручные конюха.

Манелла видела его накануне мельком и еще тогда решила, что при случае сообразит, как его провести. В конце концов, он здесь человек новый и едва ли станет преграждать ей дорогу, как-никак она барышня, родственница хозяина дома.

Зайдя в конюшню — Флэш предпочел остаться снаружи, — Манелла прислушалась. Было слышно лишь, как фыркают и перебирают ногами лошади.

«Интересно, — подумала Манелла, — знает ли грум, что дядя намерен продать Герона?»

Если он посвящен в планы своего хозяина, то, не ровен час, может поднять шум, когда она будет забирать жеребца!

Вдруг Манелла услышала громкий храп.

Она очень обрадовалась, обнаружив, что грум спит на соломе в углу безмятежным сном.

Во дворе тоже все было спокойно.

Поспешно, опасаясь, что в конюшню может кто-нибудь зайти, Манелла оседлала Герона и уложила вещи. Потом она отворила ворота конюшни, вывела жеребца во двор и вскочила в седло.

Никогда прежде стук копыт по булыжнику двора не казался ей таким громким.

Манелла сжалась, словно желая сделаться незаметнее, но тут же сообразила, что у страха велики не только глаза, но и уши, они-то и заставили ее вздрагивать от топота ее собственной лошади.

Девушка дала себе слово не тревожиться по пустякам. Теперь, когда она оседлала самого резвого жеребца в конюшне, когда ее сопровождает самый быстрый пес в округе, едва ли за ней кто угонится.

Из осторожности Манелла выехала со двора не через ворота, а через боковую калитку.

Небо просветлело, звезды побледнели. Занималась заря.

Оказавшись за оградой парка, Манелла пустила Герона рысью.

Жеребец было приготовился скакать во весь опор, но Манелла придержала его: путь предстоял неблизкий. Кроме того, надо было подумать о Флэше. Сеттер был неутомимым охотником и пробегал за день добрых полтора десятка миль. Однако и ему следовало поберечь силы.

Флэш, не разделявший благоразумных соображений хозяйки, нарезал круги по высокой траве, надеясь отыскать зайца. Временами он останавливался и замирал в характерной стойке, принюхиваясь и приподняв согнутую переднюю лапку.

Казалось, пес понял, что эта прогулка необычная, хотя знал эти места как пять пальцев на любой из своих лап. Словно почувствовав, что начинаются какие-то приключения, он с восторгом летел навстречу неизвестности. Манелла даже позавидовала его бесшабашному веселью.

Что касалось самой девушки, то ее настроение было весьма противоречивым. Рассудок говорил ей, что она поступает совершенно правильно. Но сердце твердило свое. Если бы его учащенный стук можно было перевести на нормальный человеческий язык, он означал бы что-то вроде: «Твой дом… Твоя мама… Твой отец… Покидаешь… Покидаешь… Нелюбимый… старик. Правильно… Жалко». От глубокого волнения Манелла и сама не могла бы составить полную фразу.

Томимая опасениями, сомнениями, радостным предчувствием новых событий, неистребимым оптимизмом, свойственным одной лишь юности, она скакала на запад, зная, что в этом направлении ей долго не попадется ни одной деревни, а следовательно, выбрав его, она менее всего рискует натолкнуться на свидетелей своего побега.

Почему-то Манелле казалось, что ее дядя в конце концов осознает, что племянница, словно птичка, выпорхнула из клетки, и подумает, что она поехала на юг.

Поскольку Лондон лежал к северу от их поместья, а беглянка не стала бы стремиться туда, где рисковала встретиться с опекуном, логично было предположить, что она выберет прямо противоположное направление.

Солнце поднималось в безоблачном небе, день обещал быть жарким.

Манелла старалась ехать поближе к деревьям, от которых в этот ранний час веяло приятной прохладой.

Спустя три часа первоначальное воодушевление Герона заметно ослабло. Охотно перейдя на шаг, он теперь двигался размеренно и спокойно.

Флэш тоже перестал носиться и, будто экономя силы, бежал позади всадницы по прямой, не отклоняясь от основного маршрута.

Путь их лежал меж лугов, поля почти не попадались. За три часа езды девушка лишь пару раз замечала в отдалении пастухов, не обращавших внимания на всадницу, сопровождаемую собакой.

Манелла вовсе не хотела заезжать в какую-нибудь деревню. Любопытство местных крестьян вошло в поговорку. В этих безлюдных краях любой посторонний, самый неприметный путник, самый захудалый бродяга, становился предметом пересудов и догадок на несколько последующих недель. Что говорить о девице на великолепном жеребце в сопровождении чудесного пса! Такая колоритная компания запомнилась бы здесь надолго.

Слишком поздно Манелла с досадой сообразила, что, несмотря на всю свою предусмотрительность, совершила-таки несусветную глупость. Как она могла не подумать о провизии?

Близился полдень. Проскакав большое расстояние, девушка почувствовала голод.

Она дважды останавливалась, давая Герону с Флэшем напиться из ручья. К счастью, она хотя бы догадалась захватить для себя фляжку с питьевой водой.

В последнюю остановку Манелла осмелилась спешиться — все-таки она успела отъехать от Эйвонсдейла довольно далеко, и ее страх перед погоней несколько утих.

Склонившись над ручьем, она с удовольствием плеснула себе в лицо пригоршню прозрачной, но, впрочем, довольно теплой воды.

Было жарко, и с каждой минутой становилось еще жарче. Начиналось, как любили говорить местные крестьяне, «июльское пекло». Разумнее всего было бы теперь передохнуть. Однако Манелле хотелось как можно дальше отъехать от родного дома, а вернее, от ненавистного опекуна, которому он теперь принадлежал.

По ее подсчетам, она была в пути не менее семи часов. Это означало, что она добралась до местности, где вряд ли нашелся бы человек, который раньше ее видел.

«Я в безопасности, — подумала Манелла. — Уверена, мне ничто не угрожает».

Она подбадривала себя, умом понимая, что так оно скорее всего и есть, и чувствуя, как время от времени душа уходит в пятки от страха.

Во всяком случае, Манелла решила, что ей не стоит обедать на постоялом дворе, где неизбежно начнутся расспросы. Лучше доехать до деревни, где найдется мясная лавка, и купить там ветчины и хлеба.

Проскакав еще около мили, Манелла свернула на дорогу, пересекавшую обширную равнину.

Теперь вся компания передвигалась совсем неторопливо.

Спустя полчаса впереди показались крыши крестьянских домов и шпиль сельской церкви. А когда Манелла подъехала поближе, ее глазам предстал мирный деревенский пейзаж.

По обычаю этих мест, дома располагались довольно далеко от дороги, наполовину скрываясь за большими палисадниками, поражавшими разнообразием красок и обилием нарядной, хотя и простой, растительности.

Въехав на деревенскую улицу, Манелла, заинтересовавшись цветами, стала оглядываться по сторонам. Она не преминула заметить, что дома здесь как на подбор — крепкие, добротные, двери и окна — чистые, свежевыкрашенные.

Она не удивилась, когда за первым же поворотом заметила на углу просторный каменный дом с большими окнами — судя по всему, это и была местная продуктовая лавка.

На улице в этот час никого не было. Пока Манелла ехала по деревне, ей встретилась лишь стайка мальчишек лет восьми-девяти, с увлечением гонявших по дороге самодельный мяч.

Лохматая молодая дворняга неопределенной окраски, принимавшая живейшее участие в забаве, сочла за благо скрыться, едва завидев Флэша.

Подъехав к лавке, Манелла спрыгнула с лошади. Привязав Герона к толстому высокому пню, несомненно, нарочно оставленному для этой цели, девушка направилась в лавку. Флэш радостно двинулся за хозяйкой. Чуткий нос успел подсказать ему, что можно найти в этом незнакомом доме, и настроение пса, и без того весьма радостное, стало еще лучше.

Взглянув на полки, заставленные товарами, Манелла убедилась в верности своего первого впечатления. Очевидно, дела в деревне процветали: на прилавке лежал свежий ароматный хлеб, на столе за прилавком — аппетитный копченый окорок.

Когда Манелла шагнула внутрь, ей навстречу поднялся солидного вида хозяин, в очках, с приятным лицом.

— Доброе утро, мэм, чего желаете? — сказал он, безбожно коверкая все гласные звуки, как, во всяком случае, показалось Манелле, не привыкшей к здешнему выговору.

— Я хотела бы купить два ломтика ветчины, от того куска. И еще, не укажете ли вы мне лавку мясника, где я могла бы приобрести обрезков для своей собаки?

Хозяин лавки с любопытством посмотрел на Флэша.

— Красивый пес, мэм, — заметил он тоном знатока.

— Это сеттер, — пояснила Манелла, привыкшая к тому, что ее любимец вызывал восхищение у всех, кто его видел.

Хозяин магазина кивнул, как будто припоминая, что уже слышал о такой породе. Потом он поднялся и, засучив рукава, начал затачивать длинный тонкий нож, которым собирался отрезать ветчину.

— Как называется эта деревня? — осведомилась Манелла.

Но прежде чем хозяин успел ей ответить, дверь с шумом отворилась. В лавку стремительно шагнул пожилой мужчина, должно быть, дворецкий из ближайшего поместья.

— Мистер Гетти! Мистер Гетти! — взволнованно начал он с порога. — В замке — беда. На вас — последняя надежда.

Хозяин отложил нож.

— Беда? — переспросил он совершенно хладнокровно. — Что же могло произойти, мистер Доббинс?

— Несчастье с миссис Уэйд. У нее случился удар. Бедняжку разбил паралич.

— Паралич? Не могу поверить! — воскликнул мистер Гетти. — Она же приходила сюда позавчера и, мне показалось, выглядела как обычно.

— То-то и оно, — кивнул Доббинс. — В последнее время она обычно выглядела неважно. И все жаловалась, что голова кружится, как у благородной леди.

Мистер Гетти задумчиво кивал.

— А тут, бедняжка, наверное, переволновалась, что его светлость возвращается и что надо, дескать, устроить праздничный ужин. В ее годы это оказалось ей не под силу. Сколько раз мы ей говорили, что пора на покой. Ей ведь и домик бы дали, и пенсион бы положили. А она — ни в какую. Не могу, говорит, без работы.

— И что же произошло? — постарался направить разговор в нужное русло мистер Гетти.

— Ночью с ней случился удар. Я немедленно послал за доктором, но и до его приезда было понятно, что ей уже не помочь.

— Что ж, мне очень жаль, — пробормотал мистер Гетти.

— Но я-то пришел не затем, чтобы сообщить вам эту новость, а за помощью, — спохватился словоохотливый Доббинс. — Не знаете ли вы случаем, кого бы взять на смену миссис Уэйд, хотя бы на неделю-другую, пока мы не найдем кухарку на постоянную должность.

— На смену? Вы имеете в виду повариху?

— Ну конечно, — закивал Доббинс. — Ведь его светлость приедет с тремя гостями уже сегодня вечером, а другие подоспеют к субботе. А у нас некому готовить! Вот оказия! Скандал, да и только! — Доббинс огорченно развел руками.

Мистер Гетти задумчиво покачал головой.

— Сами знаете, мне нечем вам помочь, — серьезно сказал он. — Миссис Уэйд была известная кулинарка. Кто же может ее заменить?

Оба джентльмена замолчали, по-видимому, припоминая профессиональные достоинства старушки. Было вполне очевидно, что они не могли вообразить искусницу, способную с ней сравниться.

— Я могу готовить!

Эта фраза сорвалась у Манеллы с губ сама собой. Девушка даже не успела подумать.

Если бы в лавке обвалилась крыша, джентльмены вряд ли поразились бы сильнее, нежели после этого сообщения.

— Вы умеете готовить?! — в полном изумлении воскликнул мистер Гетти.

— Представьте себе, и очень хорошо, — подтвердила Манелла. — Я как раз собиралась спросить вас, не найдется ли для меня место кухарки в этой очаровательной деревне.

«Боже мой! Что я такое говорю?»— содрогнулась она про себя.

Но отступать было поздно, да и выбора у нее не было. Манелла вдруг с особой остротой осознала, насколько тяжело ей будет устроиться, если она выпустит из рук эту неожиданно свалившуюся на нее возможность, сопряженную с несчастьем, постигшим незнакомую ей престарелую женщину. , Ничто не мешало ее размышлениям, так как оба джентльмена молчали, пристрастно разглядывая ее.

Наконец мистер Доббинс торжественно произнес:

— Полагаю себя должным предупредить вас, мэм, что в замке требуется не простая кухарка. Там издавна существуют особые традиции кулинарного искусства. Еще вчера миссис Уэйд говорила, что его светлость, проведя столько лет во Франции, едва ли удовлетворится местной стряпней. Ему надо подавать изысканные французские кушанья.