Триумф нежности Макнот Джудит
В начале шестого Кэти вышла через вращающиеся стеклянные двери и бросилась по дорожке к машине Рамона. Она опустилась на сиденье, смело встретив его вопросительный взгляд:
– Я не уволилась, взяла отпуск.
У него окаменел подбородок. Кэти покачала головой и улыбнулась – она была уверена, что поступила правильно.
– Не сердись. Я это сделала потому, что…
– Не теперь! – отрывисто сказал он. – Мы это обсудим, когда доберемся до твоей квартиры.
Они молчали всю дорогу. Молча вошли в квартиру. Кэти почувствовала себя безмерно усталой. Она положила сумку, пожала плечами и повернулась к нему:
– С чего ты хочешь, чтобы я начала?
Он сжал ее плечи.
– Почему? – грубо сказал он, встряхнув ее. – Скажи почему!
Кэти пыталась смотреть своими голубыми, расширенными от страха глазами прямо ему в лицо.
– Пожалуйста, не смотри на меня так. Я понимаю – ты задет, ты в ярости, но для этого нет причины. – Она забралась под его мягкий свитер: ладони гладили его мускулистую грудь, пытаясь хоть как-нибудь успокоить.
Это привело к неожиданному результату. Он оттолкнул ее руки:
– Не пытайся отвлечь меня своими ласками, это излишне. Это не та игра, в которую мы играем.
– Я не играю в игры! – взорвалась Кэти, освобождаясь из его рук с неожиданной силой. – Если бы я захотела играть, я солгала бы тебе, что отказалась от должности.
Гордо прошествовав мимо него на середину комнаты, Кэти остановилась и повернулась к нему.
– Я решила попросить об отпуске, потому что смогу подать в отставку, находясь в Пуэрто-Рико. И это очень важно. Вирджиния Джонсон не только мой босс, я ее люблю и безмерно уважаю. Она выглядела бы полной дурой, если бы я подала в отставку без предупреждения. – Кэти упрямо вздернула подбородок и продолжала свою гневную тираду: – И еще кое-что очень важно… Если я уволюсь без предупреждения, они все будут довольны – еще бы, мужчины не удирают, чтобы жениться. Я не могу предавать свой пол. Из Пуэрто-Рико я сообщу, что ухожу, поскольку мне предоставлена лучшая должность. Я думала, что это будет должность твоей жены! – с вызовом закончила она.
– Спасибо, – едва ли не робко сказал Рамон и начал приближаться к ней улыбаясь.
Кэти, чье настроение заметно улучшилось, отступила.
– Я еще не закончила, – сказала она, ее глаза блестели. – Ты говорил мне, что хотел бы видеть наши отношения честными, а когда я веду себя честно, ты запугиваешь меня. Если ты хочешь, чтобы я была с тобой откровенной, я должна быть уверена, что ты готов выслушать правду. Ты был несправедлив несколько минут назад, и я думаю, у тебя невыносимый характер!
– А у тебя, злюка? – нежно спросил ее Рамон.
– Не думаю! – воскликнула Кэти, топнув каблучком. – Когда я дотронулась до тебя, я хотела быть ближе к тебе. Я не лукавила!
Измученная своими жалобами, Кэти сердито смотрела в сторону, избегая встретиться с ним взглядом. В голосе Рамона были и признание его вины, и просьба:
– А сейчас ты не хочешь коснуться меня?
– Ничуть!
– Даже если я скажу, что виноват, Кэти?
– Да.
– И ты не мечтаешь быть ближе ко мне, Кэти?
– Нет, не мечтаю.
– Посмотри на меня. – Пальцы Рамона коснулись ее подбородка, приблизили ее лицо к себе. – Я неосторожно задел тебя, теперь ты – меня, и все это, несмотря на наше влечение друг к другу. Мы можем изощряться в нанесении уколов друг другу, пока гнев не испарится, или не делать этого, а попытаться понять друг друга. Я не знаю, какой путь ты выберешь.
Она посмотрела в его полные решимости глаза и все поняла. Черты ее лица дрогнули. Перед ним стояла прежняя Кэти – милая, ранимая и… смущенная. От прошедшей грозы ее голубые глаза потемнели. Она глубоко вздохнула, как ребенок, и храбро сказала:
– Обними меня.
С нежностью, в которой сквозило нетерпение, Рамон заключил ее в свои объятия.
– И я хочу, чтобы ты поцеловал меня.
– Как? – нежно выдохнул он.
– Как друга – ты же не сердишься, – ответила Кэти, смущенная вопросом.
Его губы прижались к ней, они были теплыми, но плотно сжатыми.
– И не только дружески, – задыхаясь, уточнила она.
Его губы жадно прильнули к ней, его руки неутомимо гладили ее по плечам, по спине, затем скользнули ниже, заставляя теснее прижаться к его возбужденному телу. Продолжая целовать, он опустил ее на софу и пытался расстегнуть крошечные пуговицы шелковой блузки. Не справившись с ними, он чисто по-мужски переложил всю работу на Кэти.
– Расстегни пуговицы, – низким настойчивым голосом велел он.
Казалось, Кэти понадобилась на это целая вечность. У нее дрожали руки, а Рамон не переставал покрывать ее поцелуями. Когда она наконец-то покончила с последней пуговицей, он оторвался от девушки и нетвердо прошептал:
– Я хочу, чтобы ты сняла ее для меня.
Сердце Кэти бешено заколотилось, она вытащила руки из рукавов, белый шелк скользнул вниз. Взгляду Рамона предстал кружевной бюстгальтер.
– Это тоже.
С пламенем в каждой клеточке тела, Кэти расстегнула бюстгальтер. Ее круглые груди цвета слоновой кости открылись его взгляду, в котором было что-то собственническое, соски медленно затвердели, когда его пальцы, вслед за взглядом, коснулись их. Глаза загорелись, и голос огрубел от желания:
– Я хочу увидеть моего ребенка у твоей груди.
Смущение Кэти затмилось желанием, поднимающимся в ней. Сдерживая дрожь, она сказала:
– Сейчас мой ребенок – это ты.
– Дай мне пить, Кэти! Я жажду.
Неудержимое возбуждение потрясло ее, когда, положив ладонь на его затылок, она прижала к себе темную голову Рамона и одновременно откинулась назад, предлагая ему свой сосок. Когда мужские губы коснулись ее тела, она едва не закричала. Она не поняла почему. И только когда его губы отпустили ее, по острому сожалению можно было заключить о силе наслаждения.
– Дай мне другую! – хрипло приказал он.
Кэти, дрожа, обхватила грудь и поднесла ее к его рту. Невыносимое блаженство, жгучий огонь желания сотрясали ее тело, когда губы Рамона приникли к ее соску.
– Пожалуйста! – простонала она. – Я не могу больше ждать, ты нужен мне!
– Ты не можешь? – выдохнул он.
Они упали на софу, его губы изучали ее ухо, изгиб ее шеи, щёки. Обезумев от желания, Кэти почувствовала, как его руки скользнули ей под юбку, рванули легкую ткань.
Пальцы Рамона замерли между ее ног.
– Ты хочешь меня, но ты не нуждаешься во мне, – выдохнул он. Он говорил одно, а руки, лихорадочно ласкавшие, говорили другое.
Кэти едва не рыдала от желания, страстно гладя его упругое тело.
– Ты мне нужен, – пылко прошептала она, обрушивая на него неистовые поцелуи. – Пожалуйста!
Рамон приподнял голову и почти грубо сказал:
– Я тебе не нужен!
Взяв ее руку, он плотно прижал ее к своей твердой, возбужденной плоти.
– Вот кто нужен, Кэти! – Открыв потемневшие от желания глаза, Кэти посмотрела в его искаженное лицо, когда он сказал: – Ты хочешь меня, когда я держу тебя в своих объятиях, но я нуждаюсь в тебе каждый миг своей жизни. Это желание не отпускает меня никогда, желание сделать тебя моей скручивает меня в узел. – Внезапно он спросил: – Ты знаешь, что такое страх?
Сбитая с толку внезапной переменой темы, Кэти смотрела на красивые мрачные черты Рамона, но даже не пыталась ответить.
– Страх знать, что у меня нет никакого права желать тебя, и знать, что это сильнее меня. Страх момента, когда ты увидишь мой маленький дом и скажешь, что ты не хочешь жить там.
– Не терзай себя так! – умоляла Кэти, гладя пальцами короткие волосы на его висках. – Пожалуйста, не надо.
– Страх – лежать ночью без сна, думая о том, что будет, если ты не решишься стать моей женой, и о том, как я переживу все это. – Он нежно вытер слезу, катившуюся по щеке Кэти. – Я боюсь потерять тебя, и если это делает меня грубым и невыносимым, тогда я извиняюсь. Это только потому, что я боюсь.
Тая от нежности, Кэти взяла его за подбородок и взглянула в темные глаза Рамона.
– За всю свою жизнь, – прошептала она, – я никогда не встречала мужчину, который бы признался, что он боится.
– Кэти… – Ее имя было хриплым стоном, вырвавшимся из его груди. Губы Рамона требовательно и жадно касались ее, руки становились все настойчивее, казалось, что сердце Кэти не выдержит того томительного и страстного желания, которое переполняло ее.
И тут раздался звонок в дверь.
– Не открывай! – умоляла Кэти, когда он мгновенно вырвался из ее объятий и сел. – Пусть уйдут.
Одарив ее полной сожаления улыбкой, Рамон провел рукой по своим густым волосам, приводя их в порядок.
– Это твои родители. Я вконец потерял голову и забыл сказать, что они придут помочь нам собраться, а потом пообедают с нами.
Кэти вскочила, схватила одежду и выбежала в спальню.
– Впусти их поскорее, иначе они догадаются, чем мы занимались, – сказала Кэти, видя, что Рамон все еще стоит рядом.
– Кэти, – сказал он с озорной усмешкой, – если я впущу их так быстро, они увидят, чем мы занимались.
– Что? – спросила она, замерев в двери спальни, ее ошеломленный взгляд скользнул по раскинутой софе, по полу, затем по Рамону. – О! – только и сказала она, покраснев, как школьница.
Кэти стащила с себя одежду в сумасшедшей спешке, говоря себе, что ее поведение весьма странно. Ей двадцать три года, она была замужем, и она собирается замуж за Рамона. Несомненно, ее родители предполагают, что они уже занимались любовью, и не раз. Кроме того, они современные люди.
Ровно через четыре минуты после звонка в дверь Кэти вышла в гостиную, одетая в рыжевато-коричневые штаны и мягкий кремовый свитер с высоким воротом, ее волосы аккуратно лежали на плечах. Она попыталась спокойно поздороваться с матерью, но ее лицо выражало смущение, глаза были подозрительно томны, и внутренне она еще дрожала от недавнего желания.
Рамон был в кухне, он не казался настолько чувствительным к происшедшему и, весело смеясь над чем-то с ее отцом, смешивал напитки.
– Я отнесу в гостиную, – сказал Райен Конелли, взяв два бокала. Повернувшись, он натолкнулся на свою смущенную дочь. – Милая, да ты вся сияешь! – Отец был в восторге от ее румянца и запечатлел поцелуй на ее щеке. – Рамон, должно быть, любуется тобой.
Краска смущения залила лицо Кэти, она беспомощно улыбнулась отцу. Дождавшись, пока он не исчезнет в гостиной, Кэти повернулась к Рамону, который клал лед в два оставшихся бокала. Рамон улыбался уголками губ. Не глядя на нее, он сказал:
– Ты краснеешь, querida. И ты действительно выглядишь сияющей.
– Спасибо, – несколько раздраженно ответила Кэти. – Я выгляжу так, как будто была изнасилована, а ты – самое большее полистал газету! И как ты можешь оставаться таким спокойным?
Она попыталась взять бокал, который Рамон приготовил для нее, но он отставил коктейль подальше. Повернувшись, он заключил ее в объятия, чтобы одарить продолжительным поцелуем.
– Я не спокоен, Кэти, – прошептал он. – Я жажду тебя.
– Кэти! – позвала мать из глубины гостиной. Ее голос заставил Кэти вырваться из объятий Рамона. – Вы придете сюда или нам подождать вас во дворе?
– Мы идем, – поспешно ответила Кэти. Посмотрев на Рамона с веселой улыбкой, она сказала: – Я когда-то читала повесть, где каждый раз, когда мужчина и женщина начинали заниматься любовью, звонил телефон, кто-то приходил или что-то случалось, чтобы помешать им.
Рамон легко усмехнулся:
– Этого с нами не случится. Я этого не допущу.
Глава 10
Солнечный свет вспыхивал на большом реактивном лайнере, когда он пролетал в юго-восточном направлении на высоте 30 000 футов.
Осторожно, чтобы не потревожить Кэти, которая спала, положив золотистую голову ему на плечо, Рамон протянул руку и опустил шторку на иллюминаторе, заслонив ее лицо от яркого света. Полет был необычно тяжелым, на лицах многих пассажиров отражалась тревога.
«А Кэти – молодец!» – с нежностью подумал Рамон, глядя на ее лицо. Он уже понял, что под очаровательно мягкой, женственной внешностью Кэти скрываются потрясающее мужество, сила духа и решительность. Даже вчера и сегодня, когда ее родители были очевидно расстроены приближающейся разлукой и трудностями, свалившимися на хрупкие плечи дочери, она перенесла все мужественно, с улыбкой, несмотря на то что ей тоже было больно покидать их.
Ночью в пятницу родители Кэти вызвались договориться о сдаче ее квартиры в аренду и упаковать вещи для отправки в Пуэрто-Рико. Затем они настояли на том, чтобы она провела оставшееся до отъезда время с ними, а не у себя в квартире. Рамон тоже жил там, однако за это время у них с Кэти не было ни возможности, ни повода, чтобы побыть наедине.
Проходили часы, он видел растущее напряжение Кэти и трепетал – большой, сильный мужчина. Ему казалось, что он видит, как она сопоставляет свое сомнительное будущее с ним и безопасную, комфортную жизнь здесь. Он страстно желал вернуться с Кэти в ее квартиру, заключить ее в свои объятия и остаться с ней наедине. Он доказал бы ей, что их чувство значит больше, чем все ее здешние блага.
Длинные ресницы Кэти отбрасывали тень на ее кремовые щеки, и он, как и подобает истинному ценителю красоты, любовался ее профилем. Он был рад, что заказал места первого класса, здесь было просторнее. Кэти же ошибочно предполагала, что причиной их «удачи» – лететь первым классом – была какая-то неразбериха с билетами, и Рамон не разуверял ее в этом.
Рамон отвернулся, глядя в окно через проход. Воспоминания всколыхнули горечь в его душе. Несколько месяцев назад он мог бы прилететь с Кэти в Пуэрто-Рико на «Боинге-727», реактивном самолете «Гальварра интернэшнл», имеющем великолепную спальню, столовую и просторную гостиную, обставленную антикварной мебелью и устланную белым ковром. «Кэти бы понравилось это», – подумал Рамон. Но еще больше ей понравился бы «лир» – сверкающий реактивный самолет, на котором он прилетел в Сент-Луис и который теперь стоит в ангаре аэропорта. «Лир» – его самолет, не собственность корпорации, но, как и все, чем он сам владел, включая дома, остров и яхту, он продал его с аукциона, чтобы покрыть долги корпорации. Для чего же было лететь с Кэти в Пуэрто-Рико на «лире»? Для чего ей знать, какая роскошная жизнь могла бы ждать ее – чтобы острее почувствовать бедность?
Утомившись от грустных мыслей, он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. У него не было права заставлять Кэти участвовать в его заточении, забирать ее из прекрасной квартиры, лишать карьеры, чтобы жить в заброшенном доме на ферме. Все это было эгоистично и неправильно, но он не смог бы вынести даже мысли о жизни без нее. Когда-то он мог предоставить ей все, теперь – ничего, не может даже правдиво рассказать о себе. Не сейчас.
На завтра он наметил несколько встреч, одна из них была необычайно важна для него. Он цеплялся за слабую надежду узнать, что его финансовое положение не так ужасно, как казалось. После встречи он будет точно знать о состоянии дел и тогда найдет слова, чтобы объяснить Кэти, кто он и кем он был. Он настаивал на честности между ними, и, хотя он не лгал ей, теперь он просто обязан рассказать ей правду – всю правду. Мысль о том, что Кэти узнает, что он неудачник, банкрот, сжала его сердце. Ему было безразлично, что весь мир считает его таковым, но Кэти…
Достаточно тяжело было объяснять ситуацию ее отцу во время завтрака утром в пятницу. При воспоминании об этой встрече напряженные черты лица Рамона заметно смягчились.
Рамон пришел в частный мужской клуб, где они договорились встретиться. Райен Конелли встретил его со сдержанным гневом.
– Какую игру вы ведете, Гальварра? – потребовал он ответа громким, яростным голосом, как только Рамон сел. – Вы такой же бедный фермер, как и я. Меня сводило с ума ощущение, что вы мне знакомы. И не столько ваша фамилия, сколько ваше лицо. Прошлой ночью я вспомнил статью о вас в журнале «Тайм», и…
Когда Рамон рассказал отцу Кэти о неминуемом крахе «Гальварра интернэшнл», гнев Райена Конелли сначала перешел в изумление, а затем в сочувствие. Рамон с трудом сдержал улыбку, когда отец Кэти предложил финансовую поддержку. Райен Конелли, конечно, богатый человек, но как объяснить ему, что для поддержки «Гальварра интернэшнл» необходимо сто таких инвесторов, как Райен? В противном случае корпорация потерпит крах и потащит за собой каждого инвестора.
Огромный реактивный самолет попал в глубокую яму и затем, накренившись, стал медленно, с трудом, подниматься.
– Идем на посадку? – пробормотала Кэти.
– Нет, – ответил Рамон. Он скользнул губами по ее волосам. – Спи. Я разбужу тебя, когда приземлимся.
Кэти послушно закрыла глаза и устроилась поближе к нему.
Открылась дверь передней кабины, и пилот пошел по проходу в комнату для отдыха. Пассажир впереди Рамона остановил его и задал несколько вопросов, тот наклонился к нему, чтобы ответить. Рамон заметил, как его глаза оценивающе блуждают по лицу Кэти, задержавшись на нем непозволительно долго. Рамон вспыхнул от раздражения. Ревность. Ревность – это новое, не знакомое ранее чувство, с которым он должен научиться бороться, чтобы не оскорбить Кэти. Обдав несчастного пилота ледяным взглядом, Рамон демонстративно взял руку Кэти в свою. Если так будет продолжаться, то ревность скоро станет его постоянным спутником. Проходя с ней по аэропорту, он ловил восхищенные взгляды мужчин, которые оборачивались ей вслед, и ему приходилось сжимать зубы. Одетая в бирюзовое шелковое платье, со стройными ногами, на высоких каблуках, она была похожа на фотомодель. Но у фотомоделей не было ее изящества, ее законченной красоты. Они были с рекламной картинки. Кэти – с картины старого мастера.
Кэти сжала его пальцы, и Рамон осознал еще раз, насколько он богат. Легко и чувственно он провел большим пальцем по ее ладони. Даже во сне Кэти отозвалась на его прикосновение. Боже, как он хотел ее! Одно ее сонное движение – она просто прильнула к его плечу – заставило его трепетать от желания и нежности.
Откинув голову назад, Рамон закрыл глаза и вздохнул. Он добился своего. Кэти летит вместе с ним! Она летит в Пуэрто-Рико! Она собирается стать его женой. Он восхищался ее независимостью и интеллигентностью и обожал ее ранимость и мягкость. Она воплощала все, что ему нравилось в женщинах: была женственной, но не скучной или беспомощной; гордой, но не высокомерной; настойчивой, но не агрессивной. Сексуально она была раскрепощена, но в мыслях, а не в поступках. Он знал, что возненавидел бы ее, если бы Кэти бездумно отдавала свое прекрасное тело кому попало. Она была бесконечно желанна для него, потому что не находила удовольствия в случайном сексе. Рамон усмехнулся – для мужской и женской морали у него, как и у всех мужчин, были разные стандарты. Он продолжал улыбаться, думая о том, как разгневалась бы Кэти, если бы узнала эти мысли. Она обвинила бы его, что он на редкость старомоден и безнадежный латиноамериканец. Последнее, на его взгляд, было достаточно забавно, ему казалось, что он привлек Кэти по причине…
Эти рассуждения ненадолго отвлекли его от тех сомнений, которыми он был полон в последние дни. Он не знал, чем он привлек Кэти. Он не понимал, почему она согласилась стать его женой, какие мысли в ее голове способствовали этому. Единственным объяснением была бы ее любовь к нему. Но она его не любила.
Мысленно Рамон избегал этой правды даже в глубине сознания, хотя иногда в горькие минуты и принимал ее. Кэти создана, чтобы любить. И быть безмерно любимой. Три ночи назад, когда он сказал ей, что любит ее, Кэти предпочла сделать вид, что не расслышала. Какая горькая ирония – он первый раз в жизни сказал женщине, что любит ее, а его не услышали! Рамон мрачно подумал, не отплатила ли ему судьба за тех женщин, которые говорили ему о своих чувствах, а он отвечал или молчанием, или уклончивой улыбкой. Если Кэти не любит его, то почему она в самолете? Она хочет его, он понимал это. С первого момента, когда он обнял ее, он заставил ее хотеть его и все сильнее разжигал пламя желания в ее теле. По-видимому, страсть была единственным, что привязывало ее к нему. Плотское желание горит в ней – вот почему она в самолете.
Нет, черт побери! Это не может быть правдой! Кэти слишком интеллигентна, чтобы решить стать его женой только ради сексуального удовольствия. Она должна чувствовать к нему еще что-то. Кроме того, между ними сразу возникла огромная магнетическая связь, и не только физическая, но и эмоциональная. Если она не любит его, то мог ли он привязать ее к себе только лишь одним своим телом? А если это так, то вынесет ли он жизнь с ней?
Глава 11
Вернувшись из дамской комнаты аэропорта Сан-Хуана, Кэти направилась к багажному отделению, где уже шла выдача багажа, прибывшего с их самолетом.
Дрожь пробежала по спине, когда вокруг себя она услышала поток непостижимой скорострельной испанской речи, в которой изредка слышались английские слова. Слева от нее находилась группа элегантных светловолосых людей, должно быть, шведов. Рядом с ней расположились туристы, общающиеся на журчащем французском. Она поняла с неожиданным восторгом, что в Пуэрто-Рико отдыхают не только американцы.
Кэти скользнула взглядом по толпе и увидела Рамона, кивнувшего носильщику, который немедленно изменил направление своего движения, подкатил тележку прямо к Рамону и погрузил на нее шесть чемоданов Кэти от фирмы «Гуччи». Она улыбнулась, потому что кто-нибудь другой размахивал бы руками и звал носильщиков, пытаясь привлечь их внимание, но только не Рамон. Он просто наклонил голову. «И все», – с гордостью подумала она. Одетый в темный деловой костюм и неяркий галстук, Рамон был самым впечатляющим мужчиной, которого когда-либо видела Кэти. От него исходила такая властная, спокойная целеустремленность, что даже носильщики не могли этого не заметить. Глядя на него, Кэти подумала, что он больше походит на богатого аристократа, потомка знатнейшего рода, чем на местного трудягу-фермера. И носильщик, наверное, подумал то же и ожидал приличных чаевых. Как неловко от этого Рамону! Почему она не предложила, чтобы они сами несли свой багаж? Им бы хватило двух или трех заходов, потому что Рамон путешествовал только с двумя большими чемоданами. Она собиралась научиться быть экономной, помня о том, что у Рамона очень мало денег и что ему пришлось подрабатывать на грузовике, чтобы иметь побольше.
– Готова? – спросил Рамон, взяв Кэти под локоть, и повел ее по переполненному аэропорту.
Снаружи, ожидая пассажиров, выстроилась вереница такси. Носильщик, а за ним и Кэти с Рамоном направились к первому из них.
– Здесь всегда такая замечательная погода? – спросила она, подняв лицо к голубому небу, украшенному пушистыми белыми облаками. Радость, промелькнувшая в лице Рамона, подсказала ей, как сильно он хочет, чтобы ей понравился ее будущий дом.
– Вообще-то да. Температура обычно поднимается выше семидесяти, а восточный ветер… – Рамон посмотрел, где носильщик с их вещами, и то, что он хотел сказать, осталось незаконченным.
Проследив за его яростным взглядом, Кэти была удивлена тем, что их багаж погрузили в сверкающий темно-бордовый «роллс-ройс», который стоял на стоянке далеко впереди такси. Шофер, одетый в безукоризненную черную униформу и фуражку, ожидал их в положении «смирно» около лимузина. Когда они приблизились к машине, он открыл черную дверь и, отступив в сторону, пропустил их.
Кэти внезапно остановилась и вопросительно посмотрела на Рамона, который обрушился на шофера с вопросами на испанском. Что бы тот ни отвечал, все, казалось, приводило Рамона в еще большую ярость. Не говоря ни слова, он подтолкнул Кэти в прохладную роскошь «роллс-ройса», обитого белой кожей изнутри.
– Что происходит? – спросила Кэти, как только он уселся около нее. – Чья это машина?
Рамон подождал с ответом, пока шофер не закрыл дверь для пассажиров. В его голосе было напряжение, и чувствовалось, что он с большим трудом сдерживает необъяснимый гнев:
– Машина принадлежит одному человеку, у которого вилла на острове, он редко бывает здесь. Гарсия, шофер, ну, старый друг моей семьи. Узнав, что мы сегодня прилетаем, он решил нас встретить.
– Как это мило! – воскликнула Кэти.
– Я сказал ему, что не хотел бы, чтобы он так поступал.
– О! – нерешительно протянула она. – Я уверена, что он не имел в виду ничего дурного.
Переключив внимание на шофера, который сидел за рулем, глядя в зеркало заднего вида, Рамон нажал на кнопку, которая опускала стеклянную перегородку, разделяющую водителя и пассажиров. Резким голосом он дал какие-то инструкции по-испански, а затем стеклянная перегородка вернулась назад и машина плавно тронулась с места.
Кэти никогда не ездила в «роллс-ройсе» и пришла в восторг. Она провела пальцами по сиденью, наслаждаясь прикосновением к невероятно мягкой коже.
– Что это? – спросила она, вытянувшись вперед, и нажала кнопку в спинке водительского кресла. Она рассмеялась, когда из кресла автоматически выдвинулась конторка из розового дерева и слегка ударила ее по коленям. Подняв крышку, она заглянула внутрь и обнаружила, что конторка заполнена тонкой пергаментной бумагой и золотыми ручками. Там был даже золотой степлер.
– Как мне убрать ее назад? – спросила она после нескольких неудачных попыток задвинуть конторку на место.
– Нажми ту же кнопку еще раз.
Кэти нажала. Со слабым жужжанием конторка приподнялась с ее колен, щелкнула и вернулась на место, а панель из белой кожи скользнула вниз, чтобы прикрыть ее.
– А зачем вот эта? – улыбнулась Кэти, кивнув на другую кнопку.
Рамон посмотрел на нее, его лицо было полностью лишено эмоций.
– Она открывает бар с ликерами, скрытый в сиденье передо мной.
– А где же телевизор и стерео? – поддразнила Кэти.
– Между конторкой и баром.
Улыбка восхищения постепенно стерлась, когда она обнаружила, что Рамон не разделяет ее восторга по поводу уникального и роскошного оборудования машины. После неуверенной паузы она нерешительно произнесла:
– Кем бы ни был владелец этой машины, он, должно быть, чрезвычайно богат.
– Был богат.
– Был? – повторила она. – Он умер?
– Он финансовый труп, – ответив так кратко и загадочно, Рамон отвернулся и уставился в окно.
Сбитая с толку и задетая его холодностью, Кэти тоже посмотрела в окно. Ее мрачные размышления были прерваны, когда ее рука, безвольно лежащая между ними, внезапно оказалась в теплых и решительных руках Рамона.
Все еще отвернувшись, Рамон резко произнес:
– Я хотел бы подарить тебе дюжину таких машин, Кэти.
Между ними прошла горячая волна, и Кэти была какое-то время слишком ошеломлена, чтобы говорить. Ей стало намного легче, а затем нахлынуло беспричинное веселье.
– Я хотела бы, чтобы ты смог подарить мне хотя бы одну такую. В конце концов, дорогая машина – гарантия счастья, не так ли? – Острый взгляд Рамона устремился прямо на нее, и Кэти распахнула свои голубые глаза с преувеличенной наивностью. – Дэвид подарил мне «порше» в качестве свадебного подарка, и видишь, какой счастливой была моя жизнь с ним?
Когда она продолжила, суровая линия рта Рамона смягчилась от слабой улыбки.
– Если бы тогда Дэвид подарил мне «роллс-ройс», я была бы полностью удовлетворена нашим браком. Хотя, – сказала она, когда Рамон обнял ее за плечи, прижимая к себе, – единственная вещь, которая сделала бы мою жизнь совершенно счастливой, – это…
Ее слова были прерваны внезапным прикосновением губ Рамона. В этом поцелуе, как поняла Кэти, была искренняя благодарность.
Когда он наконец поднял голову, она насладилась нежностью его улыбки.
– Что же сможет сделать твою жизнь совершенно счастливой? – хрипло поддразнил он ее.
У Кэти расширились глаза, когда она прижалась к нему:
– «Феррари»!
Рамон взорвался от хохота, и Кэти почувствовала, как напряжение медленно покидает его сильное тело. Теперь вещи предстали пред ними в истинном свете и они могли просто смеяться. Этого она и хотела.
Пуэрто-Рико поверг Кэти в полное изумление. Она никак не ожидала увидеть гористый тропический рай с роскошными зелеными долинами и спокойными голубыми озерами, сверкающими в лучах света. «Роллс» плавно мчался по извилистым дорогам, окаймленным деревьями, их ветки были густо покрыты розовыми и желтыми цветами.
Они проезжали через живописные деревни, ютящиеся между горами, в каждой деревне была площадь, в центре которой находилась церковь с остроконечным шпилем. Кэти вытягивала шею, чтобы получше разглядеть, и ее глаза, сияющие от восхищения яркими красками природы, перебегали по горам и лугам. Когда она перечисляла, что попадало в поле ее зрения, начиная с папоротника и кончая домами фермеров, ее голос трепетал от счастья.
На протяжении всего пути она чувствовала на себе проницательные глаза Рамона, наблюдавшие за ней из-под опущенных век. Дважды она внезапно поворачивалась, приглашая его разделить ее восхищение чем-то уж очень красивым, и замечала беспокойство, которое он немедленно скрывал за одной из своих ласковых улыбок. Ему отчаянно хотелось, чтобы ей понравилась его родина, но по каким-то причинам он не мог поверить, что это действительно так.
Примерно через час после того, как они покинули аэропорт, лимузин проехал через очередную деревеньку и свернул с асфальта на грунтовую проселочную дорогу, заканчивающуюся подъемом. Кэти открыла рот в безмолвном изумлении. Это было похоже на прозрачный красный тоннель из солнечных лучей.
По обеим сторонам дороги росли великолепные деревья, их тяжелые ветки смыкались высоко в небе, а опавшие алые лепестки устилали дорогу, превращая ее в насыщенный красный ковер под колесами машины.
– Это совершенно бесподобно, – выдохнула Кэти, повернувшись к Рамону. – Мы где-то около твоего дома?
– Около полутора миль вверх по этой тропинке, – сказал он, но напряжение опять ожесточило черты его лица, а улыбка была не более чем легким изгибом плотно сжатых губ. Он уставился прямо вперед, словно он, как и Кэти, не знал, что ожидает их в конце пути.
Кэти собиралась спросить его, не были ли прекрасные цветы с алыми чашечками разновидностью тюльпанов, когда «роллс» вынырнул из-под двухмильного красного полога и подъехал к жалкому белому кирпичному дому, окруженному заросшим двором. Пытаясь скрыть свое разочарование, Кэти повернулась к Рамону, который уставился на дом с такой злобой, что она невольно откинулась на подушку сиденья.
Прежде чем машина окончательно остановилась во дворе, Рамон торопливо открыл дверь, выскочил еще на ходу и яростно зашагал по жалкой лужайке.
Пожилой шофер помог выйти Кэти, и они одновременно повернулись на какой-то грохот. Это Рамон распахнул дверь дома, при этом двинув по ней плечом с такой силой, что она соскочила с петель и свалилась на пол.
Кэти, похолодев от ужаса, застыла на месте, вглядываясь в черную дыру, где до этого находилась дверь. Ее взгляд скользнул по покосившимся ставням и обшарпанным деревянным подоконникам.
Мужество покинуло ее. Она вспомнила о своей прекрасной квартире с бассейном во внутреннем дворике. Жить в таком доме?! Нет, о нет, она переоценила свои силы…
Легкий ветерок растрепал ее волосы. Кэти подняла руку, чтобы поправить пряди, упавшие на лицо, и в то же время пытаясь отмахнуться от страшной картины. Она стояла посреди заросшего сорной травой небольшого двора, такого же запущенного и неопрятного, как и эта ужасная лачуга. Через год или два она сама станет такой же неряшливой, как и все вокруг, такая жизнь выбьет чувство достоинства из кого угодно! Здесь можно незаметно для самого себя опуститься.
Без всякого желания она ступила на кирпичную тропу, ведущую к двери дома.
Черепица свалилась с крыши и разбилась вдребезги от удара о кирпич, и Кэти пришлось быть очень осторожной, чтобы не наступить на осколки тонкими подошвами своих дорогих итальянских туфель. Она нерешительно вошла в дом, щуря глаза, чтобы приспособиться к темноте. Отвращение переполняло ее, а к горлу подступила тошнота. Внутри пустой дом был покрыт паутиной, толстым слоем грязи и отбросов. Там, где солнечные лучи пробивались сквозь ставни, пыль светилась в воздухе. «Как Рамон мог жить здесь?» – подумала Кэти с отвращением. Он всегда так безукоризненно выглядел, что она не могла себе представить его в этом… этом убожестве.
Собрав последние остатки воли, Кэти попыталась успокоиться и заставила себя мыслить логически.
«Во-первых, здесь никто не жил, грязь не убиралась годами. Во-вторых… Кажется, здесь есть мыши! Что-то шуршит в углу… Во-вторых… Что же там было во-вторых?.. Неужели это вправду мыши?»
Рамон стоял в центре комнаты, спиной к ней.
– Рамон? – прошептала она полным тревоги голосом.
– Беги из этого места, – сказал он громким голосом, дрожащим от ярости. – Грязь пристанет к тебе, даже если ты ни к чему не прикоснешься.
Больше всего на свете Кэти хотелось уехать, сначала в аэропорт, а затем самолетом – домой, в свою милую квартиру.
Она пошла к выходу, но, заметив, что Рамон не идет следом, снова повернулась к нему. Он все еще стоял отвернувшись, чтобы не встретиться с ней взглядом. С внезапным состраданием Кэти поняла, как сильно он боялся того момента, когда она увидит это место. Неудивительно, что он казался таким напряженным, когда они поднимались по тропинке. Теперь он был в ярости, потому что ему стыдно за этот жалкий дом – то лучшее, что он мог ей предложить.
Она заговорила, чтобы нарушить неловкое молчание:
– Ты говорил, что родился здесь?
Рамон медленно повернулся и уставился сквозь нее, как если бы ее просто не существовало.
Не обращая на это внимания, Кэти продолжала:
– Но с тех пор никто не жил здесь в течение многих лет, не так ли?
– Да, – лязгнул он зубами.
Кэти вздрогнула от его тона:
– Ты давно был здесь в последний раз?
– Да, – отрубил он.
– Дома, в которых долго никто не жил, всегда выглядят ужасно мрачно! – Она отчаянно пыталась утешить его, несмотря на то что на самом деле это ему надо было утешать ее. – Возможно, этот дом не похож на тот, который сохранился у тебя в памяти.
– Он выглядит именно так, как я его запомнил.
Его злой сарказм резанул по сердцу Кэти, но она решила попытаться еще раз.
– Если он выглядит таким же, каким ты его помнишь, то почему ты в такой яр… так расстроен? – торопливо исправилась она.
– Потому, – сказал он ужасным голосом, – что четыре дня назад я отправил телеграмму, попросив послать сюда несколько человек привести все в порядок.
– Ой! – с облегчением выдохнула Кэти.
Это только ожесточило Рамона. Его глаза стали парой кинжалов, готовых пронзить ее.
– Неужели ты такого низкого мнения обо мне, что подумала, что я привез тебя жить в этой… в этой грязной лачуге? Теперь, когда ты видела дом в таком состоянии, я не позволю тебе жить здесь. Ты никогда не сможешь забыть, как он выглядит сейчас.
Кэти уставилась на него с гневом и недоумением. Только минуту назад она была уверена в своем будущем и в том, что желанна и любима. Теперь же она во всем сомневалась и досадовала на Рамона за то, что он несправедливо вылил на нее свое разочарование. Кэти придумала дюжину возмущенных возражений, но они застряли у нее в горле. Она взглянула на Рамона, и ее переполнило нежное сочувствие.
Господи, да он бесится потому, что иначе разревелся бы как ребенок! Сердце Кэти трепетно забилось.
Читать бесплатно другие книги:
