Хроники Реликта. Том II Головачев Василий

Свободная охота

Он проспал без малого двадцать часов, настроив сторожевые центры тела на малейшее изменение полей во всем доме и разобравшись в причинах приступов слабости: еще на спейсере тактического центра ГО Ратибор понял, что надо сначала вылечиться, а потом действовать. Вернувшись домой, он определил неадекватно работавшие нервные узлы и мышцы, усилил обмен веществ в организме, заставив работать железы и мышечные волокна, чтобы вывести наружу всю чужеродную органику, потренировал вазомоторику сердечно-сосудистой системы и лег спать с уверенностью в собственных силах.

Встал свежим и готовым к переходу на оперативное бодрствование. Позавтракал, вернее, поужинал – шел десятый час вечера по времени Рославля. Мысли шли двумя параллельными потоками: первый поток – о Насте, второй – о госте Грехова, который не мог быть никем иным, кроме чужанина. Но каким образом проконсулу удалось вступить с ним в переговоры, что их связывало, какие цели преследовались, догадаться было невозможно, зато фантазия Ратибора подсказывала ему такие варианты альянса Грехов – чужане, будила такие ассоциации, что становилось нехорошо на душе. С одной стороны, Габриэль спасал Берестова не однажды и последовательно отстаивал интересы людей, а с другой – он так же последовательно продолжал какую-то таинственную деятельность, подчиненную только его логике и отвечающую только его интересам. В полном одиночестве, не опираясь ни на кого из друзей. Кроме Анастасии Демидовой…

Не ощущая вкуса, Ратибор допил кофе, одеваясь, выслушал по треку последние новости: Конструктор пересек орбиту Урана и через неделю должен был пройти мимо Сатурна с его уникальными кольцами и обширной системой спутников. Напряжение, с каким ожидало человечество его дальнейших действий, сгущалось, грозя перерасти в панику глобального масштаба, уже сейчас тревожные службы цивилизации с трудом справлялись с возрастающим потоком негативных явлений: случаев антисоциального поведения, вспышек нервно-психических заболеваний и хулиганских действий наименее устойчивых в психологическом отношении групп подростков. Но это было самое плохое – действия эти направлялись многими фанатически настроенными религиозными и неформальными центрами помимо возникших «обществ по спасению Конструктора», а в некоторых случаях с наиболее жесткими последствиями чувствовалось влияние К-мигрантов; зная способы «катапультирования» по системе метро в точку с только им известными координатами, К-мигранты легко уходили от наблюдения и преследования, продолжая свою разрушительную работу.

И все же человечество представляло собой достаточно стабильную социальную систему, которую трудно было вывести из равновесия за короткий период времени, большинство людей не теряло надежды на благополучный исход «Второго пришествия Христа», как назвали вторжение Конструктора в Солнечную систему деятели церкви. Суть была, конечно, не в термине – в масштабности события, и сохранить душевное спокойствие в подобных обстоятельствах без веры – в высший разум (если не хватает собственного), в исторически оправданный оптимизм, в добро, в милосердие, в Бога, в себя, наконец, – было невозможно. Правда, несмотря на запасы веры, человек продолжал строить защитные системы в «ничейной полосе» пояса астероидов, на подступах к родному дому, предпочитая действовать, а не ждать благоприятного исхода сложа руки… «Дредноуты», – вспомнил Ратибор термин Грехова. Вызвал дежурного отдела:

– Кто занимается проблемой передвижения К-мигрантов по метро?

– Сектор ФИАНа, лидер – Джеффри Губерт, – в пси-диапазоне ответил инк.

– А новыми приемами остановки Конструктора?

– Имант Валдманис.

– Благодарю.

Поколебавшись, Ратибор набрал телекс Насти. Через минуту откликнулся «домовой».

– Прошу прощения, хозяйки нет дома.

– Координаты?

– Не располагаю, извините.

Ратибор выключил виом, некоторое время размышлял, представляя Настю в костюме теннисистки, потом позвонил в Институт внеземных культур. Виом вспыхнул тут же, но вместо девушки в уютной ячейке вычислительного комплекса Берестов увидел черноволосого красавца с энергичным волевым лицом, одетого в ослепительно белый летний костюм.

– Вам кого? – улыбаясь, спросил красавец.

– Я, очевидно, ошибся номером. Это институт?

– Внеземных культур, если не возражаете, сектор ВЦ.

– Анастасия Демидова…

– Ее нет, – быстро ответил черноволосый, улыбка его потускнела, глаза сузились. – Я вас узнал. Вы Ратибор Берестов? Говорили, что вы…

– Не верьте слухам, – сказал Ратибор, узнавший шефа Насти Косту Сахангирея. – Где она?

Сахангирей пожал плечами.

– Убейте, не знаю, и мне теперь самому приходится разбираться с ее заданиями. Если хотите, могу поделиться слухами…

– Не надо, – сухо отрезал Ратибор, выключая связь. Сахангирей знал, где находится Анастасия, но не хотел говорить. Он не любил безопасника, и тот отвечал ему взаимностью.

Пришлось снова обращаться к инку отдела, хотя Ратибор и боялся, что дежурный потребует предъявить полномочия. Однако этого не произошло.

– Примите задание.

– Слушаю. – Инк не требовал даже идентификации вызова, из чего Ратибор сделал вывод, что его позывной оператора тревоги не был выведен из памяти компьютера.

– Найдите координаты местонахождения эфаналитика ИВК Анастасии Демидовой.

– Вместе с аналитиками отдела Демидова включена в группу операторов эм-синхро[29].

Ратибор невольно вытянул губы трубочкой, словно хотел присвистнуть.

– Режим работы – телекомьют?[30]

– Нет, группа работает в управлении на больших Умниках погранслужбы.

– Цель работы?

– Экологический прогноз и последствия энергетического ограничения свободы Конструктора.

Безопасник хмыкнул. Формулировка «энергетическое ограничение свободы» могла означать что угодно, от атаки на Конструктора до строительства непроходимых препятствий.

Итак, Настя в управлении и не подозревает о его возвращении. Что ж, пусть работает спокойно, она в своей стихии, а потом можно будет неожиданно навестить ее дома… если только она не живет у Грехова. Настроение сделало попытку испортиться, пришлось приложить некоторые волевые усилия на подавление «бунта» эмоций, из чего Ратибор сделал вывод, что возможности экзосенса в этом отношении не намного выше, чем у нормального человека.

Слежку он заметил сразу же, как только вышел из дома, вернее, не заметил, а почувствовал. Однако так и не смог определить источник возникшей тревоги: следили за ним профессионально, с использованием почти бесшумной – в энергетическом отношении – высокочувствительной техники. С одной стороны, это могли быть оперативники бригады «ланспасад», если Железовский вдруг решил подстраховать его на первых порах, но с другой – наблюдение могли вести и К-мигранты, поэтому игнорировать этот вариант Ратибор не имел права. Активные действия начинать было рано, и он решил выждать, надеясь, что наблюдатели рано или поздно себя выдадут.

Метро без происшествий доставило его на Чукотку, в Анадырь, откуда пассажирский неф местных транспортных линий перенес Ратибора в Кымылькут, один из детских учебных городков края, которым заведовал Егор Малыгин.

Ощущение взгляда в спину не проходило, и Ратибор подумал, что либо ведут его цепко, либо наблюдатели перекрыли и городок, хотя за кем здесь можно было следить, кроме детей, учителей с семьями и Егора, представить было трудно.

Он мог бы взять такси, от пассажирского терминала до коттеджа, в котором жил Егор, было около трех километров, но Ратибор решил пройти это расстояние пешком. По местному времени шел седьмой час утра, и хотя климат на Чукотском полуострове давно перестал быть резко континентальным, майские температуры на Анадырском плоскогорье не превышали плюс пятнадцати градусов по Цельсию.

Через пятнадцать минут Ратибор достиг высшей точки здешних мест, откуда начинался спуск в долину, и остановился. Он увидел живописный каньон, по дну которого бежала прозрачная речка, каменистые склоны, местами обрывающиеся почти отвесно, полосы лиственничной тайги под склонами каньона с поднимающимися над ними гольцами, гладь небольшого озерца, на берегу которого раскинулись красивые строения детского городка. Вид был прекрасен, но чувство скрытого наблюдения мешало воспринимать красоту в полной мере, и Ратибор двинулся дальше, напрямик через лес, сквозь заросли японского ильма, липы, черемухи и лимонника, сквозь марево тысячи запахов и музыку тысячи звуков от шелеста травы до возни букашек в слое почвы. Под наиболее густыми кронами деревьев он задерживался и сквозь листву вглядывался в небо, пытаясь определить расположение предполагаемого аппарата наблюдения, но даже с новым зрением и возросшими анализационными возможностями сделать это не удалось. Аппаратом наблюдения мог быть и низкоорбитальный спутник, и практически прозрачный в широком диапазоне волн миниатюрный антиграв, и «писк», а то и десяток «писков» – шедевров молектроники и микроэнергетики размером с пылинки, широко распространенных средств контроля за аномальными явлениями природы.

Егор делал зарядку на плоской крыше своего бунгало по древнекитайской системе у-шу. Ратибора он заметил еще десять минут назад, когда тот преодолевал скальный уступ, но спрыгнул с крыши лишь в последний момент, закончив комплекс упражнений. Они сжали друг другу руки, и Егор с недоумением посмотрел на свои слипшиеся пальцы.

– Привет, скиталец. Если это ты, конечно. Раньше ты не был таким здоровым.

– Привет, шаман. Раньше я был нормальным оперативником, а теперь стал нормальным хомозавром.

– Вижу. Чувствую. Мыслеблок давно ставить научился?

– Вчера, – ухмыльнулся Ратибор.

– Я же говорил Насте, что ты вернешься.

Они обнялись. Егор выкупался в бочажке протекавшего за коттеджем ручья, надел хакама и пригласил гостя в дом.

– Давно вернулся? – Учитель задал вопрос не вслух, а мысленно, и Ратибор, улыбнувшись в душе, ответил на эту проверку в пси-диапазоне:

– Не знаю.

Егор не удивился, только оглянулся заинтересованно, завел гостя на кухню.

– Завтракать будешь?

– Уже. Так ты встречался с Настей?

– А разве она тебе не говорила? – Егор на расстоянии включил кухонный комбайн; у него стояла компактная «Самобранка-90».

Ратибор помолчал.

– Я ее не видел. Она работает в эм-синхро…

– Ну и что? – Егор нахмурился, сел на оригинальный диван в форме деревянной скамьи. – Что помешало? Или все было не всерьез? Любовь не позвала, а лишь окликнула? Садись ошуюю. – Он хлопнул ладонью по скамье.

– Что? – не понял Ратибор.

Егор улыбнулся.

– Ошуюю – по левую сторону, так мой дед говорил. Сейчас это слово не употребляется.

Гость сел рядом. От Егора, сидевшего в расслабленной позе, исходила тем не менее такая надежная сила и уверенность в себе, что в ответ хотелось напрячь мускулы и подтянуться.

– Ты считаешь, я перегорел?

– Да нет, на тебя это не похоже, обычно ты горишь долго. В чем дело?

Комбайн тихо присвистнул и выдал завтрак: овощной салат, гренки с сыром, чашечку брусничного варенья и два стакана горячего молока. Егор придвинул Ратибору один стакан и принялся завтракать. Безопасник взял стакан, повертел его в пальцах и глухо сказал:

– Егор, еще один претендент…

– Грехов, – кивнул спокойно Егор. – И что же? Разве она не сделала выбор?

– Не знаю. Иной раз начинают грызть сомнения… к тому же меня долго не было…

– Значит, я все-таки прав: ты перегорел, брат. Иначе не рассуждал бы как человек, желающий оправдаться. Чтобы узнать, ждали тебя или нет, надо просто посмотреть ей в глаза.

В гостиной зазвонил «домовой». Егор подхватился со скамьи, стоя допил молоко, ответил на вопросительный взгляд Ратибора:

– Дети. Вика звонит, не терпится узнать мое мнение о вчерашнем ее выступлении.

Гостиная учителя представляла собой сад в миниатюре. Егор когда-то заинтересовался бонсаи – японской традицией выращивания миниатюрных деревьев в цветочных горшочках, потом создал свою оригинальную методику, и теперь его дом превратился в художественно-ботаническую галерею цветущих растений, в которых трудно было узнать привычные всем яблони, вишни, клены, ели и даже секвойи – высотой не выше метра!

Голос хозяина донесся из гостиной вперемешку с чистым звонким девичьим голоском и смехом. Ратибор покачал головой, машинально поправил сережку пси-рации в ухе. Словно уловив этот жест, дежурный отдела передал ежечасную сводку событий. Главными были концентрация роя кораблей чужан в кильватере Конструктора и появление новых групп серых призраков.

Ратибор все еще размышлял об этом, когда Егор позвал его в гостиную и усадил, как всегда, в самом уютном уголке – солныше[31], как он называл.

– Что похмурнел? Тревожные новости? Я вижу, ты уже подсоединился к треку. – Егор кивнул на черно-золотую каплю пси-рации.

– Новости как новости, – нехотя проговорил Ратибор.

Егор улыбнулся, разглядывая лицо друга.

– Ты изменился, брат. Раньше ты был открыт, как берег океана, а сегодня я не могу прочитать в твоей душе, и это меня откровенно тревожит. Но о психологии – ни слова. А насчет новостей ты прав, самой тревожной новостью в последнее время является факт вторжения Конструктора в Систему.

– Боюсь, назревает конфликт, и мы в нем занимаем далеко не лучшую позицию.

– Ну, с одной стороны, конфликтные ситуации – нормальное состояние эволюционирующего социума. Из генетики мы знаем, что существа, у которых нет врагов, обречены на вымирание из-за отсутствия естественного отбора. А с другой стороны, мне далеко не безразлично, как поведут себя в данной ситуации люди. По-моему, нужна немедленная оферта[32].

– Конструктор нас не слышит. А может быть, не понимает. И я не уверен, что виноват в этом он. Если уж мы не в состоянии заключить договор с чужанами, то что говорить о контакте с Конструктором? В любом контакте преследуются две цели, первая – привлечь внимание, вторая – его удержать, а мы все еще топчемся у порога реализации первой цели. Недаром все чаще раздаются голоса, что договор между гуманоидным разумом и негуманоидным невозможен принципиально.

– Негуманоидным, в данном случае, наверное, – небиологическим? Может быть, скептики правы? Негуманоиды не знают, что такое эмоции, а тот, кто не чувствует боли, редко верит в то, что она существует, как сказал когда-то философ[33].

– Вопрос отсутствия эмоций у негуманоидов спорен, к тому же я вдоволь попутешествовал внутри Конструктора и знаю, что он – чувствует. Я знаю также – что он чувствует.

– И что же?

Ратибор помолчал, вспоминая пережитые им странные и страшные ощущения, ломающие волю и рассудок.

– Абстрактного, абсолютного добра не существует, как и зла, эти понятия всегда относительны, но зато я понял, что может быть абсолютным – страдание.

Егор смотрел на него, чуть прищурясь, пошевеливая бровью, с каким-то сомнением, и Ратибор добавил:

– Конструктор находится в бессознательном состоянии, если можно применить земной термин, я убежден в этом. Поэтому ни о каком полноценном контакте речь не идет. Понимаешь теперь, от кого зависит ситуация?

– От нас.

– Браво, шаман, сообразил! Правильно, от нас, людей, от нашего ума, дальновидности, запаса доброты и любви.

Егор хмыкнул.

– Ты говоришь, как Грехов, его словами.

– Значит, наши мнения сходятся. Ты с ним знаком?

– Лично не знаком, но разве это важно? У меня свои источники информации.

Они улыбнулись друг другу.

– Ты один? – спросил Ратибор.

– Почему же один? – Егор хитро прищурился, он понял подоплеку вопроса. – Я с тобой. К тому же у меня в подчинении ватага из двадцати сорвиголов. – Учитель вдруг погрустнел и тут же рассмеялся, отлично владея оттенками разговора. – Моя невеста еще не родилась. Хотя… кто знает?

Снова зазвонил «домовой», сказал сварливо:

– Опоздаешь, паря!

Егор взглянул на изумленную физиономию Ратибора, засмеялся и вскочил с дивана-скамьи.

– Он у меня контролер строгий. Или тебе не нравится лексикон? Извини, пойду переодеваться, не люблю, чтобы дети меня ждали.

Ратибор встал, вызвав отсчет времени: сорок минут пролетело незаметно, на душе посветлело, настроение улучшилось, несмотря на психологическое давление внешнего контроля. Егор был надежен, как утес, на него всегда можно было положиться.

Учитель вышел, одетый в удобный полуспортивный комби голубого цвета, он всегда одевался строго и со вкусом.

– До связи, кобра?

– До связи, шаман. Только я уже не кобра, побуду грифом пока, поиграю в охотника и дичь.

Егор перестал улыбаться, положил руку на плечо гостя.

– В любой игре есть элемент непредсказуемости, но если в спортивных состязаниях проигравшие участники игры просто выбывают из нее, то в твоем варианте побежденный не сможет присутствовать на вручении медали победителю. И еще учти: К-мигранты не люди, не интрасенсы и даже не экзосенсы, и логика у них своя, К-логика.

– Ну ты даешь! – пробормотал ошеломленный Ратибор. – Эти-то сведения откуда? Я имею в виду, что я занимаюсь К-мигрантами.

– Я шаман, – серьезно сказал Егор, – а у шаманов свои методы добычи информации. Может быть, у меня связи среди высших духов? – В глазах учителя на миг мелькнули веселые искорки. – Прими последний совет: спящий маг всегда бодрствует. Будет туго – позови, возможности у тебя есть, я услышу. Кстати, за тобой кто-то подвесил «глаза». Я почувствовал это сразу, как ты появился. Может быть, это твой любимый шеф прицепил тебе «ланспасад», а может быть, и не он. Ну что, побежали?

Ратибор обнял друга и не сказал – подумал: я чертовски рад, что ты есть!

И услышал в ответ мысленное: а я чертовски рад, что ты вернулся, брат!..

В Рославль он прибыл в первом часу ночи, приглядываясь по пути к лицам пассажиров метро. Лица были как лица, не более оживленные, чем обычно, и не менее, и все же веселых людей не встретилось безопаснику совсем. Дома он выслушал очередной доклад дежурного по отделу и решил не откладывая нанести визит физикам, бьющимся над проблемой загадочной свободы передвижения К-мигрантов по каналам метро. История повторялась: снова действия К-мигрантов угрожали безопасности людей, практически не подозревавших об их существовании – строителей, энергетиков, технологов, операторов различных производств, – и следовало как можно быстрее обезвредить террористов, не желающих внимать голосу рассудка. Железовский понимал это, иначе не разрешил бы работать Берестову в одиночку. Если только не подстраховал его обоймой телохранителей – наблюдение за собой Ратибор считал несомненным фактом.

По сообщению дежурного Имант Валдманис работал с коллегами в лаборатории проблем связи Физического института, расположенной в Подмосковье, и практически не покидал ее стен, однако Ратибора в лабораторию не впустили, даже когда он предъявил сертификат кобры отдела безопасности. Ошеломленный отказом, безопасник сначала не поверил ушам, когда фантом работника института, одетый в форму пограничника, вежливо проговорил:

– Извините, но пропустить вас в лабораторию я не имею права.

– Почему? – не нашелся что спросить еще Ратибор. – Я работник отдела безопасности.

– По двум причинам: идет эксперимент – раз, и у вас нет допуска – два. К тому же по треку недавно было передано предупреждение в связи с появлением К-мигрантов. Обратитесь в управление за допуском. Только вряд ли вам его дадут. – Юноша-координатор, уверенный в своей значимости и важности доверенной работы, скептически оглядел фигуру Берестова, развел руками. – Попробуйте, если питаете надежду.

Ратибор усмехнулся в душе, вспомнив себя двадцатилетнего. Интересно, в те годы он тоже был таким же спесивым и самонадеянным?

– А если к вам заявится К-мигрант? – с любопытством спросил он.

– Вряд ли он осмелится, – надулся юнец. – В лабораториях дежурят обоймы «ланспасад» – раз, включены защитные экраны – два, в помещениях включен постоянный комп-контроль – три. Пусть пробуют – далеко не пройдут.

– А если у них будет допуск?

– Тогда сработает экспертная идентификация: данные о К-мигрантах введены в память машины входного контроля.

– Здорово! – восхитился Ратибор. – А если они для изменения облика воспользуются «динго»?

Молодой человек открыл рот, закрыл, нахмурился, смерил безопасника взглядом.

– Мне непонятна ваша ирония, сударь. Извольте не занимать канал связи.

Виом погас.

Ратибор на глаз измерил высоту барьера, перекрывшего вход в лабораторный корпус, пожал плечами и поспешил к ожидавшему его пинассу. Проникнуть на территорию института несложно, однако поднимутся тревога и шум, многие люди будут отвлечены от основных забот и переживут напрасные волнения, проще получить допуск официальным путем.

Размышляя, чем можно объяснить странную забывчивость Железовского, почему-то не давшего ориентировку инку на императив «свободная охота», и не зная, искать самого Аристарха или попробовать обойтись без санкций высокого начальства, Ратибор во втором часу ночи заявился в погрансектор управления и нос к носу столкнулся с Эрбергом.

Командор погранслужбы мельком взглянул на него, собираясь обогнуть, узнал и остановился.

– Берестов? Какая встреча! Я уже слышал о вашем выздоровлении, но не чаял увидеть скоро. Что за нужда привела вас в управление?

– Шел в сектор прямого допуска, но раз уж вы здесь, помогите получить полномочия свободного охотника.

Командор погранслужбы проследовал дальше по коридору, оглянулся через плечо.

– Разве Аристарх не дал проводку по отделу?

– Я не знаю, почему он этого не сделал, а обращаться напрямую еще раз, отвлекать его от дела не хотелось, он как раз сейчас дежурит.

Дошли до кабинета командора, Эрберг вытянул руку, пропуская безопасника вперед. В кабинете, видеопласт которого воспроизводил морской пейзаж, он вызвал сектор допуска, за несколько секунд просмотрел высветившийся в толще доски стола список работников Совета безопасности, имевших сертификаты особых полномочий, нашел в нем фамилию «Берестов» с мигающей алой звездочкой и набрал на сенсоратуре стола распоряжение. Алая звездочка на фамилии Ратибора сменилась зеленой, вспыхнула и погасла надпись: «Проводка по императиву „СО“ разрешена».

– Жетон получите на выходе. – Эрберг не спросил, зачем Ратибору карт-бланш, он был озабочен и думал о своем. – Все?

Ратибор кивнул. В тот момент в кабинет не вошел – ворвался хорошо сложенный высокий молодой человек с лихим чубом и горящими от возбуждения глазами. Заметил постороннего и остановился, небрежно кивнув.

– Все в порядке, отбили! – отрапортовал он.

Эрберг покосился на безопасника, поднявшего бровь.

– Потери?

– Нет! Эскадрилья вернулась на базу в полном составе.

Командор хмуро улыбнулся, подмигнул Берестову.

– Нравится воевать?

Юноша – румянец во всю щеку – посмотрел на Ратибора; чем-то он напоминал пограничника, отказавшегося пропустить Берестова в лабораторию, – те же самолюбие, игра мускулов и убежденность в своей исключительности.

– Есть упоение в бою!

– Это хорошо, Халид, но не теряйте головы от восторга, побольше хладнокровия и расчетливости, поменьше лобовых атак. С Конструктором у вас этот номер не пройдет.

– Пусть сунется! – вызывающе ответил пограничник. – Мы и ему покажем, как нужно защищать границу! – Он четко повернулся и вышел.

Эрберг и Ратибор посмотрели друг на друга.

– У вас все такие орлы?

– Халид молод и горяч, но дело знает. Самый молодой из кобр сектора.