Сновидения Ехо (сборник) Фрай Макс

– Звучит как непростительное преуменьшение.

– Вот именно. А теперь внимательно посмотри на прохожих. Как думаешь, кто из них сейчас спит у себя дома? Никаких идей? Правильно, их и не должно быть. На первый взгляд большинство сновидцев выглядят как обычные люди. Ну, скажем так, как обычные приезжие: глазеют по сторонам, распахнув рты, все им в диковинку. И они нам тоже в диковинку, можно сказать, честный обмен. На самом деле, твоя шутка насчет наряда сэра Мелифаро была вполне метким попаданием. Некоторым снится, будто они выглядят примерно как все вокруг, но большинство все-таки одеты по нашим меркам довольно нелепо. Как дома ходить привыкли, так и во сне проявляются, по крайней мере, поначалу. Спасибо им за это, очень оживляют городскую толпу! Но все же целиком полагаться на этот признак не следует, особенно тебе. Ты даже с нынешней столичной модой толком не освоился, а ведь, скажем, в том же Куманском Халифате она тоже меняется. Еще и почаще, чем у нас. Порой – радикально. И, подозреваю, ты до сих пор не имел возможности поглазеть на чангайца, или, скажем, умпонца. Выдающееся зрелище, верь мне! Уж на что я бывалый человек, а и то иногда вздрагиваю при виде их разноцветных фартуков и многослойных коротких штанов. Поэтому попробуем самый верный метод: боковое зрение. Нет ничего проще и эффективней. Когда смотришь боковым зрением, некоторые потаенные вещи просто не успевают от тебя спрятаться. И тогда тела сновидцев начинают мерцать, как луна. Точнее, как ее отражение в зыбкой воде. Впрочем, это уже поэтические тонкости. Мерцают – и ладно. Попробуй, сам увидишь.

Я попробовал. Поначалу, конечно, ни черта не получалось. Очень долго не получалось. Секунд двадцать. Или даже тридцать. Вполне достаточно, чтобы взбеситься от собственной беспомощности, потом решить, будто меня разыграли, и взбеситься снова, на сей раз адресно. И даже придумать отличный план мести. А потом увидеть, как мерцает контур силуэта молодой женщины в пышной красной юбке, каких в Ехо на моей памяти никогда не носили. И другая, пожилая, в не по сезону теплом коричневом лоохи до пят, сияет практически как гриб в светильнике. И мужчина в почти ташерских шелковых пижамных штанах, и толстая девочка в длинной голубой скабе, которая, скорее всего, просто ночная рубашка, и совсем юный солдат в форме неизвестной мне и вряд ли вообще существующей державы. И рыжая дама средних лет, что-то сосредоточенно рисующая в блокноте – вот это я понимаю, настоящий художник, даже во сне за работой. Впрочем, вполне возможно, наяву она рисовать как раз не умеет, вот и пользуется случаем. Кто их разберет, этих спящих.

– Мама дорогая, – наконец выдохнул я. – Это что же получается, чуть ли не каждый десятый прохожий на самом деле дрыхнет сейчас где-то дома и видит сон о прогулке по этому грешному мосту? Даже не верится! Их всегда столько, или просто я везучий?

– Ты, конечно, везучий. И место выбрал метко, наши мосты, как внезапно выяснилось, очень любят, когда их видят во сне. На улицах спящего народу поменьше, но все равно хватает. Сам убедишься. Знаю я тебя, теперь дни напролет всех разглядывать будешь.

– И что, всех этих красавцев мне придется ловить и будить? – мрачно спросил я. – Но это же нереально! Пока буду заниматься одним, еще сотня благополучно ляжет баиньки у себя дома и тут же свалится нам на голову. Или просто сколько успею? Что-то вроде лотереи – кто под руку подвернулся, тот и молодец?

– Ну что ты. Этих людей следует оставить в покое. Хотят видеть нас во сне – да на здоровье. Их можно понять, я бы на нас и сам с радостью поглядел, угоразди меня родиться в каком-нибудь другом месте. Тем более беспокойства от них особо нет, а удовольствия море. Нашим горожанам всегда нравились чудаки.

– Но ты же сам говорил…

– Нас с тобой интересуют совсем другие сновидцы, которые присутствуют здесь более-менее полностью. И действуют почти столь же осмысленно, как наяву, только с невиданной для себя легкостью. Ослепительная иллюзия всемогущества, им, в отличие от нас, даже магии учиться не надо. Можешь представить, в каком они восторге?

О да. Вопрос по адресу. Могу.

– При этом следует понимать, что некоторым удовольствие может стоить жизни. Кто, очаровавшись новыми возможностями, захочет остаться тут навсегда, скорее всего добьется своего. В том смысле, что больше никогда не проснется дома – там, где лежит спящее тело. Но и здесь сможет оставаться только до тех пор, пока оно живо. Смерть показывает людям совсем иные сновидения, улицы Ехо и прочих городов Мира в них, насколько мне известно, не фигурируют. Все-таки, при всем моем уважении к философам древности, любившим шокировать друг друга сенсационными гипотезами, у нас не «тот свет».

– Точно? – спросил я.

Хотел пошутить, но голос дрогнул в самый неподходящий момент, и вопрос прозвучал встревоженно.

– Точно, – совершенно серьезно подтвердил Джуффин. – Я проверял.

Я не стал спрашивать, как он это делал. Некоторым утверждениям сэра Джуффина Халли лучше сразу верить на слово, не требуя подробностей – если рассудок вам дорог.

– В общем, надолго у нас никто при всем желании не задержится, – заключил Джуффин. – Тело, конечно, может какое-то время протянуть без участия сознания, особенно если ему повезет, и найдутся знахари, которые захотят и сумеют поддерживать его физическое существование. Но такая удача – редкость.

– Редкость, – эхом повторил я.

– С теми, кто собирается тут погулять, а потом проснуться дома, тоже не так просто. Чем дольше человек видит один и тот же сон, тем глубже в него погружается. Чего доброго, начнет вспоминать свою здешнюю биографию, вернее, она сама вспомнится – вкрадчиво, постепенно. Только что казалась забавной фантазией, а уже засела в голове, как неопровержимый факт. В какой-то момент наш сновидец разворачивается и идет домой. По адресу, который знает, как нечто само собой разумеющееся, даже не обдумывает, откуда у него тут взялась квартира, и кто все эти славные люди, ожидающие его за обеденным столом. И привет, поди потом проснись, когда твоя настоящая жизнь – вот она, знакомая и привычная, никаких сомнений. Примерно так работают сонные наваждения; впрочем, ты и сам знаком с ними не понаслышке. А настоящих мастеров, способных держать сновидение под полным контролем и вовремя просыпаться в своей постели, куда бы ни занесло и что бы ни померещилось, мало в любом из Миров. Даже тут – при том что у нас-то всегда есть возможность научиться, были бы желание и интерес. Ни тайной, ни тем более запретной эта наука отродясь не считалась. И азы ее доступны абсолютно всем.

Он умолк и принялся набивать трубку. Не то чтобы дать мне обдумать услышанное, не то и правда захотел покурить, никогда не поймешь.

Поэтому услышанное я на всякий случай обдумал, чтобы пауза зря не пропадала. И, дождавшись, пока изо рта Джуффина кольцами полетит дым, спросил:

– А эти осмысленно спящие с виду хоть как-то отличаются от нормальных людей и прочих сновидцев? Тоже светятся? Но как-нибудь хитро?

– Хороший вопрос, – вздохнул Джуффин. – Ответов, на мой вкус, даже слишком много. Все правдивые, а в сумме чокнуться можно. Некоторые, видишь ли, светятся, а некоторые нет. Одни вообще неотличимы от обычных бодрствующих людей, другие имеют вид столь причудливый, словно только что выскочили из тюрбана уличного фокусника. Кого-то вовсе не разглядишь, зато иных видно вообще везде, сила Сердца Мира им для этого без надобности. Кто-то может показаться одним из призраков, наводнивших Ехо после отмены дурацкого запрета на их пребывание в столице, а кто-то заявится в облике зверя или в восемнадцати телах сразу – поди с таким договорись. Как только речь заходит о гении, да еще и не ведающем, что творит, все правила отменяются. И выкручивайся как хочешь.

Я хотел заорать во весь голос: «Так и знал!» – но вместо этого просто саркастически ухмыльнулся. Если уж природа одарила вас не в меру выразительным лицом, произносить вслух все, что на нем написано, – непростительное расточительство.

Но Джуффин и бровью не повел. Он, как рассказывают, даже гибель этого Мира однажды видел – в ту пору, когда она еще была наиболее вероятным будущим. Что ему какое-то там лицо.

Пришлось говорить человеческим голосом.

– Ты бы мне хоть одного показал для примера.

– Да я бы с радостью. Но здесь их, скорее всего, нет.

– Ладно, тогда не будем рассиживаться. Пошли поищем в городе. Хочу своими глазами увидеть, о чем речь.

– Желание гостя – закон. Так говорят у меня на родине в горах. Хотя на самом деле никто так, конечно, не думает. Обычная вежливая формула; когда гость этого не понимает, может получиться довольно неловко. Впрочем, ради тебя я и правда готов расстараться. Но учти, бродить по городу нам придется очень долго. Целый день или целый год, как повезет. И все равно не факт, что мы непременно отыщем интересующий нас образец.

«Что и требовалось доказать», – торжествующе подумал я.

– А, так вот в чем штука, – оживился Джуффин. – Ты думаешь, я просто сочинил проблему. Ухватился за первый попавшийся предлог, чтобы заинтересовать тебя и заманить в Ехо. А на самом деле никаких сверхъестественных гостей, не умеющих проснуться дома, у нас тут нет. Ну или, может быть, есть парочка, но это случайное совпадение, и вообще несущественно. Так?

– Ну да, примерно. Впрочем, я этому рад. Ты правильно сделал, что притащил меня сюда. Сам бы не вернулся, я упрямый. Вернее даже упертый. И иногда это сильнее не только здравого смысла, но даже любви. А тебя я как-то привык слушаться. Полезный условный рефлекс. Ты сказал: «пошли», – и я пошел, предварительно вернув свое драгоценное мнение на его тайную мистическую родину. То есть в задницу. Ты все-таки очень хорошо меня знаешь.

– Еще как знаю. Но из этого вовсе не следует, будто я тебя обманул. Это просто не нужно. Если бы проблемы со сновидцами не было, я бы сказал тебе какую-нибудь другую правду, не столь причудливую, но оттого не менее драматическую. Например, признался бы, рыдая на груди, что не рассчитал свои силы, когда отправил совершенно незаменимого сэра Шурфа командовать Орденом Семилистника, а теперь поздно, дело сделано, его место пусто, и это надо как-то исправлять. Ты, конечно, тоже его не заменишь, зато будешь так нелеп в этой роли, что компенсируешь мне моральный ущерб и даже одинокие страдания над ежегодными отчетами. Впрочем, я мог бы вовсе обойтись без причитаний: ты проиграл мне в «Крак» сто прекрасных долгих лет, и теперь будь добр прожить их, как я пожелаю. Долг чести игрока. Зачем в такой ситуации что-то сочинять?

– Да просто для красоты, – ухмыльнулся я.

– Аргумент, – согласился Джуффин. – Тем не менее проблема действительно есть, так уж счастливо все совпало. Просто она пока не бросается в глаза. Гениальных сновидцев мало, как мало, скажем, по-настоящему могущественных колдунов – даже у нас в Угуланде, где сила Сердца Мира, теоретически, доступна всем желающим. А может, еще меньше. Лично я за все время встретил только троих. Впрочем, специально не искал, просто не до того было.

– И что? – жадно спросил я. – Какие они?

От моего увесистого, с любовью взлелеянного, щедро удобренного житейским опытом скептицизма к тому моменту остались рожки да ножки. Все-таки я очень любопытный.

– Да знаешь, ничего такого, чем можно поразить твое воображение. Одна женщина часто попадалась мне на глаза в городе, как будто нарочно. Смотрела так, словно хотела о чем-то попросить. Но при попытке завязать беседу шарахалась от меня, как от больного анавуайной. И исчезала, благо сновидцам это легче легкого, достаточно захотеть. Я, собственно, только тогда и сообразил, с кем имею дело, когда обратил внимание, что ее исчезновения происходят вовсе без применения магии. По крайней мере, без той магии, которая знакома мне, а я считаюсь довольно компетентным экспертом. Что же касается той женщины, понятия не имею, чем она тут у нас занималась; по крайней мере, за все это время не припомню ни одного необъяснимого происшествия. Скорее всего, просто ходила и смотрела по сторонам. Могу ее понять, Ехо и наяву ничего себе город, а сновидение из него должно получиться выше всяких похвал. В любом случае, эта женщина давно перестала мне встречаться. Надеюсь, проснулась. Но скорее всего, просто умерла – там, у себя дома.

– С чего ты взял?

Я сам удивился резкости своего тона. Очень рассердился, что он это сказал. И еще больше на себя – что не заткнул вовремя уши. Как будто судьба неизвестной и не факт что вообще существующей женщины зависела от решения Джуффина. Или даже от того, услышал ли я его слова. И теперь – вот именно теперь – для нее все кончено.

– Некоторые вещи не хочешь, а все равно знаешь, – пожал плечами Джуффин. – Надо же, как близко к сердцу ты принял ее историю. Совершенно от тебя не ожидал. И, честно говоря, очень рад. Прости, это сугубо стратегическая радость. Сами по себе твои страдания не доставляют мне наслаждения.

– Догадываюсь, – вздохнул я. – Ты уже представил, с каким энтузиазмом я стану носиться по городу, разыскивая кандидатов на счастливое спасение. Вероятно, так и будет. Один-ноль в твою пользу. Но ты говорил, что встретил троих? Что с остальными?

– Была еще одна женщина, довольно молодая. Эта по городу без цели не слонялась, а счастливо жила в просторном доме на берегу Хурона с мужем и детишками. Нечего и говорить, что и дом, и муж, и детишки – просто наваждение, зато очень качественное, муж даже нескольких приятелей успел завести, а детишки – допечь своими проказами соседей. На них случайно обратил внимание Кофа, чей знакомый как раз недавно приценивался к участку, где внезапно появился дом, и выяснил, что эта земля мало того что не продается, так еще и не годится для строительства, слишком уж близко к воде. Когда я начал понимать, что происходит, удивился, как давно не доводилось. И сдуру решил, что сперва следует спросить совета у более опытных коллег, а уже потом что-то делать. Но пока я наносил визиты, леди с семейством исчезли совершенно самостоятельно; как, куда и зачем, понятия не имею, поскольку не присутствовал при этом событии.

– Думаешь, ей тоже кирдык? – упавшим голосом спросил я. – Или просто проснулась?

– Честно? Не знаю. Зато с последним из троицы все точно в полном порядке. Забавный был тип: когда он говорил, из его рта вылетали птицы, часто довольно крупные. Вероятно, их вид и щебет должны были создавать какой-то дополнительный подтекст, но я, каюсь, не расшифровал. Зато довольно быстро смекнул, с кем имею дело. Если видишь человека, который творит чудеса, а Очевидной Магией при этом не пользуется, скорее всего, мы ему просто снимся. Единственная более-менее верная примета, сэр Макс, запомни ее, пригодится.

– Да как же я пойму, пользуется он Очевидной Магией или нет? – возмутился я. – Тоже мне, нашел специалиста.

– Специалист из тебя и правда никакой. Но, помнится, еще в самый первый день службы тебе выдали кинжал с вмонтированным в рукоять индикатором. Эта штука не только свидетельствует о применении магии, но и любезно сообщает ее ступень.

Ох, а ведь точно. Была у меня такая полезная вещь. Понять бы, куда она подевалась за время моего отсутствия. Или, будем честны, еще задолго до него.

– Догадываюсь, что ты его давным-давно посеял, – ухмыльнулся Джуффин. – Но по правде говоря, невелика беда. Я даже не оштрафую тебя за халатность, а просто выдам новый. Да хоть дюжину, не жалко. У нас этих индикаторов – завались. Ребята из Семилистника их в свое время столько наклепали, что до сих пор кладовые ломятся. Собственно, правильно сделали, потому что иного способа законно зафиксировать ступень применяемой магии так и не изобрели. А это до сих пор актуально. Многие ограничения все-таки остались.

– Тогда хорошо, – кивнул я. – А что стало с забавным типом и его птицами?

– Ничего из ряда вон выходящего. Он согласился поболтать со мной за кружкой камры, и я легко убедил его проснуться, пока не поздно. К счастью, этот сновидец вовсе не имел намерения задерживаться у нас навсегда. И платить за такое удовольствие жизнью определенно не собирался. Поблагодарил за предупреждение, вежливо пообещал еще как-нибудь нас навестить и проснулся совершенно самостоятельно, без посторонней помощи. Очень меня выручил. Я-то голову ломал, пытаясь понять, с какого конца браться за это дело.

– Э, стоп. Погоди. Хочешь сказать, ты не знаешь, как их будить?

– Не-а. На сегодняшний день у меня есть только одна идея: отправиться туда, где лежит спящее тело, и хорошенько его потрясти – с применением всех полезных навыков, которые я успел приобрести за несколько сотен лет изучения магии. Авось что-то да получится. Но как отыскать это грешное тело, пока не понимаю. В отличие от нормального путешественника между Мирами, сновидец не оставляет следов. Вообще никаких, прикинь.

– Ничего себе. И что я в таком случае буду с ними делать?

– По ходу как-нибудь разберешься, – беззаботно ответствовал Джуффин. – Ты у нас всегда специализировался на невозможном, изредка отвлекаясь на немыслимое. И именно это делало тебя счастливым. Надеюсь, так будет и впредь.

– Ладно, предположим, – неохотно согласился я. – Может, и разберусь. И возможно, это действительно сделает меня счастливым. Хотя вот прямо сейчас довольно трудно представить, откуда все это возьмется. Настолько беспомощным я себя давно не чувствовал.

И умолк, махнув рукой. Что толку спорить с Джуффином, если однажды все равно выяснится, что он был прав. Рано или поздно, так или иначе, возможно, через тысячу лет, но выяснится непременно.

Дело за малым: как-то пережить эту тысячу лет и не спятить.

– Беспомощность – это просто от усталости, – сочувственно сказал Джуффин. – Тебе, если по уму, после всех этих диких прыжков между реальностями и прочих приключений еще бы пару суток поспать. А ты по городу бегал. Еще и ко мне заявился в финале. Очень глупо с твоей стороны. Ясно же, что я сразу заведу разговор о делах и буду не в меру напорист и утомителен. Ты не первый день меня знаешь и сам мог бы сообразить, что наиболее разумный поступок в такой ситуации – спрятаться от меня в шкафу.

– Просто разумные поступки – не моя специализация, – объяснил я. – В отличие от невозможного и немыслимого.

– И то верно. Тогда разумным придется стать мне. Лучше поздно, чем никогда.

Я опомниться не успел, как он ухватил меня за шиворот, поднял на ноги, встряхнул, а когда отпустил, я шлепнулся в кресло, установленное в его гостиной. Когда тебя без предупреждения тащат куда-то Темным Путем, это выглядит именно так. И никаких мистических ощущений.

– До спальни-то сам доберешься? – заботливо спросил Джуффин.

– На кой черт мне спальня, – вздохнул я. – С ног валюсь, а все равно не усну. У меня голова от информации раскалывается. Там внезапно зародились мысли, умные и не очень. Топочут, как менкалы, роняют стулья и вопят друг на друга как портовые нищие в конце попойки.

– Не знал, что у тебя в голове есть стулья, – восхитился он.

– Да я и сам не подозревал. Пока эти гады не начали их ронять.

– Ничего, сейчас мы их утихомирим. Уж что-что, а усыпить я могу кого угодно, в любой момент, невзирая на обстоятельства.

– Наверное, так и надо со мной поступить, – согласился я. – Только сперва объясни мне вот что. Ты говоришь, что пока встречал только троих сновидцев, застрявших в Ехо. Но почему-то уверен, что на самом деле их больше. И что все они в смертельной опасности. И знаешь еще кучу подробностей: что выглядеть они могут по-разному, что способны на невероятные вещи – да вот хотя бы в восемнадцати телах по городу гулять. Но при этом понятия не имеешь, как им помочь. Зато заранее совершенно уверен, что я всех спасу. Все это настолько нелогично, что даже немного похоже на правду. И при этом не лезет ни в какие ворота. Скажи хотя бы, откуда у тебя такая информация? Только учти, если окажется, что ее ты тоже получил во сне, я чокнусь, не сходя с места. Хоть что-то должно происходить наяву! Мне так спокойнее.

– Не во сне, – улыбнулся Джуффин. – Я рад, что ты начинаешь хотеть мне поверить.

– Да я с самого начала этого хочу.

– Вполне возможно. Но еще больше ты хочешь чувствовать себя чрезвычайно умным и опытным человеком, который видит меня насквозь. А это несбыточная мечта, сэр Макс. То есть умный-то ты умный, не вопрос. Особенно в последнее время. На мой вкус, даже слишком. Но насквозь я и сам себя вижу, скажем так, с переменным успехом.

Это утверждение было похоже на правду даже больше, чем все остальное.

– Но вопрос ты задал хороший, – сказал Джуффин. – Я бы и сам на твоем месте об этом спросил. Впрочем, ответ тебе и так известен: у меня был отличный учитель. Ты с ним, хвала Магистрам, знаком и примерно представляешь, как мне в свое время повезло. Почти всем, что я знаю и умею, я обязан Махи, это не секрет.

Я был разочарован. Ясное дело, про Махи Аинти – чистая правда. Такой чему угодно мог научить. Но от этого мое разочарование только увеличилось. Получается, никакой сказки на ночь не будет. А я-то губу раскатал.

– А что, к вам в Кеттари тоже однажды забрел такой сновидец? – спросил я без особой надежды на продолжение, просто для порядка. – И Махи не смог разбудить его дома? Надо же. В голову не пришло бы, что он хоть чего-нибудь не умеет.

– В это и мне не верится, – согласился Джуффин. И помолчав, неохотно добавил: – Никто к нам на моей памяти не забредал. Некого было будить.

Я помалкивал, но чувствовал, что постепенно превращаюсь в гигантский вопросительный знак. Интересно, какая это ступень магии? И можно ли будет меня потом как-нибудь расколдовать?

– У меня в детстве был друг, – наконец сказал Джуффин. – Мальчишка с соседней улицы. Дом у них был синий, а стекла в окнах старинные, с дымом, чтобы с улицы не было видно, что внутри делается. Очень красивые. Мы потому и познакомились, что я ходил на их окна смотреть. Прикидывал, удастся ли мне разбить одно и успеть удрать с куском стекла. Очень хотел его заполучить. Но поскольку уродился не в меру разумным и основательным, долго пытался придумать идеальный план – чтобы шума поменьше, и осколков набрать побольше, и удрать незамеченным. Дело кончилось тем, что Шаршин меня увидел и позвал в гости знакомиться. Он был простужен, сидел дома один и скучал. А когда узнал, что мне нравятся их стекла, не раздумывая стукнул по окну молотком, собрал осколки, несколько отдал мне, остальные выбросил на улицу. Объяснил: скажу отцу, что выходил на кухню, а когда вернулся, окно уже было разбито, и вокруг никого. Я был потрясен, причем не столько его щедростью, сколько хитростью. То есть самой концепцией – говорить, что вздумается, вместо того, чтобы честно пересказывать известные тебе факты.

– Так вот кто научил тебя так ловко врать, – улыбнулся я. – А я-то думал, тоже Махи.

– Ха! Махи пришлось заново учить меня говорить правду. Точнее, доказывать, что иногда это имеет смысл. Потому что к моменту нашей с ним встречи я заврался настолько, что сам себе верить перестал. Но речь сейчас не о нем, а о Шаршине. Наша дружба – лучшее, что случилось со мной в детстве. Уж на что я в ту пору был мрачным хмырем, а с ним мне было интересно. Порой даже весело, по крайней мере, смеяться я выучился именно тогда. А прежде никак не мог понять, почему люди время от времени начинают трястись всем телом, издавая лающие звуки. И почему, ради Темных Магистров, считается, будто им в этот момент хорошо?!

– Ну ничего себе, – озадаченно сказал я.

– Таким уж я уродился, – пожал плечами Джуффин. – Понимаю, что сейчас в это непросто поверить. Но удивляться особо нечему: Истинная Магия кардинально изменяет людей. Меня же она переделала практически полностью. Ради одного этого имело смысл ею заняться. Оставаться таким, каков есть, в моем случае было бы глупо. Никакого удовольствия – ни мне самому, ни окружающим. Впрочем, Шаршина я вполне устраивал. И он оставался моим лучшим другом, несмотря ни на что. Втягивал меня в игры, подбивал на приключения, смешил и развлекал. До сих пор не знаю почему. Таких вопросов в детстве не задают, а взрослым он так и не стал. Потому что однажды уснул и не проснулся. Не смогли разбудить, как ни старались. Где-то полгода еще дышал, а потом перестал. Для меня это было огромное потрясение. И большое горе. Ты, кстати, второй человек, которому я о нем рассказываю. А первым был Махи. Когда я понял, что у него есть ответы вообще на все вопросы, меня было не заткнуть. С утра до ночи ходил за ним по пятам: «А это почему? А то? А где? А когда? А вот еще однажды был случай – это как понимать? Что делать? Кто виноват? Доколе?» И про Шаршина, конечно, тоже спросил. И тогда Махи рассказал, что порой случается с некоторыми талантливыми сновидцами, которым не повезло вовремя встретить толкового учителя. Как восхитительно они себя при этом чувствуют, на что оказываются способны, и чем обычно заканчивается этот праздник. Но живьем нам такие ни разу не попадались, наш Мир в ту пору еще не был «модным курортом», который снится всем подряд. Вот откуда у меня информация, сэр Макс. И вот почему ее недостаточно.

– И вот почему это для тебя так важно, – кивнул я. – Спасибо, что рассказал. Теперь все сходится.

– Думаешь, я настолько сентиментален? – удивился Джуффин. – Всегда был уверен, что произвожу несколько иное впечатление.

– Не сентиментален. Просто не любишь проигрывать. Настолько не любишь, что даже былые поражения стараешься отменить – отсюда, из сегодняшнего дня, задним числом. Однажды судьба отняла у тебя друга – давным-давно, когда ты не знал и не умел ничего такого, чтобы ей помешать. Друга не вернешь, и нового детства, которое можно было бы прожить вместе с ним, не будет, но если удастся разбудить и спасти хоть сколько-то других сновидцев, это в каком-то смысле сравняет счет. По крайней мере, ты покажешь этой засранке, кто в доме хозяин. В смысле, судьбе. Очень хорошо тебя понимаю. Сам такой. Есть в моей жизни несколько поражений, которые я тоже хочу отменить. Пусть задним числом, неважно, все равно. Понятия не имею, как это можно сделать, но не сомневаюсь, что однажды найду способ. Мало в чем я так уверен, как в этом.

– Зная тебя, заранее содрогаюсь, – совершенно серьезно сказал Джуффин. – И надеюсь не подвернуться под горячую руку. А теперь давай я тебя все-таки усыплю. Тебе правда надо выспаться, это я как знахарь говорю, а не как хозяин дома, желающий сэкономить на ужине.

– Ага! Так вот в чем интрига! – торжествующе воскликнул я.

– Можешь считать, это и есть тот самый коварный обман, которого ты ждал от меня весь день.

Я хотел возразить: «Всю жизнь», – но промолчал, побежденный собственным чудовищным зевком.

Когда я проснулся, было темно. Но из этого обстоятельства можно было сделать только один безошибочный вывод: окна спальни закрыты очень плотными занавесками. Отодвинув одну из них, я выяснил, что снаружи светло и так пасмурно, что время суток хрен определишь. Ясно, что не ночь, и на том спасибо.

В доме Джуффина, кроме него самого, обитают старый дворецкий Кимпа и маленький песик по имени Хуф. Оба мне чрезвычайно симпатичны, да и я всегда числился у них в любимцах. Однако сейчас я даже им не хотел показываться. Очень уж мне нравилось такое двойственное положение – судя по ощущениям, я тут, но с точки зрения окружающих меня сейчас вообще нигде нет. Когда еще доведется привести внешние обстоятельства в столь полную гармонию с внутренней правдой.

Опасался, конечно, что Хуф, наделенный острым чутьем, обнаружит меня сам и придет здороваться – поди такого не пусти, если начнет скрестись в дверь. Но, видимо, запах мой за последние годы изрядно изменился. Или же умный пес читал мои мысли с такой же легкостью, как его хозяин, и понял, что ко мне лучше пока не соваться. Так или иначе, но Хуф деликатно держался на расстоянии. С Кимпой было еще проще: ни один хороший дворецкий не станет заходить в гостевую спальню, пока не позовут. А Кимпа – лучший из лучших.

Это означало, что уединение мое не будет нарушено, пока я сам того не пожелаю. Небольшой минус: завтраком оно тоже не будет нарушено. И даже кружка горячей камры не потревожит мой покой. Мне как-то рассказывали, что в Куманском Халифате принято оставлять подносы с едой и напитками во всех комнатах дома, включая пустующие – для невидимых духов Красной пустыни, которые не то чтобы в таком уж восторге от человеческой пищи, зато чрезвычайно ценят внимание и заботу и при случае платят за них сторицей. Прекрасный обычай! Но не переезжать же из-за этого в Куманский Халифат вот прямо сейчас, даже не позавтракав. Мда, круг замкнулся.

Впрочем, для человека, способного достать из Щели между Мирами все что заблагорассудится, отсутствие завтрака – беда поправимая. Уже ради одного этого стоило изучать Истинную Магию. Она хоть и может свести с ума не хуже уандукской, которой Джуффин меня давеча стращал, зато если проявишь стойкость, в один прекрасный день сможешь получить чашку кофе на любом краю Вселенной, не интересуясь, выращивают его тут или нет.

В Мире кофе, кстати, даже в виде дикорастущего сорняка отсутствует. И до сих пор никому в голову не пришло исправить роковую ошибку местной природы. Чем все эти толпы могущественных чародеев были заняты на протяжение последнего миллиона – или сколько там было в их распоряжении – лет, ума не приложу.

А камра, при всей моей симпатии к этому напитку, кофе не заменит. Как я тут выживал в первое время, неведомо. Я – мученик и герой.

Но после того как сэр Маба Калох научил меня добывать все необходимое из Щели между Мирами, с героизмом и тем более мученичеством было покончено раз и навсегда. Вот о чем я думал, с удовольствием прихлебывая капучино, извлеченный буквально из-под подушки, под которую мне пришлось сунуть руку, чтобы как следует сосредоточиться на процессе. Опытные мастера говорят, на самом деле прятать руку совершенно не обязательно, но я так привык.

Еще я думал, что надо бы послать зов Джуффину и спросить, сколько я проспал. Неужели и правда сутки? Или даже больше? Или наоборот, всего полчаса, и вечер еще не успел наступить? Не то чтобы это действительно так уж важно, но любопытно.

А «любопытно» – наиважнейший для меня аргумент. Ради этого даже Безмолвную речь с утра пораньше вытерпеть можно.

«Меньше суток, – сказал Джуффин. – Ты взялся за дело, спустя рукава. И продрых какие-то жалкие восемнадцать часов. Не узнаю тебя, сэр Макс. Был такой старательный мальчик, вечно перегибал палку, а теперь…»

«А теперь повзрослел и расслабился, – согласился я. – Всюду палки недогнутые валяются, анархия и бардак. Но у меня есть смягчающее обстоятельство: я очень хорошо выспался. И похоже, даже готов жить дальше. Осталось вспомнить, как это делается».

«Строго говоря, жизнь – это непрерывное взаимодействие с реальностью. И людьми, как важной составляющей частью ее. Поэтому на твоем месте я бы для начала просто снял плащ-невидимку. Я-то связан по рукам и ногам законами гостеприимства, а потому не стал насильственно разлучать с ним твое спящее тело. Хотя Кофа может в любой момент обнаружить недостачу и потребовать свое добро назад. Впрочем, я отлично провожу время, сочиняя, как объяснить ему эту пропажу».

«Например?»

Спросил и тут же пожалел. Я уже говорил, как устаю от Безмолвной речи. И впредь постоянно буду на нее жаловаться, это моя любимая сиротская песня, честно выстраданный коронный номер. Потому что все эти красавцы, мои друзья и коллеги, часами могут так болтать, как школьницы по телефону, а я уже через несколько минут в обморок грохнуться готов от напряжения.

Джуффин, конечно, знает о моих затруднениях. И несмотря на это, никогда не упускает возможности поговорить со мной подольше. Вернее, не «несмотря», а как раз поэтому. Все-таки наемные убийцы «бывшими» не становятся никогда.

А тут я сам такой прекрасный повод дал. И он, конечно, принялся рассказывать очень подробно.

«Например, один мой приятель, вдохновенно экспериментируя с малоизвестными древними заклинаниями, нечаянно вызвал демона из иного Мира. Демон, на его счастье, оказался милейшим чудаком, добродушным, но любопытным до крайности. Очень обрадован, что все столь удачно сложилось, и наотрез отказывается возвращаться домой, пока не увидит, как тут у нас устроена жизнь. С одной стороны, пусть себе глазеет, не жалко. А с другой, облик его столь ужасен, что выпускать такого красавчика на улицу – преступление, причем в первую очередь против него самого. Детишки проходу не дадут, засмеют и испортят все впечатление от прогулки. Решили, пусть бродит невидимым, так будет лучше для всех. Убедительно звучит?»

«Вполне», – подтвердил я, ликуя, что монолог оказался довольно коротким. Но не тут-то было.

«А вот и нет! – огорошил меня Джуффин. – Очень слабая версия. Ну сам подумай, Кофа же наверняка захочет познакомиться с демоном. Он тоже любопытный, не хуже других. Тогда придется говорить, что демон ушел гулять в одиночестве и обещал объявиться не раньше, чем дня через три. А потом соврать, будто наш гость устал, новых знакомств заводить не желает и вообще уже смотался домой. Бессмысленное нагромождение бездарной лжи. Ну уж нет, так низко я падать не намерен».

«Ладно, не падай», – покорно согласился я.

«Зато вот тебе другой вариант: оказывается, на пришедшем вчера утром Шиншийском бахуне прибыл один из тамошних молодых принцев – тайком, инкогнито, просто по трактирам погулять. И только ступив на берег, бедняга понял, что костюм, заказанный специально для этого визита, за время пути вышел из моды. А такого позора он даже инкогнито не переживет. Пришлось одолжить его высочеству плащ-невидимку для похода по модным лавкам. Как только стащит себе что-нибудь подходящее, тут же вернет – и казенное имущество, и деньги за покупку. Это уже гораздо лучше, потому что если принц желает гулять по Ехо инкогнито, Кофа его беспокоить не станет. Благо, в отличие от меня, не связан с Шиншийской династией узами Третьей Тайной Дружбы».

«А ты связан? Причем не какой-нибудь, а именно «третьей» и «тайной»? Ну ничего себе», – изумился я.

«Так получилось. Это долгая история, – сказал Джуффин. И с откровенным ехидством предложил: – Хочешь, расскажу?»

«Хочу, – обреченно сказал я. И усмирив гордыню, поспешно добавил: – Только не прямо сейчас, если можно. А то у меня голова взорвется».

«Ладно, – милосердно согласился он. – Раз так, оставлю тебя в покое. Скажи только, что ты решил с плащом? Когда я смогу вернуть его Кофе? Потому что если не скоро, Шиншийского принца мне лучше не поминать. Не может же он годами выбирать себе одежду. У нас теперь даже на заказ шьют всего за час, хвала тридцать второй ступени Черной Магии и последним поправкам к Кодексу. Придется придумать что-нибудь еще».

«То есть ты не против, чтобы я побыл невидимкой подольше?» – обрадовался я.

«Против, конечно. Но это совершенно неважно. Как хочешь, так и поступай. В любом случае, я готов помогать тебе по мере сил. Комната в моем доме останется за тобой сколько пожелаешь. Если тебе приспичило жить невидимкой – ладно, Магистры с тобой, я готов соврать Кофе, будто уродливый демон из неведомого мира отправился домой в его плаще. Не со зла, просто по рассеянности. И мой приятель изо всех сил пытается вызвать его снова, но пока безуспешно, зато куча неведомой дряни не пойми откуда поналезла на заклинания, только успевай отбиваться. Но мы, конечно, не оставляем усилий».

«Спасибо, – сказал я. – Круто знать, что ты настолько за меня. Я на самом деле не очень долго собираюсь… Хотя… Или… Слушай, дай мне еще пару часов. Надо как следует подумать».

«Звучит угрожающе».

Безмолвная речь обычно плохо передает интонации, но я все равно чувствовал, что Джуффин улыбается. И был готов спорить, что он уже знает, кому придется думать вместо меня. И к чему приведут эти размышления. И как мы будем смеяться, вспоминая об этом дюжину дней или лет спустя. То есть я еще ничего толком не решил, а он все равно знает, и с этим ничего не поделаешь.

«Только не вздумай угонять мой амобилер, – сказал напоследок Джуффин. – Мне не жалко, просто амобилер, несущийся без возницы со скоростью, как ты любишь, сто миллиардов миль в час, по-прежнему не считается в Ехо обычным явлением. Несмотря на все поправки к Кодексу Хрембера и буйный расцвет любительского колдовства. Происшествие гарантировано попадет в обе газеты и, возможно, даже войдет в официальные «Королевские хроники особо досадных событий, омрачивших эпоху правления Его Величества Гурига Восьмого». Это будет воистину триумфальное возвращение, сэр Макс. Но я не уверен, что ты хочешь именно такого эффекта».

Ох нет.

Не так уж долго оказалось идти пешком от дома Джуффина на Правый берег. Чуть больше часа неспешным шагом, глазея по сторонам. Я почему-то думал, гораздо больше. Хотя в амобилере когда-то преодолевал это расстояние буквально за пару минут. Со скоростью «сто миллиардов миль в час», совершенно верно. Зачем мне был какой-то дурацкий Темный Путь? Неудивительно, что это полезное искусство я так толком и не освоил, только по чужим следам ходить могу, как юный столичный аристократ, сызмальства обученный следовать за матушкиной юбкой.

На Правый берег я шел не просто так. У меня был план. Прекрасный. В смысле, неописуемо идиотский. Самому не верится; до сих пор горжусь.

Сворачивая к Иафаху, я даже шаг ускорил – вот как был доволен собой.

При Великом Магистре Нуфлине Мони Махе Явные (то есть общедоступные) ворота главной резиденции Ордена Семилистника открывались только на рассвете и на закате. Причем для всех посетителей сразу, начиная с Королевских курьеров и заканчивая особо простодушными иностранцами, которые иногда приходят в Иафах как в музей, в надежде бесплатно поглазеть на знаменитых угуландских колдунов; еще и обижаются, когда им отказывают в аудиенции. Кроме них войти обычно желали любовницы и приятели адептов Ордена, пришедшие их навестить, торговцы с заказанным товаром, городские сумасшедшие, замыслившие покушение на Великого Магистра при помощи табурета с остро заточенными ножками, законопослушные граждане за разрешениями на разовое применение магии высокой ступени, юные карьеристы из провинции, жаждущие немедленно вступить в Орден, журналисты из «Королевского голоса», твердо намеренные получить официальный комментарий по очередному щекотливому вопросу, и до кучи какой-нибудь портовый нищий, имевший неосторожность проиграть в карты на желание и отправленный в Иафах за милостыней – в ту пору это была любимая штука городского дна; учитывая общеизвестную скаредность покойного Магистра Нуфлина, довольно злая.

Рассказывают, иногда у Явных ворот собирались здоровенные очереди; потом все посетители одновременно вламывались в приемную, и дежурный сходил с ума, пытаясь понять, кто все эти люди, или хотя бы разобрать, что они говорят.

Сэр Шурф Лонли-Локли, единственный известный мне человек, способный привносить в бюрократию здравый смысл, став новым Великим Магистром Ордена, первым делом прикрыл этот бардак. В смысле, издал соответствующее распоряжение, и Явные ворота теперь держат нараспашку круглосуточно. А на пороге всегда дежурит кто-нибудь из Младших Магистров. Ясно, что дальше приемной все равно почти никто не пройдет, но некоторых особо одаренных веселой природой визитеров и в приемную допускать не следует. Вот их-то и отсеивают прямо на входе.

Я очень надеялся, что не попаду в их число – плакал тогда мой замысел. И, что гораздо обиднее, труд. Тяжелый мучительный получасовый труд перед зеркалом, где я, тщательно выполняя только вчера полученные от Джуффина инструкции, пытался превратиться в согбенную старуху. В смысле, соответствующим образом изменить лицо. За тело я на этом этапе браться не решился бы; к счастью, здешняя одежда так хорошо скрывает подробности, что для маскировки вполне достаточно хорошенько ссутулиться и, скажем, слегка захромать.

Образ был выбран сразу по нескольким причинам. Во-первых, когда еще ни черта толком не умеешь, проще наворотить неведомо чего, чем аккуратно внести в свой облик небольшие, но значимые изменения. Чем нелепей результат, тем менее заметны ошибки, которых новичку не избежать. Одна глубокая складка на лбу должна выглядеть достоверно, зато когда морщин несколько сотен, никто не станет оценивать качество каждой из них. Мне, конечно, здорово не хватало соответствующего парика, но и тут нашелся выход – если скрутить из покрывала громоздкий тюрбан, достойный венчать голову любого городского сумасшедшего, никому в голову не придет приглядываться, торчит ли из-под него хоть одна седая прядь. По крайней мере, первые несколько минут. А дольше вряд ли потребуется.

Во-вторых, я решил, что так меня будет труднее всего узнать. Просто никому в голову не придет при взгляде на нелепо одетую старушенцию: «А уж не сэр ли Макс это случайно?» Я всегда считался довольно эксцентричным, но все же есть поступки, которых от меня не ожидает никто, даже люди, очень хорошо меня изучившие. То есть они – в первую очередь.

Ну и в-третьих, мне показалось, что так смешнее всего. На самом деле, одного этого аргумента было достаточно. Когда ты выбит из колеи, растерян, нервничаешь, устраивай балаган – такое у меня правило. Оно не настолько нелепо, как может показаться – хотя бы потому, что позволяет отвлечься. К тому же, пока я маюсь дурью, в жизни образуется своего рода пауза, в ходе которой взволновавшие меня обстоятельства вполне могут опомниться и стать более благоприятными; не сказал бы, что так случается всегда, но шанс есть.

Все вышесказанное более-менее объясняет, почему вместо того, чтобы просто послать зов самому близкому и надежному из своих друзей, сказать: «Я вернулся в Ехо, ай, не спрашивай, сам в шоке; мне срочно нужен совет и просто поговорить», – я решил устроить для него нелепый розыгрыш с переодеванием.

Хотя существует и альтернативное объяснение, короткое и внятное: я – придурок, каких свет не видывал. По крайней мере, иногда я точно он.

Это я не то чтобы сейчас, задним числом понял. А прекрасно осознавал и в тот момент, когда снимал плащ-невидимку, кое-как спрятавшись от любопытных глаз за чужим забором, буквально в квартале от Явного входа в Иафах. Плащ, скомкав, сунул за пазуху – если я у нас не старик, а старуха, значит, мне полагается бюст. И не те мои годы, чтобы окружающих могла смутить его, скажем так, не совсем классическая форма. Зеркала под рукой у меня, увы, не было, но я всласть налюбовался собой заранее, перед выходом, и воспоминание было еще свежо. Я твердо знал, что прекрасен – в своем роде, конечно. И совершенно не опасался быть узнанным. Никаких шансов. Сам бы не узнал.

– К сожалению, леди Сотофа Ханемер никогда не принимает посетительниц, пришедших к Явному входу, – вежливо сказал мне немолодой бородатый дежурный, до моего появления скучавший на пороге в полном одиночестве. И, подумав, добавил: – Леди, подобные вам, обычно находят какой-нибудь иной способ с ней связаться. Надеюсь, у вас тоже получится.

Судя по его реакции, маскарад мой удался даже лучше, чем я смел надеяться. Однако встреча с леди Сотофой в мои ближайшие планы не входила. Кому-кому, а ей на глаза в таком виде лучше не попадаться. Потому что проходу потом не даст, задразнит до полусмерти и будет знакомить со своими девочками: «А это у нас сэр Макс, старейшая безумная ведьма в Соединенном Королевстве». И так далее.

Поэтому я поспешно сказал, понизив голос до заранее отрепетированного хриплого шепота, который, теоретически, мог бы принадлежать простуженному человеку любого возраста и пола:

– Спасибо, детка, я знаю путь, которым ходят к Сотофе. Но нынче мне требуется потолковать не с нею, а с вашим новым Великим Магистром. Говорят, он смышленый мальчик.

Дежурный Магистр, надо отдать ему должное, держался молодцом. Проглотил и «детку», и панибратскую «Сотофу» без «леди». Но на «смышленом мальчике» все-таки сломался. В смысле, почти неуловимо дрогнул лицом. И вместо того, чтобы сразу послать докучливую старуху в моем лице подальше, застыл в нерешительности. Все-таки бабка молодец. То есть я.

Однако железо следовало ковать, пока горячо. Моя старушенция подошла поближе к бородатому «детке» и интимно прохрипела в самое ухо:

– Боишься, начальство рассердится, что его беспокоят по пустякам? Но тут совсем не пустяки! Просто передай ему, что город Кеттари внезапно исчез с лица земли. И я знаю, кто в этом виноват.

Я не сомневался, что на такую новость сэр Шурф примчится как миленький, как бы и чем бы ни был занят. Разбираться с городком Кеттари, который не то чтобы действительно исчез, но стал частью иного мира, а потому недостижим для путешественников, имеющих неосторожность отправиться туда без проводника, снабженного всеми необходимыми для успешного перехода волшебными амулетами, мы ездили вместе – так и хочется сказать, тысячу миллиардов вечностей, но на самом деле всего какую-то дюжину лет назад. Поездка вышла по всем статьям незабываемая – уже хотя бы потому, что меня по такому случаю превратили в юную леди по имени Мерилин. Начальство утверждало, будто делает это исключительно из соображений секретности, но я до сих пор уверен, что просто для смеха. И в этом смысле затея удалась – так много, как в те дни, когда меня готовили к поездке, мы, пожалуй, никогда не ржали.

Впрочем, и мое дурацкое преображение, и даже само по себе путешествие в иную реальность меркнут в сравнении с прочими событиями той экспедиции. С тех пор при всяком упоминании о Кеттари у меня случаются нервный тик и блаженная улыбка – одновременно. И у сэра Шурфа они тоже непременно случались бы, не уродись он образцом сдержанности и самообладания. Но будь ты хоть трижды образцом всего на свете, любопытства-то никто не отменял.

Этот благородный порок оказался, на мое счастье, присущ и дежурному Магистру. По крайней мере, он проводил меня в приемную. Большая победа! Пока я топтался на улице, было ясно, что начальство на встречу со мной не позовут. А теперь – как знать.

В приемной я немедленно уселся в самое удобное кресло и придал своему наспех состряпанному морщинистому лицу выражение, являющее достойный компромисс между «внимайте и трепещите, я открою вам все тайны вселенной» и «сейчас как укушу!». Я его и без всяких переодеваний регулярно применяю, идеальная маска для предъявления себя той части человечества, с которой тебе в данный момент решительно не о чем говорить.

Сэр Шурф появился на пороге много быстрей, чем я смел надеяться. То есть практически сразу же, я еще в кресле как следует устроиться не успел, а он уже вошел, зыркнул на меня надменно с высоты своего роста и почти сразу отвернулся, но я успел заметить, какими отчаянно круглыми стали его глаза. Собственно, ради этого мгновения все и затевалось.

– Неважно выглядишь, леди Мерилин, – наконец сказал мой друг. – Не выспалась, наверное? Или съела что-то не то? Не бережешь ты себя.

Это, конечно, был мат – не в три хода, в один. Иного я, впрочем, и не ожидал. Хотя в глубине души почему-то надеялся.

– Ты меня натурально убиваешь, сэр Макс, – сказал мой друг, запирая за нами дверь.

– Ты меня тоже. Мог бы милосердно прикинуться, что не сразу узнал. Представляешь, как я старался?

– Плохо старался, – безжалостно отрезал Шурф. – Никуда не годится. Достаточно одного взгляда, чтобы вывести тебя на чистую воду. Впрочем, справедливости ради следует признать, что моих дежурных ты все-таки провел. А они – люди довольно опытные. Спектакли с переодеваниями нам тут чуть не через день устраивают. Следовательно, твой маскарад вполне удался, и я зря придираюсь.

– Как всегда, – усмехнулся я. – Ничего страшного, меня это даже успокаивает. В тот день, когда ты наконец перестанешь придираться, я заподозрю, что попал в рай. И начну нервничать.

– Насколько я помню, согласно причудливой мифологии, к цитатам из которой ты прибегаешь несколько чаще, чем допускает мое старомодное представление о безупречном стиле, в «рай» попадают только после смерти? Тогда никакого рая. Даже и не мечтай. С твоим талантом рано или поздно получать желаемое подобные мечты до добра не доведут.

Он был строг, как лекарь, отнимающий конфету у склонного к ожирению сироты.

– Вообще-то до сих пор я и не мечтал. Но теперь вполне могу начать. Просто из чувства противоречия. Ты меня знаешь.

– Ты не учитываешь, что ситуация кардинально изменилась, – надменно ответствовал сэр Шурф. – Причем не в твою пользу. Нынче я любой запрет могу закрепить законодательно. Все предложенные мной поправки к Кодексу Хрембера до сих пор принимались без обсуждений, и я не вижу причин для изменения этой тенденции в дальнейшем. И если завтра в Кодексе появится новая статья, запрещающая гражданам Соединенного Королевства мечтать о рае, никто и бровью не поведет. Разве что попросят разъяснить значение термина отдельным развернутым комментарием. И я, разумеется, не поленюсь это сделать. После чего каждая мечта о рае обернется для тебя тремя годами в Холоми, сэр Макс. Или даже десятью, целее будешь.

– Шантаж, запугивание и угрозы, – мечтательно сказал я. – Как же я соскучился по такому скверному обращению! Все-таки ты до изумления злой колдун. Не хуже мятежных Магистров.

– Ну, строго говоря, я и есть один из них.

Историческая правда была на его стороне. Я махнул рукой и рассмеялся.

– Совершенно невозможно серьезно с тобой говорить!

– В твоих устах это очень высокая оценка. Даже не чаял ее заслужить, – церемонно ответствовал мой друг. – Тем не менее вынужден тебя разочаровать. Говорить со мной серьезно все еще можно. А время от времени, к сожалению, даже необходимо. Но я работаю над собой. Еще пара дюжин лет, и с этим недостатком будет покончено.

И наконец улыбнулся, давая понять, что спектакль в мою честь завершен. Теперь можно просто нормально поговорить.

– Ты когда вернулся-то? – спросил он.

– Прошлой ночью.

– И как себя чувствуешь? Мир больше не сопротивляется факту твоего существования?

– Да вроде не особо, – осторожно ответил я. И поспешно добавил: – Я не врал тебе, когда говорил, что физически не могу здесь находиться. Так было. Но Джуффин сказал, этому горю помочь несложно. Просто когда хочешь уладить отношения сразу со всем Миром, следует договариваться не с могущественными людьми и даже не с самим собой. А с его изнанкой. Все вопросы решаются там. И отправил меня на Темную Сторону, трижды напомнив, что там мои слова имеют силу заклинания. И, как всякое стоящее заклинание, неотменяемы. Велел очень осторожно формулировать. И я, представь себе, справился. В кои-то веки не стал выпендриваться.

– И что именно ты там сказал? Слово в слово? Помнишь?

– Просто: «Я хочу здесь жить». И все. Никаких подходящих к случаю двусмысленных афоризмов и мне самому непонятных терминов, если ты этого опасаешься.

– Очень хорошо, – кивнул он. – Можешь ведь, когда хочешь. За это могу угостить тебя камрой. Не смотри на меня с таким ужасом, ты все перепутал. Это при Королевском дворе камра хуже иррашийской. А в Иафахе, напротив, лучшая в столице. С тех пор как леди Теххи покинула город, у здешних поваров не осталось серьезных конкурентов.

– Правда, что ли? – изумился я. – А ну давай!

– …Прости, что сразу не предложил тебе камры, – церемонно сказал мой друг. – И не сообразил, что ты еще не обедал. И вероятно, даже не завтракал. И еще вопрос, ужинал ли вчера, – добавил он, наблюдая, с какой жадностью я тянусь к вазе с печеньем, которое, судя по твердости, исполняло сугубо декоративную функцию и благоразумно игнорировалось несколькими поколениями наших предшественников.

– Положа руку на сердце, я просто растерялся, – признался он. – Твое внезапное появление совершенно выбило меня из колеи.

– Не такое уж внезапное, – с набитым ртом возразил я. – К тому все шло. И мне кажется, ты понимал это лучше, чем я сам.

– Да, я был уверен, что рано или поздно Джуффин найдет способ притащить тебя обратно. Но все равно вышло совершенно неожиданно. Зная твое упрямство, я думал, это случится не так скоро.

– Еще несколько дней назад я был почти уверен, что этого вообще никогда не случится. Но потом легкомысленно проиграл Джуффину в карты ближайшие сто лет своей жизни. Теперь я у него в плену.

– Мы оба понимаем, что если бы ты не хотел проиграть, то и карт в руки не взял бы. Ты не настолько азартен.

– Ха. Я еще и поддавался на всякий случай. Ну вдруг ему перестало бы везти в самый ответственный момент? Всякое бывает.

– Очень разумно, – кивнул Шурф. – Я имею в виду твое стремление держать ситуацию под полным контролем. Раньше ты был фаталистом.

– Ну да. Вынужденно. Думаю, большинство фаталистов становятся таковыми только потому, что не умеют всерьез влиять на свою судьбу. И понимают, что не умеют. Что толку бессмысленно дергаться? Не можешь властвовать – доверяй. Это правило совсем не упрощает жизнь, зато экономит силы. Но стоит научиться отодвигать судьбу в сторону и добиваться своего, фатализма как не бывало.

– Однако для человека, добившегося своего, ты выглядишь недостаточно довольным, – заметил Шурф.

– Еще бы. Я же как – добился и сразу передумал. Обычное дело, ты меня знаешь. Но было уже поздно что-то менять. Оно и к лучшему, потому что, оказавшись в Ехо, я тут же снова передумал. В смысле, обрадовался. Чуть не помер на месте от счастья. Но потом немного успокоился и передумал опять. Целых полчаса был ничему не рад, прикинь. Но и это прошло. До такой степени прошло, что я был готов целоваться с булыжниками мостовых. О Темной Стороне даже не говорю, это всегда безусловное счастье. Но с утра я заново схватился за голову: «Что я наделал?!» А когда вышел на улицу, мне стало хорошо, как никогда прежде – часа на полтора. Потом опять захотел сбежать. Так и болтаюсь между этими двумя позициями. Поэтому решил: ладно, что сделано, то сделано, но хрен кто меня тут увидит. И тебе зов не послал, потому что пока даже ты не знаешь, что я в Ехо, меня тут как бы и нет. А если и есть, то не всерьез. Не считается. Так все-таки полегче привыкать. Вчера весь день ходил по городу – изменив лицо, надев маску и еще Кофин укумбийский плащ сверху. Чтобы уж наверняка никто ничего не заподозрил. И как же мне тут понравилось, знал бы ты! Даже больше, чем в самый первый раз. Только что не рыдал на радостях; впрочем, к тому шло. Но плащ не снимал. И даже маску на лице оставил, хотя зачем она невидимке? Правильно, я тоже не знаю.

– А что на это говорит Джуффин?

– Он много чего говорит. Основные тезисы таковы: я веду себя как кретин, но он все равно на моей стороне. Принуждать к вменяемости не станет, подождет, пока я сам возьмусь за ум. Ну или не возьмусь и навек останусь невидимкой. Он и к такому повороту, похоже, готов. И заранее прикидывает, как это можно будет использовать.

– Разумеется готов, – кивнул Шурф. – Как и к нашествию зеленых кошек-людоедов из страшных сказок для сельских детей, рождению властелина мира из индюшачьего яйца, сквашиванию Великого Средиземного моря в сметану и любому другому даже теоретически невозможному событию. Ясно же, что тебе быстро наскучит валять одного и того же дурака. И ты если не образумишься, то по крайней мере сменишь концепцию. На этот счет и я совершенно спокоен. Собственно, из твоего визита ко мне следует, что тебе уже надоело скрываться.

– Конечно, надоело. Еще вчера! Но я все равно не могу решиться вот так среди бела дня зарулить в Дом у Моста и сказать: «Привет». Хотя, по идее, это должен быть прекрасный момент, немая сцена совершенно в моем вкусе. Заранее предвкушаю. И все равно туда не иду. Ты знаешь меня лучше, чем я сам. Вот объясни: почему я такой придурок?

– Да не придурок ты, – мягко сказал сэр Шурф. – А в кои-то веки ведешь себя, как совершенно нормальный человек. Просто боишься, что все пойдет не так. В смысле, не так, как было раньше. И оттягиваешь этот момент, как можешь. Многие на твоем месте опасались бы ровно того же. И вели бы себя примерно так же, если бы в их распоряжении оказался укумбийский плащ.

– Да, наверное, – неохотно согласился я.

– А ко мне ты пришел, чтобы я тебя успокоил, – продолжил он. – Потому что с твоей точки зрения я надежен как скала. В некотором смысле, так оно и есть. И сейчас я тебя успокою, сэр Макс. Раз и навсегда. Тебе и правда совершенно нечего бояться. Но только потому, что все уже давным-давно пошло «не так». И «как раньше» гарантированно не будет. Что-что, а это я могу обещать тебе с полной определенностью.

– Успокоил, называется.

– Именно так это и называется, – хладнокровно подтвердил мой друг. – Страх проистекает из неуверенности и порожденной ею надежды на так называемое «лучшее». Как только один из воображаемых вариантов развития событий начинает казаться предпочтительным, появляется опасение, что реализуется какой-нибудь другой. А когда точно знаешь, как обстоят дела, бояться становится нечего. Вот и тебе – нечего. Все не так, как раньше, это уже свершившийся факт. И чем быстрее ты его осмыслишь, тем раньше поймешь, что «не так» – вовсе не обязательно означает «хуже». А потом, возможно, наконец вспомнишь, что ты, мягко говоря, не совсем беспомощен. Скорее наоборот. Как ты захочешь, так все и будет. Вот чем тебе следует заняться немедленно – сесть, собраться с мыслями и в кои-то веки захотеть чего-нибудь толкового. А не абстрактного: «Чтобы опять было интересно, ни хрена не понятно, и я посреди всего этого – самый крутой». Подобные сценарии если и доводят до добра, то окольными путями. И далеко не всех.

– Иногда мне кажется, что весь светлый ум, доставшийся мне по милости природы, каким-то образом попал к тебе на хранение, – вздохнул я. – И пользоваться им получается только в твоем присутствии. Вроде бы совсем простые вещи ты говоришь. И я сам прекрасно все это знаю. Но прояснилось в голове только сейчас. Как кнопку нажали. И всегда так! Главное, конечно, чтобы ты не слинял с этим ценным имуществом на другой край Вселенной. Хорош я тогда буду.

– Ну, по крайней мере, в ближайшие несколько дюжин лет я отсюда никуда не денусь, – серьезно сказал он. – И буду в твоем полном распоряжении. Да и потом как-нибудь договоримся.

– Звучит обнадеживающе, – улыбнулся я.

– Но на самом деле это все, конечно, чрезвычайно досадно, – неожиданно объявил сэр Шурф.

Я опешил.

– Что именно?!

– Твое возвращение в Ехо, разумеется.

– Спасибо, – ухмыльнулся я. – Всегда знал, что ты мне обрадуешься. Но даже не предполагал насколько.

– Ай, брось, – отмахнулся он. – Ясно, что я рад тебя видеть; это настолько само собой разумеется, что вряд ли заслуживает отдельного обсуждения. Иное дело, что я предпочел бы и дальше навещать тебя в доме нашего друга Франка. В первую очередь потому, что здесь у меня слишком мало свободного времени. Единственное, на что его до сих пор хватало – так это на путешествия между Мирами. Да и то только потому, что при должном самоконтроле и правильно сформулированной персональной концепции времени можно провести в иной реальности несколько дней, а потом вернуться обратно всего через полчаса после того, как ушел. В саду у Франка мы с тобой могли трепаться сутками напролет. А тут такой номер не пройдет. В частности, через десять минут у меня совещание по вопросам очередного малозначительного изменения в законодательстве. Оно проводится с участием представителей Главной Королевской Канцелярии, а значит, его нельзя перенести. Сразу после – ежедневное занятие с младшими Магистрами, провести которое кроме меня некому. Потом рассмотрение срочных апелляций; его, собственно, можно отложить, но максимум до утра. Что было бы роковой ошибкой: мое завтрашнее расписание еще плотнее сегодняшнего. И каждый день примерно так. Чем дальше, тем меньше понимаю, почему во всех Орденах велась напряженная борьба за мантию Великого Магистра. На мой взгляд, это просто разновидность каторжных работ, причем в большинстве случаев приговор пожизненный. Я хотя бы срок заранее оговорил, и это был самый разумный поступок в моей жизни.