Романс для вора Седов Б.
— Да, — сказал он, — ноги они быстро делают…
Убрав пистолет в сейф, Арбуз снова сел в кресло и, нажав на кнопку селектора, устало произнес:
— Танечка, еще кофе. И коньяку. Да, и еще — Тюря там далеко?
— Нет, Михаил Александрович, он внизу, в магазине, с ребятами треплется.
— Давай его сюда. Но сначала — кофе и коньяк.
Когда Тюря вошел в кабинет Арбуза, он увидел босса в явно расстроенных чувствах. Перед Арбузом стояла бутылка коньяка, а рядом с ней — две рюмочки, одна из которых была пуста.
— Присаживайся, Володя, — гостеприимно повел рукой Арбуз. — Выпьешь со мной?
— Ну, это… — Тюря смущенно улыбнулся. — С вами — отчего ж не выпить-то.
— Вот и я говорю, — кивнул Арбуз, — давай наливай себе сам.
Тюря осторожно уселся на стул напротив Арбуза, налил себе коньячку и, подняв рюмку, сказал:
— Вы извините, Михаил Александрович, но… Может, проблемы какие? А то у вас вид такой… Расстроенный.
— Все ты видишь, — усмехнулся Арбуз, — ничего от тебя не скрыть. Даже страшно. Ну, будь здоров!
Арбуз выпил коньяк, и Тюря последовал его примеру.
— Ты лимончик возьми, — посоветовал Арбуз и сам взял с блюдечка тонкий ломтик лимона, — с коньяком в самый раз.
Тюря закинул в рот прозрачный желтый кружочек, а Арбуз закурил и сказал:
— Прав ты, Володя, есть проблема. Эти трое уродов…
— Батоновские братки? — уточнил Тюря.
— Они самые. Ты ведь знаешь, что Роман Меньшиков мой друг?
— Ну как же! — Тюря улыбнулся и развел руками.
— Вот… А эти пидоры безголовые приняли от одного человечка заказ и ограбили его студию. Украли компьютер с его последним альбомом.
— Постойте, — Тюря нахмурился, — это вот то, о чем в газете писали? Что Роман — вы извините, конечно, — сам у себя украл винчестер с альбомом?
— Да, именно об этом и писали.
— А двинул, значит, Батон со своими уродами… Ну так я вам скажу, что я и не поверил тому, что в газетке пропечатали. Я просто молчал, не мое это дело, он ведь друг вам… А теперь получается вот оно как!
— Да, — Арбуз грустно кивнул.
— Ну так это, они сейчас через магазин вышли, так может, завернуть их?
— Не надо, — Арбуз махнул рукой, — я им только что вставил по самые помидоры. Пусть пока подумают.
— Так это… Вы, конечно, извините, Михаил Александрович, но за такие косяки вставлять нужно так, чтобы на носилках выносили!
— Правильно понимаешь, — одобрительно сказал Арбуз, — и поэтому, если я приму по их вопросу какое-нибудь специальное решение, то поручу его именно тебе. Справишься?
— Обижаете, — гордо нахмурился Тюря.
— Ладно, ладно, — засмеялся Арбуз, — все путем. Успокойся. А пока… Налей-ка, брат, еще по рюмочке.
Тюря наполнил рюмки коньяком, Арбуз взял свою и, рассматривая ее на свет, задумчиво сказал:
— А человечек этот… заказчик, он человечек, в общем-то, известный. Пиратским делом занимается. Лазерные диски, DVD, музыка, программное обеспечение, короче — махровый пират. Зовут его — Андрей Стропилло.
— А, знаю! — оживился Тюря. — Знаю такого.
— Тогда бери его за жабры и — сюда ко мне. Буду из него душу вынимать.
На лице Тюри отразилось сомнение.
— Что-нибудь не так? — спросил Арбуз.
— Да, Михаил Александрович, — кивнул Тюря, — есть проблема. Стропилло этот, он ведь пират не простой, он пират известный, и крыша у него серьезная. Так что — сами понимаете, нужно все правильно сделать.
— А кто у него крыша?
— А крыша у него — Квадрат.
— Квадрат… — Арбуз медленно кивнул. — Ну что же, Квадрат — человек действительно уважаемый, но ведь и я тоже не на помойке найденный, как ты считаешь?
Тюря только развел руками, признавая тот непреложный факт, что такие люди, как Арбуз, на помойке не валяются.
— Вот, — кивнул Арбуз, — а поэтому мы сейчас позвоним уважаемому человеку Квадрату и дипломатично с ним поговорим.
Арбуз выпил коньяк, подмигнул Тюре, и, подвинув к себе телефонный аппарат, выполненный в виде автомобиля «Феррари», снял трубку.
Набрав номер, он взял сигарету и указал глазами на зажигалку, лежавшую на дальнем конце стола. Тюря поднес шефу огонек, Арбуз прикурил и, поблагодарив помощника кивком, сказал в трубку:
— Анатолий Семенович? Добрый день, уважаемый! Это вас Михаил Александрович беспокоит.
— А, Мишель, добрый день! — ответил Квадрат. — Как здоровье, как дела?
— Здоровье нормально, спасибо, Толик! А дела… В общем — тоже нормально, но имеется небольшая проблемка. И без тебя мне никак не обойтись.
— Ну что же, чем смогу… Давай говори.
— Ты слышал историю с певцом нашим?
— Да слышал… — по голосу Квадрата было слышно, что он поморщился. — Эта история, Миша, дерьмом пахнет. Какой-то в ней левак имеется.
— Точно! — воскликнул Арбуз. — Ты понимаешь меня с полуслова.
— Ну так мы же с тобой понятливые ребята, — усмехнулся Квадрат.
— Вот именно. И есть в истории этой очень для меня огорчительный нюанс. Оказалось, что студию поставили мои люди.
— Да ты что! — поразился Квадрат. — А ты-то что?
— Так ведь я не знал ничего, они решили, что сами с усами.
— Ну так надо им эти усы оторвать! Вместе с головами.
— Это никуда не денется. Но есть и еще один нюанс. Как раз по поводу этого нюанса я тебе, Толик, и звоню.
— Я слушаю тебя, Мишель.
— Под тобой человечек один ходит, по пиратским делам. Знаешь такого?
— Конечно, знаю, — ответил Квадрат, — все бедным прикидывается. И такой, понимаешь, жучара — никак его на укрывании доходов не поймать! Хоть ОБХСС вызывай! Платит, конечно… Но с большим скрипом и мало. И, к слову об усах, они у него вечно в соплях.
— Значит, мы понимаем, о ком речь?
— Конечно, понимаем! Ну так что этот человечек мой?
— А то, что это именно он заказал ограбление студии.
— Да что ты говоришь! — возмутился Квадрат. — Да я ему жопу разорву до самого затылка! Да он у меня…
— А вот тут подожди, уважаемый Анатолий Семенович, — прервал его Арбуз, — вот тут-то у меня к тебе как раз и просьбишка ничтожная имеется. Отдай его мне, ладно? А за мной не заржавеет, сочтемся. Считай, что я твой должник.
— Ну что ты, Михаил Александрович, — обиделся Квадрат, — какие долги могут быть между своими! Забирай, пользуйся! А потом, когда все с ним решишь, уж я сам с ним разберусь. Он у меня, бля…
— Вот и хорошо, Толик, — Арбуз снова подмигнул Тюре, — вот и спасибо тебе. Ну, будь здоров, а я по скорбным делам ударю.
— Давай, Мишель, ударяй.
— Удачи!
— Удачи!
Арбуз повесил трубку и посмотрел на Тюрю.
В его взгляде Тюря не увидел ничего хорошего для Стропилло, поэтому понимающе улыбнулся и спросил:
— Ну что, везти?
— Вези его сюда, болезного, — кивнул Арбуз, — мы его будем от жадности и от прочих болезней лечить. Косяки выпрямлять, мозги вправлять… Давай!
Тюря встал и быстро вышел из кабинета.
Арбуз налил себе еще рюмочку и, выпив ее, вздохнул:
— А все-таки эта Танечка ничего себе барышня, возбуждает… Может быть, все-таки уволить ее?
В это время Батон, Глюк и Щербатый удалялись от Петербурга каждый в свою сторону, но все — с максимально возможной скоростью.
Когда трое проштрафившихся братков вышли из офиса Арбуза на улицу и завернули на Литейный, Батон остановился, передернул плечами и сказал:
— Значит, так. Арбуз пока не знает, что это мы подбросили Меньшикову винчестер. А как узнает, тут нам и конец. Он просто убьет нас, всех троих. Поэтому теперь каждый сам за себя. Из города нужно соскакивать, иначе — кранты. Вы Арбуза знаете.
Батон достал из кармана деньги и, быстро разделив их, вручил каждому братку причитающуюся долю. После этого он ступил на проезжую часть и поднял руку.
Рядом с ним тут же остановилась машина.
Сказав несколько слов водителю, Батон сел рядом с ним и, взглянув на братков, в растерянности смотревших на него, сказал:
— Сваливайте, я вам говорю! И никогда сюда не возвращайтесь. Если попытаетесь меня найти — загашу на месте.
Он захлопнул дверь, и машина тронулась, унося Батона в неизвестность.
Глюк посмотрел на Щербатого и сказал:
— Я чо-то не понял.
Щербатый с сожалением взглянул на него и ответил:
— А ты у Арбуза спроси. Он тебе объяснит. И про меня, между прочим, тоже забудь. Понял?
— Понял… — сказал Глюк, хотя на самом деле он понял только то, что теперь не знает, куда себя деть.
Посмотрев в спину Щербатого, который уже удалялся в сторону Невского, Глюк почесался и сказал сам себе:
— Во, бля, дела… Теперь, значит, ноги делать надо…
И зачем-то стал пересчитывать доллары, которые вручил ему Батон.
Глава 6
ЗАЧЕМ ТЫ УБИЛ ДРУГА?
Боровик места себе не находил — все маялся проклятыми вопросами.
Мысли роились в его голове, как растревоженные весенние мухи. Из двух русских народных загадок — кто виноват и что делать — первая была им уже разгадана. А вот со второй, послужившей таким хлестким заголовком к нелюбимому со школы роману Николая Гавриловича Чернышевского, совладать никак не получалось.
И даже работа уже не приносила удовлетворения.
Раньше все было просто и понятно: он за хороших и честных, его задача — бескомпромиссно гнобить плохих. Немудреная схема позволяла прочно стоять на ногах в этом говенном мире, чувствовать уверенность в своей правоте.
Теперь же все перемешалось — поди разбери, где хороший, где плохой Ромку, что ли, в плохие записать? Чего стоит тогда дружба с пеленок?
А Безродного с его темными заморочками и угрозами, значит, в хорошие — по профессиональной принадлежности? Тьфу! «Все смешалось в доме Облонских», — промелькнула в голове еще одна цитата из школьной программы.
— Еще как смешалось! — согласился невесело Боровик и взглянул на часы.
Уже девять вечера, а он все еще на службе. Да провались она пропадом!
На душе было муторно, и вдруг нестерпимо захотелось нажраться. Тупо, в одиночку, изливая душу случайным собеседникам. А что, и нажрусь.
Боровик потянулся, зашвырнул в сейф несколько папок с текущими делами. Поколебавшись секунду, отправил туда же кобуру с пистолетом — от греха подальше. Он знал, что иногда по пьяни становится агрессивным.
Пора, труба зовет!
Выйдя на знакомую до боли Шпалерную, Боровик решил не откладывать дела в долгий ящик и начать загул немедленно. Благо разнообразных заведений в окрестностях было хоть пруд пруди. Говорят, у английских джентльменов есть старая добрая традиция, «паб кролл» называется — не просыхая, таскаться из пивной в пивную до полного изнеможения.
А мы чем хуже?
Машину, конечно, придется оставить. Ничего, доберемся как-нибудь до дома с божьей помощью, метро пока еще функционирует. А вот и подходящее заведение.
Будет номером раз.
Боровик прощально помахал своей верной «копейке» и бодро зашагал к ближайшему подвальчику, над которым призывно светилась эмблема пива «Старый мельник».
«Паб кролл» удался на славу.
По пути к метро «Чернышевская» Боровик осчастливил своим присутствием штук пять разнообразных забегаловок. Однако головы не терял, неумолимо придерживался правила — в нечетных пил только пиво, а в четных — только водку. Жизнь понемногу стала казаться не такой уж мерзкой и беспросветной.
Планировал добавить у «Электросилы» — и на тебе, облом.
Поднявшись на поверхность, с удивлением обнаружил, что ларьки вокруг станции снесены подчистую. Вот что значит редко ездить на метро! Ну да, это они с терроризмом так борются на радость владельцам крупных магазинов.
Ладно, добавим у родного порога, в Купчине, решил Боровик. Ревизия кошелька показала наличие в остатке неполных ста рублей. Частник отменяется, да здравствует автобус. А вот и он, заветный номер девяносто пять.
Выбираясь из автобуса на углу Будапештской и Бела Куна, Боровик почувствовал, что все-таки здорово окосел. Это неприятно — старенькая мама очень переживала, когда он приходил домой навеселе. Ничего, до дома минут пятнадцать пешком. Пока идешь по улице Турку вдоль пустыря, продуваемого всеми возможными ветрами, поневоле проветришься.
А вот бутылочку пивка в дорогу все равно полезно прихватить. Благо ларек на остановке жив-здоров, Бен Ладена тут явно не опасаются.
Затарившись, Боровик бодро зашагал к дому, прихлебывая пивко и преувеличенно твердо чеканя шаг. В конце концов, уже первый час. Мама наверняка спит — осталось не разбудить ее при проникновении в собственный адрес, и мероприятие по индивидуальному снятию стресса можно считать успешно завершенным.
А это еще что?
Какой-то алкаш, мыча, копошился прямо у дверей боровиковской парадной, откровенно роясь в ширинке. Блин, опять!
Боровик терпеть не мог уродов, обоссавших почитай что весь город. Вон пустырь рядом, приспичило — вали туда, никто тебе слова не скажет! Нет, надо гадить именно там, где люди живут, дети малые ходят.
— Эй ты, урод! — гаркнул Боровик. — Пошел отсюда, башку отверну!
Алкаш дурашливо захихикал, повернулся и вдруг неожиданно пристально посмотрел на Боровика.
«Странные у него глаза», — подумал Боровик и тут же понял, почему они такие странные.
В свете газового фонаря глаза эти были холодные, как лед, серые, с голубым отливом — а главное, абсолютно, неправдоподобно трезвые!
И было в его лице что-то знакомое…
Алкаш резко выбросил вперед правую руку, ту самую, которой так самозабвенно копался в ширинке. В руке у него был пистолет. Кинематографически красивый, тускло поблескивающий вороненой сталью в свете уличного фонаря, с тупым цилиндром глушителя на конце ствола.
Черный глазок дула немедленно уставился Боровику прямо в грудь.
«Калибр девять миллиметров, „Беретта М-92“, пятнадцатизарядный…» — молнией пронелось у него в мозгу. Он инстинктивно заслонился правой рукой, в которой все еще сжимал недопитую бутылку пива.
И тут же смачно харкнул выстрел.
Бутылка разлетелась вдребезги, Боровик почувствовал удар в правую сторону груди, и в голове сразу стало гулко и звонко, как в пустом стальном ангаре. Небо свернулось в какую-то непонятную воронку и медленно закружилось, по нему картинно проплывали осколки стекла вперемешку с хлопьями пивной пены.
Еще хлопок — и тут же тупой удар под левую ключицу.
Асфальт накренился и ударил Боровика по затылку. Он еще успел поднести к глазам окровавленную руку, с недоумением посмотрел на нее.
Потом небо лопнуло и разлетелось на куски.
Алкаш подошел к распростертому на асфальте телу, внимательно посмотрел на него. Махнул рукой, в которой вспыхнул неизвестно откуда взявшийся фонарик.
Из-за ближайшей помойки тут же выдвинулась машина с выключенными фарами, бесшумно подкатила к парадной. Алкаш открыл багажник, на пару с водителем выгрузил из него бесчувственное туловище.
Туловище уложили на асфальт, алкаш поправил позу, приладил к откинутой руке свой пистолет и отбежал за угол дома. Взвизгнули покрышки, машина сорвалась с места и исчезла в темноте.
Не прошло и минуты, как в ближайшем отделении милиции раздался телефонный звонок.
— Але, у нас тут около дома перестрелка. Два туловища валяются — одно убитое, а другое в дупель пьяное с пистолетом в руке…
Милицию обычно не дождешься, однако в некоторых случаях она реагирует довольно-таки оперативно. Например, если и преступление налицо, и преступник к нему прилагается, да еще в бессознательном состоянии. Поэтому стоявшему в темноте убийце, наряженному алкашом, не пришлось долго ждать. Убедившись, что завывающий сиреной облупленный «УАЗ» появился на месте происшествия, он поднес к уху мобильник, который все это время не выпускал из рук, и коротко сказал:
— Есть.
После чего выключил мобильник и неторопливо зашагал в глубь двора.
Когда захлопали дверцы «УАЗа», он даже не оглянулся.
Из «УАЗа» выбрались двое в милицейской форме и один штатский. Штатский тут же подошел к распростертым телам, долго их разглядывал.
— Так, этот, похоже, отбегался. Постойте… Блин, да это же Боровик, Саня Боровик! Толик, глянь-ка, ты ж его сто раз видел, он вместе с нами Косолапого полгода назад брал!
Молодой лейтенант присоединился к штатскому.
— Елы-палы, точно он! Тот самый, из УБОПа, классный парень… Да что ж за гнида его замочила?
Оба склонились над вторым телом.
— Дышит, кажись… Да он, сука, пьяный вусмерть! Ну, падла, пиздец тебе, на лучших людей руку поднял!
Лейтенант Толик вдруг осекся.
— Слышь, Володя, глазам не верю — этот, с пистолетом, вроде певец…
— Какой еще певец?
— Ну, который уголовную романтику поет, Роман Меньшиков.
— Допелся, сволочь! — с ненавистью прошипел Володя в штатском. — Теперь на киче будет петь!
Он был дружен с Боровиком, уважал его, и поэтому не удержался и пнул бесчувственное тело Романа.
— Странно как-то, — лейтенант Толик явно был ошарашен.
— Чего странного? Обожрался халявными бабками, ошалел от бухла и блядей, король жизни, блин! Ну, сука, держись, лет двести тебе обеспечено. Ненавижу! Своими бы руками…
Володя отвернулся, сунул в рот «Беломорину», прикурил с третьей попытки, ломая дрожащими руками спички.
— Короче! — прикрикнул он на Толика. — Не хлопай глазами, вызывай группу, экспертов, «Скорую». Гниду паковать по полной, Саню не трогать до докторов… Пистолет беречь пуще глаза, чтобы каждый отпечаток сверкал, как у кота яйца! Чтобы сволочь эта никакими своими погаными бабками уже не отмазалась.
Махнул рукой и опять отвернулся.
С того момента, как Роман, валяясь на полу в собственной прихожей, сладко смежил веки, прошло, как ему показалось, всего лишь несколько секунд. Однако, когда он снова открыл глаза, то удивился тому, как сильно изменилась обстановка.
— Во, очухался! — прохрипел чей-то грубый голос.
— Смотри, зенками ворочает, — ответил ему кто-то другой.
Роман с превеликим трудом оторвал голову от какой-то жесткой поверхности, на которой он лежал лицом вверх и повел глазами по сторонам.
То, что он увидел, было похоже на сбывшийся дурной сон.
В камере, а в том, что это была именно камера, сомневаться не приходилось, кроме Романа находились еще четверо типов, причем таких, что у Романа сразу засосало под ложечкой. Размером камера была примерно четыре на четыре, и половину площади занимали дощатые нары, на краю которых он и лежал.
С трудом приподнявшись, Роман спустил босые ноги на пол и сел.
В голове сразу же застучало, а перед глазами завертелись цветные круги.
— Где я? — прохрипел он и закашлялся.
— Он не знает, куда попал! — Один из расположившихся на нарах уродов гнусно заржал. — В непонятках, значица! Ты, дорогой товарищ, в милиции, а потом, если доживешь, будешь в тюрьме. А пока в подвале двести восьмого отдела нашей родной милиции, в застенках гестапо.
Роман подождал, пока в голове несколько прояснилось, потом осмотрелся повнимательнее и увидел, что находится в компании двух синих алкашей, которые, судя по всему, не побрезговали бы поужинать трупом подохшего товарища, и двух бессистемно татуированных уголовников самого низкого ранга, из тех, кто не относится ни к каким преступным сообществам по причине своей никчемности.
Возраст всех четверых не поддавался определению.
— А где мои ботинки? — спросил Роман, пошевелив босыми пальцами.
— А твои ботинки у меня, — ответил один из уголовников, коротко стриженный и с гноящимися глазами. — Тебе они ни к чему, а мне в самый раз.
— Понятно, — кивнул Роман, — все понятно.
— А чо тебе понятно? — вскинулся другой уголовник, мелкий и лысый, с переломанным носом и с татуировкой на жилистых руках, торчавших из коротких рукавов футболки. — Не, ты слышал, Валет, ему понятно! Чо тебе понятно?
Он соскочил с нар и встал перед Романом, покачиваясь с пятки на носок.
— Ты чо, понятливый, что ли? Ты, может, понятия знаешь? Так тут тебе понятий не будет, понял?
Он размахнулся и изо всей силы ударил Романа в расслабленный живот.
Роман задохнулся и свалился на пол.
— Он, бля, понятливый! — орал татуированный, пиная Романа. — Ты, бля, будешь тут понятия разводить? Я тебе, бля, разведу!
От его ударов Роман закатился под нары, и татуированный, перестав пинаться, удовлетворенно произнес:
— Во, бля, там тебе и место — под нарами. Жалко, что здесь параши нет, а то бы ты с ней пообнимался. Знаешь, как хорошо с парашей обниматься?
К Роману возвратилось дыхание, и он ответил из-под нар:
— Нет, не знаю. Может, ты расскажешь?
— Что? — возмутился татуированный. — Что ты там вякнул? А ну, вылезай! Вылезай, а то хуже будет.
Роман понимал, что эти люди не имеют никакого отношения к настоящему криминальному миру, иначе они наверняка узнали бы его. Это были подонки, отбросы, шваль, из тех, знакомством с которыми побрезгует любой хоть сколько-нибудь уважающий себя преступник.
Но это не делало их менее опасными.
Стая вонючих гиен может разорвать и льва.
А поскольку считать себя львом Роман не мог ни в каком случае, ему следовало быть очень осторожным и смотреть в оба. Эти люди могут просто от нечего делать запинать его до смерти, а менты… А менты выкинут труп на улицу и скажут, что никакого Романа тут не было.
Известное дело.
Роман решил подыграть самолюбию татуированного и робко подал голос из-под нар:
— Да… Я вылезу, а ты снова ударишь меня…
Татуированный довольно ухмыльнулся и ответил:
— Не ссы! Будешь вести себя хорошо, никто тебя не тронет.
— Не тронем, не бойся, — подтвердил сидевший на нарах Валет. — Правда, Лысый?
Роман, внимательно следя за ногами Лысого, осторожно вылез из-под нар и снова сел на край грязного деревянного помоста.
— Ну што, певец, допрыгался? — спросил Валет.
Все таки узнали — подумал Роман. А почему тогда такое отношение?