Жестокие женские игры Никулина Юлия
– Ты ничего не путаешь? – спросил он мать.
– Вспомни мой милый, где я работаю. Всё, обо всех, кто хоть что-то собой представляет, мы узнаём в первую очередь. У меня на работе все знали, что ты должен жениться на дочери Шубина, поэтому новость дошла до меня уже утром. Ты даже представить себе не можешь, что я сегодня пережила! Сколько на меня, сочувственно улыбаясь, дерьма сегодня вылили. Недавно обсуждался вопрос о назначении меня заместителем директора, но теперь об этом можно забыть.
Максим попытался успокоить мать: – мамочка, ну, пожалуйста, не расстраивайся, будешь работать как раньше, не придётся привыкать к новому начальству, кабинет менять.
– Что ты понимаешь! – ответила мать сыну. Сделать карьеру женщине в нашей стране намного труднее, чем мужчине, что бы там не говорили о равенстве полов. У меня был единственный шанс, а теперь всё кончено.
– Так ты расстраиваешься из-за того, что тебя теперь не назначат на новую должность, или из-за того, что у меня не сложилось с Викой? – попытался уточнить он. Мать устало вздохнула:
– Понимаешь, всё так сразу навалилось. За этот год я привыкла к Вике, узнала все её сильные и слабые стороны. Я видела, что она очень сильно любит тебя, гораздо сильнее, чем ты её, и радовалась такому повороту событий. Это было для меня гарантией, что она не полностью заберёт власть над тобой, что в твоей жизни останется место и для нас с отцом. Ну и мне конечно обидно, что меня теперь не утвердят на должность зама, хотя я прекрасно справилась бы с ней.
Елизавета Андреевна жалобно всхлипнула: – я ни в чём не виню тебя Максим, просто сегодня я как – то вдруг почувствовала, что начала стареть. Что-то где-то колет, побаливает. Раньше я этого вовсе не замечала, а теперь вот, чувствую. Сегодня, когда мне начали приносить соболезнования по поводу твоей неудавшейся женитьбы, я попросту сбежала с работы. Пошла в парикмахерскую, так мне там Маша добавила: – Лизка, срочно красимся, все волосы седые. Потом решила, что если не удалось поднять настроение с помощью новой причёски, пройдусь по магазинам, съезжу на рынок, куплю что-нибудь вкусное на ужин, но каблук вдруг сломался на любимых туфлях. А ты говоришь, не расстраивайся. Вот и думай, много это за один день или нет. Они долго ещё сидели и молчали, думая каждый о своём. Стало темнеть, но никто из них не встал, чтобы зажечь свет, так и сидели в сумерках, пока не пришёл с работы глава семейства. Елизавета Андреевна сразу засуетилась, начала собирать на стол.
– Ты тоже будешь отчитывать меня из-за Вики? – сходу спросил Макс отца.
– Я что, хоть раз вмешивался в твои сердечные дела? – вопросом на вопрос ответил отец.
– Извини, – буркнул Максим, – просто мать наехала на меня, и я подумал, что ты тоже не прочь добавить. У мамы неприятности из-за меня на работе.
– При чём здесь ты? – удивился отец.
– Ну, её ведь хотели назначить заместителем Зимина. А теперь, раз родственный союз не состоялся, значит, и назначения не будет.
– Только не вини себя за это, – ответил отец. Мать звонила мне, сказала, что Вика выходит замуж за какого-то иностранца. Такие вещи не решаются за один день. По всей видимости, это событие планировалось давно, и Вика совсем не собиралась за тебя замуж.
– Вот это и странно, пап. Она вчера почти плакала, когда мы прощались. Я ведь чувствовал, ей действительно больно. И вдруг, вы говорите, о её замужестве. Почему тогда она раньше не порвала со мной?
– Ну, наверное, не была уверена, что там всё состоится, и держала тебя запасным вариантом. Ладно, хватит об этом. Пойдём ужинать, я с утра ничего не ел.
Занимая должность начальника одного из отделов в Центробанке, Елизавета Андреевна, практически всё время проводила на работе, и, если утром и находила время на стирку и уборку, то времени на приготовление обедов и ужинов у неё хронически не хватало. Выручала соседка пенсионерка. Елизавета Андреевна покупала для неё продукты, лекарства, путёвки в санаторий, а Елена Павловна вела хозяйство. Елизавету Андреевну, соседку и мужчин такой союз вполне устраивал, но об этом в их семье разговоров не заводили. Мужчины за все обеды и ужины благодарили маму. Сегодня Елена Павловна приготовила им зажаренную в духовке курицу с картошкой фри, и салат из капусты, свеклы и моркови. Максим с детства ненавидел такое сочетание овощей, да ещё и в сыром виде, но у Елены Павловны салат получался таким вкусным, что он ел и не противился.
– Ты дома сегодня? – спросил его за ужином отец.
– Нет, я в больницу, сейчас поем и поеду.
Елизавета Андреевна тут же захлопотала, собирая ему с собой бутерброды, а, узнав, что Светлана тоже будет там, положила несколько шоколадных конфет, которые она знала, Светка обожала. Стараясь не показывать, насколько уязвила его новость о Викином замужестве, он начал быстро собирать свои вещи. Сегодня было не его дежурство, но всё равно Максим решил уйти из дома, лишь бы только не выслушивать весь вечер реплики в свой адрес. Когда он ушёл, Елизавета Андреевна обратилась к мужу:
– Ну и что сказал Арефьев по поводу Вики?
– А ты откуда знаешь, про него? – удивился он.
– Мне звонила Ирина Сергеевна, сказала, что Вика заболела, и ты привёз к ним очень симпатичного доктора. Я сразу поняла, что ты был у них с Арефьевым. Но если она больна, её должен был смотреть терапевт, при чём же здесь психиатр? – спросила она мужа. Владимир Иванович ничего не ответил, сделав вид, что увлёкся происходящим на экране телевизора. Она же, не стала настаивать, зная всю бесполезность такого занятия. Такое понятие как «врачебная тайна» было для её мужа совсем не пустым звуком.
Проснувшись, Вика посмотрела на часы и с удивлением обнаружила, что уже десять утра. Вставать не хотелось. Свернувшись калачиком под одеялом, она, улыбаясь, следила за игрой солнечных зайчиков на потолке, когда, раздавшийся под окнами резкий сигнал автомобиля, заставил её подскочить от неожиданности и вспомнить о том, что произошло с ней вчера. Она была так расстроена после встречи с Максимом, он был так холоден с ней, и казалось, совсем не хотел её видеть. Всю дорогу пока они ехали в больницу, он сидел, уткнувшись в свои записи, а когда ушёл, на неё навалилась такая тоска, что хоть вешайся. Выехав на дорогу, она стала искать в бардачке салфетки, под руку попадалось всё, что угодно. Наклонившись посмотреть, куда они завалились, она не заметила, как загорелся красный свет, и на пешеходном переходе показалась та девушка. Раздался глухой стук, и перед ней мелькнуло лицо с широко открытыми от ужаса глазами. Изо всех сил Вика нажала на тормоза. Несколько секунд, которые показались ей вечностью, она не могла даже пошевелиться, потом открыла глаза и увидела, что девушка лежит возле обочины, а её красивые рыжие волосы веером рассыпались вокруг головы. Почему-то в тот момент она думала только о том, как красиво смотрятся рыжие волосы на сером асфальте. Девушка лежала без движения, странно вывернув ногу. Именно эта вывернутая нога убедила Вику, что девушка мертва. Живой человек не мог лежать в такой позе. В тот момент её охватил такой ужас, что контролировать себя дальше она уже не могла. Машинально вдавив до отказа педаль газа, она уехала, и остановилась на какой-то, совсем незнакомой улице. Почувствовав резкую тошноту, выхватила из-под сиденья старый пакет, и её долго рвало туда. Кое-как, придя в себя, она стала звонить отцу. К счастью он ответил и сразу приехал. Сам сел за руль, отвёз её домой, а машину отогнал в гараж. Когда отец возвратился, она сидела на полу в ванной и рыдала так, что слышно было на лестнице. Засунув её голову под струю холодной воды, Иван Александрович держал до тех пор, пока рыдания не стихли, потом напоил валерьянкой и уложил на диван с мокрым полотенцем на лице. Дав немного времени, чтобы прийти в себя, он вызвал на дом косметолога жены и после её визита, никаких следов утренних волнений, ни на голове, ни на лице Вики уже не было. Коротко, не вдаваясь ни в какие подробности он объяснил дочери, что нужно сделать дальше и как себя вести. Результатом этого и был разговор в кафе с Максимом. Уткнувшись в подушку, Вика вновь заплакала. Как же она их всех ненавидит. Отца, с его запоздалым признанием, мать, ту девушку, которая очутилась под колёсами её машины и даже Максима. Не желая никого видеть, она так и лежала в постели, пока в комнату не вошла мать и не сказала, что приехал Владимир Иванович и с ним ещё один врач. Пока Владимир Иванович измерял ей давление, щупал лоб и смотрел горло, его спутник сидел тихо, ни во что, не вмешиваясь, и только потом, когда отец Максима закончил, стал задавать свои, совершенно идиотские, по мнению Вики, вопросы. В течение следующего часа, она нехотя, еле сдерживая раздражение, отвечала на них. Когда, наконец, он, сухо кивнув в знак прощания, быстро вышел из комнаты, Вика почувствовала, что останься он ещё хоть на одну минуту, она вцепилась бы ему в физиономию. Мать попыталась что-то сказать, но Вика одарила её таким взглядом, что, едва войдя, Ирина Сергеевна предпочла тут же выйти и закрыть за собой дверь.
У Ивана Александровича, прошедший день тоже был далеко не из лёгких. Утром он встретил прилетевшего из Вены Германа, затем устраивал его в гостиницу и возил по Москве. Уже ближе к вечеру, он поехал к Владимиру Ивановичу, и тот сообщил, что, по мнению врачей, для Вики было бы хорошо пройти полное обследование у невропатолога. Кое-что в её поведении не понравилось Арефьеву: повышенная возбудимость, агрессивность, несвязанные ответы, лихорадочный блеск в глазах. По просьбе Владимира Ивановича Иван Александрович рассказал чем Вика болела в детстве, о её отношениях с ним и Ириной, а также о своём вчерашнем разговоре с ней. Владимир Иванович внимательно выслушал, ненадолго задумался, и затем изложил Шубину свою точку зрения.
– Постоянное пребывание в стрессовых ситуациях, несомненно, откладывает отпечаток на психику человека. Кто-то в таком состоянии чувствует себя превосходно, и даже сам моделирует эти ситуации для себя. Другой же человек ломается, у него, появляются различные навязчивые идеи, и вот это уже служит первым нехорошим признаком. Многие такие заболевания берут своё начало в детстве. Бывает, что родители сами уродуют психику ребёнка своим к нему отношением, нимало не задумываясь о последствиях. Ребёнок не получивший в детстве родительской любви, гораздо чаще несчастен в личной жизни, чем ребёнок получивший её в полной мере. Ведь любовь к нему должна выражаться не только в затраченных родителями средствах. Еда, одежда, играют далеко не самую важную роль в его жизни, ребёнку нужно чувствовать, что родители его друзья и защитники. Люди живут стереотипами. Человек строит свои отношения с окружающими его людьми, с любимым человеком по тому образу и подобию, которое закладывается в нём ещё в детстве. В вашем случае всё не так страшно, но думаю, обследование всё же не помешало бы. Ну, а мы со своей стороны гарантируем полную анонимность.
Пообещав, в ближайшее время сообщить о своём решении, Шубин вышел из больницы и, отпустив шофёра, уехал за город. Только там, он мог на какое-то время остаться в полном одиночестве и спокойно всё обдумать. Оставив машину на обочине, он углубился в лес и, растянувшись на траве, позволил себе ненадолго расслабиться, вспоминая Ксюшу и Никиту, которых не видел уже неделю. Вытащив из бумажника фотографию, на которой они были сняты втроём, Шубин какое-то время внимательно вглядывался в лицо сынишки, потом, пересилив себя, убрал снимок обратно, и вновь вернулся к мыслям о дочери. Он ни на минуту не хотел верить Владимиру Ивановичу и этому, как его там, Арефьеву, что у Вики серьёзные проблемы с психикой, но память услужливо подсовывала воспоминания, которые в своё время сильно насторожили его самого. Он вспомнил, как, будучи ещё совсем ребёнком, Вика перестала кормить маленького попугайчика, что он подарил ей на день рождения и, если бы не их домработница, птичка так и умерла бы в своей клетке, не дождавшись, пока маленькая хозяйка пожалеет её. Вспомнил как дочь, чуть не покончила собой, наглотавшись снотворного, и как спустя всего два или три месяца после этого, сделала аборт. Он узнал обо всём случайно и решил вмешаться. Кто был отцом ребёнка, Вика сказать отказалось, и на его предложение не делать аборт, оставить ребёнка, ответила с такой злостью, что он испугался.
Дочь сказала ему тогда: – ты хочешь, чтобы родился ещё один, никому не нужный, ублюдок? Которого, как и меня никто, никогда не будет любить?
С того времени они почти не разговаривали, обмениваясь вынужденными дежурными фразами, но, как оказалось, в трудную минуту, за помощью она могла обратиться только к нему. И он должен был помочь ей. Иван Александрович решил ничего, никому не говорить, ему оставалось только надеяться, что ничем серьёзным Вика не больна, и что, уехав из Москвы в совершенно новый для неё мир, будет так поглощена переменами, что забудет обо всём, что произошло на пешеходном переходе. Он же постарается быть в курсе событий, и если всё же что-то случится, они в любой момент смогут обратиться к лучшим специалистам Европы.
– Но это всё потом, – думал он – самое главное сейчас это свадьба и отъезд.
Возвращаясь к машине, Шубин с усмешкой подумал о том, что жизнь в стране, где все проблемы решаются с помощью связей, денег, а также обладания необходимой информацией, которая порой даже не может быть оценена в денежном эквиваленте, имеет свои неоспоримые преимущества. Как всё просто, продолжал рассуждать он. Древняя, как мир формула – «Ты мне – я тебе», и никаких проблем, каждый получает то, что ему нужно, и все довольны. Идеальное соотношение сил и возможностей. После отъезда Германа и Вики он разведётся с Ириной. Судя по её утреннему поведению, с этой стороны проблем не будет. Он знал, что при всех своих недостатках, его жена очень здравомыслящий человек, способный признать своё поражение, и при этом извлечь для себя максимальную выгоду. Отступные, которые он ей предложил, были настолько внушительной суммой, которая даже её, привыкшую не отказывать себе ни в чём, впечатлила. Затем они оформят брак с Ксюшей, и он официально усыновит Никиту. Далее, он получит назначение на работу где-нибудь в Европе, куда поедет уже с новой семьёй, и, пожив там какое-то время, они потихоньку исчезнут оттуда. И тогда, над их исчезновением, пусть хоть все спецслужбы голову сломают, хотя вряд ли их будут искать. Сейчас такая чехарда в правящих кругах, что им будет не до него. Поищут, конечно, но скорее так, для проформы. Вряд ли стоит волноваться на этот счёт, ведь он не владеет никакой секретной информацией, так, обыкновенный чиновник, а паспорта у них будут подлинными. Они объявятся где-нибудь в Канаде, языковых проблем у них не будет, оба, и он, и Ксюша, достаточно хорошо владеют английским, и уже через год другой будут говорить совсем как коренные американцы. Сидя за рулём, он ещё долго думал о предстоящих в их жизни переменах и домечтался до того, что даже представил себе Вику у них в гостях, хотя знал, что это уже перебор. Домой Шубин приехал, когда было уже совсем темно, и с удивлением обнаружил на кухне ужин для себя, хотя обычно горячим ужином его не баловали. Ему стало смешно. Когда-то он готов был на руках носить Ирину за любой знак внимания к нему, а теперь её забота не затронула никаких чувств в его душе. Ему было необходимо поговорить с Викой, но она уже спала, и он не стал её будить, решив отложить разговор до утра. Закрыв дверь кабинета на ключ, Иван Александрович занялся своими делами. Кабинет уже давно служил ему и спальней и гостиной одновременно, он привык к этой комнате, здесь все вещи были его давними знакомыми и друзьями. Работая с документами, он вдруг особенно остро осознал, что уже скоро его жизнь будет совсем иной. Оставив бумаги на столе, он подошёл к окну, и стал смотреть на великолепную, в море вечерних огней, Москву. Шубин любил этот город. После смерти Никиты он ушёл из военного училища и, несмотря на все протесты родителей, уехал в Москву. Поступил на завод учеником, работал, жил в общежитии, а по выходным подрабатывал грузчиком, отсылая дополнительно заработанные деньги матери Никиты, оставшейся после смерти сына и мужа одной, с двумя маленькими детьми. На заводе Ивана полюбили. Всем нравился этот работящий, молчаливый паренёк, который к тому же не пил и не попадал ни в какие скандальные истории. Начальство приметило его, и Иван получил от завода направление в институт. Вступительные экзамены на заочное отделение, он сдал хорошо. Ему даже предложили учиться очно, но он отказался. Институт он закончил с красным дипломом, получил квартиру в заводском доме. Карьера Ивана Шубина стремительно развивалась. Вскоре он стал мастером, а затем начальником цеха. На заводе появилось новое модное направление: выдвигать на руководящие должности молодые кадры, а он идеально подходил на должность перспективного, молодого, но уже с опытом работы, руководителя. Молодой, с незапятнанной биографией он был идеальным кандидатом на должность заместителя директора завода. Он женился на Ирине, когда ему не было ещё и тридцати. У него за эти годы, конечно, были увлечения, но все они были какими-то мимолётными, как-то случайно начинались и сами собой заканчивались. Он был завидным женихом, сам время от времени подумывал о женитьбе, но не встречал никого, с кем бы хотелось просыпаться в одной постели, есть за одним столом, чьи разбросанные на туалетном столике мелочи не раздражали бы его. И тут, во второй раз в его жизни появилась Ирина. Она сама позвонила ему, с просьбой помочь с гостиницей, пока она будет в Москве в командировке, но он, конечно же, пригласил её к себе, и даже заплатил соседке, чтобы та сделала у него генеральную уборку. Днём Ирина была занята, а вечерами он вёл её в театр или ресторан. Она благосклонно принимала его ухаживания, а он как мальчишка радовался этому. Через неделю Шубин сделал ей предложение, и Ирина приняла его. Отрезвление пришло спустя какое-то время после свадьбы. Ещё долго он пытался что-то выяснить, как-то всё изменить, но потом, осознав бесполезность этого занятия, с головой ушёл в работу. Теперь же он скоро освободится от неё. Когда-то, мысль о том, с каким удовольствием он выскажет всё, что накопилось в душе за эти годы, доставляла ему прямо-таки физическое наслаждение. Но теперь, после событий последних дней, понял, что не хочет этого, что все его чувства сошли на нет. Единственным желанием было скорей покончить со всем этим и если вспоминать, то, как о страшном сне. Иван Александрович лёг спать, но долго ещё не мог заснуть, в сотый, наверное, раз размышляя о том, что предстоит сделать в ближайшие дни. Утром он проснулся от запаха кофе.
– Забавно, – подумал он, – вчера блины, сегодня кофе. Глядишь, так и влюбится в меня. Эта мысль так развеселила его, что он решил не игнорировать старания Ирины и пойти позавтракать. Но оказалось, что его добрые намерения не будут оценены: на кухне возилась Вика. С виду она была вполне спокойна, и если бы не тёмные круги под глазами и осунувшееся лицо, он бы подумал, что она и думать забыла о своих неприятностях. За завтраком они поговорили о погоде, о новом спектакле во МХАТе, о соседской кошке, которая повадилась ходить к ним в гости через балкон. Потом он спросил где Ирина, и Вика ответила, что мама поехала заказывать для неё костюм. Платье, в котором она будет в ЗАГСе, уже привезли, но для церемонии в посольстве нужен костюм. Иван Александрович внимательно всматривался в лицо дочери, уж очень было подозрительно её спокойствие. Зная, о её нынешнем душевном состоянии, и учитывая особенности характера, он ожидал совсем другой реакции. Вика выглядела немного заторможенной, но очевидно это был результат употребления успокоительного.
Она проспала почти весь день накануне, ночь, и проснулась рано утром. Сама приготовила завтрак: кофе и гренки с сыром. Пока отец спал, ей нужно было чем-то занять себя, а готовить ей нравилось. Руки были заняты приготовлением завтрака, а в голове кружились грустные, как серые птицы мысли. Всё утро она думала о том, как убедить отца в невозможности брака с совершенно чужим для неё человеком. Если ей, по его мнению, так необходимо уехать, то она уедет с Максимом. Она уговорит его. Не может ведь он совсем не любить её. И никто другой не будет любить его так сильно как она! В этот момент Вика совсем забыла о разговоре с Максимом в кафе возле больницы, и действительно верила в то, о чём думала. Она села за стол и устремив взгляд в окно, долго сидела так, ничего вокруг не замечая. Сейчас Вика напоминала дом, в котором кипят свои страсти. Но окна закрыты, шторы опущены, и никто из прохожих даже не догадывается, что дом обитаем. Голос отца вывел её из раздумий:
– Вика, Герман вчера приехал. Он хочет, наконец, познакомиться с тобой поближе. Я думаю пригласить его к нам сегодня вечером, и уже завтра начну заниматься оформлением всех документов. А в день твоего рождения мы представим его родственникам и знакомым. Ни у кого не должно возникнуть никаких сомнений, что вы едва знакомы, все должны думать, что вы давно знаете и любите друг друга.
Дочь затравленно посмотрела на него: – Папа, я тоже хотела с тобой поговорить. Я не могу, понимаешь, не могу выйти за него замуж. Если мне нужно уехать, давай я уеду с Максом. Он согласится, я обязательно уговорю его – она умоляюще смотрела на него, а он никак не мог прийти в себя от изумления.
– Вика, ты в своём уме? Ты что, забыла, что из-за тебя погиб человек, что тебя разыскивает милиция? Вы расстались с Максимом не потому, что мне так захотелось, а потому что он не любит тебя. Сейчас тебе нужно думать о своей безопасности, а не сходить с ума из-за неудавшегося романа.
Он знал, что делает ей больно, но знал также, что лучше быстрей покончить с иллюзиями, не затягивать этот процесс. Она должна понять, что это не шуточки, а настоящая жизнь, где нужно уметь смотреть правде в глаза.
– Если у тебя ничего не получится с Германом, ты всегда сможешь развестись, но сейчас ты выйдешь за него замуж. Здесь я ничем не смогу помочь тебе, а там тебя искать не станут.
Вика подняла на него глаза, и ему стало не по себе. Такой обречённый взгляд он видел только однажды, у лежащей посреди проезжей части, дворняги. Собака умирала, он сразу это понял, и этот собачий взгляд Шубин запомнил на всю жизнь. А теперь, ту же обречённость, он увидел в глазах своей дочери.
– Прошу тебя, обдумай всё ещё раз и постарайся понять, что всё делается для твоего же блага, – уже мягче сказал он. Я не хочу принуждать тебя, но другого выхода нет. Выехать за рубеж одна ты, конечно сможешь. Но выйдя замуж за Германа, ты станешь гражданкой страны, в которой у тебя будут совершенно другие возможности. Вика молчала, всё, что она напридумывала это утро, оказалось иллюзией. Волна ненависти поднялась в ней, уничтожая всё то хорошее, что ещё оставалось в душе. Она смирится сейчас и сделает всё, что он требует, но как же они все потом пожалеют о том, что сделали с ней! Они ещё получат своё, особенно отец. Она найдёт способ причинить ему боль, причём за его же деньги. Макса она тоже получит, нужно только подождать. Потом он сам будет умолять её остаться с ним. Теперь Вика была совершенно спокойна.
– Хорошо папа, больше мы к этому возвращаться не будем. Я сделаю всё, как ты скажешь – с этими словами она ушла в свою комнату, померить привезённое накануне свадебное платье, а Иван Александрович остался сидеть на кухне, пытаясь понять, что послужило причиной такой неожиданной сговорчивости дочери. Не сомневаясь ни на минуту, что рано или поздно ему удастся уговорить её уехать, он всё же был удивлён Викиным спокойствием. И хотя, такая реакция настораживала, он всё же был доволен отсутствием признаков истерии, окончательно решив для себя, что в данном случае врачи просто перестраховались.
Все эти дни Елизавете Андреевне не давала покоя мысль о предстоящем замужестве Вики, девушки, которую она уже привыкла считать своей невесткой и с чьими родителями успела уже мысленно породниться. Хорошо разбираясь в людях, она не верила в роковую страсть к неведомому иностранцу, и к тому же хорошо помнила, какими глазами Вика смотрела на её сына. Такое нельзя сыграть. С Ириной Сергеевной она встречаться не станет, а вот встреча с Викой под предлогом вручения подарка ко дню рождения вполне реальна. Договорившись о встрече на Пушкинском бульваре, Елизавета Андреевна позвонила на работу и впервые за десять лет попросила один день за свой счёт. Для подарка она выбрала золотую цепочку с Викиным знаком зодиака, которую собиралась преподнести от имени сына. Подарок, конечно, пустяк, но кто знает, может, когда-нибудь он принесёт свои плоды. Елизавета Андреевна хорошо помнила теорию физических явлений, и знала, если в воду бросить камень, то круги от него ещё долго будут расходиться по воде. Приехав на место встречи, Елизавета Андреевна увидела, что Вика ждёт её на скамейке возле памятника Пушкину. Никаких особых следов волнения на её лице, несостоявшаяся свекровь не обнаружила, и это немного задело. Но, увидев, как радостно сверкнули Викины глаза, при виде «подарка от Максима», успокоилась. Она попыталась осторожно выяснить насчёт замужества, но в ответ услышала только самые общие фразы о том, что с Германом Вика знакома давно, что, он несколько раз звал её замуж, но она не соглашалась. А теперь, раз уж Максим не хочет связывать с ней свою жизнь, она решила не отказывать ему. Елизавета Андреевна грустно повздыхала, посетовала на своего непутёвого сына, который не стоит такой чудной девушки, и попросила Вику не забывать её. На прощание они даже обнялись, и когда Вика сказала, что будет изредка писать ей, пообещала подробнейшим образом отвечать на её письма.
Уже два дня Максим не выходил из отделения, урывками спал и опять спешил в реанимацию, каждый раз надеясь, что его знакомая незнакомка пришла в себя, но к вечеру третьего дня, был буквально изгнан из больницы, едва Ольга Васильевна увидела его бледную физиономию и красные от недосыпа глаза.
– Ольга Васильевна, ну а вдруг она очнётся, когда меня не будет?
– Обещаю вам, Максим Владимирович, – улыбаясь, сказала она, – когда ваша девушка придёт в себя, вы узнаете об этом первым. Но, пока вы не отдохнёте, я запрещаю вам появляться на территории клиники. Ещё одна жертва усталости или невнимательности нам здесь совершенно ни к чему.
Несмотря на усталость, домой идти не хотелось. Он решил пройтись по дворам расположенным возле того места, где столкнулся с девушкой, справедливо рассудив, что нужная информация скорее найдётся не в ЖЭКе, а у старушек на лавочках, от бдительного ока которых, вряд ли укроется обладательница таких красивых рыжих волос и необычного акцента. Но помогла ему не бдительная старушка, а серьёзный, маленький человечек лет десяти. Увидев, играющих в футбол, мальчишек он подошёл к ним. Игра шла во дворе жилого дома, на маленьком, не занятым автовладельцами пятачке. Лакомым кусочком, расположенным прямо посреди двора нельзя было пользоваться из-за высокого бордюра, и мальчишки, вовсю использовали это незанятое пространство. Ворота они соорудили из кирпичей, а мячом служила консервная банка. Юные футболисты играли с таким азартом, что Максим невольно остановился понаблюдать за ними, подумав, что совсем недавно, он также гонял с пацанами в футбол и точно так же как они кричал на весь двор: -«Куда бьёшь, мазила?»
Игра уже давно шла на другой стороне поля, и маленький вратарь слонялся без дела возле своих импровизированных ворот. Мальчишка понравился ему и, решив попытать счастья, Максим обратился к нему со словами: – Послушай, ты давно здесь живёшь?
Мальчик внимательно посмотрел на Максима и немного подумав, ответил: – Мама говорит, что нельзя разговаривать с незнакомыми людьми. А вдруг вы бандит?
– А что, я похож на бандита? – спросил он мальчишку.
– Вообще-то нет, но я ведь всё равно не знаю вас, значит, и разговаривать мне с вами нельзя.
– Железная логика – пробормотал Максим и предложил: – А если познакомимся ты сможешь поговорить со мной?
– А зачем? – спросил мальчик.
–Что зачем? – не понял Кирилл.
–Зачем мне с вами говорить?
– Затем, что мне нужна помощь, а ты, я думаю, можешь мне помочь. Такое объяснение, мальчика, по-видимому, удовлетворило, и он, поправив на носу очки, приготовился внимательно слушать. Максим едва сдержался, чтобы не рассмеяться, уж очень забавным был юный футболист.
–Я ищу одного человека – начал он, но мальчик перебил его.
– Мы не познакомились.
–Что? – не понял Максим.
– Мы с вами не познакомились, значит, не можем разговаривать – ответил мальчик. Максим в сердцах не слишком лестно мысленно обозвал себя и, протянув руку, со всей серьёзностью представился:-Ракитин Максим Владимирович.
В ответ, мальчик протянул свою ладошку, и чуть смущаясь, ответил:
– Меликов Георгий Алексеевич. Очевидно, так по взрослому он представился впервые, и собственное имя в таком варианте было ему непривычно, поэтому, подумав ещё немного, он добавил: – но можно просто Гоша.
– Ну, Гоша так Гоша. Приятно познакомиться. Значит так, Гоша, я ищу одного человека, – начал во второй раз Максим, – это девушка, у неё красивые, рыжие волосы и она говорит по-русски не так как мы с тобой, а немного необычно. Я думаю она живёт где-то здесь неподалёку. Может быть, ты знаешь её? Гоша сначала удивлённо посмотрел на него, а потом его лицо расплылось в улыбке.
– Это Полину Яновну вы ищете, сказал он. Мою соседку. Только она уехала куда-то, даже мама не знает куда, а у меня контрольная по английскому. Она мне всегда всё объясняет. А теперь её нет и помочь некому. А вы не можете мне помочь? – спросил Гошка и с надеждой посмотрел на Максима.
– Нет, брат, не могу, я в школе немецкий учил – ответил он. Гошка тяжело вздохнул, а потом предложил: – Давайте я вас к маме отведу, может она поможет? Взяв ранец, он крикнул друзьям, что уходит, и они с Максимом отправились к нему домой. Подъезд дома был на удивление чистым, а лифт, как ни странно, вполне исправным и тоже чистым. Подойдя к двери, Гоша снял с шеи шнурок, к которому были привязаны ключи от квартиры, и принялся возиться с замком.
– А что, дома никого нет? – спросил Максим.
– Мама дома, но она не любит, когда её отрывают от работы, ответил мальчик. Она работает в институте, преподаёт матанализ. Видно было, что Гошка страшно гордится своей мамой, и ему доставляет удовольствие произносить такие взрослые слова как «матанализ». Мама действительно была дома. Выйдя в прихожую с книгой в руках, она продолжала делать в ней какие-то пометки, не замечая ни сына, ни его спутника. Ни на секунду не отрываясь от работы, она произнесла: – Котлеты на плите, суп в холодильнике. Если, не хочешь есть, то хоть кефир выпей.
– Мама, оторвись на минуточку, – попросил Гошка. У нас гость. Гошина мама подняла глаза от своих бумаг, и с удивлением посмотрела на Максима. Несколько секунд она молчала, потом Гошиным движением поправила волосы и, взглянув таким же вопрошающе – серьёзным, как у сына, взглядом, произнесла:
– Как это я вас не заметила?
Максим представился. Женщина улыбнулась в ответ и сказала, что её зовут Лия, можно без отчества, потому что оно у неё ужасно трудное, да и вообще она любит, чтобы дома её звали просто по имени. Максим подумал, что Гошина мама совсем не похожа на маму вообще, а на преподавателя ВУЗа тем более. Маленькая, худенькая, с волосами собранными в «хвост», в джинсах и маечке, она совсем не вписывалась в общепринятый образ преподавателя. По его меркам она тянула максимум на студентку, и походила больше на Гошину старшую сестру, но никак не на маму. Максим рассказал о своих поисках, и Лия подтвердила, что знает девушку, которую он ищет.
– Они не так давно живут здесь, Полина и Лариса Николаевна. Правда, Ларисы Николаевны не будет ещё около двух недель, а вот куда Поля исчезла, ума не приложу, даже не предупредила меня, что уезжает, ключи не оставила. Я ведь, в милицию хотела уже обращаться, да решила подождать ещё немного, вдруг объявится.
Выдав информацию незнакомому человеку, Лия, наконец, поинтересовалась, почему он интересуется её соседями.
–Вы только не волнуйтесь, Лия. Сейчас я вам всё объясню. Несколько дней назад, недалеко отсюда, я познакомился с рыжеволосой девушкой, но не успел узнать ни её имени, ни фамилии. В этот же день её сбила машина, и теперь она находится в реанимации той самой больницы, где я работаю. Ей сделали операцию, но она ещё не пришла в себя.
–О Господи, – воскликнула совершенно потрясенная Лия. – Как же это так? Надо как-то Ларисе Николаевне сообщить, она оставила мне номер телефона, где её искать в случае чего, но я не помню, куда его записала.
– Мама, – вмешался Гоша, – ты записала его на обложке «Теории вероятности». Ну, взрослые, – обратился он к Максиму, – никогда, ничего не помнят.
–Гошка прав, кажется, я действительно записала его в «Теорию», но она осталась на кафедре и я только завтра смогу забрать её оттуда.
– Успокойтесь Лия. Несколько часов всё равно ничего не решат, а завтра Полина, если это конечно и в самом деле она, может быть уже придёт в себя.
– Подождите, – обрадовалась Лия, – а вдруг мы и вправду говорим не о той девушке, может, Поля просто уехала куда-нибудь, а мы здесь зря с ума сходим. Сейчас я покажу вам её фотографию, и тогда мы будем знать точно, она это или нет.
Максим сразу её узнал. На снимке она сидела, поджав по себя ноги, а на коленях у неё удобно уместился невзрачный, явно помойного вида, кот.
– Это Полина Яновна и наш мистер Икс, мама так его назвала, потому что он неизвестно какой породы, – сказал Гошка, – и фотографировал я, когда мама нас после урока позвала чай пить.
– Можно я возьму её с собой? – спросил он, и Лия с Гошей как по команде кивнули в знак согласия. Ещё Лия спросила, когда можно навестить Полину, но он ответил, что пока она находится в реанимации, посещения разрешены только самым близким родственникам, но как только она придёт в себя, он им сообщит.
Провожая его, Лия чуть не плакала: – даже не представляю, как Ларисе Николаевне всё рассказать. Несколько лет назад, вместе со своим экипажем и пассажирами, разбился её муж, отец Поли, а теперь вот дочь под машину попала. Только знаете, немного странно всё это. Поля ведь в Минске выросла, а это вам не Москва. Там, если загорается «красный», никому и в голову не придёт переходить через дорогу, даже если вокруг нет ни одной машины. У Поли это настолько вошло в привычку, что она, даже если и опаздывала, всё равно очень аккуратно переходила дорогу.
Прощаясь, Максим записал в какой больнице находится их соседка и как его самого там найти. А также пообещал позвонить утром, чтобы сообщить о её состоянии.
Дома, в своей комнате, он ещё долго рассматривал девушку на фотографии. Ему казалось, что, несмотря на свой серьёзный вид, она едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. Максиму понравилось её имя. Он несколько раз произнёс его вслух, как бы пробуя на вкус и привыкая к звучанию, и уже засыпая, подумал, что раз он смог так быстро узнать кто она, то всё у них будет хорошо. Похоже сама судьба взяла дело в свои руки, иначе как объяснить, что первый же человек, к которому он обратился, оказался её знакомым? Ощущение счастья не покидало его всё утро, и он ничуть не удивился, когда утром в больнице ему сообщили, что ночью, Полина, наконец-то пришла в себя. Глядя на взволнованное лицо Максима, Елена Сергеевна поспешила успокоить его: – Олег Евгеньевич сегодня всю ночь от неё не отходил, проверил реакцию на рефлексы, всё нормально. Ну а позже, Бог даст, переведём вашу красавицу в интенсивную терапию, а там и до дома не далеко.
Поблагодарив старенькую докторшу, Максим бросился к лифту и через минуту уже был в реанимации. Потихоньку подойдя к её кровати, он увидел, что девушка спит. Внимательно посмотрев на её лицо, он с удовлетворением отметил, что сегодня она выглядит намного лучше, исчезла, так напугавшая его накануне мертвенная бледность, порозовели губы. Вдруг, будто почувствовав, что он смотрит на неё, девушка открыла глаза. Максим так долго ждал когда она очнётся, что сейчас не мог и слова вымолвить, стоял и молчал как чурбан. Увидев его, она чуть улыбнулась и еле слышно прошептала: – Хочу апельсин. Потом повернула голову вбок, и опять заснула.
Выйдя с совещания, Елизавета Андреевна почувствовала, что если услышит ещё одно замаскированное под соболезнование замечание в свой адрес, нервы её не выдержат. Совещание, посвящённое представлению нового заместителя директора начальникам отделов, длилось больше двух часов, и в течение всего этого времени она была вынуждена непринуждённо улыбаться тому, кто занял место, которое она уже считала своим. Ей потребовалась вся её сила воли, чтобы не показать, как сильно она уязвлена. Но было в этой ситуации и то, что хоть немного порадовало: на эту должность взяли человека со стороны, а не из их «крысятника». К тому же с этим человеком она когда-то училась в институте, и он даже пытался ухаживать за ней. Тогда их роман закончился, не успев начаться. Узнав о том, что её ненаглядный Эдюсик встречается с девочкой из провинции, его мама Мария Триадьевна сделала всё возможное, чтобы пресечь роман в самом зародыше. Согласно её логике, их отношения подходили под классическую схему: «захват маминого, невинного сыночка ради прописки и квартиры», а этого она никак не могла допустить. Лиза была даже рада тогда, что не пришлось рвать отношения самой. К Эдику она была равнодушна, но, зная, кто его папа, и какие, у этой семьи связи, предпочла остаться в его глазах пострадавшей стороной.
Вот и сегодня, встретившись с ним взглядом, поняла, что Эдик всё помнит и чувствует себя, немного даже виноватым перед ней. В течение часа, что Елизавета Андреевна наблюдала за ним, она размышляла о том, как этот Эдик не похож на того, которого она помнила. В институте он был самым худым студентом, ходил, ссутулившись, а вещи, хоть и дорогие, на нём выглядели так, будто он спал в них. Она мысленно прикинула, что весит он теперь как минимум около девяноста килограмм, от сутулости не осталось и следа, но самое главное, исчез взгляд, что так раздражал её в студенческие годы: преданный, со слезой как у сенбернара. Сейчас перед ней был интересный, уверенный в себе мужчина, и она с удивлением подумала, что таким он ей очень даже нравится. Ей стало интересно, благодаря чему произошла такая метаморфоза, кто его жена и есть ли у него дети. Эти мысли не оставили её и в кабинете. Занимаясь текущей работой, она всё продолжала думать о нем, пока не раздался звонок и в трубке не прозвучал голос секретарши: – Елизавета Андреевна, пожалуйста, спуститесь вниз, к вам сын приехал. Появление Максима у неё на работе, было чем-то из ряда вон выходящим, поэтому за одну только секунду у неё в голове прокрутились практически все варианты различных по степени тяжести кошмаров. Не став дожидаться лифта, она помчалась вниз, и на лестнице с ней случилось то, что принято называть последней каплей. Не замечая никого вокруг, она столкнулась со своим новым начальством. Да как столкнулась! Поскользнувшись на скользких мраморных ступеньках, Елизавета Андреевна почувствовала, что падает, но вместо того, чтобы упасть на пол, упала прямо в объятия Эдуарда Григорьевича Ключевского, да ещё и на глазах его многочисленной свиты. Наскоро пробормотав извинения, она помчалась дальше, изо всех сил стараясь удержать, готовые вырваться наружу слёзы. Добежав до проходной и увидев улыбающегося Максима, она почувствовала, что готова разрыдаться.
– Что случилось? – схватив сына за руку, почти закричала она.
– Мам, да что с тобой? – удивился Максим. Ты на себя не похожа.
– Со мной всё в порядке, просто испугалась. Ты ведь никогда не приезжал ко мне на работу, вот я и подумала, не случилось ли чего.
– Но что может случиться? Что за ужасы ты напридумывала?
Елизавета Андреевна грустно улыбнулась. – В молодости, сынок, любая неприятность, даже самая большая, выглядит как маленький пустячок. Я ещё помню это состояние души, когда мне всё было нипочём. Но в моём возрасте, даже самая маленькая неприятность, таит в себе непредсказуемые последствия. Ладно, не обращай внимания, просто у меня день сегодня тяжёлый, вот и мерещатся всякие ужасы. Так что, всё-таки, привело тебя ко мне? – вновь спросила она у сына.
– Мам, мне деньги нужны, можешь помочь? – Только мне много надо. Я потом отдам, обещаю.
– А что за срочность? Кто-то заболел?
Зная свою мать, Максим прекрасно понимал, что стоит заикнуться о том, зачем нужны деньги, она как клещ вцепится в него и не отпустит, пока не узнает все подробности. Это совершенно не входило в его планы и поэтому, он решил подтвердить ею же сказанное:
– Да, и я обещал помочь.
– Ну, хорошо, если это действительно так важно и срочно, то подожди меня здесь – сказала она сыну – я вернусь минут через десять.
– Но что всё же произошло? – вернувшись, обратилась она к сыну.
– Мамочка, я тебе потом всё расскажу. А сейчас нужно бежать, меня ждут. Максим умоляюще посмотрел на мать. Отказать, когда он смотрел на неё таким взглядом, она не могла. В такие минуты Елизавета Андреевна готова была луну с неба достать. Ласково улыбнувшись, она потрепала его по голове: – ну, беги, спасай, добрый самаритянин.
Поцеловав мать, Максим помчался обратно в больницу, а Елизавета Андреевна вернулась на работу. Она уже вполне пришла в себя после всех сегодняшних переживаний, когда к ней в кабинет вошёл бывший Эдюсик, а теперь Эдуард Григорьевич Ключевский.
– Ну, здравствуй, Лиза – ещё раз поздоровался он.
Елизавета Андреевна чуть улыбнулась и ответила ему в тон: – ну, здравствуй, Эдик.
Ключевский рассмеялся: – А ты всё такая же, совсем не изменилась, даже ещё красивей стала. Всё что угодно ожидал сегодня, но только не встречу с тобой. Знаешь, я и в самом деле очень рад тебя видеть, а ты меня, скорее всего, нет.
–Почему? – удивилась она.
– Мне сказали, что на эту должность хотели назначить Ракитину Е. А.. Но я не знал, что это ты, и получилось, что, дав согласие, я отнял это место у тебя.
– Ерунда, выброси из головы. Я действительно немного расстроилась сначала, но потом муж и сын убедили меня, что будет лучше, если я останусь на своей прежней должности. Я и так домашних почти не вижу, а добейся своего, они вообще забудут, как я выгляжу.
– Ну, такую женщину как ты, вряд ли кто забудет. Мне вот, например, не удалось.
– Пожалуйста, Эдик, не смущай меня. Лучше расскажи, как жил все эти годы.
Эдуард Григорьевич сел в стоящее у окна удобное, глубокое кресло. Она видела, что он немного нервничает, но не стала ни о чём спрашивать, сделала вид, что не замечает его повышенной нервозности.
– Понимаешь, Лиза, – не тратя время на церемонии, начал он, – получается, что я два раза сильно обидел тебя. Один раз в юности, послушавшись свою маму, второй раз, отняв, правда, не подозревая об этом, должность на которую ты претендовала. А ты мой первый зам, нам работать в тесном контакте, вот, я и хочу расставить все точки над «i».
Глядя на его серьёзное лицо, Елизавета Андреевна в который раз подивилась мужской самонадеянности и самовлюблённости, но не подала и виду, насколько это её рассмешило. Напротив, ласково улыбнувшись, она ещё раз заверила, что никаких обид ни за прошлое, ни за настоящее на него не держит и тоже искренне надеется на нормальные, полные взаимопонимания, рабочие отношения.
– Спасибо, Лиза. Я всегда знал, что ты удивительная женщина. Если бы не моя мама, ни за что не бросил бы тебя тогда, но ты ведь знаешь, у неё всегда было очень слабое здоровье, а тогда ещё и с сердцем проблемы начались.
Сделав вид, что поперхнулась кофе, Елизавета Андреевна еле сдержала готовый вырваться наружу смех. Даже для Эдика это уже было слишком. Абсурд какой-то, подумала она, но, кажется, он и в самом деле до сих пор не понял, что, собой представляет его мамочка.
А он, пройдя неприятную для него фазу разговора, расслабился. Из глаз исчезла настороженность, и теперь перед ней был уже не большой начальник, а обыкновенный мужчина, радующийся возможности поговорить с красивой женщиной, в которую был влюблён когда-то, и вспомнить вместе с ней неповторимые студенческие годы.
– Несколько лет после института, я работал в «Агропромэкспорте», а потом, отец нашёл для меня местечко в нашем торговом представительстве в Канаде. Но чтобы уехать туда, нужно было жениться. Вот родичи и подсуетились, быстренько нашли мне невесту, а следом и свадьбу сыграли. Знаешь, когда мы с тобой расстались, я ни на ком жениться не хотел. Были, конечно, женщины, но не для совместной жизни. А с Милой всё получилось более чем удачно, я даже не думал, что такое возможно. После Канады мы несколько лет жили в Америке, там у нас родились близнецы, мальчики. Я, как ни старался, не смог до конца преодолеть языковой барьер, а они по-английски говорят лучше даже чем по-русски. В сентябре определил их в лучшую в Москве школу, так учителя за голову хватаются, мои «бандиты» их через слово поправляют. Ну, вот, собственно и всё. А как ты?
–У меня всё гораздо проще. Муж врач. Сын на следующий год оканчивает институт, тоже будет врачом, хирургом. Я как видишь, здесь. После института вышла замуж, ребёнок родился. Работала то в одном банке, то в другом, потом сюда попала. Всё просто и не очень интересно.
– А это случайно не твой сын приходил к тебе сегодня? Я видел из окна. Красивый такой, высокий парень? У Елизаветы Андреевны потеплело на душе. Максима она любила безумно и любая похвала в его адрес, была для неё самым лучшим в мире подарком.
– Да, это был мой сын, Максим. Похож на меня, правда?
–Очень похож. Мои мальчишки тоже на мать похожи. Только глаза говорят у них мои.
Услышав это, Елизавета Андреевна подумала, что дай Бог, чтобы у них были глаза Эдика-завоевателя, а не Эдика-сенбернара.
– Расскажи мне про Америку – попросила она его.
– Тебе о стране или об американцах?
– Помнишь, у Чехова: «Москва и москвичи? Давай по тому же принципу: «Америка и американцы», а то я не совсем представляю, как можно отделить одно от другого.
Он начал рассказывать, но она почти не слушала, вспоминала его маму.
Мамочка Эдика слыла грозой всех провинциальных невест в их институте, но такого приема, какого удостоилась Лиза, не удостаивался никто ни до, ни после неё. В принципе, ей было абсолютно всё равно, как мама Эдика отреагирует на её появление. Просто было любопытно посмотреть на женщину, о которой однокурсницы слагали легенды. Лизу, Мария Триадьевна встретила очень приветливо и даже пригласила выпить кофе с пирожными, но потом, услышав, каким, заикающимся от волнения голосом, разговаривает с ней её сын, схватилась рукой за сердце, которое у неё почему-то оказалось с правой стороны, и, рухнув в кресло, прошептала драматическим шёпотом: – Эдюсик, «скорую», скорее!
Всё это было ужасно наигранно, но к её удивлению, Эдик отнёсся к маминому полуобмороку вполне серьёзно, и что есть сил, помчался к расположенному через дорогу пункту скорой помощи. Она тоже хотела уйти вслед за ним, но, в этот момент, убедившись, что сына нет дома, Мария Триадьевна открыла глаза и заговорила нормальным, абсолютно здоровым голосом:
–Вы даже не представляете милая девушка, как я вас понимаю. Сама когда-то приехала сюда без гроша в кармане, и, вдоволь помоталась по Москве, снимая углы, пока не вышла замуж за Григория Ефимовича. Эдик, без сомнения, прекрасная партия для вас, но вы его не получите. Так что не тратьте время зря, поищите другую жертву.
– Вы гениальная мама. Никогда раньше не думала, что для достижения своей цели можно использовать такие вот дешёвые приёмы, и ведь Эдик кажется, безоговорочно верит в то, что вы и в самом деле тяжело больны.
– Вполне возможно, что когда-нибудь и у вас, милочка, родится сын, и ещё неизвестно, на что пойдёте вы, если на него положит глаз какая-нибудь смазливая провинциалочка.
Может из-за того, что её назвали «смазливой провинциалочкой», а может потому, что так жалко вдруг стало безоговорочно верящего матери, Эдика, Лиза разозлилась окончательно, и глубоко вздохнув, быстро выложила любящей мамочке всё, что думает о ней, и о её сыне. К её удивлению, мнимая больная не впала в истерику, не затопала ногами и не выгнала её вон. Мария Триадьевна внимательно посмотрела на Лизу и…пригласила бывать у неё, когда сына не будет дома. И Лиза бывала. Более того, между ними возникли довольно своеобразные дружеские отношения, и когда в институте началось распределение, именно Мария Триадьевна помогла ей устроиться на хорошую работу в Москве.
–Лиза, да ты, кажется, не слушаешь меня? – прервал её воспоминания Эдуард Григорьевич.
– Слушаю, конечно слушаю. Но давай об этом как-нибудь в другой раз поговорим. А сейчас лучше о маме своей расскажи. Как она, жива?
– Почему ты вдруг вспомнила о моей маме? Мне казалось, у тебя остались не самые приятные воспоминания о ней.
– Не говори ерунду, Мария Триадьевна удивительная женщина. Так что с ней?
–Да знаешь, всё нормально. Она круглый год живёт на даче. Папа умер три года назад, и с тех пор она не хочет жить одна в Московской квартире. Сейчас мои тоже там. А хочешь, поезжай к ней на выходные, бери сына, супруга. Я тебя с женой познакомлю. Думаю, и мама будет тебе рада. Она кстати часто меня спрашивала о тебе, но ты куда-то пропала, даже на звонки не отвечала.
Елизавета Андреевна улыбнулась: – Спасибо за приглашение Эдуард Григорьевич. Я действительно навещу как-нибудь Марию Триадьевну, но вряд ли получится познакомить членов наших семей. Мой муж не вылезает из больницы, а у сына своя жизнь. Да и вашей жене вряд ли доставит удовольствие, знакомство с былым увлечением супруга.
–Да, подумав, – ответил он, кажется, ты и в самом деле права. Ну, если уж не получится дружить семьями, будем надеяться, что, по крайней мере, на работе, наше прошлое не будет мешать настоящему. Елизавета Андреевна намеренно перешла на «Вы» и перевела разговор, а он с готовность подхватил её инициативу и теперь перед ней вновь был не бывший влюблённый однокурсник, а расчётливый, хладнокровный, уверенный в себе мужчина, её начальник. Поблагодарив за кофе, Эдуард Григорьевич встал чтобы покинуть кабинет. По его виду она сразу поняла, что он всё же немного уязвлён отказом, но с присущей практически всем мужчинам самоуверенностью, отнёс его на счёт женских обид.
О Господи, подумала Елизавета Андреевна, если бы он знал, что я о нём думаю, тут же меня уволил бы. Ну откуда в мужиках столько самоуверенности? Распрощались она довольно сдержанно и уже стоя в дверях, он попросил её поторопиться с отчётом. Услышав эту просьбу, Елизавета Андреевна поняла, что минута откровения прошла и вряд ли повторится. Это её обрадовало. Каким бы привлекательным мужчиной он не был сейчас, оба они помнили о неприятных моментах, что когда-то были в их прошлом, и будет лучше, если отношения между ними не будут выходить за рамки рабочих. Проводив, Елизавета Андреевна углубилась в свои бумаги, что целой горой лежали у неё на столе. На понедельник у неё были назначены два совещания, к которым нужно было подготовиться, а также необходимо было решить несколько производственных вопросов. Она работала, а мысли всё равно уносили её на двадцать и более лет назад, не давая сосредоточиться на работе. В жизни её всё складывалось довольно удачно. Она сделала прекрасную для женщины карьеру. У неё был хороший муж, который её любил, и которого она, быть может, и не сильно, но любила и, конечно же, уважала, и с которым её очень многое связывало. Чудесный сын, единственным недостатком которого, по её мнению, была лишь частая смена подружек. Но отчего-то тоскливо ей было сегодня. Даже работа не могла отвлечь, хотя раньше это было идеальным средством от грустных мыслей. Она вдруг почувствовала, что ни минуты не сможет больше остаться в своём кабинете. К счастью часы показывали конец рабочего дня и поэтому, она могла с чистой совестью уйти на все четыре стороны. Домой не хотелось. Муж предупредил, что, скорее всего, задержится, а на совместный вечер с сыном можно было даже и не надеяться. Поэтому она позвонила лучшей подруге Кате и пригласила её в ресторан, но в процессе разговора выяснилось, что Катерина никуда идти не может, так как покрасила волосы и сидит теперь с замотанной в целлофан, головой.