Зеркало ее сновидений Дональдсон Стивен

6. НЕСКОЛЬКО УРОКОВ

Свободной рукой она шарила по сторонам, пытаясь за что-нибудь уцепиться. Но слепящее солнце снова и снова вспыхивало перед ее глазами; она не видела, за что можно ухватиться. Затем она почувствовала холодный камень хода, холодный воздух дохнул на нее из невидимых глубин. Хэвелок замедлил движение, позволяя ее ногам ощутить ступеньки.

Аргус и Рибальд, наверное, с удовольствием спасли бы ее от этого безумца. К несчастью, дверь ее была заперта на засов, и у нее не было времени позвать на помощь.

Зрение ее быстро пришло в норму: стекло Хэвелока не причинило ей существенного вреда. Через мгновение она перестала задевать о стены, перестала соскальзывать со ступенек. Знаток тянул ее изо всех сил, но она уже могла немного контролировать движение.

Его стекло освещало путь, по которому они шли, и дорогу, которая ждала их впереди. Ход был узким и низким; будь она повыше, ей пришлось бы частенько нагибаться. Здесь было множество резких поворотов, а также ответвления через каждые десять-пятнадцать футов пути. Можно было предположить, что ответвления ведут к другим потайным ходам, в другие помещения и палаты. Но главный ход продолжал спускаться вниз.

Отсутствие паутины и слоев пыли свидетельствовало о том, что местные обитатели частенько пользовались этими каменными тоннелями.

Воздух становился все холоднее, а Знаток Хэвелок продолжал тянуть ее за собой.

Непривычные к таким усилиям, ее колени задрожали. Она чувствовала, что ее тянут вниз по лестнице уже долгое время, когда наконец-то Знаток Хэвелок достиг массивной окованной стальными полосами деревянной двери, преградившей им путь. Она была оставлена незакрытой; но он не спешил открывать ее. Вместо этого он притянул Теризу к себе поближе и тут ослабил хватку.

Освещая дверь и каменные блоки стен, свет искажал черты его лица тенями, придававшими ему смешное выражение.

— Самое главное — это игра в перескоки, — настойчиво прошептал он, — все остальное не имеет значения.

Жесты и шепот — и свет потух. Во внезапно наступившем мраке она услышала, как зашуршала его хламида, когда он засовывал стекло обратно в карман. Затем он толкнул дверь и шагнул в свет ламп впереди, не обращая внимания, следует ли она за ним.

Из дверного проема она взглянула на большую прямоугольную комнату.

Она была обставлена — и захламлена — как некоего рода лаборатория. В центре вниз спускался высокий массивный пилон, темный серый камень, не согретый и не украшенный коврами или резьбой. Вдоль пилона стояло несколько столов, одни походили на мольберт художника или кульман чертежника; другие были плоскими, заваленными бумагой и свитками пергамента. Возле столов в ожидании застыли скамьи, но многие из них использовались для складирования книг или множества пачек каких-то бумаг. Пол под столами был покрыт пылью. Напротив Теризы находился проход, очевидно, ведущий в другие комнаты. Рядом с проходом стояла кровать с мятым, рваным, серым от грязи бельем. Подушки на ней не было.

Свет шел из ламп, развешанных вдоль стен и на пилоне. Он ярко освещал две стены, более всего привлекших внимание Теризы.

У одной стоял стол с двумя стульями и шахматной доской. Все они были изукрашены по меньшей мере так же богато, как и те, которыми пользовался король Джойс. Но на доске не было ни одной шашки.

А вторая стена была отмечена рядом дверей, похожих на ту, через которую вошел сюда Хэвелок. Все они были окованы железом и снабжены массивными засовами. Орисон, догадалась Териза, должно быть, весь был пронизан потайными ходами, словно сыр.

Совершенно игнорируя ее, Знаток направился к доске, сел, повернувшись к Теризе спиной, и согнулся над доской, словно поглощенный игрой.

Териза прокашлялась, собираясь заговорить, и замерла. Они со Знатоком Хэвелоком были не одни. Человек, которого она почему-то до сих пор не замечала, повернулся на скамье, ставя локоть на стол перед собой и подпирая щеку рукой.

— А вот и вы. — Он был одет в толстую серую рясу, которая казалась достаточно теплой, чтобы победить могильный холод этого помещения (холод, которого Знаток, казалось, не замечал, судя по его одеянию), усиливавшую его способность сливаться с окружающей обстановкой. Но на его плечи была накинута желтая мантия Мастера.

Приглядевшись, Териза сообразила, что уже видела его. У него было кроличье лицо с блестящими глазами, дергающийся нос и торчащие вперед зубы; относительно его трудно было ошибиться. Он был единственным, кто согласился с Джерадином, что ее появление перед Гильдией — действительно важное происшествие.

— Джерадин наконец-то собрался с мыслями и выяснил ваше имя, — прокомментировал он, в голосе его слышался сарказм, правда, беззлобный. — Леди Териза де Морган. — Он, казалось, не был особенно поражен. С другой стороны, он говорил вежливо и, очевидно, не собирался никого оскорблять. — Я — Мастер Квилон.

— Знаток Хэвелок… — Мастер Квилон сделал паузу и глянул через плечо. — Кстати, — заметил он, — это его комнаты, а не мои. Мне, кажется, следовало бы изыскать какую-нибудь возможность привести их в порядок. Даже если придется убирать самому. — Затем он вернулся к тому, что собирался сказать. — Так вот, несмотря на свое состояние, он попросил меня изложить вам некоторую часть истории Морданта — основную канву, так сказать, и объяснить в чем наши нынешние проблемы.

Ее надежды на будущее мгновенно разбились. Хэвелок попросил Мастера Квилона побеседовать с ней? Она резко поинтересовалась:

— Как?

Мастер недоумевающе уставился на нее:

— Что — «как»?

— Как он попросил вас об этом? Откуда вы знаете, чего именно он хочет?

Мастер Квилон шмыгнул носом и пожал плечами, его щека продолжала покоиться на кулаке:

— У него бывают минуты просветления. Кроме того, вы должны помнить, что он находится в этом состоянии много лет. Мы уже как-то приспособились к этому. Время от времени он способен выражаться так, чтобы нам было достаточно понятно.

Ладно, решила она, пока что это звучит достаточно логично — если тащить людей силой вниз по ступенькам означает «достаточно понятно». Но как объяснение это было явно недостаточным.

— Предположим, что вы правы — что вы действительно поняли, чего он хочет. Но почему вы делаете это? Оба, Мастер Барсонаж, — она споткнулась на этом имени, — и король Джойс, сказали Джерадину — нет, приказали ему — не отвечать ни на какие мои вопросы. — То, что она говорила, было невероятно смело для нее и могло представлять некоторую опасность. С каких это пор она начала говорить с людьми подобным образом? Но по инерции она продолжала: — Почему вы не подчиняетесь им обоим? На чьей вы стороне?

В ответ он изумленно заморгал, словно его позиция и так была совершенно ясна. Тем не менее, ответная реплика послышалась нескоро:

— Это все не так просто, как вам может показаться. Несмотря на свой,

— Мастер Квилон посмотрел на Хэвелока, — гм, некоторый недуг, Знаток Хэвелок номинально все еще возглавляет Гильдию. И многие воплотители принимают в расчет его прошлые заслуги перед нами — и, естественно, перед всем Мордантом, — которые настолько велики, что он продолжает пользоваться благодарностью и уважением даже в таком состоянии. Стали бы вы отказываться от своего отца, если бы он начал вести себя странно по мере приближения старости?

К счастью для Теризы, вопрос оказался лишь риторическим. Не дожидаясь ответа, Мастер Квилон продолжил:

— К тому же, наступили такие времена, когда следует строго разграничить степень преданности. Мастер Барсонаж — человек благородный, который старается быть беспристрастным, но в глубине души отчаянно боится любого решения или действия. Что же касается короля Джойса… — Он вздохнул. — Прошли уже многие годы с тех пор, как он демонстрировал, что понимает, что происходит вокруг, и его суждения не всегда оказываются верны.

Это не удовлетворило Теризу, но она загнала свою смелость как можно глубже. Старая привычка к скрытности и почтительному отношению, ее эмоциональная узда, сдержали ее. Мастер Квилон честно собирается поговорить с ней — но, тем не менее, она иррационально боялась, что, нападая, не даст ему сказать то, что хотела услышать.

Тем не менее, ее сомнения не исчезли. Она осторожно сделала еще одну попытку. Показав на Знатока, она спросила:

— А почему его называют Королевским Подлецом?

Квилон снова вздохнул и выпрямился.

— Миледи, — он сделал слабый жест, словно внезапно смертельно устал от всего происходящего, — вы не желаете присесть?

Она послушно нашла свободную скамью и пододвинула ее к столу, поближе к Мастеру. Она не привыкла еще к платью, в которое была одета, и чувствовала себя неловко, опираясь на высокую доску скамьи. Но когда она села так, что спиной оперлась на стол, то почувствовала себя вполне удобно.

И Мастер Квилон начал рассказ:

— Я предположу, что вы не знаете ничего относительно нас и наших проблем. — Он по-прежнему напоминал кролика, его нос дергался, пока он собирался с мыслями, но в его манере говорить была нотка подлинного величия. — Если это не так, надеюсь, вам будет не слишком скучно. Затем я постараюсь ответить на все вопросы, какие могут у вас возникнуть.

Трудно сказать, с чего следует начать. У нас, в некотором смысле, две истории — о королевствах и воплощениях, — которые до самого недавнего времени не были единым целым, пока король Джойс и Знаток Хэвелок не слили их воедино. Вы, наверное, с трудом поверите в это, я уверен, ибо видели их лишь в таком виде, но в свои лучшие годы они покорили Мордант и остаток нашего мира, словно герои, придавая ему новую форму только потому, что считали, что это следует сделать.

Обе истории — истории обрывочные. Фактически, Мордант как и Гильдия не существовал до тех пор, пока король Джойс их не создал. Нет, здесь была местность, называемая «Мордант», но она была не чем иным, как несколькими мелкими княжествами, зажатыми между древним владычеством Кадуола на востоке и более молодой властью Аленда на севере и западе. Эти княжества были тем, что мы сейчас называем провинциями, — провинция Армигит, провинция Пердон и так далее — но в действительности они больше напоминали то, что в те времена, когда они тоже были вассалами Аленда, называлось баронскими владениями. Они выжили лишь потому, что все вместе служили буфером между Алендом и Кадуолом, которые постоянно находились в состоянии войны.

В наше время Аленд и Кадуол соприкасаются на протяжении приблизительно последних восьми миль реки Суол, но это место непроходимо — болото, примыкающее к морю, тянущееся вдоль побережья… — Он начал шарить взглядом по комнате, пока говорил, и через мгновение последовало объяснение столь странного поведения.

— Хэвелок, — сказал Мастер негромко, словно разговаривал с самим собой — или не ждал ответа. — У тебя есть карта? Где-то в этом хаосе непременно должна быть карта. Я должен показать вам, как это все выглядит в жизни.

Знаток Хэвелок даже не повернулся от доски. Сосредоточившись, он переставил перед собой воображаемые шашки и принялся изучать новую позицию.

— Ладно, неважно, — пробормотал Мастер. Переведя взгляд на Теризу, он продолжил: — Даже без карты, я уверен, вы сможете сориентироваться. Из-за болот Аленд и Кадуол могли достигнуть друг друга лишь через Мордант, который занимает низину между реками Пестиль и Вертигон. Аленд слишком горист, Кадуол отличается слишком сухим климатом. Таким образом, они много веков стремились захватить Мордант как для того, чтобы подчинить себе, так и для того, чтобы сделать серьезный шаг к столкновению друг с другом.

Проще говоря, княжества Морданта уцелели лишь потому, что их захватывали снова и снова, поколение за поколением, и они всегда ориентировались на ту силу, которая в настоящий момент отсутствовала. Так как Мордант был разрознен и существовал кусками, каждый кусок было легко захватить, но трудно удержать. Кадуол, к примеру, мог сделаться властелином провинции Пердон или Тор. Аленд мог захватить Термиган или Домне. Тут же Пердон — лорд этой провинции — или Тор, или Термиган, или Домне должны были клясться в вечной преданности новому князю. Но в то же самое время они начинали искать возможности предать своего князя. Таким образом, Кадуол тоже проникал в Термиган, а Аленд — в Тор, и люди провинции, ко всеобщей радости, освобождались. Но тут же приходил новый владыка. И весь процесс начинался снова, отличаясь лишь в деталях, пока Кадуол и Аленд делали судорожные попытки захватить весь регион. Вот таким образом провинции и сохранились.

Естественно, все это сопровождалось ужасными кровопролитиями. Понятное дело, определенное число людей сражалось и рисковало своими жизнями. И, конечно же, не обходилось без жертв. Крестьян Морданта постоянно грабили, жгли, насиловали и сгоняли с земель — то есть издевались всеми доступными тиранам способами. Мордант не обезлюдел по одной-единственной причине — и Кадуол, и Аленд нуждались в том, что произрастало на полях и холмах этой низины, и потому были вынуждены импортировать людей — обычно рабов, в особенности из Кадуола, — на замену убитым крестьянам. Эти работники вскоре обнаруживали, что жить крестьянским трудом гораздо приятнее, чем быть рабом или крепостным, и таким образом они врастали в провинцию, в которой их поселили. Таким образом, население Морданта регулярно пополнялось.

Но все было ничего, пока здесь господствовала лишь тирания и кровопролитие. С появлением воплощений жизнь в Морданте стала гораздо хуже. Я не наскучил вам, миледи?

Териза была изумлена тем, что зевнула. Вино, долгий день, реакция на шокирующее появление Хэвелока и его поведение клонили ее в сон. Однако она покачала головой:

— Меня удивляет одно — что все это имеет общего со мной?

Мастер довольно резко ответил:

— Оно имеет то «общее», что вы тоже находитесь здесь. И будет влиять на все, что произойдет здесь, пока будете среди нас.

— Прошу прощения. Пожалуйста, продолжайте.

— Вот и хорошо, — слегка чопорно сказал Квилон. Его нос дернулся.

— В те дни казалось, что каждое значительное лицо имело в своем распоряжении более или менее способного воплотителя или, наоборот, само служило воплотителю. Кадуол, к примеру, стал великим, когда в нем появился первый Архивоплотитель. А алендский монарх использовал группу воплотителей для того, чтобы создать конфедерацию Вассалов Аленда.

И в этом отношении наши сведения снова весьма отрывочны. Талант, который позволяет стать воплотителем, встречается не так уж редко, но и, с другой стороны, не так уж част. А во времена войны Мастера, похоже, заводились под каждым кустом. В результате Кадуол в свое время так переделал армию, что каждый капитан имел в своем распоряжении воплотителя. Аленд обладал почти такой же силой. И, естественно, каждый из владык Морданта защищался с помощью воплотителя, который зависел от него, так как нуждался в поддержке, опеке, или был ему удобен.

Как вы, я уверен, наверное, представляете себе, стекло, из которого делаются зеркала, не совсем то, что можно получить из песка, набранного с дорожки возле первого попавшегося дома. Изучение, производство и использование зеркал требует оборудования, красителей, печей и многого другого, и потому каждый воплотитель, который не был рожден в богатстве, должен был каким-то образом объединяться с богатым. Но я отвлекся.

— Мне любопытно, миледи, — медленно произнес Квилон, — обладаете ли вы воображением или опытом, чтобы представить себе тот кошмар, который может породить примерно дюжина воплотителей, сражаясь друг с другом и армиями, как, впрочем, и с ни в чем не повинными мужчинами и женщинами, которые случайно оказались поблизости. Предположим, что можете. Вот стоит воплотитель, чье зеркало показывает море лавы. По его слову расплавленные камни вскипают, выплескиваясь наружу и все сжигая на своем пути. Вон стоит воплотитель, чье зеркало показывает крылатого левиафана, который может пожрать весь скот поблизости. По его слову чудовище воплотится здесь в ярости и ненасытной жажде пожирать, пока он не отзовет его — или пока другой воплотитель не найдет возможность его уничтожить. И это всего два человека. Представьте теперь пятьдесят — да что там, сто — подобных воплотителей, великих или малых, все поглощены тем, чтобы их искусство служило битве и кровопролитию.

Возможно, в вашем мире воплощения используются для других целей. Возможно, они помогают накормить голодных, доставляют воду для борьбы с засухой, энергию и силу для блага всех людей. Но в нашей истории все было по-другому.

Да, одно отступление, — он вздохнул. — Знание о воплощениях — понимание того, что это такое и как они происходят, как могут использоваться, — почти не совершенствовалось из поколения в поколение. Воплотители ревностно хранили свои секреты, опасаясь за свою жизнь, и потому обмен новыми идеями или технологиями длился весьма долго. Фактически, он стоял почти на нуле и вообще заглох бы, если бы производство зеркал не требовало помощи пригодников. Каждый воплотитель должен иметь помощников. Таким образом, хотя и медленно, прогресс двигался.

Это варварская история, миледи. — На этот раз сарказм был нескрываемым. — Мы традиционно не гуманисты, и нас трудно назвать слишком щепетильными. Король Джойс решил полностью изменить нас.

— Хэвелок, — он повернулся на скамье и посмотрел на Знатока, — было бы благородно, если бы ты предложил немного вина. Весь этот разговор порождает жажду.

Хэвелок тут же поднялся с кресла и заковылял в противоположный угол комнаты, за пилон. Когда он вернулся, то нес с собой каменный графин и глиняный кубок. Кубок выглядел так, словно его не мыли в течение последних лет ста.

Он бесцеремонно брякнул графин перед Квилоном и сунул кубок ему в руку.

— У нас варварская история, — повторил Знаток, подмигивая Теризе, — потому что мы слишком много пьем. Вино и прелюбодеяние — суть вещи несовместные. — Вернувшись к своему столу, он продолжил прерванную невидимую игру.

Мастер Квилон тупо уставился в кубок. Затем, наконец, вытер его рукавом. Что-то бормоча себе под нос, он налил в кубок немного вина и протянул его Теризе. Затем поднес графин к устам и сделал солидный глоток.

Она тоже хотела напиться. Но темный след, оставшийся на рукаве Мастера Квилона, сразу отбил всякую охоту.

— Как я говорил, — продолжил он, вытирая губы кончиками пальцев, — король Джойс взял на себя труд все вокруг изменить. И я могу рассказать вам, что же он совершил. Сначала он покорил княжества Морданта, какие силой, какие — убеждением. И когда он объединил Мордант в отдельное суверенное королевство, он затеял странную войну как против Аленда, так и против Кадуола. В битве за битвой, в набеге за набегом — а длилось это более двух десятилетий — он не захватывал территорий, не убивал солдат, не угонял крестьян. Все, чего он добивался, — Мастер энергично потер нос, стараясь, чтобы тот перестал дергаться, — взять в плен всякого воплотителя, какого смогут найти его войска, и привести его сюда, в Орисон. При этом он предложил свое вечное покровительство и защиту каждому воплотителю, который сдастся добровольно. В конце концов он собрал их всех

— или считается, что всех. От западных гор Аленда до восточных пустынь Кадуола воплотителей не осталось больше нигде — все они были только здесь.

И когда он собрал их всех здесь, он не сделал того, чего так отчаянно боялись Кадуол и Аленд. Он не попытался использовать таланты воплотителей в качестве своей силы. Вместо этого он создал Гильдию. И дал им работу — мирную работу. Многие из его распоряжений относятся к изучению весьма специфических проблем. Могут ли воплощения использоваться для борьбы с засухой? Могут ли зеркала зажигать огонь? Могут ли воплотители строить дороги? Отесывать гранит? Удобрять землю?

Вопросы богатства король Джойс оставил Кадуолу и Аленду, — Мастер Квилон снова отвлекся. — У Аленда есть золото. У Кадуола — драгоценные камни. Мордант не нуждается в них. Урожай и скот, пища и ткани, вино — в этом сила Морданта и его богатство.

Но превыше всей этой работы была другая. Король приказал Гильдии решить этическую проблему относительно воплотимого: создаются ли существа, силы, предметы зеркалами посредством воплощений, или же они прежде существовали своей собственной жизнью, из которой были извлечены посредством воплощения?

Все очень просто, не так ли? — Квилон снова отхлебнул из графина и снова вытер губы. — Вам может показаться так, миледи. Но меня очень настойчиво просили, чтобы я рассказал вам, какимобразом король достиг всего этого.

Он был рожден в княжестве, которое сейчас известно под названием провинция Демесне, и стал владыкой Орисона — хотя тогда Орисон был гораздо меньше — в пятнадцать лет, когда его отец был пойман на горячем, в момент, когда предавал кадуольского тирана, тогдашнего властелина княжества, — он был пойман и медленно четвертован, его разорвали на части с помощью скота перед юным Джойсом и всей остальной семьей, чтобы такого рода урок научил их хранить верность своему господину. Он был не простой мальчик, поэтому с детства обладал качествами, которые позволили ему привлечь сильного, гм, невероятно умного, — он покосился в сторону Хэвелока, — воплотителя в качестве верного друга. То, что делал этот мальчик после, он делал вместе с этим воплотителем.

Первым делом они посреди ночи исчезли, оставив семью Джойса расхлебывать недовольство князя Кадуола.

Естественно, это не повысило того уважения, которое питали к нему раньше его люди. Поэтому они были удивлены, когда он вернулся во главе сил, собранных поблизости, в Торе, изгнал людей Кадуола и лично отделил у назначенного ими князя голову от туловища.

Так получилось, что Тор в те времена переживал короткий период независимости. И там независимость почему-то уважали больше, чем в других княжествах. Тор был закрыт с тыла горами, Пердоном, Армигитом, Домне и Термиганом по краям, и потому его было нелегко покорить. Юный Джойс убедил Тора, который и сам был достаточно юн, чтобы выслушивать чьи-либо предложения, что единственная надежда для людей и всего Морданта — это объединение провинций против как Кадуола, так и Аленда. И Тору эта идея понравилась. Кроме того, ему понравился и сам юный Джойс. С другой стороны, ему не слишком нравилось рисковать своей провинцией. Поэтому он одолжил Джойсу двести человек, которых тот должен был использовать против двух с лишним тысяч кадуольцев. Но у Джойса, его воплотителя и, конечно же, двухсот воинов ушло всего три дня, чтобы освободить Демесне. Прежде чем наступил рассвет третьего дня, новый флаг реял над Орисоном — штандарт Морданта.

Вас может удивить — как такое было возможно? Я могу вам сказать, что король Джойс усиленно пользовался тайными ходами, которыми всегда славился Орисон. Похоже, Орисон всегда был кипящим котлом заговоров и контрзаговоров, с тех пор как была возведена первая из его башен, — прокомментировал Мастер Квилон. — Кроме того, их атаки были направлены прежде всего против кадуольских воплотителей, а не на солдат. Фактически, Джойс старался даже не трогать солдат. Когда дело было сделано, он предложил солдатам выбирать между службой у него и свободой. Те, кто выбрал службу, составили ядро той гвардии, которая впоследствии объединила Мордант и после в течение десятилетий успешно отражала атаки как Кадуола, так и Аленда.

Естественно, к этому времени отношение людей к нему изменилось в лучшую сторону, ему начали верить.

Со значительно большей поддержкой Тора юный Джойс занялся освобождением Пердона. Затем три провинции обратили свое внимание на Армигит и Термиган. Домне оказалась у них почти без всяких усилий с их стороны — она всегда была самой незначительной из провинций, хотя Демесне и меньше по территории. Наконец, после самой яростной и кровопролитной битвы, в какой ему доводилось участвовать, Джойс освободил Файль и стал королем.

Я не собираюсь уснащать свою историю ненужными подробностями. Я уверен, вы можете представить, что все провинции поклялись в верности королю Джойсу, но не пытались сдержать клятвы, до тех пор пока он не научил их крепко держать слово. Вы можете представить себе, что первые его успехи объяснялись тем только, что ни Аленд, ни Кадуол просто ничего не знали о его намерениях, и действительно жестокие войны за независимость Морданта начались уже позже, когда враги поняли, что произошло, и подняли против Джойса все свои силы. Достаточно сказать, что прошло двадцать лет, прежде чем хватка нашего короля на горле всего Морданта стала достаточно прочной, чтобы он мог начать собирать воплотителей.

Это было тридцать лет назад, — пробормотал Мастер, заглядывая в горлышко графина, чтобы выяснить, сколько там осталось вина. — Для тех из нас, кто помнит те времена, это было великое время. Даже мальчишки — вроде меня — считали, что все, что делает король, имеет оттенок святости, подлинного мужества и героических подвигов.

Он начал заметно мрачнеть, то ли из-за предстоящей части рассказа, то ли от выпитого. Он нерешительно жевал губами. Вероятно, решал, как много следует рассказать Теризе. А может быть, просто думал, не приложиться ли еще раз к графину.

— А что дальше? — тихо спросила Териза. Она хотела узнать, как король из рассказа Квилона превратился в дряхлую развалину, какую видела она, в человека настолько незначительного, что люди, которые в детстве боготворили его, сейчас осмеливались ослушаться его практически без всякого повода. — Расскажите мне, что было дальше.

Мастер Квилон скривился.

— Итак, естественно, вместе со своим другом, который советовал, помогал и поддерживал его, Джойс первым делом начал собирать воплотителей. Но воплотители настолько привыкли хранить секреты своего мастерства в тайне от всех, рассматривая любого как своего врага, что большая их часть серьезно возражала против этого. Естественно, Кадуол и Аленд делали все, что было в их силах, чтобы пополнить ряды своих воплотителей. Все три королевства находились в состоянии беспрестанной войны — необъявленной войны, но тем не менее войны, — и все это время король Джойс бил в одну точку, пока враг не ломался. Кроме того, он использовал всевозможные виды коварства и преступлений. Он подкупал нужных людей направо и налево. Он отправлял небольшие банды в молниеносные набеги. Он сманивал гонцов, священников, капитанов, всякого, кто мог знать, где находится нужный ему человек. Он не брезгал даже тем, что похищал семьи воплотителей и держал их в качестве заложников, пока воплотитель не сдавался. Все это оказалось значительно более сложным и трудным, чем процесс выковывания Морданта из отдельных провинций. И отняло у него еще двадцать лет.

Он снова замолчал. Затем основательно приложился к графину и продолжил рассказ.

— Впрочем, основная часть этой работы была закончена уже через пять лет. Оставалось одно лишь препятствие. Алендский монарх и кадуольский верховный король, как вам это ни удивительно будет услышать, не доверяли королю Джойсу. Они боялись того, что он делал, даже убедившись в том, что после каждого своего налета он моментально покидал их королевства, едва лишь находил то, что ему нужно. В их глазах его поведение было поведением безумца, а безумие не требует подтверждения в глазах смертельных врагов. И, естественно, раз у него были воплотители, а у них нет, — они могли оказаться беззащитными перед ним.

В своем желании предпринять хоть что-то верховный король Кадуола оказался более смекалистым и менее щепетильным, чем алендский монарх. Верховный король Фесттен, который до сих пор правит мелкими княжествами-королевствами Кадуола из большого прибрежного города Кармага, где высоко над горами вздымаются минареты, а внизу плещется море, и где жизнь богатых и сильных пропитана самыми экзотическими пороками, какие только известны людям… — похоже, Мастер Квилон был о Кармаге не лучшего мнения. — Фесттен начал собирать своих воплотителей. Он сформировал группу приблизительно из тридцати человек, каждый из которых был достаточно силен в искусстве воплощений, и поставил над ними Архивоплотителя Вагеля. Кроме того, он поставил своего личного воина, Бретера верховного короля, ответственным за безопасность своих воплотителей. Охраняемая невероятной доблестью Бретера, эта клика посвятила себя исключительно искусству разрушения — чтобы защитить Кадуол и одержать победу над королем Джойсом.

Без всякого предупреждения Знаток Хэвелок вскинул голову, словно внезапно решил послушать, о чем говорит Мастер Квилон.

— Пять лет прошло, прежде чем король изыскал возможность уничтожить эту клику, — продолжал Мастер. — Затем почти вся она была перебита. Ее члены слишком приспособились, — выдавил он кисло, — к жалкой морали Кадуола и погрязли в безумных развлечениях. Они не могли примириться с пересадкой на другую почву. В то же самое время, как все считали, был уничтожен и Архивоплотитель. Но сейчас все чаще поговаривают, что он жив. Жив и, прячась где-то, плетет новые злые сети.

Бретер верховного короля потерпел неудачу и, как водится, был казнен, а место его занял другой.

Широким движением руки Хэвелок очистил доску, словно бы сбрасывал все свои шашки на пол. Затем поднялся на ноги. Подойдя к Теризе и Квилону, он коснулся ее руки, осклабился и кивнул в направлении двери, откуда они пришли. Когда она посмотрела на него, он начал вращать глазами и решительно говорить:

— Время и приливы людям не подвластны, — сказал он так, словно у него наступило просветление, — но все они ожидают женщин.

— Нет, Хэвелок, — сказал Квилон с твердостью, какой Териза от него не ждала. — Без сомнения, ты знаешь все лучше, чем я. Но я собираюсь рассказать ей и все остальное.

На мгновение лицо Знатока сделалось свирепым. Он зажмурил один глаз так, чтобы иметь возможность вперить убийственный взгляд другого в Мастера Квилона. Но Квилон не дрогнул, и выражение лица Хэвелока почти мгновенно изменилось. На нем появилась широкая ухмылка.

— Ну подожди, Вагель, — воскликнул он пронзительно, словно ребенок во время игры. — Я иду. Хи, хи. Я иду.

Залихватски подмигнув Теризе, он отвернулся и принялся копаться в одной из залежей на ближайшем столе.

Мастер пожал плечами. Запрокинув голову, он допил оставшееся вино и с шумом поставил графин перед собой. Глаза его начали слегка косить, два красных пятна на щеках расползлись почти до носа.

— Это произошло десять лет назад, миледи, — сказал он самым мрачным голосом, на какой был способен. — В течение следующих пяти лет мы жили в относительном спокойствии. Оборона, которую создал король Джойс, давала нам относительную безопасность. Большая часть Морданта жила в относительном мире. Гильдия прошла через стадию наиболее сильных конфликтов, как личных, так и касающихся доверия друг к другу, и стала относительно единой, и старшее поколение — люди, которые хорошо помнили, какой была жизнь до появления короля Джойса, — постепенно начало исчезать. Создав Гильдию, король Джойс, естественно, не мог контролировать или ограничивать рождение новых талантов по всему миру. Но он контролировал знание о воплотимом. Талант мог реализоваться только придя в Орисон и прослужив здесь в качестве пригодника.

Аленд и Кадуол вели себя относительно тихо. Большая часть нас, Мастеров, — тут его сарказм зазвучал с новой силой, — была в относительной безопасности, если подчинялась приказам короля. В течение пяти лет мы не замечали — видимо, потому, что не хотели замечать, — что искра его разума угасает. Возможно, потому, что ему не было больше нужды совершать ничего великого или героического и к нему относились как к человеку, которого многие из нас любили.

Но наконец-то мы начали замечать перемены. Да уж, начали, — Мастер Квилон заговорил еще более едко. — Мы больше уже не могли игнорировать то, что в Мордант стало проникать что-то злое.

Некий воплотитель начал воссоздавать ужасных и отвратительных тварей из своих зеркал и позволять им бродить по земле там, где они могли найти жертвы.

В холоде комнаты дурное предчувствие ледяной рукой стиснуло сердце Теризы.

— Легко предположить, что это действует Вагель. Это такое же разумное объяснение происходящему, как и все остальные. Он всегда славился тем, что находил в своих зеркалах чудовищ и силы разрушения. И не задумывался о том, каковы могут быть последствия проводимого воплощения. Однако никто не знает, где он обрел покровительство и материалы, чтобы создавать свои зеркала.

Мы можем предположить, что он обрел их в Кадуоле или Аленде — но его создания забираются слишком глубоко в Мордант, а довольно сомнительно, что такого рода зеркала могут быть сделаны где-то, а затем привезены сюда, на такое расстояние, без того, чтобы слухи о них не достигли Орисона.

Но если не Кадуол и Аленд, тогда где? Кто в Морданте посмеет устраивать подобный заговор против королевства? И почему король Джойс ничего не делает, чтобы все это прекратить?

Раньше, возможно, это предательство было бы обнаружено с помощью терпения и осторожности. Ведь нападения происходят не слишком часто. И все считали, что король ждет сообщения от своих шпионов или друзей, которые раскроют тайну и сообщат ему, а уж он-то будет знать, что делать.

Но атаки становились все более ужасными, и никаких объяснений не последовало. Вместо этого шпионы и друзья донесли вести, что Аленд и Кадуол знают, что происходит, от своих шпионов и друзей, и собирают силы, чтобы воспользоваться положением в Морданте. Армии уже стоят возле рек Пестиль и Вертигон. Регулярно происходят набеги для проверки надежности обороны провинций. Разъяренные, потому что им приходится защищаться без всякой помощи со стороны короля, некоторые провинции начали бунтовать против него. А кошмары все усиливались, как количественно, так и качественно. Архивоплотитель — если это действительно он — создает зеркала в неизвестном количестве, как, впрочем, и в полной тайне. А король ничего в ответ не делает.

Ну, впрочем, совсем ничего это слишком сильно сказано, — пробормотал Мастер так, словно во рту у него скопилась желчь. — Он все чаще и чаще играет в перескоки.

Гильдия, естественно, не обращала на эту проблему никакого внимания. Даже если мы и слышали сообщения, достигавшие каждого живущего в Орисоне, у нас были наши предсказания — а мы узнали достаточно много о пророчествах с тех пор, как наши усилия объединились.

Вы можете увидеть, миледи, что Мордант умирает, разрушаемый силами, которые мы можем укротить, но против которых наш король — после основания Гильдии — действовать нам запретил. Он не позволяет, чтобы мы стали оружием. С другой стороны, он не делает ничего для спасения Морданта, хотя сил его вполне достаточно для того, чтобы спуститься в наши мастерские и указать на зеркало, которое может дать возможность защиты. Он позволил нам искать Воина лишь потому, что мы — после многочисленных бесплодных дебатов

— пришли к выводу, что тот Воин, которого мы выберем, не будет воплощен здесь против собственной воли, а должен последовать к нам путем убеждения, имея при этом возможность отказаться.

Короче, наш король довел нас до самой пропасти. Как только люди открыто выкажут неповиновение — а это произойдет в самом скором времени, — Мордант возвратится к тем временам, когда был не чем иным, как полем битвы между Алендом и Кадуолом. И если Вагель будет к тому времени достаточно силен, он присоединится к одному из них и покорит второго, становясь таким образом владыкой мира.

Не задумываясь, Мастер Квилон схватил кубок Теризы и влил в себя вино, которое она даже не попробовала. И глухо пробормотал в кубок:

— Мне, во всяком случае, подобная перспектива не по душе.

Она слушала Квилона настолько внимательно, что не замечала Хэвелока, пока тот не коснулся ее рукава.

Он улыбался как сатир.

— Я помню, — его дыхание походило на болотный газ. — Я все помню.

— Он помнит все, — насмешливо ухмыляясь повторил Квилон. — Зеркала охраняют нас.

— Да, — прошипел Хэвелок. — Я помню. — Его улыбка стала не просто похотливой; она стала кровожадной.

Квилон вздохнул и добавил:

— Да, ты помнишь, Знаток Хэвелок, — он повторял слова так, словно играл роль в исключительно скучной постановке.

— Помню все.

Внезапно Знаток резко подпрыгнул, отчего его хламида взлетела выше кривых коленей. Затем последовал пируэт, и он снова уставился на Теризу с убийственной улыбкой.

— Я помню Вагеля. У него было зеркало, изрыгающее огонь. У меня было

— полное воды. У него было еще одно — с кровожадной бестией. Но бестия не смогла дышать водой. У него было оружие, которое пускало лучи света, разрезающие стены и превращающие плоть в пепел. Но лучи лишь заставляли воду кипеть. Я помню.

Я помню комнату, куда загнал его. Вам сказать, сколько свечей горело на столе? Сосчитать все камни в стенах? Измерить, под каким углом лежали в углах тени? Рассказать вам обо всем, что я увидел в его последнем зеркале?

Оно было совершенно плоским, но из-за красителя и формы показывало некое место среди островерхих холмов и глубоких ущелий в Вассалах Аленда. Высокое летнее солнце освещало мягкую траву на склоне одного из холмов и сверкало в воде, сдерживаемой дамбой. О, как же оно сверкало! Я видел бабочек, таких, каких не встретишь в Морданте, они танцевали среди маргариток и одуванчиков. А над дамбой стояла могучая ель. Я видел все это.

Помните обо мне, миледи. — Он пронзительно смотрел на Теризу, но поочередно то левым, то правым глазом — другой обязательно оказывался устремленным на пилон за ее спиной. — Я прекрасно помню Вагеля. Я слышал, с каким презрением он смеялся надо мной, и видел, как он входит в зеркало, словно ему нечего бояться. Я видел, как сначала один ботинок, затем второй прошли через зеркало и оказались в траве, давя зеленые стебли. Я видел, как сверкала его черная мантия под летним солнцем. Я видел, как плечо его закрывает дамбу, когда он сделал шаг или два по направлению к вершине холма.

Затем он обернулся и пригласил меня последовать за ним.

— Он издевался надо мной, миледи. — Руки Хэвелока делали судорожные движения, словно он царапал воздух когтями. — Он издевался, и издевка светилась на его лице. Так что я последовал за ним, хотя каждый воплотитель знает, что такое воплощение никуда не приводит, это — безумие.

— Его голос возрос до вопля. — Подожди, Вагель. Я иду. Я иду. А-а-а! — вопль внезапно сменился стоном.

— Я — Знаток. Я раскрыл это зеркало. Я шагнул в него. Но когда я ступил в него… — его голос стал визжащим фальцетом, — он снял солнце с небес и швырнул его мне в глаза, и глубоко во мне разлился свет. Свет, миледи, хи, хи. Свет.

Мастер Квилон кашлянул. Глаза его покраснели от печали или вина. Хриплым голосом он сказал:

— Миледи, вы спрашивали меня, почему его называют Королевским Подлецом? Потому что его считали в своем роде предателем таких же, как он

— остальных воплотителей.

Это действительно так, он предал многих воплотителей королю Джойсу. В его понимании цели короля были важнее свободы личности. Но самый большой акт предательства произошел с воплотителями, собравшимися вокруг Вагеля в Кармаге. Именно он уничтожил клику. Утаив свое происхождение и свои привязанности, он присоединился к Архивоплотителю как очередной создатель зеркал, жадный до власти. Три года — его жизнь постоянно подвергалась смертельной опасности — он служил Вагелю и изучал его, участвуя во всех злодействах, но на самом деле изучая слабые места клики и ее планы. И когда он выяснил все их слабые стороны, то захлопнул ловушку, приведя короля Джойса и эскадрон его гвардии в то место, где воплотители жили и ковали свои заговоры.

Но Архивоплотитель, — уныло продолжал Квилон, — обладал единственным, чему не научился Знаток. Он был способен, как мы знаем сейчас, хотя в то время это казалось невозможным, воплощать себя внутри нашего мира посредством плоского зеркала. Когда Хэвелок попытался последовать за Вагелем, попытка воплотить себя стоила ему разума, как стоила бы разума любому, кроме Вагеля, которому это удалось. По этой причине мы стали считать, что Архивоплотитель мертв, когда Хэвелок вернулся в бреду к королю Джойсу и никаких следов его врага обнаружено не было.

Как я уже говорил, — Мастер вздохнул, — у Знатока Хэвелока бывают моменты некоторого просветления. Но вот уже более десяти лет главный друг и советник короля пребывает в безумии.

Знаток проявлял во время разговора все большее нетерпение. Когда Квилон закончил, Хэвелок внезапно взмахнул руками таким движением, словно собирался взлететь. Затем он схватил Теризу за руку, сорвал ее со скамьи и потащил в направлении открытой двери.

— Пошли, женщина! — ревел он. — Я не должен быть под подозрением!

Подозрением? Мысли Теризы были слишком переполнены тем, что она только что услышала: она забыла обо всем остальном. Но ей явно не нравилось то, что ее волокут, словно непослушного ребенка. Она сделал несколько быстрых шагов, чтобы догнать Хэвелока, затем нашла опору для ноги и дернула руку в попытке избавиться от его хватки.

Это оказалось легче, чем ей казалось. Пальцы старика соскользнули с ее руки; он чуть не упал, когда она высвободилась.

Ее сердце судорожно билось — скорее, не от усилия, а от испуга, вызванного собственной дерзостью, — и обернулась к Мастеру Квилону.

Он изучал ее с интересом, его голова была склонена на бок, а нос подергивался.

— Я хочу поблагодарить вас, — сказала Териза, пока смелость не покинула ее. — Это очень помогло. Я вас не выдам.

Он мрачно покачал головой, словно ее обещание было чем-то более серьезным, чем она себе представляла.

— Это было бы и в самом деле весьма неплохо, миледи.

— Я ничего не знаю о ваших зеркалах, — сказала она, не задумываясь. — И я не воплотитель. Но мне кажется, что миры, которые видны в зеркалах, могут быть реальными. Место, из которого я пришла сюда, было совсем не тем, что в зеркале Джерадина, и он попал туда вовсе не по ошибке.

Мастере Квилон пожал плечами, депрессия навалилась на него с новой силой.

— Я надеюсь, что вы правы, миледи. Я верю, что так и есть. Но аргументы противной стороны слишком серьезны, чтобы их просто отмести. Если ваш мир реален и если вы не воплотитель — тогда как могло произойти подобное воплощение, осуществленное Джерадином?

— Я не знаю, — повторила она. — Это все слишком ново для меня. Но…

— она была поражена, слыша, что говорят ее губы, — я постараюсь это выяснить.

Вероятно, лишь для того, чтобы не сказать еще чего-нибудь столь же не характерного для своего поведения, она уступила драматическим жестам Хэвелока, выражавшим нетерпение, и повернулась, чтобы следовать за ним по потайному ходу.

— Ничто другое, — пробормотал Знаток, мрачно поглядывая на нее. — Только игра в перескоки имеет значение. — Когда Териза вошла в ход, он закрыл дверь. В темноте он некоторое время копался, пока не извлек свет из своего куска стекла. Затем поспешил вперед, преодолевая ступеньки так быстро, как только позволяли его старые ноги.

Она обнаружила, что подниматься по ступенькам гораздо легче, чем спускаться, потому что ей было гораздо проще сориентироваться в положении в пространстве, чтобы правильно поставить ногу; но Хэвелок усложнял подъем, водя лучом из стороны в сторону и светя им далеко вперед вместо того, чтобы направлять его перед собой. Он стал проявлять еще большее нетерпение. Легкие его хрипели от усилий, но он не был намерен замедлять шаг.

«Ради чего спешка?» — думала она, дыша уже затрудненно. Лифты в ее доме не подготовили ее к длительным подъемам по ступенькам.

Знаток Хэвелок остановился на развилке и посветил лучом во всех направлениях. Затем посмотрел на нее сверху вниз.

— Проблема с женщинами в том, — задыхаясь, выдавил он, — что они не умеют вовремя промолчать.

И когда он снова начал подъем, ей показалось, что каменный коридор внезапно стал более давящим, узким. Стук каблуков Теризы по ступенькам, казалось, вторил ударам ее сердца и как будто даже отражался от стен. Потолок стал давить на нее. Хэвелок был безумен; то, что он пытался говорить о вещах, о которых не мог высказаться прямо, было чистым безумием. С чего эта спешка, эта паника? Она не понимала, почему пытается идти как можно ближе к нему — или почему старается сдерживать дыхание.

Не прошли ли они мимо ее комнат? Это было возможно, потому что волокли ее долгое время и она потеряла чувство дистанции.

А затем она услышала где-то вдалеке слабый металлический звук, приглушенный вскрик.

Хэвелок вполне различимо для нее пробормотал ругательство и бросился вверх по ступенькам, гася на ходу свет.

На долю секунды она застыла, когда тьма коридора навалилась на нее. А затем подгоняемая страхом, невольно бросилась вперед, вслед за Знатоком, отчаянно стараясь догнать его прежде, чем останется в темноте одна.

Шарканье его подметок из сыромятной кожи слышалось впереди. Она потянулась, потянулась сильнее, и ее пальцы вцепились в хламиду.

Этого было достаточно. Он сделал резкий неожиданный поворот; она смогла последовать за ним, держась за его одежду.

За поворотом забрезжил свет ламп; но освещение не помогло ей. Через мгновение после того, как ее ноги застучали по дереву вместо камня, она зацепилась за дверцу гардероба, полного одежды, и в полный рост растянулась на полу собственной спальни.

Здесь повсюду были павлиньи перья. Они летали в воздухе, лежали небольшими кучками на ковре, деликатно осыпали край постели. Одно из них накрыло ее лицо, ослепляя, когда послышался резкий возглас:

— Миледи! — и мелодичный удар стали о сталь.

Голос, похоже, принадлежал Рибальду.

Она отбросила в сторону перо, чтобы увидеть, как стражник отчаянно парировал удар, искры посыпались с лезвия его меча.

Вместе с Аргусом он ожесточенно бился с третьим мужчиной, который стоял у входа в спальню, отрезая их от нее.

Перья происходили от предметов обстановки комнаты, которые мужчина использовал в качестве щита.

Он был одет в плащ и кожаные латы, такие черные, что его было трудно рассмотреть; Териза воспринимала его как мечущуюся в неярком свете тень, и все его движения напоминали движения и изломы тени. Только меч его притягивал и отражал свет, злобно сверкая, когда высекал искры из клинков противников.

Руки у него, казалось, были заметно короче, чем у Рибальда или Аргуса, он был более хрупким, чем любой из них, но удары наносил не менее мощные.

И было ясно, что стражники не побеждают.

Оба уже получили серьезные повреждения. Аргус был отмечен свежим шрамом под глазом, костяшки его пальцев кровоточили. Рибальд заработал рану в основании шеи, там, где она переходила в плечо. Висящие лохмотья кольчуги отмечали места, куда были пропущены удары. Очевидно, противник Рибальда и Аргуса мог бы легко расправиться с ними поодиночке.

В этот момент Рибальд под яростной атакой отступил назад. Он потерял равновесие и оказался за пределами досягаемости клинка нападавшего, но сильно ударился об угол камина и рухнул на колени.

Аргус попытался продвинуться вперед, его меч вознесся над головой незнакомца. Однако тот оказался проворнее; его длинный меч успел смягчить удар и отвести его. Затем он ткнул своим импровизированным щитом в лицо Аргусу. Прежде чем тот сориентировался, человек в черном пнул противника ногой в пах так сильно, что тот подлетел в воздух.

Когда он рухнул на пол, то скорчился и его вырвало.

Мягко, как тень, мужчина повернулся к Теризе.

Сейчас она видела его лицо. Его глаза в мерцании ламп горели желтоватым светом, нос напоминал лезвие томагавка, а зубы обнажились в кошмарной улыбке. У нее сложилась смутное впечатление, что его щеки покрыты шрамами.

Его плащ, казалось, взлетел над плечами, когда он сжал рукоятку меча обеими руками и занес лезвие над Теризой.