Возвращение Борна Ладлэм Роберт

Быстро и деловито все четверо выгрузили из лодки ящики и аккуратно сложили их в багажном отделении фургона. Арсенов услышал характерный звук и, обернувшись, увидел, что в берег ткнулась носом еще одна гребная шлюпка. После этого он уже не сомневался в том, что они успеют справиться с работой до наступления рассвета.

Мужчины погрузили труп Магомета в первую лодку, которая теперь была пуста, и Зина приказала гребцам утопить его в море, когда они окажутся на глубоком месте. Те повиновались ей, не задав ни единого вопроса, и это польстило Арсенову. Он сделал вывод, что Зине удалось произвести на них впечатление, когда она руководила отправкой груза.

Теперь их было уже шестеро, поэтому у них не заняло много времени перегрузить оставшиеся ящики из лодки в фургон. После того как работа была закончена, люди Спалко погрузились в свои шлюпки и столь же бесшумно, сколь и прибыли, взяли обратный курс — по направлению к рыбацкой шхуне.

Арсенов и Зина обменялись взглядами. Когда груз прибыл, их миссия вдруг обрела реальные очертания, стала объемной и ощутимой, чего не было еще утром этого дня.

— Ты чувствуешь это, Зина? — Арсенов положил руку на один из ящиков. — Ты ощущаешь притаившуюся здесь смерть?

Зина положила ладонь на его руку и ответила:

— Я ощущаю приближение нашей победы.

Они вернулись на базу, где были встречены остальными членами группы, которые, прибегнув к контактным линзам и краске для волос, стали практически неузнаваемы. О гибели Магомета не было произнесено ни слова. Он плохо кончил, но, учитывая характер их миссии, детали его смерти этих людей не интересовали, у них на уме были вещи поважнее.

Ящики были выгружены из фургона и вскрыты, явив взорам чеченцев большое количество компактных автоматов, брикетов пластита С-4 и костюмы противохимической защиты. Еще в одном ящике, меньшем по размеру, чем остальные, упакованные в ледяную крошку, находились... пучки зеленого лука.

Арсенов подал Ахмеду знак, и тот, натянув предварительно резиновые перчатки, перегрузил ящик с зеленым луком в фургон с надписью «Лучшие фрукты и овощи Хафнарфьёрдюр». Затем Ахмед, превратившийся в блондина с голубыми глазами, сел за руль фургона и уехал.

Остался последний невскрытый ящик. После того как его крышка была отодрана, Арсенов и Зина увидели, что в нем лежат NX-20. Ящик был разделен на две секции, в каждой из которых на мягком поролоновом ложе мирно покоилось по одному смертоносному приспособлению. На память Арсенова и Зины непроизвольно пришли страшные воспоминания о том, что эти безобидные на вид приборы наделали в Найроби.

Арсенов посмотрел на часы.

— Скоро приедет Спалко с начинкой для этих красавцев.

Настало время последних приготовлений.

В девять часов утра с минутами у служебного въезда в подземный гараж благотворительного фонда «Гуманисты без границ» остановился фургон с фирменным логотипом универсама «Фонтана» на бортах. Дорогу ему преградили двое дюжих охранников. Один из них сверился со служебными бумагами, но, несмотря на то что в них действительно значилась доставка товаров из универсама «Фонтана», заказанная Этаном Хирном, охранник потребовал у водителя предъявить документы. После того как тот выполнил требование, охранник захотел осмотреть груз. Забравшись в грузовой отсек, он открыл и проверил каждую коробку, обнаружив в них два стула, шкаф с выдвижными ящиками и диван-кровать. Все ящики были выдвинуты и внимательнейшим образом осмотрены, с дивана-кровати были сняты и тщательно обследованы подушки. Убедившись в том, что все в порядке, охранник вернул водителю список перевозимого груза и объяснил, как найти дорогу к офису мистера Этана Хирна.

Водитель припарковал машину возле грузового лифта и с помощью напарника выгрузил мебель. В три приема они перевезли груз на четвертый этаж, где их уже ждал Хирн. Показав грузчикам, куда поставить каждый из предметов, он, после того как работа была закончена, одарил их щедрыми чаевыми и выпроводил прочь.

Оставшись один, Хирн закрыл дверь и стал перекладывать папки с документами, сложенные стопками позади его стола, в ящики только что доставленного шкафа. В скором времени комната приобрела очертания цивилизованного, даже образцового кабинета. Справившись с этой задачей, Хирн подошел к двери, открыл ее и оказался лицом к лицу с женщиной — той самой, которую накануне вечером видел в подземном гараже «Гуманистов», когда под ее присмотром сотрудники выносили из машины какого-то незнакомого мужчину.

— Вы — Этан Хирн? — спросила женщина и, когда он ответил кивком, протянула ему руку. — Меня зовут Аннака Вадас.

Он ответил ей коротким рукопожатием, не преминув отметить, что ее рука оказалась узкой и крепкой. Вспомнив предупреждение Хана, Хирн напустил на себя невинный, глуповатый вид и спросил:

— Мы с вами знакомы?

— Я — друг Степана. — Ее улыбка была поистине ослепительна. — Вы позволите мне войти? Или, быть может, вы собирались уходить?

— Нет, в ближайшее время, — он посмотрел на часы, — у меня не запланировано никаких важных дел.

— Я не займу у вас много времени. — Аннака вошла в кабинет, села на диван и закинула ногу на ногу. Выражение ее лица было настороженным. Она как будто чего-то ждала.

Хирн сел в свое кресло и повернулся так, чтобы оказаться лицом к лицу со своей нежданной гостьей.

— Чем я могу помочь вам, мисс Вадас?

— Вы не совсем правильно оценили ситуацию. Вопрос следует формулировать иначе: чем я могу вам помочь.

Хирн покачал головой и произнес:

— Боюсь, я вас не понимаю.

Аннака обвела взглядом кабинет, пробормотав что-то нечленораздельное, а затем подалась вперед, облокотившись локтями на колени, и сказала:

— А я боюсь, что вы все очень хорошо понимаете, Этан. — И снова — та же самая лучезарная улыбка. — Видите ли, я знаю о вас кое-что такое, что неизвестно даже Степану.

Хирн беспомощно развел руками и изобразил полное недоумение.

— Не надо так усердствовать! — осадила его Аннака. — Мне известно, что вы работаете еще на кого-то, помимо Степана.

— Я не... — Хирн попытался оправдаться, но Аннака не дала ему такой возможности, прижав указательный палец к губам мужчины.

— Я видела вас вчера в гараже. Вы не могли находиться там по своим делам — вам там нечего было делать. Но даже если это не так, вы проявили чересчур большой интерес к происходящему.

Хирн был настолько ошеломлен, что ему на ум даже не шло какое-либо правдоподобное оправдание. Да и какой смысл оправдываться? — спросил он себя. Эта женщина раскусила его, несмотря на все принятые им меры предосторожности. Хирн посмотрел на Аннаку. Она действительно была настоящей красавицей, но красота делала ее еще более грозной.

Женщина склонила голову набок.

— Так на кого же вы работаете — на Интерпол? Впрочем, нет, у вас — иные повадки. На ЦРУ? Тоже нет. Если бы американцы попытались внедрить своего агента в организацию, Степан, несомненно, знал бы об этом. Так что же вы за птица?

Хирн ничего не ответил — просто не мог найти в себе силы, чтобы произнести хоть слово. Он находился в ужасе от того, насколько много известно этой женщине; ему казалось, что ей известно буквально все.

— Не стоит так пугаться, Этан, — бросила Аннака, поднимаясь с дивана. — На самом деле меня все это не волнует. Я всего лишь хочу иметь страховой полис на тот случай, если здесь запахнет паленым. Вы и есть этот самый полис, поэтому до поры до времени ваше предательство останется нашим маленьким секретом.

Прежде чем Хирну в голову пришел хоть какой-то ответ, Аннака пересекла кабинет и скрылась за дверью. Несколько секунд он сидел, не будучи в состоянии пошевелиться, а когда выскочил из кабинета и посмотрел в обе стороны длинного коридора, ее уже не было. Затем Хирн закрыл дверь и громко произнес:

— Все чисто!

Подушки на диване пошевелились, Хирн снял их одну за другой и положил на ковер, устилавший весь пол кабинета. Затем он аккуратно снял фанерные щиты, прикрывавшие механизм, с помощью которого раскладывался диван-кровать, и из открывшегося углубления, словно Дракула из гроба, поднялся Хан.

Хирн обнаружил, что с него в три ручья течет холодный пот.

— Ты предупреждал меня в отношении ее, но я...

— Тихо! — Хан выбрался из своего убежища наружу. Хирн буквально корчился от страха, но сейчас у Хана были более неотложные дела, чем задавать ему взбучку. — Постарайся не повторить ту же ошибку во второй раз, — сказал он, а затем, подойдя к двери, приложил к ней ухо и стал прислушиваться. Единственное, что ему удалось расслышать, был отдаленный непрекращающийся шум, в который сливались звуки, доносившиеся из многочисленных кабинетов, расположенных на этаже.

Хан был одет во все черное — брюки, ботинки, рубашку и куртку до пояса. Хирну показалось, что по сравнению с последним разом, когда они виделись, плечи Хана заметно раздались вширь.

— Собери диван, — отрывисто приказал Хан, — а затем возвращайся к работе, словно ничего не произошло. У тебя назначена какая-то встреча? Вот и хорошо. Отправляйся на нее как ни в чем не бывало и не вздумай опоздать! Все должно выглядеть обычным и повседневным — это приказ!

Хирн кивнул, бросил фанерные панели в утробу дивана и прикрыл их подушками.

— Мы находимся на шестом этаже, — сказал он, — твоя цель — на четвертом.

— Давай взглянем на план.

Хирн сел за компьютер и вывел на экран поэтажный план здания.

— Покажи мне план четвертого этажа, — велел Хан, глядя на монитор через его плечо. После того как Хирн исполнил то, что было велено, он внимательно изучил схему. — Что это такое? — спросил он, указывая пальцем на одну из ее частей.

— Не знаю, — ответил Хирн, увеличивая изображение. — По виду напоминает пустое пространство.

— Ага, — протянул Хан, — это помещение примыкает к личным апартаментам Спалко.

— Вот только тут не обозначено ни входа, ни выхода, — заметил Хирн.

— Любопытно. Мне кажется, что мистер Спалко произвел некоторые изменения в плане, не поставив об этом в известность своих архитекторов.

После того как план накрепко отпечатался в памяти Хана, он отвернулся от компьютера. Тут ему больше нечего было делать, настало время осмотреть интересующий его этаж собственными глазами. Подойдя к двери кабинета, он оглянулся на Хирна:

— Не забудь о том, что я тебе сказал: ни в коем случае не опаздывай на свою деловую встречу.

— А ты? — спросил Хирн. — Как ты собираешься проникнуть туда?

— Меньше знаешь — лучше спишь, — усмехнулся Хан и бесшумно вышел в коридор.

В прохладном воздухе восхитительного исландского утра, напоенном ни на что не похожим запахом, исходящим от горячих подземных источников, и заполненном сиянием яркого солнца, полоскались флаги. В одной из частей аэропорта Кефлавик, которую Джеми Халл, Борис Карпов и Фаид аль-Сауд сочли наиболее подходящей с точки зрения обеспечения безопасности, был сооружен внушительный помост, а на нем стоял стол для высоких гостей и ряд микрофонов, подключенных к мощным динамикам. Никто из трех специалистов по безопасности, даже товарищ Карпов, по всей видимости, не испытывал ни малейшего энтузиазма в связи с тем, что главам их государств предстояло появиться в столь людном месте, однако президенты не вняли их доводам и оставили в силе эту часть сценария. По их мнению, в нынешней ситуации крайне важным было продемонстрировать не только солидарность и готовность сотрудничать, но и отсутствие страха перед лицом международного терроризма. Каждый из них, вступая на высший пост в государстве, понимал, что рискует стать жертвой террористов, и все они, соглашаясь принять участие в саммите в Рейкьявике, отдавали себе отчет в том, что риск этот многократно возрастает. Риск являлся неотъемлемой частью их работы. Если ты решил изменить мир, непременно найдутся люди, которые захотят помешать тебе в этом.

Именно поэтому в то прохладное утро, накануне открытия саммита, на колючем ветру хлопали и плескались государственные флаги Соединенных Штатов, России и четырех наиболее влиятельных исламских стран. Флагштоки были установлены напротив помоста, окруженного десятками вооруженных охранников, а на всех стратегически важных позициях по периметру места действия расположились зоркие снайперы.

Журналисты съехались буквально со всего мира. Им было велено прибыть в аэропорт за добрых два часа до начала пресс-конференции, и теперь охрана методично обыскивала их, проверяла аккредитационные карточки, снимала отпечатки пальцев, сличая полученные данные с компьютерными базами спецслужб. Фотографов предупредили, чтобы они не заряжали свои фотокамеры раньше времени, поскольку вся техника должна пройти проверку рентгеновскими лучами. Что касается сотовых телефонов, то все они были безжалостно конфискованы, помечены фамилиями владельцев и вынесены за пределы периметра. Журналистам, правда, пообещали вернуть мобильники сразу же после окончания пресс-конференции. Не была упущена ни одна мелочь.

Президент Соединенных Штатов появился в сопровождении Джеми Халла и целой своры агентов секретной службы. С помощью миниатюрных комплектов из наушников и микрофонов Джеми Халл мог поддерживать постоянную связь с каждым из членов своей команды. То же относилось и к руководителям иностранных служб безопасности.

Следом за американским президентом появился президент России Александр Евтушенко в сопровождении Бориса Карпова и группы агентов ФСБ с мрачными физиономиями. Затем шли руководители исламских государств, каждый — со своей свитой охранников.

Толпа зрителей подалась вперед, к помосту, на котором уже заняли места высокопоставленные гости, но тут же была оттеснена обратно. Были опробованы микрофоны, ожили телевизионные камеры. Первым слово взял американский лидер. Это был высокий, статный мужчина с крупным носом и взглядом сторожевого пса.

— Дорогие друзья! — начал он громким, уверенным голосом, выработанным в ходе сотен встреч с избирателями, смягченным множеством пресс-конференций и отточенным во время десятков доверительных бесед с другими лидерами в Розовом Саду и Кемп-Дэвиде. — Я обращаюсь к жителям всего мира! Сегодня мы с вами снова оказались на историческом перепутье мировой истории. Позволит ли человечество ввергнуть себя во мрак страха и непрекращающейся войны, или же мы сплотимся, чтобы поразить в сердце нашего общего врага, где бы он ни пытался укрыться?

Силы террора, — продолжал президент, — поднялись против нас, и мы не должны строить на этот счет никаких иллюзий. Сегодняшний терроризм — это гидра, чудовище со множеством голов. Мы понимаем, как трудна дорога, лежащая перед нами, но никто не собьет нас с пути и не помешает нам двигаться вперед — твердо, последовательно и, главное, сообща. Только объединившись, сумеем мы уничтожить многоглавое чудовище. Только объединившись, нам удастся сделать мир более безопасным.

Закончив речь, президент США был удостоен громких аплодисментов, а затем микрофоном завладел президент России, который сказал примерно то же самое, что его американский коллега, и тоже был награжден аплодисментами. Затем поочередно говорили лидеры четырех арабских государств, и, хотя их речи были более витиеватыми и иносказательными, они также сделали упор на острой необходимости совместных действий, направленных на то, чтобы раз и навсегда истребить столь гибельное явление, как терроризм.

Затем последовала непродолжительная фаза пресс-конференции, в ходе которой высокие гости отвечали на вопросы представителей прессы, после чего шестеро мужчин встали в ряд и позволили журналистам поснимать себя на фото— и телекамеры. Это было впечатляющее зрелище, кульминация которого оказалась совершенно неожиданной: президенты сцепили руки и в едином порыве взметнули их вверх — беспрецедентная демонстрация солидарности между Востоком и Западом.

Зрители медленно повалили наружу. В воздухе царило ликование, и даже самые брюзгливые журналисты были вынуждены признать: начало встречи на высшем уровне оказалось блистательным.

— Вы понимаете, что из-за вашего ослиного упрямства я вынужден менять уже третью пару резиновых перчаток?

Степан Спалко находился возле поцарапанной и заляпанной кровью хирургической тележки, расположившись на том же самом стуле, на котором накануне сидела Аннака. Перед ним лежал сандвич с беконом, ломтиками помидоров и салата-латука. Пристрастие к сандвичам выработалось у Спалко в течение долгих периодов, когда после той или иной опасной операции он отсиживался в Соединенных Штатах. Сандвич лежал на тарелке из тончайшего фарфора. Рядом с правой рукой Спалко стоял изысканный хрустальный бокал, наполненный превосходным бордо.

— Впрочем, неважно. Становится уже поздно. — Спалко постучал ногтем по стеклу циферблата своих наручных часов. — Боюсь, что замечательное времяпрепровождение, которому мы с вами тут предавались, подходит к концу. Вы даже не можете представить, какую волшебную ночь подарили мне! — Спалко хохотнул. — Боюсь, я не смогу ответить вам тем же.

Сандвич был разрезан на аккуратные треугольные кусочки — так любил Спалко. Он взял один из них, положил в рот и с наслаждением принялся жевать.

— Знаете, мистер Борн, сандвич с беконом, помидором и салатом-латуком ни к черту не годится, если только бекон не является свежайшим и не нарезан толстыми ломтями.

Проглотив еду, Спалко взял бокал, отпил немного вина, а затем встал, отодвинул свой стул и подошел к зубоврачебному креслу, в котором, пристегнутое ремнями, обвисло тело Джейсона Борна. Его голова свесилась на грудь, а пол вокруг кресла на добрых полметра был залит кровью.

Костяшками пальцев Спалко вздернул голову Борна кверху. Его глаза, в которых читалась нечеловеческая боль, провалились и были окружены черными кругами, лицо стало мертвенно-бледным.

— Прежде чем уйти, я открою вам иронию данной ситуации. Час моего триумфа почти настал. То, что вам известно, не имеет никакого значения. Не имеет значения и то, стали бы вы сейчас говорить или нет. Имеет значение лишь одно: то, что вы сейчас в моей власти, обездвижены и лишены возможности действовать, а значит, не сможете путаться у меня под ногами. — Он снова засмеялся. — Ах, мистер Борн, мистер Борн! Какую страшную цену вы заплатили за свое молчание! И самое обидное, что все это — совершенно напрасно!

Оказавшись в коридоре, Хан увидел охранника, стоящего возле лифта, и осторожно двинулся к двери, которая вела на лестницу. Сквозь армированное стекло двери он увидел еще двоих вооруженных охранников, курящих и болтающих на лестничной клетке. Примерно каждые пятнадцать секунд один из них выглядывал в дверное стекло, чтобы осмотреть коридор шестого этажа. Нет, лестница также находилась под надежной охраной, следовательно, необходимо искать другой путь.

Развернувшись, Хан непринужденной походкой двинулся по коридору. Незаметно вытащив пневматический пистолет, купленный у Оскара, он прижал его к ноге, а в следующую секунду после того, как охранник у лифта повернул голову и увидел его, поднял оружие и всадил дротик в шею стражника. Тот скрючился и безвольным мешком рухнул на пол, парализованный лекарством, содержащимся в «летающем шприце».

Подбежав к неподвижному телу охранника, Хан схватил его за ноги и потащил в мужской туалет, но в ту же секунду открылась дверь с лестницы и в ее проеме появился другой охранник. Ствол его автомата был направлен точнехонько в грудь Хана.

— Не шевелись! — приказал он. — Брось оружие и подними руки!

Хан выполнил приказание, но, поднимая руки вверх, он незаметно привел в действие приспособление, прикрепленное к задней части его запястья, спустив маленькую, но тугую пружинку. Когда миниатюрный дротик впился в шею охранника, тот ощутил что-то похожее на укус насекомого и схватился за горло. В следующий момент он перестал видеть, а затем, как и его коллега за несколько секунд до этого, кулем повалился на пол.

Хан втащил обоих в туалетную комнату, а затем, выскочив обратно в коридор, надавил на кнопку вызова лифта. После того как двери, мелодично звякнув, открылись, он вошел в кабину и нажал на кнопку четвертого этажа. Двери сдвинулись, и кабина пришла в движение, но, спустившись чуть ниже пятого этажа, дернулась и застыла на месте. Хан наугад нажал несколько других кнопок, но ничего не произошло. Кабина застряла между двумя этажами, и было очевидно, что это — не случайная поломка. Хан понимал, что у него в запасе — очень мало времени, чтобы выбраться из ловушки, тщательно расставленной Спалко.

Встав ногой на хромированный металлический поручень, который шел по периметру кабины, он вытянул руки вверх, к люку в потолке лифта, и уже собрался было его открыть, как какое-то неосознанное чувство заставило его остановиться. Приглядевшись повнимательнее, он заметил странный металлический блеск. Что это может быть? — подумалось ему. Вытащив из набора, полученного от Оскара, миниатюрный фонарик, Хан включил его, направил луч на шуруп в дальнем конце люка и увидел, что вокруг его шляпки обмотан тонкий медный провод. Люк был заминирован! Хан понял, что в тот момент, когда он попытается приподнять крышку люка, сработает детонатор, и заряд, заложенный на ней, взорвется.

В этот момент кабина лифта дернулась и рывками стала спускаться вниз.

Телефон Спалко зазвонил в тот самый момент, когда он вышел из комнаты для допросов. В окна спальни лились солнечные лучи, и он вошел в этот свет, блаженно подставив лицо животворному теплу.

— Алло!

Слушая собеседника, Спалко чувствовал, как учащается пульс. Он здесь! Хан находится в здании! Ладони Спалко непроизвольно сжались в кулаки. Теперь они оба у него в руках! Его работа здесь практически закончена.

Спалко приказал своим людям немедленно отправляться на третий этаж, а затем позвонил на главный пульт службы безопасности и отдал приказ включить пожарную тревогу, что заставит всех обычных служащих «Гуманистов без границ» срочно эвакуироваться из здания. После того как в коридорах взвыли сирены тревоги, мужчины и женщины побросали свою работу и в организованном порядке стали спускаться по лестницам, направляясь к пожарным выходам из здания.

К этому времени Спалко уже успел позвонить своему водителю и пилоту, приказав им готовить к вылету персональный самолет, который дожидался его в ангаре аэропорта Ферихедь.

Прежде чем вернуться и покончить с Джейсоном Борном, ему осталось сделать последний телефонный звонок. После того как Аннака взяла трубку, он проговорил:

— Хан находится в здании. Он блокирован в кабине лифта, и я послал людей, чтобы разобраться с ним на тот случай, если ему удастся оттуда выбраться, но ты знаешь его лучше, чем кто-либо. — Выслушав ее ответ, он прорычал: — Ты не открыла мне Америку! В общем, делай так, как считаешь нужным.

Хан ударил по кнопке экстренной остановки лифта, но ничего не произошло — кабина неумолимо продолжала ползти вниз. С помощью еще одного приспособления из набора Оскара он открутил панель управления, под которой оказалось головоломное переплетение проводов, однако Хан сразу же увидел, что провода, которые должны быть подключены к кнопке «СТОП», отсоединены. Хан ловко присоединил их к клеммам, снова надавил на кнопку, и после того, как кнопка плавно вошла в панель, кабина дернулась и замерла между четвертым и третьим этажом. Хан тем временем продолжал лихорадочно копаться в проводах.

На третьем этаже люди Спалко с автоматами на изготовку выстроились перед внешними дверями лифта. Использовав пожарный ключ, они принудительно открыли двери, и их взглядам предстала махина лифтовой шахты. Задрав голову, они увидели дно зависшей кабины лифта. Действуя в соответствии с полученными приказами, они подняли стволы автоматов и открыли ураганный огонь, разворотив пулями не меньше трети пола кабины. После такой канонады никто из находившихся в ней не смог бы уцелеть.

Прижавшись спиной к задней стене шахты лифта и упершись руками и ногами в боковые, Хан наблюдал за тем, как дно кабины, вырезанное пулями, словно консервным ножом, вываливается и падает вниз. От рикошета его оберегали двери лифта и сама шахта. В результате своих манипуляций с проводами Хану удалось раздвинуть двери лифта так, чтобы протиснуться сквозь них, и, когда началась автоматная стрельба, он уже успел подняться выше уровня крыши кабины.

Сейчас, когда улеглось гулкое эхо выстрелов, Хан услышал какое-то жужжание, словно рой пчел вылетел из улья и кружит неподалеку. Подняв голову, он увидел, что сверху, извиваясь и перехлестываясь, как две змеи, вниз летят две длинные веревки. Через секунду по ним стали быстро спускаться двое вооруженных до зубов охранников в штурмовом обмундировании и со снаряжением спецназа. Один из них заметил Хана и направил на него ствол автомата. Хан опередил его, выстрелив из пневматического пистолета. Оружие спецназовца выскользнуло из его вмиг онемевших пальцев, и под тяжестью собственного веса он заскользил по веревке. Когда он поравнялся с Ханом, тот, выбросив вперед руку, схватил бесчувственное тело и прижал к себе. В него прицелился второй боец — безликий в своем непроницаемом спецназовском шлеме, но за секунду до того, как грянул выстрел, Хан, ухватившись за веревку уже обездвиженного им бойца, крутанулся и использовал его тело в качестве щита. Затем он ударил ногой снизу вверх, выбив автомат из руки второго противника.

Оба спрыгнули на крышу кабины лифта одновременно. Маленькая квадратная коробочка со смертоносной взрывчаткой С-4 была примотана клейкой лентой к середине аварийного люка. Хан заметил, что шурупы, на которых держится люк, ослаблены. Если хотя бы один из них будет выдернут из гнезда, это приведет в действие детонатор, и кабина лифта разлетится на куски.

Хан нажал на курок своего пневматического пистолета, но противник видел, как чуть раньше он расправился с его напарником, и был настороже. Нырнув в сторону, он крутанулся вокруг своей оси и тоже ударил ногой вверх, выбив пистолет из руки Хана. В тот же момент он схватил с крыши лифта автомат своего товарища. Хан со всей силы наступил каблуком на его руку, пытаясь заставить его разжать пальцы. И тут снизу вновь раздались автоматные очереди. Охранники, столпившиеся на третьем этаже, стреляли вверх.

Воспользовавшись тем, что Хан на мгновение отвлекся, охранник ударил его по ноге и выдернул из-под нее свою руку с короткоствольным автоматом, который он все же ухитрился не выпустить из пальцев. Перед тем как он нажал на курок, Хан спрыгнул с крыши лифта и уцепился за стойку, к которой крепился механизм экстренного торможения. Укрывшись за нею от града пуль, он стал судорожно копаться в нем. Охранник, оставшийся сверху, успел заметить, куда делся его противник, и теперь распластался на крыше лицом вниз, целясь из автомата ему в голову. Однако, прежде чем он успел открыть огонь, Хану удалось разблокировать тормозной механизм, и кабина лифта рухнула вниз, унося с собой оторопевшего охранника.

Дотянувшись до ближайшей к нему веревки, по которой спустился один из врагов, Хан полез вверх и, добравшись до четвертого этажа, стал прилаживать к магнитному замку полученное от Оскара устройство, которое должно было временно парализовать охранные функции механизма. В этот момент снизу донесся грохот, обозначивший, что кабина лифта достигла расположенной в подвале финальной точки своего немудрящего маршрута. Видимо, от удара люк кабины отлетел, приведя в действие заряд С-4. Снизу вверх понесся огненный смерч, но в этот момент магнитный замок поддался, послышался щелчок, и Хан, перевалившись через край шахты, оказался в апартаментах Степана Спалко.

Вестибюль четвертого этажа был целиком выложен мраморными плитками цвета кофе с молоком, плафоны из чуть «подмороженного» стекла изливали мягкий, теплый свет. Хан вскочил на ноги и тут же увидел Аннаку. Она находилась не дальше чем в пяти метрах от него и, заметив Хана, бросилась бежать. По ее лицу Хан понял, что она удивлена и напугана, но это было легко объяснить: ни она, ни Спалко и предположить не могли, что Хан пожалует на их заветный четвертый этаж, да еще через парадный вход. Он беззвучно засмеялся. Что ж, с его стороны это действительно был подвиг. С этой мыслью Хан бросился в погоню.

Впереди него Аннака открыла какую-то дверь и, юркнув внутрь, захлопнула ее за собой. До его слуха донесся характерный звук защелкнувшегося замка. Он понимал, что в первую очередь обязан добраться до Борна и Спалко, но Аннака внезапно оказалась в роли неожиданного трофея, и Хан не мог от него отказаться.

Когда он добежал до запертой двери, в его руке уже позвякивала связка отмычек. Вставив одну из них в замок, он принялся с необыкновенной ловкостью орудовать воровским приспособлением, вращая его в прорези, и меньше чем через пятнадцать секунд дверь распахнулась. Аннаке этого времени хватило лишь на то, чтобы добежать до противоположного конца комнаты. Оглянувшись и посмотрев на него с выражением нескрываемого страха, она открыла еще одну дверь, нырнула внутрь и с грохотом захлопнула ее за собой.

Если бы Хан дал себе труд вспомнить дни, проведенные ими вместе, это выражение на ее лице наверняка насторожило бы его. Ему следовало помнить, что чувство страха было неизвестно Аннаке. Но теперь все его внимание было привлечено к этой весьма необычной комнате, в которой он оказался, — маленькой, квадратной, невзрачной и без окон. Ее стены и даже широкие деревянные плинтуса были недавно покрашены в мертвенно-белый цвет, начисто отсутствовала мебель. Здесь не было вообще ничего — ни единого предмета! Однако Хан обратил внимание на все эти странности и забеспокоился слишком поздно: над его головой уже послышалось негромкое зловещее шипение. Поглядев наверх, он увидел под потолком вентиляционные отдушины, через которые в комнату стал поступать газ. Задержав дыхание, Хан пошел к дальней двери и попытался отпереть замок с помощью отмычки, однако дверь не открывалась. Очевидно, с другой стороны она была заперта на засов. Тогда он бросился к той двери, через которую вошел, и подергал ручку, но и тут его ждала неудача.

Газ уже распространялся по запертой комнате, в одночасье превратившейся в душегубку. Хан был пойман в ловко расставленную ловушку.

Рядом с фарфоровой тарелкой, усыпанной крошками хлеба, и недопитым бокалом бордо Степан Спалко аккуратно разложил все предметы, изъятые у Борна: керамический пистолет, сотовый телефон Конклина, пачку банкнот и нож с выкидным лезвием.

Измученный, залитый кровью Борн в течение последних часов находился в состоянии медитации, в которое намеренно погрузил свое сознание. Сначала — для того чтобы воздвигнуть барьер между разумом и чудовищной болью, которую причинял его телу каждый новый злодейский инструмент, оказывавшийся в руках Степана Спалко, затем — пытаясь сохранить, не растратить на страдания остатки жизненной энергии, и наконец — чтобы свести на нет опустошающий эффект пытки и собрать в кулак внутренние силы.

Мысли о Мэри, Алиссон и Джеми вспыхивали в его опустошенном сознании, подобно призрачным огонькам на болоте, но зато с гораздо большей отчетливостью в мозгу, в котором воцарилось почти абсолютное спокойствие, всплывали воспоминания о годах, проведенных в залитом солнцем Пномпене. В нем снова вернулись к жизни Дао, Алисса и Джошуа. Он бросал Джошуа мяч, показывая ему, как следует пользоваться бейсбольной перчаткой, которую привез сыну из Штатов. В этот момент Джошуа повернулся к нему и спросил: «Почему ты попытался создать наши копии? Почему ты не спас нас?» Борн замешкался и тут же увидел, что на него смотрит лицо Хана, нависшее сверху подобно луне на черном небе. «Ты попытался воспроизвести своих прежних детей в лице новых. Ты даже дал им имена, начинающиеся на те же буквы!»

Ему хотелось выйти из состояния вынужденной медитации, вырваться из крепости, возведенной им для себя, чтобы защититься от ужасов, которым подверг его Спалко! Все, что угодно, лишь бы скрыться от обличающего взгляда, от сокрушительной правды, от разъедающего душу чувства вины.

Вина — вот оно, это слово! Именно от чувства вины бежал он все это время! С того самого дня, когда Хан назвался его сыном, он бежал от правды — точно так же, как когда-то сломя голову бежал из Пномпеня. Тогда ему казалось, что он бежит от обрушившейся на него трагедии, но истина заключалась в том, что ему хотелось скрыться от невыносимого чувства вины. Захлопнув дверь перед самым носом этого чувства, он стал спасаться бегством.

Помоги ему, Боже! В этом отношении Аннака полностью права: он и впрямь оказался трусом.

Приоткрыв затекшие кровью глаза, Борн увидел, что Спалко сунул деньги в карман и взял с тележки керамический пистолет.

— Я использовал вас для того, чтобы стряхнуть со своего хвоста ищеек из всех спецслужб мира, и вы сослужили мне в этом хорошую службу. — Спалко поднял пистолет и навел его дуло в невидимую точку, расположенную между глаз Борна. — Но, к сожалению, вы перестали быть нужны мне. — Его палец напрягся на спусковом крючке.

В этот момент в комнату вошла Аннака.

— Хан сумел проникнуть на четвертый этаж, — сообщила она.

Несмотря на недюжинное самообладание, Спалко удивился:

— Разве он не погиб? Я отчетливо слышал звук взрыва.

— Ему каким-то образом удалось обрушить лифт, и взрыв произошел в подвале.

— К счастью, последняя партия оружия уже погружена на корабль и отправлена. — Только сейчас Спалко мимолетно взглянул на женщину. — Где сейчас Хан?

— Он в ловушке, в запертой комнате. Нам пора отправляться.

Спалко согласно кивнул, подумав про себя, что в свое время он поступил совершенно правильно, способствовав сближению Аннаки и Хана. Двуличное создание, Аннака сумела изучить Хана настолько досконально, как это нипочем не удалось бы ему самому. Спалко снова стал смотреть на Борна и ощутил уверенность в том, что тот ему еще понадобится.

— Степан! — Аннака положила ладонь на его руку. — Самолет ждет. Нам нужно торопиться, чтобы покинуть здание незамеченными. Все системы пожаротушения задействованы, из лифтовых шахт выкачан воздух, поэтому риска крупного пожара нет. И все же в вестибюле локальные очаги существуют, поэтому скоро сюда прибудут пожарные экипажи. А возможно, уже прибыли.

Спалко посмотрел на нее с восхищением. Поистине, от внимания этой женщины не ускользнет ни одна мелочь! Затем резким движением он описал правой рукой широкую дугу и обрушил ствол пистолета на висок Борна.

— Я возьму это с собой, как сувенир о нашей первой и последней встрече.

Затем они с Аннакой покинули комнату.

Лежа на животе и отдирая кусок плинтуса, Хан лихорадочно работал маленькой фомкой из набора, который он получил от Оскара. Его глаза горели и слезились от газа, а легкие готовы были лопнуть из-за недостатка кислорода. Он понимал: в его распоряжении — всего несколько секунд, а затем газ сделает свое дело.

Наконец удача улыбнулась ему: часть плинтуса отломилась, и из соседней комнаты в образовавшуюся щель проник ручеек животворного воздуха. Приникнув лицом к этому самодельному вентиляционному отверстию, Хан стал вдыхать его полной грудью. Затем, сделав последний глубокий вдох, он снова задержал дыхание, убрал голову и сунул в проделанное им отверстие небольшой заряд С-4, также полученный от Оскара. Именно этот пункт в списке требуемых приспособлений подсказал последнему, насколько рискованное предприятие ожидает Хана, и побудил Оскара снабдить его также «спасательным набором».

Протолкнув взрывчатку поглубже, Хан откатился к противоположной стене и нажал на кнопку пульта дистанционного управления. Грянул взрыв. Кусок стены обрушился, и в ней образовалась дыра внушительных размеров. Не дожидаясь, пока осядут клубы пыли и штукатурки, Хан кинулся в пролом и оказался в спальне Степана Спалко.

Солнце ярко светило в окно и отбрасывало яркие блики на зеркальную поверхность текущего внизу Дуная. Хан настежь распахнул все рамы на тот случай, если какая-то часть газа выберется из комнаты-душегубки и найдет путь сюда. Как только окна оказались открыты, до его слуха донеслись завывания сирен, и, поглядев вниз, Хан увидел стоящие перед зданием пожарные и полицейские машины, десятки суетящихся людей. Он отступил от окна, огляделся и попытался восстановить в памяти план этажа, который видел на экране компьютера в кабинете Хирна.

Когда ему это удалось, он повернулся лицом к стене, за которой, по его расчетам, должно было находиться загадочное пустое пространство. Стена была обшита полированными деревянными панелями. Одну за другой он стал обследовать их, поочередно прижимая к каждой ухо и простукивая костяшками пальцев. Третья панель слева оказалась потайной дверью и, после того как он нажал на нее, повернулась на сорок пять градусов, открыв вход в соседнее помещение.

Хан ступил внутрь и очутился в просторной комнате с черными бетонными стенами и полом, выложенным белой плиткой. В воздухе пахло кровью и потом, а прямо перед ним, пристегнутый ремнями к зубоврачебному креслу, истерзанный, окровавленный, сидел обнаженный до пояса Джейсон Борн. Хан смотрел на своего бывшего противника, на заляпанный кровью пол вокруг него. Руки, плечи, грудь и спина Борна представляли собой настоящее месиво: опухшие раны, покрытая волдырями от ожогов плоть. Две повязки, предохранявшие его сломанные ребра, были срезаны и валялись на полу, третья, наложенная непосредственно на тело, оставалась на месте.

Борн слегка повернул голову и посмотрел на Хана взглядом быка, выдержавшего бой на корриде, — израненного, но непобежденного.

— Я слышал второй взрыв, — едва слышно проговорил он, — и подумал, что ты погиб.

— И теперь — разочарован? — оскалился Хан. — Где он? Где Спалко?

— Боюсь, ты опоздал, — ответил Борн. — Он сбежал. Аннака Вадас — с ним.

— Она работала на него с самого начала, — сказал Хан. — Я пытался предупредить тебя тогда, в клинике, но ты не стал слушать.

Этот горький упрек заставил Борна тяжело вздохнуть и снова закрыть глаза.

— Мне было некогда.

— Тебе, как я погляжу, всегда некогда выслушать то, что тебе хотят сказать.

Хан подошел к Борну, и у него перехватило горло. Он понимал, что должен немедленно отправляться по следу Спалко, но что-то связывало его, не позволяя сдвинуться с места, уйти отсюда. Он продолжал рассматривать увечья, нанесенные этому человеку Степаном Спалко.

— Теперь ты убьешь меня? — проговорил Борн. Это был даже не вопрос, а скорее констатация факта.

Хану было ясно, что более удобной возможности ему не представится. Темная жажда мести, которую он так долго пестовал в своей душе, которая стала его единственным другом и соратником, которая день ото дня росла, питаясь живущей в нем безбрежной ненавистью, все еще никак не хотела умирать. Она требовала от него уничтожить Борна и почти одержала над ним верх. Почти... Он почувствовал импульс, который начался где-то внизу и стал подниматься к правой руке, побуждая ее к действию, но этот импульс прошел мимо сердца и поэтому тут же угас.

Хан резко развернулся на каблуках и вышел в роскошную спальню Спалко, а менее чем через минуту вернулся со стаканом воды и целым набором предметов, которые позаимствовал в ванной комнате. Поднеся стакан к губам Борна, он слегка наклонил его и ждал до тех пор, пока тот не опустел. Как будто помимо собственной воли, его руки расстегнули пряжки ремней, подарив свободу лодыжкам и запястьям Борна, а затем принялись обмывать и дезинфицировать его раны.

Борн молча наблюдал за действиями Хана, не отрывая ладоней от ручек кресла. Как ни странно, сейчас, получив свободу, он ощущал себя еще в большей степени обездвиженным, чем тогда, когда был пристегнут ремнями. Он не отрывал взгляда от Хана, тщательно изучая каждую черточку его лица. Неужели он действительно видит перед собой рот Дао и свой собственный нос или это всего лишь иллюзия? Если перед ним действительно его сын, Борн обязан увериться в этом; он обязан узнать, что произошло на самом деле. И все же он по-прежнему испытывал потаенный страх, какую-то необъяснимую неуверенность. Мысль о том, что он вступил в смертельную схватку с собственным сыном после долгих лет, в течение которых считал его погибшим, была невыносимой. Но столь же невыносимым было и молчание, воцарившееся сейчас. Поэтому Борн заговорил на другую тему — постороннюю, но представлявшую первостепенный интерес для них обоих.

— Ты хотел знать, что задумал Спалко, — заговорил Борн, дыша медленно и глубоко, поскольку каждое прикосновение тампона с антисептиком заставляло его испытывать острые спазмы боли. — Он похитил оружие, изобретенное Феликсом Шиффером, портативный биораспылитель. И еще Спалко каким-то образом удалось прибрать к рукам Петера Сидо — эпидемиолога, работавшего в клинике, — и получить от него начинку для зарядов.

Хан отбросил в сторону пропитавшийся кровью марлевый тампон и взял чистый.

— И что же это такое?

— Может, сибирская язва, может, геморрагическая лихорадка... Точно не знаю, но, без сомнения, какой-то смертоносный вирус.

Хан продолжал обрабатывать раны Борна. Пол вокруг них был уже усеян красными от крови кусками марли.

— Для чего ты рассказываешь мне все это? — с нескрываемым подозрением поинтересовался Хан.

— Потому что знаю, каким образом Спалко намеревается использовать это оружие.

Хан на мгновение оторвался от своего занятия и поднял глаза на Борна, а тот, встретившись с ним взглядом, испытал чуть ли не физическую боль. Сделав глубокий вдох, он продолжал:

— Спалко очень ограничен во времени. Он страшно торопился убраться отсюда. Поэтому несложно сделать вывод...

— Антитеррористический саммит в Рейкьявике.

Борн кивнул:

— Это — единственное логичное предположение.

Хан встал, подошел к шлангу, повернул кран и ополоснул руки, глядя, как с них стекает розовая вода, кружась водоворотом, прежде чем исчезнуть в огромной решетке водостока.

— Вероятно, ты прав.

— Я пойду по их следу, — сказал Борн. — Сложив воедино все кусочки головоломки, я понял, что Конклин спрятал Шиффера, а заодно — Вадаса и Молнара потому, что ему стало известно о планах Спалко. В доме Алекса я нашел его блокнот, а в нем — кодовое название этого биораспылителя: NX-20.

— Вот, значит, за что убили Конклина, — понимающе кивнул Хан. — Почему же он не сообщил обо всем, что узнал, в агентство? Уж наверняка такая махина, как ЦРУ, сумела бы лучше позаботиться о докторе Шиффере.

— Тому может быть много причин, — ответил Борн. — Он мог думать, что ему не поверят, ведь Спалко известен во всем мире как выдающийся филантроп. Может быть, ему не хватало времени, а его сведения были недостаточно убедительны и полны, чтобы убедить бюрократов из ЦРУ действовать немедленно. Кроме того, надо знать Алекса: он не из тех, кто любит делиться секретами с кем бы то ни было.

Борн поднялся — с трудом, кривясь от боли и опираясь рукой на спинку кресла. Он так долго сидел в одном положении, что ноги онемели и не желали слушаться.

— Шиффера Спалко убил, и я полагаю, что доктор Сидо тоже в его руках — живой или мертвый. Я должен остановить его, не позволить ему перебить всех, кто соберется на саммите.

Хан взял с тележки сотовый телефон и протянул его Борну:

— На, звони в агентство.

— Думаешь, они мне поверят? Ведь агентство считает что именно я застрелил Конклина и Панова в доме в Манассасе!

— Тогда позвоню я. Даже такие бюрократы, какие сидят в ЦРУ, не могут оставить без внимания звонок, пусть и анонимный, с предупреждением об угрозе жизни президенту Соединенных Штатов.

Борн с сомнением покачал головой:

— Шеф американской службы безопасности, человек по имени Джеми Халл, — это карьерист и самовлюбленный осел. Он обязательно найдет способ дезавуировать такое предостережение. — Во взгляде Борна засверкали прежние огоньки — его глаза вновь обрели жизнь. — А значит, остается единственный способ не допустить трагедии. Вот только я сомневаюсь, что сумею сделать это один.

— Судя по твоему виду, — хмыкнул Хан, — один ты сейчас вообще ни на что не годишься.

Борн заставил себя посмотреть молодому человеку прямо в глаза.

— Тем более это еще одна причина, по которой ты должен мне помочь.

— Ты спятил!

Борн с трудом подавил внутри себя поднимающуюся враждебность.

— Ты хочешь добраться до Спалко не меньше моего, так что же тебе мешает присоединиться ко мне?

— Все, все мешает! — гаркнул Хан. — Взгляни на себя — ты же развалина!

Борн уже встал с кресла и теперь ходил по комнате, разминая мышцы и чувствуя, как с каждым сделанным шагом к нему возвращаются былая сила и уверенность в себе. Хан тоже заметил это и был буквально поражен.

— Обещаю, что тебе не придется выполнять всю тяжелую работу, — с усмешкой сказал Борн, глядя на собеседника.

Категорического отказа не последовало. Наоборот, Хан пусть и ворчливо, но согласился, сам, впрочем, не понимая, что заставляет его так поступить.

— Первое, что нам предстоит, — это выбраться отсюда живыми и невредимыми.

— Я знаю, — усмехнулся Борн, — но из-за пожара, который ты устроил, в здании сейчас кишмя кишат брандмейстеры и полицейские.

— Если бы я его не устроил, то не смог бы пробраться сюда, — парировал Хан.

Борн видел, что эта беззлобная пикировка ничуть не ослабляет напряжение между ними, скорее наоборот. Они не знали, как говорить друг с другом, и Борн задумался над тем, станет ли это вообще когда-нибудь возможным.

— Спасибо, что спас мне жизнь, — поблагодарил он.

— Не льсти себе, — ответил Хан, не глядя в его сторону, — я пришел сюда для того, чтобы прикончить Спалко.

— Что ж, — сказал Борн, — в конце концов, хоть за что-то я могу сказать Спалко «спасибо».

Хан покачал головой:

— Нет, все равно ничего не выйдет. Я не доверяю тебе, а ты — мне.

— Я постараюсь, — ответил Борн. — Что бы нас ни разделяло, опасность, исходящая от Спалко, гораздо страшнее, и мы должны его нейтрализовать.

— Не учи меня! — отрезал Хан. — Ты мне для этого не нужен. И никогда не был нужен... — Он заставил себя поднять глаза и посмотреть на Борна. — Ну ладно, давай договоримся так. Я согласен работать в паре с тобой, но только на одном условии: ты вытащишь нас отсюда.

— Договорились. — Борн улыбнулся, заставив Хана смутиться. — В отличие от тебя у меня, пока я сидел здесь, было много времени для раздумий относительно того, как выбраться отсюда. Я предположил, что, даже если каким-то образом сумею освободиться из этого кресла, с помощью обычных методов мне далеко не уйти. В таком состоянии я просто не способен противостоять эскадрону охранников Спалко. Поэтому я остановился на ином решении.

Хан почувствовал раздражение, как и всякий раз, когда этот человек оказывался предусмотрительнее его самого.

— Ну и что же ты придумал? — спросил он.

Борн мотнул головой в сторону металлической решетки посередине комнаты.

— Водосток? — недоверчиво спросил Хан.

— А почему бы и нет! — Борн опустился на колени рядом с решеткой. — Отверстие достаточно большое, чтобы в него смог пролезть человек. — Он нажал кнопку на рукоятке ножа и после того, как из нее, сверкнув в свете ламп, выскочило лезвие, просунул его в щель между решеткой и бетонным краем водостока. — Не хочешь мне помочь?

Хан встал на колени по другую сторону водостока и, когда Борн, используя нож в качестве рычага, немного приподнял решетку, ухватился за ее край и потянул вверх. Отложив нож, Борн присоединился к нему, и совместными усилиями они подняли тяжеленную чугунную решетку.

Хан заметил, что от усилия Борн сморщился, и в этот момент внутри его возникло некое мрачное ощущение — странное и одновременно знакомое: что-то вроде гордости, которое он смог определить не сразу и к тому же с душевной болью.