Шанс. Внедрение. (Я в моей голове). Книга 1 Савелов Сергей

Утро.

Проснулся неожиданно, похоже рано и полностью разбитый. В голове вертелись обрывки сна, какие-то образы, воспоминания и было чувство присутствия чего-то непонятного, страшного, чужого.

«Что произошло? Почему? Где я?» – возникли в голове панические вопросы. Сев на кровати, огляделся. Темно. В изголовье нашарил выключатель настольной лампы и зажег свет. «Фу, дома!» – с облегчение выдохнул. Привычная обстановка в бабушкиной комнате, сижу в своей кровати, за тонкой перегородкой бубнит радио в комнате родителей. За половинкой квадратного окна, разделенного той же перегородкой – ночная темнота. Вероятно, утро. Родители собираются на работу и скоро в семь часов сорок минут под задорные фанфары «Пионерской зорьки» отец из-за стенки начнет меня будить. Как правило, я отвечал спросонья: «Сейчас!», наивно надеясь выгадать еще минутку для сна. «Хватит чавкать, вставай!» – орал он мне в ответ, демонстративно, но привычно «негодуя». Такой диалог происходил каждое утро по нескольку раз и превратился в рутинный утренний ритуал.

Однако сегодня я проснулся раньше и спросонья никак не мог понять – что со мной произошло или происходит и чего беспокоит? Вдруг ВСПОМИНАЮ, что через пару лет отец с матерью получат долгожданную благоустроенную квартиру в пятиэтажке в нашем Заводском поселке и переедут из этого барака. Позже, еще через несколько лет этот барак признают аварийным, и бабушка переедет в другой. К девяностым годам этого века ей, как ветерану труда и труженику тыла в Великую Отечественную войну выделят квартиру в новой заводской девятиэтажке. К тому времени за ней уже будет требоваться уход, и мама заберет ее в свою квартиру, а в девятиэтажке поселюсь я со своей семьей после увольнения по сокращению штатов из Вооруженных Сил.

Все это промелькнуло в моей голове, а также много других подробностей, знаний (воспоминаний?). «Что это? Откуда это?» – панически забилась мысль. Меня вдруг зазнобило и не от холодного пола. Ужас! Я, стиснув зубы и зажав ладони между колен попытался успокоиться и, нащупав на полу тапочки, поразмышлять: «Может это одна из форм сумасшествия, шизофрения, расщепление сознания? Даже не с кем посоветоваться – позора не оберешься. Что же делать?»

За стеной послышались ожидаемые фанфары «Пионерской зорьки» и знакомый голос отца:

– Сергей, вставай!

– Я уже встал, – буркнул, приходя в себя.

Слышу, как отец что-то сказал матери, и оба засмеялись. «Весело им! А мне каково? Зачем мне эта напасть?» – подумал раздраженно.

Как сомнамбула от множества мыслей поплелся к помойному ведру в угол комнаты. Традиционная для всех жильцов барака утренняя процедура, где только общий коридор и кухня. Общественный туалет из досок, разделенный на мужское и женское отделения с двумя дырками в каждом находился на улице в углу двора рядом с помойкой. От нашего подъезда эти «удобства» располагались в пятидесяти метрах – не набегаешься по малой нужде.

Не спеша натянул «треники» и пошел умываться в коридор и чистить зубы. Водопровода, как и горячей воды, конечно, нет, а есть обычный рукомойник с «соском» над раковиной и семейным помойным ведром.

«Да! Не скоро буду умываться в ванной теплой водой из водопровода и при желании принимать утренний душ», – промелькнула мысль. «Зато бриться пока не надо!» – тут же радостно подумалось. С ужасом вспомнилось, как отец каждое утро взбивает пену из обмылков в специальном стаканчике, намыливает помазком подбородок и скребет щетину станком с лезвием «Нева»? Брр-р-р, кошмар! «Жиллет» с двойными, тройными лезвиями и другие бренды западной цивилизации пока не доступны простому мастеру сварочного цеха обычного машиностроительного завода провинциального городка, каких тысячи в СССР.

Опять эти непонятные знания! Откуда это? «Может подобное не только со мной произошло? Есть ли еще знающие?» – возникла обнадеживающая мысль. Вот бы встретить подобных бедолаг и поделиться мыслями, опытом, посоветоваться! Только как узнать? Я ведь не собираюсь каждому рассказывать о моих возможностях. Наверняка, другие тоже будут таиться. Вообще-то, в этом что-то есть, надо будет не торопясь обдумать.

Не зря же всю жизнь любил читать, а в последние годы.… «Какие последние годы!? А-а-а! Ужас! Тьфу ты, аж вспотел!» – запаниковал снова, но замерев на минуту, заставил себя успокоиться и продолжил рассуждать.

В последние годы я подсел на книги по альтернативной истории о попаданцах, в том числе и в послевоенное советское время.

Конечно, окружающим не следует знать о моих новых способностях, но как это произошло? Зачем? Почему я? Кому это надо? По книгам большинство попаданцев имеют какие-то бонусы: смартфон, ноутбук, сверхспособности и сверхвозможности и (или) какие-то знания, профессиональные навыки, умения и прочие «рояли в кустах». А я что знаю, умею, имею? Ничего! А может, я пока не все знаю?

Размышляя таким образом, я поедал вкуснейшую любимую рисовую кашу быстрого приготовления из брикета, приготовленную отцом. Эталонный на всю жизнь вкус рисовой каши со сливочным маслом. В будущем… А-а-а! Опять зацепило – «в будущем».

«Хватит дергаться!» – скомандовал себе. Если это навсегда, то придется смириться, жить дальше и не комплексовать.

Так вот, в будущем я уже не встречал подобного продукта – каши, кисели быстрого приготовления в брикетах. Как просто – заливаешь растолченный брикет необходимым количеством кипятка, закрываешь крышкой и через несколько минут – вуаля! Готовая рисовая каша. Никакого сравнения со всякими Дошираками и Ролтонами. В будущем, сколько не пробовал, не удавалось приготовить из большого выбора рисовых круп кашу с подобным вкусом.

«А вот утренний кофе!!!? (Тоже сваренный отцом в кастрюльке). Мм-да-а. Не то!» – поморщившись, мысленно сравнил. Многие годы в будущем пил растворимый Нескафе с молоком. Наверняка, в это время мне его будет сильно не хватать, хотя надо будет посмотреть, что продают в магазинах сейчас. Может, что и подберу, несмотря на небольшой выбор. Не интересовал меня продуктовый ассортимент магазинов в этом возрасте, так как в семье мама занималась снабжением.

«Так! У меня ещё и вкусы поменялись!» – поймал себя на мысли. Может всё-таки вместе со вкусом ещё что-либо изменилось у меня? Помню из книг, что некоторые попаданцы приобрели способность к быстрой регенерации организма, улучшенную память, ускоренную усвояемость знаний, приобретение навыков и мастерства.

Я всегда занимался спортом, но разрядов не имел, кроме первой степени военно-спортивного комплекса, полученной в военном училище. На любой должности считался хорошим специалистом и профессионалом, так как всегда старался быть в числе лучших, не любил замечаний, упреков и критики вышестоящего начальства. Стреляю, наверняка, выше среднего, в технике и оружии разбираюсь. Историю, вероятно, знаю лучше большинства нынешних современников, а в знании будущего мне вообще сейчас нет равных. Акцентировано ударить могу, знаю куда бить, чтобы наверняка вывести противника из борьбы, а то и покалечить (если не убить). Хватило бы силы. Отработаны некоторые приемы боевого самбо – не зря многие годы служил в войсковой разведке и в милиции.

Так! Все, пора в школу в свой девятый класс. В темпе натянул школьную форму. Портфель вроде ещё вчера сложил. Шапка кроличья, шарф, импортный зимний плащ, купленный матерью в Москве по случаю. Вперед! Опаздываю со своими размышлениями.

Поселок.

На улице еще зима, февраль 1978 года. Как бы другими глазами на улице осмотрелся. Наши два барака и сараи (самострой) с трех сторон огораживают двор, с другой – дорога. Некоторые сараи обиты железом и считаются гаражами, где хранятся мотоциклы и мопеды. Среди жильцов бараков есть только один владелец автомобиля «Москвич-412», выигранный в денежно-вещевую лотерею. Хозяин редкого автомобиля – еврей, отличный слесарь-инструментальщик на нашем заводе. (И такие евреи бывают, не только артисты, часовщики и ювелиры). Причем, непьющий, от слова совсем – редкое качество среди мужиков поселка.

У нас тоже есть гараж с мотоциклами «Урал» и «Восход» отцовскими. Мне ездить категорически запрещено родителями – прав нет и рано якобы. Конечно, я «угонял» их несколько раз по вечерам, покрасоваться перед ребятами и покатать девчонок.

Дальше прохожу мимо бывшего третьего барака, переделанного в двухэтажный многоквартирный дом уже с благами цивилизации – водопроводом и канализацией, только без горячей воды. (Горячей воды нет во всех благоустроенных домах города). Дом покрашен белой краской и в народе зовется «Белым домом». Наши бараки, как и многие старые дома в поселке построены пленными немцами во время и после войны. Вероятно, в наших бараках они и жили.

Родители поселились в бараке, когда мне было два года в середине шестидесятых годов. Уже помню, что тогда бараки были сквозными с общим коридором с двумя выходами в торцах зданий. Центральное отопление было всегда на моей памяти. Потом каждый барак разделили на четыре секции, с отдельным выходом каждая. В каждой секции было по общей кухне с печью, но не помню, чтобы их топили, так как все пользовались керогазами. Мне, помниться, приходилось регулярно таскаться с бидоном за керосином. Потом провели газ и печи убрали.

Следующий четырехэтажный дом – Желтый дом (так его в народе зовут). Окрашен светло-бежевой краской, тоже благоустроенный. Вероятно, в свое время этот дом был построен для заводского начальства, а сейчас в нем живут простые работяги в коммунальных квартирах.

Дальше иду через небольшой сквер (парк), засаженный кустами черемухи и рябины. Слева – ограда ясель. Туда меня водили в детстве. Справа тир, склад спортинвентаря, городошная площадка и заводской стадион с футбольным полем. За стадионом виден синий пивной павильон (отрада для рабочих), рядом возвышается монументальный с колоннами заводской клуб с большой пристройкой заводского спортзала.

После парка на начинающейся улице располагаются в ряд серые благоустроенные двухэтажки из шлакоблоков. Тоже немецкое производство, да и строительные технологии, наверное, их. Из послезнания – в таких домах трехслойные межэтажные перекрытия. Нигде не слышал о подобном в нашем строительстве. Двухэтажки тоже заселены простыми людьми, как мои родители. Начальство, как правило, проживает в городе. Вот такое деление у нас сложилось.

Город разделен рекой. На нашей стороне – железнодорожная станция со всей сопутствующей инфраструктурой и раскинулось несколько поселков. Перевалка (народное название). Рабочий поселок (в народе – «Дашкин»). Мой Заводской и Восточный поселок. На нашей заречной стороне расположено множество предприятий, самое крупное из них – Машиностроительный завод, где трудятся мои родители. Мама инженером-конструктором в конструкторском бюро и отец – мастером сварочного цеха, а также многие жители этих поселков и города.

Завод занимает огромную территорию и находится через дорогу от бараков. Через забор от моего барака (в наше окно виден) – городской растворный узел (в народе – Бетонная). Так что я живу при постоянном шуме завода, рокота тракторов и экскаваторов за окном. Рядом с заводом расположена городская ТЭЦ с высокой трубой (лазили в детстве). Она отапливает наш поселок и благоустроенный новый район города. Возле Восточного поселка расположен довольно крупный железобетонный комбинат. За железнодорожной станцией – большой завод ГАРО. Есть еще на нашей стороне – нефтебаза, асфальтовый завод, автотранспортное предприятие, льнозавод, хлебокомбинат, новый молокозавод и ряд мелких предприятий, складов, хранилищ, гаражей и прочих объектов. Есть возможность развернуться мальчишеской фантазии для игр и проказ. Все это – городская окраина, за которой уже начинаются колхозные поля с множеством пригородных деревень. Вся молодежь этой территории училась или учится в моей средней школе № 8.

Вышел на перекресток, за которым раскинулась стройка жилого пятиэтажного благоустроенного дома, в котором мои родители должны будут получить свою отдельную двухкомнатную квартиру. Этот дом начали строить самым первым в городе по развернувшейся в стране хрущевской программе жилищного строительства. К сожалению, родителям, как заслуженным работникам завода выделили квартиру в этом первом доме. По каким-то причинам, как в пословице – «первый блин комом», так и первый строившийся благоустроенный дом превратился в долгострой. Начали строительство тогда, когда я пошел в первый класс и, проходя мимо стройки в школу, пытался представить, как буду жить в благоустроенной квартире. Однако сдали дом тогда, когда я уже учился в военном училище, то есть долгие десять лет. Только в первом курсантском отпуске я смог оценить преимущества отдельного благоустроенного жилья, а дома, которые заложили значительно позже, уже заселены работниками завода, в том числе многими моими друзьями детства, знакомыми и одноклассниками. Зато многим из них, пошедших в школу из старых домов наших поселков, сейчас приходится ежедневно, кроме воскресенья, преодолевать значительное расстояние до школы и обратно.

Дальше пересек поселковый Заводской сквер, засаженный тополями, с асфальтированными дорожками (пока под снегом), скамейками и летней эстрадой. Скоро в апреле на субботнике, вероятно, снова будем убирать его. Дальше началась территория моей школы.

Школа.

Конечно, со своими размышлениями на урок опоздал. Поднялся на свой третий этаж. Повезло, первым уроком шла история. Учительница – Антонина Яковлевна, нормальная по меркам учеников. Протиснулся в дверь:

– Прошу прощение за опоздание, разрешите присутствовать?

Ну вот, проскочила привычка из будущей армейской службы – «разрешите». Надо было спросить – «можно» или «войти». Так и буду постоянно «палиться»? Надо внимательнее следить за «базаром».

– Надеюсь, причина опоздания уважительная? – поинтересовалась она для порядка.

– Несомненно, – заметил скрытую улыбку.

Знаю, что Яковлевна ко мне относится хорошо, да и вообще добрая и не злопамятная женщина. Обошлось. Естественно, об истинной причине опоздания промолчал, а врать посчитал унизительно и прошел на свое место.

Сижу на третьей парте у прохода в третьем ряду вместе со своим школьным другом Юркой Филимоновым – по прозвищу Фил. Он живет в Дашкином поселке и учится со мной с первого класса. Сдружились мы с ним только в девятом классе. Всегда считал его своим самым близким другом в это время. Не знаю, как теперь у меня с ним сложатся отношения с послезнанием?

В девяностые годы, в период «дикого капитализма» Юрка сошел с ума (та самая шизофрения). Сначала на него стали накатывать периодические приступы с последующим лечением и реабилитацией, затем следовал короткий промежуток нормальной жизни на воле под присмотром психиатра. Потом вновь повторялось обострение и клиника. И так много раз. Совсем измучил семью и соседей. Наконец, ему присвоили инвалидность и назначили постоянное пребывание в психиатрической клинике. Среди знакомых выдвигались разные версии о причинах Юркиного заболевания. Утверждали про плохую наследственность, а кто-то винил бизнес и нервотрепки, связанные с этим. В школе он был силен в математике, других точных науках и всегда учился хорошо в отличие от меня.

До восьмого класса включительно я учился, кое-как и всегда числился в отъявленных хулиганах. Кто-то из взрослых даже пророчил мне тюремное будущее. После окончания восьмилетки я был согласен продолжить учебу в городском ГПТУ. Там учились или собирались учиться мои многие друзья и знакомые из тех, кто еще не отправился на зону. Ни зона, ни ГПТУ меня не пугали. Категорически против «ремеслухи» была только моя мама – инженер-конструктор. Только она меня видела с высшим образованием и врачом. Против высшего образования я тоже не возражал, но профессию хотел бы более мужскую, так как с детства зачитывался книгами о войне, армии, детективами про сыщиков, пограничников и шпионов и поэтому на приписной комиссии в военкомате на вопрос:

– Кем хочешь стать?

– Офицером милиции, – ответил не задумываясь.

В ответ меня уведомили, что военкомат милицию не комплектует, но если я хочу стать офицером МВД, то меня могут направить по окончании средней школы в училище МВД, а после его окончания буду служить во внутренних войсках. Служба «вертухаем» меня совершенно не прельщала и на собеседовании мы сошлись просто на учебе в военном училище. Время выбора военной специальности еще было.

По окончании восьми классов вдруг выяснилось, что из трех наших классов будет формироваться только один девятый класс. Из-за моей плохой репутации у школьной администрации и низких отметок в свидетельстве о восьмилетнем образовании места для меня в девятом классе этой школы не было. Можно конечно было подать документы в другую среднюю школу города, но мама куда-то ходила, с кем-то ругалась и кого-то просила. В результате ее активности меня все-таки зачислили в сборный девятый класс моей школы.

Вся эта возня меня не задевала, так как было все равно, но, когда оказался в девятом классе у меня впервые появились планы на будущее. Я твердо решил стать офицером и взялся за учебу. Изменил свое поведение в школе и вне ее, стал добросовестно учить уроки, порой засиживаясь до двух-трех часов ночи. Даже заново учил программы седьмых-восьмых классов. Теперь учителя удивлялись моим ответам на уроках. Им уже не приходилось «натягивать» мне тройки, но некоторые просто не верили, что я сам мог решать какие-либо задачи самостоятельно, ведь я сидел за одной партой с Филимоновым, жили мы недалеко друг от друга, а он был силен в точных науках и постоянно являлся участником городских школьных олимпиад.

Директор школы, который был первым противником зачисления меня в девятый класс его школы, видя такие изменения, засунул в какой-то Совет старшеклассников. Когда же я, наконец, вступил в комсомол, то меня сразу избрали секретарем комсомольской организации школы. Репутация «правильного» пацана с авторитетом, хорошо знающего всю шпану окрестных поселков, способного постоять за себя, заставляла даже старших ребят минимум не цеплять меня, но в большинстве случаев держаться, как с равным.

Между тем уроки шли один за другим, особо меня не напрягая. На некоторых уроках вылезал за счет выученного накануне материала, а на истории и литературе, за счет более широких знаний из будущего, мог дать фору учителям, но благоразумно не высовывался. При ведении записей обнаружил, что почерк практически не изменился, но почувствовал, что могу писать быстрее, только моторика руки подводила. Непривычно и непонятно. Для скорописи начал сокращать слова по будущей привычке. «Все-таки будущие привычные навыки и умения усваиваются мной нынешним», – мысленно отметил. «Необходимо не спеша обдумать свои новые способности и решить, как этим более рационально распорядиться», – сделал вывод про себя.

Среди сверстников на переменах не смог заставить себя вести как прежде. Что-то претило беситься с друзьями так, как раньше, а на большой перемене не стал участвовать в спринтерском забеге в школьную столовую, как делал всегда.

В классе у нас сложилась устойчивая четверка для совместного обеда, куда входили я, Юрка, Серега Иванайнен и Саня Дорохов. Обычно по звонку на большую перемену мы срывались и неслись в столовую, расталкивая встречных и попутчиков, мешающих забегу. В буфете, первый занявший очередь (как правило, одно из первых мест), пропускал на свое место Юрку. Все сдавали ему свои пятьдесят копеек, коротко обсуждали небогатое меню, потом кто-либо из нас занимал отдельный столик на четверых. Получали купленный обед, и все таскали тарелки на наш столик. Обед стоил обычно сорок-сорок пять копеек. Сдачу Юрка оставлял у себя и по мере накопления через несколько дней покупал что-нибудь вкусненькое дополнительно на всех. Фил всегда отличался особой щепетильностью при обращении с деньгами, поэтому был негласно назначен нашим казначеем.

В этот раз я не помчался со всеми как «слонопотам» в «столовку» и даже Юрку из-за своей нерасторопности неумышленно придержал. Он, торопливо протискиваясь мимо меня, прошипел:

– Ты чего телишься? На диете что-ли? В столовую не пойдешь?

И рванул к выходу из класса. Я же не спеша пошел в столовую – жрать все-таки хотелось. Когда пришел, мои друзья еще стояли в очереди. Увидев меня, Санька с Серегой замахали мне и закричали:

– Давай быстрее деньги, уже закупаем!

Юрка же молча вопросительно смотрел на меня. Опять палюсь, но все равно бегать не буду. Если приду на десять-пятнадцать минут позже, уже и очередь рассосется. Все равно все в школе успевают пообедать на большой перемене.

Почему-то мне со сверстниками стало не интересно общаться. Какие-то глупые сплетни, детские интересы и проблемы. На переменах я оставался за партой, листал учебники или стоял у стены в коридоре. Однако остаться в «байроновском» одиночестве не удавалось. То один, то другой из ребят приставали ко мне со своими вопросами или пытались завязать разговор. Как мог, старался поддерживать доброжелательность и беседу, но видимо моих театральных способностей не хватало, и пацаны удивленно отставали.

Меня же не переставая мучили вопросы о потенциальных способностях и вероятных новых возможностях. Зная свое будущее, стал прикидывать – что мне может пригодиться? На что сейчас надо обратить внимание? Как проверить сейчас у себя нынешнего свои будущие умения и навыки?

На перемене отправился к Михалычу, нашему учителю физкультуры. У большинства спортивных ребят старших классов с ним были почти дружеские отношения. Во-первых, он довольно молодой мужик на фоне остальных учительниц, в большинстве своем «бальзаковского» или предпенсионного возраста. Во-вторых, он разговаривал с ребятами на равных. В-третьих, он обладал харизмой и мог увлечь пацанов спортом. Мне, как школьному активисту и авторитетному пацану доверял настолько, что отдал запасной ключ от спортзала, чтобы мы с желающими ребятами старших классов после школы могли заниматься на спортивных снарядах. Оформил это, как спортивный кружок общефизической подготовки.

Как обычно у него в комнате толпились ребята. В этот раз – из десятых классов. Как я понял, обсуждался животрепещущий вопрос о чемпионате СССР по хоккею. Я, как и все смотрел по телевизору наиболее важные и интересные матчи нашей сборной по хоккею и футболу на чемпионатах мира или Европы, но фанатом какой-либо нашей команды не был и Чемпионатами СССР не интересовался. Меня вполне устраивало то, что из года в год чемпионами по хоккею становились ЦСКА, и большинство сборников были оттуда.

Сам спортом занимался, но без фанатизма. Возможности нашего города в выборе спортивной дисциплины для серьезного увлечения для меня были довольно ограниченные. Одно время ходил в заводской спортзал на секции гандбола и штанги, но быстро бросил. Волейбол и баскетбол не интересовали из-за моего среднего роста в сто семьдесят сантиметров. Штангу потягать, поиграть в настольный теннис, в минифутбол в спортзале, мы – Заводские могли без всякой секции. Зимними вечерами все равно податься некуда, если фильм в клубе не интересный. Вот и коротали вечера своей пацанской компанией в спортзале. В свободное время летом играл в футбол, а зимой – в хоккей. В детстве катался на лыжах с друзьями. За сборную школы играл в футбол, волейбол и бегал на легкоатлетических соревнованиях. Даже приглашали в сборную футбольную команду юношей города.

В начале девятого класса из-за изменившихся приоритетов бросил курить (вот целеустремленность!) и больше времени стал уделять спорту. За сараями поставил турник, добыл двухпудовую гирю и начал дополнительно самостоятельно заниматься гимнастикой и гиревым спортом, а этой весной должен был начать по утрам бегать вдоль ближайшей железнодорожной ветки. Стеснялся и не хотел, чтобы меня видели прохожие. «Теперь надо посерьезней отнестись к спорту», – мысленно запланировал. Конечно, хотелось бы заняться спортом, связанным с единоборствами, например, боксом, самбо или рукопашным боем (хотя он еще не общедоступен). На растяжку надо обратить внимание – пригодится всегда. «Все-таки я со своим послезнанием уже начал планировать свое будущее», – отметил про себя. Еще бы и цель достойную выбрать или цели, но это потом.

Михалыч, выпроводив озабоченных советским хоккеем десятиклассников, уставился на меня, вопросительно задрав бровь. «Вот мимика, мне бы так научиться!» – позавидовал.

– Михалыч, ребята спрашивают про боксерский инвентарь. Сам бы хотел поставить некоторые удары, а отрабатывать не на чем. В школе нет спортивной груши? Если нет, то нельзя ли достать? Заодно и перчатки боксерские? – пояснил свое появление.

– Ага, вы наотрабатываете, а потом челюсти крушить начнете налево, направо, – недовольно отозвался он.

– Как можно так плохо думать о нас? Это же только для общефизического и разностороннего развития советского школьника, – постарался улыбнуться, как можно дружелюбнее.

– Вам для развития, а мне для головной боли и бессонных ночей, – не поддался на мою улыбку.

– Михалыч, беспристрастная советская статистика утверждает, что занятия боксом отвлекают неустойчивого подростка от тлетворного влияния улицы, дисциплинируют, прививают уверенность в себе и развивают всестороннюю личность для советского общества, а преступников среди боксеров не больше, чем среди шахматистов. Может даже меньше.

– Слова-то ты говоришь правильные, да…, – Михалыч задумчиво почесал подбородок, – ладно, поговорю кое с кем, может достанем, – пообещал, чтобы я отстал и не грузил его не нужными проблемами.

– Когда? – проявил я настойчивость.

Но физкультурник, наверное, сам был не уверен в обещанном, и я его понимал. Все-таки бокса в городе не было, ни секций, ни тренеров. К тому же в школьной программе и близко не было бокса.

– Ты попробуй поговорить с Горбатовым. У них больше возможностей, – предложил, пытаясь отвести от себя лишние заботы.

Я знал, что Горбатов заведует Заводским спортзалом.

– Попробую…, – вздохнул.

Похоже мимо. Наверное, придется самому грушу мастерить. Горбатова заинтересовать мне нечем. Не деньгами же, которых, кстати, тоже нет. Секции бокса на заводе нет и не предвидится, а спортинвентарь для несуществующего бокса заводу покупать нет необходимости. Не обосновать. У отца с матерью не тот вес на заводе, чтобы протолкнуть неоправданную покупку в Завкоме или где там выделяют деньги на спорт. Конечно, если проявить настойчивость, лица, заинтересованные в боксе, явно найдутся среди молодежи города, на заводе, в райкомах, исполкоме и в спорторганизациях. Предложение есть, так как культ силы и единоборства популярны в городе. Тогда и тренер появится, и секции, и спортинвентарь, только я буду уже в это время далеко от моего города в Москве или в Питере… тьфу, в Ленинграде учиться, а по выбитой у бюрократов боксерской груше будут стучать другие. Мне ведь сейчас надо себя проверить и будущие полезные навыки восстановить, иначе – только в драках.

«Все-таки есть у меня изменения в интересах, психике …. А еще в чем?» – отметил и задумался.

Только сейчас обратил внимание – Михалыча я вроде удивил, не своей просьбой, а разговором на равных. Вероятно, школьник шестнадцати лет не должен так разговаривать со старшим, тем более с учителем.

«А! Ладно, пусть привыкают!» – мысленно махнул рукой. Через месяц большинство будет воспринимать мое поведение, как должное, хотя форсировать не следует.

Для создания боксерской груши надо начинать подбирать комплектующие: мешки, песок, опилки, веревки. Хорошо бы еще найти среди знакомых ребят энтузиастов бокса и часть обязанностей в создании инвентаря скинуть на них. Были бы деньги, то можно грушу и перчатки купить в спортивном магазине, если не у нас, то в областном центре.

Пора на последний урок, а то опять опоздал. Биология – не страшно. Биологичка молодая, некрасивая, стеснительная, даже о причине опоздания не спросит, хотя в этом случае мне скрывать нечего – разговаривал с учителем. Все равно не скажу, иначе пацаны вопросами замучают. Лучше приватно с некоторыми поговорить, может отыщутся энтузиасты бокса.

Если сейчас нашу секцию посещают регулярно до пятнадцати человек, то, прослышав про бокс, число явно увеличится поначалу, ведь все хотят научиться умело драться, а то, что умение достигается долгими постоянными тренировками, не думают. По себе знаю – зачастую надо переступать через себя, свою лень и боль. Лучше всего, когда дело, которое делаешь тебе нравится, какое бы нудное или тяжелое оно не было или есть цель.

«Черт! Что-то я опять улетел мысленно», – заметил, что «биологичка» недовольно посматривает на меня, а сделать замечание за отсутствующий взгляд стесняется. Зачем пошла в школу преподавателем, если избегает неприятных нюансов в работе с детьми? В любом сообществе существует подчиненность, и начальник должен так поставить себя, чтобы подчиненные решали, стоящие перед коллективом задачи, не сели на шею руководителю, а балласт, имеющийся в каждом коллективе, хотя бы не мешал и не разлагал остальных. В школе есть учителя, которые только отбывают свою повинность – бубнят учебный материал, а все в классе занимаются своими делами. Только, когда шум становился нестерпимым и превышает допустимые нормы, заставляет учителя отвлечься от «урока» и призвать всех или выделившихся к порядку.

«Извини девушка, но твой предмет не является для меня приоритетным, даже в перечень госэкзаменов не входит», – мысленно обратился к «биологичке».

Друг Юрка, почему-то молчит и только посматривает на меня. Все-таки за девять лет в одном классе мы изучили друг друга и знаем, что от кого можно ожидать. Что-то чувствует, но пока не подозревает. Надо ему какую-либо правдоподобную идею задвинуть и, наверное, стоит постепенно удаляться от него, а то у Фила мозги не туда, куда надо повернуты.

Никогда не подозревал, что лучший школьный друг способен так плохо обо мне думать. Как я в нем ошибался! В один из приступов шизофрении, он в присутствии посторонних людей (а дело было в Приемном отделении больницы, полном посетителей), внезапно начал обвинять меня во всех грехах реальных и мнимых. Я был в милицейской форме, так как дежурил в этот вечер в группе немедленного реагирования и мне «повезло» вместе с врачами «Скорой помощи» доставлять психа. Этим психом оказался Фил, мой лучший школьный друг.

Сколько он тогда про меня наговорил! Тут были и развод с женой, представленный так, как будто я специально выгнал несчастную женщину с детьми на улицу без помощи и поддержки, без денег и куска хлеба, не пожалев маленьких детей и все ради того, чтобы остаться в квартире одному и беспрепятственно ежедневно водить к себе бля…ей толпами, совращать невинных девушек, спаивать их и безнаказанно пользовать их, прикрываясь своей должностью в милиции…. Вспомнил даже про школу, что когда-то я у него списывал и он меня тянул в учебе…! Сейчас я выбился в большие милицейские начальники, в рабочее время сижу в отдельном кабинете и только приказы отдаю по телефону…. Денег не считаю, но старушке-матери не помогаю…. Ни с кем не считаюсь и живу в свое удовольствие…. И еще много всякого дерьма….

Я сначала опешил, так как не ожидал услышать подобного от него, потом словами попытался образумить и остановить словесный поток от больного сознания, но Фил не унимался, только еще больше распалился. Хитрец считал, что я при исполнении и ничего не смогу сделать, ведь кругом толпился народ. Персонал Приемного отделения тоже пытался его успокоить и остановить, но только моя оплеуха от души заткнула его «фонтан», но он тут же принялся окружающих призывать в свидетели моих неправомерных действий. Конечно, желающих не нашлось. Уже в машине, по пути в «психушку» я оторвался на нем за всю ту грязь, в которой он меня попытался вывалять, без следов, но болезненно.

Через несколько месяцев, в один из периодов просветления, Фил приходил ко мне с бутылкой и просил прощения. Мы с ним долго сидели, но полностью простить его я уже не смог. Я ведь не причинял ему зла и не создавал причин, заставивших думать плохо обо мне. Возможно, его всегда грызла какая-то зависть ко мне, хотя так и не понял – чему можно завидовать? Тех же денег в период спекуляции водкой в восьмидесятые и девяностые годы у него было больше. Тем более я не виноват в его болезни и сложившейся судьбе. Может эту зависть или ненависть он всегда еще со школы носил в себе, а когда приступ сорвал у него тормоза, он и выплеснул все в гипертрофированном виде, желая меня больнее уязвить и обидеть в присутствии посторонних людей?

Наконец-то урок и учебный день подошли к концу, а мне еще надо продумать проверку других своих возможностей и способностей. Поймал неожиданно себя на мысли, что необдуманно, как будто на автомате иду по пути некоторых попаданцев из фантастических романов по альтернативной истории.

– Ты, о чем сегодня все время думаешь? – наконец-то Фил проявил прямой интерес, собирая портфель.

– Да вот мир хочу покорить, – ответил не задумываясь.

– Тоже мне проблема! Я-то думал, что серьёзное, – улыбнулся. – В нашей стране все уже придумано до нас. «Все во имя человека, все для блага человека», – процитировал известный лозунг и продолжил:

– У нас уже все предопределено на много лет вперед. Окончим школу: я – в институт, ты – в свое военное училище, потом я – на завод инженерить, а ты – в войнушку играть с солдатиками. Жена, квартира, дети сопливые… И где тут мир?

«Как же ты Фил заблуждаешься!!!» – мысленно сокрушаюсь. Через каких-то семь-восемь лет ни эту страну, ни людей, ее населяющих будет уже не узнать. Другие отношения будут между людьми и обстановка. А еще через десяток лет – и страна, и государственный строй, и люди, все другое будет. И никто, никто на свете кроме меня об этом не только не знает, но и не подозревает. «Кстати, это тоже надо хорошенько обдумать», – мелькнула мысль.

– Представь себя через несколько десятков лет в кресле Министра финансов, а меня – Министром обороны? – провокационно улыбнулся.

– Чур, чур меня! Не надо мне подобных кресел! – шутливо отшатнулся он, отмахиваясь. – Меня бы устроил мешок денег на много-много лет, чтобы хватило до конца жизни и внукам еще осталось, – уже вполне серьёзно продолжил.

«Да ты, я смотрю «дружок», уже задумывался об этом», – догадался.

– Вот и я о том же. Ведь когда покоришь мир, разве будут деньги волновать? – шутливо, но с серьёзным лицом продолжил я.

– Когда ты покоришь мир, вспомни про меня сирого и убогого, – засмеялся.

«В «дурке» деньги тебе не понадобятся!» – ответил мысленно.

Как обычно из школы по домам отправились своей четверкой. Юрке и Сане надо было в Дашкин поселок, Сереге – в деревню Иваново за заводом, а мне – в барак.

Надо было спокойно посидеть и хорошенько подумать о своем будущем. Раньше никогда не заморачивался тщательным обдумыванием своей жизни и поступков, да и планов, как таковых не было. Жил, куда кривая вынесет, поступал интуитивно и не затруднял себя планированием. Теперь чувствую, стал другим.

Условия жизни.

Подходя к своим баракам при свете дня, обратил внимание, как же все окружающее убого выглядит. Слева стоят в кривой ряд кое-как сколоченные сараи. Глядя на это убожество все же отметил, что по внешнему виду строения можно уже сделать вывод о возможностях достать стройматериалы, фантазии и умении хозяина. Некоторые сараи, наверное, нельзя назвать убожеством. Они пошире и повыше, построены из ровных одинаковых досок, а дверь или ворота сделаны вполне профессионально и качественно. Другие, кроме как курятником или собачьей конурой не назвать. В будущем собачьи жилища у не бедных хозяев будут выглядеть привлекательней. Из будущего помню – мой шлакоблочный барак к двадцать первому веку снесут, как аварийный, а деревянные, кое-как сколоченные сараи (и наш гараж в том числе) будут еще стоять.

Конечно, в это время насколько знаю, очень трудно достать законными способами инструмент, стройматериалы и строительную фурнитуру. Строительных специализированных магазинов в городе вроде и нет еще. Естественно у рачительного хозяина в хозяйстве имелись молотки, клещи, пассатижи и прочий инструмент, но гвозди, дверные петли и шурупы обычно при возведении личных строений использовались старые, бывшие в употреблении. Наемных мастеров-строителей частники, как правило, не привлекали, скорее более умелого соседа звали на помощь, впоследствии расплачиваясь бутылкой и вместе ее распив. На тех, кто хотел бы получить деньги за работу смотрели косо и за спиной осуждали. Все стройматериалы и инструмент доставали, где только можно. Основные места, где это можно было добыть – окружающие поселок предприятия и склады, а иногда просто тащили с работы или договаривались со знакомыми, у которых было необходимое на их работе. Расплачивались так же бутылкой. Начальство смотрело на это косо, но особо не препятствовало (если не зарываться), так как использовало те же источники на собственные нужды. Конечно, возможности у начальства в добыче дефицитных материалов были пошире.

Мой отец не предприимчивый. Когда строил дачу на выделенном от завода земельном участке в шесть соток, пиломатериалы официально приобретал на складе ЖКО завода по остаточной стоимости. Материал был некондиционный, бросовый, зачастую бывший в употреблении и подгнивший, однако его хватило на основной каркас, крышу и стены дачного домика. По молодости лет я не принимал участия в строительстве и не знал, где он брал стекла и рамы на окна, старое кровельное железо, двери….

При желании, можно было без труда просто украсть почти любой стройматериал. У нас между Заводским и Дашкиным поселками проходила железнодорожная ветка (вдоль которой я буду этой весной бегать). Вдоль нее располагался склад стройматериалов под открытым небом, занимающий несколько гектаров. Там громоздились различные железобетонные конструкции, лабиринты оконных рам, горы рулонов стальной проволоки, кучи силикатного кирпича, штабеля досок и дверей, рулонов толи и рубероида, бухты электрокабеля, битума и многое другое, что меня интересовало только в целях места для игр. Сторож всего этого богатства в нерабочее время находится в бытовке, расположенной где-то в углу этой территории, открытой и не огороженной. В сторожах были пенсионеры, инвалиды или люди, не прижившиеся на нормальной работе из-за алкоголизма или непроходимой лени. При таких обстоятельствах, несколько десятков кирпичей, пару рулонов рубероида, несколько листов шифера и кражей трудно назвать.

На складе растворного узла, за всегда открытыми воротами высились горы цемента, а прямо за моим сараем – огромная песочная гора. (Стратегический объект «в боях» между бараковской и дашкинской ребятней.)

За дефицитной проводкой нужно было обращаться на завод или к знакомым электрикам. За работу этих специалистов уже не зазорно было платить деньгами, но в большинстве случаев, эти «спецы» также ограничивались распитием бутылки.

Одним из источников добычи стройматериалов еще были окрестные колхозы. Можно было, договорившись с председателем, разобрать ненужное (заброшенное) в колхозе строение и вывезти еще годные для дальнейшего использования бревна, доски, рамы и кирпичи, тем более, что подавляющее большинство жителей наших рабочих поселков, это бывшие жители окрестных деревень и сел, до сих пор не прервавшие связи со своей малой родиной. Во времена проводимой Хрущёвым новой колхозной политики сельская молодежь потоком ринулась в города – в ПТУ, техникумы и на заводы, оставив отчий дом с родителями, хозяйством и заселили бараки, довольствуясь несколькими квадратными метрами на семью. Мой отец тоже деревенский из пригородного села областного центра. Закончив в молодости техникум в областном центре, он по распределению оказался в нашем городе, где и встретил маму. А мама местная из нашего города, можно сказать – из интеллигентной семьи. Дедушка (погибший на войне) и бабушка – из учителей.

Опять улетел мыслями. Между сараями и бараками находилась водопроводная колонка, откуда жители бараков ведрами брали воду. Как же неказисто выглядят наши бараки: приземистые, обшарпанные, плохо оштукатуренные, окрашенные в какой-то бледно-розовый цвет. Вдоль всех фасадов зданий большие квадратные окна. Некоторые семьи имели целое окно. Это значит, что семья целиком занимает комнату метров двадцать квадратных или как у нас – большая комната разделена дощатой перегородкой на две маленькие комнатушки с половинкой окна каждая. Рамы окон тоже покрашены по-разному, но в основном бордовой краской (цвет техники, выпускаемой на заводе). Вдоль всех фасадов – разномастные оградки палисадников, где покрашенные, а где-то почерневшие от времени. У каждого окна свой палисадник с грядками для цветов или ягодных кустарников. По палисаднику можно так же судить о трудолюбии, возможностях или желании выделиться хозяев. «Фабрика тщеславия», – хмыкнул про себя. Нет палисадников только напротив окон общих кухонь. Между бараками во дворе к деревьям и столбам привязаны веревки для сушки белья жильцами. Сломанные детские качели из металлического уголка и бугор песочницы под снегом – забота о детях от завода.

У каждого подъезда скамеечки, сейчас пустые из-за зимы и рабочего времени. В праздники и без повода на этих скамейках собираются празднества из соседей с гармонистами, частушками, песнями и плясками (топотушками по-деревенски). Это когда в образовавшийся круг по очереди выскакивают наиболее отчаянные подвыпившие женщины и, притоптывая, голосят деревенские частушки, в том числе и похабные. Думаю, это традиции деревенских посиделок, принесенные бывшими деревенскими жителями. Впоследствии, этот обычай и некоторые другие уйдут вместе с поколением этих жителей при расселении наших коммунальных жилищ. В вечернее и ночное время скамеечки занимает молодежь. Тогда уже там звучит гитара, редкий еще в это время переносной магнитофон, но чаще – приемники ВЭФ или Океан.

В городе активно ведется жилищное строительство (отсюда и переполненные складские площадки со стройматериалами). Каждый год в городе, как правило, в Новом районе (народное название), возводят по несколько пятиэтажек, которые впоследствии назовут «хрущевками» или «хрущебами». Уже многие семьи за мои четырнадцать лет жизни в бараке переселились из бараковских каморок в благоустроенные квартиры. Так ушли мои многие друзья детства. Девятиэтажка, где я поселюсь через двадцать с лишним лет, будет заселена в большинстве своем жителями Заводского поселка, в том числе моими нынешними соседями.

Наконец-то мой подъезд. Ну и запахи тут! Прямо – короткий коридорчик, дальше прямо – общая кухня с кухонными столами (и нашим в том числе), двумя газовыми плитами на четыре конфорки каждая. Как женщины делят их, когда многим приходится готовить или кипятить белье? Никогда раньше не интересовался этим. Налево – общий коридор с дверями слева и справа. В коридоре тумбочки, комоды, старинные сундуки. На стенах тазы, баки, велосипеды, санки. Возле дверей – умывальники с помойными ведрами (вот откуда амбре) и ведра или баки с чистой водой.

Комната родителей сразу справа за кухней. Следующая дверь по коридору – вход в комнату бабушки. Когда пошло расселение жителей коммуналок многие оставшиеся жильцы стали ломать перегородки, разделяющие большие комнаты и занимали освободившуюся площадь. Мои родители стену ломать не стали, а переселили в освободившуюся комнату бабушку из каморки с печным отоплением деревянного аварийного дома и шумными соседями.

Наша комната около десяти квадратных метров. Длиной от двери до половинки окна около четырех метров. У двери справа – кухонный стол-тумба с посудной полкой на стене, слева ниша с вешалкой для одежды. Рядом – двустворчатый желтый, покрытый лаком платяной шкаф. Далее – диван с валиками в голове и ногах и вертикально стоящими подушками вдоль стены. Через проход справа – полуторная металлическая кровать со спинками с блестящими шишечками и перекладинами. На стене над кроватью – ковер машинной вязки с темным геометрическим орнаментом. У окна – стол на четырех ножках, за которым я обычно учу уроки, мама гладит белье и выполняется множество других хозяйственных дел. Слева над столом на стене – небольшая книжная полка. Справа от стола – комод с бельем и одеждой. На нем – черно-белый телевизор и радиола (оба Рекорды). Пространство между кроватью и комодом я использую для отжимания, стоя на руках, опираясь пятками на стену, а комод и спинку кровати – для отжимания, как на брусьях, поджав ноги.

Из-за стенки слышу голос бабушки:

– Сережа, это ты пришел? Иди, поешь, я картошечки сварила и кисель вкусный.

Сколько себя помню, она всегда пыталась меня накормить своим любимым овсяным киселем. Как меня этим раздражала всегда. На эту серую студенистую массу, которую она называет киселем, смотреть неприятно, а уж тем более есть (я, правда, никогда не пробовал). Не ответил, иначе не отвяжется. Она что-то пробурчала и затихла. Понимаю, что ей скучно одной. Подруг в бараках она так и не завела. В бараках вообще пенсионеров было мало. С отцом они друг друга терпеть не могут, а матери все время некогда. Мама у нас главком семейный, а может и генералиссимус. Она ведет хозяйство и решает основные бытовые вопросы (что приготовить, купить, сколько отложить денег и прочее). Что нам одеть с отцом решает тоже она. Отец вроде бы доволен, что ему не надо принимать решений, а я зачастую взбрыкиваю.

Глядя в окно, прислушался к себе. Все-таки жрать хочу. Куда в меня столько лезет? Скинул школьную форму, натянул домашние «треники» с вытянутыми коленками и пошлепал стоптанными тапками на кухню, вполголоса приговаривая:

– Что-то серется и ссытся, неужели я расту?

На нашем столе обнаружил кастрюлю со щами из кислой капусты. Поставил на плиту разогревать, а сам присел на табурет.

Нет, так жить нельзя! Надо как-то повышать благосостояние свое и семьи. Что можно сделать для этого в период развитого социализма, который потом назовут «застоем» в мои шестнадцать лет? Где мне можно добыть деньги хотя бы для себя? Мать довольно прижимистая. У отца есть заначка всегда, но там не больше десяти-двадцати рублей. Не любит он сидеть дома и в любую минуту стремится смыться куда-нибудь подальше от материнского диктата, если она его не отловит и не заставит что-то делать. Зимой к друзьям, летом в гараж или на дачу. Конечно, у матери можно выпросить деньги на то, что она посчитает нужным и полезным. Вон в седьмом классе она предлагала мне начать учиться игре на гитаре у репетитора (какого-то музыканта) платно, вместе с сыном ее подруги с работы, но дело было летом и меня не прельщало куда-то ходить, когда было множество более интересных занятий с пацанами. А Ленька Кравченко, сын той подруги, уже сейчас играет на бас гитаре в клубном и школьном ансамблях. Безголосый, не поет, только играет, но считается авторитетным и умелым гитаристом.

Мама на заводе получает сто тридцать пять рублей. Отец – сто сорок пять рублей. Плюс бабушкина пенсия. (Рабочие – слесари-сборщики, сварщики или в литейке могли зарабатывать более двухсот рублей в месяц). Еще мать в сезон ездит в колхозы от завода. Тоже дополнительный заработок. Что-то продается из дачного урожая. Денег хватает на скромную жизнь, но мама умудряется откладывать. Мясо и колбаса в доме почти всегда есть. Выручают поездки родителей за продуктами в Москву. Раз в месяц от завода выделяется автобус Икарус для желающих съездить за дефицитом. Кроме этого тетя Маруся из соседнего подъезда периодически нам таскает продукты с мясокомбината. Когда она вечером после смены приходит к нам, мама меня всегда выгоняет в коридор, чтобы не смущать женщину при раздевании. Где она прячет колбасу???

Нет, не выход – каждый раз выпрашивать деньги у матери и долго доказывать необходимость их расхода.

Вот и щи разогрелись. Потащил кастрюлю в комнату, там хлеб, тарелки и ложки. Попробовав, понял, что вкус у меня тоже изменился, а утром рис понравился. За сметаной к бабушке не пошел (в ее комнате стоит холодильник). Чувствую, что в щах чего-то не хватает. Остроты, аромата. Понял – мама не кладет в щи поджарку. Знает, если я увижу жареный лук в тарелке, то ложки не съем, а сейчас наоборот – ощущаю нехватку. Еще бы в щи добавить перца и томатов! Все равно тарелку умял. Хлеб не вкусный, черствый и сухой какой-то и цвет чересчур темный. Наверное, за четырнадцать копеек. Вот за восемнадцать вкусный, хотя тоже надо попробовать – может, тоже не понравится. Отнес кастрюлю на кухню – надо вскипятить, чтобы не прокис (у меня уже не раз бывало) и чайник поставить. Грязную тарелку с ложкой отнес тоже на кухню – мама потом вымоет. Ложка неприглядная и неопрятная – из какого-то алюминиевого сплава. Сколько не мой, всегда кажется жирной. Вроде были в хозяйстве стальные ложки и одна даже мельхиоровая. «А раньше я на это внимания не обращал», – поймал себя на мысли. Заварив чай и убрав с плиты кастрюлю, пошел в комнату со стаканом.

«Где добыть денег?» – билась мысль пока выкладывал учебники, тетради и ручку. «Что у нас на завтра?» – заглянул в дневник. Алгебра, физика, английский, физкультура, география, органическая химия. С чего начать? Пожалуй, с физики.

Постепенно увлекся, отмечая, что знания нынешнего меня в симбиозе с приобретенным опытом в будущем в освоении нового (старого) материала, позволяют ускорить процесс изучение (вспоминание). Многое просто проглядев текст, можно было пропускать, так как чувствовал, что это я знаю. Немногим больше времени потратил на алгебру и химию, да и английский заставил полистать словарь. Кстати, надо обратить внимание на иностранные языки. Обязательно английский и, хотя бы немецкий. Пригодится для будущего, но нужен будет репетитор. Опять расходы.

«Вернемся к нашим баранам, а то скоро уже родители придут», – вернулся к размышлениям и достал чистую тетрадь. Буду в эту секретную тетрадь заносить все умные мысли. Здесь же набросаю вчерне план.

Начало. Планы.

Первое – деньги! Финансовая независимость просто необходима, чтобы не отвлекался от выполнения своих планов. Где их можно быстро раздобыть хотя бы на первое время? Криминал отпадает.

Мне вообще от этого надо будет держаться подальше, хотя еще год назад со своей старой компанией и с бараковской шпаной участвовал в нескольких «гоп-стопах». «Бомбили» поддатых одиноких мужиков в темных местах на улицах и в закоулках поселка. Так же ходил со всеми на кражи. Шел и делал как все, но не лежала душа к такой деятельности. Конечно, опасался последствий, вероятной статьи, судимости, но не это главное. В глубине души понимал – это неправильно, это не мое. Потом двоих, самых отмороженных бараковских любителей блатной и тюремной романтики посадили, некоторые переехали в Новый район и бараковская компания распалась.

В последние года два я сдружился с ребятами из других дворов. Потом произошла крупная драка в общественном месте и самого старшего из нашей компании тоже посадили. Грузину (Саня Груздев из Желтого дома) дали два года условно, а меня, как самого младшего (четырнадцать лет) даже не привлекали к следствию. Тогда, нашу оставшуюся четверку можно было называть «Бригадой», как в знаменитом будущем сериале.

Поступив в девятый класс, от «бригады» я отошел и сменил все: взгляды на жизнь, окружение и интересы. Даже курить бросил. Теперь из увлечений – спорт, в окружении – ровесники, а в приоритете – учеба и общественная работа. Конечно, иногда выпиваем с ребятами на праздники, но до криминала не доходит. Естественно, драки никуда не делись, иначе с нами никто не будет считаться и часто на танцах в городе приходится биться.

Итак, деньги! Выигрыш в лотерею отпадает. Результатов розыгрышей Спортлото я не знаю.

Вагоны разгружать на перевалке? Можно, но не постоянно. Там свои грузчики и самую выгодную работу они делают сами, а нам достается более тяжелая и менее оплачиваемая разгрузка. К тому же нужно ждать случая, когда потребуется срочно бригада на разгрузку, а свои рабочие заняты или «лыка не вяжут». Свою бригаду срочно не собрать численностью хотя бы не меньше, чем человек шесть, восемь. У кого-то учеба, кому лень, а кто занят. Летом и в каникулы проще.

Клад бы найти. Знать бы, где искать! Вспомнился мультик про дядю Федора с Матроскиным. Продать бы, что-то ненужное, но для этого надо найти, что-то ненужное. Цветмет и чермет сейчас не принимают от частных лиц.

Собрать миноискатель и заняться черной археологией? Вполне реально, но время! Если сейчас заняться миноискателем, а летом побродить по полям и местам бывших деревень? В будущем немало ценного находили в земле нашего района.

Деньги на миноискатель тоже явно понадобятся – на комплектующие, на консультации специалиста (как-то его еще надо найти и обосновать задачи и цели). Может по линии патриотического воспитания молодежи через Горком комсомола выдвинуть идею о создании поискового отряда по поиску останков погибших в Великой Отечественной войне? Там уже обеспечат транспортом и миноискателем, а под шумок поискать другие ценные и годные к реализации артефакты. Тоже не реально – пока эту идею согласуют во всех инстанциях и утвердят, я уже школу закончу.

А если заделаться «клюквенником»? Вовка Коробков из Белого дома в девяностые годы, а может и раньше занялся иконами и хорошо поднялся на этом за несколько лет. Купил квартиру, машины менял часто. Как-то похвастался, что у него есть иконы, одна из которых стоит больше, чем трехкомнатная квартира и его Лексус. Сегодня он сопливый нескладный семиклассник, а станет уважаемым обеспеченным человеком.

В нынешнее время с этим бизнесом пока затишье. Конечно, занимаются отдельные искатели из столиц поиском икон по провинциям, но их единицы на нашу территорию. Естественно, надо обойтись без криминала, но тоже нужны будут хоть небольшие деньги. Сначала надо подобрать команду из ребят, заинтересованных в личных деньгах (таких много), не болтливых (меньше), умеющих убеждать, заводить разговор со всегда подозрительными старушками и коммуникабельными (совсем мало). Привлечь местных деревенских пацанов – они все про всех знают и не вызовут подозрений, как чужаки.

Эта идея вполне реальная! Только без криминала. Надо с Филом поговорить. Он жадный до денег, загорится. Иконы и другую старину понемногу возить в Москву или Питер – там основные покупатели. Но предварительно надо по иконам пошарить информацию в библиотеке, чтобы хоть немного быть в теме, а то кинут. Кинут-то обязательно, но надо хотя бы не показать себя полным «лохом». Серега Иванайнен – деревенский, правда, с натяжкой. Хоть и живет в деревне, да деревня его в ста метрах за чертой города. Надо в этом направлении уже завтра решать потихоньку, подбирать и разговаривать с кандидатами.

Еще какие варианты «левых» заработков для моего положения и возраста могут быть? Я бы мог выступать генератором идей по производству товаров народного потребления. Нет, не подойдет для нашего времени. Кооперативов нет, хозяйственных артелей тоже – при Хрущёве разогнали.

Скупать урожай и вывозить в столицы? Спекуляция, да и на чем возить? На что закупать? Брать в долю директора автопредприятия? Никто не станет решать скользкие вопросы с подростками. Опять же это только летом и осенью. Знаю, что сосед по даче, друг отца на своем дачном участке спилил и выкорчевал все плодовые деревья с кустарниками, а всю площадь засеял луком и чесноком для реализации на Севере. В результате – через несколько лет купил «Жигули». Мама всегда ставила его в пример отцу.

Можно заняться «шабашками» по колхозам, как делают наши активные мужики и бригады кавказцев. Каждый год подряжаются. Мы тоже можем подсуетиться, но это опять же только летом. К тому же, трудно представить из нас мастеров-строителей. Реальнее пару дней в неделю вагоны разгружать летом или в весенние каникулы.

Родители.

За спиной стукнула дверь – пришла мама с работы. Вынул изо рта ручку – всю изгрыз. На первом тетрадном листе написано одно слово – «Деньги», а дальше каракули отдаленно похожие на рисунки: домики, квадратики, миноискатель, сундук, кружкИ. (Наверное, монетки).

– Как дела в школе? – спросила мама, стаскивая сапоги.

– «Четверка» по истории, – ответил, убирая тетрадь.

Яковлевна все-таки наказала за опоздание, спросив меня в ходе урока по Истории СССР из ранее пройденного материала. Я ответил, наверное, не совсем по учебнику, так как не помнил, как изложен в учебнике процесс формирования СССР, и кто из лидеров – Сталин или Ленин больше «виноват» в создании и существовании СССР в нынешнем виде. Яковлевна, странно посмотрев на меня, поставила оценку. Вероятно, мой ответ выходил за рамки общепринятой теории, но учительница не стала на этом акцентировать внимание, чтобы не возбуждать на уроке дискуссию и не волновать юные неокрепшие умы, но вопросы ко мне наверняка отложила на потом.

Мама начала было рассказывать какие-то новости, но заметив, что я ее не слушаю, переодевшись, ушла на кухню.

Через некоторое время вернулся отец с работы, а за ним сразу в дверях появилась мама и сразу взялась командовать им:

– Не раздевайся, надо сходить в магазин за молоком, батоном и маслом. Посмотри, может еще чего выбросят. И папиросы себе купи, – она бескомпромиссно ставила задачи, не обращая внимания на страдальческое выражение лица и протестующие звуки отца.

Ненавидел он ходить по магазинам по хозяйственным делам. Снизойдя, мама пояснила:

– Мне ужин готовить, а Сережке заниматься надо.

Готовить отец тоже не любил, тем более что приготовленное им, будет подвергнуто острейшей критике. Теперь я могу представить, почему отец выпивает и норовит сдернуть из дома под любым предлогом. Надо выручать.

– Ладно, я схожу, все равно прогуляться надо, – встал и начал убирать учебники с тетрадями.

Родители удивленно замолчали, так как знали, что я больше отца ненавидел ходить по магазинам, стоять в очередях с уставшими после работы и раздраженными покупателями (в основном женщинами). В будущем, столкнувшись с неорганизованностью и не способностью планировать хотя бы на несколько дней вперед супруги, а потом за продолжительный период холостяцкой жизни привык к самообеспечению. Для меня не составляло труда периодически пополнять продуктовые или хозяйственные запасы в доме.

– Только, как быть с папиросами? – вопросительно посмотрел на отца.

– Мне хватит пока. (Мне). Я к Дмитриевичу, помочь надо! (Маме), – обрадованно и не дожидаясь реакции мамы, отец быстро исчез за дверью.

Мать устало всплеснула руками и с негодованием посмотрела на захлопнувшуюся дверь.

– Вот сволочь, опять поддатый придет, – предположила с негодованием и достала свою сумку.

Выудив из кошелька «трешку», положила на стол.

– Что на ужин хочешь? – захотела поощрить меня за готовность к подвигу.

– Фуа Гра и баранины, запеченной с ананасами, не будет? – улыбнулся. – Тогда, что приготовишь.

Фыркнув, мама ушла на кухню. Одевшись, забрав деньги, бидон и авоську вышел на темную зимнюю улицу. Отмечаю – фонарей в моем времени в поселке не прибавилось. Двор освещался только фонарями от дороги, светом многочисленных бараковских окон и фонарем возле колонки.

В поселковом магазине и возле него (в народе – «Восьмой», вероятно, по порядковому номеру гастронома), как и ожидалось, толпился народ. Самая большая очередь, преимущественно из мужиков, была возле алкогольного отдела, в другие отделы – из женщин, в две кассы – смешанная. Встал в молочный отдел. Какой приятный запах от молочных продуктов! Продавщица в несвежем белом халате привычно ловко разливала молоко из алюминиевого молочного бидона литровым черпаком с вертикальной длинной ручкой. Сколько масла брать? Не спросил у матери. Граммов двести-триста хватит, наверное. Поинтересовался ассортиментом отдела бакалеи. «Нескафе» и даже «Пеле» не пахнет. «Кофе растворимый» (скорее кофейный напиток) и чай со слоном, что и дома.

На улице подкатил местный забулдыга от группы таких же и привычно попросил десять копеек. Вот ведь заботы у людей? «Настрелять» у прохожих на бутылку «бормотухи», «раздавить» ее на всех в подъезде соседнего дома из «горлА» и снова на «пост» – стрелять копейки. Ничего не ответил жаждущему попрошайке, отодвинул его плечом и, не прислушиваясь к бурчанию за спиной, пошел в хлебный магазин. Ведя себя вызывающе со старшим, я ничем не рисковал. В группе «бухариков» было несколько знакомых лиц.

Где-то на периферии, на углу заметил Грузина с Аниськой (Славка Антонов) – по «бригаде» мои бывшие кореша. Наверное, тоже за «бухлом» подвалили. «Бомбить» прохожих еще рано, да и место людное.

Хлебный магазин располагался в старом доме, вросшем в землю, так что в магазин надо спускаться – пол был ниже уровня земли. Запах – обалдеть! Батон был мягкий, наверное, завозят два раза в день с нашего хлебокомбината.

По дороге домой встретил Серегу Яшкина из нашей компании. Он, увидев меня с авоськой и бидоном удивился, но ничего не сказал. Среди ребят было не принято ходить за продуктами (не по-понятиям, не по-пацански, если ты не домашний мальчик, маменькин сынок). Спросил у меня:

– В спортзал не пойдешь?

Прислушавшись к себе, решил: «Еще рано со своими изменениями из-за послезнания общаться с друзьями, не вызывая вопросов и недоумения». Отговорившись делами, пошел домой. Надо спокойно посидеть над Планом.

Я вдруг вспомнил – через восемь лет отец умрет от рака яичка. Может пора попробовать изменить будущее хотя бы своих близких? Первые признаки заболевания у него появились за три года до смерти. Потом два года он постоянно лечился и сидел на обезболивающих лекарствах.

Как обидно было чувствовать себя беспомощным, глядя на угасающего, но бодрящегося отца. В то же время, меня удивляло то, что, зная о смертельной болезни, он в периоды облегчения строил планы на будущее, говорил о ремонте в гараже и устройстве на работу, когда снимут инвалидность.

Дома, отчитавшись за покупки, я поделился с мамой:

– Сегодня в очереди слышал разговор про умершего от рака яичка мужика. В молодости его ударили по яйцам, и от этого через много лет у него развился рак. Наш отец рассказывал, что в молодости, играя в футбол он тоже получил по яйцам.

– Я его раньше убью, до сих пор паразит шляется где-то, – с раздражением вскинулась мама на неоправданно задерживающегося отца, поглядывая на часы.

– Может заставить его пройти обследование у специалиста. Я где-то читал – на ранних стадиях обнаружения рак легко излечивается, – упрямо настоял на своем.

– Какие у нас специалисты? – отмахнулась она. – Может только в области или в Москве? – продолжила. – Иди, ешь, я картошку пожарила.

– Все равно попытаться надо. Хуже потом жалеть, что могли вовремя принять меры и не сделали, – не отступил.

– Какое ему обследование? Посмотри, твой отец не просыхает от своей водки, – вновь взорвалась мама.

Не отвечая на риторический вопрос, развернул газету с программой телевизионных передач. Всего две программы. Через несколько минут начнется фильм «Небесный тихоход» с молодым Крючковым. Вроде его «звездность» гаснет уже, так как не помню его в главных ролях современных популярных фильмов. Зато Фаина Раневская еще долго будет популярна актрисой второго плана. «Потом надо будет посмотреть программу «Время», – запланировал про себя.

На кухне поздоровавшись с соседями, наложил себе тарелку картошки, добавил пару соленых огурцов прошлогоднего дачного урожая на край тарелки и пошел в комнату за свой стол. Не обращая внимания на вкус не очень любимого блюда, снова погрузился в свои мысли о деньгах, предварительно раскрыв перед собой учебник истории. «Теперь всю оставшуюся жизнь так и буду шифроваться?» – мысленно усмехнулся про себя.

Планы. Продолжение.

В наше время можно еще зарабатывать репетиторством. Хоть это не совсем законно, но вроде ОБХСС особо не зверствует. Только какой из меня репетитор? Что я знаю и умею? Отпадает.

Может попробовать использовать знания и навыки, приобретенные в будущем? Что я знаю? Популярные в будущем песни, художественные книги, киносценарии, знание компьютера, «Винды» и компьютерных программ. Последние пункты лет на пятнадцать можно забыть, тем более из меня разработчик и программист никакой. Вот поп-музыка и книги может выстрелить. Это идея! Помнится, в книгах про попаданцев некоторые герои пользовались смартфоном, ноутбуком, суперпамятью, идеальным слухом, широким диапазоном голоса, идеальным знанием иностранных языков для демонстрации и исполнения отечественных и зарубежных шлягеров и продавали их, выдавая за свои. Что из этого я смогу? Слов многих хороших песен до конца наверняка не помню. Может только смогу вспомнить и промычать первый куплет с припевом. В тексте можно попробовать заполнить лакуны собственными рифмами. Надо пробовать – может, получится? Вдруг выйдет лучше оригинала! (Ха-ха!) Но как быть с мотивом? Я ведь даже не знаю, как у меня с голосом и слухом. Подозреваю, что с музыкальным слухом у меня все в порядке, так как чужую фальшь сразу улавливаю, но только при сольном исполнении. Нотной грамоты не знаю и на музыкальных инструментах играть не умею.

На гитаре только бренчал в лейтенантские годы. В общаге, где жили холостые офицеры, были гитары, вот тогда и загорелся. Даже со временем что-то стало получаться, но на публике старался не демонстрировать свое умение. Играл, как мог для себя в одиночестве. Правда, как-то по-пьяни, взялся поразить изумленную публику. Если бы был трезв, может и удивил, но, не имея наработанных навыков, да пьяный – смог только развеселить окружающих. Потом друзья долго подшучивали над «бардом».

После того конфуза яростно продолжил осваивать гитару тайно от всех. Упорства или упрямства мне всегда хватало. Потом повредил кисть левой руки, затем перевели в другую часть – так с гитарой у меня и не сложилось. Смогу ли я сейчас воспроизвести наработанное?

Слух у меня однозначно есть. Помнится, в той же армии на одной из посиделок за рюмкой чая, весь вечер в нашей компании играл признанный всеми нами гитарист, а мне весь вечер резало слух дребезжание одной из струн. Как сейчас помню – третьей или четвертой. Меня удивляло, что музыкант этого не замечает. Когда я порекомендовал подстроить гитару – он удивленно заявил, что все в порядке, гитара полностью настроена. Я, взяв инструмент, показал не чистый звук на струне, но он и окружающие стали отрицать очевидное. Тогда я сдался, решив, что ошибаюсь.

Смогу ли я сейчас сыграть на гитаре, чтобы воспроизвести мотив песни? Вряд ли. Наверное, чтобы переложить мелодию на ноты, придется петь «а капелла» перед специалистом. Получится ли у меня правильно передать мотив голосом?

Задумавшись, про чай забыл. «Кстати, в чае лимон не помешает!» – отметил мимоходом. Интересно, их сейчас можно купить? То, что лимонную кислоту в магазинах продают, знаю, а вот на наличие лимонов на прилавках овощных магазинов никогда не обращал внимание.

Где моя тетрадь? Надо придумать, где ее хранить, чтобы мать не сунула нос. У нее есть привычка проверять карманы отца (в моих-то ничего нет). Зато открыть мои тетради, блокноты вполне может и не считает свои действия предосудительными.

В тетради от слова ДЕНЬГИ провел стрелочку и подписал – СТАРИНА, еще стрелочку – ПЕСНИ, еще стрелочку – КНИГИ. От Старины – Команда: Фил, Иванайнен, Федоренко Валерка (Фрол). Фрол сосед по коридору, учится на год младше в восьмом классе. Его семья всего несколько лет назад переехала в наш барак из деревни. Надо с каждым кандидатом в «искусствоведы» разговаривать отдельно, так дольше наша деятельность может сохраниться в секрете. Вроде в сборе и продаже никому не нужных икон (если не воровать) нет ничего криминального, но все равно чувствуется какой-то неприятный душок. Где-то слышал: «Был бы человек и желание, а уголовная статья всегда найдется!»

Встряхнув головой и передернув плечами вернулся к тетради. От песен провел очередные две стрелки – музыкальные инструменты и магнитофон. На нем можно заранее записывать свое мычание для демонстрации песен потенциальным покупателям и самому оценить со стороны собственное исполнение. Это большая разница, так как слушая свой голос, записанный на пленке можно не узнать себя, а все косяки выявляются сразу.

Подумал и дописал под инструментами – гитара. Мама ведь собиралась мне ее купить, когда загорелась идеей сделать из меня музыканта, хотя, наверняка, основной целью была задача оторвать сына от уличной шпаны. Сейчас этим ее не мотивировать – я стал почти примерным сыном.