Охота на Джека-потрошителя Манискалко Керри

Глава 4

Танец с дьяволом

Резиденция Уодсвортов, Белгрейв-сквер

7 сентября 1888 г.

«Кожаный фартук» и «Уайтчепелский убийца» – такими были газетные заголовки последней недели.

Куда бы я ни смотрела, очередной самозваный эксперт в этой области выдвигал новую гипотезу. Детективы-инспекторы показали тело мисс Николс нескольким врачам, и они в основном пришли к тому же выводу, что и дядя Джонатан.

Однако почти все они не согласились с предположением дяди, что на нее напали, когда она стояла. Они все же признали, что горло ей перерезали до того, как нанесли раны в области живота, и тот, кто это сделал, вряд ли теперь остановится.

Жители Ист-Энда боялись выходить из дома после захода солнца, опасаясь, что любая темная фигура может оказаться жестоким убийцей. Проституток предупредили, чтобы те были очень осторожными, но необходимость платить за жилье не позволяла им совсем уйти с улиц.

Мой отец вел себя хуже, чем всегда: он выходил из себя всякий раз, когда я покидала наш дом. Становилось все труднее выбираться тайком или придумывать своим отлучкам такие оправдания, которые не вызвали бы у него сомнений. Он уволил всех наших служанок и нанял новых, его навязчивый страх, что они заразят всю нашу семью бог знает чем, затмил его рассудок. Не было смысла говорить ему, что новые слуги с большей вероятностью принесут инфекцию, так как они пришли в наш дом извне, из пугающего, зараженного болезнями мира.

Довольно скоро я стала опасаться, что он сам вызовется сопровождать меня повсюду. К сожалению, это означало, что будет почти невозможно посещать занятия у дяди по судебной медицине, хотя мне повезло, что я еще могла ходить к нему в лабораторию.

«Я совершенно уверен, что это только начало». Это мрачное предостережение мистера Томаса Кресуэлла каждый день приходило мне в голову. Мне казалось, что вокруг царит угрожающее затишье перед бурей, и я поймала себя на том, что по ночам моя тревога усиливается. Однако мне было трудно поверить в его теорию. Я и подумать не могла о том, что произойдут новые убийства. Раньше я никогда не слышала о серийных убийцах.

Казалось, Томас ищет еще один повод, чтобы продемонстрировать свои блестящие способности, и мне очень хотелось доказать, что он ошибается, и тем самым завоевать еще большее уважение дяди.

Желание получить одобрение дяди и мое заочное знакомство с мисс Николс послужили причиной того, что я твердо решила помочь раскрыть это дело.

Я пыталась обсудить с братом, что он думает по этому поводу, но он был погружен в свои занятия и не мог уделить мне время. Поэтому у меня оказалось слишком много свободного времени на размышления о смерти и о недолговечности всего живого.

Натаниэль заверил меня, что я не виновата в произошедшем, но его утешение не приносило мне облегчения, когда отец смотрел на меня с таким всепоглощающим страхом. По его мнению, он обязан был защищать меня от всего на свете. В конце концов, мама умерла не тогда, когда выхаживала Натаниэля после скарлатины. Ему не пришлось смотреть, как ее лицо покрывается этой ужасной красной сыпью, и видеть, как распухает ее язык, потому что брат был очень слабым. Ее уже и без того больное сердце остановилось насовсем не из-за того, что Натаниэль принес инфекцию в наш дом.

Я невольно чувствовала себя бесполезной дочерью, убивающей своего отца, которая слишком похожа на свою мать и постоянно напоминает ему о том, что он потерял. Обо всем, что я украла у него в ту ночь, когда сделала первый нормальный вздох после болезни, а мама сделала свой последний вздох.

Я послужила причиной его растущего безумия, и я никогда не разрешала себе забыть об этом. Когда я закрывала глаза, я видела больничных служащих в длинных платьях и накрахмаленных передниках. Их мрачные лица отворачивались от моих пронзительных воплей, когда грудь мамы затрепетала и застыла навсегда. Я стучала обоими кулачками по ее грудной клетке, мои слезы падали на ее красиво расшитый халат, но она больше не шевелилась.

Ни один ребенок двенадцати лет не должен смотреть, как душа матери уходит в бездну. В тот раз я впервые ощутила свое бессилие. Бог предал меня. Я молилась все время, как учила меня мама, и что толку? Смерть все равно забрала ее. Именно тогда я поняла, что буду полагаться на что-то более ощутимое, чем святой дух.

Наука никогда не предавала меня так, как это сделала религия в ту ночь.

Отречение от Святого Отца считалось грехом, а я делала это неоднократно. Каждый раз, когда мой скальпель прикасался к плоти, я грешила – и радовалась этому.

Бог уже не имел власти над моей душой.

В этот вечер мои мысли звучали предательски громко и не хотели утихомириться. Я металась в своей тонкой ночной сорочке, отбрасывала ногами простыни и в конце концов налила себе стакан воды из кувшина на столике рядом с кроватью.

– Будь все проклято.

Сон не собирался приходить ко мне. В этом я была уверена. Мои руки и ноги чесались от желания выбраться из дома и что-то сделать. Или, возможно, мне просто необходимо было вырваться из замкнутого пространства моей комнаты, спастись от горестных мыслей, приходящих с темнотой.

Каждый новый день означал мою очередную неудачу – я не смогла помочь семье мисс Николс обрести покой. Один раз я уже подвела ее и ни за что не подведу опять.

Я сжала кулаки. Я могла поступить разумно и без риска – подождать в лаборатории появления следующей жертвы. Или я могла начать действовать сейчас. Сегодня ночью. Я могла собрать улики, которые, может быть, помогут произвести впечатление и на Томаса, и на дядю.

Чем больше я размышляла об этом, тем больше во мне зрело убеждение в правильности такого решения. Мама обычно говорила: «У роз есть и лепестки, и шипы, мой темный цветочек. Не нужно считать что-то слабым, потому что оно выглядит деликатным. Покажи миру свою храбрость».

У мамы было слабое сердце, и ее берегли от физической активности в детстве, однако она находила другие способы доказать свою силу. Нет нужды быть сильным только в физических действиях – сильный ум и воля тоже производят впечатление.

– Ты права, мама, – я прошла по пушистому золотистому персидскому ковру у себя в комнате и обрадовалась холоду твердого дерева, когда мои подошвы ощутили край ковра. Прежде чем я поняла, что делаю, я увидела, что стою перед зеркалом, одетая во все черное. – Настало время для храбрости.

Стянув свои темные волосы в простую косу и заколов ее на макушке, я заправила за уши несколько выбившихся прядей. Платье на мне было простого фасона, с длинными узкими рукавами и маленьким турнюром, из легкого хлопка. Я провела ладонями по груди, наслаждаясь мягкостью и тонкой отделкой одежды.

Я уставилась на темные круги под своими глазами, говорящие о многих бессонных ночах. Болезненная бледность моей кожи резко контрастировала с черной одеждой, и я пощипала себя за щеки, чтобы придать им необходимый розовый оттенок.

Маме никогда не приходилось делать подобные вещи. Ее кожа имела прекрасный медовый оттенок, выдавая ее индусское происхождение, и моя кожа была чересчур сдобренным сливками вариантом ее кожи. Я напомнила себе, что не собираюсь вводить новую моду, я собираюсь быть незаметной. Хотя мою тетушку обрадовало бы то, что я заинтересовалась своей внешностью.

В моей голове промелькнула непрошеная мысль – ужасная мысль. Томас и дядя находились где-то вне дома в вечер первого убийства… и их интересовало изучение человеческого тела. И Томас откровенно солгал насчет этого. Если я обнаружу, что они делали нечто неподобающее, причинят ли они мне вред? Я рассмеялась, прикрываясь ладонью, чтобы заглушить звук.

Что за смехотворная идея.

Мой дядя не способен на такие поступки. А вот Томас… Я не была в этом уверена, но не захотела продолжать размышлять об этом.

Я представляла себе, что убийца – это лекарь, путешествующий за границей, или человек, работающий вместе с лекарем над поисками органов для изучения. Или, возможно, какой-то состоятельный человек – мужчина или женщина – пожелал дорого заплатить за трансплантацию органа.

Однако эта наука еще не получила широкого распространения. Никому еще не удавалось успешно пересадить орган. В любом случае я очень сомневалась, что Кожаный фартук бродит вокруг, выслеживая уличных женщин. Со мной все будет в порядке под покровом темноты.

Не позволив себе ни минуты колебаний, я быстро прокралась вниз по лестнице, пробралась в гостиную и заперлась на замок. Оглядев пустую комнату, я с облегчением вздохнула. Все было тихо. Я на цыпочках прошла к окнам и открыла то, которое было дальше всех от двери.

Ухватившись двумя руками за подоконник, я оглянулась через плечо, еще раз проверяя замок. Отец спал, и он был не настолько безумен, чтобы проверять по ночам, где я, но при мысли о том, что меня поймают, мое сердце забилось с удвоенной быстротой.

Кровь пульсировала в моих венах от восторга, когда я спрыгнула с высоты нескольких футов и приземлилась на поросший травой участок между камнями. Несколько мгновений невесомости заставили меня почувствовать себя свободной, как птица, парящая в небе.

Я улыбнулась, стаскивая с себя мягкие кожаные перчатки и растворяясь в тени вокруг здания. Отец запер бы меня в старом угольном погребе, если бы знал, что я удрала из дома так поздно, и это придавало моему ночному приключению еще большую привлекательность.

Пускай он обнаружит, что я нахожусь вне дома в такое неподобающее время и что я способна сама о себе позаботиться. Я радовалась возможности не только добыть полезные улики для нашего расследования, но и доказать отцу, что его страхи безосновательны.

Даже если есть вероятность, что безумный потенциальный убийца бродит по городу.

Мой поход начал терять свою привлекательность по мере того, как я шла по сумрачным безлюдным улицам Лондона.

Я не могла взять экипаж так, чтобы отец не узнал о моих недостойных поступках, а после хождения по булыжным мостовым в течение почти часа моя затея начала выглядеть не такой смелой и увлекательной, какой казалась раньше. Я замерзла, а улицы пахли отбросами. Я ощущала покалывание между лопатками, будто от укола иголок. У меня было ужасное чувство, что за мной следят. Я чуть не упала в обморок, когда испуганная старая крыса перебежала мне дорогу.

В конце квартала я услышала какой-то шум и скользнула в ближайший переулок, чтобы меня не увидели. Голоса доносились сквозь густой туман, усиливая ощущение нереальности и без того призрачных улиц. Я считала вдохи и ждала, когда люди пройдут мимо, молясь, чтобы никто не заглянул в мое укрытие. Ветер щекотал мой затылок, который покрылся гусиной кожей. Мне не нравилось стоять в ловушке между зданиями.

Я не подумала о том, что скажу, если встречу кого-нибудь в такое время. Я думала только о том, что должна посмотреть на пабы, которые мисс Николс посетила перед своей гибелью, и что, возможно, мне удастся узнать какие-то новые факты или улики у тамошних пьяниц и превзойти Томаса Кресуэлла. Наверное, мне следовало подготовиться получше, а не руководствоваться желанием доказать, что я умнее такого несносного, хоть и чертовки талантливого парня.

Я посмотрела сквозь легкий туман на поперечную улицу. Хэнбери. Как я забралась так далеко? Я уже находилась рядом с «Принцессой Алисой», но немного отклонилась в сторону. Следующие несколько улиц должны вывести меня к полям для гольфа Уэнтуорт и Коммершел.

Не дожидаясь, пока мимо пройдет подвыпившая парочка, я заставила себя бесшумно, как привидение, проплыть по переулку и пересечь улицу. Мои ноги ступали твердо, хотя сердце билось так сильно, что меня можно было сбить с ног прикосновением перышка. Когда я прошла половину переулка, за моей спиной выкатился камешек. Я резко обернулась, но… ничего не увидела.

Ни убийцы с серпом, ни пьяного завсегдатая баров – только пустое темное пространство между домами. Должно быть, это крыса пробиралась по отбросам.

Я постояла еще несколько мгновений, выжидая; сердце билось о ребра, как рыба, выдернутая из воды. Я боялась, что за моей спиной окажется чудовище, которое дышит своим зловонным дыханием мне в шею, если я обернусь, поэтому я закрыла глаза. Почему-то легче справиться со страхом, когда ничего не видишь. Однако было глупо, очень глупо так вести себя. Если делать вид, что чудовища там нет, это не заставит его уйти. Это только сделает человека уязвимым для нападения.

Я внимательно прислушалась. Не услышав других звуков, я быстро пошла дальше, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что там никого нет.

Увидев перед собой оживленный паб, я глубоко вздохнула. Я скорее была готова рискнуть встретиться с пьяными скандалистами, чем с крадущимися ночными тенями. Кирпичное здание высотой в три этажа выделялось среди других домов на углу двух улиц фасадом треугольной формы.

Шум и звон, стук тарелок и стаканов доносились из распахнутой двери вместе с пьяным смехом и словами, не подходящими для ушей леди. Прикусив нижнюю губу, я рассматривала посетителей: некоторые из них отличались очень неприятной внешностью.

Я пересмотрела свое мнение по поводу боязни теней.

Некоторые мужчины были покрыты сажей, у некоторых по краям закатанных рукавов виднелись пятна крови. Мясники и фабричные рабочие. Их узловатые руки говорили о тяжелом труде, а грубый выговор – о нищете. Мои хрупкие аристократические косточки выделялись даже в самом простом из платьев. Я проклинала корсаж и изящные швы, заметные даже в темноте, и подумывала, не повернуть ли назад.

Но отказалась признать себя побежденной с такой легкостью из-за страха или хорошо сшитой одежды.

Распрямив плечи, я сделала один гигантский шаг к толпе, но тут меня потащила назад какая-то невидимая сила. Я открыла было рот, чтобы закричать, но большая ладонь быстро заставила меня замолчать, обхватив нижнюю часть лица.

Хватка была не сильной, но не позволяла мне раскрыть рот и укусить нападающего. Я лягалась и вырывалась, но напрасно. Единственное, что у меня получилось, – это запутаться в своих проклятых юбках и упасть на агрессора, позволив ему с еще большей легкостью осуществить преступный замысел. Я оказалась во власти этого невидимого демона, не в силах вырваться из его сверхъестественной хватки.

– Пожалуйста, не кричите, вы все испортите, – в его голосе было слишком много насмешки, учитывая ситуацию. По крайней мере, он не был привидением. Я боролась изо всех сил, выворачивалась и бодала его головой в грудь. Если бы он не был таким высоким, я бы могла попасть ему по голове. – Мы тихо отойдем в одно место. Потом сможем поговорить. Хорошо?

Я медленно кивнула, приводя в порядок разбегающиеся мысли. Этот голос показался мне почему-то знакомым. Он мягко оттащил меня в тень, наши тела были самым неприличным образом прижаты друг к другу, и, хотя мне показалось, что я узнала его голос, я не облегчала ему задачу. Я была готова показать ему, что моя мать была права и у роз есть не только лепестки, но и шипы.

Вонзая в него каблуки, я лягала его и пыталась расцарапать ему руки, но добилась не многого. Мы свернули в проход между домами, обмениваясь ударами, и он охнул, когда мой локоть врезался ему в живот. Хорошо. Если я сейчас погибну, то, по крайней мере, испытаю удовлетворение от того, что ранила этого грубияна. Но победа была кратковременной: мои пышные юбки срывали любые попытки убежать, и чудовищный туман в конце концов поглотил нас целиком.

Когда мы оказались достаточно далеко от паба и от шеренги газовых фонарей вдоль мощенных булыжником улиц, мой похититель отпустил меня, как и обещал. Грудь моя вздымалась от страха и ярости. Приготовившись к битве, я резко обернулась и заморгала, не веря своим глазам.

Томас Кресуэлл стоял, скрестив на груди руки, и хмурил свое красивое лицо. Он тоже был одет во все черное, а его голову закрывала низко натянутая кепка. Его профиль отбрасывал резкую тень в тусклом свете.

Его окружала почти опасная аура, которая предостерегала, что надо держаться от него подальше, но меня бы сейчас это не остановило – гнев кипел у меня в жилах. Я готова была убить его.

– Вы совсем сошли с ума? Разве это было необходимо? – сердито спросила я, упираясь кулаками в бока, чтобы не задушить его. – Вы не могли просто попросить меня последовать за вами! И что это вы тут делаете, в такое позднее время на темных улицах?

Он настороженно посмотрел на меня, потом провел ладонью по своему усталому лицу. Я бы подумала, что он обеспокоен, если бы не была уверена, что это не так.

– Я мог бы спросить вас о том же, мисс Уодсворт. Но я предпочитаю предоставить это вашему брату.

– Моему… – я не успела закончить фразу, как появился Натаниэль, подобно Призраку Прошлого Рождества, и вид у него был очень недовольный. Я потеряла дар речи, в кои-то веки.

Натаниэль кивнул Томасу, потом грубо схватил меня за локоть и потащил глубже в тень, чтобы никто не мог услышать. Я вырвалась и обернулась, гневно глядя на него, но внимание Томаса было приковано к моей руке, которую сжимал Натаниэль: он смотрел на нее, стиснув зубы. Его реакция так меня поразила, что я покорно подчинилась брату.

– Прошу тебя, избавь меня от своих смехотворных историй, сестра, – хрипло прошептал Натаниэль, когда мы отошли на достаточное расстояние. – Я даже знать не хочу, почему ты решила, что можешь бродить по темным улицам, когда убийца выслеживает женщин. Ты почему-то желаешь себе смерти?

У меня создалось впечатление, что это был риторический вопрос. Я молчала, теребя пальцами ткань юбки. Мне хотелось сбросить его грубую руку с локтя, который он слишком сильно сжимал. Мне также хотелось выругать его за излишне покровительственное отношение, как у отца, и закатить истерику.

Но я не решилась ни на то, ни на другое.

Натаниэль отпустил меня, потом стал натягивать свои тонкие кожаные перчатки, пока его лицо постепенно не приобрело более естественный цвет, а не ярко-красный оттенок мундира королевской гвардии.

Он вздохнул и провел рукой по своим светлым волосам.

– Достаточно и того, что я потерял маму, – у него сорвался голос, и он закашлялся, чтобы скрыть эмоции, потом выхватил свой гребень из кармана пальто. – Не жди, сестренка, что я буду сидеть и смотреть, как ты безрассудно рискуешь жизнью. – Его глаза с вызовом смотрели на меня, словно он ждал от меня глупого ответа. – Меня бы это погубило. Понимаешь?

Мой гнев испарился так же быстро, как вспыхнул. В последние пять лет мы вдвоем будто стояли против целого мира. Отец был слишком погружен в печаль, его словно и не существовало. Ставя себя на место Натаниэля, я видела, как разобьются вдребезги мои чувства, если я его потеряю.

– Мне очень жаль, что я заставила тебя волноваться, Натаниэль. Правда, – я совершенно искренне просила у него прощения. Затем меня поразила одна мысль. Я прищурилась. – Могу я спросить, почему ты бродишь по темным переулкам вместе с этим дьяволом, мистером Кресуэллом?

– Если хочешь знать, – ответил Натаниэль несколько свысока, поправляя воротник, – мы здесь не одни.

Это меня очень заинтересовало. Я приподняла брови, и ждала, а мой брат окинул взглядом пустырь вокруг нас.

– Мы с группой друзей проводим свое собственное расследование. Мы расставили посты по всему Уайтчепелу и высматриваем подозрительных личностей. Мы называем себя «Рыцари Уайтчепела».

Я заморгала. Единственными людьми, которые выглядели совершенно неуместно здесь, были мой разодетый брат и его смехотворный лакей в шляпе. Могу себе представить, как смотрелись остальные мальчики из высокородных семейств в этом районе.

– «Рыцари Уайтчепела», – повторила я. Брат был не способен причинить боль даже обычной мухе. Невыносимо было даже думать о том, что может сделать с ним какой-нибудь дьявольский убийца здесь, в темноте. – Ты это не серьезно, Натаниэль? Что ты станешь делать, если столкнешься лицом к лицу с этим убийцей? Предложишь ему серебряный гребень или французского вина?

На лице брата появилось мрачное выражение.

– Ты бы удивилась, узнав, на что я способен, если возникает необходимость, – Натаниэль скрипнул зубами. – Он вскоре узнает, что не он один способен внушать страх. А теперь, – он повел меня назад, по проходу к одинокой фигуре, стоящей в его конце, – мистер Кресуэлл позаботится о том, чтобы ты благополучно добралась домой.

Меньше всего мне хотелось, чтобы меня провожал домой Томас Кресуэлл. Он и так очень самодоволен.

– Если ты остаешься здесь, то и я останусь.

Я упиралась ногами, отказываясь двигаться, но Натаниэль просто тащил меня за собой, словно я была сделана из перьев.

– Нет, не останешься, – он передал меня моему соученику. – Поедете в экипаже до моего дома, Томас. Я вернусь домой пешком позже.

Если Томаса и раздражало то, что Натаниэль им командует, словно обычным слугой, он не подал виду. Он просто стиснул мое предплечье своими длинными пальцами, будто взял на привязь. Мне очень не понравилось то, как быстро забилось мое сердце от его прикосновения, но я не сопротивлялась, не пыталась вырваться. Я украдкой бросила на него взгляд и заметила усмешку на его лице.

Он не сжимал мою руку так, словно я была непослушным ребенком, которого необходимо наказать; вместе этого он принял меня из рук Натаниэля с таким видом, будто это его надо спасать. Давно пора хоть кому-то заметить, что я способна сама о себе позаботиться. Даже если этот кто-то – возмутительный мальчишка. Умный, наглый, красивый мальчишка. Я постаралась выпрямиться, и Томас рассмеялся – восхитительным, рокочущим смехом, который я бы не возражала услышать еще. Брат соблаговолил подарить мне последний взгляд.

– Не забудь положить палку на тот подоконник в гостиной, – он широко улыбнулся в ответ на убийственный взгляд, которым я его наградила. – Прости, сестричка, но я действительно считаю, что с тебя на один вечер хватит приключений. Считай, что тебе повезло, – сегодня ты встретила только нас двоих, а не кого-то более опасного.

– Пойдемте, – сказал Томас и повел меня к карете. – Ваш брат прав. В этой тени таится какое-то зло.

Я обернулась и посмотрела на него.

– Хуже, чем вы?

Томас открыл рот, потом уловил мой насмешливый тон и рассмеялся. От его смеха мое сердце опять стремительно забилось. Возможно, это он был самым опасным из всех, кого я могла здесь встретить, а мой брат и не подозревал об этом. Одно постепенно становилось понятным: мне грозила опасность проникнуться восхищением к мистеру Кресуэллу вопреки собственному здравому смыслу.

Я поискала взглядом брата, но его уже поглотил туман.

Глава 5

Мрачные и омерзительные вещи

Резиденция Уодсвортов, Белгрейв-сквер

8 сентября 1888 г.

– Ты сегодня утром неважно выглядишь, – отец бросил на меня взгляд поверх газеты. – Возможно, тебе следует снова лечь в постель. Я пришлю наверх бульону. Нам вовсе ни к чему, чтобы ты свалилась с гриппом или чем-то похуже. Особенно в преддверии зимы.

Он опустил газету и вытер лоб носовым платком. Из всех членов нашей семьи отец был единственным, кто выглядел неважно. Он в последнее время сильно потел.

– Ты… ты хорошо себя чувствуешь, отец? Ты выглядишь немного…

– Тебя не касается, как я выгляжу, – резко перебил он, но тут же опомнился. – Не нужно беспокоиться о моем здоровье, Одри Роуз. Занимайся собой. Я бы очень хотел, чтобы ты некоторое время не покидала дома. Я слышал, что в трущобах растет уровень заболеваемости.

Отец влил несколько капель тонизирующего средства в чай и продолжил читать новости. Мне хотелось напомнить ему, что я не стану здоровее, если не приобрету иммунитет, единственный способ получить который – это выйти из дома, но отец не выносил моих научных и медицинских познаний. Он считал самым безопасным держать меня под стеклянным колпаком, какой бы ложной ни была эта концепция.

Отец пил чай маленькими глоточками; его присутствие заполняло комнату, но не согревало ее. Я бросила взгляд на часы. Вскоре мне предстояло встретиться с дядей. Натаниэль еще спал, поэтому мне надо было самой выбираться из дома.

Я вежливо откашлялась.

– Мне нужны новые платья и туфли, – я опустила глаза и смотрела сквозь ресницы, делая вид, будто смущена, – и другие, более деликатные вещи…

Отец отмахнулся от меня, он терпеть не мог разговоров о корсетах и нижнем белье, несмотря на опасения по поводу моего слабого здоровья. Он вытер нос тем же носовым платком, потом вернул его в карман.

– Купи все, что тебе нужно, – сказал он. – Но возвращайся домой к ужину вовремя и не опаздывай на урок по ведению домашнего хозяйства. Тетушка говорит, что ты не продемонстрировала больших успехов, когда она приезжала в последний раз.

Я подавила желание закатить глаза, настолько он был предсказуем.

– Да, папа.

– Да, – сказал он, еще раз вытирая лоб, – и надень сегодня маску, когда выйдешь из дома. Ходят слухи о новых случаях заболеваний в Ист-Энде.

Я кивнула. Эта «маска» представляла собой всего-навсего хлопчатобумажный платок, которым я закрывала нос и рот. Сомневаюсь, чтобы он мог защитить меня от чего бы то ни было. Довольный моим послушанием, отец вернулся к чтению, и беседу продолжили лишь стук его чашки о блюдце, сопение и шелест переворачиваемых страниц.

«КОШМАРНОЕ УБИЙСТВО В УАЙТЧЕПЕЛЕ»

Я прочла этот заголовок дяде, пока он расхаживал мимо банок с образцами в своей подвальной лаборатории. Обои темно-красного цвета обычно служили теплым фоном, смягчающим холод подвала и еще более леденящий холод трупов, почти всегда украшавших столы в лаборатории.

Однако сегодня красный цвет напоминал мне о пролитой крови, а я в последнее время была сыта ею по горло. Я потерла ладонями свои руки под тонкими рукавами муслинового дневного платья и еще раз пробежала глазами статью. В ней не упоминалось о новом трупе, найденном этим утром; описывали подробности гибели бедной мисс Николс. Убийца милосердно обошелся с ней по сравнению с его жестокими издевательствами над жертвой номер два.

Я смотрела, как дядя рассеянно крутит свои усы, изо всех сил стараясь протоптать дорожку в ковре. Если он продолжит ходить туда-сюда, опасалась я, он скоро протрет ковер насквозь, до деревянных досок пола.

– Зачем придавать телу такую позу?

Этот вопрос он задавал себе с тех пор, как вернулся с места последнего убийства больше двух часов назад. Я не могла предложить ему никакой гипотезы. Я до сих пор старалась выбросить из головы ту ужасающую схему, которую он недавно нарисовал на грифельной доске.

Мои мысли, завороженные этой невообразимо кровавой картиной, все время невольно возвращались к тому изуродованному телу, которое он нарисовал.

Я всматривалась в слова, нацарапанные над подробным рисунком. Энни Чапмен, сорок семь лет. Рост примерно пять футов. Голубые глаза. Темно-каштановые вьющиеся волосы до плеч. Целая жизнь, уместившаяся в пяти основных характеристиках ее внешности.

Ее убили на Хэнбери-стрит. На той самой улице, где я бродила вчера поздно ночью. Меня до самых костей пробрал холод, он угнездился между моих позвонков, как голуби усаживаются на бельевой веревке.

Всего несколько часов отделяли ее безвременную кончину от моего танца со смертью. Неужели убийца был так близко от меня? Натаниэль тревожился не зря: я буквально бежала прямо в жаждущие руки Кожаного фартука, когда пыталась тайком бродить по улицам и искать убийцу.

Если бы со мной что-нибудь случилось, отец лишился бы остатков рассудка, заперся бы от всех в своем кабинете и умер из-за разбитого сердца.

– А что значат эти кишки, которые он выложил ей на плечо? – дядя остановился перед рисунком и смотрел куда-то мимо него, вспоминая то, что не было изображено на нем. – Это было послание инспекторам или самый простой способ добраться до того органа, который ему нужен?

– Может быть, – сказала я.

Дядя повернулся ко мне, изумленный, словно забыл, что я здесь. Потом покачал головой.

– Бог знает, почему я разрешаю тебе изучать такие неподходящие для девушек вещи.

Иногда дядя высказывал с раздражением нечто в этом роде. В большинстве случаев я научилась не обращать на это внимания, зная, что он быстро забудет свои колебания.

– Потому что ты меня любишь?

Дядя вздохнул.

– Да. И еще мне кажется, такой ум, как у тебя, не следует расходовать зря на мысли о побрякушках и сплетни.

Я снова сосредоточилась на рисунке. Описание той женщины, которая недавно снимала с меня мерки, почти в точности совпадало с приметами этой покойницы.

Чтобы подтвердить отцу, что я действительно ходила выбирать одежду, я по дороге зашла в ателье, выбрала лучшие ткани и новые фасоны и договорилась, чтобы их прислали ко мне домой. Я остановила свой выбор на прогулочном платье темно-синего цвета с золотистыми и кремовыми полосками.