И здрасте вам через окно! Роговая Елена

Светало. Гала на цыпочках пробралась к дивану. Сначала она присела на край и только потом осторожно прилегла, чтобы ни одна пружина не выдала ее затянувшегося возвращения. Укрывшись лоскутным одеялом, она подложила руки под щеку и попыталась заснуть. Накатывало странное чувство стыдливости. Ночная жизнь была привычным делом, но в далекой, другой жизни. А сегодня что? Как загулявшая до утра девица, тихо и стыдливо она пробралась в постель, дабы не навлечь на себя родительский гнев. «Боже мой, в мои-то годы! Хотя если уж быть честной до конца, то приятно вновь почувствовать себя молодой и безрассудной», – успокоила себя Гала и крепко заснула.

– Мадам, скажите, где я найду шестую квартиру?

– В каждом дворе, имею вас расстроить! – отрапортовала Сара Моисеевна, заинтересованно разглядывая незнакомую пышногрудую женщину.

– Спасибо за помощь, но лучше бы я вас не спрашивала.

– Ви можете, конечно, повернуть голову и увидеть на двери цифру шесть, но я вам любезно подскажу, что вам налево. Только не знаю, о чем с вами будет разговаривать Галина Борисовна.

– А вам откудова знать, к кому я пришла?

– Мадам, мне осталось жить два понедельника, и у меня нет никакого времени разгадывать ваши ребусы. Я сказала, а ви делайте себе выводы. Могу полюбопытствовать, зачем она вам?

– Она обещала мне помочь с платьем.

– На вас натянуть или деньгами?

– Когда моя мама, Ойдя Хаимовна, была еще жива, побольше ей радости на том свете, у нее всегда случался срыв психики от таких, как вы. Большое спасибо, и до скорых волнующих встреч.

Женщина сделала безразличный вид и направилась к квартире Ватманов. К приходу новой знакомой Гала уже проснулась и, сидя в гостиной, приводила себя в порядок. Она в одной руке держала дамское зеркало в витой серебряной оправе, а другой наносила на лицо крем легкими постукивающими движениями. Баночки, тюбики, флаконы и цветные карандаши занимали все свободное пространство круглого стола.

– Доброго дня. Позволите войти? – поинтересовалась дама, не сводя глаз с косметики. – Надеюсь, вы меня не забыли?

– Да-да, помню, – снисходительно произнесла Гала, – вы трамвайная знакомая. Не сомневалась, что придете. Сразу предупрежу, у меня день по минутам расписан, но раз уж обещала, уделю вам немного времени.

– Уж будьте так любезны, не откажите. За оплату не сомневайтесь, не обижу. Викторией меня зовут, а фамилия Быковская, будем знакомы.

– Очень приятно. Галина Борисовна, и показывайте, с чем пожаловали.

Мадам Быковская с молниеносной быстротой извлекла сверток из сумки и положила на край стола.

– Вот, это то, что делает мне головную боль уже несколько дней.

Гала развернула газету и посмотрела на ткань. Крупная серая клетка на фоне яркой фуксии выглядела вызывающе.

– Ну как? Вам нравится?

– Шикарный материал, но я вас в нем не вижу.

– Это еще почему?

– Он увеличит ваши пышные формы.

– Если пикантную полноту вы считаете недостатком, то мой Юлик имеет другое мнение на этот счет.

– В таком случае перед нами открываются прекрасные возможности! Скажу больше, границы дозволенного смещаются в сторону бесконечности! Мадам Вита, я приложу максимум усилий для вашего семейного счастья, – обнадежила клиентку Галина Борисовна, раскладывая ткань на столе, – но для начала поведайте мне ваши фасонные фантазии.

Мадам Быковская принялась восторженно описывать мечту, а Гала, делая вид, что внимательно слушает, мысленно примеряла на нее уже пошитое платье.

– Да-да-да. Любой каприз моды всегда кажется нелепым, потом быстро принимается прогрессивной частью человечества и делает его естественным и даже красивым. Обещаю, вы произведете впечатление в новом наряде, но сначала проведем коррекцию бурных желаний. Насчет цвета. Вы поклонница сюрреализма? Нет. Тогда зачем вам столько фуксии на теле? Оставьте это молодым и приглушите свою красоту пастельными тонами.

– Как можно такую щикарную ткань комбинировать с бельем для кровати! Хотя если вы настаиваете, то можно пожертвовать новую простыню.

– Боже мой, какая дремучесть! Докупите полметра однотонной материи аналогичного состава, и будет вам счастье. Зеленый для вас слишком яркий, а вот серебряный вполне подойдет. Матовая серость на фоне фуксии заиграет нужными нам оттенками, а серебряный глянец пленит своей загадочностью.

После таких слов мадам Быковская засияла, как пасхальное яйцо, и от волнения принялась вытирать пот с лица и шеи.

– Когда будет готово мое платье?

– Этого я не знаю, да и не припоминаю, что обещала вам пошив, – безразлично произнесла Гала.

– Как это «не знаю»! А зачем я к вам ехала через весь город?

– Голубушка, у меня сейчас нет ни времени, ни возможности. Я вас великодушно проконсультировала, а дальше сами подыщите хорошего мастера. Расскажите ему все, о чем я говорила, и он осуществит ваше желание.

– Уважаемая Галина Борисовна, имейте жалость к бедной женщине! Я не знаю ни одного портного, кто бы так красиво говорил за такие тонкости. Вы мастер высокого класса, да будет только счастье в вашей голове!

– У меня сейчас нет возможности.

– Прошу вас.

– Ну, не знаю. Даже если я выберу время, то должна вас предупредить, что мои услуги из «высшего» разряда.

– Сделайте из меня красавицу, и благодарность не заставит долго ждать. Неужели вам не нужны деньги?

– Не очень, – продолжала сопротивляться Гала, понимая, что наживка уже проглочена и мадам Быковская ни при каких обстоятельствах не отступится.

– Ваша цена, – решительно произнесла клиентка.

– Только из уважения к вам – шестьдесят рублей.

– Согласна, – облегченно вздохнула Вита, сжимая от радости дамскую сумочку.

Сняв мерки, Гала взяла задаток в размере двадцати рублей и попросила зайти через неделю. Распрощавшись с взволнованной и счастливой Витой, Гала наспех перекусила и отправилась в костюмерный цех драматического театра, где уже много лет работал Ефим Борисович Кляр. Одесса никогда не испытывала недостатка в портных, но только Фима соглашался пошить платье ни разу не видя клиента, без примерки и за пару дней. После душевного разговора за жизнь, о подорванном здоровье и спасительных клизмах на ночь Гала оставила материю, пятнадцать рублей и обещание выплаты такой же суммы после окончания работы.

В назначенный день Галина Борисовна прихорошилась и уселась в галерее у входа в квартиру в ожидании мадам Быковской. Незадолго до прихода клиентки она преднамеренно закурила сигарету и, откинувшись на спинку стула, игриво пускала колечки дыма. Как и следовало ожидать, антураж произвел неизгладимое впечатление.

– Как я люблю дорогие и эффектные штучки! – глядя вожделенно на мундштук, вымолвила Вита.

– Ах, эдакая безделица, но вы правы: вещица во всех отношениях приятная, а главное – памятная. Подарок от человека, очень влиятельного в определенных кругах.

– Это чувствуется сразу. Такую вещь видно издалека. Море вкуса, скажу я вам, да и ви такая… Боже мой, я меркну на вашем фоне.

– Не скромничайте. Это вы говорите, пока не надели новое платье.

– Не интригуйте, – Вита взволнованно задышала, нервно обмахивая себя носовым платком.

Гала не торопясь затушила сигарету и пригласила мадам Быковскую последовать за ней. На длинном гвозде, вбитом в межкомнатную перегородку, висели плечики с платьем. Увидев свой заказ, Вита расплылась в улыбке.

– Желаете примерить или так заберете?

– Как можно, такую щикарную вещь и без примерки!

Вита принялась стягивать с себя одежду, но она, как назло, почему-то сделалась на пару размеров меньше и никак не хотела скользить по потному телу. К тому же дамская сумочка, которую хозяйка не выпускала из рук, угрожающе застряла в пройме рукава. Гала вежливо забрала ридикюль и для всеобщего спокойствия положила к ногам клиентки. Новое платье надевали не спеша и по команде. На счет «раз» мадам Быковская вытянула руки перед собой. На «два» Галина накинула на них платье. На «три» – руки вверх, и платье без труда оказалось на пышном теле. Осмотрев себя со всех сторон, модель пришла в восторг:

– Я в нем такая худенькая, вы не находите?

– Ну как же! Все продумано до мелочей. Перед вами доказательство того, как ткань может изменить фигуру, если знать секреты кроя. Платье отрезное по талии, клетка на юбке пущена продольно, поэтому «вытягивает» фигуру. Как и договаривались, верх однотонный с серебряным отливом, приглушающий яркость фуксии.

– Богиня! Абсолютная богиня, и нет других слов, – взволнованно бормотала Вита, разглядывая себя в зеркало.

– Мне тоже так кажется.

– Ой, ви шутите! Тож я про вас имела в виду.

Вскоре психоэмоциональный накал начал спадать, и голова мадам Быковской заработала в сторону извлечения максимальной выгоды из визита.

– Нет, все-таки чего-то не хватает.

Гала предвидела такой ход событий, поэтому, как хороший карточный шулер, держала в запасе пару козырных карт.

– Ну а теперь поговорим за общий вид. Пока вы его не измените, ни один мужчина не захочет вам помочь сесть в такси. Прическа. Мадам, «вшивый домик» уже почти никто не носит. Соберите ваши волосы и укротите их пышность маленькой шляпкой, канотье например. Посмотрите на свой рост. Не все так печально. Туфли на платформе и тюрбан на голове спасут вас как нельзя лучше. Лицо. Концы бровей выщипываем, прорисовываем черным карандашом и немного поднимаем кверху. «Глаза лани» вас устроят? И никакой светло-розовой помады! Вы поняли?

– Ой, я уже прям не знаю, как рада. Представлю на себе все, что вы говорите.

– Могу посоветовать вам замечательного дамского специалиста. Израил Шерман, если соберетесь, будет ждать вас в своем салоне недалеко отсюда. Знаете бани Исаковича? Так это напротив.

– А мне сказать, что я от вас?

– Непременно. Ему будет приятно, вам – выгодно, а я порадуюсь за вас двоих. Надеюсь, вы остались довольны заказом? – перевела разговор Гала, давая понять, что время аудиенции подошло к концу.

Пока Вита отсчитывала полагающуюся сумму, Галина Борисовна извлекла из шкатулки накрахмаленный цветок, сделанный из остатков ткани, и прикрепила его булавкой на пышной груди мадам Быковской. Заключительный аккорд был таким неожиданным и мощным, что расчувствовавшаяся Вита прибавила к договорной сумме еще пять рублей и счастливая умчалась удивлять мужа Юлика.

Оставшись одна, Гала с облегчением вздохнула. Сейчас мадам Быковская полетит на всех парусах радовать мужа. По дороге она поделится радостью со знакомыми, дома – с соседями и родственниками, и все. Все! Через пару дней будут новые клиенты! Если дела пойдут хорошо, то можно открывать салон. Главное, держать планку! Долой военные фасоны и экономию ткани! Юбки в складку, легкие блузы, воланы, рюши и, конечно же, перчатки в тон платья. Максимум внимания каждой женщине, и безбедная старость обеспечена. На фоне высокой безработицы найти хороших мастеров не составит большого труда. Настроение прекрасное, солнце светит, птицы щебечут! Мир пребывает в приятной жизненной суматохе. Господи, как же все чудно устроено, за исключением старости.

– Как спалось, уважаемая?

– Александр Владимирович, кто в мои годы обращает внимание на сон? Мое поколение торопится не только жить, но, как это ни пафосно звучит, и чувствовать тоже. Посмотрите, какой прекрасный день! Не находите?

– Позвольте напомнить, ночь тоже была незабываемая.

– Да вы наглец! – весело засмеялась Гала. – Прекратите очаровывать немолодую и слабую женщину. Это Блок, если память мне не изменяет? Помню-помню. Так вот, я запрещаю вам за мной ухаживать.

– Прям совсем?

– Совсем. Но вы все равно не отступайте. Как всякой женщине, мне будет приятно внимание. Сашенька, вы позволите мне вас так называть? Спасибо. Я принимаю вашу игру и уже чувствую, как моя жизнь окрашивается яркими красками.

– Договорились. Беру над вами шефство и предлагаю вам стать дамой моего сердца.

– Даже и не мечтайте услышать отказ! Безобидный флирт еще никому не был помехой. Перекурим это дело? Подождите минуточку, я принесу свои сигареты.

Через минуточку Гала не вернулась. Не вернулась она и через десять минут. Александр Владимирович выкурил папиросу, прикурил другую и, почувствовав неладное, решил заглянуть в комнату Ватманов. Гала сидела на диване. Вид у нее был растерянный, руки тряслись, лицо осунулось, а глаза выражали изумление.

– Галина Борисовна, вам плохо?

– Мне плохо.

– Что случилось?

– Вы видите здесь мой мундштук?

Александр Владимирович окинул взглядом комнату.

– Нет, к сожалению.

– Вот и я не вижу. Сегодня мне нанесла визит одна малоприятная дама. Так вот, похоже, она ушла домой не с пустыми руками.

– Она ваша знакомая?

– В том-то и дело, что нет.

– Паршивая ситуация. Знатный был мундштук и дорогой, как я полагаю.

– Дело не в цене. Это память о человеке, который меня любил больше жизни.

– Вы знаете, где живет ваша мадам?

– К сожалению, нет.

– Галина Борисовна, для начала выйдем на свежий воздух и подумаем, как исправить ситуацию.

Художник взял соседку под руку и вышел с ней в галерею. Не успел он посадить Галу на стул, как из окна послышалось:

– Галиночка Борисовна, вам плохо? На вас прям лица нет! Неужели отравилась? А чему удивляться, жара такая стоит, что легко… Я точно так же выглядела в прошлом году, когда Семина сестра принесла нам меренги собственного приготовления, чтоб она из туалета не выходила все лето. Так вот, советую вам больше пить и пальцы в рот.

– Сара Моисеевна, у нас трагедия другого плана. Скажите, вы случайно не знаете женщину, приходившую сегодня в квартиру Ватманов?

– Это которая маленькая и толстая?

– Да-да, – оживилась Гала, глядя с надеждой на Сару.

– Конечно, знаю! Она дочь Ойды Хаимовны. А что случилось?

– Вот видите, – обрадовался Александр Владимирович, – не переживайте, мы ее найдем. Ну-ну, продолжайте, Сара Моисеевна.

– Да что там продолжать! Сегодня она пожелала своей покойной маме радости на том свете, а мне нахамила. Как чувствовала, ничего доброго от нее не будет. Она что-то украла?

– Да, – покачала головой Гала.

– Что именно? Неужели все?

– Можно и так сказать. Она украла у меня мечту и главное – веру в человечество. Ну почему так бывает? Как только начинает жизнь налаживаться – сразу же случается какая-нибудь неприятность. Нет в этом мире абсолютного счастья.

– Правильно говорите, Галиночка Борисовна, мир несовершенный, но в нем есть одно преимущество. Хотите знать какое? С удовольствием поделюсь своими мыслями на этот счет. Не тешьте себя мыслью, что непутевой дочери Ойды Хаимовны, пусть ей будет очень смешно на том свете, жизнь воздаст по заслугам, и причиненное зло вернется. Может быть, и вернется, но лучше не ждать. Когда Семин брат украл у нас деньги, я ходила за советом к раввину. Он мне сказал, чтобы мы не держали на него зла, простили, а Бог всем и за все воздаст. Не скрою, было трудно. В душе мы боролись и ждали, когда же свершится над ним высший суд. И что ви думаете? Свершился! Семин папа перед смертью завещал нам все движимое и недвижимое имущество.

– Неужели! Вам несказанно повезло.

– Конечно, повезло! Будучи малость не в себе, он считал себя богатым человеком. Мы не стали его расстраивать и убеждать в обратном. Папаша отошел в вечность с лучезарной улыбкой.

– Так может быть, все-таки было?

– Я вас умоляю, откудова! Если бы так, то жили бы мы сейчас здесь?

– Тоже верно! Но на вашем месте я бы отнесся к словам серьезнее. Знаете, перед смертью в мозгах часто бывает просветление, – пошутил Александр Владимирович.

– Вы думаете? Зачем теребенить прошлое и сеять в душе зерна сомнения. Ми столько лет жили спокойно и счастливо, а теперь что? Поверьте, от этого могут быть только неприятности. Хотя… Ви немножечко правы, нужно еще раз в сарае все посмотреть.

– Всенепременно! В жизни есть место сюрпризам. Кстати, Галина Борисовна, это и вас касается. Если мы чего-то лишаемся, то наверняка приобретем взамен лучшее. Бросьте грустить и начните извлекать из потери пользу. Не далее как сегодня ночью мы говорили о вреде курения. Так вот, случай подвернулся. Это знак свыше, и им нельзя пренебрегать.

Александр Владимирович демонстративно затушил недокуренную сигарету, потом осторожно забрал сигарету у Галы и сделал с ней тоже самое.

– Вот так. Вдвоем всегда сподручнее бороться с вредными привычками.

– Согласна. Разжигайте керогаз, уважаемый. С меня чашка ароматного чая.

– Дядь Саш, можно я у вас немножко посижу?

– Не вопрос. Чай будешь?

– Неа, я уже воды с вареньем обпился.

– Вот, Галина Борисовна, прошу любить и жаловать. Яшка собственной персоной. Личность яркая, шустрая и очень сообразительная. Что на сей раз, мой замечательный друг?

– Да какой-то пустяк! Было бы из-за чего так кричать на весь двор.

– А если поподробнее.

– Ну если хочите подробнее, то вам расскажу. Мама дала мне живую куру и пятьдесят копеек, чтобы я ее резнику отнес. Мы с Лесиком из дома напротив завернули ее в тряпочку и пошли на рынок. Пока шли, решили научить ее летать. Вначале я куру раскрутил и подбросил вверх, чтобы ей легче было воздушный поток поймать, потом Лесик крутанул, подбросил и нечаянно ею в дерево попал. Мы быстрее к резнику побежали, а там, у входа на рынок, дядька с лотком. Дядь Саш, у него чего только нет! Мы подумали, что глупо мертвой куре рубить голову за деньги, и купили на них две перебивные картинки и шарик, знаете, который музыкой поет, когда его надувают. На сдачу дядька нам еще тянучек дал.

– А что с курицей?

– Лесик сказал, чтобы я не заботился о пустяках, не маленькие, сами справимся.

– И что?

– Справились, но мама сразу поняла, что не резник ей голову рубил.

– Дело – дрянь.

– Так а я за шо!

Все это время Гала с интересом слушала Яшкин рассказ и улыбалась.

– На этой неделе я собираюсь сходить на рынок. Надеюсь, ты мне поможешь принести покупки домой?

– Тетенька, даже не сомневайтесь. В любое время зовите. Свистеть умеете? Тогда два коротких, один протяжный – и я сразу выгляну в окно.

– Договорились, только ты меня тетенькой не зови.

– Ну не дяденькой же.

– Воспитание – дрянь, но пока я здесь, у тебя есть шансы заполнить пробел. Для начала называй меня по имени-отчеству: Галина Борисовна. Запомнил?

– Да куда проще, Галина Борисовна.

– Договорились. А сейчас, с вашего позволения, пойду прилягу. Возраст, знаете ли, дает о себе знать, да и день был нелегким.

Последующие дни прошли спокойно. Гала подстроилась под режим семьи Ватман и была вполне довольна своим существованием. Утром она просыпалась раньше всех и с чашкой чая выходила на свежий воздух. Вскоре появлялся дворник и, шаркая по асфальту тощей метлой, рассказывал свежие городские новости. В последнее время он стал выглядеть опрятным и гладко выбритым. Даже медная бляха на фартуке блестела как новая, из-за того что Захар натер ее зубным порошком.

– Доброго вам утречка, мадам! Не перестаю на вас удивляться, как вы, такая интеллигентная женщина, и просыпаетесь раньше всех. Вам в перинах пуховых лежать нужно и прикрываться шелковыми простынями, а вы как заводская. Чего вам не спится на заре? Вот я ни за что бы не проснулся, ежели не уборка.

– Вам нельзя, у вас работа ответственная.

– Не то слово! Только на первый взгляд кажется, что дворник – это просто так, для дурачков. Ан, нет! Встать нужно до пяти часов, вымести дворы, убрать мусор с тротуаров, какашки конские с дороги убрать, а ежели государственное здание, так и дров для печи заготовить в зимнее время. Опять же песочек посыпать при гололеде. Неровен час, ахнется прохожий башкой, а меня с работы пульнут или оштрафуют. Мадам Галина, ви не думайте легкомысленно о Захаре. Я человек ответственный и очень сурьезный.

– Я уже это поняла. Скажите, а чем вы занимаетесь днем? Есть ли у вас какой-нибудь интерес, захватывающий всю вашу внутреннюю сущность в свободное от работы время?

От неожиданного вопроса Захар прекратил мести.

– Мадам, ви спросили и загнали меня в тупик, как одинокий порожняк на рельсах заброшенного депо.

– Прелестно! Я и не предполагала, что вы в душе романтик. Не каждый способен так красноречиво высказаться. Вам дано.

– Спасибочки, Галина Борисовна! Еще немного, и вы оцените меня по достоинству.

– Захар, вы лучший из всех дворников, которых я когда-либо знала. Прошу прощения, но мне нужно привести себя в порядок.

– Да ви и так, как майская роза! Может быть, согласитесь вечерком со мной прогуляться в проходку?

– Может быть. Обещаю подумать. Хорошего вам дня!

После утренних бесед у Галы всегда было прекрасное настроение. Ее привлекало и веселило незамысловатое общение с Захаром. Зайдя в дом, она не спеша приводила себя в порядок, завтракала и уходила гулять. Возвращалась Галина Борисовна уставшая, голодная и всегда с какой-нибудь интересной историей. Вечером Мендель с удовольствием слушал теткины рассказы и смеялся от души всякий раз, когда она в лицах рассказывала очередной забавный случай, подсмотренный на городских улицах. В доме Ватманов у тетки была и обязанность, которую она с удовольствием выполняла. Раз в два дня Гала покупала молоко у разносчиков, которые то и дело ходили по дворам. Она его кипятила, охлаждала и ставила в лёдник – толстостенный деревянный ящик, оббитый оцинкованным железом. На все про все уходило часа два-три. По мнению Галы, это было посильным и достойным вкладом.

В один из вечеров Мирав вернулась домой грустная и, ссылаясь на усталость, легла на диван, отвернувшись к стене. Гала, почувствовав неладное, ничего не стала расспрашивать и ушла на кухню готовить ужин. Самое быстрое и легкое, что можно было сделать из имеющихся продуктов, – это пожарить или отварить картошку. Учитывая, что жареную едят с большим удовольствием, она не стала себя утруждать чисткой, а помыла молодые клубни тряпочкой, разрезала каждый на четыре части и забросила брусочки в раскаленное сало. Пока картошка обжаривалась до золотистой корочки, Гала нарезала крупными шайбами помидоры, огурцы и репчатый лук. Все это она положила в глубокую тарелку, посыпала солью, полила пахучим подсолнечным маслом и, прикрыв миску кастрюльной крышкой, встряхнула содержимое несколько раз. Через полчаса картошка с салатом стояли на столе и благоухали ароматом свеженарезанной зелени.

– Тетя Гала, мне кажется, я никогда не ел такой вкусной картошки, – похвалил Мендель тетку. – Что, папа, скажете?

– Поддерживаю и объявляю благодарность, – довольно произнес Сава, выковыривая вилкой остатки укропа из зубов. – Приятная на вкус растительность, но гадостливая по своей природе произрастания. Хоть с огороду, хоть из зубов, хрен от нее избавишься, ежели она там поселилась. Посадишь укроп на грядке, а он и не собирается там всходить, но тот, что ветром принесет, – вырастет зеленый, жирный, лучше культурного. Вольная и своенравная трава, скажу я вам. Такая же, как вы, тетенька.

– Не плюй в колодец, Сава, – заступилась Мирав за родственницу, – а то приготовит она тебе в следующий раз.

– Не захочет, так ты на это есть.

– Была.

– Что значит «была»? – с раздражением спросил Савелий. – Жена отказывается готовить для семьи?

– Нет, просто меня скоро не будет, и вам ничего не останется, как уважительно относиться к моей родственнице.

– И куда это ты денешься, позволь спросить?

– Для начала в больницу, а потом, как Бог даст.

– В какую еще больницу? Ты вроде не болеешь, чтобы лечиться.

– В раковую больницу. Я тоже думала, что не болею, пока к хирургам не сходила. Шишка у меня в груди. Врач сказал, наверное, отнимать придется.

Сава мгновенно изменился в лице. Насмешка сменилась задумчивостью, а за ней и растерянностью.

– Это ж как, без груди жить?

– Ну и что. Детей уже не рожать, – взяла инициативу в свои руки Гала. – Без ног живут, без рук живут, а без груди и подавно. – Ты, Мирочка, не переживай раньше времени. Врачи часто ошибаются. Когда тебе в больницу?

– Через два дня.

– Иди себе спокойно и ни о чем не думай. За домом я прослежу, мужчин накормлю, а трусы с рубахами сами постирают. Да, уважаемый зять?

– А что, я все делать умею. На фронте без женщин обходились и ничего, от грязи не померли. Ты, мать, не раскисай. С болезнью надо, как на войне. Главное – настрой и воля к победе. Правда, сынок?

Мендель, глядя на мать, растерянно кивнул, потом сказал что-то невнятное и быстро ушел в свою комнату. В эту ночь в квартире Ватманов никто не спал. Савелий впервые лежал и думал о жизни с Мирав: «Столько лет вместе, и остаться одному… Конечно, после войны много вдов, но тож пойди, найди ту, которая бы с чистой душой, а не с корыстью на нажитое. К тому же наверняка приведет за собой детей, и тяни потом их до взросления. А Мирав, хоть и малограмотная, но в быту покладистая, готовит вкусно и необидчивая. После ссоры всегда первая мириться идет, знает свое место пред мужем».

Мендель в этот вечер даже книгу в руки не взял. Укрылся с головой простыней и словом ни с кем не перемолвился. Его плечи вздрагивали при каждом вздохе, а по подушке медленно расползалось мокрое пятно. «Как жить, если с матерью что-то случится? – думал он. – Отец с горя запьет, и тогда точно придется из дома уходить. Если бы он мать не бил, была бы она здорова. Наверняка из-за него болезнь появилась. Да, точно, из-за него. Он ее в грудь незадолго до поездки в Киев ударил. Сволочь, ненавижу его! Ему же дела до нас нет, лишь бы деньги копились. Один только раз и были с ним счастливы, когда все вместе в Киев ездили. Сходили в цирк. После представления в кондитерскую зашли. Отец разрешил «шоколадную бомбу» купить. Пирожное круглое, как чашка перевернутая. Сверху облито шоколадной глазурью, а под ним слой из марципана. А самое вкусное в нем – начинка из ликерного крема. Отец тогда с собой купил два пряничных журавлика, посыпанных сахарной пудрой». Отвлекшись от мрачных мыслей, Мендель не заметил, как уснул.

Гала тоже не спала и переживала за племянницу: «Молодая, и вдруг такая напасть. Хорошо, я приехала. Кто ее поддержит, кроме меня? Мендель умница, но такой уж неприспособленный. За ним самим ухаживать нужно. Рассеянный и вечно что-нибудь да перепутает. Савелий не любит жену, грубиян. Даже в такую минуту не смог ее толком поддержать. А если она умрет? Ну уж нет! Все сделаю, чтобы помочь Мирке. Лишь бы ничего серьезного. С Божьей помощью, справимся. Вот, и Бога вспомнила. Редко о нем вспоминала и уже забыла, когда в последний раз к нему обращалась. Наверное, с той поры, как пришла работать в театр. Закружила жизнь в вихре чужих судеб, проживаемых каждый вечер на сцене, завертела в круговороте встреч и знакомств. До жизни близких и дела не было. Все ради искусства. Разве жила бы сейчас в таких условиях, если бы свои дети были? Ошибки молодости. Главное – не дать Саве думать, что я нахлебница. Хочешь не хочешь, а часть забот по дому придется взять на себя. Нелегкое время наступает, но выбора нет. Теперь и моя жизнь в доме будет зависеть от здоровья Мирав». Гала еще немного погрустила и решила на всякий случай помолиться. В памяти всплыли несколько простеньких молитв, заученных еще в детстве. Проговаривая одну за другой, она незаметно заснула.

– Мирочка, доброе вам утро! – послышался голос Сары Моисеевны. – Я вижу, ви грустите. У вас проблемы? А какие? Женские. Я вас понимаю и, кажется, догадываюсь, в чем дело. Сава вам начал изменять. У мужчин вместе с сединой такие глупости в голову лезут! Если хотите, поднимайтесь к нам. Хотя не нужно к нам. Я сама сейчас спущусь, и мы вежливо тихонечко поговорим. Зачем всем знать о таких деликатных проблемах. Мирочка, мне что хочется сказать: обычно о самом сокровенном рассказывают совершенно чужим людям. Так легче. Я через все это прошла и как старший товарищч могу помочь. Я много лет работала уборщицей в лаборатории у знаменитого физиолога. Чего только не нагляделась! Там доктора лягушкам иголки в позвоночник пихали, чтобы они не дергались, когда проводят опыты. Ой, боже упаси, я же не говорю, что Саве так же нужно сделать! Не перебивайте, Мирочка, когда речь идет о науке. Так вот, потом они лапку лягушачью в баночку с кислотой опускали, а она ее поджимала. Представляете, позвоночник разрушен, а она ногу все равно вверх тянет. Это рефлексом называется. Так я что хочу сказать, то, чем они нам изменяют, тоже рефлекс, и он у них очень развит. Конечно, это плохо лечится, но надежда избавиться от патологии есть. Я со своим Семеном жила долго и счастливо много лет. Ви думаете, мне не за что его упрекнуть?

– Сара Моисеевна, да не в этом дело.

– А в чем тогда? Что такого мужчины могут сделать, чтобы мы страдали по-женски?

– У меня, наверное, рак.

– Да ви что! Какое расстройство! Мне прям сердце сейчас тоже там защемило. А как ви догадались?

– В бане мылась, мочалкой провела по груди и нащупала.

– Как тяжик или на шишку похоже?

– Вроде что-то круглое.

– Если круглое, даже не переживайте. У Светланы Генриховны, той, что живет на Ришельевской угол Жуковского, уже было. Пока она лежала в раковой больнице, научилась лучше всякого доктора отличать «плохую» опухоль от «хорошей». Если хочите, я с вами к ней схожу. Прям не могу смотреть на вас грустную раньше времени.

– Спасибо, Сара Моисеевна, за заботу, но я врачам больше доверяю. Они же учились, да и опыта больше, чем у Светланы Генриховны.

Через пару дней Мирав попрощалась с семьей и ушла в больницу. В приемном покое пришлось сидеть долго, и Мирав от нечего делать принялась рассматривать плакаты, развешанные по стенам. На самом большом был изображен Сталин, работающий в кабинете до самой ночи. Настольная лампа мягко освещала государственные бумаги, аккуратно разложенные по всему столу вождя, а надпись: «О каждом из нас заботится Сталин в Кремле» давала надежду, что все будет хорошо. Женщина в красной косынке, смотрящая на бескрайние хлебные поля, сообщала о том, что «С каждым днем все радостнее жить», а малыш-здоровяк с розовыми щечками всех предупреждал о том, что «Наши дети не должны болеть поносами». Мирав читала не торопясь, проговаривая каждое слово, пока не дошла до черно-белого плаката «Женщина! Учись грамоте!». В деревенской избе с русской печью и самоваром стоит пожилая женщина в лаптях, а ее вполне модная дочурка с ободком на голове и книжкой в руках бесстыдно говорит ей: «Эх, маманя, была бы ты грамотной, помогла бы мне!» – «Ты смотри-кась, укоряет мать! А может, у нее возможностев не было учиться, – оправдывала крестьянку Мирав. – Доце, похоже, доклад к завтраму нужно приготовить, а времени не хватает. Оно и понятно, дело молодое – кому же с книжками все дни сидеть хочется кроме нашего Менделя. В кого такой уродился? Просидит всю молодость и не женится».

– Следующий, – послышалось из кабинета.

Мирав нерешительно вошла и протянула направление…

– Ты не переживай. Здесь лучшие хирурги в городе. Соперируют так, что краше прежнего будешь, – утешала Мирав санитарка. – Лишнее отрежут, нитками подтянут и сися как у молоденькой торчать будет.

– Да ну ее, эту сисю. Болезнь шибко страшная.

– А ты не думай раньше времени, потому что исход не от тебя зависит, а от врачей и небесной канцелярии.

– Опять деньги за рыбу, Ульяна Иванна! – засмеялась соседка по палате. – Третий день вам толкую, а все бесполезно. Не нужно здесь пропаганду вести. Вы лучше на лекцию в красный уголок сходите.

– А ты, Катерина, мне не указ. Коли можешь человека в горе утешить, так чего ждешь. Или вас в техникумах не учили людям помогать?

На операционном столе Мирав прикрыли простыней, попросили положить руку за голову, а перед лицом поставили невысокую ширмочку. Сердце от страха колотилось так, что каждый удар отдавался в висках и кончиках пальцев.

– Да что ж ты так боишься, – попытался утешить пациентку хирург. – Как у зайца, сердце колотится. Щас укольчик сделаю, и будет это самой большой болью за всю операцию.

Врач зацепил корцангом марлевый тампон, окунул его в банку с йодом и тщательно обработал грудь. Мирав увидела, как большим шприцем с длиной тонкой иглой набирают прозрачный раствор из банки и, ужаснувшись, что все это предназначается для нее, решила больше не смотреть. Укол. Игла замерла, и уже через несколько секунд никакой боли. Следующий прокол. Чувство распирания и легкого тепла медленно разлилось по груди. Немного щипало, но терпимо. Вот еще один прокол, но уже глубже и в сторону. Разрезали, словно карандашом сломанным по коже чиркнули. Промокнули. Чудно, режут, а боли нет. Еще раз подрезали, снова промокнули. Тянут, отсекают по кругу, словно мясо от куриной косточки. Похоже, отрезали. Шмякнули по железной чашке щипцами и унесли куда-то. Затаились, ждут. Перерыв у них, что ли? Рановато. Не успели начать, а уже отдыхают. Из соседней комнаты послышалось «можно шить». Хирург облегченно вздохнул – уже хорошо. Наркотизатору разрешили уйти. Неужели все?

После операции врач пообещал, что при благоприятном течении домой отпустят через неделю. «Такую страшилу перенесла, – думала Мирав. – Чего только в голову не придет от страха». Мир для нее вновь окрасился разноцветными красками.

На следующий день семья Ватман, включая Галу, стояла под окном палаты. Мирав, заслышав голос мужа, подошла к окну.

– Как ты? – поинтересовался Сава.

– Пока нормально, а дальше – время покажет.

– Нечего ждать, когда оно начнет показывать. Нормально все будет, и точка.

– Мам, тебе больно?

– Терпимо, синочка. Думала, будет хуже.

– Хуже на передовой. Стакан водки с каплями морфия и в госпиталь, если успеют довезти. Сколько человек в палате?

– Восемь.

– Это нормально. Ты, мать, выздоравливай быстрее, – подбадривал Савелий жену. – Без тебя дома пусто, вроде как не хватает чего.

Мирав смутилась и покраснела. Ей было приятно внимание мужа даже в такой незамысловатой форме. Первый раз в жизни он переживал за нее. Пара добрых слов, как долгожданный дождь в пустыне, наполнила душу Мирав теплом и радостью. Сава с Менделем постояли еще немного и, не найдя темы для дальнейшей беседы, засобирались домой.