Сказки о рыбаках и рыбках Крапивин Владислав
– Спрашиваешь!.. Знаешь хоть, что тебе клеят?
– Догадываюсь, – сказал он сквозь зубы.
– Может, и не догадываешься. Мистицизм и чуждые идеи в искусстве книжной графики, это само собой. А еще и растление наших славных деток, причем не только идеологическое… Связался, мол, с пацанами из ребячьего клуба, ошивается там каждый день, а зачем? Добро бы деньги получал, как педагог-руководитель, а то ведь… С чего бы это?
– Пугаешь, что ли? – Тоненько, на грани ультразвука, зазвенело в ушах – признак близкой ярости, когда уже не думаешь о самосохранении.
Но Артур проговорил примирительно:
– Не пугаю. Я-то вполне понимаю тебя… Но и ты пойми: нам очень нужны умные люди. Знающие… А устанешь или надоест – иди с миром. Насильно не держим.
Они сидели в комнате Валентина. В клетке чирикал бестолковый, не разговаривающий, но любимый попугай Прошка.
«А ведь он не выживет без меня, подохнет», – подумал Валентин. Однако уже без унылости и бессилия. С пружинной скученностью в душе. Он ясно посмотрел в покрасневшие, кроличьи какие-то глаза Косикова… Нет, к самому Артуру он ничего не имел. Делает свою работу человек, что с него возьмешь… Но какая равнодушная к чужим судьбам сила стояла за Артуром Львовичем Косиковым, несостоявшимся архитектором, шурупчиком всемогущего Ведомства! Сила, которая почему-то считала себя вправе походя ломать жизнь любого человека, в том числе и его, Валентина Волынова. Отрывать его от тех, кого он любит. Губить его дело, растаптывать душу и самолюбие…
Кидаться под чугунный каток, чтобы он раздавил тебя, даже не заметив? Оторвал бы от ребят, от Альки, Бориски, Сережки, Галки, от восьмилетнего «репейного» барабанщика Антошки Лапина, которого все вместе укрывали и защищали от пьяницы отчима? От славных бесенят Светки и Юрика Петушковых – любимцев «Репейника»? От той незамутненной жизни, которую он наконец-то нашел в конце третьего десятка жизни?
Валентин сказал с усмешкой готового к решению человека:
– Сейчас ты разумно аргументируешь. А зачем же вчера-то этот спектакль устроили? С вызовом, с мобилизацией…
Артур Львович Косиков ухмыльнулся с неосторожной ноткой самодовольства:
– Методика. В соответствии с рассчитанным индексом вербуемости. Для начала-то всегда нужна затравка…
– Значит, затравка… Индекс… – без выражения сказал Валентин.
– Ага… Ну так что, а? Заметано?.. Данилыч, правда, говорил, что я зря спешу. Мол, тебе надо не меньше трех дней, чтобы согласиться… А по-моему, он это зря. А?
– Зря, – кивнул Валентин. – А ля гер ком а ля гер…
– Что?
– Я сказал: на войне как на войне.
– А! – по-своему понял Артур. – Ну, я говорил, что все будет о’кей. Что ты свой человек…
3
Итак, они сидели друг против друга – Валентин на кровати, Абов на откидушке.
– К вам-то, я полагаю, это не относится. Фактор страха, – повторил Абов. Кажется, без всякого подтекста.
– Отнюдь… Очень даже относится. Относился, вернее… Индекс вербуемости был рассчитан точно, – тяжело сказал Валентин. – Ко мне не относится другое. Я никогда не был «вашим» человеком.
– Как это? – Припухшие веки Абова живо шевельнулись и опустились, маскируя острый интерес. Это напускное равнодушие отозвалось в Валентине неожиданно болезненным уколом. И вдруг захотелось горько выплеснуть одному из этих то, что долго носил в себе. Не отрывочными намеками, как раньше, а открыто, от души. Тем более, что твердым болезненным комком сидел в памяти случай с Илюшкой и Мухобоем, а за поясом тяжело ощущался «бергман». И злая досада требовала выхода.
– Для начала один давний случай, – неторопливо и чересчур спокойно начал Валентин. – Лет этак шесть назад я с небольшой делегацией художников-графиков оказался в сопредельной и весьма дружественной в то время республике Магнал, на берегу Большого пролива. Жизнь у нас была вольная, никого из вашей фирмы к нам не приклеили, полагая, видимо, что достаточно меня. Вечерами шастали мы по приморским кабакам, и там «нащупал» я одного местного торговца сувенирами. Коричневый, сморщенный такой, но крепкий мужичок. Он обменивал на всякое иностранное барахло и продавал за любую валюту морскую добычу. Раковины, кораллы, препарированных черепах и морских звезд… А скоро стало понятно, что этот жучок кофейного цвета – шеф большого подпольного бизнеса, морскую живность добывал он не сам, а нещадно эксплуатировал вместе с помощниками местных ребятишек, платил им дырявые гроши… Дома, в очерке о состоянии дел в этой республике (а состояние, кстати, было фиговое, пока она не перестала якшаться с нами), упомянул я и об этом «подданном царя Нептуна». Уверен был, что наши просигналят, как положено, а полиция дружественного государства возьмет мужичка. Оказалось иначе. Как узнал я гораздо позднее, наши занялись мужичком сами. Быстренько раскололи, надавили (индекс-то разработан) и сделали из мужичка своего агента… Возможно, и сейчас работает…
– Ну и?.. – слегка удивленно сказал Абов.
– В смысле «ну и что тут такого»?
– Именно. Дело есть дело…
– А те пацаны? – тихо сказал Валентин. – Почему до них никому не оказалось дела? Они-то по-прежнему за гроши надрывают легкие, зарабатывают хронический энурез и, возможно, тонут, не рассчитав сил!.. Крошечная деталь на фоне мировых событий (да и наших, в Федерации, тоже). Однако в ней – вся «мораль» славного Ведомства, стоящего на страже «самой гуманной государственности»… А?
Абов опять побарабанил белыми пальцами по колену.
– Знаете, я ведь во многом согласен с вами…
– «Но…» – подсказал Валентин.
– «Но», разумеется, есть. Однако что там… Наверно, вы могли бы привести примеры и поярче. Не из заморской жизни, а из нашей. Да и сам я…
– Мог бы! Но, надеюсь, вы понимаете, что с самого начала у меня не было желания увеличивать число таких примеров своей службой Ведомству? А оно от меня этого хотело…
Абов поглядел понимающе, без упрека:
– И вы повели двойную игру…
– Не было двойной игры, – жестко сказал Валентин. – Потому что в вашу пользу я не играл никогда.
– Судя по всему, вы были достойным противником Ведомства, – не поднимая век, сказал Абов. Со смесью уважения и насмешки. Впрочем, насмешки – больше.
– Конечно, я микроб в вашем понимании, – без обиды согласился Валентин. – Однако акула может ухватить зубами рыбу и зверя, а вот микроба – труднее…
– Но может проглотить…
– А я и был проглочен, черт возьми! И приходилось вертеться в этом вонючем чреве!.. И не запачкаться о всякое дерьмо, конечно, было невозможно…
Артур врал, разумеется, что Валентину придется давать лишь общие сведения и быть кем-то вроде эксперта. Пришлось и характеристики писать на разных деятелей искусства, и делать нечто вроде репортажей из кулуаров съездов и фестивалей… Тошно, гадко было на душе, и одно утешение, что, слава Богу, сумел никому не повредить, а порой и отвести от кого-то идиотские подозрения. Зато на нескольких провокаторов, которых ему знать не полагалось, но которых он вычислил довольно быстро и безошибочно, с удовольствием накатал с три короба. Вычислить было не трудно, потому что эти типы, как и заморский торговец, работали со старанием, но на страхе…
Противно было и стыдно, когда на «явке» – в дешевом гостиничном номере или в задней комнате какого-нибудь окраинного магазинчика – он писал под сопение сидевшего рядом Артура: «По вопросу о (фамилия, имя, отчество, место службы) информатор может сообщить следующее…» А в конце (если только речь шла не о дураке стукаче из Артуровой обоймы) он выводил: «О политически-оппозиционных и ущербных высказываниях и поступках данного лица информатор сведениями не располагает». И чужая, с нелепой закорючкой подпись: «Свирский».
Читать бесплатно другие книги:
