Московит Давыдов Борис

© Давыдов Б., 2016

© ООО «Издательство «Э», 2016

Пролог

Все началось самым обычным, банальным до пошлости образом. «Возвращается муж домой, а там…» Нет, не спешите сочувственно пожимать плечами или ехидно усмехаться. Супружеское ложе я застал вовсе не оскверненным, а девственно непорочным. То есть опустевшим. Точно такой же зияющей пустотой встретил меня стенной шкаф. Судя по тщательности, с какой выпотрошила его дорогая женушка, ее поступок был отнюдь не внезапным, а заранее продуманным. Да и содержание записки, положенной на самом виду, сомнений в том не оставляло.

Вообще-то я сам собирался по приезде сказать ей: «Слушай, стоит ли дальше тянуть резину? Раз никак не складывается, может, разбежимся в разные стороны? По-хорошему, напрасно друг друга не мучая…» Интересно, чувствовала ли она это, догадывалась ли? Женщины иной раз способны на такую прозорливость, какая нам, мужчинам, и не снилась… Или она сама давно решила уйти и лишь ждала удобного момента?..

В любом случае одно дело, если инициатором разрыва являешься ты. И совсем другое – когда бросают тебя…

Девять из десяти мужиков на моем месте сначала прибегли бы к неисчерпаемым богатствам «великого и могучего», потом вспомнили бы поговорку «Все бабы – стервы!». Ну а затем два проверенных пути: или в запой, или по тем самым бабам… Я же вместо этого набрал знакомый номер. Сашка откликнулся почти сразу, будто ждал звонка.

– Командир? Рад слышать!

– Взаимно. Есть что-то горящее? Хочу улететь как можно скорее. В идеале – сегодня же.

– Один? – после чуть заметной паузы уточнил мой бывший подчиненный, ставший несколько лет назад директором маленького, но вполне успешного турагентства.

– Один.

– Понятно… Загранпаспорт все тот же, не менял?

– Нет, не менял.

– А куда хочешь?

Сашка не стал задавать лишних вопросов: мол, да как же так, а не обидится ли дорогая половина, что едешь без нее, а все ли у вас в порядке… Впрочем, ничего другого я и не ожидал. Мои ребята всегда четко знали, о чем со мной можно говорить, а о чем не следует.

– Куда угодно, лишь бы не требовалась виза… Может, в Египет? Погреться на солнышке – самое то!

Если учесть, что конец весны выдался адски жарким, прозвучало это просто нелепо. Точнее – глупо. Но Сашка воспринял мои слова без малейшей иронии.

– Пожелание клиента – закон! Сейчас посмотрим… – Я слышал, как его пальцы проворно забегали по клавишам. – А что предпочитаешь – Шарм или Хургаду?

– Мне без разницы.

– Звездочек сколько?

– Тоже без разницы.

– А на сколько дней?

– Все равно. Есть на неделю – давай. На две недели – тоже не откажусь.

– «Эйч Би» или «Олл»?[1]

– Все равно!

– Золото, а не клиент! – хмыкнул Сашка. – Мечта любого жулика. Так, минутку терпения… Вот, слушай: горящая в Хургаду, отель…

Он долго бубнил что-то в трубку, перечисляя название отеля, его звездность, местоположение, время вылета из Домодедова и прилета туда же… Мне снова хотелось сказать: «Все равно!» – но сдержался. Сашка сейчас выполнял свою работу, стараясь сделать ее аккуратно и добросовестно, так зачем обижать человека?

Закончив разговор, я освободил от вещей дорожную сумку, с которой приехал, и принялся укладывать ее заново. Оставаться в опустевшей квартире совершенно не хотелось, искать утешения старыми, как мир, способами – тоже. Лучше всего сменить обстановку. Деньги есть, свободного времени – хоть отбавляй…

В общем, незадолго до полуночи, пройдя все формальности, я уже сидел в кресле 757-го «Боинга». Желая только одного: чтобы он поскорее оторвался от земли. Потому что, хоть и нарастил на сердце толстую, непробиваемую корку, все-таки было больно…

Ну почему? Чего ей не хватало?

«Ты беспредельный, жуткий эгоист! Не человек, а механизм какой-то! Тебе нет дела до того, что чувствуют другие люди, до их проблем и переживаний…»

Тут она загнула, конечно. Впрочем, если бы я позволял себе часто задумываться над тем, что чувствуют другие, и входить в их положение, давно уже гнил бы в земле. Боюсь, женщинам этого не понять… Да и многим мужчинам – тоже.

Сидевшая рядом красивая длинноногая блондинка в коротком белом платье, – судя по поведению и глазам, та самая героиня бесчисленных анекдотов, – пару раз украдкой смерила меня откровенно оценивающим взглядом, затем попыталась завязать разговор… Мол, куда летите, неужели тоже в Хургаду? (Кстати, интересно, если бы я ответил, что выхожу на полпути, какой была бы ее реакция?) Ах, какое совпадение, и она туда же! Еду с супругой? Ах, один?! И как только супруга не боится оставлять без присмотра столь видного кавалера, да еще в Египте, там же, говорят, такие знойные ночи, так способствуют пробуждению чувственности… А в какой отель я еду? Кстати, ее зовут Анжелой, а меня как?.. Андреем? Ах, какое замечательное, мужественное имя! В честь Андрея Первозванного, верно?..

В конце концов, убедившись по моим вежливым, но односложным и очень кратким ответам, что ее усилия напрасны, блондинка разочарованно фыркнула и отвернулась. Мысль «Какие же сволочи эти мужики!» была написана на ее лбу огромными буквами.

Я прикрыл глаза, стараясь заснуть. Больше всего хотелось отключиться, чтобы разбудили уже в Хургадском аэропорту.

Как в тумане, чуть слышно, пробивались слова командира самолета, потом – рев двигателей… Нарастающая тяжесть, когда шасси отделились от взлетной полосы…

Через какое-то время я ощутил сильную тряску. Но открывать глаза не хотелось. Тем более почти сразу же раздался успокаивающий голос: дескать, не волнуйтесь, уважаемые пассажиры, никакой опасности нет, просто наш самолет вошел в зону турбулентности.

Никаких волнений не было и в помине. Дремота потихоньку вытеснялась крепким, здоровым сном. Помню, что, перед тем как я окончательно вырубился, мне снова пришли на ум слова: «Лучше всего – сменить обстановку»…

А потом… Черт его знает, как это случилось!!!

Глава 1

Наверное, мало какой мужик не мечтал проснуться рядом с ослепительной блондинкой. Даже с совершенно незнакомой. Даже в совершенно незнакомом месте.

Я в число таких мужиков явно не входил. Поскольку первой мыслью, пришедшей в голову, когда сознание вернулось и в глазах просветлело, было: «Какого!..» Мне в данный момент эта самая блондинка была нужна, как пресловутое пятое колесо телеге. Или столь же пресловутая пятая нога бобику. По очень многим причинам.

Во-первых, самолет, на котором мы летели в Хургаду, каким-то волшебным образом испарился. Причем без малейшего следа. Вокруг не было ни обломков, ни рассыпанных кресел, ни бренных останков моих попутчиков. Запахов гари, а также пролитого топлива и прочих ГСМ я тоже не ощущал.

Во-вторых, вокруг расстилалась степь, по которой кое-где были разбросаны небольшие курганы. Густо поросшая высокой травой, без малейших признаков жилья в пределах видимости (что меня совершенно не напрягло), а также колодцев, ручьев и прочих источников воды (что как раз очень даже обеспокоило). Нет, я-то могу обойтись без питья довольно долго, даже в такую жару, но сможет ли нежданная и негаданная попутчица – большой вопрос! Причем готов был поклясться – ответ на него я уже знаю, и он мне решительно не нравился.

В-третьих, мой внутренний голос, никогда меня не подводивший и бессчетное количество раз спасавший жизнь, буквально вопил: «Андрюха, ты влип по-крупному, серьезно и качественно!»

В-четвертых… Да что творится, в самом деле?! Как, позвольте спросить, мы могли перенестись с неба на грешную землю?! Катапультами гражданские самолеты, насколько мне известно, не комплектуются. Кроме того, ни сдвижными панелями, ни люками в верхней части обшивки, через которые можно катапультироваться – тоже… Мысль о том, что неведомые злодеи выбросили нас из самолета во сне, на виду у переполненного салона, заставила нервно хихикнуть. Черта лысого им бы это удалось! Прежде всего потому, что я тотчас проснулся бы. Умею, знаете ли, чутко спать, реагируя на малейший посторонний звук или самое слабое прикосновение. И вот тогда злодеям бы не поздоровилось… Ну и, кроме того, законов физики еще никто не отменял. Грохнувшись с такой высоты, не только остаться в живых, но и не сломать ни одной косточки?! Чудеса бывают только в сказках. Ладно бы еще приземлились на огромную копну сена… Словом, все было совершенно непонятно, а потому раздражало. Терпеть не могу неопределенностей.

В-пятых…

Тут мои рассуждения были прерваны. Естественно, той же блондинкой.

Глаза Анжелы, и без того большие, увеличились в размерах так, что, казалось, вот-вот выкатятся из орбит. Губки (чертовски красивые и соблазнительные, чего уж там!) растерянно приоткрылись, а на личике застыло такое испуганно-недоуменное выражение, что мне ее даже стало жаль. Действительно, от подобного сюрприза и бывалый мужик растеряется, что же требовать от представительницы слабого пола, да еще явно не обремененной излишним интеллектом!

– Где… мы?! – еле выговорила она, инстинктивно прижимая к груди сумочку.

– На земле, – коротко ответил я.

– Как на земле?! А самолет?!

Я только молча развел руками: сама, дескать, видишь, дорогуша, самолет отсутствует. Равно как его экипаж, пассажиры и изрядное количество авиационного керосина вместе с несколькими сотнями порционных обедов.

Коралловые губки затряслись, на глаза навернулись слезы. Лицо как-то сразу вдруг сделалось некрасивым и капризным… Только истерик мне сейчас не хватало!

– Послушайте, Анжела! – торопливо заговорил я, предупреждая ее вспышку. – Случилась какая-то чертовщина. Дикая, невероятная, невозможная! Сам не понимаю, как это могло произойти! Но от того, что мы будем плакать и кричать, ничего не изменится. Ясно? Спокойствие, только спокойствие! – добавил я фразу из мультфильма про Карлсона, весьма кстати вспомнившуюся.

Вообще-то я ни кричать, ни тем более плакать не собирался. Но инстинктивно почувствовал, что надо сказать именно так: будет правильнее и лучше.

Анжела все-таки всхлипнула, но тихо и робко. Даже попробовала улыбнуться.

– А вы… не бросите меня?

Пауза вышла совсем небольшой. Надеюсь, она ее даже не заметила.

– Нет, не брошу. И давай на «ты», ладно?

– Ладно!

В тот день тоже было жарко. Очень жарко. Липкий, обволакивающий зной просто струился с небес.

– Ребята, я больше не могу… Не могу… Только не бросайте меня!

Это был не каприз избалованной барышни, привыкшей, что любое ее желание немедленно исполняется, а хрип беспредельно уставшего существа, дошедшего до полного изнурения и истощения всех сил, и физических, и моральных.

Я очень хорошо ее понимал… Ведь мне известно, что такое НАСТОЯЩАЯ усталость. Сам когда-то много раз испытывал желание бессильно упасть вниз лицом и не шевелиться, наплевав и на трехэтажную матерщину, и на чувствительные пинки. Пусть хоть пристрелят – главное, чтобы оставили в покое, чтобы дали умереть, не тормоша…

И я хотел ее бросить. Очень хотел! Можете думать про меня что угодно. Человек, знающий специфику нашей работы, поймет без объяснений. А кто не знает – и объяснять бесполезно.

Мне приходилось бросать товарищей, с которыми вместе не то что пуд соли съели – горы эти проклятые свернули, век бы их не видеть… Тот, кто серьезно ранен, повредил ногу или ослаб по-настоящему – обуза для всей группы. А если погоня жарко дышит в спину, то не обуза, а много хуже – самый настоящий камень на шее… Ему одна дорога: прикрывать отход… Ценою жизни выиграть немного драгоценного времени, дать возможность спастись остальным.

Я тогда люто ненавидел эту блондинку, отыскавшую приключений и на свою аппетитную попку, и на наши тощие зады. Со всей беспредельной усталой яростью молодого, крепкого, пышущего здоровьем человека, обреченного из-за нее на смерть.

Но мы ее все-таки не бросили. Кроя самыми черными словами, волоча за руки, подгоняя пинками и оплеухами, заставляли бежать дальше. Спаслись сами, успев на поляну, где уже ждала «вертушка», и спасли ее.

Как в тот день она не умерла от разрыва сердца, да еще после всего, что ей пришлось пережить в плену у Мансура, до сих пор не понимаю.

Влиятельный папа-бизнесмен оказался благодарным человеком. Обещание выполнил, не в пример многим другим. Мы получили не только по ордену, но и по увесистой пачке купюр. Обрадовались, конечно, и тому и другому. Долг и присяга – святое дело, конечно, но честно заработанные деньги никогда лишними не бывают.

Кстати, несколько моих ребят теперь работают в службе безопасности этого самого папы. Он предлагал и мне. Не скрою, соблазн был велик. Но я все-таки отказался.

Дочурка же удачно вышла замуж и по сей день живет где-то в Калифорнии. Совершенно случайно мне как-то попался глянцевый журнал с ее фотографией. В холеной, ухоженной дамочке, на которой висело столько бриллиантов, что от блеска просто рябило в глазах, трудно было узнать грязную измученную девчонку с умоляюще-тоскливым взглядом…

Жалости и сочувствия ни к Мансуру, ни к прочим сыновьям «маленьких, но гордых народов, борющихся за свою свободу и независимость», готов поклясться, она больше не испытывала. Равно как желания им помогать.

– Так все-таки, где мы сейчас?! – снова растерянно спросила Анжела.

– Понятия не имею. Но выясним, обязательно. Потерпи немного.

«Скорее всего, в сказке!» – хотелось сказать, но я сдержался. Еще не так поймет, решит, что над ней издеваются, и все-таки закатит истерику. Хотя, честное слово, я уже ничему не удивился бы. Если бы сейчас из-за ближайшего кургана выехали три былинных молодца и Илья Муромец строго окликнул бы нас: «Эй, что за люди на заставу нашу богатырскую пожаловали?!» – я только поклонился бы и ответил с максимальной вежливостью: «Здравствуй, Илья Иванович! И ты будь здрав, Добрыня Никитич, и ты, Алеша…»

Отчество младшего богатыря так и осталось непроизнесенным. Потому что из-за кургана действительно выехали всадники. Как раз трое. Вот только на древнерусских богатырей они были ничуть не похожи. Скорее, на их извечных противников из Степи.

Глава 2

Каюсь, тут я допустил промашку. Непростительную. Которая вполне могла стать роковой.

Рефлексы, въевшиеся в плоть и кровь, хотя и жизненно необходимы, но порой могут сильно подвести. Поскольку человек, привыкший реагировать молниеносно, волей-неволей ожидает того же и от других.

Я увидел эту троицу, сидя на траве, и тут же, мгновенно, пригнул голову. Не только потому, что мне очень не понравился их внешний вид, просто тело сработало автоматически, подчиняясь тем самым рефлексам. Ведь любой чужак должен рассматриваться как потенциальная угроза. Даже если впоследствии он окажется лучшим другом.

А Анжела… Ох, что возьмешь с насквозь гражданского человека?! Да еще бабы. И блондинки в придачу…

Можно было, конечно, метнуться, подсечь ей ноги, завалить в траву… А толку?! Если она уже завопила, вскочив и размахивая сумочкой:

– Э-э-е-ей, ребята! Сюда-а-а!!!

Все крепкие и образные выражения, коими так обилен русский язык, застыли у меня на губах. Если, бог даст, все кончится хорошо – потом скажу и объясню. Просто и доходчиво, чтобы поняла.

«Ребята» после секундной заминки пустили коней вскачь: это я без труда определил, не видя их, прильнув ухом к земле. Звуки-то по ней разносятся – будь здоров!.. И чем ближе они были к нам, тем меньше мне нравились долетающие обрывки фраз. Шальная мысль: «Может, тут где-то рядом кино снимают…» – умерла, едва успев родиться.

– Сюда-а-а! – снова закричала Анжела, будто боялась, что всадники проедут мимо, не удостоив нас вниманием.

– Заткнись, дуреха! – яростно прошипел я. – Не поворачивай башку, смотри прямо на них! И что бы ни случилось – не беги, а главное – не зови меня! Если жить хочешь! Поняла?! Что бы ни случилось!

И я торопливо уполз в заросли, постаравшись кое-как распрямить за собой примятую траву. Естественно, любой мало-мальски опытный глаз тут же обнаружил бы мое укрытие, вся надежда была на то, что одинокая беззащитная женщина направит мысли троицы по вполне определенному и естественному руслу…

– А вы… а ты куда?! – испуганно пробормотала блондинка – слава богу, не повернувшись! Видимо, и до нее начало кое-что доходить.

– Не бойся, я буду рядом! Обещал же – не брошу! В нужный момент помогу. А теперь молчи!..

Против трех конников с копьями, саблями и луками у меня, безоружного, шансов не было. Вот если они спешатся – совсем другое дело…

Они спешились. И принялись гнусаво и похабно гоготать, описывая все стати и прелести попавшейся добычи. Как я и думал, это были крымчаки. Я неплохо знал несколько тюркских языков, потому с грехом пополам разобрал, о чем они лопочут. Особенно часто звучало слово «Ак» – «белый», в сочетании с другими. Да, белокожая и беловолосая женщина – это хорошая добыча. А если она еще «кыз» – «девушка», – то можно считать, что сам Аллах осенил их своей милостью. Беловолосая девственница стоит много, очень много! Если же она успела распрощаться с невинностью, то эту беловолосую бабу надо сначала…

Шум возни, перекрытый истеричным криком Анжелы, не оставил сомнений, что крымчаки решили тут же, на месте, получить ответ на столь важный и интересующий их вопрос.

Я осторожно подполз поближе, раздвинул стебли. В нескольких шагах от меня на утоптанной траве копошилась куча-мала, потом из нее вылетела, приземлившись перед самым моим носом, рваная кружевная тряпочка, в которой при известной фантазии можно было опознать дамские трусики…

– Андрей!!! – от пронзительного визга заложило в ушах.

Не удержалась, позвала все-таки, дуреха… Хотя ее можно понять. Что же, пришла пора выхода на сцену Благородного Героя. Заступника слабых и угнетенных, Грозы Насильников и прочая, прочая…

Бесшумно покинуть укрытие, к сожалению, не удалось: слишком уж сильно высохла чертова трава под жарким солнцем. Но татары чересчур увлеклись своим делом, к тому же отчаянно извивающаяся и вопящая Анжела полностью перекрыла слабый шелест.

Тот, кто крепко прижимал к земле ее запястья, увидел меня, когда я уже вплотную приблизился к двум другим, пытавшимся раздвинуть ей ноги. Узкие глаза изумленно округлились, рот приоткрылся… Но время было упущено.

Тренированный локоть – страшное оружие в ближнем бою. Когда-то я спокойно разламывал им стопку кирпичей. И кое-какие навыки сохранил по сей день…

Первый крымчак, вцепившийся в голень Анжелы, умер мгновенно, даже не успев понять, что произошло. На нем был шлем, поэтому бить в самую уязвимую точку шеи – ямку, где позвоночный столб как бы соприкасается с черепной коробкой, я не мог. Пришлось всадить локоть немного пониже. В следующую долю секунды я нанес удар правой пяткой в висок второму и метнулся к последнему, начавшему выпрямляться и судорожно нашаривать рукоять сабли.

Он успел обнажить клинок примерно до половины, после чего рухнул, закатив глаза и издав короткий хриплый стон.

Лошади недовольно фыркали, дергались, но – слава богу! – пока не убегали.

Анжела, по-прежнему лежа на спине, истерично рыдала, даже не пытаясь одернуть задранное до пупка платье. Мне пришлось сделать это самому. При этом я машинально подметил, что ножки у нее просто великолепные, а интимная стрижка… э-э-э… более чем фривольная. Девочка явно не страдала от излишней скромности и наверняка собиралась оттянуться в Хургаде так, чтобы чертям тошно стало… Впрочем, меня это никаким боком не касается, я ей не муж и не брат, чтобы читать мораль.

Попутно подумал – не прекратить ли истерику пощечиной. Но решил, что пока не стоит.

Осторожно, медленно ступая, я приблизился к татарским лошадям, улыбаясь и говоря им самые добрые и ласковые слова, какие только приходили на ум. Естественно, по-татарски, уповая, что язык за прошедшие три с половиной века все же не слишком изменился и что четвероногие друзья человека снисходительно отнесутся к моему чудовищному акценту…

Да, черт возьми, мне стало ясно, в какой эпохе мы оказались! Обрывки фраз крымчаков, где мелькали имена Тугай-бея и Хмельницкого, а также упоминания о Корсуньской битве, богатой добыче, взятой в лагере Потоцкого, и «ясыре», набранном после боя, не оставляли сомнений.

Ну если уж совсем откровенно, какие-то сомнения все-таки были. Как говорится, утопающий хватается за соломинку… Но они очень быстро улетучились. После того, как мне удалось подманить одну лошадку, опутать ей ноги арканом, снятым с передней луки седла, а потом неторопливо и основательно исследовать это самое седло. Точнее – содержимое всего, что было к нему приторочено. А также обнаружить тонкие ломтики конины под горячим потником – походное блюдо степняков, о котором раньше приходилось только читать.

Две другие лошади все-таки удрали, и гоняться за ними было бессмысленно. Даже верхом. Увы, я не настолько хороший наездник, да и ловить добычу арканом не умею. Не обучен, извините.

А если бы даже был настоящим табунщиком, как мой дед Силантий, кубанский казак, – и то не стал бы. Слишком сильно ударила по мозгам открывшаяся истина…

Волею то ли злой судьбы, то ли какой-то неведомой мне сволочи, я перенесся… в 1648 год. В компании с глупой, беспомощной и чертовски хорошенькой блондинкой. И хоть убейте, не знаю, что теперь со всем этим делать.

Да уж, обстановка точно изменилась… Ничего не скажешь!

…Истерика закончилась гораздо скорее, чем я ожидал. Анжела, поднявшись, торопливо порылась в сумочке, извлекла косметичку и начала приводить себя в порядок (после бурных рыданий макияж потек и размазался, образовав на лице картинку из какого-нибудь «ужастика»). Руки ее дрожали, с губ то и дело срывалось: «Скоты! Грязные твари!» – пару раз всхлипнула, но в целом держалась очень даже неплохо. Я тем временем осмотрел второго крымчака, убедился, что он тоже мертв (голова от удара мотнулась вбок с такой силой, что сломалась шея), и подступил к третьему. Он-то оставался жив… Впрочем, ненадолго. Сплавить бы ненужную свидетельницу куда-нибудь, хоть на несколько минут…

Крепко связав татарину руки и ноги, я привел его в чувство и занялся допросом. Крымчак сначала упорствовал, бешено вращал глазами, ругал меня и «светловолосую сучку» и грозил страшной местью. Пришлось все-таки приказать Анжеле, чтобы зашла подальше в траву и не подсматривала. А также заткнула уши… Нет, если не хочет, может и не затыкать, и даже подсматривать, но тогда я не отвечаю за ее плохие сны с кошмарами.

Надо отдать должное девочке – послушно удалилась, прервав наведение красоты. Видимо, решила, что этим можно с успехом заняться и в сторонке. Попутно горько оплакала порванные трусики и помянула недобрым словом «озабоченных кобелей, которые могут думать только об одном». Что ей делать теперь?! Запасных-то в сумочке нет, и зашить нечем, и платье измято-перепачкано, и никакой смены одежды, все в багаже осталось…

Еще раз удивившись странным особенностям женской логики (тоже мне, нашла трагедию – ходить без трусов и в испачканном платье, в нашем-то положении!), я заткнул татарину рот плотным пучком травы, чтобы его вопли не разносились по всей округе. После чего приступил к делу. Когда через пять минут я вытащил изгрызенный слюнявый пучок, пленный был куда смиреннее. И, кое-как придя в себя, с ужасом косясь ошалевшими глазами, быстро выложил всю необходимую информацию.

Я, выслушав, кивнул с ободряющей улыбкой. Потом торопливо оглянулся – не видит ли нас Анжела? – и молниеносным движением воткнул кончики пальцев в его сонные артерии, вторично лишая крымчака чувств. Только на этот раз – навсегда. Поднялся, окликнул блондиночку.

Положение наше было – злейшему врагу не пожелаешь…

Глава 3

– Нет, она точно идиотка! – снова простонала Анжела, уткнувшись потным раскрасневшимся лицом мне в плечо.

Я молчал, настойчиво пытаясь найти ответ на вопрос, как мне теперь самого себя называть: беспринципным мерзавцем, воспользовавшимся женской растерянностью и беспомощностью, счастливчиком или тем самым «озабоченным кобелем, который только об одном и может думать». Палящему солнцу, льющему жар на наши разгоряченные голые тела, эта проблема была глубоко безразлична. Шумно стрекочущим в траве кузнечикам, трем свеженьким крымско-татарским покойникам и стреноженной лошади, которую я на всякий случай заставил лечь, привязав поводья к рукоятке сабли, глубоко вогнанной в землю, – тоже. Особенно лошади. Ее, судя по недовольной морде и такому же фырканью, гораздо больше занимал вопрос: долго ли еще валяться в неудобной позе.

…Когда Анжела вернулась, к моему великому облегчению, обошлось не только без истерики, но и без обморока. Только ее приведенное в порядок лицо на какое-то мгновение побелело, а в глазах мелькнул панический испуг. Но тут же исчез.

– Ты и его тоже… – Она не договорила, осеклась, устремив на меня вопросительный взгляд.

– Да. Так было надо. Мы не можем сейчас тащить с собой пленного.

– Значит, ты… киллер? – Она выговорила это слово с явным трудом, но более-менее спокойно.

– Нет. Я вполне законопослушный гражданин.

– Понятно… – Ее растерянные глаза заставляли серьезно усомниться в том, понятно ли ей хоть что-то на самом деле. – Но тебе… приходилось убивать?

Лгать было не только бессмысленно, но еще и глупо.

– Приходилось. Много раз.

– Выходит, ты мент? – продолжала допытываться Анжела.

– Нет, офицер спецназа. И больше не надо вопросов, ладно?

– Ладно… – вздохнула блондинка, подходя вплотную. А потом вдруг прижалась всем телом, уткнулась лицом мне в грудь, всхлипнув. – Спасибо тебе! Если бы не ты… Нет, не подумай, я не какая-нибудь истеричка и не ханжа, мужики были, конечно… Но не так же, и не втроем сразу! Тьфу, прямо тошнит, как вспомню… А вонища-то!.. Вот сволочи…

– Не надо об этом. Все обошлось. – Я ободряюще погладил ее по плечу.

– Ты молодец! А драться умеешь – вообще что-то с чем-то! – быстро тараторила Анжела. – Ой, я так завидую твоей жене! Вот уж действительно – как за каменной стеной, счастливица…

– У меня больше нет жены. Она меня бросила! – растерявшись, неожиданно для себя самого выпалил я, осторожно пытаясь отодвинуть ее.

Анжела, изумленно охнув, вскинула голову, уставившись прямо в глаза. И я вдруг почувствовал, как теплая волна прошла по всему телу…

– Не может быть!

– Еще как может! – усмехнулся я, с тревогой и смущением ощущая нарастающий жар в сердце, голове и паху. – Не далее как вчера утром.

Красавица блондинка, медленно покачав головой, вздохнула:

– Боже, какая она идиотка! Бросить такого мужчину!

И, закинув руки мне на шею, впилась мягкими коралловыми губками в мой рот…

Черт возьми, я все-таки мужик! Далеко не старый, крепкий, здоровый, со всеми соответствующими потребностями… Так стоит ли удивляться, что после очень недолгих колебаний ответил на ее страстный поцелуй еще более страстно? И что дальше все пошло по самому простому и естественному пути?

Честно говоря, сам удивляюсь, как в эту минуту здравый смысл все же пробился сквозь могучую приливную волну «основного инстинкта». Хватило ума сначала уложить лошадь в высокую траву, чтобы не «светилась» на всю округу. А уж потом укладывать изнывающую от страсти обнаженную блондиночку… Точнее, не совсем обнаженную – босоножки на ней все-таки остались.

Еще вчера заезженный литературный штамп, описывающий, как восхищенная героиня тут же, не отходя от кассы… то есть прямо на поле боя, устланном трупами, отдается герою-спасителю, творя с ним на пару чудеса интимного высшего пилотажа, заставил бы меня снисходительно улыбнуться. Потому что мне-то хорошо было известно: после НАСТОЯЩЕГО боя, даже скоротечного, подобное желание возникнет разве что у сексуального маньяка. В их число я, слава богу, пока еще не вхожу.

А вот сегодня это случилось… И знаете, хоть обошлось без «высшего пилотажа», мне понравилось! Да еще как!

Про Анжелу и говорить нечего – можно сымитировать и стоны, и крики, и подергивание всем телом, но кое-какие показатели оргазма точно не подделаешь. Сексапильная блондиночка действительно оттянулась на все сто. Без всякой Хургады и тамошних смуглых мачо…

Умная мысль, что незащищенный секс с незнакомой партнершей вполне может привести к весьма печальным последствиям, естественно, пришла с запозданием. Не до, а после. И я поступил с ней, как испокон веку поступают с умными мыслями, – послал ее по вполне определенному адресу. В конце концов, может, нам осталось жить всего ничего, так зачем думать об угрозе СПИДа или визитах к венерологам! Кстати, интересно, а были ли венерологи в середине XVII века?..

– Ты… разочарован? – с тревогой спросила Анжела, приподнимаясь на локте.

– Наоборот – на седьмом небе! – искренне отозвался я. – Это было великолепно!

– Тогда почему хмуришься? – недоверчиво произнесла она.

Ох, женщины, женщины! Только вы и способны задавать такие вопросы! Мы перенеслись в другую эпоху, только что подверглись смертельной опасности – она, во всяком случае! – впереди полная неопределенность и, скорее всего, гибель… ее заботит, не разочарован ли случайный партнер!

– Ты вообще имеешь представление, куда мы попали? – осторожно спросил я.

– Не-а… – растерянно протянула Анжела.

– Вот это – крымские татары, – махнул я рукой в сторону покойничков. – А мы – в семнадцатом веке, где-то неподалеку от Запорожской Сечи. Точнее, в 1648 году.

– В самом деле? – По виду Анжелы было ясно, что она, во-первых, здорово ошарашена, а во-вторых, эта дата ей абсолютно ничего не говорит. А про Запорожскую Сечь она если и слышала, то только краешком своего нежного ушка.

– Да, представь себе! Мы с тобой очутились в самом эпицентре бурных событий, – вздохнул я, поднимаясь и нашаривая одежду. – Только что произошла битва под Корсунем, где был разбит коронный гетман Потоцкий. Во всей округе – хаос и беспредел. Поляки и евреи-арендаторы бегут в глубь страны, крымчаки рассыпались повсюду, убивают, грабят, угоняют пленных в рабство. Причем не делая особой разницы между теми же поляками и малороссами… Так что спасибо тебе, дорогая, за чудесный секс, а теперь вставай, одевайся! И быстро, быстро! Надо убираться отсюда.

– Но мне нужно… – Блондинка, смутившись, осеклась на полуслове. Впрочем, не надо быть провидцем, чтобы угадать мысли женщины, взгляд которой прикован к кожаной фляге с водой, притороченной к седлу.

– Никаких «но»! Водные процедуры будут позже. Когда отъедем подальше – раз и найдем источник этой самой воды – два. А поскольку неизвестно, как скоро найдем, питьевую воду будем пока расходовать только по прямому назначению – три. И без возражений! Это мой приказ. Сейчас не до гигиены, понимаешь? Где был разъезд из трех человек, может быть и сотня. Одевайся!

– А… куда мы поедем? – испуганно спросила Анжела, заводя руки за спину, чтобы застегнуть кружевной лифчик.

– Сам пока не знаю. По дороге подумаем… Кстати, ты умеешь ездить верхом?

Вопрос я задал чисто для порядка, на всякий случай. Она и лошадь-то, скорее всего, увидела сегодня впервые в жизни… Ничего, как-нибудь посажу, буду одной рукой править, другой – ее удерживать.

– Умею! – кивнула Анжела.

Я изумленно присвистнул:

– Ну и ну! Это как же получилось?

– Так я ведь живу в двух шагах от комплекса в Битце… То есть жила… – Блондинка, нагнувшись за платьем, скривилась, словно от зубной боли. – Мамочка моя дорогая, за что?! Вроде особо не грешила, никого не обижала…

– Тоже хотел бы знать, за что?! – вздохнул я, натягивая джинсы. – Кстати, про платьишко забудь. Тебе его носить нельзя. Белая одежда на открытой местности видна чуть не до горизонта, выдаст нас с головой.

– Мне что, в одном лифчике остаться?! – вспыхнула Анжела.

– В одних босоножках! – усмехнувшись, поправил я. – Лифчик придется снять: он тоже белый, демаскирует! Зато представь, как классно загоришь на таком солнышке, тело будет – прямо мулатка-шоколадка… – Видя, как на ее глаза наползают слезы, я торопливо заговорил: – Шучу, шучу, извини! Вон, целых три комплекта одежды, хоть и бэу, зато даром. Рубахи, шаровары, сапоги… Выбирай.

Блондинка негодующе фыркнула:

– Ну и шуточки у тебя! «Мулатка-шоколадка»! Ох, мужики… – Внезапно осеклась, побледнела. – К-как?! С покойников?!.

– А ты как думала? Ну, ну, тихо! И без сцен, пожалуйста. Сейчас не до брезгливости. Главное, самим не стать покойниками…

Глава 4

Пан ротмистр с труднопроизносимой фамилией Подопригора-Пшекшивильский был охвачен тем особым видом рвения, которое может обуять либо безнадежного дурака, либо усердного и непомерно честолюбивого служаку. Справедливости ради надо отдать предпочтение второму варианту: хоть звезд с неба молодой шляхтич явно не хватал, но и в особой глупости не был замечен. А вот службе отдавался со всей пока еще нерастраченной страстью и о блестящей карьере мечтал двадцать четыре часа в сутки. Поскольку не только днем, но и во сне представлял себя полковником Пшекшивильским-Подопригорским, прославленным героем, гордостью Речи Посполитой и предметом амурных грез красавиц панночек, прежде всего – Агнешки Краливской. Именно так: Пшекшивильским-Подопригорским, без унизительной мужицкой приставки «Подопригора», – о Езус, если бы покойный дед не проигрался смолоду в пух и прах, не только лишившись имения, но и чуть не оставшись с голым задом, разве взял бы он в жены русскую девку, дочь реестрового казака! Да ни за что на свете. Даже не взглянул бы на нее, несмотря на то что и собой была чудо как хороша, и отец – сотник, первый богач в округе… Точнее, конечно, взглянул бы, и любовью бы одарил, как в конце концов и случилось, но только ради утехи, ведь человек слаб и подвержен соблазнам… А под венец – упаси Матка Боска! Честь благородного шляхтича не позволила бы.

Ну а когда у благородного шляхтича в голодном брюхе целый оркестр наяривает, в долг никто больше и медяка не даст, а последние сапоги вот-вот развалятся… Тут уж не до чести. Тут согласишься на что угодно, и не столько из страха перед гневом вспыльчивого и влиятельного родителя соблазненной тобою девицы, а лишь бы по миру с протянутой рукой не пойти. Даже на то, чтобы вместе с богатым приданым получить к славной фамилии Пшекшивильских приставку, от которой за сто шагов мужицким духом разит! Будущий тесть был не только богатым, но и на редкость упрямым, к тому же крутого нрава, и потому на робко предложенный компромиссный вариант «Пшекшивильский-Подопригорский» ответил решительной и категоричной тирадой, насупив густые брови:

– Нет уж, зятек дорогой! Вот превзойдешь меня, дослужишься до полковника – тогда именуйся Пшекшивильским-Подопригорским, на здоровье! Ты не сможешь – пусть старший сын фамилию меняет. Или внук, или правнук… Кто первым полковничий пернач над головою поднимет, тому и менять. А до той поры – зваться вам Подопригора-Пшекшивильскими, и в том за себя и за потомков своих клятву дашь на святом кресте! Ясно, греховодник?!

Яснее было некуда.

Вот потому старший правнук упрямого прадеда по материнской линии – тот самый пан ротмистр – воспринял поручение прославленного князя Иеремии Вишневецкого как дар судьбы. Который поспособствует исполнению заветной мечты уже покойного деда и старшего сына его – собственного родителя. Главное – вложить всю душу свою, все рвение, чтобы князь заметил и оценил… А там последует внимание его и протекция, а через какое-то время – долгожданный полковничий титул. С изгнанием позорной приставки «Подопригора», из-за которой столько пришлось натерпеться от своих же собратьев-шляхтичей, столько презрительных ухмылок увидеть да глумливых насмешек выслушать…

Конечно, несколько наглецов жестоко поплатились за свою дерзость – пан ротмистр, несмотря на молодые годы, по праву считался отменным рубакой, – но нельзя же круглые сутки требовать удовлетворения и получать его на поединках! Надобно тратить время и на службу, и на отдых… Опять же, приходилось остерегаться грозного начальника: князь и без того дуэли не слишком-то жаловал, считая глупой и напрасной тратой сил и крови, которая может с куда большей пользой пролиться за отчизну. А в последнее время стал не в меру сердит и придирчив, так лучше уж не искать себе приключений на известное место…

…Иеремии-Михаилу Корбуту-Вишневецкому, властелину обширных земель в этой части Речи Посполитой и одному из богатейших ее вельмож, было отчего сердиться. Страшные вести, давно докатившиеся до его замка в Лубнах, поначалу не особенно взволновали (можно было сбиться со счету, сколько раз проклятые схизматики поднимали мятежи, но кончались они всегда одинаково: плахами да виселицами, а потом – покаянными письмами и мольбами о прощении). Когда же перепуганные, чудом спасшиеся беженцы, заполонившие окрестности Лубен, поведали о Корсуньском побоище и творящихся повсюду бесчинствах, когда окончательно стало ясно, что заваруха, устроенная Хмельницким, куда страшнее и опаснее всех прочих, случавшихся ранее, князь серьезно призадумался, помрачнев и осунувшись, будто постарел на добрый десяток лет.

За себя он не боялся – человек, часто смотревший в лицо смерти, не устрашится ее в очередной раз. А вот за беспредельно любимых жену и детей – очень. И мысли о людях, живущих под его властью здесь, в полудиком некогда краю, превращенном их трудами в цветущий сад, тоже не давали покоя Вишневецкому. Пусть он был строг, а порою и беспощадно суров, но все же заботился о них и чувствовал свою ответственность. Скудостью воображения князь никогда не страдал, и оно, дополнившись собственным воинским опытом, красочно описывало, ЧТО могут натворить в его владениях нагрянувшие казаки вкупе с татарами. От одной мысли об этом замирало сердце, и рука непроизвольно тянулась сотворить крестное знамение.

Надо было действовать быстро, но обдуманно. Вишневецкий видел только два пути: либо оставаться на месте, обороняясь собственными силами и уповая на милость Создателя, на храбрость и выучку своих солдат, гордо именующих себя «вишневцами», а также на помощь местных обывателей, либо – если окажется, что враг слишком силен, – спешно отходить в глубь страны, взяв с собою казну и самое ценное имущество. «Терциум нон датур!»[2], – вздыхал хорошо обученный латыни князь, давно носивший прозвище «Ужас казачий». Чтобы решить, какой же из двух путей правильный, надо было иметь точную информацию, и не от перепуганных измученных беглецов (у страха, известно, глаза велики!), а от своих людей, которым можно довериться.

С этой целью князь и разослал в разные стороны десяток небольших отрядов на лучших лошадях. Поставив им задачу: разведать обстановку, узнать все в точности, а потом как можно скорее вернуться в Лубны и доложить.

Одним из этих отрядов как раз командовал бравый ротмистр Подопригора-Пшекшивильский.

– Ну ни фига себе… – растерянно пробормотала Анжела, покачиваясь в такт лошадиной рыси. В седле она держалась уверенно, не соврала, что умеет ездить верхом. – Так нам что, теперь к этому самому князю Яреме надо попасть? Другого выхода нет?

– Есть, конечно. Но все они хуже, – вздохнул я, держась за заднюю луку седла. – Попадем к казакам – скорее всего, и до Хмельницкого не доведут, меня зарубят, а тебя… Кх-м! Попадем к татарам…

– Не надо! – испуганно дернулась блондинка. Точнее, со стороны блондинкой она уже не казалась – волосы были тщательно упрятаны под татарскую шапку, название которой я не мог вспомнить, как ни старался. То ли малахай, то ли еще что… Анжела долго упиралась всеми конечностями, не желая надевать трофейный головной убор. Чужие штаны и рубаху надела, преодолев страх и брезгливость, даже сапоги согласилась натянуть, вняв моим доводам, что босоножки – не лучшая обувь для наездницы. Я выбрал из трех пар самые подходящие по размеру и сам обмотал ей ступни самодельными портянками, чтобы не стерла в кровь. А вот от шапки она отбивалась яростно, причитая, что у нее наверняка заведутся вши. Мне пришлось даже прикрикнуть. Негромко, но подействовало.

– Сам не хочу! – усмехнулся я, откликнувшись фразой товарища Саахова из «Кавказской пленницы». – Как видишь, наилучший вариант – пробиться к Лубнам, под защиту князя. Он, конечно, сволочь еще та и самодур был изрядный, судя по историческим документам, но все-таки образованный человек, всей Европе известен. Опять же, рыцарских правил придерживался…

Чтобы не пугать Анжелу, я не стал описывать, какую страшную память оставил по себе во многих областях Украины этот «образованный рыцарь», какой ужас охватывал людей при одной вести: «Ярема идет!» Никакой пользы эта информация не принесла бы, а вот навредить могла запросто. Кроме того, я по собственному опыту слишком хорошо знал: иной раз вполне нормальный человек способен совершить такое, что ему не привиделось бы раньше даже в кошмарном сне. Не потому, что он плох и порочен, просто злая судьба другого выхода не дала. Надо – и все! Или ты, или тебя.

– А кем ты тогда станешь? Типа как Хозяин при дворе короля Артура? – спросила вдруг Анжела.

Да, умеют женщины ставить в тупик, ничего не скажешь! Хорошо, что я сидел за ее спиной, на крупе лошади: представляю, какое у меня сейчас было выражение лица…

– Ты… читала Марка Твена?

– Представь себе! – озорно, но с различимой обидой отозвалась Анжела. – И еще много кого. Хоть и блондинка.

– Да я ничего такого не имел в виду… Честное слово! Просто думал, что эта книга уже забыта.

– Она мне как-то попалась в детстве… Забавно! Бедный янки, каково ему там пришлось! Но ведь выдержал и хорошо устроился, хотя вовсе не был крутым суперменом. – Анжела вдруг рассмеялась. – А уж тебе сам бог велел. Станешь первым советником князя, или кто там у них есть… Ну и за меня тогда замолвишь словечко, пусть сделает маркизой какой-нибудь.

– Погоди, не спеши. До князя еще надо добраться!

Главную причину, по которой я так настойчиво стремился к Вишневецкому, я пока решил Анжеле не открывать. Во-первых, всему свое время, во-вторых, все-таки не бабского ума это дело. (И можете сколько угодно обвинять меня в мужском шовинизме!)

Раз уж случилось такое чудо, почему бы не стать орудием судьбы? Ход истории иногда зависит от таких ничтожных мелочей…

– Следы еще свежие! – доложил улан, тщательно осмотревший место побоища. – Хоть и сильно затоптано, а все ж разобрать можно. Судя по всему, эти нечестивцы схватили женщину и пытались над нею надругаться…

– Откуда такие подробности? – фыркнул вахмистр Балмута, известный многим вишневцам как безудержный хвастун, пьяница и скандалист. Что, впрочем, не мешало ему вдобавок быть отчаянным храбрецом и надежным товарищем. А уж о его любовных подвигах и вовсе ходили легенды, да такие богатые и сочные, что сам черт не разобрал бы, где правда, а где вымысел. – Прямо на земле написано?