Лекции по истории религий Зубов Андрей

Такая минута настала для всего израильского народа, а если говорить шире, то для всего человечества. Ради того был призван Авраам из Ура Халдейского и испытывался в жертвоприношении Исаака, ради того израильский народ страдал под пятой фараонов в Египте, был выведен Моисеем в пустыню и сорок лет скитался по ней, ради того судили судьи, правили цари и пророчествовали пророки, чтобы одна шестнадцатилетняя Девушка произнесла всего несколько слов: «Се, раба Господня, да будет мне по слову Твоему». И отошел от нее Ангел — свершилось, произошло воплощение Богочеловеческого существа, Бог стал человеком.

Это так невероятно, что я, пользуясь привычным для меня инструментарием логики, ничего не смогу объяснить. Другое дело, что я как ученый, сложившийся в системе дискурсивной логики, понимаю, что иначе быть не могло. Но как это произошло, каков механизм этого таинственного соединения двух природ, Божественной и человеческой, объяснить невозможно. Знаю одно: по формулировке Четвертого Вселенского собора в Халкидоне, две эти природы соединились нераздельно и неслиянно. Они стали одним целым, и в то же время каждая из них была особой природой, ни одна не поглотила, не уничтожила другую. Так же знаю (это было сформулировано на Первом Вселенском соборе в Никее), что Божественная Сущность, воплотившаяся, вочеловечившаяся в Деве Марии, Которую мы вслед за Иоанном Богословом называем Словом Божиим (иногда не совсем понимая, почему употреблено это понятие), единосущна Творцу и Отцу всяческих, единосущна Тому запредельному и абсолютному Богу, Которым жили и Которого искали начиная с палеолита все народы Земли. Эта Сущность едина с Ним, такая же, как Он, и является Им.

Почему это для нас так важно? Иногда кажется, что сухая область догматики никак не связана с нашей живой верой. Э нет, очень даже связана! Цель воплощения и вочеловечения была в том, чтобы нас исправить, уничтожить последствия греха и вновь соединить с Богом. Представьте себе, что вы обратились к царю и попросили однокомнатную квартиру, а вам дали особняк; такого сейчас не бывает, потому что давно нет царей, но в принципе царь всегда дает больше, чем у него попросят, а не меньше. Нам тоже дан дар больший, чем мы просили, и больший, чем мы искали. Надо было исправить нашу природу, Бог должен был стать человеком — иначе наша природа не будет исправлена. Последствием грехопадения была смерть, значит, Бог должен был, как человек, пройти через эту смерть, таким образом уничтожив последствия нашего падения. А поскольку наша природа была испорчена, это могла быть только трагическая смерть, в которой аккумулировалась вся злоба мира — не какогото космического, а нашего мира, наша с вами людская злоба. Она должна была соединиться на Том, Кто не имел на себе греха, пришел исправить этот мир Собой — Своей смертью, Своей кровью. Миссия Спасителя могла быть только жертвой от рук людей и ради спасения человечества — чего люди не понимали, принося эту жертву.

Почему же необходимо, чтобы Тот, Кто пришел на землю, был вполне Бог? Приди вместо Него любое другое существо, его жертва соединила бы нас только с ним самим, а не с Богом. В глубокой древности верили, что определенное животное, зубр или там бык, символически уподобляясь божеству, соединяется с ним; здесь же должно было произойти реальное соединение, прообразом которого были все эти древние жертвоприношения. Не будь Христос Богом вполне, путь к Богу для нас был бы закрыт. Поэтому, когда Лев Николаевич Толстой учил, что Иисус был замечательным человеком, прекрасным учителем нравственности — и многие традиции и религии именно так трактуют Христа — или когда учат, что Он пришел восстановить попранный закон, но не изменил человеческой природы вочеловечением, тогда шансов на наше спасение нет. Таких, как Иисус, приходило много: много было хороших учителей, проповедников, пророков, замечательных людей с Божественными дарами. Но — людей, и путь к Богу оставался закрытым.

И если бы Христос был не человеком, а только Богом, между Ним и нами оставалась бы стена, которую необходимо разрушить. Он должен был быть Богочеловеком, Он для того и пришел, чтобы исправить наше естество. И апостол Павел об этом говорит с предельной ясностью, называя Христа Спасителем тела (Еф. 5,23). Мы иногда, невольно поддаваясь какимто духовным учениям, начинаем презирать нашу плоть, жалеть нашу душу, запертую в клетке тела, как в тюрьм. Так думали противники Христа, так думали гностики, говорившие, что плоть — по–гречески «сома», это «сима» — «темница, могила», то, что мешает душе освободиться. Так до сих пор думают индийцы. Христиане считают иначе: плоть — часть человеческой личности, наиболее поврежденная, искаженная, но заслуживающая спасения наравне с душой и духом. Поэтому человек должен заботиться о своем существе во всей полноте его состава: о духе, душе и теле. И следовательно, единственное решение для христианина — это преодоление грехопадения изменением самой человеческой природы через Божественного Спасителя.

Эта измененная человеческая природа представляет собой Тело Христово, то есть Церковь. И каждый из нас может войти в это новое состояние через смерть и воскресение со Христом — иначе говоря, через Таинство Крещения. И каждый из нас может войти в Тело Христово, соединяясь со Христом в Таинстве Евхаристии, когда мы реально вкушаем Плоть и Кровь Христову, как Небесную пищу. Вы помните, в глубокой древности люди верили, что, вкушая символические подобия Бога, они получают Божественную природу, —  и вот теперь Божественное дается нам, потому что Бог стал Человеком и воскрес, победил смерть как Человек. Не оставив человеческой природы, Он вернулся к Своему Небесному Отцу и пребывает с Ним. Поэтому мы, соединившись с Ним здесь, на земле, будем с Ним в вечности. И не как Его рабы, даже не как Его друзья — мы будем частью Его.

Мы, христиане, ежедневно читаем молитву «Отче наш», зачастую не отдавая себе отчета, почему мы называем Бога Отцом? В этой молитве подчеркивается, что Он имеет тот же образ, что и мы, мы образ Его, мы часть Его. Отец и сын всегда соединены генетически, естественно, через семя жизни. И точно так же мы с Богом естественно соединены через Иисуса Христа. Это семя в нас пребывает, но мы вольны его реализовать, а вольны отвергнуть — как иногда мы, к сожалению, отвергаем наших родителей по плоти, переставая заботиться о них, а то и отвергаем вовсе. Это считается одним из тягчайших, смертных грехов, нарушением одной из десяти заповедей — отвергая родителей по плоти, мы символически воспроизводим отвержение Бога.

Таков первый строй, первый логический ход, данный христианством: изменение человеческой природы как таковой спасением, обожением и добровольное вхождение человека в эту новую измененную природу. В этом суть христианства; если все наше вероучение свести к одной–единственной фразе, пожалуй, это будут слова, произнесенные сперва священномучеником третьего века Иринеем Лионским, а потом многократно повторенные Кириллом Александрийским и многими Святыми Отцами: «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом». Никаких экивоков, никаких образов, намеков, очень четко и ясно. Как, мы должны стать Богом?! Да, в этомто и есть призвание христианина, а не в том, чтобы стать святым или просто хорошим человеком. Должно произойти то, что называется в Православной Церкви теозис, обожение. Христос соединяет в себе человеческую природу и Божественную, и, войдя через Церковь — через Крещение, через Евхаристию, через воспроизведение в себе Христа как Человека, —  мы входим в Христа Бога, в Слово Божие.

Понятие Слова Божия появилось задолго до апостола и евангелиста Иоанна Богослова, в греческой философии — а на самом деле еще и до нее; как я вам рассказывал, оно было известно, по крайней мере, уже Египту, а скорее, и намного раньше. Конечно, речь идет не о произносимых нами словах, это образ: то, что хочет сказать про Божественное бытие человеческий язык. Почему именно слово? Слово — очень интересная вещь. Вот я произношу слово: безусловно, это мое проявление, результат моей внутренней работы, работы моего ума, даже всей моей жизни. Речь грешного ли и гадкого или чистого и праведного человека не оставляет сомнений в том, что он собой представляет. Я часто замечаю по себе, как каждая гадость, даже тайно мною сделанная, потом против моей воли выходит наружу в слове. Надо только иметь ухо, чтобы слышать. Человек проявляет себя в слове: слово — это он сам. И в то же время не он сам — потому что слово может жить независимо от говорящего; пусть оно потом и не развивается, не изменяется, но будет продолжать оказывать воздействие на окружающих, когда уста затворятся. Вот я сказал нечто, предположим, сочинил стихотворение, оно понравилось, его запомнили, передают из поколения в поколение — и даже в отсутствие письменности слово живет. Оно воспитывает; хорошее слово может воспитать поколения людей после смерти сказавшего его, а плохое — отравить много поколений. Тем более когда появились различные способы фиксации слова — письменные, после электромеханические, цифровые… Слово продолжает жить вне человека, и все же оно всегда соединено с человеком: мое слово может быть только тем, что я сказал. А потом оно будет влиять на другого уже в зависимости от того, каков он, этот слушающий. Будет всегда соединение двух, диалог.

Почему же для Сущности, Которая воплотилась и вочеловечилась, богословы взяли древнее понятие Логоса, Слова? Логос был вполне Богом — так же как мое слово — это вполне я. И в то же время это явление имело особую природу, свое естество, подоснову, ипостась, как любят говорить греки. Одна сущность, но разные основания — ипостаси. Так же как и слово — это и я, и не я. В этом смысле Слово стало плотью и обитало с нами, и этим Словом сотворен мир, это Слово всегда у Бога. И потому мы, входя через Человека Христа в Божество Христа, входим в саму полноту Божественного бытия, больше которой просто нет. Представим себе на минуту, что Бог хочет сделать наибольший из возможных даров: Он может сделать Свое творение, то есть нас с вами, подобным Себе, творение — Творцом, человека — Богом. Большего дара и помыслить невозможно. Другое дело, что очень многие религии говорят, что этот дар невозможен, что между человеком и Богом пропасть, стена. Но для тогото и пришел Христос, чтобы эту пропасть перекрыть. Единственный Посредник между Богом и человеком — Человек Иисус Христос, говорит апостол Павел (1 Тим. 2,5).

Решение, предложенное христианством и дающее нам максимально возможную полноту бытия, то есть замена нашего относительного, тварного человеческого бытия полнотой бытия Божественного, и ни на копейку меньше, —  не единственный вывод из трагедии грехопадения, есть и другие решения. Возможно такое логическое построение: Адам пал изза своеволия, он нарушил закон Божий. А вот я и вы, мы будем всячески стараться выполнить волю Божию, будем во всем покорны Богу до последней капли. Мы все не идеальны, и христиане мы не идеальные, человек, даже самый святой, пока живет в этой плоти, идеальным быть не может. Но мы будем изо всех сил стараться. Разве Бог не может своей силой изменить и вырвать из нас это семя греха? Разве Он слаб, что не может простым актом Своей воли спасти того, кто полностью предан Ему? Спасти без схождения в этот мир — такого таинственного и сложного для понимания.

Конечно, Бог может все, скажем мы. Бог всесилен, и, следовательно, Он может вывести человека из состояния греха и может вернуть ему первоначальный статус Адама до грехопадения. Вторая великая религия человечества, а именно ислам, именно так и рассуждает. Факт грехопадения есть, но Бог велик и милосерден. Он видит желание человека подчиниться Богу, исправить дело Адама: Адам был непокорен, а я покорен — слово «ислам» и означает «покорность», —  и Бог выведет меня из бездны греха, вернет в Эдем, в тот великолепный сад жизни, который Адам утратил изза своеволия. Это предельный уровень ислама — но не предельный уровень милости Божией. Ислам просто компенсирует акт Адама, делает второго Адама — нас с вами в данном случае — как бы свободным от греха Адама. Возвращает нас в Эдем, но ни в малой степени не делает Богом, не вводит в Божественную природу, ислам не ставит задачи обожения, теозиса. Аксиома ислама: человек никогда не может стать Богом, но должен стараться быть другом Божьим. Вали аллах — друг Божий, так именуют святых в исламе, а представить себе соединение твари и Творца, тварного и Его Сотворившего — для мусульманина это кощунство. Потому-то они и считают христиан кощунниками, которые замышляют то, чего неможет и не должно быть.

И действительно, если отказаться от этого предельного уровня, от уровня обожения, то ислам вполне годен и хорош — он исправляет грех Адама, человек вновь становится безгрешным, только не становится Богом. А между безгрешностью первого Адама и божественностью христианина, достигшего спасения, бездна, так как первый Адам имел образ Божий, но Богом не был, а мы через Христа входим в бытие Божие, получаем Божественную природу, Божественную сущность. Это — особенность христианства, его отличие от всех остальных религиозных устремлений человечества.

Я не буду вам подробно рассказывать о Коране, поверьте, это прекрасная книга, полная глубокой и сильной веры, глубочайшей любви к Богу, но если суммировать ислам, как бы соединить его в нечто целое, его цель — исправление греха Адама, и только; надежда на Бога как на Того, Кто оценит твой подвиг, —  но не дерзновенное упование стать Богом. Запомните навсегда: Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом, меньшей цели у христианина нет, иначе мы не христиане.

Наконец, последний, третий путь — иудаизм. Тут произошла настоящая трагедия, смысл которой апостол Павел приоткрывает нам в большей степени, чем ученый–религиевед вроде меня, несчастного. Произошло следующее: как вы помните, в Послании к Римлянам апостола Павла прямо говорится, что мы не должны возноситься перед Ветхим Израилем, ибо он не принял Своего Христа, не узнал Его, для того чтобы вошла полнота язычников — мы с вами. Иудеи до сих пор ждут Мессию, Который уже пришел. На самом деле, как это страшно — ждать того, кто пришел, кто уже рядом с тобой, а ты не ведаешь, не узнаешь его… Жизнь еврейского народа — это двухтысячелетнее тягостное, тяжелейшее ожидание — с надеждой, разочарованиями, самообманами.

Иудеи, подобно мусульманам, отнюдь не ждут Богочеловека, а ждут Мессию — человека, льва из колена Давидова, того, кто восстановит тысячелетнее царство Израиля. Мы не должны строго судить современных иудеев: того же ждали и апостолы, ведь они уже после воскресения Христа, перед Его вознесением, задавали Ему вопрос: «Учитель, не в это ли лето Ты восстанавливаешь царство Израиля?» Разве не просили Иаков и Иоанн, два наиболее, может быть, великих апостола, «сыны грома», как их наименовал Сам Христос (вернее, их мать просила за них), чтобы один сел у Христа, когда Он будет в Своем царстве, по правую руку, а другой — полевую? Израиль жил ожиданием земного царства, которое просветит все народы светом истины, —  не какогото Третьего рейха, который всех захватит и всеми будет владеть, а царства, которое должно просветить светом истины язычников. Израиль всегда жил надеждой — конечно, не без тщеславия (но кто из нас не тщеславен?), —  что через Израиль свет истины придет всем народам, и в том новом царстве, от семени Давидова просветятся народы. Пророчества ветхозаветных пророков Исаии и Иеремии о том, что Израиль будет горой, к которой притекут все народы, были на слуху у апостолов. И они до сих пор на слуху, до сих пор, разворачивая свитки, их читают в синагогах по всему миру.

Но Он пришел, и Его царство не от мира сего. И вот этото очень тяжело понять. Поэтому когда происходит обращение, когда тот или иной человек, по крови своей из племени Давидова, приходит ко Христу, это великий подвиг: он отказывается от ожидания своего народа, личным выбором говоря: «Я знаю, что Тот, Кого ждет мой народ, уже пришел». Очень тяжелый подвиг. И когданибудь, если верить апостолу Павлу — а я думаю, у христиан нет оснований ему не верить, —  наступит такой день, когда весь Израиль спасется, весь еврейский народ обратится к своему истинному Спасителю.

Но пока Израиль ждет своего Мессию, он не принял Христа и называет Его обманщиком из Назарета, одним из тех многих, кто приходил обманывать народ. Неверующие евреи, разумеется, с удовольствием говорят, что все великое, в частности и Христос, происходит из Израиля. Но верующие иудеи не принимают Христа и тем более Его апостолов, особенно не любят апостола Павла, который создал Церковь из язычников. Не случайно ведь, вы помните, пока апостол Павел на башне Иерусалимской цитадели говорил о том, как его призвал Господь в Сирийской пустыне, иудеи слушали с большим вниманием и интересом, но как только он сказал, что ему явился Христос в Иерусалимском храме и сказал: «Я тебя пошлю далеко к язычникам», раздались крики: «Истреби от земли такого! ибо ему не должно жить!» (Деян. 22,22). Ведь спасението должно быть от иудеев и через реальное, телесное царство, как думал израильский народ, а оказалось, что нет. Оказалось, что все, связанное с земным царством, гроша ломаного не стоит. А царство, которое открывается человеку, не от мира сего — это Божественное бытие. То самое Царство Божие, которое не придет видимым образом, и, когда вам скажут, что оно здесь или там, не верьте; но «Царство Божие внутри вас есть», как объясняет своим ученикам Господь Иисус. Оказывается, Царство Божие — не какаято политическая совокупность, не особая человеческая общность и даже не территория, а выбор — сказать Богу «да», а не «нет». Скажете Богу «да», и тогда Бог будет царить в вас, тогда Царство Божие будет в вас. Все остальное лишь следствие этого выбора. И как было во времена Адама в Эдеме, так и во времена нынешние, и до тех пор, пока стоит мир, будет выбор для каждой души и для каждого человека. Выбор между «да» и «нет» в диалоге с Богом.

А что же другие народы, не христиане? Путь ислама во многом для нас назидателен. Не забывайте, ислам появился уже после христианства, через шесть с половиной столетий, и завоевал значительную часть мира, причем не огнем и мечом, а в первую очередь словом. Христиане Египта и Антиохии с восторгом раскрывали ворота перед войсками халифа Омара и с еще большим восторгом прогоняли византийских наместников — так что разговоры о насильственном завоевании, мягко говоря, сильно преувеличены. Почему же ислам распространился в восточно–христианском мире, а сейчас, как вы знаете, довольно быстро распространяется на Западе? По одной простой причине: высшая цель христианина христианами была забыта. А раз христианство оказалось всего лишь этнической религией греков ли, русских ли, их «традиционной религией», совокупностью нравственных норм и обычаев, то, право же, ислам значительно лучше.

Если человек не может принять вполне и всецело того дара, который дал ему Христос, если он крепко забыл, что призван стать Богом, то тогда, по милости Божией, человеку дается хотя бы частичная правда. Эта правда — ислам. Мы сами отвергаем очень многое и вместо полного атеизма получаем хоть немногое — хотя бы покорность. Покорность Богу — это ведь тоже здорово; мыто знаем, что такое непокорность Богу: достаточно выйти из этого зала на улицу и посмотреть, к чему она приводит. Но бесконечно лучше полное принятие жертвы Христовой, пусть оно и трудно, и многие люди понести этого не могут.

Христос не случайно пришел в Иудею, не случайно израильский народ обосновался в Палестине — вовсе не потому, что палестинская земля както особо свята.

Скорее наоборот, Палестина была проклятой за те бесчинства, которые творили ее древние обитатели — хананеи. Но, изучая историю дохристианских религий, мы видим, что по какимто таинственным причинам наиболее подготовлен к проповеди Христа был западный мир, то есть мир от реки Инд до берегов Атлантики. Во–первых, западный мир ждал воскресения во плоти, ждал посредника, который соединит Бога и человека, и верил в великолепие этого мира, где человек — хозяин и царь. Воплощение произошло на этой земле, потому что здесь, по крайней мере некоторые, могли принять Христа. А что же Индия, что же Китай? Неужели Бог забыл людей своих? Неужели нас Он любит и потому родил русскими и православными, а индийцев не любит и рождает их индуистами? Никто этого не подумает, потому что любого человека, появившегося на свет, независимо от его этнической принадлежности, Бог любит одинаково, ибо Он Творец всех человеков.

Но посмотрите на историю христианства. Египет обратился во II веке, греко–римский мир — в IVV веках. Хотя проповедь Павла была в первом столетии, но она далеко не полностью обратила грек–римский мир. Ко времени знаменитого эдикта Константина Великого об уравнении в правах язычников и христиан, по подсчетам большинства ученых, не более десяти процентов граждан Римской империи исповедовали христианство, остальные были язычниками. Но к IVV веку происходит массовое обращение. Примерно в VIIVIII веках обращается Германия, в 1 Х~Х — Скандинавия, в X — Русь, в XIV веке — Литва. Через тысячу лет после проповеди Христа продолжает распространяться слово Христово. А Филиппины, например, стали христианской страной только триста лет назад. Кто сказал, что этот процесс прекратился?

Слово Божие действенно в своей силе, оно продолжает распространяться по миру, и все новые и новые народы открываются ему. Но означает ли это, что все, что было до этого, пошло насмарку, уже не нужно? Да разве можно себе представить богословие — деяния Вселенских соборов, формулировки понятий усии и ипостаси, природы и личности, —  всю совокупность мощнейшего раннехристианского богословия, блестящие догматы, на которых стоит Православная Церковь, без подкладки из греческой дохристианской, языческой философии! Ведь Отцы Церкви — Василий Великий, Григорий Богослов, Кирилл Александрийский — учились в лучших академиях античного мира, у языческих профессоров. И они их научили тому знанию, владению словом, логикой, тому миропониманию, из которого могли отлиться выражения христианской догматики. Если бы не было дохристианского мира, то не было бы и мира христианского. Возможно, те народы, которые обратятся в будущем, несут свое знание и видение, столь же нехристианское, как у Платона и Аристотеля, но и столь же важное — как важны были Платон и Аристотель для Василия Великого и Григория Богослова. Возможно, нехристианские народы еще принесут свой дар, и я даже дерзновенно могу себе представить, отчасти, чуть–чуть, как это может произойти.

Вот для нас с вами величайшая истина христианства — обожение — в значительной степени уже как бы и стерлась, забылась. А Индия живет обожением — бестелесным; если индиец, уверовав во Христа, сохранит свойственное индийскому благочестию напряженное стремление к соединению, слиянию с Богом, он оживит наши души, забывшие высшую цель христианства. Сам же он получит великий дар сохранения своей личности, узнает, что после смерти есть сознание. В Китае, в отличие от Индии, христианство значительно распространилось, не отметая при этом полностью китайского видения мира: китайцы, став католиками, не превращаются в итальянцев, став православными — в русских, а остаются китайцами, и не только по цвету кожи. Традиционное китайское мировидение может принести христианству особое отношение к миру как к творению Божию, особую радость и благоговение перед его красотой, которое мы отчасти, к сожалению, утратили, излишне сосредоточившись на себе. Мы стали эгоистами, и надо сказать, западная религиозная традиция склоняет человека к эгоизму — не личному, а родовому: все ради человека, все для блага человека. Это и так, и не так. Человек — царь, но не тиран в этом мире; царство не создано для царя, это царь создан для царства, только тиран думает, что целое государство — его ванная комната, в которой он может делать все, что угодно. И вот напомнить, что этот мир не для человека создан, а человек в нем всего лишь поставлен начальником, правителем, попечителем, царем, напомнить великолепием своего творения, научить замечать красоту каждого цветка и каждой пташки как Божественного творения — вот что принесет нам Дальний Восток, в то же время усвоив, что человек не только кончик волоска на лошадиной шкуре, но и богоподобное существо, ради которого умер Спаситель, чтобы сделать его Богом.

Путь человека к Богу будет продолжаться до тех пор, пока будет течь время, светить солнце, пока Господь не свернет этот мир, как свиток. И мы должны помнить, что каждый дар Божий, каждая искра человеческой воли, направленная к Богу, бесценна. Рассматривая из глубин прошлого до сегодняшнего дня все эти великие дары и открытия истины, мы должны с удивлением смотреть, как, несмотря на всю нашу негодность и побеждая ее, наш Небесный Отец зовет и ведет нас к Себе. И в этом главный смысл истории религии и ее цель.

Вот, пожалуй, и все.