Тень невидимки Ильин Андрей

— Уже иду!

Они ехали по шоссе на дачу, на выходные, везя в багажнике выращенную на кухне рассаду. Ехали как раньше, как полчаса назад. Хотя всё изменилось, хотя мир перевернулся. По крайней мере в этой, отдельно взятой, семье. В их семье. В его семье.

— Не гони! — ругалась Зинка.

— Да не гоню я, не гоню.

— Вот и не гони…

На даче Сан Саныч вспомнил, что не выключил дома утюг.

— Да ты что? Да как же так? Растяпа! — забеспокоилась жена. — Вечно у тебя так. Сгорим ведь! Что теперь — обратно ехать?

— Да ладно, я сам. По-быстрому, — виновато предложил муж. — Час туда, час обратно. Всего-то.

— Час! За час от квартиры головешки могут остаться! Ну что за мужик у меня! Верно мама говорила…

Но он не стал ее слушать, просто отчего-то притянул к себе жену и обнял ее. Как тогда, как девять лет назад.

— Ты что? — растерялась Зинка.

— Ничего, просто так. Захотелось.

Зинка ошалело смотрела на мужа.

— Дети! — позвал Сан Саныч.

— Чего? — отозвались радостно прыгающие на участке дети.

— Подите сюда.

Дети подбежали. Встали.

— Поехал я, — сказал отец, присев на корточки и погладив их по головам.

— Ага, — сказали дети. — А привезешь чего-нибудь?

— Обязательно.

— Ну ты сегодня прямо какой-то не такой… — тихо удивилась Зинка. — Из-за утюга, что ли? Да ладно, не сгорим небось.

— Поехал, — еще раз сказал Сан Саныч. — Если задержусь — ужинайте без меня.

— А ты не задерживайся! — крикнула вдогонку жена.

Дети, подбежав к забору, отчаянно замахали вслед уезжающим «жигулям». Зинка стояла на крыльце непривычно смирная и задумчивая.

Сан Саныч выехал на трассу и направился в сторону города. Но до города не доехал. Он свернул на какой-то проселок и через пятьсот метров заехал в лес. Достал из бардачка нож и резанул себя по руке. Не глубоко, но так, чтобы закапала кровь. Размазал ее по рулевому колесу, приборной доске, капнул на сиденье. Выбрался из машины, сбросил несколько капель на траву. Вот и всё. Зашвырнул в далекие кусты ключи и, не оглядываясь, углубился в лес, чтобы через десяток километров выйти к другой автостраде. Там он, отряхнувшись и приведя себя в порядок, поднял у обочины руку.

— Куда?

— В город.

— Две сотни.

— Согласен.

В городе он поехал не домой. Дома у него уже не было. Он отправился на вокзал. Сел в электричку. Через пять станций вышел. И отправился бродить по лесу. Любил он лесные прогулки. В одиночестве. Он шел по тропинке, сбивая прутиком листья. Сзади никого не было. Из его и соседних вагонов никто не вышел. Оказывается он ничего не забыл. И все когда-то приобретенные навыки были при нем. И теперь работали помимо его воли. Он прошел по тропинке два километра и захотел сходить в туалет. Огляделся, заметил обвалившуюся избушку — без окон, без крыши, с одними только стенами. Свернул к ней, шагнул в проём отсутствующей двери.

Тихо.

На всякий случай вынул из кармана бумажку и спустил штаны.

Тихо.

Стал вытаскивать из кармана что-то и случайно выронил. В обрушившийся погреб.

— Черт возьми, — тихо выругался он. — Это ж надо. Э-эх!

Он натянул штаны, заглянул в погреб, спрыгнул в него, огляделся. В погребе было холодно, мерзко и пахло тухлятиной.

Он нашел оброненную вещь. Заметил в углу под завалом сгнивших в склизской плесени досок рваную, всю в засохшем дерьме, телогрейку. Потянул ее. Потрогал рукав, нащупал что-то железное — то ли заржавевший крючок, то ли пуговицу — оторвал. Теперь телогрейка была безопасна. А если бы не оторвал, то могла случиться беда — телогрейка, может статься, вдруг вспыхнула бы и сгорела дотла. Потому что такое бывает. Потому что иной раз брошенные, сгнившие тряпки самовозгораются. Он рванул ткань, нашел что-то там внутри, в прогнившей вате, вытащил, сунул в карман. Внимательно отследил свой путь — не ступил ли он в лужу, грязь или в дерьмо, не отпечатал ли он случайно свой след. Замёл пару сомнительных мест веткой…

И это опять работали навыки. Те, казалось бы, давно утраченные.

Он поднялся по тропинке и направился к другой станции, потому что на ту, с которой он пришел, возвращаться было нельзя. Он вышел к новой железнодорожной ветке и поехал в город, но совсем в иной. Конечный в этом направлении. Там он снял номер в гостинице, предъявив паспорт на имя Сергеева Родиона Михайловича. Пообедал в местной столовке. Купил в случайном киоске симку. В другом — мобильный телефон. В следующем по другому паспорту еще одну симку другого провайдера. И еще в одном — еще один телефон и планшет. И, уединившись в парке, набрал номер. Тот, который был на рекламе. Он его запомнил, потому что записывать было нельзя.

— Меня интересует изделие здмпА421–124-УСД… дробь тридцать четыре. Хочу приобрести его без посредников.

— Спасибо, что вы позвонили. Ваш звонок очень важен для нас, — обрадованно пропел женский голос.

Обрадованно, потому что звонками ее не баловали. Не находились в городе покупатели на изделие здмпА421–124-УСД… дробь тридцать четыре. Никого оно не интересовало. Телефонная барышня уже неделю изнывала от скуки, косясь на молчащий телефон, но жаловаться на жизнь ей не приходилось, потому что за свое молчаливое сидение она получала очень приличные деньги.

— Когда бы вы хотели купить наше изделие?

— Чем раньше, тем лучше.

— Как бы вы хотели приобрести наше изделие: за наличный расчет или перечислением?

— А сколько оно стоит?

Барышня назвала цену.

— О-ей! — удивился потенциальный покупатель. — Недёшево. А может быть, вы сможете обменять его на изделие 5… дробь 84Н598 м. Модернизированное? Посоветуйтесь с начальством.

— Минуточку, я не запомнила, может, вы по буквам продиктуете, чтобы я записала? — пропела телефонная барышня. — Куда вам можно перезвонить?

— Я сам перезвоню.

Родион Михайлович нажал отбой, вытащил из телефона симку, сломал ее и втоптал в грязь. Телефон бросил в какой-то случайный ручей. Перезвонил он через полчаса, потому что должен был перезвонить через полчаса.

— Извините, я забыл спросить: ваше изделие поставляется в какой комплектации?

— Ой, как хорошо, что вы позвонили! — обрадовалась телефонная девушка. — Я связалась с начальством, и они согласились! Они готовы поменять наше изделие на ваше. И просили связаться с ними по мейлу…

Родион Михайлович запомнил адрес.

— Извините… — сказал он. — А у этого вашего изделия какой гарантийный срок?

— Два года.

— Два-а, — разочарованно вздохнул покупатель. — Я думал, три. Тогда, боюсь, оно нам не подойдет. Извините… — Он снова вытащил и сломал симку. И снова выбросил телефон.

Вечером в случайном кафе совсем другого городка он вошел в Интернет. Набрал адрес в планшете, написал сообщение: «Две грудастые блондинки скрасят вашу одинокую ночь. Пишите нам…» Отправил сообщение. Практически сразу же получил ответ: «Двое приятных во всех отношениях юношей готовы познакомиться с юными девами. Спросить Аликбека». И номер телефона.

Родион Михайлович разбил и выбросил планшет. И с новой симки в новом мобильном набрал искомый номер.

— Да? — грубо ответил мужской голос.

— Можно услышать Аликбека?

— Вы ошиблись номером. Не звоните больше сюда.

Аликбек перезвонил через тридцать секунд. И назвал адрес. И время…

Обмен изделия здмпА421–124-УСД… дробь 34 на изделие 5… дробь 84Н598 м должен был состояться на следующий день в совсем другом городе, совсем другого региона.

Домой Родион Михайлович не вернулся, потому что у Родиона Михайловича дома не было. Согласно паспорту он был холост и бездетен.

Родион Михайлович отправился в аэропорт, где купил билет по паспорту Грибанова Ильи Степановича. И вылетел в тот самый, у черта на куличках, регион. Что будет там, он не загадывал. Но знал, что иначе поступить не мог. Потому что отвечал за ослушание головой. И не только своей. Его голове теперь была грош цена. Он рисковал еще тремя оставленными у себя на даче головами.

Если ему повезет, если ему позволят жить по придуманной им легенде, он вернется, наплетя про хулиганское нападение и счастливое из лап злодеев спасение. И будет жить дальше, как все. И будет ездить на дачу, собачиться с Зинкой и играть с детьми. Со своими, не по легенде, а родными детьми. Но что-то ему подсказывало, что возврата не будет, что он ушел навсегда. Что для семьи он умер — там, в брошенных в лесу «жигулях». Там, на поляне, его прошлая жизнь кончилась. Нет у него прошлого!

Нет у Родиона Михайловича. Нет у Грибанова Ильи Степановича. И нет у Сан Саныча.

Есть только будущее. Туманное и страшное, потому что другого в организации, которой он служит, не бывает. Потому что это Контора…

Огромный ангар на пустыре. Наверное, раньше в нем стояли самолеты дальней бомбардировочной авиации. А пустырь был аэродромом. Когда-то мы отсюда грозили шведу и прочим разным скандинавам. Теперь — никому.

Ворота ангара закрыты, петли проржавели, бетонные выезды заросли мелкими деревцами. Но замок на маленькой дверце был сброшен. Посреди ангара стоял стол. За ним сидел человек. С виду никакой. И тот, который пришел к нему на встречу — тоже никакой. Они были как близнецы, хотя не похожи друг на друга.

— Ну, здравствуй, Резидент. Садись.

Резидент сел на стул. Он впервые видел этого человека. И был удивлен, что видит, потому что лишние знакомства в Конторе были не в чести.

— Ты мой новый Куратор? — спросил он.

— Пусть будет так, — согласился незнакомец.

Где прежний Куратор, Резидент не спрашивал, потому что бесполезно было спрашивать. Был, а теперь нет. Теперь вместо него сидит вот этот.

— В связи с чем был объявлен экстренный сбор?

— Ты про изделие? Кстати, вот оно, в комплекте, — кивнул Куратор на деревянный ящик под столом. — Можешь потом забрать. И выкинуть.

— Почему была объявлена тревога? Что случилось? — еще раз спросил Резидент.

— Ничего особенного, — пожал плечами Куратор. — Отработка аварийного канала связи. Учения. Когда то нужно его проверить.

Ну да, учения… Просто учения.

Резидент вспомнил дачу, семью, брошенный «жигуль». Всего лишь учения… Он думал, дело обстоит серьезнее. Аварийный сигнал, те самые цифры, которые были на рекламном щите, цифры, вернее комбинация цифр и букв, в любом — шрифтовом или звуковом виде — были кодом экстренного сбора. Это было простое как молоток, но эффективное средство, назначенное для применения в самом крайнем, в экстраординарном случае, когда все прочие виды связи будут утрачены. Он был придуман давно, для большой войны. Для атомной войны. Придуман, чтобы собрать уцелевших бойцов в бардаке термоядерной катастрофы, возможно, уже не на своей, а на чужой, оккупированной врагом, территории. Это был универсальный для всех пароль опознания. Он никогда не использовался, так как был почти анахронизмом, но не был упразднен. И вот теперь какой-то умник решил его проверить.

— Почему на меня не вышли раньше обычным порядком? — спросил Резидент.

Куратор пожал плечами.

— Не знаю, — ответил он. — Это меня не касается. Я знаю только то, что мне положено знать. Я должен был вызвать тебя через аварийный канал связи. Я это выполнил.

— Что мне делать дальше?

— Продолжить проверку. Сделать то, что делал я — отправиться в указанные регионы для отработки экстренного сбора. Найти тех, кого ты не знаешь, как нашел тебя я.

— А после?

Он всё еще надеялся вернуться. Выполнить задание и вернуться. И ждать нового вызова. Может быть, еще пять, может быть, десять лет. А может быть, до конца жизни оставаться «консервами», состоя в резерве. Наверное, такое тоже бывает. Хочется надеяться, что бывает.

— Дальше проверку продолжат те, кого вызовешь ты.

— А я?

— Ты получишь новый приказ. От своего Куратора.

— От тебя?

— Не исключено. Если меня назначат твоим постоянным Куратором. Или от кого-то другого. Но рано или поздно получишь.

В «другого» Резидент не поверил. Контора без надобности не светит своих бойцов. Если ты с кем-то встретился, кого-то увидел, то увидишь еще не раз. Но только его! Скорее всего, вот этого — торговца изделием здмпА421–124-УСД… дробь тридцать четыре. Теперь он будет его Куратором. Пусть так.

И всё же Резидент не удержался:

— У меня есть шанс продолжить работать в моем Регионе?

— Почему нет? — пожал плечами Куратор. — Теперь «передачка».

«Передачка» — это не посылка в места лишения свободы. Это полная информация по работе Резидента в Регионе — его легенда, схроны, имена «законсервированных» помощников, каналы связи, сведения о местных руководителях и криминальных авторитетах и прочее. Всё то, что он знал и что могло пригодиться его приемнику.

Теперь Резидент не испытывал иллюзий. Он отдавал свою базу и, значит, уходил отсюда, скорее всего, навсегда.

— Здесь всё.

Резидент передал фотоаппарат — цифровую «мыльницу» с картой памяти, для маскировки забитой «домашними» фото. Зашифрованная информация шла вторым, невидимым слоем. Сам фотоаппарат был тоже не простой, а с пиротехнической начинкой.

Дальше говорить было не о чем. Просить — безнадежно. Надеяться — бессмысленно.

— Мои регионы?

Куратор показал бумажку с цифрами.

— С кем мне держать связь?

— Со мной. Вот текст вызова. Ищи его на сайте бесплатных объявлений каждый вторник.

— А если мне понадобится помощь? Я могу войти в контакт с вами?

Куратор поморщился. Связь в Конторе осуществлялась в одностороннем порядке. Как в ниппеле, в который можно дунуть, но лишь в одну сторону.

— Ты же знаешь правила: решай свои проблемы сам.

— Но а если…

Куратор внимательно посмотрел на Резидента. Тот был разговорчив. Очень разговорчив. Слишком разговорчив.

— Если тебе понадоблюсь я, то дашь объявление следующего содержания…

И это снова была архаика — объявления. Но Контора, как и всякая спецслужба, предпочитала наряду с новейшими разработками пользоваться и проверенными методами работы. Куратор продиктовал аббревиатуру с каким-то экзотическим расширением. Этот мейл можно было использовать в самом крайнем случае и только один раз.

— Отправишь открытку на любом языке. После отправки…

Это Резидент и так знал — ноутбук или планшет уничтожить, место нахождения сменить. Но только вряд ли кто-то заинтересуется открыткой с монгольскими или южно-африканскими поздравлениями.

— Тогда я пошел? — просто спросил Резидент.

— Валяй.

Изделие здмпА421–124-УСД… дробь 34 он утопил в дебрях перелеска в каком-то случайном болотце.

Объявление было вроде бы обычным, но странным. Какой-то потерпевший разыскивал свидетелей ДТП, случившегося прошлой осенью на перекрестке улицы Космонавтов и Окружной, где превысивший скорость велосипедист сбил на переходе старушку, причинив ей сильный испуг, от которого та спустя семь месяцев скоропостижно скончалась.

Дурацкое объявление. Но с мейлом 421124@… На который никто не ответил. В том числе тот, кто должен был! Объявление вышло еще три раза. И опять — ничего! Оставалось идти по стопам предшественника. Резидент вылетел в Москву, потому что ему нужны были гарантии, что его объявление будет замечено.

В известное пиар-агентство с улицы забрел какой-то древний пенсионер.

— Вот, — положил он текст объявления на стол редактора. — Хочу, чтобы, значит, был кордебалет, а текст читал какой-нибудь народный артист.

— А вы знаете, дедушка, сколько будет стоить такой клип? — усмехнулся редактор, с сомнением оглядывая заказчика и прикидывая, как бы от него побыстрее отделаться.

— Знаю, — не испугался хорошо проинструктированный заказчик. — У меня аванс есть. — И вытянул из пакета газетный сверток, в котором была завернута толстая пачка денег. Американских.

— Ничего себе! — Редактор привстал и сменил тон: — Присаживайтесь, дедушка. Кофе сюда, быстро!.. Что хотите рекламировать?

— Добавку, — прочел по бумажке дедушка. — Био… ГОСТ 421124-СТБ.

— Отлично, — похвалил его выбор редактор. — Но если вы хотите, чтобы реклама была смотрибельной, вот эти цифровые обозначения лучше убрать. И как-то обыграть… Например: БИО-О-О-О — какая добавка…

— Нет, убрать нельзя. Пусть будут, — забеспокоился дедок. — Чтобы прямо как в СССР: ГОСТ и цифры.

— Но это скучно!

— Пусть будут! — И дедушка потянулся к авансу.

— Ну, хорошо, хорошо. Желание заказчика для нас закон! Будет вам ГОСТ! Кого желаете видеть на экране?

— Народного артиста!

— Какого именно? У нас их много. Назовите имя.

Дед назвал имя. Из тех прежних кумиров его тревожной молодости.

— Хорошо, сделаем.

— И что, он придет? — слегка вышел из роли пенсионер.

— Конечно. Нет таких народных артистов, которых мы не смогли бы вам предоставить! Хоть даже на именины вашего внука. Вопрос в цене.

Дедушка вспомнил инструкцию:

— А артистку можно?

— Сколько угодно.

— А если она певица?

— Пожалуйста.

— Тогда вот эту…

Редактор покосился на сверток.

— Я еще добавлю, — пообещал пенсионер.

— Коли так, не вопрос…

Через неделю, в прайм-тайм, по местным каналам телевидения одного удаленного от столиц Региона прошло объявление о продаже оптовой партии от пяти тонн биодобавки ГОСТ 421124-СТБ. При этом номер ГОСТа беспрерывно крутился на экране, перекрывая полуодетый кордебалет и лицо известной всей стране певицы, которая пела про тот же самый ГОСТ, хорошо проговаривая каждую цифру и букву.

— Ни черта себе! — поражались зрители. — Чтобы в нашей дыре чего-то рекламировала сама…

Такая реклама не могла пройти незамеченной, так как о ней судачили все: «Видал вчера?» — «Видал! И сегодня тоже!»

На указанный телефон стали активно звонить почитатели артистки, которые возмущались ее участием в низкопробной рекламе каких-то там добавок. «Как вы могли?!» — кричали они.

Три нанятых диспетчера отбрёхивались от наседающих фанатов бархатными голосами. И чуть не пропустили важный звонок.

— Меня интересует биодобавка точно этого ГОСТа, и именно от пяти тонн. В свою очередь хочу предложить специальную добавку к этой биодобавке… К кому мне обратиться?

— Перезвоните по телефону…

По означенному телефону абонента, как водится, послали далеко и грубо, попросив забыть этот номер и никогда больше сюда не звонить.

Но через несколько минут номер абонента набрали. Встреча была назначена.

Вагоны мотало по рельсам, в раскрытые окна глядела непроницаемая темнота, иногда перерезаемая резким светом фонарей переездов.

Это была последняя ночная, спешащая в депо электричка.

В середине состава, в тамбуре стояли два человека. Они привалились к стенкам возле разбитого окна, курили сигареты и о чем-то лениво переговаривались. Ни в вагоне справа, ни в вагоне слева никого не было. А может, и во всем поезде. Ночью до конечной мало кто доезжал.

— Почему на меня не вышли обычным порядком? Почему аварийным каналом?

— Учения.

— А более современные формы связи использовать было слаб?

— Не знаю. Я не принимаю решений. Я исполняю приказы.

Состав притормозил у полустанка. Мужчины замолчали. Двери раскрылись и почти сразу захлопнулись. «Следующая остановка “Сосновка”».

— Меня не тревожили десять лет.

— Могли и дольше.

Грохот стоял такой, что они еле слышали друг друга.

— У меня семья. Настоящая…

Резидент пожал плечами.

— Десять лет — большой срок. У меня работа. Родственники. Болячки. Я вряд ли смогу быть полезен. Просто не смогу.

Резидент промолчал. Он думал. «Десять лет у этого. И у него девять. Сколько у следующего? Судя по всему, их послали “вскрывать консервы”, возвращая к службе тех, кто, как и он, обжился на гражданке. Хочется надеяться, что это лишь текущая проверка их боеспособности. Кто-то, дергая за ниточки, выуживает из медвежьих углов закопавшихся там бойцов. Зачем? Вряд ли для того, чтобы они снова забились в щели. Вряд ли…»

Разговаривать долго они не могли.

— Что я должен делать?

— Отправиться в указанный Регион для отработки связи по аварийному каналу.

Всего лишь отработка… Но это означало, что прямо теперь, из тамбура электрички ему надлежало уйти в никуда — в новую жизнь, с новой биографией, с новыми документами, оборвав все прежние связи. Уйти, не попрощавшись…

— Я вернусь?

— Может быть, — солгал Резидент. И сам себе не поверил.

И ему не поверили.

— А если я не смогу? Если откажусь?

— Ты не можешь отказаться. Ты знаешь, что будет.

Оба знали, что будет.

— При чем здесь они?

— А при чем я? Я всего лишь выполняю приказ. У тебя нет выхода. И у меня нет.

— Вход есть всегда…

— Нет, выхода нет.

Они разговаривали уже несколько минут. Слишком долго для случайных попутчиков.

— У тебя осталось три минуты. Запомни варианты связи…

На следующей станции один из них вышел. Хотя на этой станции у него никого не было и делать ему здесь было нечего. Электричка простучала мимо. Поздний пассажир прошелся по перрону и сел на скамейку. Он должен был спешить. Но он не спешил. Он сидел, опустив голову. Его никто не тревожил. Некому было тревожить. Он сидел, хотя должен был встать, поймать случайную машину, доехать до другой железнодорожной ветки… Или пересидеть ночь в лесу, до первой утренней электрички. А днем лететь или ехать в дальний, назначенный ему Регион по подложным документам, чтобы исполнить приказ.

Нужно бросить семью, потому что это не семья, а легенда прикрытия. Всего лишь легенда, которая позволяла ему слиться с окружающим миром, стать как все. Ибо мужчина в полном расцвете сил, живущий многие годы один, вызывает подозрения. А он не должен был вызывать подозрений. Он давно выбрал себе женщину, на которой женился. И стал жить как миллионы обывателей. Стал одним из многих. Ходил на работу, ездил в отпуск, с кем-то приятельствовал, с кем-то ездил на рыбалку, в меру пил, в меру безобразничал. Он ничем не отличался от своих сослуживцев и от соседей. Он был усредненным, как новобранец в строю.

Но он совершил ошибку — позволил себе завести детей. Точнее, его жена позволила. Дети вписывались в легенду, и он не стал настаивать на прерывании беременности. Он недооценил законы биологии. Не желая того, он привязался к своим детям и их матери. Десять лет — большой срок, чтобы привыкнуть даже к плохому. А он привык к хорошему.

Для него семья перестала быть легендой, она стала просто семьей. Его семьей… Он надеялся, хотя боялся себе в этом признаться, прожить вот так остаток дней — вырастить детей, пристроить их в институт, отгулять на свадьбах, понянчить внуков. Его ждала очень средненькая и скучная жизнь, но другой он не желал, другая у него уже была!.. Он надеялся зря…

За ним пришли. Как за бандеролью до востребования, потому что он не принадлежал себе. И теперь он должен был уйти. Сразу, никого ни о чем не предупредив, придумав легенду, которая объяснит его внезапное исчезновение. Обязан был. Без вариантов.

Варианты его организация не допускала. Он был ее бойцом и обязан был подчиняться. Беспрекословно. Должен был подчиниться вот этому своему случайному попутчику. Связнику. Или Куратору. Скорее всего, Куратору. Впрочем, не всё ли равно?

Или должен был ответить за неподчинение по всей строгости. По законам военного времени, потому, что его организация воевала. Всегда. И ответить за его ослушание должен был не только он, но и близкие ему люди. Те, о которых он уже почти забыл. И эти, с которыми прожил десять счастливых лет. Он должен бросить их. Или пожертвовать ими. Третьего не дано…

Резиденту не понравилась встреча. Вернее, не понравился его контактёр. Что-то было в нем не так — его сомнения, разговорчивость, задумчивость… Так не может себя вести боец. Не должен. Он не поверил своему контактёру. Он и не должен был ему верить, так как отвечал за него головой. Собственной.

В их Организации вообще не принято кому бы то ни было верить. Можно доверять, но… проверив раза три! А коли так…

Планы Резидента изменились. Он выбросил заранее купленный билет на самолет и паспорт, по которому был куплен билет. И вернулся в город. Скорее всего, зря, потому что его визави уже наверняка покинул этот населенный пункт. Теперь он мог быть в аэропорту или на железнодорожном, автобусном или речном вокзале, как вариант, ехать в электричке, увозящей его в соседний Регион, торчать на трассе с поднятой рукой или даже продираться через дебри леса пешим порядком. Единственно, где его не могло быть — это в городе. Но важно было проверить, что он ушел чисто.

Резидент вскрыл «передачку», разыскал интересующий его адрес.

Дверь открыла какая-то молодая женщина.

— Здравствуйте, вам срочная телеграмма. Кто у вас… — немолодой почтальон в очках с толстыми линзами на носу поднес к глазам какую-то бумажку: — …Михайлов Борис Петрович? Позовите его сюда!