Чемульпо – Владивосток Чернов Александр

Глава 4

Обратная сторона Луны

Рейд Чемульпо, Корея. 26 января 1904 года, 18:15–19:35

– Итак, господа, положение вам ясно. Уриу нам уйти не даст. Я бы на его месте точно не дал. Прорваться лихим кавалерийским наскоком, как предлагает большинство из вас, мы не сможем физически. Я надеюсь, о состоянии машин все помнят? Двадцать два узла на два часа – вот наш предел, и то, никакой гарантии, что машины не скиснут раньше, наши механики дать не могут. А если и дали бы, так я не поверю.

О результатах наших состязательных стрельб с «Аскольдом» все помнят? Да и у Роунда нечем было особо похвалиться, Сергей Валериянович, – Руднев кивнул в сторону старарта лейтенанта Зарубаева, – кроме того, как старший артиллерист, уж вы-то должны прекрасно понимать, что существенного вреда «Асаме» мы причинить не сможем. Его четыре восьмидюймовых и семь шестидюймовых орудий в бортовом залпе уничтожат всю нашу ничем не прикрытую артиллерию, до того как мы подойдем на дистанцию, с которой шестидюймовки «Варяга» смогут пробить гарвеевский[11] броневой пояс и башни японца. А туда же: «Нанести повреждения нескольким кораблям противника…» Скромнее надо быть, господа! Скромнее… Итак, в лоб нам не пройти даже «Асаму». Поэтому уподобляться гороху, бросаемому об стену, мы не станем…

– Всеволод Федорович, вы что? Предлагаете нам сдаться?!

– Я надеюсь, что господин Уриу другого выхода из нашего положения тоже не усматривает. Вот от этого и будем плясать. Я завтра попробую задурить голову коммодору Бейли и убедить его попросить Уриу подпустить «Кореец» для отправки офицера на катере. Для переговоров о сдаче. Вот только японец будет ждать нашей капитуляции, а мы в своем ультиматуме потребуем… сдать его эскадру! И что такого смешного? Ничего? Тогда я продолжу с вашего позволения, господа?

Под катером за ночь надо скрытно подвесить ту самую гальваноударную мину, что не перегрузили на «Сунгари». Взрывать ее будем гальванически после отхода парламентеров от «Асамы», поэтому на катере пойдет наш минер, лейтенант Берлинг. «Асама» – главный противник для нас и самый мощный японский корабль у Чемульпо. И я не сомневаюсь, что переговоры Уриу будет вести на его мостике.

– Всеволод Федорович! Господин капитан первого ранга, но… Но ведь это же бесчестно! – почти выкрикнул Берлинг, как ужаленный вскакивая со стула.

– Вот как?! А запирать противника до объявления войны силами пятнадцати против двоих, даже полутора, все же «Кореец» по нынешним временам уже не полноценная боевая единица, а потом требовать выхода в море на «честный бой» под угрозой расстрела на нейтральном рейде – это честно, Роберт Иванович? А высаживать ДО объявления войны десант в нейтральном порту – это честно? Или эти миноносцы, стоящие сейчас с наведенными на нас минными аппаратами на виду у всех иностранных стационеров – это тоже честно? – Руднев резко взмахнул рукой в сторону иллюминатора, в который были видны готовые к бою японские корабли, расположившиеся между «Варягом» и своими разгружающими войска транспортами. Не я начал эту игру, господа. Но я буду играть по ТЕМ правилам, которые Уриу установил, как он думает, только для себя. И не волнуйтесь по поводу вашей чести. Перед любым судом, в том числе и перед судом офицерской чести тоже, в случае чего, отвечать только мне (вернее, Рудневу, шкуру которого я сейчас цинично подставляю, а что делать?.. На войне как на войне).

Так что, Роберт Иванович, не кипятитесь понапрасну, а сразу после нашего совета, не теряя времени, озадачьтесь-ка со своим коллегой с «Корейца» лейтенантом Левицким «простенькой» задачкой: как вы будете эту мину ставить? Поскольку точной глубины фарватера в том месте, где завтра соизволит встать «Асама», ни я, ни вы не знаем, а вся операция будет проводиться под взглядами любопытствующих и очень внимательных японских глаз, обычный штерто-грузовой способ[12] постановки мины нам не подойдет. За нас будет только одно – мутная вода, в которой на глубине метра уже ни черта не видно. Поэтому даю подсказку – мину хорошо бы привести к нулевой плавучести на углублении в два – четыре метра. Так, чтобы ее течением прижало к корпусу. Скорость течения будет меньше узла, если рассчитывать на пять часов после полного прилива, но все же я бы предложил вам сколотить вокруг нее деревянную обрешетку. Чтоб ползла по борту помедленнее и потише. И об электропроводном шнуре не забудьте. Он по мере размотки не должен ни мину ко дну своим весом потащить, ни всплыть на поверхность. Так что расчет с ним особой точности требует.

Конечно, господа, вы, как профессионалы, можете предложить и иной способ минирования, только сперва убедите меня в его большей пригодности. Думайте. Но помните – от того, как и где ваш первый «подарок» для Уриу сработает, во многом зависит исход всего дела. Так что, Роберт Иванович и Александр Иванович, я на вас очень надеюсь. Все вам понятно, господа минеры?

– Так точно, господин капитан первого ранга!

– Вот и прекрасно. Теперь по «Корейцу». Как только катер с Берлингом отвалит от японца, ваши орлы, Григорий Павлович, должны расклепать якорную цепь, вернее, закончить расклепку. Затем вы ворочаете носом к «Асаме» и по черной ракете с катера, черной – чтобы нам с «Варяга» ее тоже было сразу видно, залпируете из обеих восьмидюймовок. Одновременно пускаете мину Уайтхеда. Ну и изо всей мелочи по мостику, естественно. Постарайтесь попасть хоть одним восьмидюймовым снарядом первого залпа в мостик. Это существенно усложнит им борьбу за живучесть, потому что большинство офицеров будут стоять там, наслаждаясь процессом нашей «неизбежной» капитуляции.

Если «Асама» будет надежно выведен из строя двумя минными взрывами и первым залпом «Корейца», попробуйте достать второй крейсер в японской линии. Если нет – извините, но вы должны таранить «Асаму», после чего рвать погреба. Другого выхода нет. «Кореец» с его скоростью – не жилец при любом раскладе событий, так что из его неизбежной гибели нам надо извлечь максимальную пользу при минимальных потерях в людях. В море вам не прорваться. И назад не вернуться.

– А назад-то почему у «Корейца» не получится? Прикрываясь «Асамой». Разве мы их огнем не поддержим? – с металлом в голосе отчеканил Зарубаев.

– К этому моменту пути назад уже не будет. На фарватере будет лежать корпус затопленного «Сунгари», а за ним будут стоять мины заграждения.

– ПОЧЕМУ??? КАК?? Откуда они там возьмутся?

Но неожиданно вырвавшаяся из-под спуда субординации нервная разноголосица офицеров была прервана донесшимся откуда-то басом. Вернее БАСОМ…

Повернувшись на голос, Карпышев узрел втиснувшуюся на кресло между бюро и книжным шкафом глыбу, причем отнюдь не жира, а мускулов. Рудневская половина сознания услужливо подсказала, что скромно молчавшее в уголке до сего момента ЭТО – младший инженер-механик с «Корейца», Иван Леонович Франк. А карпышевская подумала: «Увидел бы незабвенный Арик Шварценеггер этого простого русского человека, так, наверное, повесился бы с горя от осознания собственной физической неполноценности».

Хоть «корейский» мех и не был столь высок и накачанно-плечист, как австрийско-американский секс-символ восьмидесятых, но от всей его фигуры исходила потрясающая энергетика. В свои двадцать четыре года он уже успел прослыть лучшим бойцом по английскому боксу на эскадре, а хваткие пальцы его ручищи сгибали серебряный рубль пополам буквально за несколько секунд. При всем при этом Франк был человеком исключительно компанейским и добросердечным по натуре и судя по сразу заулыбавшимся лицам повернувшихся к нему офицеров, изрядным балагуром.

– Господа. Ну, уж коли начальство нас тут собрало, то оно нам, наверное, все растолкует. Если мы ему наконец-то позволим. Давайте, не будем прерывать нашего командира, а то самые горластые арест с приставлением часового схлопочут, а остальные до завтра не узнают, что за мины, кто, куда и кому их вста… Пардон, поставит…

Ну, для начала двадцатого века чувство юмора неплохое.

– Благодарствуем за помощь в утихомиривании нашего бардака, любезный Иван Леонович. Мы будем, как и положено, мины ставить. А вот вставлять… Вставлять фитили за это господину Уриу и всей его честной компании будет господин Того. Шаровые мины сейчас перегружают с «Варяга» на «Сунгари» вместе с катерными метательными минами, подрывными зарядами и прочей взрыво- и огнеопасной гадостью и ненужной взрывчаткой. Еще на него завозят весь цемент, который смогут сыскать в городе до утра. Потому как у парохода этого – особая роль…

– Григорий Павлович, – обратился Руднев к Беляеву, – как только «Кореец» откроет огонь по «Асаме», я прошу ваших артиллеристов из ретирадного орудия стрельнуть перелетом пару раз по «Варягу» и стоящему рядом с ним «Сунгари». После падения снарядов, а их не смогут не заметить на «Паскале» и «Тэлботе», будут взорваны две гальваноударные мины, заложенные на пароходе. Его затопленный корпус существенно осложнит пользование фарватером, как минимум, до середины весны. А если на заграждении возле него еще кто-либо подорвется, то можно ожидать полной закупорки порта на месяц-другой. Вину за неудобства господам-стационерам свалим на неточный залп «Асамы» по «Варягу». Мины этого заграждения мы поставим, когда будем «эвакуировать» на шлюпках команду «Сунгари» на «Варяг». Чтоб веселее японцам было пытаться обойти утопленный на фарватере пароход. Думаю, пару месяцев господам-самураям будет не до высадки десантов в Чемульпо.

– Понятно, почему капитан «Сунгари» от вас красный, как из бани, вылетел! А не взгреет вас Старк за утопление собственного парохода? И потом, а как же стационеры?

– Взгреет, не взгреет… Как говорит один мой приятель: «Ты сначала доживи». Будем в Артуре – будем об этом беспокоиться. А стационеры посидят тут, пока японцы все это разгребать будут. Чай не помрут от безделья. Они нам очень помогли? Вот пусть и поскучают в этой дыре. И опять же – делаем большие глаза – это не мы, это японцы стрелять не умеют! Все претензии к ним!

– А цемент-то зачем на «Сунгари»?

– Когда судно затонет, из цемента получится бетон. А поднять со дна моря бетонную чушку нашим друзьям японцам будет гораздо труднее, чем порожний пароход… Смысл? Так, мелкая гадость… Далее. В связи с тем, что «Кореец» фактически идет на самоубийство, полная команда на нем ни к чему. Я предлагаю оставить половинный наряд машинной вахты и кочегаров, половину комендоров, полные расчеты только на восьмидюймовки, остальные – тоже сокращенные наполовину, как и у минеров, им все равно не удастся выпустить более одной мины. Остальной экипаж переведем на «Варяг», пригодятся при прорыве. Все масло и смазочные материалы у вас тоже заберу, Григорий Павлович…

– Всеволод Федорович, у нас же и так с казаками и севастопольскими будет почти полуторная команда, это не крейсер, а Ноев ковчег получится! Зачем? Передать на нейтральные суда не лучше ли будет? – подал голос молчавший до этого момента ревизор «Варяга» Черниговский-Сокол.

– Ну, во-первых, будет кем заменять орудийную прислугу, я прогнозирую в ней большую убыль, спасибо господину Крампу. Вернее, нашим умникам из-под шпица.[13] Даст бог прорваться, первым делом сделаем щитовые прикрытия для орудий. А, во-вторых, есть одна задумка… Но об этом пока рано.

– Всеволод Федорович, а цементик-то в сунгарский трюм прямо в мешках валить начали? – раздался ехидный, как обычно при обращении к «горячо любимому» командиру, голос старшего офицера.

– Да, Вениамин Васильевич, а что, собственно, вас смущает?

– Пустая затея, коли так. Мешки с цементом в монолит сами по себе не превратятся. Если уж вы потратили на эту затею казенные деньги, то могли бы приказать заранее подтопить трюмы и сыпать в воду гравий и цемент вперемешку. Тогда через сутки-двое, и правда, хоть плохонький, но бетон будет, а если сваливать как вы хотите, то японцам просто надо будет разобрать и выгрузить кучу слегка окаменевших мешков.

– Блин!!!

– Простите, Всеволод Федорович, не понял? Какой блин?

– Тот, который комом, конечно! Умоляю, сбегайте на шестерке на «Сунгари», там наш боцман Шлыков погрузкой распоряжается. Пусть распотрошат уже уложенные мешки и, действительно, надо подтопить немного трюмы. Прикажите ему, чтобы поторопил кули[14] – пусть начинают и гравий сыпать вперемешку с оставшимся цементом, я у входа в порт видел кучу. Доплату пообещайте за переработку, и за шаланды портовые отдельно. Учитесь у старшего офицера, господа, не в бровь, а в глаз что называется…

– Господа! – со своего места решительно поднялся до сего момента сосредоточенно записывавший карандашом в толстую синюю тетрадь указания Руднева капитан второго ранга Григорий Павлович Беляев-второй[15], командир «Корейца». – Господа, а не кажется вам, что Всеволод Федорович… Немного горячится, что ли? Ну, не выпустили нас сегодня японцы в море[16], побоявшись за свои транспорты с солдатами, видимо. Почему обязательно война из-за этого начнется? Разве Корея российская? Да и наш посланник Павлов не знает, как теперь в Особом комитете это все развернут… Я, кстати, не уверен, что их миноносцы мины по мне пускали, чтоб потопить. Могли просто пугать, чтоб к транспортам их не пошел. Зря я, конечно, стрелял. Каюсь. Но они мне весь фарватер перегородили своими пароходами. Люди на взводе, не выдержали… Может, все еще пронесет? Допустим, на Певческом мосту[17] договорятся, а у нас что? Пароход КВЖД залит бетоном по планширь и утоплен на международном фарватере, на него же перегрузили и с ним утопили все гребные суда, кучу боезапаса, завтра еще нейтральный порт заминируем. А не будет войны, за это художество лубочное нам всем отвечать ведь! За такое, знаете ли, по головке не погладят…

– Да не волнуйтесь вы так, Григорий Павлович, присаживайтесь, выпейте еще чаю. Вестовой! Тихон, братец, принеси-ка еще заварочки, да покруче сделай. Нам сегодня много чаю понадобится… А за свое, как вы явственно подразумевали, самодурство, я, если войны не будет, отвечу перед наместником Алексеевым сам. И за пароход тоже отвечу. Его капитан так расстроился, что даже отказался принимать участие в нашем совете… Отвечу, если что, по всей строгости, как начальник отряда, и ни за чью спину прятаться не намерен.

Вот только, к сожалению, не перед начальством каяться нам придется, а придется воевать. Драться на смерть… Завтра с утречка нам предъявят ультиматум: или выходим из Чемульпо – и Уриу нас топит, или не выходим – и тогда он топит нас прямо на рейде. Под осуждающими взглядами остальных стационеров, мол, русские – трусы, не вышли на бой, теперь нам могут случайными осколками краску поцарапать. Такие дела, господа…

Напряженное молчание собравшихся было прервано взволнованным голосом штурмана с «Корейца» мичмана Бирилева:

– Хорошо! Допустим, вы, Всеволод Федорович, правы, и война начнется завтра. Допустим, что, спрятав честь нашу в карман, мы сможем подорвать минами «Асаму». Но что потом? «Варяг» на полном ходу, значит, прорывается, а мы? Что нам-то делать? Особенно меня порадовал приказ о таране с последующим взрывом погребов. У нас на борту почти две сотни душ!

– Во-первых, любезный Павел Андреевич, война начнется не по моему желанию, а по японскому. Отменить я ее не могу, как бы ни хотел. А на войне, как вы понимаете, потери неизбежны. Поэтому всем нам нужно взять себя в руки. Прямо сейчас… Это насущно необходимо для того, чтобы скорее закончить ее с единственно приемлемым для России финалом – скорой и неоспоримой нашей победой. Во-вторых, специально для вас повторяю, полная команда «Корейцу» не нужна. Кстати, душ у вас на борту не две сотни, а сто семьдесят три. Плюс кот и канарейка. Итого сто семьдесят пять. Впрочем, вы ведь на канонерке меньше месяца, могли и не успеть всех сосчитать…

Расчеты носовых восьмидюймовок, это, простите, наш единственный шанс, нужны полные. Кормовой шестидюймовке достаточно сокращенного, вряд ли ей много придется стрелять, то же самое с малокалиберками. Машинистов и кочегаров тоже половины хватит, полного хода вам держать не надо, но маневрировать надо точно. Минеров – чтобы обеспечить один выстрел и, пожалуй, все. Оставьте добровольцев. Из офицеров я вынужден забрать штурмана, старшего офицера, артиллерийского офицера и врача.

– Лекаря-то зачем забираете, Всеволод Федорович? Как нам с ранеными быть? – мрачно поинтересовался, взглянув изподлобья на Руднева, худощавый, напоминающий мадьяра или цыгана, мичман Бутлеров, вахтенный начальник канлодки.

– На стационерах есть свои врачи, Александр Михайлович, а у меня, боюсь, будет раненых с полкоманды. Так что не обессудьте… Теперь вернемся к планированию боя. Допустим, что «Асама» после взрыва двух мин, вашей и Берлинга, будет выведен из строя. Как я уже говорил ранее, в этом случае, вы обстреливаете следующего противника. Думаю, им будет «Чиода»: во-первых, как-никак тоже поясной крейсер, во-вторых, скорость не позволяет ему быть в роли «гончей», если мы вдруг прорвемся. Я бы порекомендовал для каждого залпа «высовываться» из-за корпуса «Асамы», а для перезарядки сдавать задним ходом, прячась за ним. Тогда преимущество в скорострельности 120-миллиметровок «Чиоды» будет скомпенсировано, зато пары ваших фугасных 8-дюймовых бомб ему для выхода из строя вполне может хватить. Да, и не забывайте любое шевеление на палубе, в казематах и на марсах «Асамы» пресекать огнем ретирадной[18] пушки, всей противоминной мелочи и даже винтовок, а то прозеваете один-два восьми- или шестидюймовых снаряда, и – поминай как звали.

Как только вы получите повреждения, после которых ведение боя будет невозможно, направляйте брандер имени «Корейца» на «Асаму», чтоб японца этого потом подольше поднимали и чинили, сажайте команду в шлюпки, поджигайте запальные шнуры, заранее отмерив пять минут, и гребите к Чемульпо. Если до «Асамы» дотянуться не сможете – топитесь на фарватере. Но в этом случае крюйт-камеру лучше не рвать. Может разнести корабль на кусочки, а сейчас любое крупное препятствие, блокирующее судоходство в Чемульпо, будет костью в горле у япошек при высадке армейского десанта. Тем более, что им здесь, кроме местного порта и высаживаться особо негде.

– Могут по глубинам в бухте Асан, хотя там с пирсами проблема… – задумчиво протянул Бирилев.

– Вот-вот! Там им серьезно повозиться придется. Да и до Сеула еще топать. Но это будут их проблемы. Вернемся к нашим. Мне вовсе не нужно, чтобы моряки «Корейца» героически погибли. Наоборот, они должны выжить и рассказать НАШУ версию событий. Иногда на войне это важнее, чем выигранное сражение. А по поводу тарана… Я думаю, про бриг «Меркурий» и пистолет Казарского все помнят?[19] Так вот, если мы хотим выиграть эту войну, командир любого японского корабля, даже «Микасы», должен после нашего завтрашнего боя бояться сблизиться с любым самым занюханным русским миноносцем! Как турки боялись! Да и шансы на выживание не знаю где выше, на «Корейце» или на «Варяге», где лично вам, Павел Андреевич, придется завтра быть.

– На крейсере труса праздновать?! Своих погибать бросив? Да вы… – обиженно вскинулся было Бирилев.

– Не говорите глупостей, молодой человек! Просто мне дозарезу нужен на борту еще один штурман. Зачем – простите, позже. Но это приказ. А «Корейцу» штурман уже ни к чему, дедушке с рейда завтра не уйти…

– Всеволод Федорович, вот все-таки… Неужто вы точно знаете, что нам завтра идти в бой смертный! И кто вам это сказал? Ведь японцы и специально слух пустить…

– Вениамин Васильевич. Верите вы или не верите, но драку по сценарию «семеро на одного» на завтра нам всем уже заказали. Я это ТОЧНО знаю. Откуда – не ваша забота. И, простите великодушно, вы уже вернулись с «Сунгари» или все еще на пути туда? Ваша же идея с бетоном, любезнейший, – вам и выполнять. Инициатива – она наказуема!

Нервные смешки собрания медленно, но верно переходили в нормальный здоровый смех, чего, собственно, и добивался командир крейсера, как бы его ни звали. Обе его персоналии наперебой голосили, что с техническими деталями можно разобраться и попозже, а вот поднять дух команды и, особенно, офицеров перед предстоящим испытанием требуется прямо сейчас.

– Простите, ради бога, замешкался, вернее, заслушался. Вас послушать, так вы к этому дню будто год готовились! Только без меня больше ничего важного, пожалуйста, не обсуждайте, хорошо?

– Христом Богом клянусь, будем пить «адвокатов»[20] и музицировать! Все, кроме господ минеров. А готовился… Готовился не год, а всю жизнь. Как и вы, господа.

– Музицировать?!

– Так точно, господа офицеры. Кто у нас силен на рояле? Из «корейских» никто нашему Эйлеру конкуренцию не составит? Да знаю я, что у вас там лучшая солистка – певчая канарейка, а Степан Иванович больше гитару предпочитает. Значит, Дмитрия Павловича и будем просить… Мне тут давно пришла в голову идея гимн «Варяга» написать, а сегодня, по возвращению «Корейца», как обухом по голове ударило, повод-то какой! Вот вроде что-то получаться стало[21], давайте вместе попробуем. Я постараюсь напеть, а вы, будьте любезны, подберите ноты.

– Какие ноты?! Дел же невпроворот, а вы музицировать, Всеволод Федорович!

– Больше скажу. Завтра надо будет до обеда и команду обучить песне. Им она пригодится дух поднять, помирать русскому человеку с музыкой всегда веселее. Считайте это моей командирской блажью. Но, господа, команда должна идти в бой не потому, что она должна. Люди должны в него рваться! Тогда завтра у нас всех будет шанс…

В сгущающихся вечерних сумерках рейда Чемульпо впервые звучала песня «Варяга». Песня, пришедшая сюда из другого времени, или даже из другого мира… И пусть карты уже лежали немного иначе, пусть мелодия не на все 100 % совпадала с той, что Петрович помнил с детства («Эх, как я в третьем классе дрался с братьями Ким из-за «узкоглазых чертей», любо-дорого вспомнить!»), но ее пели именно те люди, у которых было на это больше прав, чем у любых других исполнителей во все времена.

Глава 5

Разворошенный муравейник

Рейд Чемульпо, Корея. 26–27 января 1904 года. 20:00–00:35

– Всеволод Федорович, при всем моем уважении, но вы сошли с ума!!! Это уже ни в какие ворота не лезет! Нигде, ни в одном уставе ни одного флота, я не слышал об упоминании подобной чуши! Я отказываюсь заниматься этим! Простите великодушно, но вам надо скорее показаться лекарю для освидетельствования на предмет полного и неповрежденного рассудка! Может, нам еще и подштанники команды вдоль всего борта натянуть, чтобы восьмидюймовые снаряды назад к японцам отлетали? Ну, кто вам сказал, что у японцев будет настолько повышенная чувствительность взрывателей, кто?!

«Как знакомо! Прямо любимый Цусимский форум на сто восемь лет вперед, только вот в морду там с экрана получить нельзя было, а тут очень даже можно, господин старший офицер пошел на принцип…»

– Вениамин Васильевич, умоляю, расслабьтесь, выпейте стаканчик коньяку. Вам можно, вам орудия не наводить, и давайте на полтона пониже, хорошо? Чем вам не нравится идея завалить перед боем леера и, главное, натянуть вдоль борта НАД ватерлинией противоминные сети с койками в ячейках? Как нам это может навредить?

– Да весь мир будет смеяться! Что же это за крейсер, который идет в бой, вывесив за борт противоминные сети с койками? Как нам это поможет, кроме того, что нас обсмеют? И потом, вы предлагаете на выстрелах вывесить сети над ватерлинией, то есть их придется обрезать и по прямому назначению потом использовать уже нельзя будет, так как они будут слишком коротки, правильно? Опять перевод корабельного имущества?

– Зачем резать? Сложить вдвое – и все дела.

– А ВСЕ леера завалить? Это ладно, хотя полкоманды за бортом может оказаться на первом же повороте, но тут хоть смысл есть, да и заваливаются они. А вот зачем весь этот цирк с койками и сетками, простите великодушно, не улавливаю-с.

– Запарили вы меня с ревизором да баталером этим имуществом! Наша задача – уберечь крейсер! Корпус, машину, пушки и людей! Этого достаточно, и это уже очень сложно! Практически невыполнимо, черт подери!!! Все остальное: якоря, сети, уголь, настил палубный – для боя и похода не критично; при необходимости в жертву нашей задаче принесем и не поморщимся. Зарубите себе на носу! Мне надо, чтобы сети прикрывали надводный борт до уровня батареи, чтобы наши пушки могли свободно действовать при этом…

Поймите же, у японских снарядов отмечена повышенная чувствительность, они взрываются, попав в любое препятствие, причем мгновенно. Если на пути такого снаряда, за пяток футов до его попадания в борт, окажутся койка, трос или кольца противоминной сети, то он взорвется там. Нам грозит душ из осколков, это неприятно, но переживем. Все одно лучше, чем дыра в борту и поврежденные взрывом механизмы за ним! А леера вообще будут ловить те снаряды, что пролетели бы мимо без взрыва.

– Но как я вам подниму сети до уровня батареи? Я же не волшебник! Выстрелы устроены так, чтобы обеспечить постановку противоминного заграждения, понимаете? Противоминного!!! А мины, они не по воздуху летают, они под водой ходят!

– Прикрутите на выстрелы кронштейны, отведите их от борта, только не на прямой угол, а градусов под сорок пять. Нам не нужно, чтобы они были заглублены в воду. Вода сама вызовет детонацию… Вы, в конце концов, офицер Русского императорского флота! Думайте! Задача вам поставлена, целесообразность объяснена, хотя я и этого делать не был обязан, потрудитесь, наконец, обеспечить ее выполнение. Дуться на меня будете после боя. Обещаю, если идея не сработает, на том свете перед вами извинюсь. Хоть в раю, хоть в преисподней. А если сработает, то вам разрешаю не извиняться. И потрудитесь вашу изобретательность и логику впредь направить на выполнение моих приказаний, а не на их оспаривание. Мне еще на «Корейце» объяснять то же самое, а времени у нас в обрез.

– Что, и «Корейца» несчастного тоже будете декорировать коечками в противоминных сетях?

– Нет, у них проще будет, у них паруса есть, если помните. Несколько слоев парусины будет достаточно, хотя и не так эффективно – первым же взрывом разметает… А у нас, может, выдержит даже пару-тройку попаданий.

– Да ни черта это не сработает! Пролетит снаряд сквозь вашу сеточную и парусную декорацию, как через бумагу, и не заметит. Только и «пользы» с этой затеи, что пластырь под пробоину потом труднее подводить будет из-за всей этой вашей «мудрости», Всеволод Федорович!

– Если бы мы говорили о русских снарядах, то да, пролетит и не заметит. Им что койки, что борта, что броня не слишком толстая – один черт не взорвутся. Наши «мудрые» головы погорячились с тугим взрывателем. Ну да, какие головы, такие и трубки, это вполне логично. Но вот японцы погорячились в противоположном направлении! Их новые снаряды взрываются при любом контакте, с любым препятствием, поймите же наконец!

– Ну, кто? Кто вам это сказал?! Из-за кого мне опять аврал команде объявлять? Старк? Генерал-адмирал? Наш морской агент в Японии Русин?

– Простите, но у меня свои источники, очень серьезные, и я дал слово их не раскрывать. Мы обязаны проверить эту идею, если сработает – нам лишний шанс на выживание, если нет – ничего не теряем.

– Ну так уж и ничего! А намотаем вашу гадость на винты? Представляете себе картинку, крейсер идет на прорыв с винтом, обмотанным его же противоминными сетями, которыми он собирался ловить шестидюймовые снаряды противника, как бабочек сачком!!! Вам самому не смешно?

– Риск – дело благородное. Порежьте тогда сети на секции, и привесьте к ним грузы, будут обеспечивать лучшее натяжение и топить сорванные с выстрелов секции до того, как те затянет к винтам. Койки всплывут, сеть утонет… Опять скажете «невозможно»?

– Можно. Был бы в этом толк, все можно… Но за испорченные сети…

– Слушайте, сколько можно, в самом деле? Еще раз о безвременно утраченном имуществе напомнит мне кто-нибудь, самолично за борт выкину! Предварительно пристрелив, чтоб больше не перечил командиру. И предупредите об этом ревизора нашего.

– Так вы, Всеволод Федорович, сами же нам говорили, что «сохранность вверенного нам казной имущества превыше всего»! И не раз. Не раз!

– А «в мирное время» я не добавлял случайно?

«Черт бы подрал моего предшественника с его меркантильно-чиновничьими интересами! С такой бы энергией команду гонял на предмет стрельбы и порядка в машинном отделении, сейчас бы у меня был самый боеспособный крейсер Российского флота, а не самый «комплектный по списку». Формалист фигов!» – в который раз пронеслось в голове Руднева в адрес самого себя прежнего.

– Да вроде нет…

– Значит, ПОДРАЗУМЕВАЛ, черт меня подери! А сейчас у нас война! И распорядитесь катер к трапу подать, мне еще на трамп наш обреченный заскочить надо, проверить ваши организаторские способности. И на «Корейце» такой же, как сейчас с вами, развеселый разговор предстоит… Да, и, само собой, не задействуйте в аврале кочегаров «Варяга» и орудийную прислугу. Попробуйте справиться силами команды «Сунгари», севастопольцами, корейскими, что у нас на борту, палубными матросами и казаками. Им в бою особо делать нечего будет, пусть сейчас поработают.

На борту «Сунгари» корейские кули, деловито погоняемые русскими моряками во главе с двумя боцманами, сунгарским и с «Варяга», готовили пароход к безвременной кончине. А в это время на мостике его капитан изливал душу Рудневу.

– Я понимаю, что необходимо. Я понимаю – или это старое корыто, или новый крейсер, один из лучших на флоте. Я понимаю – мы не утопим, так или японцы расстреляют, или, того хуже, себе заберут и будут снаряды возить, которые потом на русские головы полетят. Но все одно, своими руками свой же корабль готовить к утоплению – это, ну, как будто старого друга предать! Может, для вас, Всеволод Федорович, это просто груда железа в полторы с лишком тысячи тонн водоизмещением, но для меня…

– Для вас она – то же самое, что для меня «Варяг». Старый и верный товарищ. Прекрасно понимаю, и, поверьте, сочувствую. Даст бог, прорвемся – лично попрошу государя присвоить имя геройски погибшего «Сунгари» новому пароходу КВЖД или Доброфлота, а вас поставить капитаном. А может, мобилизую вас в военный флот и захвачу вам крейсер у японцев! Примете командование?

– Ну, если вы так ставите вопрос, то приму. Только ежели назовете «Сунгари»! Только вот, чтоб кого с мостика трампа да под эполеты… На крейсер! Шутить изволите, однако, господин каперанг! На Императорском флоте мне за все про все выше прапорщика по адмиралтейству не прыгнуть, сами знаете. Да и имена кораблям флота сам император присваивает. А он, поди, про такую речку и не слыхивал даже. И про нас с «Сунгари» вряд ли кто вспомнит. Да еще неизвестно, как она, война-то, повернется. Так что мне не до шуток, поверьте. Мало того, что куска хлеба лишаете, а за это еще перед супругой ответ держать, так еще и смеетесь над моей бедой…

Грустный сарказм в голосе капитана был практически нескрываем.

«Ну что ж, я бы на его месте тоже не поверил. Но теперь, как придет время, смогу поймать на слове. А в эти времена слово совсем не такой пустой звук, как в мои».

– А и договорились, пожалуй! «Сунгари» так «Сунгари». Только судно не я у вас отнимаю, а япошки, будь они трижды неладны. И давайте, пойдем посмотрим, что в трюмах творится, чтобы нервы друг другу понапрасну не тянуть.

– Что велели-с, Всеволод Федорович! Разгром и грязь! Вот что там творится. Водонепроницаемые переборки разбиты, двери вырваны с мясом, между котлами мина ваша, будь она неладна! Очень надеюсь, что лейтенант Берлинг свое дело знает, и так кочегары боятся работать. Еще в кладовых куча вашего взрывоопасного барахла и вторая мина, вся опутанная проводами, как гирлянда на иллюминации по случаю коронации государя, да-с, имел честь присутствовать. В грузовых трюмах еще хлеще, сначала в мешках цемент сваливали, хоть какой-то порядок был. Так прибежал ваш малахольный старший офицер, прости господи, наорал… Чуть очки свои не потерял, по трюму шарахаясь, потом приказал распороть мешки да еще и затопить трюмы почти наполовину. Сейчас туда вообще мусор и камни со всего порта корейцы стаскивают. Обидно, всю жизнь был чистый и аккуратный пароход, а перед смертью в помойку превратился. Мы с вами, наоборот, завтра в чистое переоденемся, а «Сунгари» вот так вот… Жалко его, одним словом. Ну, пройдемте, добро пожаловать к нам на шестой круг ада, господин капитан первого ранга…

Внутренние помещения парохода представляли собой квинтэссенцию беспорядка и разрушения. Особой пикантности обстановке добавляла 190-килограммовая тушка гальваноударной мины образца 1898 года между котлами. Два десятка ее близняшек на палубе уже попарно крепились к днищам переданных с «Варяга» и «Корейца» шлюпок и катеров. Присовокупив к картине финальные штрихи в виде десятка пироксилиновых патронов на кингстонах и стенках котлов, можно было понять, почему кочегары, несшие вахту и поддерживавшие пары, столь опасливо вжимали головы в плечи.

«Ничего, им и пройти-то надо всего пару миль, а потом пошуровать в котлах напоследок для обеспечения более красивого облака взрыва, и на «Варяг». Правда, там потом еще страшнее будет, но, что поделать, война…»

Неожиданно из носового трюма донеслась сочная морская ругань с упоминанием святых и, что совсем уж не в кассу, офицеров.

«Так, это уже интересно! Что у нас тут за действующие лица? Ага, два известных бузотера с «Варяга». Ну, конечно, кого еще могли ночью послать затапливать трюмы с цементом? Только «любимчиков» старшего офицера. Но, впрочем, в чем-то и заслуженно их Вениамин Васильевич чморит. Как заваруха, так эта «сладкая парочка» всегда в центре событий! Взять ту же историю с купанием четверых английских матросов в Шанхае. Не совсем добровольном, естественно. Кто по доброй воле в марте в воду с пирса сиганет-то? Пари у них, видишь ли, было. Небось, по вопросу «кто кому в рыло первым с размаху заедет, чтобы с копыт».

Ну да ладно, дело прошлое. А чем же у нас сейчас матрос первой статьи Михаил Авраменко не доволен? Ага, в жидкий бетон, как это по-французски, «а-ля рак», плюхнулся. Ну а при чем же тут начальство-то? Так, если вынести за скобки две минуты мата (силен бродяга, кстати, не повторяется; к себе вернусь – надо пару выражений перенять), «а на фига вообще мы это тут делаем?!». Ну что же, придется снизойти до разъяснений. Мне завтра нужна вся команда в числе единомышленников, а этот сорвиголова вместе со своим корешем Кириллом Зреловым всех оповестят почище корабельной трансляции. И в нужной тональности.

– Вечер добрый, чудо-богатыри!

– Здравия желаем, ваше высокоблагородие!!!

– Ну что, в трюме не как у вас на грот-марсе? Скучно и грязно?

– Так точно, ваше высокоблагородие!

– Ладно, братцы, вольно. Присаживайтесь, курите, вот папиросы.

– Так в трюме же не на баке, ваше…

– Да ладно, в ЭТОМ трюме теперь можно все что угодно. Я разрешаю. Тут завтра такой фейерверк будет, что пара лишних окурков ничему уже не повредят. Угощайтесь.

– Благодарствуем.

– Я тут краем уха слышал, как ты, Авраменко, крыл весь мир в бога душу мать. И меня, в частности.

– Дык…

– Не оправдывайся, если бы я в бетоне так угваздался, то от меня ты бы еще и не такое услышал. Да не дергайся! Слушай сюда… Нам с вами, братцы, завтра надо пробиться сквозь строй из шести крейсеров и дюжины миноносцев наших узкоглазых «друзей». И лупить они нас будут не шомполами или линьками, а кое-чем похлеще. И мне уж точно не до того, чтобы обижаться на то, как ты меня обозвал. Собака лает, ветер носит, как говорят на Востоке. Но вот в том, что я заставляю вас здесь заниматься никому не нужной ху… идиотизмом, стало быть, ты, братец, не прав.

– Вашвысбродь! Так оно, это… Мало того, что на нас вся местная команда волками смотрит. Те, что остались. Большинство уже к нам на «Варяг» съехали… Но так еще и не отстирать ведь энтот цемент-то! На кого я похож? Не матрос, а пугало огородное да и только! Завтра на поверке господин старший офицер опять на бак на час поставють, а отмыться-то некогда.

– Не боись, замолвлю за тебя словечко. Только завтра нам всем в чистое по-любому переодеваться. А пароход мы этот поутру выведем на фарватер и, если узкоглазые не сдадутся, то взорвем ко всем чертям! И заткнем им гавань, как бутылку пробкой. А бетоном вы его заливаете, чтобы им его потом было веселее поднимать из ледяной водички. Так что порядок тут можно не соблюдать. Мины на верхней палубе видели? Как закончите в трюме и докурите, помогите гальванерам их подвесить под днища шлюпок и спустить это все хозяйство на воду. Нечего супостату подглядывать, что мы тут делаем, будет ему сюрприз. Да, еще, всей команде сегодня по двойной чарке перед сном. Чтоб не лаялись почем зря. Да и с устатку пользительно… А завтра – сколько влезет, но, братцы, чур, после боя.

– Рады стараться, ваше высокоблагородие!

– Ну, раз рады, то старайтесь. И помните: то, что все крутятся сейчас как каторжные, даст бог, завтра нам в бою зачтется. А утречком еще новую песню выучим, чтоб веселее на супостата идти было, слышали, небось, как в кают-компании пели? А пока, ребятушки, за дело. Ночь, хоть и зимняя, а коротка, успеть же нам много надо. Да, еще о делах. Отбоя сегодня не будет. Поэтому, как тут закончите, соберите на «Варяге» всех наших мелких артиллеристов… Ну, что смотрите глазами круглее тарелок? Все расчеты орудий калибром сорок семь миллиметров. Возьмите фонари и бегом на бак. Вам лейтенант Беренс и мичман Лобода прочтут лекцию о том, как заряжать, наводить и стрелять из шестидюймовки Канэ. Вы следующие после севастопольцев. Но вы-то хоть артиллеристы, а из них, дай бог, хоть подносчиков за ночь нормальных сделать. Знаю, что вы ее изучали, но это было давно, а завтра я ожидаю большую убыть в расчетах. Вот вы и будете их подменять, потому как до атаки миноносцев у 47-миллиметровок делать нечего, только осколки лбом ловить, понятно?

– Так точно, ваше высокоблагородие!

– Что ж, тогда с Богом!

– Ваше высокоблагородие… А что мы им такое сделали, узкоглазым, что они на нас… Ну… Почто полезли-то?

– Мы им китайцев и корейцев мешаем в рабов обратить. Чтоб уши и носы им резать, девок сильничать да над бабами измываться. Это раз. Но мало этого самураям, потому как если с Кореей и Китаем у них это получится, попрут и к нам на Дальний Восток с тем же самым. Это два. А науськивают их на нас наши старые друзья – англичане и их подпевалы-американцы. Потому как хочется им, чтобы наш Тихоокеанский флот так же в океан мимо Японии не мог высовываться, как Черноморский мимо Турции. Это три. Смекаете, ребята, что к чему?

– Дык, почто же мы им укороту-то никак не дадим, ваше высокоблагородие? Чай войско-то у нас посильнее будет?

– В этой войне, ребята, от армии не все зависит. Коли пошел бы супротив нас швед, турок, француз али немец какой, тут первая работа армейским бы была. Но японцы, они ведь от нас за морем. Они же на острове сидят. Там их столица, там их заводы, там они и войско свое готовят. Поэтому нам должно супостатов на море побить, чтоб солдатушки наши до них добраться смогли. Так что нам завтра нужно им хорошенько бока намять, от почина многое зависит. А то, что их больше, так что ж? Мы считать их собираемся, что ли, или по сопатке набуцкать?

– По сопатке! Мелки они супротив нас, да еще и косоглазые все!

– А потом и дружкам их рыжим отвесим!

– Знаю, что за вами не заржавеет. Опыт, поди, имеется? Шанхайский небось? Или и раньше бывало? Про аденские художества ваши я тоже слыхал. Смотрите у меня! Главное теперь для нас что?

– Что, вашвысбродь?

– Чтоб бить аккуратно… Но сильно!

В сыром и грязном трюме парохода раздался усиленный многократным эхом дружный хохот.

«Ну, тут порядок, теперь пора и на “Кореец”».

Спускаясь по трапу к ожидавшему его катеру, Петрович терзался проблемой: как объяснить Беляеву, почему капраз Руднев не растолковал ему про экранирование бортов парусами еще на военном совете. Честно сказать, что совершенно об этом забыл? Потеря авторитета командира, как говаривал приснопамятный полкан на военке, – самое страшное, что может с этим самым командиром быть. После группового изнасилования подчиненными, конечно. М-да, юморок-то у него был того, казарменный…

Сказать, что только что придумал эти обвесы? Тоже не фонтан, командир должен заранее знать, что случится с вверенными ему силами. Сослаться на то, что было не до этого, не хотел нервировать японцев, торчащих на рейде, чтобы не спровоцировать стрельбу (отмазаться, короче), а сейчас впереди еще часов шесть, как раз успеваем? Гм… А вот это может и прокатить…

И только когда катер подошел к затемненной канонерке вплотную, Петрович понял, что не все так плохо в этом мире. За неполные сутки в шкуре каперанга Руднева он, было, совсем разуверился в том, что русские офицеры ЭТОЙ эпохи были способны самостоятельно принимать разумные и инициативные решения… Слава богу, он ошибся. Борта «Корейца» от бушприта до кормы были «занавешены» парусиновым обвесом, скрепленным такелажными концами…

Григорий Павлович Беляев был в корне не согласен с уверенностью Руднева в неизбежности завтрашнего боя. Может, еще пронесет, выпустят япошки «Варяга» и «Корейца», но на всякий случай к неприятностям подготовиться не мешает, это он признавал. Другой вопрос, что отослать полкоманды на «Варяг» и подготовить носовую крюйт-камеру к взрыву – не совсем то, что он полагал единственно верным для подготовки к бою. Но приказ есть приказ…

В эту минуту размышления Беляева были прерваны вестовым, сообщившим о подходящем катере с «Варяга».

А вот и господин Руднев собственной персоной пожаловали… Чего он тут-то забыл? Обычно к себе на крейсер вызывал, если было надо. И что на него вообще сегодня нашло? Никогда такого шила в заднице за ним не замечалось. Известен как один из самых мягких и сговорчивых командиров на флоте. Сам наместник отмечал его покладистость, может, поэтому и перевел на один из лучших крейсеров. А тут – на тебе, вдруг все делает по-своему. Ни на йоту от своего плана не отступает! А уж планчик этот… Как подменили человека…

– Добро пожаловать на борт, Всеволод Федорович. Вы с инспекцией к нам?

– Что вы, право, Григорий Павлович, какие еще смотрины на ночь глядя? Хочу еще раз, как говорится, часы сверить. Обговорить наше взаимодействие, может, вы мне чего посоветуете, может, я вам. В общем, как говорят наши злейшие друзья англичане, провести коротенький «мозговой штурм».

– Ни разу не слышал такого оригинального выражения, но суть понятна. И что мы штурмовать будем? И, главное, где? Позвольте предложить пройти в мою каюту?

– Да, там любопытных ушей поменьше. А штурмовать мы будем японскую эскадру. Сегодня в уме, конечно, а завтра – по-настоящему. Только давайте заодно посмотрим, что у вас творится в носовом погребе, если не возражаете.

– Да ради бога. Там все готово к взрыву, только детонаторы пока не заложены от греха подальше. Стеньги к утру срубим, снаряды для восьмидюймовок выложены, расчеты получили свои чарки и теперь отсыпаются, минеры никак не могут закончить проверять свою ненаглядную мину в н-дцатый раз, чтоб не оконфузиться, как «Гиляк» на стрельбах у Артура. Я и сам по старой миноносной привычке не удержался, разок к ней в потроха залез.

– ЭТА мина должна завтра до цели дойти обязательно.

– Должна. Колба держит. Краны в порядке, машина тоже. Кстати, с той миной, шаровой, которую ваши с катера ставить будут, что решили? Не очень нравится мне эта идея с нулевой плавучестью, честно говоря…

– Да уже переубедили меня минеры, Григорий Павлович. Не с вашей ли подачи?

– Ну, как вам сказать…

– Ага… Чтоб не обидеть, да? В общем, мастерят сейчас под катером клетку для мины, а через днище вводят трубу прямо в машинное отделение. Поэтому мы тент за борт и вывесили «для просушки», чтоб без лишних глаз боцман с плотниками работать могли.

– Что за труба?

– Для страховочного конца мины, силового каната ее якоря и кабеля от гальванобатареи. Так что ставить подарок для Уриу будем обычным штерто-грузовым способом, а всплыть мине до постановки не дадут днище катера и доски клетки-опалубки.

– Слава богу, Всеволод Федорович. Так оно всяко надежнее будет. А если течением на метр-другой по борту ее и оттянет, то не велика беда. Да, кстати, идею с противоосколочными стенками у вас, уж простите, украл без спросу. Сейчас на носу матросики мудрят с койками, прикрывают казенники восьмидюймовок. Чехлы на них распороты и сшиты на живую нитку, причем у прицелов и срезов стволов оставили дырки. Орудия заряжены, наводчиков завтра посажу под чехлы, и первый залп для японцев точно будет неожиданным…

Минут через десять, оценив усилия «корейских» минеров на «отлично», довольные Руднев и Беляев вновь поднялись на верхнюю палубу.

– Славно, Григорий Павлович. Стало быть, к делу готовы?

– Я хоть до конца и не верю, что завтра придется с японцами воевать, но они нам тут цирк не в первый раз устраивают. Поэтому и сам готов, и «Кореец» тоже подготовил, насколько это вообще для нашего старичка возможно. Так что выкладывайте начистоту, зачем пожаловали.

За капитанами соответственно первого и второго рангов закрылась дверь каюты.

– Ну, начистоту, так начистоту… Я понимаю, что вы на меня сильно обижены, так как я фактически бросаю «Кореец» на растерзание и, прикрываясь вами, спасаю «Варяг» и себя. То есть я – распоследний негодяй и иду против главной традиции нашего Русского флота – сам погибай, но товарища выручай.

– Ну что вы, я ни единым словом…

– Ваш взгляд был достаточно красноречив, и что за ним скрывалось – тоже весьма очевидно. Как и за эмоциями наших офицеров. А как мне-то тяжко… Но понимаете… Мы сейчас фактически единственные, кто может выиграть для России эту войну!

– Гм. Простите за прямоту, Всеволод Федорович, но кроме нас тут никого нет, и я тоже хочу спросить вас кое о чем. Откровенность за откровенность. У вас никто в роду манией величия не страдал?

– Нет, Григорий Павлович, я первый, – Руднев тихо рассмеялся. – И, кстати, не страдаю, а наслаждаюсь. Вот скажите мне, друг мой, кто может сорвать высадку и развертывание японской армии через Чемульпо, кроме нас с вами? У японцев сейчас под винтовкой треть миллиона, а у нас на всем Дальнем Востоке и в Маньчжурии восьмидесяти тысяч нет…

– В Артуре, если помните, у нас целая эскадра, включая семь броненосцев, во Владивостоке четыре крейсера, каждый из которых по сумме боевых возможностей превосходит «Варяга» и «Корейца» вместе взятых. Не исключая «Богатыря», тот хоть по идее и, практически, ваш близнец, но, на мой взгляд, уж простите великодушно, заметно немцами улучшенный.

– Да, все так и есть. Но давайте поставим себя на место вице-адмирала Того. Что он предпримет со своим боевым опытом и британской выучкой? Не знаю, что первым пришло на ум вам, а я лично уверен, что Порт-Артурская эскадра как раз сейчас атакована кучей миноносцев. И после подрыва или, упаси Господи, утопления пары-тройки броненосцев она не сможет бросить вызов Того, как минимум, до окончания их ремонта. А значит, на войсковые перевозки японцев никак не повлияет. Владивостокский отряд крейсеров заперт льдами еще минимум месяц. Но даже если справится «Надежный» и выведет их, все равно этот месяц они на высадку врага и его коммуникации решительно воздействовать не сумеют – в феврале шторма в Японском море страшные, даже «рюриковичей» порастрепать может. И команды измучаются. Потом, учтите, что из Владика сюда надо идти через Цусимский пролив. Пройти-то они, может, и пройдут, а вот на обратном пути их поймают. Короче, не рискнут они…

– Спаси нас, Господи, от такого! Но даже если бы так… Ведь и в Артуре есть крейсера! «Аскольд», «Новик», «Боярин», «Диана» с «Палладой», в конце концов.

– Согласен. Только еще там есть вице-адмирал Старк, который их никогда в самостоятельное крейсерство не выпустит, пока под Артуром болтается парочка асамоподобных. Да и Алексеев ему не даст… Отвлеченный вопрос. Вот как вы думаете, чем можно вывести из строя обе ваши восьмидюймовки, к примеру? Каково минимально необходимое воздействие?

– Ну, я думаю, достаточно одного крупного снаряда. Завтра проверим.

– А я вот думаю, что хватит горсти песка в смазку.

– Это само собой, но вы это к чему?

– Это я к тому, что сейчас песочком в японском военном механизме можем стать только мы. А значит должны! И для этого я готов принести в жертву свое доброе имя, подорвав «Асаму» весьма подлым образом и бросив на верную погибель ваш «Кореец». Да слышал я, что вы себе под нос на совещании бубнили, слышал, не надо большие глаза делать! Это война, и главное теперь – ее выиграть. Появление «Варяга» на своих войсковых коммуникациях Того никак предвидеть не может. За тем он сюда целую эскадру и пригнал, чтобы ни при каких обстоятельствах ему «Варяг» поперек горла не встал. Да и просто утопление «Асамы» – это уже минус один корабль линии, а их у Того всего четырнадцать. Вернее, пока даже двенадцать, «гарибальдийцы»-то еще в пути…

– То есть вы не в Артур идете?

– Нет. У меня гораздо более интересные планы. Простите, но даже вам я не могу их раскрыть, так как есть вероятность вашего попадания в плен. Раненым, в бреду вы можете сказать лишнее. Тогда они просто «поменяют смазку», и получится, что «Кореец» погиб зря…

– Ясно. Ну, тогда удачи вам и Бог в помощь, раз вы все уже твердо решили.

– Спасибо. И давайте еще раз пройдемся по действиям «Корейца».

– Давайте.

– Для начала, при приближении к «Асаме», выгоните всех, кого можно, на палубу, пусть глазеют на него, чтобы господин Уриу ни секунды не сомневался в ваших невоинственных намерениях. Корабль с кучей ротозеев на палубе никто за противника, готовящего гадость, принимать не будет. А вы как полагаете?

– Вполне резонно.

– Далее. По черной ракете с катера расклепайте якорную цепь. Я планирую сделать то же самое, эти тяжести нам больше ни к чему. Сразу давайте залп из носовых пушек по мостику и пускайте мину. Только умоляю, поднимите сначала боевые флаги и спустите сигнал о переговорах. Одновременно со взрывом мины – подрыв нашего сюрприза, Берлинга я уже проинструктировал. Тут же положите снаряды из ретирадной шестидюймовки с перелетом по «Сунгари», чтобы стационеры его заметили.

Далее смотрите по обстоятельствам. Если «Асама» держится на плаву – тараньте и взрывайтесь, если тонет, то поиграйте в прятки с «Чиодой». Высовывайтесь из-за «Асамы», давайте залп, и сразу полный назад. Не забывайте подавлять любое движение на нем из всего свободного оружия!

У вас есть шанс хорошо поцапать «Чиоду». В прямой бой с ним лезть я бы поостерегся, все же у него скорострелки, и числом поболе, а у вас брони считай, что нет. Если случится невероятное и вы и «Чиоду» выведете из строя, то тогда огонь по следующему крейсеру. Но, думаю, к тому моменту сам «Кореец» уже будет практически небоеспособен. Чудес не бывает.

Когда вы потеряете способность стрелять из обеих восьмидюймовок, возникнут угрозы потери хода или больших затоплений, то сразу, не мешкая, тараньте «Асаму» и взрывайте «Корейца». Если уже не сможете – топитесь на фарватере, естественно, после посадки команды в шлюпки. Когда решите покинуть корабль, по вашей ракете белого дыма катер подойдет к борту принять раненых, если его к тому моменту не утопят. По прибытию на берег придерживайтесь нашей версии событий. Мы предъявили японцам ультиматум, они утопили «Сунгари», мы открыли огонь в ответ на это. Мины на фарватере – случайность, результат подрыва «Сунгари», вызванного попаданием японского снаряда. Зазубрите это как «Отче наш» и офицерам то же самое затвердите. Собственно, все. Вопросы, предложения?

– Что в это время делает «Варяг»?

– Избавляюсь от становых якорей, кроме одного, даю полный ход. Проходя мимо «Асамы», пускаю по нему пару мин. Чем дольше его будут чинить, тем лучше. Потом стреляю по «Нийтаке» и прочим и пытаюсь прорваться в море. Там в темноте меняю курс. Может быть, устрою сюрприз для японцев, если они за мной погонятся, и утром начну ловить транспорты. Обычная крейсерская работа.

– По этому фарватеру полным ходом? А как руль вам заклинит, что тогда?

– Ну, волков бояться – в лес не ходить. Как надо будет сбросить ход в узостях, дам полный назад. Заодно пристрелку японцам собью. Бронированную трехдюймовую трубу с рулевыми приводами «Варяга» перебить фугасами – это почти невозможно, знаете ли. Кстати, для того я у вас штурмана и забираю, он этот фарватер получше моего знает. И потом призы тоже он поведет во Владивосток, если таковые будут. Для этого и часть вашей команды на «Варяг» перевожу…

– И все это при том, что вы до сих пор не знаете об объявлении войны?

– Утром все будет. Не сомневайтесь. По тактике на завтра вам все ясно?

– Вполне. Что не ясно до сих пор, так это, что на вас нашло, Всеволод Федорович? Вы просто сам не свой! Не скажу, что мне «новый» Руднев не нравится, но откуда он взялся? Никогда бы не поверил, что вы можете пойти на такую дерзость…