Выжить любой ценой Трофимов Ерофей
— Хорошая? Ты можешь порадовать меня хотя бы одной хорошей новостью?
— Да, — подтвердил Роднин, важно кивая. — Наличные деньги не нужны. Ты просто переведешь их на указанный счет. — Он постучал пальцем по экранчику мобильника. — Номер карточки мне передадут сообщением.
— Сколько же это всего получается? — гадал Данко, выводя сампан из узкого клонга. — Черт, никак не могу сосчитать. Голова кругом идет от твоих хороших новостей.
— Ровно миллион. Ну, почти.
— А морда у Кунга не треснет?
Роднин осторожно пожал плечами:
— Ну, условия диктует он. Мы можем лишь отвергнуть их или согласиться.
— На самом деле вариант только один, — мрачно признал Данко. — Согласиться.
Его глаза, устремленные вперед, превратились в две смотровые щели, лицо, подставленное встречному ветру, словно заледенело.
«Ну вот, — подумал Роднин. — Дело сделано. Только как-то не очень радостно».
День седьмой
Вернувшись в свою комнату без окон, Юлия уткнулась лицом в подушку и заплакала. Соня проснулась, подняла голову, прислушалась, а потом встревоженно потрясла ее за плечо:
— Мама? Мама… Что случилось?
Юлия затихла. Потом ее спина затряслась снова. Беззвучно.
— Мама!
Приложив усилие, Соня заставила ее перевернуться набок. Лицо, обращенное к ней, было жалобно сморщено и залито слезами.
— Оставь… меня… — попросила Юлия, делая попытку лечь на живот.
— Ни за что! — Соня удержала ее в прежнем положении. — Рассказывай, что произошло? Ты… Тебя…
Она не договорила, бегая тревожным взглядом по маминому лицу, короткому халатику, голым ногам. Ее расширившиеся глаза постепенно преисполнялись пугающим пониманием.
— Это пустяки, — сказала Юлия, внезапно успокоившись. — Забудь.
— Забыть? Что? Над тобой… над тобой надругались?
— Лишь бы тебя не тронули, доченька.
К чувству жалости и сострадания, пронизывающему душу Сони, примешался панический страх. Они с мамой были абсолютно беззащитны в этом бандитском логове. Они не знали, где находятся, и были лишены всяческой связи с внешним миром. С самого начала Соня подозревала, что их начнут не только насиловать, но еще и мучить при этом. Но шли дни, и она постепенно успокаивалась на этот счет. Старалась не задумываться о том, для чего еще тайским бандитам понадобились две женщины. И вот пришло прозрение.
— Никто меня не тронет, мама, — сказала Соня, надеясь, что в голосе ее куда больше уверенности, чем в душе. — Я многим из них в дочери гожусь. До сих пор нас никто не трогал, верно? Это какая-то ужасная случайность. — Сообразив, что она попросту утешает себя, а не мать, Соня взяла ее за щеки обеими руками. — Как ты, мамочка? Было очень плохо?
— Могло быть хуже, — ответила Юлия, не находя в себе сил для того, чтобы придать своим словам хотя бы малейшую эмоциональную окраску. — Но все самое плохое впереди.
Соне показалось, что ее ударили куда-то в область сердца. Задохнувшись, она уронила руки на смятое покрывало.
— А как же наш папа?
— Где он, наш папа? — спросила Юлия с внезапно пробудившейся в ней злостью. — Ты его видишь здесь? Нет? Я тоже. Сидит себе в номере, пивко попивает, ждет, пока полиция нас найдет. А нас никто не ищет, Соня! Никто, слышишь? Никому мы не нужны!
— Зачем ты так. — Соня укоризненно помотала давно не мытыми волосами, свисающими на плечи отдельными сухими и одновременно липкими прядями. — Папа, наверное, с ног сбивается и умирает от беспокойства.
— Конечно. — Юлия вздохнула и села на кровати, утирая слезы. — Это я от страха и от беспомощности. А еще от унижения. Господи, когда все это закончится, когда? Сил моих больше нет!
— Что произошло, мама? Расскажи, тебе легче станет.
— Не станет.
Юлия обреченно качнула головой и спрятала лицо в ладонях. Она все еще была красива, но уже не той гордой, уверенной в себе красотой, которой отличалась прежде. Плечи поникли, шея словно с трудом выдерживала тяжесть головы, спина согнулась. На бледной коже рук проступали отпечатки пальцев, которые вот-вот превратятся в синяки. Когда ее уводили из комнаты, она еще пыталась храбриться. Теперь — нет. Было видно, что она отказалась от борьбы, отказалась от надежды.
Соня обняла ее и несколько раз качнула убаюкивающим движением.
— Нельзя падать духом, мама. Если ты сдашься, все пропало. Тогда у меня тоже не будет сил сопротивляться. Не им. — Соня кивнула на дверь, подразумевая тюремщиков. — Отчаянию. Мы не имеем права. Потому что тогда конец. Потом мы никогда не будем прежними.
— Прежними? — переспросила Юлия горько. — Раньше со мной никто так не обращался. Как будто я рабыня. Разденься… повернись… двигайся…
— Кто это был? — тихо, почти беззвучно спросила Соня.
— Самый главный здесь. Наш новый хозяин. Его зовут Кунг Тулан, так он сказал. Кошмарный урод, на покойника похож. Голова как череп, сам худой, как скелет. Он… он…
Юлия не договорила. Зрачки ее глаз, устремленных на дверь, сначала расширились, а потом сузились. Дверь отворилась. Стоящий на пороге громила в тесном костюмчике показал желтым пальцем на Соню, а потом поманил ее к себе.
— Нет, — произнесла Юля одними губами.
Таец осклабился и кивнул. Это означало: «да».
Когда все кончилось, Соня повернула голову набок и скосила глаза. Кунг Тулан не исчез, не испарился, как кошмарное видение. Он стоял над ней, неспешно запахивая атласный зеленый халат с красным драконом на груди. Халат Сони валялся там, где она позволила ему упасть: возле двери. Сама она лежала на ковре, натершем ей локти и колени. Лоб тоже горел. Не заметила, как и когда уперлась им в ковер. Не до того было.
Расслабленно упав в кресло, Кунг взял со стола огромный апельсин и катнул его в сторону пленницы, как шар в боулинге. Оранжевый плод остановился перед самым ее лицом.
— Кушать, — сказал Кунг по-английски. — Юм-юм.
Он полностью соответствовал маминому описанию. Такого худого человека Соня не видела никогда в жизни. А еще ее никогда не насиловали, ни толстые мужчины, ни тощие.
«Масса новых впечатлений и нового жизненного опыта, — подумала она вяло. — Добро пожаловать в гостеприимный Таиланд».
Кажется, это пошутил мозг, но она не засмеялась. Но и не расплакалась, что немного радовало.
— Кушать орандж, — повторил Кунг с повелительной интонацией. — Презент. Другой не быть.
Соня медленно села, словно собирая себя по частям. Прислушалась к ощущениям и подогнула под себя ноги. Сидеть на ягодицах было больно. Она посмотрела на свои красные колени и поводила по ним послюнявленным пальцем, пока вторая рука обхватывала апельсин. Как его чистить без ножа? Не ногтями же. Сломать можно. А если зубами чистить, то уподобишься жалкой голой мартышке.
Понаблюдав за колебаниями пленницы, Кунг бросил на ковер нож и показал жестом: пользуйся, не стесняйся.
Прежде чем разрезать кожуру, Соня попробовала острие и само лезвие пальцем. Не бритва. Но и не тупой столовый нож. А что если?..
По пальцам побежал сок. Апельсин оказался очень спелым. Толстые мясистые оранжевые лепестки с белой изнанкой посыпались на ковер. Комнату наполнил сказочный цитрусовый запах, обычно ассоциирующийся у Сони с Новым годом. Она осторожно отделила дольку и положила в рот.
— Кушать, — кивнул Кунг уже не властно, а снисходительно, даже доброжелательно. — Скоро будет мало фрукты. Яблоко, груша.
Соня жевала уже вторую дольку. Нож находился в ее правой руке, а апельсин — в левой. Она специально не очистила его полностью. Это оправдывало наличие ножа у нее в руке.
— Почему яблоки и груши? — спросила она.
Собственная нагота не смущала ее. После того, что произошло между ней и этим ходячим скелетом, говорить о стыде было бы как-то даже глупо.
— Север, — пояснил Кунг с улыбкой. — Кэри.
— Кэрри? — переспросила Соня, решившая, что речь идет о мясном блюде или приправе.
— North Korea, — терпеливо повторил человек-скелет.
— You mean Northen Korea? — не поверила она своим ушам. — Ты имеешь в виду Северную Корею?
— Йес, йес, — закивал он. — Северный Кэриа. Большой шишка правительство. Очень большой. Много главный.
Сердце Сони провалилось куда-то в желудок. Она не придала этому особого значения — оно все равно не билось в эти минуты.
— Почему Корея? — пролепетала она, еле ворочая непослушным языком.
Кунг весело рассмеялся. Раскрытый рот еще сильнее натягивал кожу, которой был обтянут его лысый череп.
— Продавать тебя, продавать мама. Покупатель довольный. Смотреть вас видео. Много платить. Хороший товар, свежий. — Он встал и прошелся вокруг пленницы с важным видом петуха, как следует потоптавшего курочку. — Корея мало красивый белый девушка. Ваша будет олрайт.
Теперь Соня поняла, почему в разных углах их комнаты были установлены видеокамеры. За ними не просто следили, их снимали, чтобы отобрать наиболее пикантные сцены. Рекламные ролики. И вот покупатель найден. Кто-то из правительства КНДР. Соня должна была, наверное, чувствовать себя польщенной. Но она испытывала совсем другие чувства!
Если Кунг хотел порадовать Соню, то с таким же успехом он мог бы сообщить, что ее и маму похоронят заживо или бросят в море, полное акул. Она незаметно перевела взгляд на ноги прохаживающегося рядом человека-скелета. Неужели это не сон? Неужели это происходит наяву? Если так, то лучше умереть. А еще лучше — вырваться из этого кошмара в другую реальность…
Когда Соне было четырнадцать, она с двумя подружками поехала за город в гости к однокласснику, пригласившему их на день рождения. Мальчик был хороший, из приличной семьи, поэтому родители девочек отпустили, тем более что родители мальчика тоже собирались присутствовать на торжестве. Так, во всяком случае, он сказал.
На деле все оказалось совсем иначе. На даче девочек встретили сразу пять мальчиков, причем трое из них были значительно старше и из другой школы (если вообще учились в школе, а не в каком-нибудь училище или техникуме). Поначалу они вели себя пристойно, а ближе к вечеру напились дешевого рома и начали распускать и языки, и руки, и все остальное. Подруги позвонили взрослыми и стали ждать, пока за ними приедут, а Соня решила добираться домой сама.
На ее беду, когда она пересекала лесную опушку между поселком и железнодорожной станцией, стало смеркаться, и, если бы не снег, было бы уже совсем темно. Соне делалось не по себе, она начала оглядываться и вскоре заметила темную мужскую фигуру, следующую за ней по пятам. Больше никого на дорожке, протоптанной через лес, не было, ни единой живой души.
Соня пошла быстрее: мужчина не отставал. «Да нет, — говорила она себе, — нет повода для тревоги, он тоже спешит на электричку, вот и все».
Но разум не верил в версию, выдвинутую им же для самоуспокоения. Этот самый разум был охвачен страхом. Вспомнились все кошмарные истории про маньяков, охотящихся на одиноких женщин и девочек. Замелькали перед мысленным взглядом кадры криминальной хроники. Соня не заметила, как перешла на бег. Оглянувшись, она увидела мужчину значительно ближе, чем прежде. Он еще не бежал, но делал такие широкие шаги, что каждый из них равнялся двум Сониным.
Оскальзываясь на обледеневшем насте, она рванула по-настоящему. Мужчина тоже побежал, уже не скрывая своих намерений. Из их открытых ртов вырывались облачка пара, похожие в лунном свете на призрачных радужных медуз. Впереди за черными деревьями виднелись приветливые желтые огоньки станции, но до них было далеко, слишком далеко.
Не замедляя бега, Соня пыталась придумать, чем отбиваться от преследователя, если… нет — когда он догонит. В рюкзаке за спиной не было ничего опаснее пилочки для маникюра. Из снега под деревьями торчало множество веток, но все они казались либо слишком длинными, либо тонкими и кривыми. Соня не рискнула искать подходящую дубинку, потому что ее и мужчину разделяли считаные метры и секунды.
Там, где лес заканчивался, сменяясь заснеженным пустырем, горбился небольшой мостик через заледенелую речушку с черными промоинами возле зарослей камыша. Взбегая по наклонной поверхности, Соня поскользнулась и растянулась на накатанном снегу. Улышав приближающиеся шаги, она попыталась вскочить, опять упала и продолжила путь на четвереньках.
— Тихо, тихо, — пропыхтел мужчина, настигший ее на середине мостика. — Не бойся, девочка, я только спрошу.
Соня повернула голову. Все ее чувства обострились. Она безошибочно распознала фальшь под улыбкой этого человека, больше похожей на маску. Заметила в его руке какую-то белую тряпку и ощутила резкий химический запах, разносящийся в морозном воздухе. Он подействовал на нее как сигнал тревоги.
Соня подтянула ноги, следя за мужчиной. Продолжая приговаривать что-то успокаивающее, он сделал к ней шаг, другой. Пахучая тряпица исчезла из виду, прикрываемая неестественно повернутым туловищем в коротком темном пальто с поднятым воротником. Лица мужчины Соня не видела, потому что следила за его переступающими ногами, телом и руками.
Когда он очутился совсем рядом, она резко распрямилась. Прошуршав по снегу, ее теплые ботинки на толстой подошве врезались в его ноги. Взмахнув руками, он навис над ней подобно гигантской нелепой птице. Соня откатилась в сторону, позволив мужчине грохнуться прямо на то место, где она только что лежала, а потом снова лягнула его сведенными вместе ногами.
Перил у мостика не было, только столбики, приготовленные для ограждения. Он схватился за один из них и получил каблуком по пальцам. Соня увидела его злобные, невероятно большие глаза, а в следующую секунду он свалился с полутораметровой высоты на лед, подломившийся под ним.
— Сучка! — выкрикнул он плаксиво. — Стой, сучка!
Разумеется, Соню это не остановило. Убегая, она несколько раз оглянулась, проверяя, нет ли за ней погони. Вода подо льдом оказалась неглубокой, но провалившийся по пояс мужчина выбирался на берег долго. Хотя Соня очень боялась, что он настигнет ее на железнодорожной платформе, он там так и не появился. Она благополучно погрузилась в электричку с группкой других пассажиров и поехала домой, трясясь всю дорогу от холода, возбуждения и страха.
Эта история уже забылась, когда летом, сидя перед телевизором, Соня наткнулась на выпуск криминальной хроники, где говорилось о бесчинствах маньяка, орудовавшего как раз в тех краях, где находилась злополучная дача. Оказывается, он на протяжении года подстерегал в лесу одиноких девушек, усыплял их с помощью хлороформа, а потом раздевал и подвергал таким нечеловеческим пыткам, что у одной из его жертв глаза вылезли из орбит.
Соня так и не узнала, поймали ли этого садиста. Она никогда не рассказывала родителям об этой встрече, чтобы это не стало поводом для ограничения ее свободы. Но из того жуткого приключения Соня сделала один очень важный для себя вывод. Сдаваться нельзя. Ни в коем случае. Даже если враг очень большой и сильный, нужно бороться до последнего. Шансы есть только у того, кто сопротивляется до последнего. Даже мышь способна вырваться из кошачьих когтей, если не замрет покорно в ожидании смерти…
И теперь, наблюдая за скелетоподобным Кунгом, остановившимся перед ней, Соня, конечно, вспомнила тот случай. Если уж ей доведется умереть, то не в Северной Корее. Она не собиралась превращаться в наложницу, с которой будут обращаться так, как обошелся с ней ненавистный таец. Лучше погибнуть сразу. А еще лучше — прикончить врага и вырваться на свободу.
— Отпусти нас, — сказала Соня, придав голосу просительную интонацию. — Я не хочу в Корею.
Это время понадобилось ей для того, чтобы, перебирая пальцами, покрепче обхватить рукоятку ножа. Она не думала о том, что при ударе ее кулак соскользнет прямо на острое лезвие. Она вообще ни о чем не думала в этот момент. Только следила за Кунгом, оценивая его позу и расстояние между ними.
— Ты и мама ехать, — важно произнес он. — Плыть море. Большие деньги, важный дело.
— Когда? — спросила Соня и сменила позу на ковре, что позволило ей очутиться у самых ног стоящего перед ней Кунга.
— After tomorrow, — ответил он. — Послезавтра. Корабль, море. Будет веселый компания. Много девушек. Я плыть тоже. И мои люди вместе.
Он игриво подмигнул, давая понять, что пленницам в пути скучать не придется. Соня зачем-то улыбнулась и пырнула его ножом в живот.
Вернее, это ей поначалу показалось, что она пырнула. Лезвие согнулось, наткнувшись на ребро, спружинило и отскочило, обдав пальцы жгучей болью. Повторить попытку Соня не успела. На истошный вопль Кунга сбежалось столько народу, что комната сразу сделалась маленькой и тесной.
Соня зажмурилась, ожидая, что ее сейчас разорвут на куски.
— Слава богу, они тебя не тронули, — сказала Юлия, перевязывая Сонину ладонь куском наволочки. — Разве можно так рисковать, девочка моя? Они же могли тебя убить.
— Нет, мама. Не могли. — Соня криво улыбнулась. — Мы же теперь товар. Ценный. Меня даже бить не стали. Кто заплатит за тело в синяках и кровоподтеках?
То, что дочь назвала себя телом, совершенно убило Юлию. Уронив руки на колени, она приготовилась заплакать, но Соня взяла ее запястье и хорошенько встряхнула:
— Не смей, мама. Не смей. Мы не имеем права раскисать.
— Я не знаю, как и чем тебе помочь, Сонечка. Это невыносимо. Пусть бы взяли меня, а тебя отпустили…
— Зачем им это, когда мы обе у них в руках. И где ты видела бандитов, отпускающих пленников? В кино? Так мы не в кино, мамочка. Это жизнь. Страшная и настоящая.
— Страшная и настоящая, — повторила Юлия. — И что мы будем делать? Как нам быть? В Корее нас наверняка разлучат. Что тогда? Я этого не переживу. Да и зачем? В этом нет смысла.
— Перестань, мама, — строго сказала Соня. — Мы не сдадимся. Нельзя сидеть и ждать конца, сложив лапки.
— Вот! Хорошо, что ты напомнила. Я часто слышала притчу про лягушку, которая не стала сидеть, сложив лапки. Помнишь? Две лягушки попали в крынку с молоком. Одна сразу пошла на дно, а вторая барахталась, пока не взбила под собой слой сливок. Потом оттолкнулась и выпрыгнула.
— Правильно сделала, — заметила Соня.
Юлия посмотрела на нее:
— Но я не лягушка, Соня. Я женщина. И у меня нет сил барахтаться. Я из тех, кто идет на дно.
— Но два дня ты потерпеть можешь?
— Два дня?
— Да, мамочка.
— Почему именно два дня? — не поняла Юлия.
— Потому, — тихо пояснила Соня, — что послезавтра нас отвезут на корабль.
— И что дальше?
— А дальше мы прыгнем в море. Вместе. И если утонем, то тоже вместе. Но мы хорошо плаваем. Мы сильные. Мы так просто не сдадимся.
— Хорошо, — согласилась Юлия. — Договорились.
И вдруг заплакала.
На Сониных ресницах тоже заблестели слезы.
— Мамочка! — воскликнула она с надрывом в голосе. — Почему ты плачешь?
— Мне стыдно. Мне так стыдно, доченька, что я не смогла тебя защитить… не смогла уберечь от всего этого…
— Это я должна была тебя защищать, — всхлипнула Соня. — Это я не смогла. И мне тоже стыдно, так стыдно.
Обнявшись, они заревели в голос, и проливаемые слезы не приносили им облегчения, ни малейшего.
День выдался ветреный и дождливый. С утра по небу плыли низкие сизые тучи, задевая верхушки бангкокских многоэтажек. Пролившись коротким хлестким ливнем, облака, словно гигантский небесный занавес, расходились в стороны, давая возможность полюбоваться солнцем, а потом смыкались опять, превращаясь в стену воды.
В промежутках между дождями от земли, асфальта и бетона поднимался теплый пар. Одежда на людях была влажной то ли от дождя, то ли от испарины. Хотелось вдохнуть полную грудь свежего воздуха, но дышать было нечем.
С раннего утра и до второй половины дня Данко Максимов просидел перед включенным ноутбуком с мобильником под рукой. Обоим бухгалтерам и руководящему составу фирмы было велено находиться на рабочих местах до команды «отбой». Переговоры велись по трем каналам связи. Когда все закончилось, Данко упал на спинку дивана и несколько минут провел в полной неподвижности, бездумно глядя в потолок.
Нужную сумму удалось собрать в срок. Сейчас она была аккумулирована на банковской карте Данко. Оставалось лишь перевести ее на карту Кунга Тулана. Но с этим спешить не стоило. Перевод можно будет осуществить с помощью компьютера прямо на месте событий, когда Соня и Юлия окажутся рядом. Для этого потребуется несколько нажатий клавиш. Потом весь этот ужас закончится.
— Знаешь, Женя, — сказал Данко устало, — я думаю, что больше никогда не вывезу семью за границу. После такого отпуска…
Не договорив, он покачал головой.
Роднин, находившийся на балконе, вернулся в комнату. В его руке был высокий стакан с лимонадом на дне. Лед успел растаять, но стекло все еще оставалось запотевшим, храня на себе отпечатки пальцев.
— Все пройдет, все забудется, — сказал Роднин, глядя на пластиковую карточку на столе. — Ну что, порядок? Готов миллиончик?
Данко покоробил его небрежный тон, но он решил, что раздражение вызвано необходимостью расстаться с деньгами. После таких трат придется вкалывать, не разгибаясь, чтобы восстановить баланс фирмы. Но это не страшно. Лишь бы деньги помогли вернуть дочь и жену.
— Я собрал оговоренную сумму, — сухо произнес Данко. — Тут чуть больше миллиона долларов. — Он прикоснулся большим пальцем к карточке. — С курсом определимся на месте. Звони Кунгу.
— Код карты помнишь? — спросил Роднин, не глядя на товарища.
— Помню конечно. А что?
— В экстремальных условиях все из головы вылетает. Я однажды свой год рождения забыл, представляешь? Чтобы с тобой подобного не произошло.
— Не произойдет, — успокоил товарища Данко. — Кроме того, код у меня простой. Четыре семерки, на счастье.
— Тогда повезет. Не может не повезти.
— Если мы копаться не будем. Ты собираешься звонить Кунгу или нет?
— Сейчас, сейчас, — пробормотал Роднин, шаря по карманам. — Черт, где телефон?
— На кресле, Женя. За твоей спиной. Чего ты дрожишь? Это я волноваться должен, а не ты.
Данко встал.
Роднин укоризненно щелкнул языком:
— Думаешь, я за твоих не переживаю, Дань? Еще как переживаю, вот и трясусь. — Он взял в руки мобильник, стал жать кнопки, потом предостерегающе вскинул палец и произнес сдержанно: — Алло…
Переговоры, как обычно, велись на тайском языке. Данко не столько слушал, сколько наблюдал за товарищем. Сегодня он выглядел довольно необычно. Даже не потому, что обрядился в затрапезные шорты, майку и шлепанцы, изменив обычному образу секретного агента. В дополнение к этому Роднин был непривычно вертлявым, дерганым и беспокойным. Не находя места рукам, он постоянно что-нибудь перебирал, перекладывал или подносил к глазам, разглядывая. На месте спокойно не стоял, переступал с ноги на ногу, менял позы. А взгляд его, словно не зная, за что зацепиться, беспрестанно блуждал в пространстве.
Завершив разговор, он облегченно вытер лоб кулаком и подмигнул:
— Порядок. Через два часа встречаемся. Путь неблизкий. Собирайся и поехали.
— Куда? — спросил Данко, проверяя, на сколько хватит заряда компьютерной батареи.
— На мою ферму, — ответил Роднин, потирая руки. — Заодно креветками вас угощу, когда все кончится.
— Не думаю, что у кого-нибудь из нас будет аппетит.
— А я вот не сомневаюсь. После того, что мы все пережили, нужно будет как следует подкрепиться. Полагаешь, твоих красавиц кормили деликатесами в плену?
— Если с ними что-то не так, то я этому Кунгу голову оторву, — глухо произнес Данко.
— Даже не думай, — быстро сказал Роднин. — Погубить всех хочешь? Такие типы без вооруженной охраны нигде не появляются. Если начнется стрельба, то нам конец. Никого не пощадят.
— Ладно, хватит меня пугать. Пойдем. Я готов.
— Ну, с богом, — вздохнул Роднин, прежде чем переступить порог.
Данко заметил, как он размашисто перекрестился, состроив при этом постную физиономию.
Загородные владения Роднина располагались в безлюдной местности и были окружены расчищенными по краям джунглями. Там, где деревья были вырублены, землю покрывала густая зеленая поросль высотой в человеческий рост.
«Лексус» добрался сюда по неасфальтированной дороге, местами присыпанной гравием и песком. В конце маршрута эта дорога описывала восьмерку вокруг двух больших, огороженных сооруженными по соседству с болотом земляными валами водоемов, откуда, как догадался Данко, поступала вода. В центре водоемов неподвижно торчали ряды колес с широкими лопастями. Берега были завалены дурнопахнущими водорослями, засохшими и спрессовавшимися на солнце. Примерно посредине между водоемами высилось приземистое деревянное строение с навесами. Возле него сохли перевернутые вверх дном лодки.
— Почему так тихо? — удивился Данко, осматриваясь. — У тебя на ферме выходной?
— Спровадил всех, включая собак, — пояснил Роднин. — Нам ведь свидетели не нужны. — Он хотел потереть ладони, но вспомнил, что проделывает это слишком часто, и спрятал руки в карманы шорт. — Давай я тебе пока свое хозяйство покажу. Мы на полчаса раньше приехали.
— Нет, я лучше просто так подожду, — откликнулся Данко, нервничающий с каждой минутой все сильнее.
— Тогда пойдем под навес, — предложил Роднин. — А то солнце печет. — Он приложил ладонь к макушке и посмотрел на золотисто-розовый просвет в тучах.
Оставив машину на дороге, они приблизились к зданию, возле которого высилась гора сгнивших, отвратительно пахнущих креветок. Здесь Роднин оставил товарища одного, а сам вошел внутрь, пояснив, что хочет проверить состояние оборудования и подсобных помещений.
Данко походил немного вдоль стены, а потом сел на дырявое плетеное кресло. Прямо перед ним на утоптанной земле протянулась его собственная тень, длина которой напоминала, что до сумерек недалеко. Когда солнце скрылось, тень Данко растворилась в грандиозной тени облака, потом проступила снова, но уже не такая одинокая: рядом с ней появился еще один человеческий силуэт, держащий в руках какую-то длинную палку.
«Женя? — вяло подумал Данко. — Что это он приволок?»
Его спасло то, что он не поленился оглянуться. Прямо за его спиной на расстоянии двух или трех шагов стоял полный туземец в замызганной головной повязке, свободные концы которой свисали над плечом. В руке он держал занесенное толстое копье с ржавым крючковатым наконечником.
Если бы Данко решил вскочить на ноги, железо проткнуло бы его, как булавка энтомолога протыкает жука. Но в те доли секунды, которые у него появились благодаря смене освещения, Данко понял, что встать не успеет, и вместо этого опрокинулся назад вместе с креслом.
Ударившись спиной о землю, он увидел, как копье, оказавшееся багром, пронзило воздух между его задранных и предусмотрительно расставленных ног.
Не теряя темпа, он кувыркнулся через голову и очутился на ногах в то самое мгновение, когда таец восстановил равновесие, занося багор для нового выпада. Его перевязанная голова находилась примерно на уровне груди Данко. Густые волосы походили на копну черной травы, перехваченную тряпичной лентой. Пользуясь преимуществом своего роста, Данко нанес удар сверху вниз, не потрудившись стиснуть пальцы в кулак.
Основание ладони попало нападающему в висок. Его голова резко развернулась, словно он решил заглянуть себе за плечо. Раздался треск позвонков или шейных связок.
Схватив правой рукой рукоять багра, Данко ударил слева. Треск повторился, голова тайца крутнулась в противоположном направлении.
Потянув багор на себя, Данко вырвал его из ослабших пальцев, развернул в воздухе и сделал короткий выпад. Наконечник проломил противнику ребра, погрузившись с хрустом в грудную клетку.
Таец опрокинулся навзничь, потащив за собой багор. Когда он упал на спину, рукоять так и осталась торчать вверх, слегка покачиваясь при каждом вдохе и выдохе агонизирующего врага.
Данко опустил взгляд на умирающего. Запрокинутая голова на вывернутой шее не позволяла видеть лица и глаз, оставляя на виду лишь подергивающийся подбородок, поросший жидкой бороденкой. Она вызывала жалость. А больше — ничего. Этот человек пытался убить Данко. Еще одно покушение. Сколько можно?
Данко поднял взгляд, ища товарища. Нужно срочно предупредить его об опасности. Совершенно ясно, что бандиты затеяли нечестную игру, устроив засаду. Выходит, никакого обмена не предполагалось. Данко и Роднина попросту заманили в засаду. Расчет прост: завалить обоих и завладеть пластиковым прямоугольничком, являющимся ключом к богатству.
Но как они собирались воспользоваться карточкой, не зная кода?
«Женька», — подумал Роднин и похолодел от страшной догадки.
Роднин выяснил код перед тем, как отправиться сюда. И место встречи назначил он. И человек, намеревавшийся прикончить Данко, не похож на гангстера. Местный бедняк, готовый убить кого угодно за тысячу баксов, а то и за сотню. Вооружен не пистолетом, а багром, взятым здесь же, на ферме. Значит…
— Женя, — негромко окликнул Данко. — Выходи. Я знаю, что ты здесь.
Он не ошибся. Роднин тут же появился в дверном проеме. Внутри барака было темно, но не настолько, чтобы не заметить пистолет в руке товарища. Бывшего товарища.
— Вот, значит, какие ты переговоры вел, — устало произнес Данко. — Пользовался тем, что я языка не знаю, да?
Роднин пожал плечами. Потом кивнул. На его лице не было ни стыда, ни растерянности.
— Никакого Кунга Тулана нет в помине? — спросил Данко. — Ты его придумал. Как и выкуп, верно? Ты не женщин моих спасал, ты на миллион зарился. Я прав?
— Не во всем, Дан. Имя господина Тулана мне действительно назвал Таксим. Остальное пришлось дофантазировать. Извиняться не буду. Ты ведь все равно не простишь…
— Не прощу.
Проткнутый таец издал последний хрип и затих. Древко багра замерло почти вертикально. Словно окончательно перечеркивая привычный мир. Теперь все стало иначе. Возврата к прошлому не было.
— Кто такой Тулан? — спросил Данко, отведя взгляд от багра и переводя его, словно наводя резкость, на Роднина, остающегося по-прежнему на заднем плане. — Что ему нужно? Зачем он забрал Юлю и Соню?
— Они ему приглянулись, насколько я понял. Он торгует живым товаром. Скорее всего, Юля и Соня уже проданы. Такой бизнес в этих краях.
Роднин вышел из тени, остановившись в четырех метрах от Данко. Пистолет в его руке слегка покачивался, но нацелен был в общем-то правильно.
— Хочешь, чтобы я тебе карту отдал? — Данко прищурился. — И телефон, разумеется. Потом уедешь, а меня здесь бросишь. Пока я в Бангкок доберусь, на моем счету пусто будет. Такой у тебя план?
— Нет, Дан, — мягко возразил Роднин. — Ты бы потом не успокоился, пока меня не разыскал. Зачем мне эта головная боль? Я карту сам возьму. Сейчас убью тебя и возьму. Иначе не получается. Такие дела.
— Друга убьешь? Из-за денег?
— Ну, особой дружбы между нами никогда не было. Общались, пересекались. А тебя перед смертью на сентиментальность потянуло?
— Нет. Никакой сентиментальности.
Данко наступил на труп, одновременно дергая вверх багор. Изменившийся в лице Роднин попытался выстрелить, но забыл снять пистолет с предохранителя. Глядя в черное дуло, направленное на него, Данко продолжал дергать багор, прочно засевший между ребер убитого.
Роднин наконец отыскал большим пальцем предохранитель и поморщился, готовясь нажать на спусковой крючок. Багор приходилось не вытаскивать, а выламывать из грудной клетки. Стремясь выиграть хоть немного времени, Данко издал жуткий вопль гнева и отчаяния.
Дрогнувшая рука помешала Роднину сделать точный выстрел. Пуля пролетела так далеко от Данко, что он даже ее свиста не услышал. Уже молча он занес над головой освобожденный багор. Роднин, выпучив глаза, опять выстрелил. Данко метнул свое копье. После этого осталось только гадать, кто из них попал, а кто промазал.
В том взвинченном состоянии, в котором находился Данко, было не так просто определить, ранен он или нет. Вспышку выстрела он видел отчетливо, а вот звука выстрела не услышал. Странные все-таки особенности восприятия в экстремальных условиях.
Багор ударил Роднину в живот и не упал, а повис, клонясь древком к земле. Третий выстрел был столь же напрасным, как и попытки Роднина избавиться от багра. Издавая невнятные звуки, он выронил пистолет и схватился за деревянную рукоять обеими руками. Из его ноздрей потекли струйки крови, образовавшие нечто вроде тонких усов вокруг искривленного рта.
Приблизившись, Данко нагнулся и тоже взялся за древко со своего конца.
— Ну что, Женя, — сказал он, — теперь ты собой доволен?
Роднин надрывно замычал, что можно было трактовать как угодно. Данко взялся за рукоять крепче, не позволяя бывшему товарищу упасть или хотя бы опуститься на колени.
— Рассказывай, — велел он. — С самого начала.
— Я… Мне… Я не хотел…