Выжить любой ценой Трофимов Ерофей

Речь Роднина была сбивчивой и не несла в себе никакой полезной информации. Все, что Данко услышал, он уже знал, а причины, подтолкнувшие Женю Роднина к предательству, его не интересовали.

— Все? — спросил он коротко.

— В… все, — подтвердил Роднин, с трудом шевеля фиолетовыми, как черви, губами. — Дан, я… я не хотел… я не думал, что так…

— Хватит. Это лишнее. Пойдем.

— Ку… куда?

— К воде, — пояснил Данко, налегая на багор. — Тебе придется идти спиной вперед, Женя. Давай, давай, переставляй ноги.

Подчиняясь нажиму, Роднин попятился. Глаза его смотрели с печальным пониманием.

— Не надо, — попросил он задушевно.

— А ты хотел бы, чтобы я тебя в живых оставил после этого? — Данко медленно продвигался к водоему, вынуждая Роднина делать то же самое. — Если бы не ты, я бы давно вернул своих девочек. А теперь где они? Где они, я тебя спрашиваю? Где?

Каждый толчок багра заставлял Роднина вскрикивать и крепче хвататься за рукоять. Выругавшись, Данко ускорил шаг. Хотелось поскорее покончить с этим. Менять решение он не собирался. Если даже проявить милосердие и сохранить предателю жизнь, он либо сдохнет от раны и заражения крови, либо проболтается в больнице о том, кто это сделал. У Данко не было ни времени, ни желания объясняться с местной полицией. Ему предстояли совсем другие дела.

— Дан, — позвал его Роднин слабеющим голосом. — Дан, я как мудак поступил…

Он стоял там, куда загнал его Данко: на краю узкого дощатого помоста над водой.

— Как последняя тварь…

— Знаю, — ответил Данко и налег на багор всем весом.

Примерно минуту пришлось стоять на помосте, удерживая Роднина на дне. Наконец рукоять перестало вырываться и дергаться. Данко выждал еще несколько секунд, а потом сполоснул руки и пошел на берег. Он ни разу не оглянулся. Не было такого желания.

В разгар ночи на Сукхумвит-Роуд царило обычное оживление. Толпы туристов перетекали туда-сюда в разных направлениях, кружили, бурлили, оседали в кафе по краям. Карманные воры, попрошайки и проститутки чувствовали себя в этой атмосфере как рыбы в воде. Хищные рыбы, каждая опасная по-своему.

Заинтересованные головы повернулись в сторону дорогого белоснежного «лексуса», припарковавшегося возле тротуара. Оттуда вышел очень высокий, очень статный мужчина с ухоженной щетиной, показывающей всем желающим, как и где у него будет расти борода, если ему захочется ее отпустить. Приглядевшись к лицу этого человека, многие отметили бы, что ему следовало бы носить усы, чтобы не выставлять напоказ изуродованную шрамом верхнюю губу.

Прическа его тоже казалась не слишком уместной. Он был пострижен слишком коротко, чтобы выглядеть респектабельно, тем более что почти двухметровый рост внушал окружающим невольное уважение.

Что еще можно было сказать об обладателе «лексуса»? Одежда темных тонов: отлично подогнанные джинсы, тесноватый пиджак серо-свинцового цвета, мягкие кожаные мокасины внушительного размера. Глаза норовят сложиться в узкие щелочки, как будто мужчина стремится выдать себя за уроженца Таиланда, что при его габаритах совершенно нереально. В чертах лица ничего азиатского, нос острый, хищный, твердо закаменевшие скулы. Широкие плечи, гордая посадка головы, легкая походка.

Прошел по тротуару, вынуждая встречных предусмотрительно сторониться, и скрылся в ресторане «Красный дракон».

Одетый официантом охранник и вышибала как раз возился с перепившим туристом, поэтому не обратил внимания на нового посетителя. А зря. Опытный взгляд заметил бы, что полы свинцового пиджака мужчины слегка топорщатся сзади, с той стороны, куда засунул бы пистолет правша — за пояс, стволом вниз, рукояткой к руке. Но лжеофициант не просто выпроваживал пьянчужку, а еще и шарил у того по карманам, поэтому отвлекаться на какого-то туриста не стал.

Большая удача для Данко Максимова.

Он потратил на изменение внешности не так уж много времени. Повезло, что несколько дней не брился, а остальное оказалось делом техники. Визит в парикмахерскую, небольшая прогулка по магазинам. Нельзя сказать, что Данко преобразился полностью, однако далеко не каждый узнал бы в нем сейчас того воинственного усача, который искал в ресторане своих дочь и жену. Пхонг и Таксим приказали долго жить, остальной персонал был слишком поглощен обслуживанием посетителей и сбором чаевых, чтобы опасаться разоблачения.

Покрутившись на террасе второго этажа, Данко прошел в зал, где на него взглянули с некоторым недоумением: такой душной ночью туристы предпочитали ужинать под открытым небом, где и ветерок обдувал, и дышалось легче.

Но Данко явился в ресторан не только для того, чтобы поесть. У него был совсем другой расчет. Еще во время первого визита в «Красный дракон» он обратил внимание на обстановку полутемного зала и, поразмыслив, пришел к выводу, что она вполне укладывается в его замысел.

Выбрав стол в углу, образованном массивным диваном, Данко устроился там и, бегло просмотрев меню, выбрал пару-тройку не самых экзотических блюд. Пиво взял безалкогольное, хорошо охлажденное. Развернул перед собой газету, давая понять, что пришел сюда не веселиться, а отдохнуть в приятной обстановке. Сообразив, что от этого угрюмого одинокого мужчины не дождешься ни новых заказов, ни щедрых чаевых, официанты перестали его замечать. Он как бы превратился для них в невидимку. На что и был весь расчет.

Время близилось к закрытию. Улучив момент, Данко намеревался незаметно забраться за диван и лечь на пол в промежутке между высокой спинкой и стеной. Потом, когда посетителей не останется и официантов сменят охранники и уборщики, он найдет способ уединиться с кем-нибудь из них в укромном уголке. Если «язык» не поймет английскую речь, Данко найдет ему замену. По ходу дела, возможно, искалечит кого-то или даже убьет. Плевать. По своей сути ресторан «Красный дракон» служил ширмой для торговли людьми. Те, кто работал здесь, помогал работорговцам. Нянчиться с ними, входить в их положение и делать скидку на тяжелую жизнь Данко не собирался. Его цель состояла в том, чтобы найти и спасти двух дорогих ему людей. Для достижения этой цели все средства были хороши. В том числе и «Вальтер», позаимствованный у Роднина.

Прежде чем уехать из джунглей, Данко не пожалел двух патронов, чтобы хоть немного пристреляться и набить руку. Чудеса меткости он не проявил, но в дерево с десяти шагов попал. Большего не требовалось. Если он будет стрелять, то в упор. Вот так. И только так.

Жуя мясо и рис, обильно политый красным соусом, Данко почти не ощущал вкуса. Когда становилось горько или сухо во рту, он попросту делал глоток пива, смывая еду в пищевод. Газета, лежавшая перед ним, была британская, но он не прочел ни строчки, ни слова, а если и сделал это машинально, то моментально позабыл об этом. Его зрение, слух и прочие органы чувств были отрегулированы на сбор информации об осином гнезде, которое предстояло разворошить еще сильнее, чем вначале.

Если повезет, то очень скоро Данко узнает, где находится проклятый Кунг Тулан и, возможно, доберется до него. Почему бы нет? Хозяин притона наверняка появляется здесь время от времени, чтобы проверить, как идут дела в его владениях. Удалось ли похитить новых женщин, которым предстоит пополнить ряды проституток? Есть ли среди них хорошенькие? Может быть, даже девственницы?

Ощутив боль в правой руке, Данко опустил глаза и увидел, что, оказывается, раздавил пустой стакан, забытый в стиснутых пальцах. Крови было немного, но пришлось вытащить пару стеклянных заноз, впившихся в кожу.

— Я могу помочь? — подскочил официант с мордочкой встревоженного хорька.

Он говорил по-английски. Данко внимательно посмотрел на него, чтобы запомнить на всякий случай.

— Нет, — буркнул он, вытирая пальцы салфеткой. — Спасибо. Ничего не надо.

— Мы скоро закрываться, — предупредил человек-хорек.

— Принесешь счет и можешь быть свободен.

Данко вальяжно махнул рукой, даже, скорее, шевельнул ею: жест, подсмотренный у по-настоящему состоятельных заказчиков. Официанта как ветром сдуло. Это позволило Данко еще раз осмотреться, прежде чем незаметно улизнуть со сцены.

В зале оставался только он и молодая пара. Он уже пару раз обратил на них внимание, удивляясь тому, как быстро и сильно они опьянели от двух бокалов красного вина, заказанных в начале ужина. Молодой человек — худой африканец с тонкими руками и ногами, придающими ему сходство с большим черным сверчком — уже минут десять как прекратил всякое общение со спутницей, откровенно клюя носом. Одну руку он забросил за спинку стула, а ногу положил на ногу, и эта нога то и дело норовила соскользнуть, чему парень сопротивлялся из последних оставшихся у него сил. Его курчавая голова, словно поросшая свалявшимся каракулем, почти лежала на плече.

Девушка была белокожей, очень симпатичной, и дремала в более скованной позе. Ее колени, выглядывающие из-под белого платья, были целомудренно сведены, а обе руки подпирали отяжелевшую голову. Волосы, в начале вечера уложенные в высокую прическу, растрепались, и одна выбившаяся прядь едва не плавала в наполовину пустом стакане.

«Наверное, набрались где-то, до того как заявиться сюда, — определил Данко, поглядывая на пару. — Вот балбесы. Может, вывести их и посадить в такси, пока окончательно не развезло? Нет, нельзя. Это мне помешает. Сами расхлебывайте, голубки».

Вернувшийся официант принес счет на медном подносике и отошел в сторонку, искоса поглядывая то на Данко, то на пару за столом у стены. Он весь был как зверек, поднявшийся на задние лапки, чтобы осмотреться, прислушаться и принюхаться. Его присутствие путало все карты. Данко поманил его пальцем и потребовал принести сигарет, допустим «Марльборо», хотя, если таких нет, сойдут любые другие.

Оставшись один, он положил на поднос долларовую сотню, а сам стремительно скользнул в заранее выбранное укрытие.

Пол приятно холодил разгоряченное тело. Лежа на животе, Данко пытался придумать, как будет оправдываться, если его случайно обнаружат за диваном. Ничего путного в голову не лезло. Ладно, ничего страшного. Когда человек вооружен пистолетом, его понимают с полуслова.

Упершись подбородком в кулак, Данко стал ждать.

Ее звали Беатой, и для ушей Арно это имя звучало как сладчайшая музыка. У него еще никогда не было полячек. Он еще ни разу не спал ни с одной из них, но уже обожал всех их сразу.

К счастью, Беата хорошо знала французский, что облегчало ему задачу. Недаром говорится, что путь к сердцу женщины лежит через ее уши. Им непременно нужно услышать, что они самые красивые, самые обольстительные, самые желанные. Арно со страстью нашептывал Беате все это и многое другое. Его чуть гнусавая французская речь звучала как задушевный шансон на фоне отрывистого местного кваканья. Начав с туманных намеков на несуществующую виллу на средиземноморском побережье, стал жаловаться на свое большое горячее африканское сердце, изнывающее от неразделенного любовного томления, а за ужином в «Красном драконе» признался:

— Всю свою жизнь я был одинок, потому что не встретил девушку своей мечты, Беата. Теперь это наконец произошло. Кроме тебя мне никто не нужен. Ты для меня одна на всем свете.

Говоря это, Арно на всякий случай потрогал карман, проверяя, не явился ли он на свидание без презервативов. Нет, все в порядке. В начатой упаковке прощупывалось еще два колечка. Лишь бы рыбка клюнула, а клюнув, не сорвалась.

Беата перевела на его шоколадные глаза свой бесцветный хрустальный взгляд и усмехнулась:

— О, так ты завидный жених! Богатый, красивый, молодой. У тебя, наверное, отбоя от невест нет.

— Невест много, — подтвердил Арно, обгладывая рыбий хребет, хранящий огненную горечь соуса. — Но душа к ним не лежит.

— А к кому лежит? — поинтересовалась Беата, продолжая улыбаться.

Помада на ее губах размазалась, подбородок блестел от жира. Выглядело это невероятно сексуально. Внезапно Арно захотелось повалить ее прямо на ресторанный стол и яростно овладеть ею, игнорируя протестующие вопли и движения. Нет, не игнорируя. Наслаждаясь ими.

— Потому что ты одна такая, — сказал он, отпивая глоток вина. — Самая красивая в мире девушка. В каком отеле ты живешь?

Он поставил бокал, заметив про себя, что вино успело ударить в голову. Сделал лишь три-четыре глотка, а в ушах уже шумит и глаза изнутри налились тяжестью. Лучше притормозить. Девушки обычно не любят захмелевших кавалеров, и полячки вряд ли являются исключением.

— А ты в каком? — спросила Беата.

Арно остановился в хостеле с целой кучей соседей под одной крышей, что не оставляло ни малейшей надежды на приятное завершение ночи.

— Я с братом живу, — сказал Арно, уклонившись от прямого ответа. — Он адвокат в Лионе. Очень богатый и влиятельный человек.

— Ты так рекламируешь его. Хочешь меня с ним познакомить?

— Он женат.

— А ты?

— А я нет.

— Ну и зря.

Беата засмеялась. Арно завороженно уставился на золотой крестик в ложбинке между пышных грудей. Попробовать бы их на ощупь, такие близкие, лоснящиеся от испарины.

— До сих пор мне никто не нравился, — монотонно произнес Арно, стараясь прогнать накатившую на него сонную одурь.

— А теперь? — игриво осведомилась Беата.

— Теперь я встретил тебя.

— И что дальше?

Отпив из бокала, Арно пробормотал:

— Дальше я хотел пригласить тебя в гости…

Беата часто заморгала, как делают люди, пытающиеся перебороть внезапную сонливость.

— Хотел?

— Хочу, — поправился Арно.

Поставив бокал, он призывно улыбнулся. Его голова была наклонена несколько ниже, чем ему хотелось. Она была слишком тяжелой, чтобы держать ее прямо.

— Так за чем же остановка? — удивилась Беата после продолжительной паузы.

Из-за шума в ушах ее голос доносился словно издалека. «Сейчас я напомню ей про брата, а потом напрошусь в гости, — подумал Арно. — Только сначала надо сесть ровно», — решил он и сменил позу, забросив руку за стул. Это было последнее осмысленное действие, которое он сделал за столом ресторана «Красный дракон».

Беата на него не смотрела. Ее остекленевшие глаза были устремлены в бокал, из которого она только что пила вино.

Собираясь сегодня на прогулку, она тщательно продумала прическу и наряд. Любимое белое платье с попугаями на груди обтягивало фигуру несколько сильнее, чем до приезда в Бангкок, но мужчины предпочитают пышные формы, а в родном Кракове будет достаточно немного посидеть на диете, чтобы избавиться от этих самых пышных форм.

«Ну какой это живот… так, животик», — подумала Беата, пройдясь руками по бокам. Она еще достаточно молода и легко сбрасывает вес. Пока женщине не перевалило за тридцать, она вообще может позволить себе многое. Бурные скоротечные романы с темпераментными любовниками. Обильные обеды и ужины. Облегающие платья.

Подмигнув своему отражению, Беата отправилась на поиски приключений. Побродила по городу, заглянула в пару храмов, полюбовалась витринами. Арно подошел к ней возле магазина сувениров. Представился подающим надежды футболистом и пригласил поужинать. Она приняла приглашение. Ей нравились жилистые темнокожие мужчины. Арно был в ее вкусе. Жаль, что он жил с братом, потому что сама Беата остановилась в хостеле, где не разгуляешься.

Впрочем, сейчас ей уже не хотелось ни секса, ни даже просто есть и пить. Хотелось только спать. Так сильно, что не было сил бороться с охватившей слабостью. Она все пыталась прийти в форму и разглядеть то, что стоит на столе, но никак не могла. Не было даже сил, чтобы убрать прядь, выбившуюся из прически. Кажется, она засыпает… Уже уснула…

Ни Беата, ни Арно не подозревали, что за ними постоянно наблюдают с того момента, когда босс велел подать им особое вино. Сначала они были слишком увлечены друг другом и флиртом, а потом окружающий мир попросту перестал существовать для них. Словно провалился в какую-то черную дыру. Или они сами туда провалились.

Ожидание Данко продлилось недолго. Он услышал легкие шаги, потом кто-то потоптался возле покинутого им стола и отошел. Не нужно было обладать даром ясновидения, чтобы понять, что это был официант с мордочкой хорька, принесший заказанные сигареты. Вряд ли его огорчило или насторожило отсутствие клиента. Оставленной стодолларовой купюры наверняка с лихвой хватило, чтобы порадовать официанта.

Однако, вместо того чтобы веселиться, он что-то выкрикнул неприятным, злым, резким голосом. На его призыв откликнулись другие голоса. Осторожно выглянув из своего убежища, Данко увидел, что возле столика с засидевшимися посетителями собралось три официанта. Негромко посовещавшись, двое из них взяли темнокожего парня под руки и потащили к выходу. С ноги, волочащейся по полу, слетела сандалия. Находившийся рядом с девушкой таец что-то крикнул. Сандалия была поднята и засунута парню в карман. Потом его унесли.

Официант, оставшийся один, склонился над девушкой. Это был тот самый таец, который в прошлом воплощении, должно быть, был хорьком. Сначала Данко не понял, что он делает, но потом увидел и налился холодной презрительной ненавистью. Этот мерзавец шарил по телу бесчувственной клиентки, забираясь в самые потаенные уголки и пытаясь задрать ей подол или опустить ниже вырез платья.

Двух его товарищей все не было и не было. Куда они поволокли незадачливого негра? Ясно, что не в больницу: проще было вызвать скорую помощь. Тогда куда? И зачем? Почему не позволили ему отсидеться, почему не стали допытываться, как его самочувствие, почему не позвали хотя бы администратора? И этот похотливый негодяй, возившийся с девушкой, он ведь совершенно не опасается, что она вдруг проснется или кто-нибудь застукает его на месте преступления.

Выходит, эти двое не просто наклюкались. Их умышленно подпоили каким-то быстродействующим снотворным или одурманили наркотиком. Вот оно что! Не так ли были похищены здесь Юля с Соней? Ну конечно! Никаких сомнений. Эта банда действует по одному сценарию. Выбирают жертву, опаивают, прячут, а потом разводят руками: нет, не знаем, не помним. Судя по той наглости, с которой они орудуют, полиция в доле.

Размышления Данко были прерваны шорохом и звуком мягкого удара. Это мерзавец, изгалявшийся над беззащитной девушкой, ненароком уронил ее на пол.

Данко отжался от пола, готовый броситься вперед, чтобы вмешаться в происходящее, но мышцы его постепенно расслабились. Нет. Рано. Он забрался в этот притон не для того, чтобы бить морды официантов. Это нисколько не приблизит его к намеченной цели. Действовать нужно иначе.

Данко медленно опустился обратно. Он успел увидеть, как официант-хорек возвращает девушку в белом платье на стул, но тут ему самому пришлось поглубже спрятаться в свое укрытие, потому что вернулись те двое, которые покидали ресторан. По всей видимости, они вытащили чернокожего на улицу, а там усадили где-нибудь так, чтобы он не привлекал к себе внимания. Вряд ли кому-то захочется будить пьяного и возиться с ним. А когда бедолага проснется, то решит, что сам виноват, и постыдится выяснять, как очутился на улице. Он вообще станет обходить этот район десятой дорогой, боясь, что его тут кто-нибудь узнает.

Услышав дружный смех, Данко осторожно высунул голову из-за дивана. Самый толстенький и низенький официант размахивал над головой белой кружевной тряпицей, добытой в качестве трофея. Человек-хорек придерживал девушку на стуле, чтобы не свалилась опять. Третий официант — самый старший из всех, с белым пробором посередине смоляной, блестящей и жирной шевелюры — бесцеремонно разглядывал кольца и браслет на безвольной руке жертвы.

Потеха завершилась с появлением в зале невероятно худого человека, сопровождаемого охранником в костюме, сидевшем на нем так, словно был скроен из картонных коробок, покрашенных в черный цвет. Официанты тотчас застыли, склонившись в почтительных полупоклонах. Квадратный охранник расставил ноги циркулем, прикрывая причинное место сведенными вместе ладонями, как будто готовился отразить штрафной удар, назначенный в его ворота.

«А вот и главарь собственной персоной, — подумал Данко. — Кунг, мать его так, Тулан. Теперь ты от меня никуда не денешься, тварь».

Несмотря на риск быть обнаруженным, он не смог перебороть желание как следует рассмотреть и запомнить своего врага.

Обрядись Кунг Тулан в оранжевую рясу, его можно было бы принять за буддийского монаха, обрившего голову, чтобы лучше слышать Голос Пустоты. Он был ненормально, болезненно худым человеком лет сорока-сорока пяти. Запавшие щеки, выпирающие зубы, глаза, затененные провалами глазниц. Ни малейшей растительности на голове и лице. Руки такие худые, что сквозь кожу можно разглядеть все кости и сухожилия. Портному пришлось приложить немало усилий, чтобы придать этому скелету человеческий облик. Кунг Тулан носил тонкий черный костюм, покроем напоминающий пижаму, а куртка почему-то была похожа на наглухо застегнутый китель. Наряд довершали туфли, смахивающие на домашние. Голос у него срывался то на фальцет, то норовил уйти в самые низкие басы.

Подчинялись ему беспрекословно, вопросов не задавали, в глаза смотреть не отваживались. Это был тип диктатора, достаточно изучившего человеческую психологию, чтобы подчинять себе всех, кто находился в пределах досягаемости. Любой из находившихся перед ним мужчин с легкостью сломал бы его, как сухую палку, но у них даже мысли такой не возникало. Это была стая, где авторитет вожака был непререкаем.

Повинуясь коротким отрывистым командам, двое официантов схватили спящую девушку и, приподнимая над полом, понесли вглубь зала, где, как отметил про себя Данко, виднелась неприметная дверь, затянутая таким же синим шелком, как и стены.

Третий официант, тот гадкий толстячок, что размахивал женскими трусиками, остался перед боссом для того, чтобы быть отхлестанным этими самыми трусиками по физиономии. Смиренно приняв наказание, он упал на колени и что-то умоляюще залепетал. Кунг Тулан пнул его подошвой в грудь и, сопровождаемый прямоугольным охранником, направился к потайной двери.

Толстячок, упавший на спину, как жук, остался лежать, ожидая, когда его забудут. Поколебавшись, Данко решил воспользоваться моментом. Поднявшись в своем углу, как тень, он кинулся к официанту. Тот успел сесть и приготовился заорать, но при виде пистолета послушно захлопнул рот.

— Do you speak English? — осведомился Данко, опустившись рядом на одно колено.

Нет, любитель женского белья не говорил по-английски, о чем дал понять красноречивым разведением рук и пожатием плечами. Таким образом, беседовать с ним было не о чем, да и незачем. Что ж, так тому и быть.

Схватив толстяка за уши, Данко несколько раз ударил его затылком о каменный пол. Он себя почти не сдерживал. Если официант подохнет, туда ему и дорога. Главное, чтобы не поднял тревогу. После проведенной небольшой экзекуции это было абсолютно исключено.

Данко взял отложенный «Вальтер» и поднялся на ноги, прислушиваясь. Никаких посторонних звуков, только уличный шум да перезвон посуды где-то вдалеке. Толстяк лежал неподвижно, не подавая признаков жизни и дико поблескивая белками глаз между приоткрытыми веками. «Разумнее всего его не трогать», — решил Данко. Пусть валяется там, где упал, когда его толкнул Кунг Тулан. А вдруг хозяин не рассчитал силы? Или у перетрусившего толстяка сердце не выдержало…

Выбросив из памяти все мысли об этой падали, Данко бесшумно устремился к неприметной двери.

Внизу у Кунга Тулана располагались обширные апартаменты — здесь можно было с равным успехом и жить, и прятаться, в зависимости от обстоятельств. Подобные убежища устраивает себе большинство хищников, например крысы. Удобное логово с несколькими потайными ходами.

Господин Кунг любил появляться и исчезать неожиданно. Это не гарантировало ему полную безопасность, но все же значительно уменьшало вероятность покушения. Кунг Тулан, подобно большинству живых существ, хотел жить долго и благополучно. Пока у него это получалось.

Одна из комнат апартаментов представляла собой столовую: здесь Кунг вкушал яства. Вопреки своей аскетической наружности, он ел много и жадно, при этом не набирая веса и не обрастая жиром. Возможно, причиной этому был отличный обмен веществ в организме Кунга, а может быть, его пищеварительный тракт был заполнен какими-то прожорливыми паразитами. Как бы то ни было, факт оставался фактом: этот болезненно худой человек, похожий на изможденного узника концлагеря, не поправлялся, сколько бы ни запихивал внутрь.

Оставшись один, он положил на стол телефон, сомкнул почти лишенные ресниц веки и откинулся на спинку стула. Мысли, рождавшиеся в его мозгу, были просты и ясны. Например, о том, что бразды правления не удержать слабой рукой. Лаской и увещеваниями людей служить себе не заставишь. Им нужны удары дубинкой, пинки под зад, пытки и казни. Власть зиждется на насилии, которое необходимо применять, чтобы тебе подчинялись. Но и само по себе насилие вещь незаменимая: оно доставляет удовольствие тому, кто его применяет.

В подчинении у Кунга Тулана находилось около пяти десятков человек, и это, конечно, тысячекратно сокращало его возможности даже в сравнении с не самыми великими диктаторами. Но зато через его руки проходило множество женщин и девушек, позволяющих забыть о своей неполноценности. Сил Кунгу хватало, чтобы перепробовать их всех. Для этого он употреблял специальный эликсир, состоящий из красного перца, женьшеня, опиума, тигриной спермы и множества других ингредиентов.

Вот и сегодня первое, что проделал Кунг перед ужином, это проглотил ложку волшебного снадобья. Пока он сидел неподвижно, прислушиваясь к тому, как кровь разгоняет волшебный жар по жилам, слуги и официанты держались в отдалении на таком расстоянии, чтобы не мешать хозяину и одновременно иметь возможность подбежать исполнять повеление, повинуясь первому же мановению его руки. Поерзав за низким столом на любимой подушке, он щелкнул пальцами, давая понять, что готов начать трапезу. В ту же секунду на блюде подали крупную макрель, жабры которой еще шевелились. Повара «Красного дракона» всегда резали и чистили рыбу таким образом, чтобы не убить ее раньше времени и не задеть лакомых внутренностей.

Кунг любил поедать не просто сырую, а живую рыбу. Пока неспешно выедалась жирная печень, макрель шевелила губами, извивалась и била хвостом. Затем застыла, обессиленная болью.

«Вот они — жизнь и смерть, — подумал Кунг, разрезая живую рыбину ножом. — Была — и нету. Мы, люди, такие же. Очень важно, чтобы промежуток между рождением и смертью был как можно длиннее и приятнее. Тогда можно сказать, что ты жил не напрасно. Что ты ел других, а сам не стал ничьей добычей».

— Дальше, — скомандовал Кунг вполголоса, когда макрель перестала подавать признаки жизни.

Официанты, сменяя друг друга, стали подносить все новые и новые блюда. Он пробовал все, зачерпывая там, отщипывая здесь и отставляя тарелки, которые тут же уносились. Наконец настало время десерта.

— Приведите Мали, — сказал Кунг. — И принесите тесак.

Ни одного вопроса не последовало. В окружении господина Кунга Тулана было прекрасно известно, кто такая Мали и зачем нужен тесак. То и другое заказывалось раз в месяц, всегда в определенный день.

Охранники в кургузых жилетках официантов завели в зал семнадцатилетнюю Мали. Один из них почтительно положил на хозяйский стол тесак, позаимствованный на кухне. Увесистый, блестящий, с широким, как у топорика, лезвием, он сразу завладел вниманием девушки. Она просто не могла отвести глаз от тесака, лежащего рукояткой к Кунгу.

Тот запил ужин чистейшей водой со льдом, поднял взгляд от запотевшего стакана и посмотрел на девушку.

Она была невероятно красива. Черные бархатные глаза, черная грива волос, матовая, безупречно гладкая кожа, треугольное личико с нежными лепестками губ. Никто из мужчин, даже сам Кунг, не прикасался к Мали. Ее сытно кормили, красиво одевали и держали в отдельной комнате. Общение девушки с внешним миром было предельно ограниченным. Но раз в месяц она представала перед Кунгом и видела тесак, лежащий возле его худой правой руки.

— Вот мы и опять встретились, — проговорил он, скаля крупные желтые зубы. — Ты рада?

Вместо ответа Мали переступила с ноги на ногу. Ее сотрясала мелкая прерывистая нервная дрожь. Ее взгляд на мгновение оторвался от широкого никелированного лезвия и переметнулся на лицо Кунга. Потом она потупилась. Ее губы непроизвольно сжимались и разжимались, подчиняясь судорогам, сводившим мышцы лица.

— Ты почему молчишь? — повысил голос Кунг. — Может быть, у тебя язык не работает? Так и скажи. Я распоряжусь, чтобы тебе его вырвали и сварили. Должно быть, он очень вкусный. — Кунг коротко засмеялся, а потом опять нахмурился. — Я до сих пор не слышу ответа. Ты рада нашей встрече?

— Нет, — прошелестела Мали своими губками-лепестками.

Она всегда отвечала «нет» на подобные вопросы. Такая маленькая, такая хрупкая и такая упрямая. Иногда Кунга подмывало ускорить ход событий, чтобы сломить Мали поскорее, но он себя сдерживал. Торопиться некуда. Она все равно сдастся в конечном итоге. Будет плакать, умоляя о пощаде, будет целовать Кунгу ноги и делать все, что он потребует. Рано или поздно все уступают силе. И боли.

— А я рад, — сказал Кунг, трогая костлявыми пальцами рукоятку тесака. — Я всякий раз с нетерпением жду нашей встречи.

Мали промолчала. Она уже не дрожала. Стояла неподвижно, сцепив руки внизу. На ней были тесные красные шортики и желтая маечка.

— Ты готова? — спросил Кунг.

Девушка шумно сглотнула и задышала чаще. Она боялась, очень боялась. И все равно не желала склонить голову добровольно. Проклятый род Чиннатов. В результате многолетней войны Кунг уничтожил почти всех, включая главу рода Исана. Мали была его единственной дочерью, оставленной в живых. Даровав ей жизнь, Кунг думал, что ему будет приятно сделать девушку своей наложницей, чтобы наслаждаться властью над ней и вспоминать победу над главным врагом. Но эта маленькая дрянь не желала сдаваться. Что ж, в этом была своя прелесть. Некоторые удовольствия хорошо продлевать.

— Иди сюда, — позвал Кунг, беря тесак в кулак.

Мали, поколебавшись, сделала несколько шагов вперед. Каждый из них был чуть короче предыдущего.

— Клади руку, — велел Кунг. — Если не передумала, конечно.

Мали подчинилась. На левой руке, положенной на стол, недоставало трех пальцев. Оставались только большой и указательный. Три остальных Кунг отрубил. По одному в месяц, как обещал. Чтобы прекратить экзекуцию, девушке следовало отречься от отца и назвать род Чиннатов племенем грязных обезьян. До сих пор она этого не сделала.

Усмехаясь, Кунг взмахнул тесаком и вонзил его в стол. В первый раз он отсек мизинец Мали, когда только начинал дрессировку. Потом завел обыкновение запугивать девушку, действуя ей на нервы. Главное условие оставалось неизменным: если она сама не положит руку или отдернет ее, то лишится уже не пальца, а всей кисти.

Обычно, чтобы не подчиниться инстинкту самосохранения, Мали зажмуривалась, но сегодня ее глаза остались открыты. Кунгу это не понравилось. Он с усилием вытащил лезвие из древесины и повторил жест устрашения. И снова Мали осталась стоять неподвижно. Ее изуродованная рука словно приклеилась к поверхности. Она не замечала, что постанывает во время выдохов, но в остальном держалась отлично. Многие ли мужчины сумели бы вести себя с таким же мужеством?

— Ты молодец, Мали, — сказал Кунг. — Мне нравится, как ты себя ведешь. Но зачем заходить слишком далеко? Пока у тебя есть эти два пальца, ты можешь самостоятельно одеваться, готовить пищу и выполнять другие необходимые дела. А потом? Однажды тебе все равно придется сдаться, иначе ты превратишься в калеку. — Не переставая говорить, он потрогал тесаком ее кисть с нелепо торчащими обрубками. — Пальцев у тебя осталось всего семь. Уха два. Нос вообще один. Зачем тебе испытывать мое терпение?

— Я люблю своего отца, — почти беззвучно произнесла Мали. — Я не предам память о нем. Даже животные чтут своих родителей. Ты хочешь, чтобы я стала хуже животного?

— Одно слово, — вкрадчиво сказал Кунг. — Никто не услышит, никто ничего не узнает. Ты еще молода. Когда ты мне надоешь, я отпущу тебя.

— Ты еще никого не отпускал.

— Хорошо. Допустим, я отдам тебя в один из своих домов. И что? Через десять или пятнадцать лет ты выйдешь оттуда. Пожилые шлюхи не пользуются спросом, как тебе известно. — Кунг засмеялся, и казалось, будто у него изо рта зашипела притаившаяся там змея. — Впереди у тебя будет целая жизнь. Глупо провести ее беспомощной калекой.

Мали посмотрела ему в глаза.

— Если в тебе есть хоть капля благородства, просто убей меня, — медленно произнесла она. — Так будет лучше для нас обоих.

— Не понял. Какая тут моя выгода?

Девушка улыбнулась так, что внутри Кунга Тулана что-то зашевелилось, словно там собралась по кусочкам и ожила съеденная макрель.

— У тебя не будет врага, — сказала Мали. — Смертельного врага, Кунг Тулан. Ты можешь отрубить мне не только пальцы, а также руки и ноги, но я все равно до тебя доберусь. Ползком. И перегрызу тебе горло.

— Попробуй, — сказал он, стараясь не выдать своего состояния.

Его ладонь покрепче обхватила рукоятку тесака.

«В следующий раз пусть ее держит Акула, — решил он, внимательно следя за каждым движением пленницы. — Зря я так с ней беспечен. Эта маленькая идиотка действительно опасна. Может быть, прикончить ее, как она сама просит? Надоело с ней возиться. Нет, нельзя. Я не доставлю ей такой радости. Пусть мучится».

Неожиданно — не только для девушки, но и для себя самого — Кунг коротко замахнулся и опустил сверкающее лезвие на тоненький пальчик, лежащий на столе. Брызнула кровь. Смертельно побледневшая Мали убрала искалеченную руку, придерживая ее за запястье другой рукой. Палец с голубоватым ногтем остался лежать перед Кунгом. Он брезгливо смахнул его тесаком на пол и позвал:

— Эй, перевяжите ее!

На зов примчались два привычных ко всему официанта со всем необходимым для оказания первой помощи. Если бы они не подхватили Мали, она бы упала.

— Ты глупа, — процедил Кунг. — Умный человек не станет предупреждать врага о том, что задумал убить его.

Девушка ответила не раньше, чем ей прижгли рану.

— Я предупредила тебя, чтобы ты боялся, — сказала она, следя за тем, как ей бинтуют ладонь. — Отныне ты всегда будешь помнить, что я тебе сейчас сказала. А я избавилась от страха, Кунг Тулан. Он передался тебе, как заразная болезнь.

Это походило на правду. Испытывая неприятный холодок, ползущий вдоль позвоночника, он подбежал к наглой пленнице. Тесак находился у него в руке, но занесен не был. Желание причинить Мали как можно больше мучений пересиливало благоразумие. Не будет ей легкой смерти. Кунг будет продолжать отрубать от нее по кусочку, пока она не утратит человеческий облик.

— Уведите ее, — приказал он, глядя на Мали застывшими, как у мертвеца, глазами.

Но напоследок не отказал себе в удовольствии ударить ее кулаком в живот. Вскрикнув, девушка согнулась пополам, повиснув на руках у державших ее официантов.

Кунг пнул ее ногой, снова метя в живот. Мали задохнулась, на ее нижней губе повисла тягучая слюна, пропитанная желчью. По ее щекам заструились слезы.

Кунг повторил приказ убрать ее из помещения, на этот раз жестом. С трудом переставляя ноги, девушка поплелась к выходу. Судя по сотрясающейся спине, она плакала навзрыд.

Кунг улыбнулся. Настроение его улучшилось, как всегда, когда он ощущал свою власть над людьми.

День восьмой

Несколько раз Данко думал, что сейчас его обнаружат. Пистолет разогрелся в его руке, а сам он обливался потом под своим пиджаком. Новое убежище его было крайне ненадежно. Во всяком случае, для человека его роста и сложения. Втиснувшийся в зазор между двумя холодильниками, Данко чувствовал себя загнанным в ловушку. Если бы кто-то заметил его, ему осталось бы только открыть огонь. Это означало почти верную смерть. Не то чтобы Данко боялся умереть, но это лишило бы последней надежды дочь и жену.

Холодильники стояли в низком, хотя и обширном холле с несколькими дверями. А вот окон здесь не было, да и не могло быть, ведь помещение-то размещалось ниже уровня земли. Казалось бы, здесь должна царить тишина, но нет: работа вентиляционного, холодильного и прочего оборудования создавала постоянный гул, в котором расплывались и терялись прочие звуки. Трудно было определить, откуда доносятся голоса и на каком расстоянии звучат шаги.

Крысы ориентировались в подвале значительно лучше Данко. Всякий раз, когда помещение пустело, они пересекали его, шныряя туда-сюда в поисках то ли пищи, то ли развлечений. Они успевали спрятаться, если кто-то шел мимо, а вот человек старался сильнее вжиматься в нишу и, отчаянно потея, выставлять перед собой пистолетный ствол.

Но страхи были напрасны. Дважды официанты проходили на таком расстоянии от Данко, что при желании он мог бы коснуться их вытянутой рукой. Разумеется, желания такого не возникало. Он только замирал, стремясь сравняться в неподвижности со стенами, что ему отчасти удавалось — пока что его присутствие обнаружено не было.

И все же покинуть убежище пришлось. Ведь Данко явился в «Красный дракон» не для того, чтобы прятаться. Он был охотником.

Время действовать настало, когда два официанта вывели из двери хрупкую девушку в шортах и майке. Одна рука у нее была перевязана. Данко показалось, что он слышит ее всхлипывания.

Миновав его, все трое приблизились к другой двери, не запертой на замок. Как только она закрылась, Данко устремился за ними. По правде говоря, вызвано это было не каким-то благородным порывом помочь девушке, явно попавшей в беду. Просто Данко рассудил, что ее ведут туда, где содержатся и остальные пленницы Кунга Тулана. Это мог быть подпольный бордель или тайная тюрьма. В любом случае пора было выяснить, куда исчезают несчастные, которых похищают в самом ресторане и за его пределами. Вероятно, та одурманенная девушка в белом платье тоже проделала этот путь.

Заглянув в приоткрытую дверь, Данко увидел короткий коридор с еще тремя дверями, расположенными вдоль одной стены. Человек-хорек и его собрат с прямым пробором заталкивали свою жертву в дальнее помещение.

Уже не прячась, Данко побежал туда.

Демонстрируя прекрасную реакцию и боевые навыки, звероподобный официант приподнял штанину, готовясь выхватить нож, пристегнутый к икре правой ноги. В тот же момент обладатель пробора открыл рот, проявляя желание поднять тревогу. Девушка просто выглянула из дверного проема, в который ее успели затолкнуть.

Нужно было выбирать, кого из двух противников атаковать первым. Того, который уже вытаскивал клинок из ножен? Его напарника? Да, этот вариант был рискованнее, но зато предпочтительнее. Данко в последний раз оттолкнулся от пола и взвился в воздух.

Коридор оказался слишком низким для подобного прыжка, проделанного очень крупным мужчиной. Сжавшись в полете, чтобы не расшибить голову о потолок, Данко протаранил официанта не ступнями, а согнутыми коленями, что было жалкой пародией на прием из восточных единоборств.

Однако скорость и масса сделали свое дело. Сбитый с ног человек отлетел в сторону, как кегля. К тому же в довершение картины Данко приземлился прямо на него, ломая неосторожно выставленные конечности и ребра.

Все это заняло каких-то две или три секунды, но их хватило второму официанту, успевшему выхватить нож. Нет, он не выставил его перед собой, давая противнику возможность схватить и вывернуть вооруженную руку. Человек-хорек знал толк в обращении с холодным оружием. Клинок он держал острием вниз и чуть на отлете, прикрывая его развернутым боком корпусом.

Стрелять? Но на выстрелы сбегутся все бандиты. Вступить в единоборство? Официант, вооруженный ножом, сможет держать Данко на расстоянии достаточно долго, чтобы остальные успели прийти ему на подмогу. Пойти напролом? Но рана станет серьезным препятствием для продолжения разведки боем…

Пока Данко обдумывал проблему, ее решила девушка с перевязанной рукой. Отпрянув, она изо всех сил толкнула дверь, которая ударила человека-хорька в спину, вынудив его сделать пару непроизвольных шагов вперед. Неожиданно сократившееся расстояние позволило Данко впечатать основание ладони прямо в оскаленные зубы, предотвращая готовый вырваться крик.

Сила удара была такой, что голова официанта запрокинулась назад, открывая беззащитное горло. Туда-то Данко и направил свой кулак, попав точно в кадык. На этом поединок завершился. Осталось оглушить противника рукояткой пистолета, а потом вернуться к первому официанту и проделать с ним ту же процедуру.

— Куда их? — спросил Данко у девушки.

К его облегчению, она ответила по-английски:

— Сюда. Быстрее.

Не тратя времени понапрасну, Данко поочередно затащил оба тела в комнату, которая, как было нетрудно догадаться, служила темницей для девушки.

Закрыв дверь, он впервые посмотрел на нее внимательно. Перед ним стояла настоящая красавица, каких обычно можно увидеть только на экране, да и то нечасто. Она была не просто молода, она была совсем юной, что придавало ей дополнительное очарование. Кожа как у младенца, а взгляд как у совсем взрослой женщины, успевшей повидать много плохого и страшного.

— Ты кто? — спросила она.

— Данко, — сказал он, прислушиваясь к тому, что происходит за дверью.

— А я Мали, — представилась девушка, коснувшись груди забинтованной рукой.

Ладонь выглядела непропорционально короткой, а на белом покрове проступило красное пятнышко.

— К черту церемонии, — прошипел Данко. — Их будут искать? — Он показал взглядом на отключившихся официантов.

— Не думаю, — сказала Мали. — После наказания Кунг обычно уезжает. У него много дел по ночам.

Она улыбнулась, что смахивало на болезненную гримасу.

— Наказание?

Прежде чем ответить, девушка проверила остроту ножа, подобранного в коридоре. Чтобы сделать это, она провела лезвием по предплечью левой руки. В разрезе проступила кровь, и результат ее удовлетворил, потому что новая быстрая улыбка была именно улыбкой, а не чем-то еще.

— Раз в месяц господин Кунг отрубает мне один палец. — Мали показала забинтованную ладонь. — Остался один.

— Ты… хорошо говоришь по-английски, — пробормотал Данко. Он растерялся: трудно представить, что еще можно сказать после такого признания.

— Я училась в британском колледже. Пока Кунг Тулан не уничтожил всю мою семью. — Девушка присела возле официанта с пробором, полоснула его по горлу ножом и перешла ко второму телу.

— Что ты…

Данко попробовал остановить ее, но она легко увернулась и пустила кровь человеку-хорьку, после чего отпрыгнула, чтобы не испачкать босоножки.

— Ты их убила, — тупо произнес Данко, глядя на две красные растекающиеся лужи.

— Конечно, — кивнула Мали. — Я давно об этом мечтала. Теперь меня тоже убьют, если поймают. Я умру с шестью пальцами на руках. Не такой уж плохой результат, не правда ли?

У нее было безупречное произношение и совершенно безумные глаза. Только теперь Данко понял, что, по всей видимости, имеет дело с сумасшедшей. Истязания и неволя сделали свое дело. Он осторожно сглотнул, обдумывая ответ, а потом ему стало все равно. Перед мысленным взором предстала Соня с такой же, как у тайки, перевязанной рукой.

— Ты не умрешь, — глухо произнес Данко, отведя взгляд от подрагивающих ступней официанта. — Я заберу тебя отсюда.

Страницы: «« « 4567891011 » »»