Закон сильной женщины Романова Галина
– Вчера вечером все было как обычно, – вспоминал Сашка. – Я ей слово – она мне сорок в ответ. Я завелся – она не отставала. А когда я разошелся окончательно, она удрала.
– А могла побить? Вас? – недоверчиво уточнил Воронов.
– Могла. Так уже было. Аринка сильная, ловкая. Она мастер спорта. Каратистка хренова! – И он даже тихо рассмеялся, хотя на душе было гадко. – Вчера тоже убежала прямо в тапочках и без телефона. Обычно она на каруселях во дворе сидит. Или на лавочке. А вчера…
– Что?
– Там было занято.
– Вы искали ее? – спросил Воронов.
Сашке в его вопросе послышался упрек.
– Нет, – ответил он честно. – Я просто… Просто не знал, где ее можно искать.
– У друзей, к примеру. У родственников. Есть такие?
– Родственники далековато. А друзья… Она не пошла бы с этим к ним. Тем более ночью! Аринка не такая. Будет одна переживать. Обычно она возвращалась, когда я свет гасил. Залезала ко мне в кровать, я просил прощения, и…
– И все до следующего раза, – закончил за него Воронов таким тоном, как будто знал все.
– Угу. Как-то так.
– А вчера было не так. – Воронов вел свое, как будто не слыша его, и все так же сверлил взглядом больничное окно. – Вчера все пошло не так. Оно ведь так именно и случается. Кто-то из двоих просто первым сходит с дистанции. Или он, или она.
– От вас что, жена ушла? – догадался Сашка.
– Ушла, – вздрогнул капитан и глянул на него почти с отвращением. – Но она ушла к матери. Ее не нашли голой и без сознания на пустыре. Откуда нам знать, может, это вы ее так решили наказать? Вы ведь той ночью уходили куда-то. Куда? Где вы пропадали почти три часа? Вы все же искали ее? И нашли, так? И решили наказать, опозорив таким чудовищным образом?
Внутри у него все сжалось плотным горячим комком. Он открыл было рот, чтобы объяснить, но тут же передумал.
Кто его поймет? Этот спивающийся после ухода жены капитан? Ага, ждите, как же. А Аринка поймет, когда узнает?
– Считайте, что искал, – соврал Сашка, скосив глаза на больничную стенку. – Но не нашел.
– Понятно.
Воронов задумался минут на пять и тоже, как и допрашиваемый, поблуждал глазами по больничному коридору, где шныряли молоденькие сестрички. Все как на подбор хорошенькие, стройные. Как будто конкурс здесь у них проводился на красоту такую при подборе персонала.
– Понятно, – повторил Воронов на выдохе. – Будем ждать, когда проснется ваша жена. И послушаем, что она вспомнит.
Арина не вспомнила ничего. Или делала вид, что не вспомнила. Тупо стояла на своем: шла по улице, упала и отключилась. Очнулась уже в больнице. Доктор, который ее лечил и с которым долго беседовали сначала Сашка, а потом Воронов, только пожимал плечами и бубнил, что он не может просветить ее воспоминания.
– Ее амнезия может быть реальной, а может – симулированной.
– Другими словами, она врет? – Воронов впился в доктора особым таким ментовским взглядом.
– Может. Вам лучше обратиться с этим вопросом к психотерапевту, хотя… – и он недоверчиво помотал головой. – Не очень-то я надеюсь на успех в данном случае. Если пациентка не захочет говорить, ни один мозгоправ не поможет.
По тому, как сверкнули глаза капитана, Сашка понял, что мнение насчет психотерапевтов тот полностью разделяет. А он, Богданов, думал иначе. Надеялся на их профессионализм. И сразу, как только Арину выписали, потащил ее в клинику к знакомому специалисту. Она послушно просидела в глубоком кресле все десять сеансов, ответила на вопросы, но так и не призналась, помнит она что-нибудь из событий той ночи или нет.
– Я затрудняюсь вам ответить, симулирует она амнезию или нет, – виновато заморгал доктор, принимая у Сашки конверт с деньгами. – Потрясение какое-то у нее было, в этом нет сомнений. То ли память сама блокирует эти болезненные воспоминания, то ли пациентка нарочно их не трогает.
Все понятно: пациент скорее жив, чем мертв. Только деньги зря потратил. Аринка не разговорилась и не перебралась к нему в спальню, продолжала обживать гостевую комнату. Все его попытки сблизиться с ней заканчивались неудачей. Он поначалу злился, даже пытался спровоцировать скандал. Все бесполезно. Она молчала и сжималась в комок на своем диване.
– Я буду ждать, любимая, – обещал он всякий раз, как она его отвергала. – Я сколько угодно буду ждать.
Врал. С его темпераментом это просто невозможно.
– Аришка! Поговори со мной! – В голосе уже слышалось нетерпение. – Повернись хотя бы.
Она послушно повернулась. Даже села. Может, просто не хотела, чтобы он прикасался к ней?
– Что ты хочешь услышать, Саша? – ровно, как будто с чужим, ответила вопросом на вопрос. – Спрашивай.
– Что ты как робот, в самом деле! – Он вспыхнул, сорвался с дивана и встал перед ней, широко расставив ноги и упирая руки в бока. – Ты и на работе такая же? Да, нет, не знаю?
– На работе меня не допрашивают, – упрекнула она его едва слышно. – Там я просто работаю. И там мало кто знает, что случилось. Туда ты еще не добрался со своими рассказами.
Понятно. Упрекает, что он рассказал о происшествии друзьям семьи – Степановым и Разенковым. А почему он, собственно, должен молчать? Она сидит за столом и молчит часами – и ему молчать? Они задают вопросы – он отвечает. В конце концов в это был посвящен весь персонал больницы. И еще полицейские. И те пацаны, что ее нашли голой.
– Знаешь что! – повысил он голос. Заметил, как беспомощно сжались ее колени, и закончил совсем не тем, чем собирался: – Извини, если что не так. Но это вроде не секрет. Или я что-то путаю? Ты в полицию ходишь как на работу. В больнице тебя обследовали…
– Эти люди помалкивают, в отличие от тебя, – снова упрекнула она мужа.
Стащила с себя одеяло, встала и двинулась к двери.
Господи, что на ней надето? В чем она спит? Саша с удивлением рассматривал серый балахон, волочившийся по полу. Рукава длинные, воротник высокий, до самых ушей. Просто монашеское одеяние, а не ночная рубашка.
– Да что с тобой такое, Арина? – крикнул он ей в спину с горечью. – Что с тобой такое?
Она почему-то не ушла от ответа. Остановилась. Повернулась и глянула на него со странной полуулыбкой.
– Извини, Саш. Я просто пытаюсь жить по-другому. Ты всегда хотел, чтобы я изменилась.
– Да, но не до такой же степени! – Он вытянул в ее сторону ладони. – Что на тебе надето, черт побери?
– А, это. – Она помотала подолом рясы и снова странно улыбнулась. – Это просто ночная рубашка. Теплая, удобная. Я замерзла ночью.
– Так пришла бы ко мне, я бы согрел. – Он прошелся жадными глазами по ее телу, которое почти не угадывалось под балахоном. – Я скучаю, Ариша. Знаешь как скучаю!
– Дай мне время.
Она неожиданно вернулась, встала рядом, тронула ладонью его щеки, лоб, губы. Она любила это лицо.
– Дай мне время, Саша, – попросила она, упираясь лбом в его грудь.
– Время на что, малыш?
Очень осторожно он положил руки ей на плечи. Она не дернулась, как пару дней назад, не отодвинулась, не убежала.
– Мне надо во всем разобраться. Самой, без посторонней помощи.
– В чем разобраться, Ариша?
Он слегка потянул ее на себя, чувствуя знакомый возбуждающий запах ее тела. После сна она фантастически вкусно пахла.
– Для начала мне надо разобраться, чего хочет от меня этот странный Воронов. – По ее лицу прошла болезненная судорога. – Он все спрашивает и спрашивает, а я ничего не помню, Саша! Ничего! Кроме странных шорохов и шепота. Но он же достает вопросами. И я не могу понять…
– Что?
Если честно, он плохо слушал ее. Он уже целый месяц не прижимал ее к себе, такую милую, такую податливую. У него даже голова кружилась от того, как сильно он ее хотел. Сильное гибкое тело жены впервые за этот месяц сделалось послушным. Странно, конечно, что под ночной рубашкой она была в нижнем белье, но она в последнее время вообще вела себя странно. Ничего, переживет. Он еще не разучился избавляться от всего этого женского добра. В крючочках не запутается.
– Что ты делаешь, Саша? – вдруг пронзительно крикнула Арина. Ударила его по руке, задиравшей рубашку, и отскочила, будто обожглась.
– Ты чего чудишь-то, Арин? – возмутился он и тронул себя ниже пупка. – Ты не видишь? Я же хочу тебя – аж в ушах звенит!
– Ты опоздаешь на работу. Я тоже. – Она говорила отстраненно, как весь этот последний месяц. – И мне еще в полицию надо заехать, не забывай.
– Ариш, ну давай по-быстренькому, а? – Он был противен сам себе за то, что клянчил у нее удовольствие. – Чего ты, а? Давай!..
– Не сейчас. – Она отступила в коридор и закончила уже оттуда: – И не сегодня.
«Чертова сука! Чертова ненормальная сука! – стучало в мозгах, пока он бежал по лестнице, шел через двор к машине и усаживался за руль. – Лучше бы ты не вернулась тогда! Лучше бы избавила…»
Он понял, что последние мысли были не просто запретными – они были страшными, преступными. Надо сосредоточиться на дороге. Хотя он слишком раздражен, чтобы вести сейчас машину, вон даже ожидание на светофоре кажется невыносимым. В конце концов, едва не сбив пешехода на переходе, он свернул в проулок и заглушил мотор. Нужно было срочно отдышаться, успокоиться, взять себя в руки. Через пару кварталов место его работы, там он не последнее лицо. И лицо это привыкли видеть приветливым, спокойным, часто улыбающимся. Хмурый вид на службе не приветствуется.
Он достал мобильник из кармана куртки, нашел в списке зашифрованного Степана Игнатьевича, нажал вызов.
– Алло! – хрипло произнес он в трубку. – Говорить можешь?
– О, Валюша, привет! – ответили ему с наигранной радостью. – Как ты там? Давно не звонила. Как дела?
– Ясно. – Он вздохнул. – Он рядом?
– А как же! Все как обычно. Ага. У меня все хорошо. Олег, правда, сегодня снова уезжает и бросает меня одну. Слушай, как кстати, что ты позвонила! Может, сходим сегодня куда-нибудь, а? Может, в баню? У меня абонемент на два места завалялся. Пропадет ведь.
– Ясно, – сказал он, когда собеседница замолчала. – Освобожусь к семи и сразу поеду туда. Ты будешь уже на месте?
– Да, конечно. До встречи!..
Да пошло оно все! Саша швырнул телефон на панель, завел машину. Снова вырулил из проулка на проспект. Он постриг принимать не собирается. И ждать не собирается, пока Аринка разберется со своими тараканами и допустит его к себе. Он мужик – здоровый, молодой, темпераментный. Он трех дней без секса не может, не то что месяц! Она с ума, что ли, сошла и поэтому его к себе не подпускает? А может?..
А может, у нее любовник есть? Почему он об этом не подумал? Может, ту ночь она провела с ним? Просто что-то пошло не так, они разругались, и тот, желая ее наказать, совершил с ней такое. Пусть секса у нее в ту ночь и не было, это ничего не меняет. Она могла и с любовником выделываться, как сейчас с ним. Аринка любит, любит держать людей на коротком поводке…
Глава 4
Воронов осмотрел себя в треснувшем зеркале на дверце рабочего шкафа. Что сказать – здоровый образ жизни налицо. Он выглядит намного лучше, чем месяц назад. Одутловатость ушла, взгляд прояснился. Руки не трясутся. И башка работает как никогда. Он за те дни, что не пил, а именно за двадцать восемь минувших дней, раскрыл три преступления по горячим следам. Получил благодарность от начальства и удостоился личной похвалы полковника. И Людка Сизова, Никитина жена, даже стала ему передавать через мужа разные супчики, котлетки и жаркое. Стало быть, перестала его ругать и принялась сочувствовать.
Осталось прогнать тоску из души, и тогда можно будет сказать, что он полностью излечился. Но тоска эта мерзкая никак не прогонялась. Угнездилась в сердце и царапала, царапала… Особенно когда он возвращался со службы. Дома становилось совсем худо. Он пытался звонить бывшей жене, но она не брала трубку. Хотел пару раз сына забрать из детского сада – воспитательница не разрешила. Видите ли, нет на этот случай специальной бумаги от матери.
Нет, ну можно это выдержать? Чем он так провинился, что ему видеться с сыном не дают? Что работал день и ночь? Само собой, задерживался. Да, иногда приходил выпивши. И что, за это надо так наказывать? Он же не бил никого, не скандалил, не оскорблял. И уж тем более не гнал никого на улицу темной ночью. Как Богданов тот же, жену которого Воронов сейчас ждал для беседы.
Богданов этот – мутный мужик, что говорить. Если бы удалось получить от его жены заявление, Воронов бы его точно закрыл на трое суток до выяснения. Просто так, чтобы нервы помотать.
Сначала заявляет, что не ходил жену искать. Потом, когда его фактами к стенке приперли, мол, видели тебя выходящим из подъезда и входящим через три часа, сразу заюлил: да, искал, но не нашел. А если нашел? Если надругался над ней таким чудовищным образом?
Воронов со вздохом захлопнул дверцу шкафа. Вернулся на свое место. У него теперь свой кабинет. Небольшой, но отдельный, свой. Позавчера подписали приказ о его назначении. И он впервые за все годы, что работает, не отметил повышение спиртным.
– Когда проставляться будешь, Володя? – ядовито скалился Самохин, считавший себя обойденным. – Зажал поляну, так?
– Как-нибудь, Илья Валерьевич, как-нибудь, – туманно отвечал Воронов и спешил мимо.
Самохина он не переносил. Тот отвечал взаимностью.
– Будешь обмывать? – поинтересовался тем же вечером Никита, когда Воронов высаживал его возле дома.
– Что скажешь?
– Не советую, – честно ответил друг. – Некоторые только и ждут, что ты снова развяжешь. Небось уже кляузу настрочили, только дату под ней не поставили – выжидают.
– Вот и мы подождем, – пожал другу руку на прощание Воронов. – Нам оно не к спеху.
Что на самом деле было спешно – разобраться с происшествием, которое случилось с гражданкой Богдановой двадцать восемь дней назад. Как можно скорее надо было разобраться, хотя некоторые опять же недоуменно пожимали плечами и не понимали, с чего это уголовный розыск вцепился в случай, не имеющий по существу ничего криминального.
На первый взгляд – да, ничего такого. Но чутье подсказывало Воронову, что не все так просто с этим делом. А чутье его еще ни разу не подводило. Только вот в семейной жизни не помогло. Не просигналило накануне ухода жены и кражи сына. А она его украла, считал Воронов.
В дверь осторожно постучали.
– Войдите!
Дверь приоткрылась, показалась Богданова. Он привычно оглядел посетительницу с головы до ног.
Среднего роста. Красивая спортивная фигура. В каждом ее жесте, в походке, в том, как она подтащила стул и села, чувствовалась физическая подготовка. Как же она могла пропустить нападение? Как поддалась? Или просто не ожидала?
– Я вас слушаю, товарищ капитан. – В карих глазах Богдановой была злость. – Каждый раз, как я прихожу к вам, вы меня рассматриваете. Я что, вам нравлюсь? Или наоборот, вызываю неприятные ассоциации?
– Ни то ни другое. – Он осторожно улыбнулся в ответ. – Я размышляю, глядя на вас.
– О чем же? – Она нетерпеливо глянула на часики, губы нервно дернулись. – Только учтите: пока вы размышляете, мое рабочее время идет. И за ваши размышления за счет моего рабочего дня мне никто не заплатит.
– Вы ведь работаете в компании… – Воронов сделал вид, что припоминает, хотя знал наизусть название ее конторы и адрес. Он назвал компанию, но нарочно ошибся в должности: – Старшим менеджером по связям с общественностью?
– Нет, старшим менеджером по персоналу, – поправила она не без раздражения.
– И много у вас персонала?
– Семьдесят пять человек.
Она поправила волосы на затылке и недовольно поморщилась. За всеми этими страданиями она совсем себя забросила. Давно пора в парикмахерскую. Ее прическа требовала профессионального вмешательства каждые три недели.
– Как у вас складываются отношения в коллективе? – спросил Воронов.
Он догадался, что означают ее жест и недовольное подергивание губами. Правда, на его вкус, волосы чуть длиннее ей бы больше пошли. Более женственной стала бы, что ли, не такой воинственной.
Красивая же девочка, даже очень. Карие глаза, длинные ресницы, рот изящный – губы полные, правильной формы. Если, конечно, она в них ничего не накачала. Даже если и так, все в меру. Скулы высокие, шея длинная. То, что шло ниже, было тщательно задрапировано складками каких-то многослойных одеяний. Много ненужного, подумал он. Интересно, она всегда так одевалась или стала прятать тело после того случая?
– Нормальные отношения, – отрезала она. – Вы к чему это спрашиваете?
– К тому, что кому-то вы могли насолить и этот кто-то мог с вами это сделать.
От него не укрылось, как она дернулась и сжалась под своими накидками. Взгляд заметался по кабинету.
– Мне некому мстить, капитан, – выдавила она с трудом через пару минут. – Если вы об этом. И кажется, мы уже это обсуждали. Разве нет?
– Обсуждали, да. – Воронов откинулся на спинку добротного офисного кресла, выбитого у кладовщика Никитой Сизовым. – Мы много о чем говорили с вами за минувший месяц, Арина Сергеевна. Но вы так и не сказали мне правду.
– Да? – Она фальшиво изумилась, приподняла запущенные брови. – И какая же правда вас интересует, господин капитан?
– Меня интересует, кто это с вами сделал. И почему вы его покрываете.
– Потому что я ничего не помню! – Она уставилась на него.
В ее глазах ничего нельзя было прочесть. Ничего, кроме упрямства и настороженности.
– Вы обманываете. – Воронов медленно покачал головой. – Боитесь? Оправдываете? Жалеете мерзавца?
Арина отвернула голову к левому плечу, спрятала половину лица в высоком воротнике накидки. Посидела так, чуть раскачиваясь на стуле. Потом спросила:
– А почему вы меня обманываете, капитан?
– Не понял. В чем?
– Вы не говорите, почему вцепились в мой случай, хотя он совершенно не принадлежит к числу криминальных. Вы ведь начальник уголовного розыска!
– Всего два дня, – буркнул он.
– И что за интерес у вас ко мне? Может быть… Может, я вам нравлюсь как женщина? А вы стесняетесь спросить, что я делаю сегодня вечером? – Она распрямилась, высоко вскинула подбородок, глянула надменно.
И его задело.
– Вы красивая женщина, Арина Сергеевна, – ответил он после паузы. – Но я не стесняюсь. Просто не знаю, о чем с вами можно говорить. Насколько вы готовы воспринять то, что я могу сказать?
– В каком смысле? – Ее подбородок дернулся и снова спрятался в складках.
– В том самом, что я боюсь причинить вам боль. Врачи расходятся во мнениях. Они утверждают, что ваша амнезия может быть настоящей, но не исключено, что вы симулируете. И я хочу знать почему.
– А я хочу знать, почему это вас так волнует.
Она вдруг резко поднялась, шагнула к столу и глянула на него полубезумными глазами.
– Почему, капитан? Даже моего мужа это с некоторых пор перестало волновать. Ему уже безразлично, что я чувствую, как ощущаю свое тело. Люблю ли его по-прежнему – свое тело! Он успокоился настолько, что сегодня утром попытался залезть ко мне под юбку.
Она запнулась – испугалась собственной откровенности. Щеки ее покраснели. Попятилась, снова уселась на стул, завернулась в свою длинную накидку, как в одеяло. Огрызнулась оттуда:
– Чего уставились? Да, мы спим с тех пор отдельно. Так мне советовали доктора. Только ни черта это не помогает, понимаете? Не помогает мне стать прежней!
Ему не стало ее жаль. Ему стало за нее страшно. Тех демонов, что терзают ее душу, ему, возможно, и не одолеть.
– В общем, так, капитан Воронов. – Она снова взяла себя в руки. Села прямо, голова высоко, взгляд холодный. – Вы сейчас говорите мне всю правду. Или я сюда больше не приду. Мои визиты носят добровольный характер, вы понимаете, да?
– Да.
– Правду! Почему вы ко мне прицепились? Именно ко мне?
И он начал говорить, очень подробно. Подробности эти были ужасными. Конечно, она почти сразу пожалела, что настаивала на откровенности. Все то, что казалось ей до этой минуты сном, вымыслом, игрой больного воображения, обрело черты реальности.
Значит, все это было? То страшное, что казалось ей ночным кошмаром, – это что же, правда?
Арина уперлась лопатками в спинку стула, стиснула кулаки в карманах широкой накидки.
– Подведу итог, – бесцветным голосом произнес Воронов, следя за ее реакцией.
Пока понять было ничего невозможно: Богданова сидела как замороженная.
– В ту ночь, когда была зверски убита очередная жертва, никто ничего не видел. Как и всегда. С места преступления тщательно устранены все следы, тоже как всегда. Никаких отпечатков, ничего, что могло бы выдать преступника. Одно но: в паре метров от того места, где жертве перерезали горло и где потом над ней надругались, все же обнаружены следы. Следы от подошв домашних тапочек предположительно тридцать шестого размера. Размер женский. – Воронов глянул на нее с мольбой. – Понимаете, Арина, это очень смелое предположение, очень! Но что-то подсказывает мне, что в ту ночью монстра кто-то видел. У преступления был свидетель, понимаете?
– И что же подсказывает вам, что этот свидетель я? – вяло отреагировала она, не глядя в его сторону. Кулаки она по-прежнему держала в карманах накидки. – Интуиция?
– И она тоже, – кивнул Воронов. – И то, что вы убежали из дома в тапочках. Мы не смогли снять слепок с подошвы ваших тапок, потому что вы были найдены без одежды. Но…
– Но с чего-то решили, что это мои следы, так?
– Да. Я думаю, что вы случайно стали свидетелем убийства. Как-то проявили себя, и он вас…
– Что?
Ее щеки сделались не просто бледными, они позеленели. Сейчас она сидела перед ним с низко опущенной головой. Со своего места ему было видно, как подрагивают отросшие на макушке волосы. Ее трясло.
– Он схватил вас, смею я предположить, – тихо закончил Воронов. – Но по какой-то причине не убил. Просто вколол усыпляющую дрянь, раздел и бросил на пустыре.
– И что же это за причина, по которой он меня не убил? Что на этот счет вы смеете предположить? – тихо спросила она, не меняя позу.
– Не знаю. Я не знаю даже, прав ли я, думая так. Но если это так, вам угрожает опасность, Арина Сергеевна. Он будет следить за вами, будет охотиться. Специалисты составили его психологический портрет, но у меня на этот счет есть свое мнение.
– Какое же?
– Мне кажется, ему доставляет удовольствие не убийство само по себе, а скорее наблюдение за жертвой. Его мерзкое ожидание есть не что иное, как прелюдия.
– Прекратите, меня сейчас стошнит, – предупредила Арина тихо.
Посидела в тишине минуту, потом осторожно поднялась и медленно пошла к двери. Там остановилась и, не поворачиваясь, произнесла:
– Больше я к вам не приду. Не зовите. Это была не я. Вы ошибаетесь. Прощайте, капитан Воронов.
И ушла, осторожно прикрыв за собой дверь. Бесшумно, неслышно. По коридору тоже наверняка проскользнула как привидение в своем балахоне.
Это была она, у него почти не осталось сомнений. Она видела все. Возможно, попыталась вмешаться, полагаясь на свою физическую подготовку. Она же сильная, крепкая. Вон Богданов утверждал, что жена его способна свалить на пол одним ударом ноги. Но что-то пошло не так, она не справилась. Или перепугалась. Или чудовище застало ее врасплох. Или просто он оказался сильнее, чем тот, кого нарисовали специалисты.
Он сильный. Возможно, высокий. И симпатичный, наверное. Воронов продолжал рассуждать, не отводя взгляд от двери, за которой только что скрылась Арина. Красивый, поэтому девушки идут с ним. Добровольно! Он не отключает их при встрече. Не ломает им руки, не усыпляет. В легких ни намека на хлороформ или еще какую-то дрянь. Богданова первая, на ком он испытал усыпляющее вещество.
Девушки сами идут с ним, потому что – что?
Потому что знакомы? Или просто потому, что он им понравился? Или сумел уговорить сесть к нему в машину?
Машина точно должна быть. Точно! Убийца мобилен. И не может он, перепачкавшись в крови жертвы, сесть потом в такси или в последний троллейбус.
– Вовка, почему ты думаешь, что случай с Богдановой – его рук дело, а? – Никита явился к нему на ужин и теперь обсасывал куриную ножку. – Ни у одной жертвы в крови нет никакого наркотика. Вообще ничего! Они все были чистыми. А ей вкололи лошадиную дозу. Могла бы и окочуриться от холода на пустыре.
– Но не окочурилась, Никита. – Воронов вскинул глаза. – Хотя ночь была холодной и утро тоже. А она осталась жива. Даже от переохлаждения не пострадала. Почему?
– Не знаю. – Никита со вздохом швырнул косточку на салфетку. – Давай о чем-нибудь другом поговорим, а? На работе о работе, в кафе о работе. В кои-то веки пригласил к себе – и здесь не угомонишься никак. Отвлекись, дружище!
– А знаешь, почему она не замерзла, Никит? – Воронов будто его и не слышал.
– Ну почему, почему? – Никита назло другу стащил с блюда последнюю куриную ножку. Будет знать, как рот разевать.
– А потому, что ее там оставили незадолго до того, как нашли. Точно! Как я это сразу не понял, а?
Он радостно потер ладони. Прошелся взглядом по столу, обнаружил пустое блюдо, недовольно скривился:
– Вот только отвлекись – ты сразу все сожрешь. Разве друзья так поступают?
– А разве друзья заманивают к себе на ужин, чтобы два часа молотить о работе? – Никита невинно улыбнулся и шлепнул приятеля по плечу: – В кругу друзей кое-чем не щелкай, Вовка!
Они рассмеялись. На сковородке у Воронова была припрятана еще пара ножек – выучил за столько лет, как Никита любит таскать с тарелки последнее. Положил сразу себе, даже крышку от сковородки предупредительно выставил щитом, давая понять, что не поделится. Быстро расправился с курятиной и запросил кофе.
– Как ты его варишь, не варит никто, Никитка. Давай, давай, не капризничай. Людмиле в постель подаешь почти каждое утро, вот и за мной поухаживай. Друг все же.
Кофе получился божественным. Крепкий, но не горький, сладкий, но не приторный. Такой именно, как Воронов любил. Они достали из пластиковой коробочки по пирожному и уселись к столу с кофейными чашками.
– Да-а, – протянул Никита. – Если бы сейчас твоя Соня увидела это, шлепнулась бы запросто в обморок. Ее Воронов вместо водки хлещет кофе. Да еще с пирожными!
– С бисквитными, – добавил Воронов, округляя глаза в притворном ужасе.
– С бисквитными, – поддакнул Никита и закатил глаза от удовольствия. – А вкусно, черт!
Воронов улыбнулся и отложил пирожное на тарелку. Не любил он сладкое, для Никиты специально купил. Он бы предпочел крекер с солью или с сыром. Или с перцем – самое то.
– Вот ты скажи как специалист, Никит. Сколько она могла пролежать голой на земле? Чтобы не то чтобы не замерзнуть насмерть, а даже не простудиться?
– Тогда заморозков еще не было. При ночной температуре воздуха около десяти градусов часа два могла пролежать. Опять же все зависит от здоровья. Кому-то и сквозняка пустякового достаточно.
– Думаю, он ее туда притащил около шести утра. Еще темно было, народу никого. Пацаны в половине восьмого там нарисовались с сигаретками. Да, часа два она пролежала. – Воронов поставил чашку на стол, уставился рассеянным взглядом на коллегу. – Смерть Малаховой, по словам экспертов, наступила около полуночи. Богданову он привез на пустырь к шести. Где же он с ней столько времени забавлялся-то, а, Никита?
– Снова ты за свое? С чего ты взял, что это именно он с ней сотворил? Это же совершенно не его почерк, Вова. Ты чего, хватку теряешь?
– Нет, просто чую! – огрызнулся Воронов и вылил себе остатки кофе из кастрюльки.
– Ее мог муженек подловить на улице и вколоть чего-нибудь, чтобы она его снова не вырубила.
Взгляд Никиты сделался скучным. Сразу захотелось домой, к Людке. Ему с ней всегда хорошо – и помолчать, и поговорить, и даже поспорить. А Володьку на трезвую голову только больной и выдержит. Несет и несет одно и то же.
– Он мог ей вколоть какой-то дряни, отвезти на пустырь и бросить там голой. – Никита постарался как можно незаметнее глянуть на часы.
– Зачем?
– Чтобы отомстить за свое унижение.
– Таким извращенным образом? – Воронов недоверчиво выкатил нижнюю губу, помотал головой. – Чушь. И гопники ее бы нетронутой не оставили. Уж порезвились бы, поверь, от души. И дрянь такую со шприцем не каждый в кармане таскает. Редкая же дрянь, сам говорил, Никита.
– Редкая, – нехотя согласился тот. – По составу похожа на импортное обезболивающее для онкологических больных. Дорогое обезболивающее. Но с чем-то явно оно смешано. Может, со снотворным каким?
– Вот! Уже зацепка!
– Ни хрена это не зацепка, Вовка. – Никита со вздохом полез из-за стола. – Пора мне, дружище. Людка ждет.
– Ладно, раз ждет. – Воронов был настолько погружен в свое, что, кажется, и не слышал, что ему сказали. – Все равно мне больше не за что цепляться, Никит. Ни единого следа. Может, история с Богдановой куда-нибудь выведет?
Так и застыл в кухне на стуле. Не слышал, как ворчит Никита, завязывая ботинки. Повернулся только на звук открывающейся двери:
– Позвони, как доберешься.
И улыбнулся тому, с какой силой приятель шарахнул дверью на прощание. Обиделся, что не пошел проводить. Обычно Воронов провожал его до машины или до автобусной остановки. Или до такси – когда им случалось выпить изрядно. Сегодня не пошел.
Допустим, Богданова, блуждая той ночью, случайно забрела туда, где маньяк надругался над жертвой. Допустим далее, что она его видела. Тогда почему молчит, не выдает его? Не помнит? Не видела лица? Или вообще ничего не видела, а сама стала жертвой?
Этот коварный убийца мог незаметно подкрасться к ней, отключить, вывезти куда-нибудь.
Тогда почему не убил? Может, Никита прав, и это не то чудовище, а какое-нибудь другое? Кто-то, о ком они не догадываются, сотворил с Богдановой эту мерзость?
Но зачем?
– Я дома, – отрапортовал Никита через полчаса.
– Отлично. Привет жене.
– Уже передал, – буркнул тот. – Ты это… Хотел тебя предупредить.
Читать бесплатно другие книги:
